Мы уже подчеркивали, что главным вопросом, на который стремится ответить философская антропология, является вопрос: что такое человек? Фактически этот вопрос является вопросом о границах человеческого. Другими словами, когда мы спрашиваем, что такое человек, мы спрашиваем о границах, отделяющих человеческое от нечеловеческого, мы спрашиваем о границах, разделяющих человеческое и нечеловеческое.

Не вызывает сомнения тот факт, что границы, разделяющие человеческое и нечеловеческое многообразны.

К примеру, одна из границ такого рода играет принципиально важную роль при обсуждении проблемы антропогенеза. Напомним, что антропогенез (от греч. anthropos - человек, genesis - становление, рождение) - это процесс становления человека современного типа. Очевидно, что сердцевину этой фундаментальной проблемы составляет анализ длительного и противоречивого перехода от дочеловеческих форм жизни к человеческим формам. В свою очередь, анализ этого перехода должен обнаружить границу, отделяющую еще нечеловеческие формы жизни от уже человеческих форм. Так, например, австралопитеки явно относятся к дочеловеческим формам жизни. В то же время хомо хабилис (homo habilis) и хомо еректус (homo erectus), видимо, должны быть отнесены к человеческим формам жизни. Понятно, что обнаружение и фиксация такой границы предполагает определение специфически человеческих характеристик, собственно человеческих свойств и качеств у наших далеких предшественников. Речь идет, в частности об определенном объеме головного мозга у наших предков, об их прямохождении, о зачатках у них членораздельной речи, об использовании ими огня, об их умении изготавливать орудия охоты и рыболовства и т.д.

Границы, отделяющие человека от нечеловека, имеют и многие другие, не менее интересные и важные проявления. Речь идет, например, о границе, отделяющей человека и нечеловека в процессе индивидуального становления человека. Можно, конечно, предположить, что человек возникает в момент оплодотворения яйцеклетки. Так, с христианской точки зрения, душа вселяется в яйцеклетку в момент ее оплодотворения и, таким образом, эту клетку следует в некотором смысле считать человеком. Это, так называемая, "абсолютистская позиция". Вряд ли ее можно охарактеризовать как убедительную. Во всяком случае, ее невозможно согласовать с данными современной эмбриологии. Большинство современных антропологов, рассматривая вопрос о статусе и правах эмбриона, придерживается "градуалистической позиции". В соответствии с этой позицией, свойства и качества эмбриона формируются у него постепенно в ходе его усложнения и развития. Они указывают в частности, что до 14 дней у эмбриона нет нервной системы, что, скорее всего, он начинает чувствовать, когда его возраст достигает тридцати недель и т.д. Как видим, и здесь вопрос об интересующей нас границе совсем не прост.

Отметим еще, что с вопросом о границах, отделяющих человека и нечеловека в ходе его индивидуального развития, мы встречаемся и в совсем иной ситуации. Мы имеем в виду процесс умирания человека. Действительно, и теоретически важно и практически значимо уметь определять, когда в этом процессе мы имеем дело еще с человеком, и, следовательно, обязаны применять необходимые методы и средства реанимации. И, соответственно, теоретически важно и практически значимо уметь определять, когда мы имеем дело уже не с человеком, а с субъектом только биологического бытия. Ниже мы еще вернемся к обсуждению этого вопроса.

Вопрос о границах, отделяющих человеческое от нечеловеческого, нередко звучит или подразумевается также, так сказать, в гуманитарном контексте. Например, нередко можно услышать обращение воспитателя к воспи - таемому: "Веди себя по-человечески!" При этом, чаще всего, ни воспитатель, ни воспитуемый даже не подозревают, каких фундаментальных проблем философской антропологии они касаются. Среди этих проблем, несомненно, не последнее место принадлежит как раз отчетливому различению понятий "человеческое" и "человечное".

Необходимость различения понятий "человеческое" и "человечное". Ж.П. Сартр о гуманизме

Различение указанных понятий, как нам представляется, логично начать с прояснения и уточнения содержание понятия "гуманизм".

Хорошо известно, что в это понятие разные авторы вкладывают различные содержания. Нередко его истолковывают чрезвычайно расширительно и приблизительно. В таком случае гуманизм превращается в нечто аморфное и неопределенное, ассоциируемое с сентиментальным и прекраснодушным провозглашением в качестве основополагающего принципа гуманизма любви к человеку вообще, любви к человечеству.

Вспомним иронию (даже сарказм) Ж.П. Сартра, высказанную им в связи с этим от лица Рокантена, главного героя его романа "Тошнота", в связи с подобным истолкованием гуманизма. Рокантен говорит здесь о веренице, о множестве гуманизмов, соответственно, о множестве гуманистов разного толка. "Гуманист радикального толка, - начинает свое перечисление Рокантен, - это в первую очередь друг чиновников. Главная забота так называемого "левого" гуманиста - человеческие ценности. Его симпатии отданы обездоленным. Он любит кошек, собак, всех высших млекопитающих. Писатель-коммунист любит людей со времени второго пятилетнего плана. Он карает их, потому что их любит. Гуманист-католик. о людях говорит зачарованно. Он избрал ангельский гуманизм". "Есть, - продолжает он, - и другие, тьма других: философ-гуманист, который склоняется над своими братьями как старший и чувствует меру своей ответственности; гуманист, который любит людей такими, какие они есть, и гуманист, который их любит такими, какими они должны быть; тот, кто хочет их спасти, заручившись их согласием, и тот, кто спасет их против их воли; тот, кто желает создать новые мифы, и тот, кто довольствуется старыми; тот, кто любит в человеке его смерть, и тот, кто любит в нем его жизнь; гуманист-весельчак, который всегда найдет случай посмеяться, и мрачный гуманист, которого чаще всего можно встретить на похоронах". "Все они, - завершает Рокантен свое едкое размышление о гуманистах различного толка, - ненавидят друг друга - само собой, не как людей, а как отдельную личность".

Вспоминая эти размышления в своей широко известной статье "Экзистенциализм - это гуманизм", и объясняя читателям правомерность использования понятия "гуманизм" в названии этой статьи, Ж.П. Сартр подчеркивает, что слово "гуманизм" имеет два принципиально различных смысла.

Во-первых, пишет французский философ "под гуманизмом можно понимать теорию, которая рассматривает человека как цель и высшую ценность". "Такой гуманизм, - утверждает он, - абсурден, ибо только собака или лошадь могла бы дать общую характеристику человеку и заявить, что человек поразителен, чего они, кстати, вовсе не собираются делать, по крайней мере, насколько мне известно. Но нельзя признать, чтобы о человеке мог судить человек". Сразу скажу, что утверждение Сартра, согласно которому о человеке (человечестве) должен судить не человек, а кто - то другой (например, "собака или лошадь"), является, на мой взгляд, скорее остроумным, чем глубоким и обоснованным. В этом утверждении, конечно, есть своя правда. Она состоит в том, что суждение человека о человеке всегда будет пристрастным, поскольку это суждение, в сущности, является суждением человека о самом себе. Правда этого высказывания состоит также в том, что внешняя оценка человека (то есть оценка человека, данная ему не человеком, а кем-то другим) была бы очень интересна и полезна для него. Однако, во-первых, такой "внешней" оценки человечество еще не имеет. Можно предположить, что когда-нибудь такая оценка будет дана человеку и человечеству представителями внеземных цивилизаций, если, конечно, когда-нибудь состоится встреча людей с этими "представителями". Кроме того, по нашему мнению, нет оснований принижать роль и качество самооценки человека и человечества. Добавим к сказанному, что история духовной культуры знает ведь не только высокие и явно завышенные самооценки человечества. Кстати, такие (завышенные) самооценки человечества и соответствующий им тип гуманизма точнее характеризовать не как "абсурдные", а как наивные, как прекраснодушные, как льстивые и т.п. Но история духовной культуры знает и весьма низкие и даже явно заниженные самооценки человечества. Вполне обоснованной в связи с этим представляется точка зрения, согласно которой возможна достаточно взвешенная и в целом адекватная самооценка человечества. Стоит отметить, что и сам Сартр немного ниже цитированного места говорит о том, что "человеку нет другого законодателя, кроме него самого".

Не говорит ли он тем самым, что человека (о человеке) должен судить именно сам человек?

Экзистенциализм, пишет далее Сартр, продвигаясь к собственному, экзистенциалистскому истолкованию гуманизма, освобождает человека от суждений, согласно которым "человек - это цель", а "человечеству следует поклоняться". И именно экзистенциализм (в данном случае сам Сартр) формулирует новое понимание гуманизма. "Человек, - указывает в этой связи французский мыслитель, - всегда незавершен. Человек находится постоянно вне самого себя. Именно проектируя себя и теряя себя вовне, он существует как человек. Он может существовать, только преследуя трансцендентные цели". "Будучи этим выходом за пределы, улавливая объекты лишь в связи с этим преодолением самого себя, - развивает свою мысль Сартр, - он находится в сердцевине, в центре этого выхода за свои пределы. Нет никакого другого мира, помимо человеческого мира, мира человеческой субъективности". Именно "эта связь конституирующей человека трансцендентности (не в том смысле, в каком трансцендентен Бог, а в смысле выхода за свои пределы) и субъективности - в том смысле, что человек не замкнут в себе, всегда присутствует в человеческом мире, - и есть то, что мы называем экзистенциалистским гуманизмом". Экзистенциалистский гуманизм, указывает далее Ж.П. Сартр, напоминает "человеку, что нет другого законодателя, кроме него самого". Такой гуманизм напоминает человеку, что "в заброшенности он будет решать свою судьбу", что "реализовать себя по - человечески человек может не путем погружения в самого себя, но в поиске цели вовне, которой может быть самоосвобождение или еще какое-нибудь конкретное самоосуществление".

Мы намеренно так обильно цитировали сартровское разъяснение экзистенциалистского гуманизма. Дело в том, что оно, на наш взгляд, дает пример одного из самых интересных и важных для понимания сути современного гуманизма подходов. Особенно мы подчеркнем ключевой момент этого разъяснения. Он, по нашему мнению, состоит в указании на то, что человек может (и должен)"реализовать себя по - человечески". Этот момент далее уточняется и конкретизируется Сартром. Например, он пишет, что реализовать себя по-человечески человек может через "самоосвобождение или какое-нибудь конкретное самоосуществление". Он констатирует также, что человек является своим собственным законодателем, что он сам "решает свою судьбу". Немногим ранее Сартр в связи с этим отмечает также, что "экзистенциализм отдает каждому человеку во владение его бытие и возлагает на него полную ответственность за существование".

Как в связи с этими сартровскими рассуждениями не вспомнить знаменитую "Речь о достоинстве человека" Пико дела Мирандолы. В этой "Речи" Бог, обращаясь к только что созданному им человеку, говорит: "Не даем мы тебе, о Адам, ни определенного места, ни собственного образа, ни особой обязанности, чтобы и место, и лицо и обязанность ты имел по собственному желанию, согласно твоей воле и твоему решению. Образ прочих творений определен в пределах установленных нами законов. Ты же, не стесненный никакими пределами, определяешь свой образ по своему решению, во власть которого я тебя предоставляю. Я не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, сформировал себя в образе, который ты предпочтешь. Ты можешь переродиться в низшие, неразумные существа, но можешь переродиться по велению своей души и в высшие божественные".

Очевидна значительная близость взглядов на человека Ж.П. Сартра и Пико дела Мирандолы. И тот и другой считают человека свободным, и тот и другой отдают судьбу человека самому этому человеку. У Мирандолы человек может осуществить себя, по сути, кем угодно. Как мы только что прочитали, человек может стать и "низшим, неразумным существом" и "высшим, божественным". На беспредельные возможности для самоосуществления человека указывает и Сартр. Он подчеркивает: "Нет никакой природы человека, как нет и Бога, который бы ее задумал". Человек, продолжает свою мысль французский мыслитель, "есть лишь то, что сам из себя делает". Но здесь, как говорится, и зарыта собака. Дело в том, что с такой точки зрения, человек есть нечто неопределенное и, на первый взгляд, безграничное. Эту неопределенность и безграничность, конечно, можно рассматривать в качестве великого превосходства человека, сравнительно с другими формами бытия. Но в неопределенности и безграничности, бесспорно, содержится и величайшая опасность для человека. Поистине, "широк человек, слишком широк!" Эта неопределенность и безграничность является, очевидно, не только базисом для величия и достоинства человека, но и основой для низких, мерзких, страшных его самоосуществлений. В этой связи естественно возникает вопросы: любые ли самоосуществления человека оставляют его в пределах качества, обозначаемого словом "человек"; или возможны такие самоосуществления человека, которые лишают его права называться человеком?

граница человеческое человечное гуманизм

Если границ и пределов человеческого не существует, то приведенное выше требование Ж.П. Сартра к человеку становится бессодержательным, беспредметным. Действительно, в таком случае человек всегда реализует себя "по-человечески". В таком случае, очевидно, человеку совсем не трудно быть человеком. Это обстоятельство хорошо иллюстрируется диалогом Рокантена с "Самоучкой". Самоучка, склонный к патетике и прекраснодушию, говорит Рокантену:". Люди и в самом деле достойны восхищения. Трудно, мсье, очень трудно быть человеком". Рокантен отвечает на это утверждение: "Извините, но в таком случае я не вполне уверен, что я человек: я никогда не замечал, что быть человеком так уж трудно. Мне казалось: живешь себе и живи".

Если же требование - "реализуй себя по-человечески" - не является бессодержательным, то следует признать наличие границ и пределов человеческого. Это признание, несомненно, влечет за собой очень серьезные вопросы, краткое обсуждению которых будет дано ниже.

Итак, согласимся с экзистенциалистским гуманизмом. Это согласие, как мы видели, может быть сформулировано в виде требования: "человек, ты должен реализовать себя в качестве человека, ты должен быть человеком!" А он (вслед за Рокантеном) вполне правомерно нам отвечает: я и есть человек, я и так бытийствую в качестве человека. Этот человек говорит в ответ на наше требование: мне непонятно, чего вы от меня хотите. Он восклицает: какое право вы имеете сомневаться в том, что я человек! Иначе говоря, гуманистически требуя от человека, чтобы он осуществлял себя в качестве человека, чтобы он "реализовал себя по-человечески", мы должны разъяснить это требование. Для этого мы должны, страшно сказать, ответить на вопрос, что значит "быть человеком"? В противном случае, как уже сказано, наше требование к человеку останется беспредметным пожеланием.

Таким образом, поставив перед собой скромную задачу уточнения определения гуманизма, мы вновь приходим к центральной и в некотором смысле вечной проблеме философской антропологии, к вопросу о сущности человека, к вопросу о "пределах человеческого".

Сомнений нет в том, что эти вопросы невероятно сложны теоретически. В некотором смысле вся гуманитарная культура на протяжении всей своей истории только и занимается тем, что пытается ответить на эти вопросы. Кроме того, очевидно, что они требуют от тех, кто пытается ответить на них, большой смелости. В самом деле. Тот, кто пытается ответить на них, берет на себя ответственность за проведение "границ (пределов) человеческого". Тот, кто пытается ответить на эти вопросы, в некотором смысле претендует на то, что он носит в себе эталон, образец человечности. Хочет он или не хочет, но, отвечая на эти вопросы, он решается сказать одному человеку: тебе удалось осуществить в себе человека. Соответственно, другому человеку он, отвечая на эти вопросы, решается сказать: тебе не удалось осуществить в себе человека, и ты вышел за пределы человеческого. Другими словами, он говорит этому человеку: ты (в данной ситуации или в данном отношении) не человек! Может быть, следует избегать такого рода суждений? Может быть, лучше последовать старой и мудрой рекомендации: "не судите, да не судимы будете". Правильность этой рекомендации в нашем контексте, казалось бы, подтверждается уже представленными в истории неправомерными попытками разграничения людей на полноценных ("высших") и, соответственно, на неполноценных ("низших"). Вспомним в связи с этим, например, расистские доктрины, приведшие своих последователей к чудовищным преступлениям.

С другой стороны, эти вопросы чрезвычайно важны практически. Они не являются измышлением досужих авторов. Их настойчиво ставит сама жизнь, постоянно демонстрирующая нам всевозможные приближения человека к границам человеческого и, увы, многообразные пути преодоления им этих границ. Страшный опыт преодоления границ человеческого зафиксирован в частности в многочисленных повествованиях о поведении людей в экстремальных ситуациях различного рода. Речь идет о поведении людей на войне, во время природных, социальных и техногенных катастроф. Не менее страшные примеры выхождения за границы человеческого содержатся в рассказах о пребывании людей в нацистских и сталинских лагерях (книги А. Солженицына, В. Шаламова, В. Гроссмана и др.). Так, В.Т. Шаламов неоднократно писал о границе, о рубеже, который пересекает большинство заключенных. Это, - подчеркивал он, - главный вопрос жизни заключенного: "Остался он человеком или нет". Мы абсолютно убеждены, что этот вопрос является главным не только для заключенного, но и для каждого человека. Причем есть серьезные основания полагать, что актуальность этого вопроса особенно велика в наше время. Так что мы не имеем права уклоняться от сформулированных выше вопросов. Мы должны их обсуждать. Мы должны пытаться на них ответить. При этом, конечно, мы должны отчетливо понимать, что, пытаясь ответить на эти вопросы, мы "вступаем на тонкий лед", что весьма велика вероятность присутствия в наших ответах ошибок, неточностей и заблуждений. Поэтому, разумеется, наши суждения, наши ответы на эти вопросы, по крайней мере, на данной стадии развития антропологии просто не могут быть категоричными.

Многомерность человеческого

Пытаясь ответить на вопрос о пределах человеческого, необходимо, прежде всего, констатировать многомерность человека. Другими словами, прочерчивая границы человека, следует иметь в виду наличие у человека характеристик, образующих несколько групп.

В первую очередь, человеку, несомненно, свойственны натуралистические параметры (характеристики). В качестве таких параметров выступают природные качества человека: своеобразие его анатомии, физиологии и психики. В этом - натуралистическом - измерении "осуществлять себя в качестве человека", это значит, прежде всего, обладать соответствующей, человеческой анатомией, физиологией и психикой. Поскольку "соответствующая анатомия, физиология и психика" чаще всего даны человеку природой (родителями), постольку "быть человеком" в этом смысле не так уж и сложно. И в этом плане, как кажется, прав сартровский Рокантен. Иначе говоря, в этом - натуралистическом - плане никаких проблем у человека в деле осуществления себя в качестве человека нет: "живешь себе и живи". Каждый индивид, принадлежащий к виду homo sapiens, с натуралистической точки зрения, так сказать, по определению, без всяких его усилий осуществляет себя в качестве человека.

Впрочем, элементарный анализ показывает, что некоторые усилия для того, чтобы "быть человеком" в обсуждаемом ("натуралистическом") смысле, человек все-таки должен затрачивать. Речь в данном случае идет об усилиях, которые этот человек должен предпринимать, для сохранения своей собственно человеческой анатомии, физиологии и психики. Можно сказать, что эти усилия совсем невелики, когда человек находится в обычной (нормальной) ситуации: при более или менее комфортной для него температуре воздуха, в условиях достаточного питания, в привычном социокультурном окружении и т.п. Однако в экстремальной ситуации (недостаток питания, воды, воздуха, высокая (или низкая) температура окружающей среды, различного рода болезни и т.п.) сохранить свою специфически человеческую анатомию, физиологию и психику человеку чрезвычайно сложно или невозможно. Таким образом, даже в плане сохранения натуралистических параметров "быть человеком" в экстремальной ситуации, по крайней мере, трудно.

Представляется, что, имея в виду натуралистическое измерение человека, достаточно определенно можно решить вопрос о границах человеческого. Само собой разумеется, что отвечать на этот вопрос следует на основе достижений соответствующих наук: анатомии человека, физиологии человека, психологии человека. Очевидны, например, отличия анатомии, физиологии и психики человека от анатомии, физиологии и психики человекообразных обезьян. Эти границы могут быть определены также на основе анализа последствий для человека соответствующих анатомических, физиологических и психических утрат (разрушений). Имеются в виду утраты человеком жизненно важных органов, а также утраты им физиологических или психических функций. Возрастание количества и качества подобных утрат у данного индивида, несомненно, приведет рано или поздно к его выходу за пределы человеческого. Смею предположить, например, что, имея в виду натуралистические параметры человека, неправомерно называть человеком "действующую" голову профессора Доуэля из одноименного романа Александра Беляева. С другой стороны, вряд ли кто решится лишить статуса человека знаменитого современного британского физика и космолога Стивена Хокинга, автора нескольких фундаментальных научных открытий, монографий и научно-популярных книг. Анатомические и физиологические утраты (следствие тяжелого заболевания) у него колоссальные, но, тем не менее, он с помощью современных компьютерных технологий ведет активную и плодотворную жизнь.

На примере С. Хокинга видны, во-первых, грандиозные компенсаторные возможности человеческого организма, во-вторых, постоянно растущие в процессе научно-технического прогресса возможности компенсации анатомических и физиологических утрат (или "недостатков") соответствующими биологическими и компьютерными "протезами". В связи с этими растущими возможностями мы сталкиваемся с еще одним проявлением проблемы "пределов человеческого". Речь идет об оценке перспектив практики замен естественных человеческих органов и функций искусственными органами и функциями. С обсуждаемой точки зрения, продвигаясь все далее по пути такого рода замен, люди неизбежно выйдут за пределы меры человеческого и превратятся в некие "комбинированные существа". Такие существа соединят в себе фрагменты человеческой анатомии, физиологии и психики, фрагменты анатомии, физиологии и психики других живых существ, а также фрагменты собственно технических (компьютерных и т.д.) устройств. Очевидно, что если эта тенденция будет нарастать, то рано или поздно человеческий мир преобразуется в "постчеловеческий мир". На мой взгляд, такое будущее явится поражением человека и, соответственно, поражением гуманизма. К сожалению, перспектива наступления "постчеловеческого мира" вполне реальна. Впрочем, стоит отметить, что многие современные авторы ("трансгуманисты", "постгуманисты") приветствуют приближение эпохи "постчеловеческого мира". С точки зрения этих авторов, вступление в эпоху "постчеловеческого мира" явится следствием бесконечного "совершенствования человека" с использованием, по сути, любых возможных для этого способов (достижений генной инженерии, информационных технологий и т.д.). Вопрос о сущности, путях и способах совершенствования человека чрезвычайно сложен и, несомненно, требует отдельного и детального анализа, поэтому здесь я его только упоминаю.

Вернемся к обсуждению вопроса о границах человеческого в рамках его натуралистического измерения.

Несомненно, особый интерес представляет рассмотрение с натуралистических позиций вопроса о пределах человеческого в контексте сохранения или утраты человеком специфически человеческой психики. Мы имеем в виду в частности сохранение или утрату высших функций головного мозга человека. Хорошо известно, например, что, если головной мозг человека не снабжается кислородом в течение приблизительно пяти минут, то в нем происходят необратимые изменения ("смерть мозга"). К "смерти мозга" может привести также множество других причин: травмы, заболевания и т.п. Хорошо известно также, что в результате осуществления реанимационных процедур деятельность некоторых важных систем этого человека может неопределенно долго поддерживаться. Однако деятельность его головного мозга (после наступления "смерти мозга") уже не может быть восстановлена. Следовательно, с позиций натуралистической антропологии этот индивид утратил важнейшие человеческие качества: основу для функционирования сознания и само это сознание. И, таким образом, мы должны будем констатировать, что данный индивид вышел за пределы человеческого и перестал быть человеком. "Смерть мозга", как видим, является в обсуждаемом плане синонимом смерти человека.

Очевидно, что границы человеческого, устанавливаемые натуралистическим подходом, могут быть поставлены под вопрос, с одной стороны, стремительным развитием естественных, медицинских и психологических наук. В частности, достижения этих наук, несомненно, способны значительно уточнить расположение этих границ. С другой стороны, на мой взгляд, эти границы ставятся под вопрос методологической ограниченностью самого натуралистического подхода. Мы имеем в виду редукционистский характер этого подхода. Такой подход толкует человека как особое (высшее) природное существо. По сути, он рассматривает только одну (природную) проекцию бытия человека и принимает во внимание только натуралистические параметры человека. Вследствие этого натуралистический подход либо абстрагируется от множества существенных (социокультурных, духовных) человеческих качеств, либо оперирует их весьма обедненными образами. В связи с этим следует подчеркнуть, что, во-первых, этот подход способен прочертить только некоторые границы человеческого. К тому же, как мы уже отметили, он способен сделать это только приблизительно, поскольку расположение этих границ будет уточняться в ходе развития названных выше наук.

Несомненно, что одно из центральных мест в многомерной системе человеческих качеств занимают его социальные (социокультурные) характеристики. К разряду характеристик такого рода относятся те свойства индивида, которые формируются в нем обществом в процессе социализации и инкультурации этого индивида. Понятно, что обретение индивидом этих - социокультурных - характеристик требует от него значительных усилий. В особенности это справедливо, если речь идет о высоких и высочайших проявлениях таких характеристик, например, о достижениях этого индивида в искусстве или в науке, о высоконравственном образе жизни и т.п. И в этом плане уже прав сартровский Самоучка, утверждавший, как мы помним, что "человеком быть очень трудно".

О границах человеческого в плане его социального измерения можно говорить, как минимум, в двух смыслах.

За границами человеческого для сторонников социального подхода к истолкованию человека находятся те индивиды, которые по тем или иным причинам не сформированы обществом, не прошли необходимых ступеней социализации и инкультурации. Это могут быть, например, так называемые "реальные маугли": человеческие детеныши, по тем или иным причинам попавшие в сообщества животных и сформировавшиеся в этих сообществах. "Реальные маугли" являются, по сути, природными существами. И, как показывают соответствующие наблюдения, если они провели в сообществе животных достаточно длительное время, то они теряют способность развить в себе собственно человеческие качества и оказываются за пределами человеческого. Такие индивиды не обрели способности к речи и мышлению, способности к труду и общению с другими людьми, они не приобщились к принятым в человеческом сообществе нормам и т.д. Соответственно, за пределами человеческого, с такой точки зрения, находятся также те индивиды, у которых по каким-либо причинам, разрушены результаты социализации и инкультурации: способность мыслить и говорить, моральные нормы и т.д. В качестве причин такого рода могут выступить болезни, изоляция индивида от общества и т.п. Такие индивиды теряют сформированные обществом качества. Они деградируют, по сути, до уровня природных существ и выходят за границы человеческого.

Здесь обязательно надо сказать, что постановка проблемы проведения границы, определяющей границы меры человеческого и, соответственно, лишение некоторых индивидов статуса человека не означает лишения этих индивидов милосердного ("гуманного") отношения к ним. Позволим себе высказать здесь довольно рискованное предложение. Суть этого предложения состоит в том, что таким индивидам должен присваиваться особый социальный, антропологический и юридический статус. Процедура лишения данного индивида статуса человека и присвоения ему упомянутого особого статуса, конечно, должна быть детально продумана и юридически "прописана". Такое "продумывание" и "прописывание", очевидно, предполагает фундаментальную антропологическую проработку вопроса о "пределах человеческого". Скорее всего, речь должна идти даже о нескольких статусах или раз - рядах множества таких индивидов. Эти разряды отличаются друг от друга, обобщенно говоря, степенью их удаленности от разряда "нормальных людей". Следует отметить также, что элементы присваивания особых статусов некоторым индивидам практикуются человечеством уже давно. Мы имеем в виду в частности практику юридического объявления некоторых (психически больных, престарелых и т.д.) индивидов недееспособными. Такие индивиды, как известно, лишаются некоторых существенных прав на основе определенных медицинских показателей и посредством соответствующей юридической процедуры. Но другие человеческие (гражданские) права за ними чаще всего сохраняются. Такие индивиды освобождаются также от моральной и юридической ответственности. Конечно, в настоящее время такие индивиды не лишаются статуса человека. Но нетрудно убедиться в том, что многие из них уже никогда не смогут вернуться в состояние, позволяющее им претендовать на статус человека. Поэтому мы считаем правомерной постановку вопроса о границах человеческого и, соответственно, о лишении некоторых индивидов статуса человека и присвоении им особого статуса. Индивиды, временно или окончательно вышедшие за пределы человеческого, естественно, теряют некоторые человеческие права и, разумеется, теряют некоторые (или все) человеческие обязанности. Они освобождаются от моральной и юридической ответственности, но сохраняют другие права, в частности право на милосердное ("гуманное") отношение к ним.

Вне всякого сомнения, все это вопросы очень деликатные и даже болезненные. Но, как уже отмечено, закрывать на них глаза, прятаться от них, опасаясь обвинений в дискриминации тех или иных категорий индивидов, мы не имеем права.

Прочерчивание границ человеческого в аспекте его социокультурного измерения имеет и вульгаризированные версии. Мы имеем в виду варианты обсуждаемого подхода, свойственные тем сообществам (культурам), которые только свои сообщества считают человеческими. Представителями таких сообщества за пределы человеческого вытесняются те индивиды, которые сформированы в другом сообществе, в лоне другой культуры ("чужаки"). Такое "вытеснение" "чужаков" за пределы человеческого, как известно, было чрезвычайно распространено на ранних стадиях человеческой истории Об этом пишет в частности К. Лоренц. "Группа, - указывает он, - стремится... рассматривать себя как замкнутый в себе вид - настолько, что членов других сравнимых сообществ не считают полноценными людьми. Собственное племя обозначается попросту словом "человек". Лишение жизни члена соседнего племени не рассматривается как настоящее убийство. Потому что они ведь не настоящие люди". (Оборотная сторона зеркала. М., 1998, с. 38-39.) . К великому сожалению, подобное "вытеснение" нередко встречается и на позднейших этапах развития общества, в том числе и в наши дни. Разумеется, такое "вытеснение" представителей других сообществ (других культур) за пределы человеческого является неправомерным. Оно основано на излишне узком и, можно сказать, эгоистическом понимании границ человеческого. В рамках такого понимания человеком является только представитель данного ("нашего") сообщества, то есть наш родственник, носитель определенного языка, приверженец данных традиций, сторонник данной конфессии и т.д. Соответственно, с такой точки зрения, все остальные, все, кто говорит на другом (чужом) языке, кто молится другим богам, кто живет за некоторой границей, - людьми не являются. Любопытно отметить, что сторонники такой позиции не замечают опасной для симметрии. Они не видят, что "вытесняемые" ими за пределы человеческого "чужаки" в свою очередь могут рассуждать аналогичным (симметричным) образом. И на основе таких рассуждений вытеснить за пределы человеческого все чуждые им группы людей, в том числе тех, кто лишил их права называться людьми.

В качестве важнейшей составляющей группы социальных (социокультурных) параметров человека, несомненно, следует отнести его способность приобщаться к разнообразным ценностям культуры и творить их. Рассуждая в этом плане, мы можем констатировать, что самоосуществление человека в качестве человека предполагает его приобщение к уже имеющимся ценностям, а также созидание новых ценностей. Мы имеем в виду здесь в первую очередь высшие ценности: истину, добро, красоту, любовь, справедливость, свобода, милосердие. Можно сказать, что в отличие от других живых существ человек живет не только в мире вещей и процессов, но и в мире ценностей и смыслов. И это придает его бытию принципиально новое измерение.

В тесной связи с указанной группой ценностных параметров человека находятся соответствующие качества и способности человека: способность любить, способность радоваться и страдать, способность быть милосердным, способность к состраданию. Несомненно, что самоосуществление человека в качестве человека предполагает наличие у него указанных способностей. Эти способности, таким образом, могут быть названы человекообразующими. Соответственно, исчезновение или отсутствие этих способностей у данного индивида приближает его к границам человеческого и выводит его за эти границы. Это произойдет в частности с индивидом, который будет следовать буквально понятому призыву Б. Спинозы: "не плакать, не смеяться, не ненавидеть, но понимать". Такой индивид превратится в существо, которое только мыслит (понимает), он превратится в "воплощенный разум" и, очевидно, выйдет за пределы человеческого.

Говоря о границах человеческого, нельзя обойти вниманием позицию религиозных авторов, которые убеждены в том, что определяющим признаком человека является его связь с Богом. Так, например, С.Л. Франк писал: "То, что делает человека человеком, - начало человечности в человеке - есть его Бого-человечность". Аналогично Н.А. Бердяев подчеркивал, что "человека нет без божественного в человеке." Далее он утверждал, что "проблема человека во всей глубине ставилась лишь в религиозном сознании", что "философской антропологии в настоящем смысле слова не существует". В частности, "антропология христианская учит о том, что человек есть существо, сотворенное Богом и носящее в себе образ и подобие Божье, что человек есть существо свободное и в своей свободе отпавшее от Бога и что, как существо падшее и греховное, он получает от Бога благодать, возрождающую и спасающую".

На первый взгляд, религиозная антропология дает очень ясный и убедительный ответ на вопрос о границах человеческого в человеке. С точки зрения такой антропологии, человеческое в человеке - это божественное в нем. Соответственно, всякое отдаление человека от Бога приближает этого человека к границам человеческого. Наконец, полный разрыв человека с Богом, с такой точки зрения, означал бы выход этого человека за пределы человеческого, гибель этого человека в качестве человека.

В действительности от этой убедительности, на наш взгляд, мало что остается, если задуматься, например, над вопросами: что такое божественное, как оно (божественное) в человеке присутствует? Пытаясь ответить на первый вопрос, религиозные мыслители, прежде всего, укажут на таинственность божественного, а далее неизбежно придут к оперированию вполне человеческими категориями: божественное - это свобода, творчество, совесть, личностность. Понятно, что указание на таинственность в данном случае ничего не проясняет. А для разъяснения указанных "человеческих категорий" надо либо объявлять их божественными. Это будет, разумеется, не разъяснением, а возвратом к исходной ситуации, к исходному вопросу. Либо придется объявлять эти категории собственно человеческими и искать их содержательное толкование в различных секторах созданной человеком культуры: в науке, в искусстве, в философии. Отвечая на второй вопрос, религиозные мыслители могут придерживаться двух (связанных друг с другом) стратегий. В соответствии с первой стратегией, религиозные авторы указывают на "особое место человека в мире". С такой точки зрения, именно эта "особость" позволяет человеку воспринять божественное. "Только в человеке Абсолютное бытие могло, - пишет в связи с этим В.В. Зеньковский, - соединиться с тварной сферой, - и соединиться так, чтобы все присущие тварной сфере качества, сохраняли свою силу". "Без этого, - продолжает Зеньковский, - Абсолютное бытие, соединяясь с тварной сферой, раздавило бы ее без остатка, поглотило бы ее в своей бесконечной полноте". Очевидно, что само по себе указание на "особость" места человека в мире ничего не проясняет. Вопрос, как человеку удается принять в себя божественное (Абсолютное бытие), очевидно, так и остается без ответа. Сторонники второй стратегии, отчетливо осознавая невозможность рациональной реконструкции способа соединения человеческого и божественного, просто отсылают к соответствующему религиозному догмату. Так, например, христианские мыслители "решают" рассматриваемую проблему, обращаясь к центральному догмату христианства, к догмату о боговоплощении, к догмату о Богочеловеке (Иисусе Христе). В соответствии с этим догматом Иисус Христос (Богочеловек) соединяет в себе Бога и человека. "Во Христе соединились нераздельно и неслиянно две природы": он есть "воистину Бог" и "воистину человек". Соответственно, упомянутый догмат составляет сердцевину христианской антропологии. Здесь принципиально важно помнить, что догмат о боговоплощении, в рамках такого подхода, недоступен разумному постижению.

Процитируем в связи с этим еще раз С.Н. Булгакова. "Этот догмат, - подчеркивал он, - прямо и неприкровенно провозглашает антиномию для разума, ибо это полное единение и как бы отождествление абсолютного и относительного, трансцендентного и имманентного, совершенно не может быть постигнуто разумом, а только должно быть осознано в антиномичности своей, как истина веры".

По сути, сторонники религиозного подхода "разъясняют" то, что нас интересует, то есть человеческое в человеке, путем отсылки к еще более непонятному и таинственному. Они не дают также рациональной реконструкции способа соединения человеческого и божественного и, следовательно, не могут обосновать возможности этого соединения.

На наш взгляд, религиозный (теистический) подход в символической форме фиксирует важнейшее качество человека: его духовную бесконечность, неисчерпаемость. В границах теистического подхода, углубляясь в безбрежный и бездонный океан собственного духа, человек встречается с Богом, которому приписываются конфессионально определенные черты. Нам представляется, что такая точка зрения выдает желаемое за действительное. Нам думается также, что такая точка зрения недооценивает, так сказать, мощности бесконечности человеческого духа. Она недооценивает многомерности, изменчивости, спонтанности человеческого духа. Она абстрагируется от того, что, углубляясь в океан собственного духа, человек на любой стадии своего развития осваивает (имманентизирует) лишь конечную часть этого океана. Оставшаяся - многообразно бесконечная - часть этого океана всегда трансцендентна, неизвестна ему. И на эту, трансцендентную часть океана духа человек не имеет права переносить какие-либо известные ему характеристики, даже самые возвышенные ("божественные").

Признание духовной бесконечности, неисчерпаемости человека и, соответственно, признание многообразной бесконечности, неисчерпаемости универсума ведет нас к очень серьезным онтологическим, гносеологическим и антропологическим выводам. Некоторые из этих выводов прослежены в наших предшествующих исследованиях См. об этом, например: Финогентов В.Н. Религиозный ренессанс или философия гуманизма? Мировоззренческий выбор современной культуры. М., 2009. . Здесь в самой общей форме отметим, что признание неисчерпаемости человека и универсума (принцип инфи - нитизма) требует развития определенного варианта гуманизма, а именно: развития трагического гуманизма. Такой гуманизм называется трагическим, поскольку он, основываясь на принципе инфинитизма, отрицает возможность окончательного и позитивного решения человеческих (экзистенциальных и социальных) проблем. Он отрицает возможность бессмертия человека и человечества. Он отрицает возможность вечной жизни человека и человечества. Можно сказать, что такой гуманизм отрицает Надежду, оставляя человеку и человечеству только множество локальных надежд.

Гуманистический императив

Как видим, размышления в связи с сартровской формулировкой "человек, реализуй себя по-человечески!" привели нас к необходимости обсуждения серьезнейших вопросов. Сейчас мы должны сказать, что эта формулировка является все-таки излишне общей и абстрактной для достижения к нашей цели. А целью нашей здесь выступает, в том числе, уточнение понятия гуманизма. Конкретизация сартровской формулировки может быть достигнута, если мы обратим внимание на обстоятельство, фиксируемое таким высокочувствительным инструментом, каким является язык. Мы имеем в виду то обстоятельство, что наряду со словом "человеческий" существует и нередко используется слово "человечный". Во многих контекстах указанные слова обозначают одно и то же или имеют очень близкие друг к другу значения. Но у них есть и весьма существенные смысловые различия.

Мы уже привели высказывание из "Братьев Карамазовых" Ф.М. Достоевского: "Широк человек, слишком широк!" И эта излишняя "ширь" человека схватывается содержанием именно слова "человеческий". Речь идет о том, что содержание этого слова охватывает не только, так сказать, позитивные свойства человека: верность, благородство, доброту, честность. Оно охватывает также и негативные свойства человека. Другими словами, в качестве человеческих свойств мы должны, увы, признать также лживость, предательство, злость, низость и т.д.

В отличие от слова "человеческий", слово "человечный" применяется только для обозначения позитивных поступков человека, для обозначения проявлений позитивных свойств человека. Действительно, мы назовем человечным человека благородного, доброго, справедливого. Но никогда мы характеризуем в качестве человечного подлого, злого, вероломного субъекта.

В соответствие с этим смысловым различием слов "человеческий" и "человечный" мы предлагаем внести, на первый взгляд, незначительное изменение в сформулированное выше требование. В таком - измененном - виде это обращенное к человеку требование будет выглядеть следующим образом: человек, реализуй (осуществляй) себя человечно! Это - уточненное - требование, несомненно, является гораздо более строгим и более содержательным, чем исходное. Думается, что именно в таком, уточненном виде это требование можно рассматривать в качестве основоположения гуманизма.

На наш взгляд, указанное требование к человеку достойно того, чтобы его называли гуманистическим императивом. Правомерность такого названия обсуждаемого требования к человеку может быть обосновано следующим образом. Это требование, с одной стороны, обращено к каждому отдельному человеку. Оно повелевает данному, конкретному индивиду: "осуществляй себя в качестве человечного человека!" Понятно, что это требование не является только внешним по отношению к данному человеку, оно не является только требованием других людей (общества) к нему. Это требование в первую очередь является требованием человека к самому себе. С другой стороны, осуществить себя человечным образом, человек может только через человечное отношение к другому человеку (к другим людям). Иначе говоря, это требование предполагает, что индивид, осуществляющий себя в качестве человечного человека, обязательно будет помогать всякому другому человеку в его самоосуществлении в качестве человечного человека. Тем самым этот индивид будет вносить свой вклад в осуществление человечного общества. Все это, по нашему убеждению, и есть гуманизм. Гуманизм здесь понимается, таким образом, как стратегия, направленная на становление и развитие человечного человека и человечного общества.

Надо сказать, что принятие гуманистического императива радикально усложняет человеку жизнь. В свете этого императива еще более прав "Самоучка", который, как мы помним, утверждал, что быть человеком очень трудно. Это действительно так, если это утверждение прочитать в духе гуманистического императива: очень трудно "быть человечным человеком". Это так, хотя бы потому, что человек, стремящийся выполнять требование гуманистического императива, очевидно, должен вести высоконравственный образ жизни.

Очевидна связь гуманистического императива с кантовским категорическим императивом. Причем эта связь, можно сказать, двоякая. Во-первых, эти императивы сходны по форме. Как известно, в одном из вариантов категорический императив звучит следующим образом: "действуй лишь по такой максиме, посредством которой ты можешь одновременно желать, чтобы она стала всеобщим законом". Во-вторых, эта связь содержательна. Она состоит в том, что категорический императив образует сердцевину гуманистического императива, поскольку нравственность в некотором смысле составляет сердцевину человечности.

Размещено на Allbest.ru