Типологизация всемирной истории: опыт преодоления классического формационного учения

Размещено на http://www.allbest.ru/

ТИПОЛОГИЗАЦИЯ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ: ОПЫТ ПРЕОДОЛЕНИЯ КЛАССИЧЕСКОГО ФОРМАЦИОННОГО УЧЕНИЯ

09.00.11 - социальная философия

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора философских наук

история всемирный парадигма формационный

ПАШИНЦЕВ Евгений Васильевич

Екатеринбург - 2010

Работа выполнена на кафедре философии и культурологии ИППК ГОУ ВПО «Уральский государственный университет им. А.М.Горького»

Научный консультант: доктор философских наук,

профессор Ю.Г. Ершов

Официальные оппоненты: доктор философских наук,

профессор В.В. Скоробогацкий

доктор философских наук,

профессор В.И. Мельник

доктор философских наук,

профессор В.И.Гладышев

Ведущая организация: ГОУ ВПО «Уфимский

государственный авиационный

технический университет»

Защита диссертации состоится « 21 » октября 2010 года в часов на заседании диссертационного совета Д 212. 286.02 по защите докторских и кандидатских диссертаций при ГОУ ВПО «Уральский государственный университет им. А.М. Горького» по адресу: 620000, Екатеринбург, проспект Ленина, 51, комн. 248.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ГОУ ВПО «Уральский государственный университет им. А.М.Горького»

Автореферат разослан « » 2010 года

Ученый секретарь

диссертационного совета,

доктор философских наук, доцент О.Б.Ионайтис

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ИССЛЕДОВАНИЯ

Актуальность темы исследования. На стыке двух тысячелетий мировая цивилизация исчерпала свой главный исторический ресурс - возможность стихийного, т.е. «естественноисторического» способа развития. И гегелевская сова Минервы, вылетающая в сумерках, и марксистский «крот истории», работающий в полной темноте, - оба этих символа дискредитированы нестандартной для философского анализа социокультурной ситуацией, в рамках которой современное общественное бытие способно развиваться только за счет собственных символических ресурсов общественного сознания. Поэтому построение научной типологизации мирового исторического процесса, т.е. определение культурного вектора развития цивилизации, является сегодня не только теоретической, но и практически значимой общественной проблемой.

Культурно-историческая тупиковость современного общественного бытия обнаружила себя не только в связи с крушением первого в истории социалистического «эксперимента». Ту же самую ограниченность культурно-исторических ресурсов демонстрирует сегодня (для проницательных умов) и западная цивилизация. Известный английский социолог Э.Гидденс, анализируя главный стимул «общества всеобщего благоденствия», приходит к однозначному выводу о том, что «должны быть конечные пределы капиталистического накопления». Наличие жестких институциональных границ в самой сердцевине западной демократии фиксирует немецкий философ Г.Маркузе, согласно которому современное западное общество «является системой подавляемого плюрализма, в которой институты состязаются в укреплении власти целого над индивидом». На полное отсутствие исторической перспективы в рамках современной западной цивилизации указывает американский социолог Ф.Фукуяма, констатируя превращение некогда развивающейся культуры в «музей человеческой истории». Но самый безнадежный культурный диагноз современной западной цивилизации поставил известный французский философ Ж.Бодрийяр, давший следующую характеристику постиндустриального социума: «Все сущее продолжает функционировать, тогда как смысл существования давно исчез». Такова объективная историческая ситуация, ставящая перед социальной философией воистину гамлетовский вопрос: «Быть или не быть научно прогнозируемой человеческой истории?».

Гносеологическая новизна современной исторической ситуации, демонстрирующей нетрадиционное соотношение мышления и бытия, предъявляет необычайно высокие требования к системе социального знания. К сожалению, вместо долгожданного концептуального прорыва приходится констатировать глубочайший методологический кризис отечественного обществознания - кризис, связанный прежде всего с утратой прежних ценностных ориентиров. Стихийный переход от незрелого советского коллективизма к столь же незрелому буржуазному индивидуализму лишил теоретическую мысль реальной исторической почвы. Результат известен: торопливый отказ от потерявшей официальный статус марксистской парадигмы не позволил российским обществоведам «свести счеты со своей прежней философской совестью», т.е. преодолеть неизбежную в новых исторических условиях концептуальную ограниченность классического марксизма. И здесь в первую очередь необходимо отметить созерцательное отношение «аутентичного» марксизма к сфере культурно-исторического творчества. Напомним две классические аксиомы: «не сознание людей определяет их бытие» и «идея всегда посрамляла себя, сталкиваясь с интересом». Трудно не согласиться с мнением американского социолога Н.Бирнбаума, пришедшего к выводу: «поразительная сторона кризиса в марксистской социологии заключается в неспособности по-новому разработать понятие идеологии».

Возникает вполне естественный в этой ситуации вопрос: а как обстоят дела на западном социологическом фронте? Как и следовало ожидать, учитывая отсутствие «тоталитарного» исторического опыта, - без существенных перемен. Анализ результатов западной социологической рефлексии показывает: «Созданная созерцательной эпистемологией научная рациональность является формой, не достаточной для общественных наук, и особенно для социологии» Хелена Козакевич. Реализм и социология: вышла ли социология из кризиса?//СОЦИО-ЛОГОС. М.: Прогресс, 1991. С.184. . Там, где мышление, в том числе научное, лишь отражает бытие, где необходимость преодоления властных отношений подменяется принципом разделения властей, там не существует никакой возможности гуманизировать своекорыстно-монотонную и стихийно-консервативную логику социальных институтов. Можно поэтому понять всю глубину человеческого замешательства Ф.Фукуямы, воскликнувшего после объявления о конце истории: «Быть может, именно эта перспектива многовековой скуки вынудит историю взять еще один, новый старт?».

Взять «новый старт» в рамках современной мировой истории невозможно без фундаментальной социологической основы, способной моделировать историческое пространство как единое теоретическое целое. Из всех существующих в мировой науке попыток глобального осмысления истории только классическое формационное учение Маркса дает теоретический инструментарий, позволяющий приступить к решению указанной проблемы рациональным способом. Поэтому вовсе не случайны многочисленные попытки «скрестить» марксизм с теоретическими достижениями психоанализа, с гуманистическими интенциями экзистенциализма, с категориальным аппаратом феноменологии, с методом «негативной диалектики», с «праксеологической» тематикой и т.д. Приведенные примеры свидетельствуют не об изначальной «бездуховности» исторического материализма, а лишь о том, что классическая социальная философия марксизма, частично вульгаризированная в рамках «исторического материализма», является социологическим фундаментом для всех последующих культурологических проектов будущей человеческой истории. Логично предположить, что и сама эта социологическая основа требует радикального переосмысления в силу своей первоначальной («естественноисторической») обезличенности и закрытости по отношению к конструктивной деятельности «субъективного фактора» истории.

Чтобы завершить вопрос об актуальности возрождения формационной парадигмы, вернемся к рассмотрению того концептуального фундамента, который сохранился после крушения идеологического здания официального марксизма. Три авторитетных мнения, высказанных классиками западноевропейской мысли, позволяют судить о степени социально-философской привлекательности «аутентичного» марксизма. Вот отношение Ж.-П.Сартра к эвристическим возможностям марксизма: «сила и богатство марксизма заключались в том, что он представлял собой самую решительную попытку осветить исторический процесс в его тотальности»». А вот оценка эвристического потенциала марксовой методологии, принадлежащая М.Веберу: «Каждый, кто когда-либо работал с применением марксистских понятий, хорошо знает, как высоко неповторимое эвристическое значение этих идеальных типов». Еще выше интеллектуальный потенциал марксизма оценил М.Хайдеггер, со всей откровенностью заявивший: «Поскольку Маркс, осмысливая отчуждение, проникает в сущностное измерение истории, постольку марксистский взгляд на историю превосходит другие исторические теории». К этой итоговой оценке трудно что-либо добавить.

Степень разработанности темы. Анализ этого важнейшего диссертационного вопроса вынуждает исследовательскую мысль столкнуться с парадоксальной ситуацией. С одной стороны, можно говорить о полной разработанности данной темы, поскольку в период официального господства исторического материализма не осталось ни одного сколько-нибудь значимого сюжета в рамках формационной парадигмы, который бы не стал предметом пристального теоретического рассмотрения. С другой стороны, мы имеем право говорить сегодня о полной неразработанности данной темы. Самым весомым аргументом в пользу такого «пессимистического» вывода является критерий социальной практики. Сокрушительное поражение советской политической системы в борьбе за мировой лидерство является неопровержимым доказательством того, что классическая марксистская методология, ориентированная на отражение общественного бытия, исчерпала свой конструктивный исторический потенциал.

Но была ли советская политическая система марксистской? Ответ совершенно однозначный - была. Вся политическая философия классического марксизма сводится к одному единственному тезису - диктатуре пролетариата. Диктатура пролетариата - это отрицание института частной собственности. Следовательно, в этой самой важной, практически реализованной концептуальной установке классиков марксизма (Ленина и Маркса) советская система была марксистской. Колоссальное различие между гуманистическим потенциалом личного мировоззрения Маркса и уродливой («гулаговской») социальной практикой сталинизма также имеет свое рациональное объяснение. Дело в том, что классический марксизм даже не подозревал о том, что под оболочкой экономического неравенства, закрепляемого институтом частной собственности, скрывается более глубокий пласт социальных отношений - неравенство политическое (по отношению к средствам государственного, идеологического и хозяйственного управления). Не подозревают об этом и современные критики «тоталитаризма». В этих условиях перед независимым исследователем неизбежно встает вопрос о том, «как долго еще марксизму удастся оставаться открытым, не подвергая себя радикальной трансформации?» (Н.Бирнбаум).

Анализ наиболее общих тенденций в развитии отечественного обществознания показывает: вторая половина пятидесятых - шестидесятые годы двадцатого века - это начало работы над «снятием» классической формы марксизма (В.А.Вазюлин). Эта концептуальная работа была абсолютно неизбежной потому, что практическое воплощение «диктатуры пролетариата» породило совершенно неожиданную для марксистской идеологии политическую форму социума. «Мы до сих пор не знаем общество, в котором живем и трудимся», - заявил в 80-е годы генсек Ю.В.Андропов. Однако радикального переосмысления классической методологии марксизма так и не произошло. Доказательством полной неразработанности новой формационной парадигмы является тот факт, что уникальный опыт первой плановой системы - опыт политического руководства всеми общественными процессами - не был концептуально освоен ни на Западе, ни в России. Не был освоен и уникальный для мировой цивилизации опыт чисто политического неравенства управляющих и управляемых. Вот почему в рамках данного исследования степень разработанности формационной парадигмы будет оцениваться по тому, насколько тот или иной автор приблизился к концептуальному освоению новой, социально-политической реальности.

Свободный от идеологической ангажированности философский анализ показывает: возрастание системных эффектов в эпоху новейшей истории все отчетливее обнаруживает смещение акцентов с экономических «частей» функционирующего общества в сторону доминирования политического «целого». Начало этого процесса можно обнаружить уже в структурных перестройках классического буржуазного общества: «Переход от сегментивного типа развития индустриального общества к организованному выразился в нарастании системности общества» Глинчикова А.Г. Капитализм, социализм, индустриальное общество - к вопросу о соотношении понятий//Вопросы философии. 2001. № 9. С.46.. Сама возможность теоретического перехода от экономического детерминизма к политическому вытекает из того, что политические процессы (равно как и экономические), рассмотренные с сущностной стороны, субстанциально не зависят от общественного сознания (Момджян К.Х.). Еще один аргумент в пользу смены парадигм состоит в отчетливом понимании того, что системное качество общественной жизни наиболее развито и непосредственно выражено именно в политической системе (Орлов Г.П.). Наконец, ставший камнем преткновения для классического марксизма вопрос о первичности политики или экономики был решен в пользу методологии политического детерминизма. Еще в 80-х годах главный редактор журнала «Плановое хозяйство» П.Игнатовский писал о том, что политический подход, соответствуя интересам всего общества, выражает специфику социализма; хозяйственный подход, оттесняя, а то и подменяя политический, эту специфику не несет, сводя живое дело социалистического строительства к простой коммерции, делячеству, а то и узкогрупповой выгоде. Дополнительным аргументом в пользу политического вектора развития мировой цивилизации является признание переходного, политико-экономического характера современного постиндустриального общества. Вот мнение на этот счет американский социолога Н.Бирнбаума: «Упорство сторонников абсурдной идеологии свободного предпринимательства в Соединенных Штатах не должно ослеплять нас настолько, чтобы мы не смогли заметить столь очевидного в нашем обществе срастания государства и экономики» Бирнбаум Н. Кризис в марксистской социологии//Американская социологическая мысль: Тексты. М.: Изд-во МГУ, 1994. С.95.. Остается лишь добавить последний, отечественный аргумент: специфика евразийского феномена в том и состоит, что многовековая опора на государственный способ управления (политический детерминизм) обеспечивает России не только евразийское «своеобразие», но и перманентную возможность «дать достойный ответ на исторический вызов Запада и Востока» (Копалов В.И.).

Социально-философское признание «законности» методологии политического детерминизма открывает возможность введения в научный оборот понятия общественно-политической формации. И здесь мы также можем наблюдать стихийные ростки новой формационной парадигмы. А именно: трезвая социально-философская оценка природы советского «тоталитаризма» приводит исследовательскую мысль к обнаружению того, что коммунистический этатизм принадлежит к семейству общественно-политических формаций (Стоянович С.). Точно также не вызывает возражений мнение югославского «ревизиониста» по поводу того, что классический марксизм не способен объяснить появление и природу этатизма в качестве общественно-политической формации. И действительно, феномен планового общества не укладывается в прокрустово ложе ортодоксального учения об общественно-экономических формациях. В чем трудно согласиться с данным автором, так это с полным и безоговорочным отрицанием закономерной исторической природы политического детерминизма. Зачеркивая уникальный опыт первого в истории планового общества, С.Стоянович утверждает: «Единственный достижимый и жизнеспособный социализм для мира сегодняшнего и завтрашнего - это социализм с гражданским и буржуазным лицом» Стоянович С. От марксизма к постмарксизму//Вопросы философии, 1990. № 1. С.150. . Напрашивается следующий и неутешительный философский вывод: классический марксизм, даже когда он выступает в «ревизионистской» оболочке, не способен подняться над уровнем экономического миросозерцания.

Сравнительный анализ двух общественных формаций - экономической и политической - позволяет приступить к исследованию понятия формации «вообще». И здесь важнейшим теоретическим подспорьем является высказанное несколькими отечественными авторами (Келле В.Ж., Ковальзон М.Я., Ершов Ю.Г.) положение о том, что логика «мировой истории не тождественна своим пространственно-временным проявлениям в истории отдельных стран и регионов, хотя вне этих локальных образований ее обнаружить невозможно. Соблюдение данного методологического требования побуждает исследовательскую мысль искать концептуальный ключ к разгадке формационного сценария не в самой эмпирической истории, а в теоретически реконструируемой элементарной «клеточке» первобытного сообщества людей. Анализ фундаментального философского вопроса, получившего название социально-биологической проблемы, показал, что структура «элементарной социальной связи» включает в себя три базовых элемента: «труд», «общение» и «целеполагание» (Плотников В.И.). Именно эта социологическая «триада» и была положена в основание новой формационной парадигмы. Конструктивное ядро этой парадигмы состоит в обнаружении поэтапного развития элементарной «клеточки» человеческой истории. На первом этапе «труд» как чувственно-предметная активность человека осваивает в оболочке первобытной ментальности природное пространство, закрепляя себя, в конечном счете, с помощью архаической цивилизации (древние деспотии Азии, Африки и Америки). На втором этапе «труд» осваивает новое, социализированное пространство, подготавливая историческую почву для господства институциализированного «общения» и используя многообразные формы институциализированного «целеполагания» (техногенная цивилизация). На третьем этапе институциализированное «общение» поглощает «труд» как самостоятельную историческую реальность и подготавливает идеологическую основу для будущего господства идеологизированного «целеполагания» (социогенная цивилизация). На четвертом, заключительном этапе предыстории идеологизированное «целеполагание» поглощает институциализированное «общение» как самостоятельную историческую реальность и подготавливает культурные условия для перехода к символическому господству духовной реальности (культурогенная цивилизация).

Построение такого сложного, диалектически развивающегося идеального объекта невозможно без признания трехмерности исторического пространства. Сравнительный гносеологический анализ методологии классического и современного обществознания показывает: совершенно несхожие по своим концептуальным установкам исследователи (Ф.Энгельс, Т.Парсонс, Д.Белл, В.Е.Кемеров, В.И.Плотников, Ю.Г.Ершов), использующие самые различные терминологические средства, приходят к инвариантному выводу о трехмерности исторического пространства. Например, американский социолог Т.Парсонс классифицирует историческую реальность как нерасторжимое единство трех классов объектов: социальных, физических и культурных. Российский вариант трехмерности исторического пространства выступает в качестве таких характеристик деятельности как ее сознательность, предметность и социальность (Ю.Г.Ершов). Применение принципа трехмерности исторического пространства позволяет выделить универсальную структуру любой общественной формации, независимо от того, идет ли речь о формации экономического, политического или идеологического типа. В данной диссертационной работе в качестве универсальной формационной структуры выделяются три базовых элемента формации: «непосредственная историческая основа» (термин, заимствованный у К.Ясперса), «базис» и «надстройка». Бессознательный и поэтому трудно преодолимый догматизм сторонников традиционного формационного подхода заключается в том, что представители «аутентичного» марксизма отождествляют эту сквозную формационную структуру общества, которая на разных этапах предыстории наполняется различным социокультурным содержанием, со структурой первоначально открытой Марксом общественно-экономической формации.

Разработка новой социально-философской парадигмы дает возможность теоретически ассимилировать два на первый взгляд несовместимых концептуальных подхода - формационный и цивилизационный. Опыт теоретического освоения данной проблемной ситуации (Новикова Л.И., Осадчая И.О., Панфилова Т.В., Копалов В.И., Мельник В.И. и др.) обнаружил присутствие типичной социологической антиномии. С одной стороны, налицо - ограниченность классической формационной парадигмы с ее концепцией неудержимого социального прогресса. С другой стороны, обнаружился неустранимый эмпиризм многообещающего цивилизационного подхода. Отсюда - достаточно жесткая, хотя и правомерная оценка: «Видимость конкретности и объективности создается за счет обращения к чувственно наглядному историческому материалу, однако выработка понятийного конкретного, в том числе и понятия цивилизации как целостного исторического образования, оказалась ему не под силу» Панфилова Т.В. Формационный и цивилизационный подходы: возможность и ограниченность//Общественные науки и современность, 1993. № 6. С.91.. Позитивное решение проблемы заключается в том, чтобы за столкновением двух конкурирующих подходов разглядеть реальную диалектику социального пространства и социального времени. Искусственный отрыв социально-исторического времени от феноменологии социального пространства приводит к тому, что абстрактный историзм классического формационного учения превращает мировой процесс в голую социологическую схему. И, наоборот, в рамках безграничной культурно-исторической конкретики, свойственной социальному пространству, мировая история, лишенная единого временного измерения, рассыпается на ничем не связанные цивилизационные «осколки».

Действительная новизна цивилизационного подхода, по мнению автора, заключается не в безграничном расширении культурно-исторической феноменологии, а в необходимости отчетливого категориального закрепления фундаментального по своей природе феномена социального пространства. Социологическим ключом к решению поставленной проблемы выступает, как это ни странно, история советского «тоталитаризма». Освободив общественные отношения людей от их «позолоченной» материальной оболочки, советский «эксперимент» обнаружил глубинную основу всей социально-исторической реальности. А именно: если в рамках классической буржуазной демократии отношения людей еще выступали как отношения вещей (К.Маркс), то в рамках первого планового общества стало невооруженным глазом видно, что общественные отношения людей объективно выступают как отношения анонимных социальных институтов. С этой точки зрения фундаментальный по своей природе феномен цивилизации можно определить как совокупность институциональных форм общения. Производство общественных отношений с помощью социальных институтов - это и есть та социальная практика, которая была воспринята наследниками исторического материализма преимущественно в ее вульгарно-бюрократической форме.

Однако, несмотря на мощное давление методологии экономического детерминизма с его гносеологической дихотомией «материального» и «идеального», институциональная («чувственно-сверхчувственная») предметность пробивает себе дорогу в рамках отечественного и западного обществознания (К.Маркс, Э.Дюркгейм, Д.Лукач, Г.Деборин, М.К.Мамардашвили, Ю.П.Андреев, В.В.Скоробогацкий и др.). Уже К.Маркс писал о том, что продукты труда, превращенные в товары, становятся вещами чувственно-сверхчувственными, или общественными. С этой точки зрения даже самый «материальный», по определению, экономический момент общественного бытия уже не может быть чисто материальным в смысле физики или химии, - писал по этому поводу Д.Лукач. Или, как писал Г.Деборин в 1929 году (журнал «Под знаменем марксизма»), общественные отношения не могут содержать в себе материи, поскольку они являются именно общественными отношениями, а не материальными предметами, осязаемыми вещами. В наиболее отчетливом виде первенство «социального» над «материальным» проявилось в условиях планового общества, где любой продукт мог получить форму вещи, только будучи признанным в лице того или иного института (Скоробогацкий В.В.). Попытки «материализовать» или «овеществить» общественные отношения с целью доказать их объективную реальность свидетельствуют как о незрелости исторического материализма, вынужденного увековечивать методологию экономического детерминизма, так и о незрелости диалектического материализма, оказавшегося неспособным подвести адекватный гносеологический фундамент под здание теоретической социологии.

Конструктивное развитие формационной парадигмы невозможно без преодоления гносеологических пережитков материалистического понимания истории. Если «не сознание людей определяет их общественное бытие», то это означает, что в своей наиболее значимой, творческой функции человеческая духовность не способна оказывать конструктивное влияние на исторический процесс. Поэтому становление новой формационной парадигмы невозможно без разработки категориального статуса духовной реальности: «В наше время осмысление того, что в реальности представляет собой Дух, стало настоятельнейшей проблемой как для российской действительности, так и для понимания судеб человеческого бытия» Плотников В.И. Дух и его культурно-исторические модификации//Духовность и культура. Духовность мироотношения: Материалы Всероссийской конференции. Екатеринбург, 1994. С.4. . В связи с этим необходимо отметить серьезный концептуальный прорыв в разработке духовной проблематики, совершенный представителями современного отечественного обществознания (Плотников В.И., Любутин К.Н., Пивоваров Д.В., Копалов В.И., Перцев А.В., Кемеров В.Е., Закс Л.А., Мясникова Л.А., Эйнгорн Н.К., Орлов Б.В., Бекарев А.М., Шнейдер В.Б. Фриауф В.А. и др.). В своем универсальном гносеологическом значении категория «Дух», также как и категория «материя», выступает в качестве предельной теоретической абстракции, фиксирующей эвристический потенциал символической реальности. Концептуальную и логическую чистоту указанной абстракции очень точно зафиксировал Н.А.Бердяев, указав на то, что творческий акт человека не может целиком определяться материалом, который дает мир, в нем есть новизна, не детерминированная извне миром. Таким образом, теоретическое описание процесса становления зрелого «царства Духа» позволяет очертить не только реальные границы человеческой предыстории, но и границы применимости формационного анализа.

Объект исследования - всемирная история как целостный социокультурный процесс. В отличие от классического марксизма предметные и временные рамки всемирной истории определяются не внешним, планетарным масштабом человеческой деятельности, а внутренними объективными закономерностями разворачивания «клеточки» человеческой истории в природном, институциональном и идеологическом пространстве.

Предметом исследования выступают законы функционирования и развития всемирной истории.

Цель и задачи исследования. Целью исследования является построение новой модели типологизации всемирной истории. Цель диссертации определяет ее основные задачи:

1) выявить социокультурные границы классического формационного учения;

2) определить эмпирические и теоретические основания новой формационной парадигмы;

3) дать теоретическое описание трех формационных циклов мировой истории;

4) выявить логику становления социального пространства;

5) определить концептуальные границы формационного анализа.

Методологические основания исследования включают в себя систему руководящих идей и принципов, которые организуют построение и развитие теоретического целого. В эту систему входят: принцип историзма, принцип развития, принцип системности, диалектика исторического и логического, когнитивный подход, введение практики в теорию познания, диалектика становления и отчуждения, идея «клеточного» происхождения формационной структуры общества, принцип возрастания роли духовного начала в человеческой истории, а также метод моделирования, метод идеализации, метод формализации, метод социально-исторической аналогии, метод социального конструирования,

Научная новизна и положения, выносимые на защиту. В диссертации предпринята первая в отечественном обществознании попытка развернуть классическое формационное учение до уровня общесоциологической теории. Благодаря построению «периодической системы» современного обществознания открывается возможность дать научную типологизацию мирового исторического процесса, выявить закономерности становления, развития и отмирания мировой цивилизации как господствующей инструментальной основы человеческой «предыстории».

Основные результаты исследования, определяющие его новизну и выносимые на защиту, включают следующие положения:

1. Материалистическое понимание истории, в рамках которого впервые возникает формационное учение, соответствует лишь одному, строго определенному этапу мировой истории, в основе которого лежит цивилизация техногенного типа. Ни архаическая цивилизация (древнеазиатские, древнеамериканские и древнеафриканские общества), ни современное постиндустриальное и планово-бюрократическое общества не вписываются в концептуальные границы исторического материализма.

2. Феномен цивилизации, теоретическая фиксация которого выходит за пределы концептуальных возможностей исторического материализма, представляет собой совокупность институциональных форм общения. Категория общения используется в контексте данного исследования предельно широко - как аналог естественнонаучной категории взаимодействия. Неспособность зафиксировать эту институциональную предметность в рамках овеществленного и идеологизированного сознания приводит к тому, что феномен цивилизации сплошь и рядом отождествляется либо с материальными артефактами, либо с феноменологией культуры. В качестве институционального каркаса общественных отношений цивилизация может опираться на технологическую, собственно институциональную и идеологическую основу. Отсюда - историческая последовательность трех основных типов цивилизации, которые можно обозначить как техногенный, социогенный и культурогенный. Архаический тип цивилизации («азиатский способ производства») представляет собой цивилизацию культурогенного типа, основу которой образует институциональное господство («восточный деспотизм») первобытной материальной культуры.

3. Цивилизация как совокупность институциональных форм общения опирается не только на систему социальных институтов, но и на обслуживающие эту систему формы институциализированного сознания, которые являются субъективной основой феномена социального неравенства. Институциализация сознания («великое грехопадение человечества») порождает три фундаментальных типа социальных отношений - собственность, власть и авторитет. Логика социального прогресса как раз и состоит в поэтапном доминировании все более сложных типов социальных отношений: сначала собственности (античной, феодальной, буржуазной), затем власти (экономической - в постиндустриальном обществе, политической - в планово-бюрократическом обществе) и, наконец, авторитета (теоретически прогнозируемое общество «раннего социализма»).

4. Три формационных цикла мировой истории представляют собой историческую последовательность общественных формаций, опирающихся соответственно на технологический цикл (диалектика техники и цивилизации), институциональный цикл (диалектика цивилизации и культуры), идеологический цикл (диалектика культуры и «царства Духа»). Внутри каждого из циклов господствует один и тот же гносеологический алгоритм: сначала бытийная основа общества доминирует над общественным сознанием, затем сознание и бытие уравновешивают друг друга, и на завершающем этапе каждого из формационных циклов общественное сознание господствует над собственной бытийной основой.

5. «Периодическая система» современного обществознания - это 12 общественных формаций, сгруппированных в силу повторяющихся свойств в три социологически симметричных ряда. Каждый ряд представляет собой последовательность общественных формаций, связанных с предысторией, становлением и развитием определенного типа культуры - вначале материальной, затем социальной и, наконец, духовной культуры. Таким образом, разгадка анонимной логики мировой истории состоит в понимании того, что выделившаяся из природы первобытная ментальность, осваивая техническое, институциональное и затем идеологическое пространство, возвышается до уровня зрелого человеческого Духа как высшей формы символической реальности.

Научно-практическая значимость диссертационного исследования.

Представленная в диссертации «периодическая система» современного обществознания позволяет объективно оценить логику развития новейшей истории, осознать стихийную направленность и социальный смысл российских политических реформ, выявить закономерности перехода человеческого общества в пространство «постновейшей» истории, связанной с процессом институционального раскрепощения широких народных масс и отдельного человеческого индивида. Кроме того, концептуальная система, развернутая в диссертации, может быть использована в преподавании курса социальной философии как один из способов целостного описания исторического процесса.

Апробация исследования. Содержание диссертационного исследования нашло отражение в статьях и материалах докладов:

- на Российских философских конгрессах: Третий Российский философский конгресс «Рационализм и культура на пороге третьего тысячелетия» (Ростов н/Д, 2002), IV Российский философский конгресс «Философия и будущее цивилизации» (Москва, 2005);

- на международной научно-практической конференции (Челябинск, 1994 г.),

- на Всероссийских конференциях: «Творчество и культура» (Екатеринбург, 1997), «Цивилизационные процессы в России: философский и политический аспекты» (Челябинск, 2001 г.); «Перспективы развития современного общества» (Казань, 2002 г.);

- на Академических симпозиумах: «Система частных наук о человеке» (Нижний Новгород , 1992), «Проблема человека в системе основных типов мироосвоения» (Нижний Новгород , 1993), «Человек в системе сфер общественной жизни» (Нижний Новгород , 1994), «Методология социального проектирования» (Нижний Новгород , 1995), «Законы научной сферы общества» (Нижний Новгород, 2007);

- на Республиканских конференциях: «Социологические проблемы реформирования российского общества» (Челябинск, 1997), «Философские аспекты реформирования российского общества» (Челябинск, 1998 г.);

- на заседании кафедры социальной философии Уральского государственного университета;

- на докторантских семинарах кафедры философии ИППК УрГУ.

Результаты исследования были апробированы также в монографии (46,1 п.л.) и восьми статьях реферируемых изданий (Социально-гуманитарные знания - 2002, 2007, 2008, 2009 г.г.; Вестник Челябинского государственного университета, 2008).

Цель и задачи диссертации обусловливают ее структуру. Работа состоит из введения, четырех глав и заключения. Во введении обосновывается актуальность темы, выясняется степень ее разработанности, определяются цель и задачи исследования. В первой главе определяются концептуальные границы классического формационного учения, во второй и третьей главах раскрываются эмпирические и теоретические основания новой формационной парадигмы, в четвертой главе дается изложение «периодической системы» современного обществознания. В заключении систематизируются основные направления «ревизии» классического марксизма.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы, выясняется степень ее разработанности, определяются цель и задачи исследования, раскрываются его научная новизна и практическая значимость.

В первой главе «Феноменология классического формационного учения» раскрывается феноменологический характер классического формационного учения, анализируется основное противоречие исторического материализма, закладываются основы «периодической системы» современного обществознания.

В первом параграфе «Основное противоречие в фундаменте исторического материализма» анализируется сквозное для социальной философии марксизма противоречие, связанное с отождествлением двух общесоциологических категорий: «производственные отношения» и «общественные отношения». Классическим примером такого социологического тождества может служить известное высказывание В.И.Ленина: «…Только сведение общественных отношений к производственным и этих последних к высоте производительных сил дало твердое основание для представления развития общественных формаций естественно-историческим процессом» Ленин В.И. Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?//Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.1. М.: Политиздат, 1979. С.138.. Однако правомерное в рамках исторического материализма сведение общественных отношений к производственным свидетельствует об исторической незрелости общественных отношений, о реальном нарушении принципа системности. Неопровержимым доказательством этой системной деформации служат кризисы перепроизводства в рамках раннего капитализма, затем - более глубокие экономические кризисы и, наконец, глобальный финансовый кризис современности.

Экономический детерминизм как идеально зафиксированный вектор стихийного, «бессознательного» суммирования интересов множества хозяйственных субъектов, является социализированным выражением широко распространенной мировоззренческой нормы, в соответствии с которой мышление способно только отражать существующее бытие. Сущность классической рефлексии как раз и проявляется в этом «отражательном», т.е. отчужденном отношении к творческой, конструктивной природе человеческого сознания. В интересах объективности следует отметить: уже в методологическом пространстве классической рефлексии появляется возможность выйти за пределы гносеологического принципа отражения. Широко известна классическая фраза В.И.Ленина, согласно которой сознание человека не только отражает объективный мир, но и творит его. Но там, где не только мышление отражает бытие, но и бытие отражает творческий потенциал мышления, там категория отражения уже не работает, ей на смену приходит более адекватный в этой ситуации принцип гносеологического взаимодействия. Таким образом, вместо неразрешимой антиномии материалистического «отражения» и идеалистического «творчества» мы получаем реальную картину поэтапного культурно-исторического доминирования трех фундаментальных гносеологических принципов - отражения, взаимодействия и творчества.

Наиболее адекватным воплощением гносеологического принципа взаимодействия является политическая реальность. С одной стороны, политика как общественное отношение является основой общественного бытия людей, поскольку системное качество общественной жизни наиболее развито и непосредственно выражено именно в политической системе (Орлов Г.П.). С другой стороны, именно политическая система выступает в качестве институциональной оболочки общественного сознания. Там, где невозможно центрирование (консолидация) действительных интересов людей вокруг общих целей, задач и интересов, не существует также и общественного сознания (Мегрелидзе К.Р.). Сквозной характер базового противоречия социальной философии марксизма (между «производственными отношениями» и «общественными отношениями») находит свое зрелое и эмпирически осязаемое выражение в противоречии между политикой и экономикой. Вот почему вопрос о соотношении «бессознательного» экономического детерминизма и «сознательной» политически централизованной воли общества, стал той фундаментальной социологической проблемой, логическое острие которой до сих пор пронизывает не только социальную теорию марксизма, но и современную социальную теорию вообще.

Во втором параграфе «Феодальные истоки общесоциологической абстракции» раскрывается универсальная для всех общественных формаций онтологическая структура, выясняются реальные исторические корни общесоциологической абстракции, именуемой «способ производства».

Общественная практика людей имеет два взаимосвязанных уровня самореализации - уровень социальных фактов и уровень их идеологического осознания. Отсюда - два общесоциологических противоречия. Первое, базовое, противоречие, которое складывается бессознательно, выступает в рамках классического марксизма как анонимное противоречие между производительными силами и производственными отношениями. Второе общесоциологическое противоречие должно выражать ту социально значимую форму, в которой анонимная логика общественного бытия осознается на уровне эмпирически существующих социальных интересов. В рамках исторического материализма диалектика «базиса» и «надстройки» как раз и выполняла функции сознательного разрешения первого, базового противоречия.

Наличие двух уровней самореализации общественного организма и необходимость их объединения подсказывают, что общесоциологическая структура общественной формации должна иметь три основных элемента. В основании любой формации лежит «непосредственная историческая основа» (термин К.Ясперса), т.е. бытийное («бессознательное») начало, которое в силу своей практической природы уже не подлежит рационализации. Элемент целеполагания, без которого невозможна никакая разумная организация общества, целесообразно обозначить термином «надстройка». Между «непосредственной исторической основой» и «надстройкой» должно располагаться устойчивое соединительное звено, которое, с одной стороны, является системным выражением «бессознательных» импульсов человеческой активности, а с другой стороны, выступает как организационная основа целеполагающей функции «надстройки». Для обозначения этого «промежуточного» элемента формационной структуры общества более всего подходит ставший уже привычным термин «базис». Такая универсальная структура общественной формации подтверждает тезис о трехмерности социально-исторического пространства.

Однако точка предполагаемого соединения двух уровней общественной самореализации теоретически раздваивается, ибо понятие «производственные отношения» и понятие «экономический базис общества» не являются тождественными. Путем простого сложения стоимостей, писал Маркс, я не могу от меновой стоимости перейти к капиталу. Но точно также невозможно «путем простого сложения» перейти от совокупности производственных отношений к экономическому базису общества. Ведь производственные отношения людей при всей их сложности и социальной значимости непосредственно обслуживают лишь процесс производства, потому они и называются производственными. Тогда как экономический базис общества обслуживает более сложные общественные потребности, выступая в качестве непосредственной основы правовой и политической надстройки общественного организма. Анализ проблемной ситуации подсказывает: источником логического противоречия является феноменологический характер классического формационного учения. Социологическое раздвоение «промежуточного» звена в предполагаемой структуре общественной формации вызвано теоретически неосознанным наложением друг на друга двух исторически «соседствующих» формационных структур - феодальной и капиталистической. А именно: в неотрефлектированном теоретическом сознании экономическая надстройка феодального общества накладывается на экономический базис буржуазного общества. Учитывая это обстоятельство, попробуем построить общесоциологическую формулу феодальной общественной формации.

На место «переменной» социологической величины, именуемой «непосредственная историческая основа», мы подставляем «производительные силы как социологическую категорию» (Келле В.Ж., Ковальзон М.Я.). Обозначим производительные силы символом (ПС). В этом случае «базисом» феодальной общественной формации выступают «производственные отношения» как социологическая категория, фиксирующая системный характер производительных сил общества (ПО). В таком случае «надстройкой» феодального общества, т.е. объективной основой его исторического целеполагания, выступает экономическая форма власти (ЭВ). Неполитический характер феодального государства объясняется отсутствием единого институционального пространства. Вот почему феодальное право, играющее столь существенную роль в средневековой социальной иерархии, «не унифицировано: это местное или личное право, бесконечно варьируемое, подчас незаписанное и существующее в виде обычая» Философская энциклопедия. Т.5. М.: Изд-во «Советская энциклопедия», 1970. С.317.. С другой стороны партикуляризм и разобщенность общественной и экономической жизни в условиях феодализма восполняются универсализмом религии и вселенским характером церкви. В результате мы получаем первую общесоциологическую формулу, необходимую для построения «периодической системы» современного обществознания: (ПС - ПО - ЭВ).

В третьем параграфе «Буржуазные границы материалистического понимания истории» осуществляется анализ формационной структуры классического капитализма, исследуются социокультурные условия возникновения и отмирания «аутентичного» марксизма, раскрывается двойственный методологический характер материалистического понимания истории.

Анализ формационной структуры классического капитализма показывает, что непосредственной исторической основой данного типа общества является уже не само по себе материальное производство, а его социальная форма, т.е. производственные (рыночные) отношения. В рамках буржуазной общественно-экономической формации «само производство было подчинено меновой стоимости» Маркс К. Экономические рукописи 1857-1859 годов//Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.46. Ч.1. М.: Политиздат, 1968. С.207.. Скользящий характер общеформационной структуры обнаруживается в том, что в отличие от феодализма производственные отношения (ПО) являются здесь уже не «базисом», а «непосредственной исторической основой», в то время как экономическая власть (ЭВ) превращается из надстроечного явления в привычный для марксистского обществознания «экономический базис». Таким образом, базовым общесоциологическим противоречием классического капитализма выступает не технологический, а институциональный способ производства, т.е. внутренне противоречивое единство производственных отношений и экономической власти (ПО - ЭВ).

Отношения между субъектами частной собственности, т.е. субъектами экономической власти (ЭВ), можно регулировать только с помощью универсального правового «эквивалента», каковым выступает политическая власть (ПВ). Именно это противоречивое единство экономической и политической властей (ЭВ - ПВ) и выступает идеологически осознанным способом разрешения базового противоречия классического капитализма: (ПО - ЭВ - ПВ). Но противоречивое единство двух властей - это уже не способ производства, а институциональный способ управления. Здесь и проходит теоретический водораздел между «аутентичным» марксизмом и его современной версией.

Монополизация производственных отношений, т.е. превращение их в одну из функций экономической власти, позволяет вывести общесоциологическую формулу империализма как последней стадии классического капитализма. Выводя за скобки свободные рыночные отношения (ПО), мы получаем следующую формулу: ПО - (ЭВ - ПВ). Фундаментальное противоречие новейшей истории, т.е. противоречие между политикой и экономикой, выступает одновременно и основным противоречием классического марксизма. Перед нами - марксистский вариант основного противоречия гегелевской философии, а именно: противоречие между консервативным характером экономической теории марксизма и революционным, политическим методом разрешения социальных противоречий. Но политический детерминизм - это выход за пределы «аутентичного» марксизма. Таким образом, если первая половина формулы классического капитализма (ПО - ЭВ) описывает социокультурные условия возникновения материалистического понимания истории, то вторая половина этой формулы (ЭВ - ПВ) дает возможность разглядеть социокультурные условия отмирания «аутентичного» марксизма, тем самым намечая контуры новой формационной парадигмы.

Абстрактный исторический характер политического метода марксизма обусловлен абстрактным историческим характером буржуазного политического государства. Сводя к единому политическому знаменателю различные экономические интересы, классическое (еще неправовое) буржуазное государство замыкает горизонт общественного сознания идеей абстрактного национального единства. Тот факт, что политическая оболочка общественного сознания, именуемая политической идеологией, может быть наполнена самым различным идеологическим содержанием (либеральным, фашистским, социал-демократическим, коммунистическим и т.д.), этот факт ускользает от сознания «аутентичного» марксиста; как и то обстоятельство, что существуют неполитические формы идеологии (например, религиозная, анархическая, антиглобалистская, идеология «зеленых», научная, моральная и т.д.). Утопичность социалистического идеала классического марксизма объясняется тем, что в реальном культурно-историческом пространстве отрицать утилитарные ценности ранней буржуазной цивилизации можно было только с точки зрения более зрелой, феодальной культуры и ее глубинных идеологических истоков. Идея диктатуры пролетариата, писал по этому поводу Н.А.Бердяев, «есть секуляризация древне-еврейского мессианского сознания» Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М.: Наука, 1990. С.81. . Таким образом, мы приходим к выводу, что буржуазные границы материалистического понимания истории определили не только «бессознательный» и консервативный характер экономического детерминизма Маркса, но и абстрактные гуманистические контуры его революционного социально-политического идеала.

Во второй главе «Теоретические основания новой формационной парадигмы» раскрывается особая, институциональная природа социально-исторической реальности, фиксируется возрастающая роль политической детерминации в эпоху новейшей истории, описываются социокультурные границы цивилизационного подхода и самого феномена цивилизации.

В первом параграфе «Природа социально-исторической реальности» ставится проблема выделения феномена социальных отношений в чистом виде. При этом автор опирается на базовую социологическую интуицию Э.Дюркгейма, согласно которой социальные явления, не будучи материальными, все же представляют собой реальные вещи, допускающие исследование. Анализ показывает: возникновение социальных отношений связано с началом цивилизованной истории общества, когда происходит отделение общественной связи от непосредственно вступающих в эту связь общественных индивидов. Три следствия вытекают из осмысления данного исторического факта: 1) носителями общественных отношений становятся не сами люди, а анонимная система социальных институтов; 2) происходит выделение класса профессиональных управляющих; 3) возникает феномен институциализированного сознания, разделившего первобытную ментальность на «господское» и «рабское» сознание (Г.Гегель). Результатом анализа становится следующая дефиниция: социальные отношения - это отношения между человеческими индивидами, опосредованные системой социальных институтов.