Долг правдивости и право на ложь как проблема практической философии И. Канта (история и современность)

Размещено на http://www.allbest.ru/

На правах рукописи

Специальность 09.00.03 - история философии (философские науки)

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук

ДОЛГ ПРАВДИВОСТИ И ПРАВО НА ЛОЖЬ КАК ПРОБЛЕМА ПРАКТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ И. КАНТА (ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ)

Мясников А.Г.

Москва - 2007

Работа выполнена в секторе истории зарубежной философии Института философии РАН

Научный консультант:

доктор философских наук Жучков Владимир Александрович

Официальные оппоненты:

доктор философских наук, профессор Васильев Вадим Валерьевич

доктор философских наук, профессор Белов Владимир Николаевич

доктор философских наук, профессор Чернов Сергей Александрович

Ведущая организация:

Российский университет дружбы народов, кафедра истории философии

Защита состоится «___» _________ 2008 года в ___ часов на заседании диссертационного совета Д. 002.015.04. по присуждению ученой степени доктора философских наук по специальности 09.00.03. - история философии в Институте философии РАН по адресу: 119992, Москва, ул. Волхонка, 14

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института философии РАН.

Автореферат разослан ___________________

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат философских наук, доцент Ю. В. Синеокая

1. Общая характеристика работы

Актуальность темы исследования. В центре внимания представленного историко-философского исследования находится проблема соотношения долга правдивости и допустимости лжи (намеренно неправдивого высказывания) в практической философии Иммануила Канта. Так называемый кантовский «ригоризм» вызывал и до сих пор вызывает многочисленные дискуссии и возражения, которые мы намерены проанализировать. Имеет ли человек право лгать другому лицу, не сознавая при этом нарушения морального долга и не неся за это юридической ответственности? Обычно такое право признается за специальными субъектами, например дипломатами, разведчиками, врачами и др., выполняющими свой служебный долг. Должно ли распространяться оно на остальных граждан, в случае, если они окажутся в ситуации принуждения? Правомерна ли «ложь по необходимости», или она только извинительна, или, напротив, недопустима, а потому должна быть наказуема? Над этими вопросами человечество стало размышлять очень давно, отдавая предпочтение допустимости необходимой лжи, особенно, если речь шла о спасении жизни. Вместе с тем возникал явный конфликт с общечеловеческим религиозно-моральным требованием «не лги», ставшим достоянием большинства религий и моральных систем.

Известный кантовский вопрос «что я должен делать» приобретает принципиальное значение в ситуации принуждения к ответу. Сказать правду злоумышленнику или не говорить, когда вопрос затрагивает жизненные интересы третьего лица? С одной стороны, долг помощи человеку, оказавшемуся в опасности, требует от нас какого-либо содействия, а с другой стороны, оставаясь в рамках правовой и моральной общности, можно ли признать намеренно неправдивое свидетельство эффективным и морально пригодным средством помощи.

В связи с этим требуется детальный анализ полемики между И. Кантом и французским политиком, писателем Б. Констаном, которая дает основу для многих последующих интерпретаций. Имеется ли долг правдивости по отношению к злоумышленнику, спрашивающему меня о том, куда скрылась его жертва, или нет? С точки зрения Констана, этот долг является юридически относительным, т. е. морально условным и не может быть исполнен во вред другому человеку. Кант полагает, что этот долг является юридически абсолютным, а следовательно, морально безусловным, т. е. формальным принципом морали и права, соответствующим требованиям категорического императива.

Кто из них «прав»? На чьей стороне «правда»? Как поступить «правильно» в данной ситуации? Как оценить тот или иной поступок по «справедливости»? Последовательность этих вопросов указывает на необходимую в нашем исследовании взаимодополнительность морального и правового толкования полемики между Кантом и Констаном. Без учета этой взаимодополнительности проблема права на ложь приобретает либо сугубо специальный юридический характер, либо будет иметь только субъективный смысл произвольного морального решения.

Противопоставление служебного долга обманывать других людей своему личному решению солгать по необходимости не позволяет понять собственно кантовскую позицию и отличить ее от множества других позиций и интерпретаций. Вслед за Кантом идут не многие. Автор диссертации намерен доказать основательность и строгую систематичность кантовского подхода к проблеме долга правдивости и права на ложь. Может показаться, что Кант пугает обычных людей своей категоричностью в запрете любых видов обмана. При ближайшем знакомстве с его морально-правовой концепцией оказывается, что без мужества и твердой воли человека нельзя представить себе моральный или правовой порядок (внутри человека и вне его).

- Не говори каждому встречному всей правды, - подсказывает здравый смысл.

- Не лги, - требует религиозная мораль.

- Будь правдив, - говорит Кант, обращаясь к нравственному идеалу внутри каждого разумного существа.

Если идеал недостижим, то к чему весь этот пафос и чрезмерное самоистязание правдивостью? Вполне достаточно остановиться на заповеди «не лги» и оставить за собой право на умолчание. В этом случае мы находим вполне приемлемый компромисс между моралью и правом, между моралью и прагматическим благоразумием, между долгом и счастьем. Неужели Кант не увидел этого возможного компромисса, «ослепленный» безусловностью категорического императива? Это не так. Уже в «Лекциях по этике» 70-х годов он предполагал такой вариант решения проблемы, но вскоре был вынужден отказаться от него при разработке принципов практической философии. В сочинении «Основоположение к метафизике нравов» философ признает честность высшей добродетелью и противопоставит ей любые виды обмана, в том числе и скрытность.

- Был ли Кант идеалистом?

- Да, - ответим мы в своем исследовании и добавим: ровно настолько, насколько он был здравомыслящим и приземленным знатоком человеческих нравов.

Если в человеческом мире высоко ценится редкое и малодоступное, то к ним можно отнести именно честность и искренность в общении. Чем прагматичнее человеческие отношения, тем больше общественная потребность в моральном способе мышления, тем меньше круг такого общения и тем важнее оно для личности и общества в целом.

Будут ли люди доверять друг другу, зная, что у каждого из них есть право на ложь? Будут ли возможны тогда договорные отношения? Доверие и договор должны быть ограничены рамками юридической ответственности или правомочия принуждать других лиц, отказывающихся от выполнения своих обязательств. Отсюда вытекает следующая проблема: может ли право на ложь согласовываться со всеобщим принципом права и не будет ли оно ограничивать внешнюю свободу конкретного лица? Например, должен ли врач говорить смертельно больному человеку всю правду о его состоянии? Не ущемляется ли свобода уходящего из жизни человека правом врача на ложь? И не получает ли врач чрезмерной власти над своим пациентом, не возлагает ли на себя огромной ответственности за судьбу человека? Кантовское требование правдивости все чаще становится предметом дискуссий в современной медицинской этике. Многие медики начинают ставить под сомнение устоявшийся стереотип о том, что нецелесообразно говорить правду, если она может повредить самочувствию пациента или вызвать у него негативные эмоции. Этот стереотип основан на признании пациента ограниченным в правах (несамостоятельным) субъектом, что противоречит закону о здравоохранении 1993 года, гарантирующему право пациента на правдивую информацию о диагнозе, прогнозе и методах лечения.

Другой пример: должны ли эстрадные артисты извещать публику о том, что будут работать под фонограмму, а не петь живым голосом? Ведь большинство зрителей и слушателей обманываются, принимая звучание голосов артистов за подлинное пение. Современные российские законодатели пытаются решить и эту проблему для того, чтобы защитить отечественных потребителей (в данном случае слушателей) от недобросовестных исполнителей.

Вместе с тем возникает другой ряд вопросов, связанных с неприкосновенностью моего личного (ценностного) мира и правом на отказ от общения. Должен ли я говорить всю правду назойливым журналистам, стремящимся использовать сведения о моей личной жизни без моего согласия? Конечно, нет, ибо закон стоит на защите моей частной жизни. Журналист имеет право только на ту частную информацию, которую я разрешаю ему получить. Это уже договорное отношение, подчиненное действующему законодательству.

Кант не хочет останавливаться на многочисленных и широко распространенных фактах «слабости» и «хрупкости» человеческой природы, т. к. их признание не делает человека лучше и не направляет человечество к морально-правовому совершенствованию. В тоже время без знания реальных качеств и нравов людей невозможна разработка методов и средств их совершенствования, а также решение педагогических задач. Это значит: если люди очень часто обманывают друг друга (по разным причинам), то отказаться от такого способа общения они вряд ли смогут, но они должны слышать требования чистого практического разума хотя бы от философов, педагогов и юристов. Возможно, что эти требования будут усвоены по-разному с помощью автономного произволения. Если, по Канту, мы не можем требовать от всех моральности в образе мышления и в поведении, то легальность в поступках обязательна.

Итак, каковы должны быть легальные границы лжи, чтобы они не нарушали моей внешней свободы? Всегда ли я должен быть правдивым? На поставленные вопросы нам предстоит дать ответы в ходе научного исследования.

Степень разработанности темы. В историко-философском изучении проблемы права на ложь мы опираемся, прежде всего, на концепции таких известных кантоведов современности, как Н. Хинске (N. Hincke), Ф. Каульбах (F. Kaulbach), Г. Гайзман (G. Geismann), Г. Праусс (G. Prauss), О. Хеффе (O. Hцffe), О. Дробницкий, А. Гусейнов, Э. Соловьев, Л. Калинников, В. Жучков, В. Васильев, Г. Болдыгин, С. Юрченко. Исследования указанных авторов дали нам возможность детально разобраться в существе кантовской практической философии и понять ее морально-правовое единство.

Кантовская проблема соотношения долга правдивости и права на ложь не получала еще подробного и системного осмысления в отечественной историко-философской науке. Ей посвящены параграфы, трактующие «сильные» версии категорического императива, в книгах Э. Соловьева «И. Кант: взаимодополнительность морали и права» (1991) и «Категорический императив нравственности и права» (2005), небольшие статьи академика А. Гусейнова «Красно поле рожью, а речь ложью» (1995) и «Закон и поступок (Аристотель, И.Кант, М.М.Бахтин)» (2001). Некоторые разъяснения по этой проблеме дает Е. Золотухина-Аболина в лекции о честности и достоинстве «Курса лекций по этике» (1999). Три лекции учебного пособия Б. Капустина «Моральный выбор в политике» (2004) направлены на опровержение кантовской позиции в споре с Б. Констаном. В книге С. Алексеева «Самое святое, что есть у Бога на земле. Иммануил Кант и проблемы права в современную эпоху» (1998) данная проблема выпала из поля зрения автора.

По мнению диссертанта, Абдусалам Гусейнов - один из немногих современных отечественных философов, кто по существу разделяет кантовскую позицию и видит во лжи основной источник деградации общества, полагая, что моральная оценка недопустимости лжи требует правового закрепления. Вместе с тем он пытается дополнить «формалистичность» кантовской безусловной этики понятием моральной ответственности человека за практические результаты поступка. Один из учеников академика Гусейнова Андрей Судаков рассматривает кантовское моральное требование правдивости в книге «Абсолютная нравственность: этика автономии и безусловный закон» (1998) в качестве приложения категорического императива и показывает двойственность этого требования в «Основоположении к метафизике нравов».

Указанной проблеме посвящен второй параграф книги председателя Российского кантовского общества Леонарда Калинникова «Кант в русской философской культуре» (2005), в котором он рассматривает «ложь во спасение» как вынужденное средство, позволяющее «отключить на время долг правдивости и привычку быть честным, переведя его из актуального в потенциальное - осознанно заблокированное - состояние». При этом высказываемая Калинниковым идея подчиненности права моральному долгу ведет к тому, что допускаемые исключения из морального долга правдивости порождают исключения в соответствующем правовом долге.

В этических исследованиях А. Скрипника, Р. Апресяна, А. Разина, В. Поруса и др., посвященных философии Канта, право на ложь (неправдивость) не получает специального рассмотрения, так же как и сама полемика между Кантом и Констаном. В философско-правовых сочинениях П. Новгородцева, А. Пионтковского, Ю. Баскина, а также в учебных пособиях по философии права В. Нерсесянца, И. Малиновой, Ю. Ершова, О. Данильяна и др. проблема права на ложь не выделяется в самостоятельную тему и обычно лишь предполагается в ходе обсуждения кантовского «правового ригоризма».

Значительное место проблема неправдивости в межличностной коммуникации занимает в современных психологических исследованиях, которые во многом опираются на анализ кантовской практической философии. В связи с этим хотелось бы отметить работы П. Экмана, В. Знакова, Х. Вайнриха, Н. Панченко и др. Так, известный российский психолог Виктор Знаков в своей книге «Психология понимания правды» (1999) соотносит кантовский безусловный долг правдивости с концепцией Владимира Соловьева об «идеальной» правде, рассматривая их в разных социокультурных контекстах.

В данном исследовании мы использовали историко-философские идеи таких известных отечественных ученых, как В. Асмус, А. Гулыга, Т. Ойзерман, В. Соколов, В. Кузнецов, Н. Мотрошилова, Т. Длугач, Г. Майоров, А. Столяров, С. Чернов, К. Любутин, Б. Емельянов, В. Звиревич, Л. Суслова, С. Нижников, Р. Бурханов, Е. Винокуров и др.

Важную роль в разработке проекта диссертационного исследования сыграл сборник статей «Кант и право на ложь» («Kant und Recht der Lьge»), изданный в 1986 году под редакцией Георга Гайзмана и Харольфа Оберера. Вступительная статья Х. Оберера (H. Oberer) позволила нам понять не только глубину и сложность поставленной темы, но и ее проблемно-исторический характер, получивший особую актуальность в последние десятилетия. Большое значение для нашего исследования имеет философско-правовое наследие известного современного немецкого кантоведа Г. Гайзмана, в том числе и его статья «Попытка кантовского правового запрета лжи», опубликованная в сборнике («Kant: Analysen-Probleme-Kritik», 1988), в которой он пытается прояснить, собственно, кантовскую позицию в споре с Констаном.

В начале XXI столетия явно усилился интерес к кантовской проблеме допустимости права на ложь, о чем свидетельствуют публикации в журнале «Кант-штудиен», а также ее обсуждения на международных конференциях и сайтах Интернета. Так, в 95 номере журнала «Кант-штудиен» за 2004 год (Kant-Studien 95. Jahrg. 2004) корейский ученый Йонг Ким (Kim J-G., «Kants Lьgenverbot in sozialethischer Perspektive») и немецкий ученый Георг Ремпп (Rцmpp G., «Die Sprache der Freiheit. Kants moralphilosophiesche Sprachauffassung») обсуждают кантовскую проблему недопустимости права на ложь, показывая гуманистическую перспективу кантовской позиции.

Кроме того, важность кантовского недопущения права на ложь подчеркивают в своих интернетовских статьях такие современные исследователи, как Мартин Габел (Gabel M., «Kant: Aus Menschenliebe lьgen», 1991), Беатрис Химмельманн (Himmelmann B., «Kant ьber der Lьge als Problem der praktischen Philosophie», 2000), Конрад Лиссманн (Liessmann K., «Der Wille zum Schein. Ьber Wahrheit und Lьge», 2004), Борис Бехлес (Bцhles B.,. «Ьber ein vermeintes Recht aus Menschenliebe zu lьgen - Der Begriff der Lьge bei Immanuel Kant», 2004), Кристина Корсгаард (Korsgaard K., «Fellow Creatures: Kantian ethics and Our Duties to Animals», 2004) и др.

В ходе исследования проблемы лжи в практической философии Канта были использованы идеи многих современных западных кантоведов, таких как Г. Пэтон (G. Paton), Ю. Эббингхаус (J. Ebbinghaus), Ю. Хабермас, Л. Бэк (L. Bek), М. Баум (M. Baum), Г. Кленнер (G. Klenner), Г. Деггау (G. Deggau), Х. Беккерштетте (H. Bцckerstette), М. Бур (M. Buhr), Д. Лозурдо (D. Losurdo), Б. Тушлинг (B. Tuschling), Б. Людвиг (B. Ludwig), В. Герхард (B. Gerhard), Ю. Риттер (J. Ritter), Х. Шнорр (Ch. Schnoor), Ю. Штольценберг (J. Stolzenberg), З. Кениг (S. Kцnig), Т. Нистерс (T. Nisters), Г. Кюстерс (G.-W. Kьsters), Р. Ландхалер (R. Landthaler), Э. Зандерманн (E. Sandermann), К. Кюль (K. Kьl), Й. Тиммерманн (J. Timmermann), Д. Хеннинг (D. Henning), А. Лой, К. Оноф (K. Onof), К. Раумер (K. Raumer), П. Бург (P. Burg), К. Клингер (K. Klinger), Х. Бракемейер (H. Brakemeier), В. Штарк (W. Stark), Р. Бранд (R. Brand), В. Керстинг (W. Kersting), В. Буш (W. Busch) и др. Кроме того, на юбилейных IX Кантовских чтениях, проходивших в Калининграде в апреле 2004 года, между профессором из Шотландии Йенсом Тиммерманном и автором развернулась дискуссия по проблеме допустимости лжи, которая нашла свое отражение в тексте диссертации.

Таким образом, данное исследование должно восполнить пробел в отечественном историко-философском изучении проблемы долга правдивости и права на ложь как важной проблемы практической философии И. Канта и современных морально-правовых концепций.

Методология исследования. Методологической основой представленного исследования является сочетание трех методов, используемых в современном кантоведении. К ним относятся - сравнительно-исторический метод, метод реконструкции и метод языкового (герменевтического) анализа.

1. Сравнительно-исторический метод применяется по следующим основаниям: а) по общему историческому периоду, в котором протекал генезис кантовской философии и формировались предпосылки для полемики с Констаном; б) по общему философскому (морально-правовому дискурсу), нашедшему выражение в сочинениях Г. Гегеля, А. Шопенгауэра, Вл. Соловьева, Н. Гартмана и др.; в) общим морально-правовым проблемам, имеющим значение не только для общественной жизни европейских стран второй половины XVIII - и начала XIX веков, но также и для современности.

Разъяснение этих оснований осуществляется по ряду критериев или проблем, к числу которых относятся, во-первых, проблема приоритета в соотношении морального и прагматического долженствования, во-вторых, проблема взаимодополнительности морали и права в практической философии Канта, в-третьих, проблема адекватного истолкования кантовских правовых обязанностей, в-четвертых, проблема реализации идеала практического разума или так называемый «парадокс реализации», имеющий большое значение для кантовского проекта «Вечного мира», в-пятых, проблема соотношения права на ложь, права на умолчание и права на отказ от общения. Последовательное и систематичное рассмотрение этих проблем в контексте представленных оснований позволяет задать масштабную панораму развития кантовской мысли и ее влияния на последующую европейскую и отечественную философию.

2. Метод реконструкции является необходимым средством прояснения отдельных интерпретаций и трактовок проблемы права на ложь. В диссертации представлено 7 реконструкций ситуации L - той ситуации, которая обсуждалась в полемике между Кантом и Констаном.

Каждая из этих реконструкций предназначена продемонстрировать решение данной ситуации L, исходя из оснований, предпосылок и принципов мышления того или иного автора и определенных обстоятельств. Эти реконструкции имеют значительный теоретический интерес для исследования творчества Г. Гегеля, Вл. Соловьева, т. е. тех философов, которые разрабатывали собственные морально-правовые принципы, но непосредственно не применяли их к ситуации L. Таким образом, мы имеем возможность смоделировать решение данной ситуации и проверить его с точки зрения кантовского критерия универсализации максимы. С помощью этого метода отчетливо обнаруживаются границы мышления авторов и их субъективные убеждения. Чтобы избежать произвола в применении метода реконструкции, необходимо подчинить его первому (сравнительно-историческому) методу исследования, т. е. он должен быть «погружен» в точный историко-философский контекст, без сохранения которого позитивные результаты невозможны.

3. Дополняющим методом исследования является метод языкового (герменевтического) анализа, который обычно именуется в немецком кантоведении как «sprachanalytische Methode». Метод языкового анализа применяется нами для исторически и контекстуально корректного толкования отдельных понятий и терминов, которыми пользовался Кант и его интерпретаторы. Например, таких как «Wahrheit», «Recht», «Ehrbarkeit», «Rechtschaffenheit» и других, которые несут на себе особую смысловую нагрузку и при обычном переводе на русский язык частично теряют ее и тем самым искажают кантовскую мысль и отдаляют нас от существа проблемы.

Герменевтические усилия, применяемые при анализе отдельных кантовских фрагментов и высказываний других мыслителей, предполагают, с одной стороны, интеллектуальную, конкретно-историческую определенность авторской позиции, а с другой - ее вневременный и общечеловеческий характер, которым, собственно, и отличается философское мышление Иммануила Канта. Этот двойственный характер необходимо учитывать в процессе исследования, чтобы доказать всемирно-историческое значение отдельных кантовских решений.

Большую помощь в этой герменевтической работе нам оказало двуязычное издание сочинений Канта, осуществленное Н. Мотрошиловой и Б. Тушлингом, а также комментарии Ф. Каульбаха, Г. Праусса, Н. Хинске, Г. Гайзмана, О. Хеффе к отдельным кантовским сочинениям.

Объектом исследования выступает кантовская проблема соотношения долга правдивости и права человека на неправдивые высказывания в чрезвычайной ситуации (L), а также различные интерпретации этой проблемы в истории философии. Предметом исследования являются различные модели обоснования моральной и правовой обязанности человека не давать ложных свидетельств, а также быть правдивым, имея в виду перспективу движения человеческого рода к Вечному миру как идеалу.

Цель и задачи исследования. Целью данного историко-философского исследования является системно-аналитическое изучение кантовской философской позиции по проблеме категорического запрета на ложь, раскрывающее эволюцию ее оснований и аргументации, включая критическое рассмотрение и реконструкцию наиболее оригинальных и основательных интерпретаций этой позиции в европейской и отечественной философии XIX-XXI веков.

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

1. Показать в истории европейской философской и религиозной мысли типичные примеры позитивного и негативного отношения к различным формам неправдивости, начиная с книги Иова Ветхого Завета и заканчивая морально-религиозным учением М. Лютера, и дать анализ соответствующих аргументов.

2. Рассмотреть кантовский запрет на ложь как результат взаимообусловленности морального и правового требований практического разума, используя для этого интерпретации Ф. Каульбаха и Э. Соловьева, а также собственный анализ кантовских текстов.

3. Дать критическое изложение полемики между И. Кантом и Б. Констаном, которая станет главным предметом последующих дискуссий и интерпретаций.

4. Показать проблематичность кантовского категорического запрета лжи для философских концепций его современников, для Г. Гегеля и А. Шопенгауэра и выявить различия в их отношении к долгу правдивости.

5. Реконструировать моральные трактовки кантовского долга правдивости Вл. Соловьевым и Н. Гартманом и показать существенные различия их мировоззренческих оснований.

6. Изложить существенные стороны полемики между Г. Пэтоном и Ю. Эббингхаусом, а также критически рассмотреть интерпретации кантовской позиции у Г. Вагнера, Г. Гайзмана, Дж. Вульямина и Т. Нистерса, акцентирующие внимание на ее морально-правовом характере.

7. Раскрыть концепцию Й. Тиммерманна под названием «ложь из долга» как новую переоценку основоположений кантовской моральной философии.

8. Представить критический анализ современных исследований А. Гусейнова, Й. Кима, М. Габела, Г. Ремппа и др., посвященных кантовскому запрету лжи.

9. Доказать несовместимость кантовского философско-исторического проекта Вечного мира с признанием права на ложь.

10. Рассмотреть проблему недопустимости права на ложь в перспективе кантовского учения о праве человечества и дать систематический анализ представленных точек зрения.

11. Показать проблематичность согласования кантовского безусловного долга правдивости с правом на умолчание для ситуационного преодоления так называемой «чрезмерности» категорического долженствования и прояснить отличия между умолчанием и отказом от общения.

Гипотеза исследования заключается в том, что кантовская позиция категорического недопущения права на неправдивые свидетельства представляется рационально обоснованной и содержит в себе большой гуманистический потенциал, необходимый для совершенствования морально-правовой жизни современного общества, несмотря на многочисленные критические возражения и попытки найти целесообразные исключения из долга правдивости.

Новизна исследования состоит:

Во-первых, в том, что впервые в отечественном кантоведении дан системный историко-философский анализ кантовской проблемы морально-правовой недопустимости неправдивых высказываний и ее интерпретаций в отечественной и зарубежной философии XIX-XXI вв.

Во-вторых, в ходе рассмотрения отдельных точек зрения и интерпретаций указанной проблемы, например в концепциях Гегеля и Вл. Соловьева, применяется метод реконструкции, позволяющий обнаружить скрытые авторские интенции и прояснить основополагающие принципы решения морально-правовых ситуаций.

В-третьих, в диссертационном исследовании излагаются еще малоизвестные отечественной философской общественности оригинальные позиции таких зарубежных мыслителей XX века и современности, как Г. Пэтон, Ю. Эббингхаус, Г. Вагнер, Г. Гайзман, Ф. Каульбах, Т. Нистерс, Й. Тиммерманн, Й-Г. Ким, Г. Ремпп и др. Представленные позиции по праву на ложь критически оцениваются в контексте кантовской морально-правовой рефлексии.

В-четвертых, важным достижением данного исследования является использование схемы «логического квадрата» для наглядной демонстрации различных отношений к долгу правдивости. Эта схема позволяет показать, что правомочие лгать противоречит долгу правдивости, а также находится в отношении частичной совместимости с безусловным требованием «не лгать» (в большинстве случаев быть правдивым). Совместимость умолчания с запретом на ложь возможна с помощью публичного и обоснованного отказа от общения.

В-пятых, вместе с великим немецким философом мы должны констатировать, что допущение права на ложь унижает достоинство человека, разрушает человеческое сообщество и является серьезным препятствием в реализации общечеловеческой идеи Вечного мира. Понимание этих негативных следствий будет условием морально-правового совершенствования общественной жизни и одновременно необходимым условием формирования нравственной автономной личности, способной противостоять любым видам деспотизма и быть носителем неотчуждаемых гражданских прав и свобод.

Проведенный историко-философский анализ проблемы права на ложь в практической философии Иммануила Канта дал возможность прояснить принципы, обосновывающие безусловный долг правдивости, а также позволил выявить различные точки зрения и интерпретации этой сложной морально-правовой проблемы. В ходе исследования мы получили следующие результаты, или положения, которые выносим на защиту:

1. В истории докантовской моральной философии имеет место явное преобладание прагматического отношения к требованию правдивости, которое проявляется в учениях Платона, Аристотеля, Цицерона и других мыслителей. Основаниями такого отношения служат представления о «слабости» человеческой природы, о преимуществе счастья перед долгом правдивости, а также о целесообразности лжи ради общего блага. Несмотря на весомость данных аргументов, сторонники долга правдивости ставят их под сомнение, ссылаясь, прежде всего, на точное исполнение ветхозаветной заповеди «не лги» и безусловное требование Христа «быть правдивым». Сокрытие или искажение правды перед всезнающим творцом - не только бессмысленно, но и греховно. На этом представлении основаны религиозно-философские позиции Августина и Лютера, которые оказали решающее влияние на формирование кантовского безусловного запрета лжи.

2. Категорический запрет неправдивых высказываний является у Канта результатом взаимообусловленности морального и правового долженствования. Вместе с Ф. Каульбахом, Э. Соловьевым и другими современными философами мы утверждаем, что долг правдивости мыслится Кантом, с одной стороны, в качестве моральной обязанности разумного лица перед самим, а с другой - как правовая обязанность перед другими людьми, с которыми он должен поддерживать правовую общность. Требование правдивости является необходимым результатом «переворота в мышлении», делающего разумного субъекта созаконодателем морально-правовой действительности.

3. Полемика между И. Кантом и Б. Констаном о праве на ложь представляет собой результат разного понимания природы права и государства. Если Констан как политик исходит из зависимости права от человеческих естественных (прагматических) побуждений, фундаментом которых является право на жизнь, то Кант строит правовую общность на фундаментальном (единственном врожденном) праве на свободу, которое имеет своим необходимым следствием признание безусловного долга правдивости. Если Констан рассматривает ситуацию L с точки зрения относительного правоотношения, то Кант полагает правоотношения между ее участниками абсолютными, что исключает возможность отступления от долга правдивости.

4. Кантовское недопущение права на ложь стало серьезной проблемой для его младших современников - Г. Гегеля и А. Шопенгауэра, стремившихся рационально обосновать буржуазно-демократическую систему государства и права. Реконструкция гегелевского отношения к долгу правдивости показывает зависимость этого морально-правового требования от господствующих в обществе нравов, которые в большинстве своем отдают предпочтение чувству сострадания и целесообразной лжи. У Шопенгауэра мы находим моральное оправдание права на ложь в тех ситуациях, когда происходит неправомерное вмешательство во внутренний мир человека, при этом ложь оказывается орудием самозащиты. Это оправдание не имеет прямого отношения к кантовской ситуации L, так как в ней речь идет о правомерной защите третьего лица.

5. В этических концепциях Вл. Соловьева и Н. Гартмана долг правдивости находится в конфликте с долгом помощи другому человеку, который должен быть разрешен в пользу второй обязанности. Вместе с тем Соловьев оправдывает все возможные последствия человеколюбивой лжи, предполагая, что в чрезвычайной ситуации ложь превращается в орудие спасения и солгавший не должен отвечать за наступление трагических следствий. Гартман пытается объяснить наступление нежелательных последствий с помощью различения «цели» и «намерения» говорящего неправду. Ложь, будучи морально негативным средством спасения, связана именно с намерением, за которое мы несем вину и ответственность только перед своей совестью.

6. Полемика Г. Пэтона и Ю. Эббингхауса о правомочии лгать в ситуации L показывает столкновение разных истолкований категорического императива. Пэтон стремится подчинить запрет на ложь требованиям благоразумия и счастья путем признания его не безусловным «принципом» морали, а моральным «законом», зависящим от различных обстоятельств и благоразумной целесообразности. Эббингхаус намерен доказать подчиненность требования правдивости, включая запрет на ложь, категорическому императиву, опираясь на эволюцию кантовского понимания права человечества. Начиная с исследований Г. Вагнера, кантовский запрет на ложь рассматривается в качестве правовой обязанности, нарушение которой ведет к разрушению общества. Дальнейшую разработку морально-правового характера долга правдивости мы находим в интерпретациях Г. Гайзмана, Дж. Вульямина и Т. Нистерса, которые пытаются снять с кантовской позиции обвинения в «ригоризме», но при этом отступают от безусловного запрета на ложь.

7. Концепция современного шотландского философа Й. Тиммерманна под названием «ложь из долга» представляет собой новую переоценку кантовской моральной философии. Эта концепция строится на допущении того, что не всякое неправдивое высказывание будут ложью, а также на том, что Кант преувеличивает опасность неправдивости и в конечном счете, по мнению Тиммерманна, безусловный долг правдивости может быть ограничен добрым намерением спасти жизнь другого человека. Эти и другие аргументы будут критически рассмотрены и признаны недостаточно обоснованными.

8. В ходе критического анализа современных социально-этических трактовок кантовского запрета лжи мы обращаем внимание, во-первых, на неопределенность условий применения морального принципа «цель оправдывает средства» применительно к ситуации вынужденного обмана у А. Гусейнова, а во-вторых, на ограниченность интерпретаций Й. Кима, М. Габела, Г. Ремппа, Б. Химмельманн, связанную с отделением морального долженствования от правового и признанием разрыва между ответственностью за ложь и соответствующим наказанием.

9. Признание права на ложь, по Канту, не только противоречит моральному и правовому долгу человека, но и препятствует движению всего человеческого сообщества к идеалу Вечного мира, поскольку делает ненадежными все международные договоры и обязательства. Начиная с Г. Гроция, европейская правовая мысль пыталась установить критерии применимости права на ложь в военных условиях, но именно Кант показал внутреннюю противоречивость этих попыток, ибо состояние войны делает любое соглашение условным и сомнительным.

10. Изменение кантовского отношения к долгу правдивости было связано с переосмыслением понятия «права человечества»: от обязанности перед другими к обязанности перед самим собой. Различение внутренней и внешней лжи позволяет ясно увидеть их негативные воздействия на человеческое существование. В ходе систематизации различных представленных точек зрения мы выделяем позиции и аргументы противников Канта, не строгих и строгих последователей.

11. Пытаясь найти согласие между долгом правдивости и правом на умолчание, мы используем схему «логического квадрата», в соответствие с которой отказ от общения должен быть публичным и обоснованным, чтобы не противоречить требованию правдивости. Несмотря на важные морально-правовые функции права на умолчание, оно не применимо к ситуации L, так как ведет к рискованному и необоснованному использованию человека в качестве средства спасения другого.

Таким образом, признание и исполнение безусловного долга правдивости является сложнейшей проблемой морально-правового или практического применения разума, которые заставляют нас вступить в возможный конфликт с естественными стремлениями людей к благополучию и счастью, а признание и исполнение права на ложь вовлекают разумных индивидов в еще более сложные и непредсказуемые ситуации, порождающие взаимное недоверие и условия для взаимного насилия. Долг правдивости остается для разумных существ тем практическим идеалом, той путеводной звездой, без которой движение человека и всего человечества к лучшему может превратиться в бессмысленное блуждание. Кант предупреждает будущие поколения об опасности любых форм правомерного обмана, и современная практическая философия не может недооценивать эту опасность.

Теоретическая и научно-практическая значимость диссертационного исследования состоит в том, что изучение проблемы долга правдивости и права на ложь в практической философии И. Канта, позволяет восполнить пробелы и преодолеть предрассудки, имеющиеся в отечественном кантоведении, а также использовать ее гуманистический потенциал для развития современной философии морали и права. Результаты исследования могут быть использованы для совершенствования учебных курсов по философии, истории немецкой классической философии, философии права, а также для разработки соответствующих разделов аспирантского курса «История и философия науки». Рассмотренная проблематика предполагает комплексный междисциплинарный подход, соединяющий этическую, правовую, политическую, психологическую и социологическую рефлексию, направленную на изучение феномена лжи в человеческом общении.

Апробация работы. Результаты исследования изложены в ряде научных публикаций, том числе в монографиях «Право на ложь: от Канта до современности» (1 и 2 изд.) и «Революция в способе мышления как системная проблема философии И. Канта. Том 1», написанной при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда № проекта 05-03-28300 а/В. Первая монография прореферирована И. И. Ремезовой в журнале «Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер.3, Философия: РЖ. - М., 2006, № 4. С. 179-189. Значительная часть материалов диссертационного исследования нашла отражение в грантовском проекте 07-03-93602 а/К по подготовке научно-популярной книги «Библейская заповедь «не лги» и современная философия», поддержанном РГНФ в 2007 году.

Основные теоретические положения диссертации обсуждались на Международных и Всероссийских конференциях: на Межвузовской научной конференции «Свобода в России: иллюзии, реальность и будущее» (Пенза, 2000), региональной научной конференции «Политическая правовая жизнь: федеральные и региональные аспекты» (Пенза, 2001), а также на II научно-практической конференции «Идеалы и реальности культуры российского города» (Пенза, 2001), Всероссийской научно-практической конференции «Проблемы модернизации профессиональной подготовки учителя в современной России» (Пенза, 2002), на III Российском философском конгрессе (Ростов н/Д, 2002), Международной научно-практической конференции «XXI век: Россия и Запад в поисках духовности» (Пенза, 2003).

Педагогические проблемы практической философии Канта нашли отражение в материалах XIX Всемирного философского конгресса (Стамбул, 2003). Отдельные проблемы диссертации были представлены на таких конференциях как Всероссийская научная конференция «Свобода, собственность и нравственность в России: возможно ли согласие?» (Пенза, 2003), на Международной научно-практической конференции «Образование в XXI веке: этика, религиоведение, педагогика» (Санкт-Петербург, 2003), на Международной конференции «Кант между Западом и Востоком» (Калининград, 2004), Всероссийской научной конференции «Кант и современная философия» (Москва, 2004), Всероссийской научной конференции «Философия современного образования: история и современность» (Пенза, 2005), на IV Российском философском конгрессе (Москва, 2005), на Всероссийской научной конференции «Философия современного образования» (Пенза, 2006), IX Международной научно-практической конференции «Власть и властные отношения в современном мире» (Екатеринбург, 2006), на Всероссийской научно-практической конференции «Становление гражданского общества в России: роль и задачи философии» (Москва, 2006), на Всероссийской научно-практической конференции «Нравственность и хлеб насущный» (Пенза, 2006), а также на Международной научно-практической конференции «Философия. Культура. Гуманизм: история и современность» (Оренбург, 9-10 ноября 2006 г.), Х Международной научно-практической конференции Гуманитарного университета «Человеческая жизнь: ценности повседневности в социокультурных программах и практиках»(г. Екатеринбург, 5-6 апреля 2007 г.), на Международной конференции, посвященной 200-летию «Феноменологии духа» Г. В. Ф. Гегеля (Москва, 3-7 июня 2007 г.).

Некоторые результаты диссертационного исследования на разных стадиях ее подготовки использовались в преподавании общих и специальных курсов в Пензенском государственном педагогическом университете им. В.Г. Белинского, в Пензенском филиале РГСУ и Пензенском филиале МИЭМП.

Работа выполнена в секторе истории зарубежной философии Института философии РАН.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, включающих четырнадцать параграфов, заключения и библиографического списка.

2. Основное содержание работы

Во Введении обосновывается актуальность темы исследования, ее новизна, научное и практическое значение, анализируется состояние изученности проблемы долга правдивости и права на ложь в практической философии Канта и ее интерпретаций в последующие столетия, определяются цели и задачи работы, методологические основания, указывается апробация работы.

Первая глава - «Ложь (неправдивость) как предмет докантовской и кантовской философской рефлексии» - содержит историко-философский анализ основных позиций по отношению к неправдивости в европейской философии до XIX века. Диссертант обращает внимание на аргументы, которые приводятся как в защиту долга правдивости, так и против его неограниченного применения. Особое внимание уделяется рассмотрению полемики между И. Кантом и Б. Констаном. Глава состоит из трех параграфов: «Недопустимость лжи как проблема докантовской моральной философии», «Кантовский запрет на ложь как результат взаимообусловленности морального и правового требований практического разума», «Правовой долг правдивости в споре между «моралью» и «политикой» (И. Кант против Б. Констана)».

В первом параграфе прежде всего рассматривается древнейший пример безусловной правдивости из книги Ветхого Завета, посвященной испытанию Иова. Этот достаточно редкий пример человеческого мужества и непоколебимости воли свидетельствует о возможности подобного поведения для человеческой природы, и именно такое поведение оказывается наиболее угодным Богу.

В античной философии подобные примеры отсутствуют. В учениях Платона, Аристотеля, Цицерона речь идет о необходимости благоразумного ограничения долга правдивости, при этом приводится разнообразная аргументация. В диалогах Платона («Гиппий Меньший», «Государство», «Законы») речь идет о смешанности правдивости и лживости в жизни искусного и благоразумного человека, что должно вести к признанию их стратегическими средствами достижения блага. Вместе с тем Платон утверждает, что требования правдивости и честности подчиняются высшей добродетели - справедливости, которая нацелена на высшее благо. Поэтому обман должен использоваться в очень конкретных случаях людьми с разумной душой ради высших целей, т. е. правителями. При этом правдивость и честность требуются от простых граждан, так как без этих качеств общественные отношения приходят в упадок и государство умирает.

В моральной концепции Аристотеля также имеет место прагматическая направленность в применении правдивых и неправдивых высказываний. Аристотель считает правдивость (aletheia) «срединной» добродетелью, которая относится к высказываниям человека, связанным с имуществом, знаниями, способностями, т. е. теми качествами, которые могут быть полезными для других граждан государства. «Уместность и своевременность» поступка оказываются у него важнейшими критериями благоразумия, а следовательно, и той самой срединности, без которой немыслима добродетель. Из этого следует, что «правдивым» будет тот, кто держится середины и избегает извращения истины с помощью преувеличения (хвастовства) или умаления (притворства). Аристотель является противником безусловной правдивости, так как эта «срединность» не самодостаточна, она должна быть подчинена «нравственной красоте» и «полезности» поступка, т. е. тем требованиям, которые проявляются в обществе в виде традиционных норм, правил, привычек.

Цицерон, как и Аристотель, считает обязанности зависящими от обстоятельств: если изменяются обстоятельства, то и обязанность не остается одной и той же, значит, долг человека должен сообразовываться с возможностями человеческой природы. В отношении долга правдивости он крайне осторожен, так как его нарушение является величайшим пороком. Несмотря на то что римский философ не выпускает из виду интересы государства (общей пользы), он всякий раз обращается к личному моральному сознанию человека, к его совести, к тому внутреннему судье, которого нельзя подкупить или обмануть.

Проблема недопустимости лжи обретает новое значение в контексте христианского мировоззрения, в котором акцентируется греховный характер всякого обмана. В связи с этим особый интерес для данного исследования представляет творческое наследие Аврелия Августина. Обстоятельный анализ лжи, обмана и неправды Августин дает в сочинении «Энхиридион Лаврентию о вере, надежде и любви» и там же подходит к решению интересующей нас ситуации «лжи во спасение». Разумная природа по аналогии с божественной имеет отвращение ко лжи, ибо даже те, которые сами любят обманывать, не желают обманываться. Августин настаивает на обязанности человека «говорить то, что думает, будет ли оно истинным на самом деле или только считается таковым», т. е. он обязан быть правдивым перед собой и перед Богом, иначе в его душе будет таиться грех. По его мнению, слова предназначены Создателем не для того, чтобы люди взаимно обманывали друг друга, а для того, чтобы «каждый мог довести до сведения другого свои размышления». Из этого он делает важный вывод: никакая ложь не должна считаться безгрешной на том основании, что ложью мы можем иногда помочь кому-нибудь. Он настаивает на том, что ложь в качестве средства спасения все равно остается греховной, ибо она является явным отступлением от божественной заповеди, от обязанности говорить правду.

В мышлении немецкого религиозного реформатора М. Лютера отчетливо просматривается продолжение центрального христианского тезиса о том, что «у Бога неправды нет». Неизменность воли Бога будет проявлением его правдивости, правильности, праведности. Немецкий реформатор тесно связывает между собой последние качества божественной воли для того, чтобы подчеркнуть моральное значение самой веры, вернее, ее моральное предназначение для человеческой жизни. С точки зрения Лютера Бог повелевает не для того, чтобы укрепить природные способности человека, а, напротив, чтобы показать его бессилие, предостеречь от гордыни. Заповеди ничего не говорят о том, какими средствами исполнять повеления Бога, так как Он сам определяет соответствующие средства и способы. Премудрость и благодать Бога непосильны для человеческого разумения, а потому исполнимость заповедей гарантируется всемогуществом Творца и не зависит от предусмотрительности нашего рассудка. По сути, Лютер приходит к принципу: «Ты можешь, потому что ты должен» в его христианской версии: «Ты можешь исполнить заповеди, потому что ты должен верить во всемогущество и благодать Бога». Это имеет прямое отношение к исполнению заповеди «не лги».

Лютеровская аргументация в защиту безусловного долга правдивости строится на противопоставлении моральных и прагматических правил поведения и подчинении вторых (как низших) первым (высшим, божественным заповедям). Из чего следует, что обязанность говорить правду является несомненной истиной, не допускающей никаких исключений, которые будут оцениваться в качестве нарушений священных заповедей. Эта аргументация оказывается очень близкой кантовскому различению категорического и гипотетического императивов.

Второй параграф - «Кантовский запрет на ложь как результат взаимообусловленности морального и правового требований практического разума» - посвящен решению задачи: каким образом Кант соединяет в одно целое моральный запрет на любой обман как безусловное требование морального закона (оставаясь при этом в рамках августиновско-лютеровской традиции) и политико-правовой запрет на любые виды обмана в качестве необходимого условия возможности первоначального общественного договора (в его локковском варианте). Уже в «Основоположении к метафизике нравов» Кант осуществляет кардинальное переосмысление отношений между волей человека и предметами его воления или разумного желания. Чего хочет человек, может зависеть от него самого, от его внутренней способности чистой воли. Чистая воля самодостаточна, она позволяет человеку быть господином самому себе.

Именно автономная воля способна, по Канту, познать и принять долг как безусловную внутреннюю обязанность не через какие-либо внешние или чужеродные влияния, а «из уважения к закону», который этот долг выражает. При этом он подчеркивает, что чистая (автономная) воля становится на место морального законодателя в мире человеческих поступков. Если я принимаю данный самому себе закон, то его исполнение будет делом моей чести и достоинства; он будет моим законом, который я считаю наилучшим, а следовательно, буду готов испытать на себе все его последствия. В данном случае моральное самоопределение личности основано на мысленном эксперименте с собственной максимой поведения, в ходе которого устанавливается, что «хотя я и могу желать лжи, но никак не могу желать всеобщего закона лгать».

Для понимания безусловности морального требования необходимо иметь в виду кантовское разграничение прагматического и морального интересов, присущих человеческому разуму. Прагматический интерес ориентирован на заданные цели, которые представляются достижимыми для обычного рассудка, например, почет, власть, деньги, семейное благополучие и др. При этом средства достижения поставленных целей могут изменяться в зависимости от обстоятельств общественной и личной жизни, а потому прагматические императивы всегда будут гипотетическими, т. к. они не могут предписать безусловных правил для достижения совокупной цели - счастья. Моральный интерес, по Канту, требует безусловного исполнения долга, несмотря ни на какие изменяющиеся обстоятельства, ибо такое исполнение обладает внутренней абсолютной ценностью См.: Hinske N. Kant als Herausforderung der Gegenwart. Freiburg, 1980. S. 110-111..