Долг правдивости и право на ложь как проблема практической философии И. Канта (история и современность)

Согласно шотландскому философу, благонамеренный (моральный) мотив обманщика, снимает ответственность за ложь при любых наступивших последствиях, которые могут быть совершенно непредсказуемыми. Вместе с тем правдивый человек в ситуации L будет обвиняться, скорее всего, только в неблагоразумии, но не в нарушении долга, хотя основание долженствования «быть правдивым» является более сильным не только для правового, но и для морального вменения. Поскольку концепция «лжи из долга» не получила достаточного обоснования в первой статье, Тиммерманн предпринимает попытку радикального «уточнения» принципов моральной философии для того, чтобы с помощью новых моральных основоположений окончательно доказать правомерность своей концепции. Этой задаче посвящена его статья «Долженствование и возможность. «Ты можешь, потому что ты должен» и «долженствование предполагает возможность» в сравнении» (2001 г.) Timmermann J. Sollen und Kцnnen. „Du kannst, denn du sollst“ und „Sollen impliziert Kцnnen“ im Vergleich // Philosophiegeschichte und logische Analyse. Geschichte der Ethik. 2001, № 6. S. 113.. Он намерен подчинить кантовский принцип «ты можешь, потому что ты должен», лежащий в основе безусловного морального долженствования, другому принципу «долженствование предполагает возможность» (Sollen implizirt Kцnnen), который преодолевает так называемый «ригоризм» и трагичность абсолютного нравственного долга. В центре внимания оказывается уже не само требование, как у Канта, не его чистота или всеобщность, а человеческая возможность его реализации. В этом контексте кантовский принцип «ты можешь, потому что ты должен» получает следующий приговор: что он «по меньшей мере, остается в своей первоначальной метафизической форме основоположением убежденных кантианцев» Ibid.. Только «убежденные кантианцы» могут пойти на такое безрассудство, как признание долга безусловной правдивости. Благоразумные мыслители, вместе с Тиммерманном, настаивают на умеренности морального долга, необходимым условием которого признается «возможность» его реализации.

Тиммерманн настаивает на материальной возможности требуемого долгом поступка, его осуществимости в данной конкретной ситуации, а не в некотором возможном опыте. При этом он очень изощренно различает «опыт, который должен соответствовать долгу» (кантовский), и так называемый «долг опыта», который может быть реализован «здесь и теперь». Именно «долг опыта» или реально осуществимый в конкретной ситуации долг рассматривается им в качестве предпосылки для толкования принципа «ты можешь, потому что ты должен».

Подводя итог анализу концепции «лжи из долга», нужно отметить, что она строится на благородном намерении автора приблизить моральный долг к повседневной жизни людей и тем самым снять с людей чрезмерную ответственность за их поступки в случаях моральных конфликтов. По мнению автора диссертации, подобное «облегчение» невыносимого для земных людей морального долга чревато потерей надежного разумного ориентира в поступках и превращением человека лишь в homo phaenomenon, который должен следовать только тому, что делает его счастливым и спокойным.

Второй параграф - «Современные социально-этические трактовки кантовского запрета лжи» - нацелен на критическое обсуждение современных социально-этических трактовок кантовского запрета всякой неправдивости. Особое внимание будет уделено возможным применениям принципа «цель оправдывает средства», который оказывается одним из главных оснований недоверия кантовскому моральному учению. Автор диссертации рассматривает этическую концепцию известного отечественного философа Абдусалама Гусейнова, в которой речь идет о том, что только содержательное и субъектное единство целей и средств позволяет избежать страшных злоупотреблений и последствий. По его мнению, из этого следует: «Именно средства выявляют истинный смысл целей» Гусейнов А. А. Этика Троцкого // Язык и совесть. Избранная социально-философская публицистика. - М., 1996. С. 63.. Применительно к нашей ситуации - это будет прямым подтверждением правоты кантовской позиции, ибо ложь в качестве средства достижения благородной цели (спасения жизни человека) остается все же позорным и опасным поступком, вовлекающим участников ситуации в цепь непредсказуемых последствий, которые, будучи инициированы ею, несут на себе следы «позорности» и «опасности». Так, если мы имеем доброе намерение-цель спасти своего друга от злоумышленника и используем для этого неправдивые высказывания, т. е. ложь в качестве необходимого средства, возникает вопрос: может ли доброе намерение (мотив и цель поступка) нейтрализовать негативные качества лжи (как средства)? Кроме того, ложь не может быть признана надежным и эффективным средством достижения такой цели, как спасение жизни человека, так как она будет опосредована многими обстоятельствами, а главное - произвольным решением злоумышленника. Нужно учитывать, что в ситуации L ни лживый, ни правдивый ответ на вопрос злоумышленника не создают необходимого условия для предотвращения возможного преступления. Гусейнов категорически возражает против всякого рода обмана в статье «Красно поле рожью, а речь ложью». Он обращает внимание на строгое соблюдение морального требования «не лги», которое играет фундаментальную роль в жизни любого сообщества. Вместе с тем он допускает право на умолчание, которое не противоречит требованию «не лги».

Во втором выпуске сборника «Этическая мысль» за 2001 год Гусейнов возвращается к кантовской проблеме, рассматривая ее в контексте фундаментальной этической проблемы соотношения закона и поступка См.: Гусейнов А. А. Закон и поступок (Аристотель, И. Кант, М. М. Бахтин) // Этическая мысль. - Вып. 2. - М.: ИФ РАН, 2001. С. 3-25. . При этом он отличает (вслед за Х. Аренд) «действие» от «поступка». Если действие, в том числе и человека, подчинено всеобщим и безличным законам и ведет к определенным результатам, которые, по всей видимости, не налагают моральной ответственности на их исполнителя, то поступок совершается «в условиях принципиальной неопределенности результата» и сам этот результат «не существует вне отношения к нему того, кто делает выбор» Там же. С. 9.. Интересно, что когда Гусейнов описывает ситуацию L, требующую сделать жесткий альтернативный выбор - солгать или сказать правду, то он относит второе решение не к сфере «поступков», а к области «действий», подчиненных всеобщим и безличным законам (в данном случае - категорическому императиву). Из этого следует, что, говоря правду злоумышленнику, мы знаем, «чем это закончится для того, о ком спрашивают», т. е. знаем все последствия этой ситуации по аналогии с механизмом природы. Значит, за это действие со «знанием» мы должны отвечать не только морально, но и юридически, ведь мы знали о практических результатах своей правдивости и стали соучастниками убийства в виде предательства друга.

Автор диссертации не соглашается с тем, что моральный закон у Канта принуждает нашу волю подобно закону природы, и тем самым делает нас не ответственными на последствия моральных действий, ибо человек сам принимает ту или иную максиму поступка, и сознает свою ответственность именно за выбор максимы и за правомерность деяния.

Во втором выпуске 95 номера журнала «Кант-штудиен» за 2004 год опубликованы статьи корейского ученого Йонг-Гук Кима и немецкого ученого Георга Ремппа, в которых делаются попытки актуализации кантовского запрета на ложь См.: Kim J-G. Kants Lьgenverbot in sozialethischer Perspektive // Kant-Studien 95. Heft 2. Jahrg. 2004, S. 226-234.; См.: Rцmpp G. Die Sprache der Freiheit. Kants moralphilosophiesche Sprachauffassung // Kant-Studien 95. Heft 2. Jahrg. 2004, S. 182-203.. По мнению Кима, безусловное требование правдивости пытаются поставить под сомнение тем, что апеллируют к нарушению права преследуемого человека. Из чего следует, что своим правдивым высказыванием человек может содействовать убийству. С точки зрения Кима, случайность смерти преследуемого друга будет состоять не в том, как полагает Кант, что друг будет убит, благодаря моему правдивому высказыванию, а в том, что друг будет убит, несмотря на мою благонамеренную ложь. Получается, что смерть друга, наступившая вследствие благонамеренного обмана будет случайна, а смерть, наступившая вследствие правдивого высказывания - не случайна.

Г. Ремпп возвращается к определению лжи как «преступления человека против своего собственного лица». Почему именно «преступление»? По мнению современного немецкого философа, для разъяснения этого вопроса следует учитывать телеологическую аргументацию Канта, в соответствии с которой говорить неправдиво означает преследовать цель, противоположную «естественной целесообразности его способности сообщать свои мысли» Кант И. Метафизика нравов // Сочинения. В 8-ми т. Т. 6. М., 1994. С. 472..

Сама форма неправдивых высказываний отрицает личность говорящего и является «инструментализацией человека», с помощью которой физический субстрат применения языка будет использоваться только как средство Rцmpp G. Die Sprache der Freiheit. Kants moralphilosophiesche Sprachauffassung. S. 182.. Поэтому Кант называет человека, принимающего максиму неправдивости, «говорящей машиной» («Sprachmaschine») Кант И. Метафизика нравов. С. 473.. Ремпп ставит перед собой задачу, показать роль правдивости в комплексном понимании языка. Заповедь правдивости принадлежит к артикуляциям принципа обязательности. Подобные артикуляции предполагают внутреннюю дифференциацию субъекта как морального и физического существа для того, чтобы выйти из состояния автономии (самодостаточной воли) и приобрести статус моральной автократии.

Среди сторонников морально-правового учения Канта есть мнение, что кантовский безусловный запрет лжи является «провокацией» - вызовом современности. Например, об этом говорит Беатриса Химмельманн (Берлин), указывая на ненадежность констановского ограничения долга правдивости. Ложь служит производству ложной действительности для других и по отношению к самому себе. Поэтому она является для Канта «зерном всякого зла». Точка зрения Б. Химмельманн подводит к важному вопросу: каким образом мы должны быть защищены от негативных последствий лжи в нашей повседневной жизни? Такая постановка вопроса точнее показывает нацеленность Канта на то, чтобы раскрыть предпосылки, препятствующие реализации внешней и внутренней свободы каждого разумного существа и сообщества в целом.

Практическая философия Канта направлена в будущее, которым живет каждый разумный человек, и без проектирования которого не может обойтись ни самый закоренелый злодей, ни обычный законопослушный гражданин. Они хотят лучшего будущего и себе, и своим потомкам, а значит, они допускают свободу в принятии будущих решений, иначе сами желания были бы бессмысленны. Вопрос о лучшем будущем - это вопрос о понимании свободы, о способах ее реализации и, конечно, о тех условиях, которые этому препятствуют. Одним из таких условий, по Канту, будет право на ложь.

Третий параграф - «Право на ложь против Вечного мира» - посвящен исследованию несовместимости правомочия лгать с кантовским проектом будущего мирного содружества самостоятельных государств. Начиная с Сен-Пьера и Гуго Гроция, европейские мыслители пытались определить границы применения обмана в международных отношениях, прежде всего во время ведения военных действий, когда враждующие субъекты отказываются признавать фундаментальные права других на жизнь и свободу. Так, Гроций сопоставляет аргументы, с одной стороны, в защиту полезности обмана на войне, а с другой - его бесславности и унизительности. Кант не мог обойти вниманием эти всемирно-исторические вопросы, а потому в нескольких трактатах представил собственное видение «идеала» общественного устройства, противоположного, по словам Э. Соловьева, «идиллии» жизни в полной гармонии Соловьев Э. Ю. Категорический императив нравственности и права. - М.: Прогресс-Традиция, 2005. С. 232.. В трактате «К вечному миру» Кант вступает в полемику с Гоббсом, который признает самосохранение главной ценностью и целью человеческой жизни, а право на жизнь - фундаментом всей системы права. Из этого следует, что ложь не только допустима, но и получит оправдание в качестве необходимого средства самосохранения индивида и государства. Право на ложь будет способом реализации фундаментального права на жизнь, а потому при любой угрозе жизни, собственности или безопасности частного лица или государства в ход могут быть пущены ложь, лицемерие, хитрость, скрытность и др. В силу того, что право на жизнь может противоречить свободе лица, Кант отдает предпочтение именно свободе, понятой как «независимость от принуждающего произволения другого», той свободе, которая сообразна со всеобщим законом и предполагает равенство и самостоятельность всех разумных лиц.

По Канту, изначальное право на свободу не может допустить в качестве способа своей реализации права на ложь, так как последнее будет не совместимо со всеобщим законом, оно требует для себя некоторых исключений, особых условий, позволяющих быть неответственным за свой обман. Свобода, соответствующая всеобщему закону, требует правдивости, искренности в высказываниях и честности в поступках, ибо иначе не может быть согласия между людьми, если они будут подозревать друг друга в лицемерии, коварстве или каком-либо тайном умысле. Ложь является источником недоверия, вражды, т. е. разрушает правовое состояние человеческой общности и ведет к состоянию войны. Наиболее отчетливо это обнаруживается в международных отношениях, которые и в прежние, и в сегодняшние времена остаются состоянием непрекращающейся войны одних государств с другими. Канту важно показать единство разумной и природной целесообразности, выраженное в так называемом «тайном плане природы», согласно которому будет создано такое состояние человеческого общежития, «при котором могли бы полностью развиться все задатки [вложенные природой] в человечество» Кант И. Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане // Сочинения на немецком и русском языках в 4-х т. Т. 1. М., 1994. С. 109-111..

Диссертант обращает внимание на то, что в предварительных статьях договора государств о перемирии Кант настаивает на отказе от всякого рода обманов и ухищрений, которые бы дали повод к началу новых военных действий. Немецкий философ ясно понимает, что без минимального доверия к своему временному противнику невозможно заключение даже «негативного мира», ибо, по словам отечественного кантоведа Евгения Винокурова, право на бесчестные военные хитрости «находилось бы в противоречии с идеей правового сообщества свободных народов» Винокуров Е. Ю. На пути к Вечному миру: философия Канта в современных дискуссиях о глобальном политическом устройстве: Монография. - Калининград: Изд-во КГУ, 2002. С. 18.. Поскольку право на ложь делает невозможным заключение государственного общественного договора, оно делает невозможным и мировой общественный договор. Это объясняется тем, что у Канта государства определяются как «моральные лица», обладающие автономной волей, а потому могут самостоятельно определять перспективы своего будущего.

Кантом выделяются три тенденции развития общественных отношений, которые соответствуют «скрытому плану природы»: 1) мирная природа республики, 2) объединяющая сила всемирной торговли и 3) критическая функция политической общественности. Каждая из них несовместима с обманом, а тем более с правом на ложь. Если люди хотят содействовать ходу самой природы, ее «скрытому плану», то они должны отказаться от права на ложь и направить свои усилия на то, чтобы создать правовое государство, даже если бы народ состоял из «дьяволов». Кант полагает, что люди должны использовать механизмы природы для того, чтобы физические воздействия друг на друга или другие влияния не наносили вреда и не нарушали моего и твоего права. Ведь если хотя бы один человек или государство не подчиняется общим законам, то это порождает состояние войны.

В четвертом параграфе - «Рассмотрение долга правдивости и права на ложь в перспективе права человечества и систематизация позиций» - диссертант возвращается к анализу кантовских «Лекций по этике» для того, чтобы уже в них обнаружить перспективу права человечества, в которой получает обоснование недопустимость права на ложь. Кроме того, в этом параграфе автор делает попытку систематизировать рассмотренные в диссертации позиции и обосновать правильность кантовского недопущения права на ложь.

Принимая точку зрения Эббингхауса, диссертант обращает внимание на то, что в «Лекциях по этике» Кант считает правдивость долгом по отношению к другим, и его аргументация строится на основе положения «лгун разрушает сообщество». Сообщество поддерживается через общение людей, смысл которого Кант видит в искренности высказываний, а отсутствие искренности, правдивости в словах делает общение бессмысленным. Это значит, что прагматический интерес другого человека в знании меня и других оказывается сильнее и выше моего желания и права не раскрывать своего внутреннего, ценностного мира убеждений и мнений. Вместе с тем очень не просто соединить в одно целое (причем непротиворечивым образом) право на личную автономию и моральное требование быть искренним в общении с другими. Только в конце 90-х годов кенигсбергский мыслитель находит выход из этой коллизии в сочинении «Метафизика нравов», в котором относит правдивость к долгу человека перед самим собой как моральным существом, а ложь к пороку, противоположному этой добродетели.

Кант подчеркивает, что именно двойственная природа человека как «разумного природного существа» и как «личности», «одаренной внутренней свободой», позволяет требовать от него безусловных обязательств, в том числе и правдивости. Если в «Лекциях по этике» философ преимущественно уделял внимание «внешней лжи», направленной на других, то в «Метафизике нравов» он исследует феномен «внутренней лжи» («преднамеренного обмана самого себя»), которая является изначальным источником зла в человеческой природе Кант И. Метафизика нравов // Сочинения: В 8-ми т. Т. 6. М., 1994. С. 473.. Диссертант выделяет 3 аспекта «внутренней лжи», которые указывают на ее большую опасность для бытия человека как свободной личности. Во-первых, так как человек, способный лгать самому себе, отказывается от естественной целесообразности своих высказываний, то он одновременно отчуждается от своей «личности» и превращает себя в «обманчивую видимость», в набор масок, ролей и публичных оценок. Во-вторых, «внутренняя ложь», по мнению Канта, унижает человека и «как бы» уничтожает человеческое достоинство в себе, так как человек перестает видеть собственную самоценность и сознательно лишает себя статуса умопостигаемого, свободного существа. В-третьих, Кант видит во «внутренней лжи» корень всякого зла. Эта глубокая метафизическая идея появляется у него еще в «Религии», а в «Метафизике нравов» он развивает эту мысль, ссылаясь на изначальную наклонность людей к лицемерию См.: Кант И. Религия в пределах только разума // Сочинения: В 8-ми т. Т. 6. М., 1994. С. 44..

Автор диссертационного исследования проводит систематизацию точек зрения по проблеме права на ложь с рассмотрения кантовского тезиса о том, что любая внешняя ложь (преднамеренная неправда, высказанная другому человеку) является преступлением по одной лишь своей форме, т. е. безотносительно к ее содержанию или мотивации. Противники Канта, предлагают так называемую «эмпирико-прагматическую» интерпретацию данного тезиса и аргументов. К ним можно отнести концепции Б. Констана, А. Шопенгауэра, Г. Пэтона, Б. Капустина, А. Секацкого, П. Чичовачки и других. Их общая установка заключается в том, что кантовский тезис чрезмерно ригористичен и не соответствует возможностям человеческой природы. А так как содержащееся в тезисе требование «всегда быть правдивым с другими людьми» выполнить не возможно, то сам тезис будет ложным. «Эмпирико-прагматическая» интерпретация также апеллирует к полезности лжи в некоторых «неудобных» или крайних ситуациях, допуская, что человек способен ясно предвидеть последствия своей «вынужденной», но «полезной» неправды.

Позиции не строгих последователей представлены в сочинениях Вл. Соловьева, Н. Гартмана, Дж. Вульямина, Й. Тиммерманна, Й. Кима А. Судакова, и др., использующих некоторые кантовские принципы и положения. Их интерпретации кантовского тезиса имеют явное морально-этическое звучание и содержат в себе сильные христианские мотивы сострадания и милосердия к ближнему. Они ориентируются на конечную цель нравственного поступка - на спасение или помощь человеку, попавшему в беду, но при этом упускают из вида то, что моральное целеполагание не является однозначно и необходимо определяющим последствия физических действий. Недопустимые средства, к числу которых относится «внешняя ложь», не берутся во внимание из-за превосходящей цены и значимости жизни другого человека по сравнению с моральным значением спасающего лица. Получается, что мы должны пожертвовать своей личностью ради жизни другого человека, понимая при этом сомнительный характер такого самопожертвования. В данном случае сталкиваются между собой вовсе не эгоизм и альтруизм, как это пытаются представить многие моралисты, а моральная самоценность личности и прагматически благоразумная помощь другому человеку.

К числу строгих последователей кантовского тезиса можно отнести Ю. Эббингхауса, Г. Вагнера, А. Гусейнова, Э. Соловьева, В. Жучкова, Л. Калинникова, Г. Ремппа, Х. Оберера, Г. Гайзмана, О. Хеффе, Б. Химмельманн и др. Они признают, что моральная самоценность лица или его человеческое достоинство зависят от признания умопостигаемой (свободной) сущности разумного субъекта, который через постулирование своей «внутренней свободы» становится ответственным субъектом права и морали. Большая заслуга немецких кантоведов Вагнера и Гайзмана заключается в выделении правового аспекта кантовского долга правдивости как имеющего фундаментальное значение для всей практической философии. Долг правдивости, непосредственно вытекающий из первой правовой обязанности («rechtliche Erhbarkeit»), является «более сильным основанием для вменения в обязанность», чем долг человеколюбия, так как правовая обязанность, по Канту, более существенна и важна для сохранения человеческого сообщества, нежели этическая.

Мог ли я действительно помочь другому человеку с помощью лжи в ситуации L? Кант считает, что я не мог бы определенно помочь своей ложью, так как не мог знать всю ближайшую цепь причинно-следственных связей, и в частности наступление нужного эмпирического результата, который был бы порождением моей неправды. Участник этой ситуации оказывается во власти случая, так как не может предвидеть ближайшие последствия своей правдивости или неправдивости по отношению к другим, но вместе с тем он может ясно сознавать обязанность по отношению к самому себе - быть правдивым. Можно предположить вслед за Эрихом Соловьевым, что мужественное умолчание (отказ от ответа) было бы одним из моральных решений этой ситуации, однако сама ситуация L исключает его: мы должны либо сказать правду, либо солгать. Поэтому умолчание здесь не уместно, хотя оно может быть использовано в иных непростых ситуациях в качестве благоразумного выхода.

В пятом параграфе - «Право на ложь и право на умолчание: аспекты взаимоотношений» автор предлагает собственную схему для анализа логической недопустимости лжи и умолчания в ситуации L. С помощью логического квадрата можно наглядно представить отношения между суждениями, выражающими различные требования и состояния человеческой правдивости и лживости. Наибольший научно-практический интерес представляет логическое отношение «частичной совместимости» между суждениями I-O, так как они оба претендуют на истинность и тем самым задают разные морально-правовые требования, существенным образом влияющие на практику человеческих взаимоотношений.

В каких случаях (при каких условиях) я могу быть неправдивым? Согласно нашей схеме этот вопрос соответствует суждению O и допускает право на ложь и право на умолчание. Как полагают Б. Констан, А. Шопенгауэр, Б. Капустин и др., право на ложь, а тем более право на умолчание вполне допустимы, во-первых, в качестве «ответного оружия» при опасности для жизни и собственности не только моей, но и других людей; во-вторых, при исполнении своего служебного долга, например политика, разведчика, дипломата, врача, юриста и т. д. Однако, как отмечает Кант, при допущении права на ложь человеческое общение становится бессмысленным, так как многие могут лгать по праву и вводить в заблуждение остальных. Частичное разрешение этого конфликта возможно при переходе к другому совместимому суждению I, которое предполагает отрицание права на ложь ради соблюдения морального принципа «не лги».

При этом сохраняется посредствующее условие, гарантирующее нашу личную автономию и неприкосновенность жизни и собственности - это право на отказ от общения с теми лицами, которые пытаются неправомерно вторгнуться в нашу жизнь и собственность. Это право Кант считает следствием одной из основных правовых обязанностей, а именно обязанности «не поступать ни с кем не по праву (neminem laede), даже если тебе ради этого надо будет прекратить всякую связь с остальными и избегать всякого общества (lex iuridica)» Кант И. Метафизика нравов // Сочинения: В 8-ми т. Т. 6. М., 1994. С. 260.. С помощью отказа от общения со злоумышленником, нечестным политиком или соперником мы можем сохранить собственное достоинство и остаться в пределах правовой общности.

Отказ от общения позволяет следовать запрещающему моральному требованию «не лги», но в то же время человеческая жизнь становится неполноценной, потому что многие люди предпочитают воздерживаться от общения с другими людьми, которые могут потенциально им угрожать или могут нанести урон их «собственности» (понимаемой в широком кантовском смысле). Кант ясно понимает временное и тактическое значение права на отказ от общения, поэтому считает его промежуточным условием, которое может иметь неопределенный характер, так как очень близко к произвольному умолчанию. Произвольное умолчание, по Канту, есть проявление скрытности, граничащей, по его же словам, «с нечестностью». Если умолчание станет постоянным качеством, то человек превратиться в скрытное и необщительное существо. Если умолчание будет редким и вынужденным, а главное - публичным и обоснованным, то оно будет ориентировано на долг правдивости, а значит, не будет тяготеть к нечестности, а значит получит статус отказа от общения.

Из этого следует, что публичный и обоснованный (правомерный) отказ от общения не должен признаваться «исключением» из долга правдивости, так как оно (согласно нашей схеме) относится к суждению I, а значит, является качеством, не противоречащим суждению А, а подчинённым ему. Противоречить идеальному требованию будет необоснованное (произвольное) умолчание, которое относится к суждению О и является свойством, дополняющим право на ложь. По всей видимости, кантовское морально-правовое требование безусловной правдивости, высказанное в статье против Констана, допускает временный правомерный отказ от общения: 1) в качестве своего необходимого правового следствия, защищающего частные интересы; 2) в качестве морального действия в соответствии с моральным требованием «не лги»; 3) как важнейший педагогический прием, предназначенный лишить некоторых людей высшего в мире удовольствия и пробудить в них голос совести или деятельность чистого практического разума.

Почему Кант не рассматривает отказ от общения со злоумышленником как возможный способ правомерного и морального поведения в ситуации L? В исходном условии ситуации он требует определенного ответа «да» или «нет». Дело в том, что вопрос злоумышленника затрагивает право преследуемого лица, которое может самостоятельно защищаться в пределах вынужденной самообороны. При этом у хозяина дома нет права отказываться от общения со злоумышленником, во-первых, потому что угрожают не ему, а во-вторых, обязанность самосохранения вменяет ему не отказываться от общения со злоумышленником. За этой обязанностью стоит право человечества в моем собственном лице. Если же человек решиться помочь своему другу, рискуя своей жизнью, то этот поступок будет его личным моральным решением.

В Заключении автор подводит итоги проведенного историко-философского исследования и утверждает, что Кант прав, так как, во-первых, право человечества в нашем лице (в лице хозяина дома) не позволяет использовать ни себя, ни другого (злоумышленника) как одно лишь «средство», во-вторых, конфликт «оснований для вменения в обязанность» разрешается в пользу самосохранения жизни хозяина дома, а значит, в ситуации L не допускается право на отказ от общения со злоумышленником, так как оно будет необоснованным. По мнению соискателя, кантовское категорическое неприятие права на ложь и права на умолчание является вполне обоснованным и вместе с тем важным условием совершенствования общественных отношений. В ситуации L человеку должен быть вменен долг правдивости. Автор обращает внимание на то, что признание и исполнение безусловного долга правдивости является сложнейшей проблемой морально-правового или практического применения разума, которые заставляют вступить в возможный конфликт с естественными стремлениями человека к благополучию и счастью. В диссертации доказывается, что признание и исполнение права на ложь вовлекает разумных индивидов в еще более сложные и непредсказуемые ситуации, которые порождают взаимное недоверие и создают условия для насилия.

Долг правдивости остается для разумных существ тем практическим идеалом, той путеводной звездой, без которой движение человека и всего человечества к лучшему может превратиться в бессмысленное блуждание. Кант предупреждает будущие поколения об опасности любых форм правомерного обмана, и современная практическая философия не может недооценивать эту опасность.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях автора

Монографии

1. Мясников А. Г. Право на ложь: от Канта до современности: Монография. / А. Г. Мясников - М.: РФО, Пенза: Изд-во Пензенского гос. пед. ун-та, 2005.- 244 с. (15,25 п. л.)

2. Мясников А. Г. Право на ложь: от Канта до современности: Монография. 2 изд. с доб. и испр. / А. Г. Мясников - М.: РФО, Пенза: Изд-во Пензенского гос. пед. ун-та, 2006. - 272 с. (16,3 п. л.)

3. Мясников А. Г. Революция в способе мышления как системная проблема философии И. Канта: Монография. Том 1. / А. Г. Мясников - Екатеринбург: Гуманитарный университет, Пенза: Изд-во Пензенского гос. пед. ун-та, 2006. - 228 с. (12,3 п. л.)

Статьи в центральных журналах по профилю, рекомендованных ВАК

4. Мясников А.Г. Проблема права на ложь (прав ли был Кант?) // Вопросы философии. - М. - 2007. № 6. - С. 130-141. (1 п.л.)

5. Мясников А.Г. Русский Кант: разумная трезвость и (или) возвышенная мечтательность // Вестник МГУ. - М. - Серия 7. Философия. 2007. № 3. - С. 112-118. (0,4 п.л.)

6. Мясников А.Г. Ньютон и Кант: проблема возможности физикотеологии //Эпистемология и философия науки. - М. - 2007. № 3. - С. 120-142. (1,2 п.л.)

7. Мясников А.Г. Противоречит ли отказ от общения кантовскому безусловному долгу правдивости? // Философские науки. - М. -2007. № 9. - 0,5 п.л.

8. Мясников А. Г. Нужно ли смешивать богословие с наукой? // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Сер. Гуманитарные науки. 2002. № 3. - С. 161-164. (0,3 п.л.)

9. Мясников А. Г. Кант о праве на ложь // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Сер. Общественные науки. 2004. № 1. - С. 118-126. (0,8 п. л.)

Статьи в ведущих журналах и сборниках по профилю

10. Мясников А. Г. Педагогическое учение И. Канта и современная философия образования // Кантовский сборник: Межвуз. темат. сб. научн. тр. Вып. 24 / Калининград: Изд-во КГУ, 2004. С. 74-88. (1 п.л.)

11. Мясников А. Г. Борьба за Канта продолжается или о современной стерилизации практического разума // Кантовский сборник: Межвуз. темат. сб. научн. тр. Вып. 24 / Калининград: Изд-во КГУ, 2004. С. 140-146. (0,4 п.л.)

12. Мясников А. Г. «Ложь из долга» как новейшая ревизия кантовской моральной философии // Историко-философский альманах.: Вып.1: Кант и современность. - М.: Современные тетради, 2005. С. 240-246. (0,5 п.л.)

13. Мясников А. Г. Критика политического деспотизма у Канта и Робеспьера // Кант между Западом и Востоком. К 200-летию со дня смерти и 280-летию со дня рождения Иммануила Канта: Труды международного семинара и международной конференции: В 2 ч. / Под общ. ред. В.Н. Брюшинкина. - Калининград: Изд-во РГУ им. И. Канта, 2005. - Ч. 2. - С. 146-155. (0,6 п. л.)

14. Мясников А. Г. Современные социально-этические трактовки кантовского запрета на ложь // Этическая мысль. Вып. 7. - М.: ИФ РАН, 2006. С. 143-163. (1,2 п.л.)

15. Мясников А. Г. Проблема исключений из долга правдивости: современные реконструкции практической философии И. Канта // CREDO new. Теоретический журнал. - С-Петербург. 2006. № 4. - С. 12-31. (1,2 п.л.)

Статьи

16. Мясников А. Г. Философия права И. Канта и современная Россия // «Политическая правовая жизнь: федеральные и региональные аспекты». Материалы региональной научной конференции (Пенза, 17-19 мая 2001 г.). - Пенза: ПГУ, 2001. - С. 70-74. (0,4 п.л.)

17. Мясников А. Г. Проблема физикотеологического метода в кантовской диссертации 1770 года // Современные проблемы философского знания: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 2. - Пенза: ПГПУ, 2001. - С. 24-40. (1 п.л.)

18. Мясников А. Г. Постановка проблемы морально-правового нормотворчества в кантовской «Критике практического разума» // Социальные науки: история, теория, методология. Сборник научных статей. Вып. III. - М.: Изд. МПУ «СигналЪ», 2001. - С. 29-37. (0,6 п.л.)

19. Мясников А. Г. Теория И. Канта о невозможности тотального заблуждения и современность // Cоциализация личности в пореформенной России: теория и практика. Сборник научных трудов. - Пенза: ПФ МОСУ, 2002. - С. 25-34. (0,7 п.л.)

20. Мясников А. Г. О кантовской теории заблуждений (гносео-логический анализ) // XXI век: итоги прошлого и проблемы настоящего. Межвузовский сборник научных трудов. - Пенза: ПТИ, 2002 г. - С. 106-111. (0, 5 п.л.)

21. Мясников А. Г. О кантовской теории морального правосознания (современные дискуссии) // Социальные науки: история, теория, методология. Сборник научных статей. Вып. IV. М.: Изд. МПУ «СигналЪ», 2002. - С. 25-29. (0,4 п.л.)

22. Мясников А. Г. Тема повиновения у Сенеки и в учении Иисуса Христа // Социальные науки: история, теория, методология. Сборник научных статей. Вып. V. М.: Изд. МПУ «СигналЪ», 2002. - С. 46-53. (0, 5 п.л.)

23. Мясников А. Г. Понятия несовершеннолетия и просвещения в системе основных форм практики (по материалам позднего творчества И. Канта) // Современные проблемы философского знания: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 3. - Пенза: ПГПУ, 2002. - С. 5-19. (0, 9 п.л.)

24. Мясников А. Г. Педагогические идеи И. Канта и современная философия образования // Проблемы модернизации профессиональной подготовки учителя в современной России: Материалы Всероссийской научной практической конференции (21 ноября 2002 г.). - Пенза: ПФ МОСУ, 2002. - С. 48-61. (0, 9 п.л.)

25. Мясников А. Г. Моральность как внецерковное и трансрелигиозное состояние свободы воли человека: просвещение и постсовременность // XXI век: Россия и Запад в поисках духовности: Сборник материалов международной научн.-практ. конференции (9-11 апреля 2003 г.). - Пенза, 2003. - С. 38-40. (0,4 п.л.)

26. Мясников А. Г. Проблема научного метода метафизического познания в кантовском трактате «Грезы духовидца» // XXI век: итоги прошлого и проблемы настоящего: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 4.: В 2-х ч. Ч. 1. - Пенза: ПТИ, - С. 121-130. (0,8 п.л.)

27. Мясников А. Г. Трансрелигиозность морали как реализация либеральных принципов философии Просвещения (К вопросу о новоевропейском «экспериментирующем разуме» // Сб. научн. тр. по материалам Всероссийской научн. конференции «Свобода, собственность и нравственность в России: возможно ли согласие?». - Пенза: Изд-во ПГПУ, 2003. С. 4-19. (1 п.л.)

28. Мясников А. Г. Деспотизм в прицеле философско-правовой рефлексии второй половины XVIII века (И. Кант и М. Робеспьер) // Сб. научн. тр. по материалам Всеросс. научн. конференции «Свобода, собственность и нравственность в России: возможно ли согласие?». - Пенза: Изд-во ПГПУ, 2003. С. 164-176. (0,8 п.л.)

29. Мясников А. Г. Трансрелигиозный характер моральности в современной культуре // Образование в XXI веке: этика, религиоведение, педагогика. Сб. научн. тр. - Шуя: Изд-во «Весть» ШГПУ, 2003. - С. 65-70. (0,4 п.л.)

30. Мясников А. Г. Право на ложь: Кант и современность // Вестник Уфимского юридического института МВД России. 2004. № 1. - С. 19-24. (0,8 п.л.)

31. Мясников А. Г. Право на ложь и современная городская культура // Материалы V городской научно-практической конференции «Идеалы и реальности культуры российского города». Пенза, 2004. - С. 19-25. (0,4 п.л.)

32. Мясников А. Г. Проблема свободы и критика политического деспотизма в философии И. Канта // Современные направления науки и образования. Сборник статей. Вып. 4. - Москва, Пенза: ПФ МОСУ, 2004. - С. 187-193. (0,45 п.л.)

33. Мясников А. Г. Гегелевская интерпретация кантовской проблемы права на ложь // Философская и правовая мысль: Альманах, Вып. 7\8. - Саратов; Санкт-Петербург: Научная книга, 2004. С. 133-153. (1,2 п.л.)

34. Мясников А. Г. Развитие правового сознания как необходимое условие нравственного воспитания российской молодежи (от Канта до современности) // Философия отечественного образования: история и современность: сборник материалов Всероссийской научн.-практ. конференции. - Пенза: РИО ПГСХА, 2005. - С. 41-48. (0,5 п.л.)

35. Мясников А. Г. Вечный мир И. Канта и право на ложь // ВЕСТНИК Российского философского общества. - М., № 2 (34), 2005. - С. 138-143. (0,4 п.л.)

36. Мясников А. Г. Философия мира и философия войны: разговор по душам... // Общественно-политический и аналитический журнал «Альтернативы». - М., 2005. №2. - С. 193-198. (0,4 п.л.)

37. Мясников А. Г. Кант и проблема заблуждения // Известия ПГПУ: научно-методические вопросы. Сектор молодых ученых. - Пенза: ПГПУ, 2005. - С. 110-114. (0, 5 п.л.)

38. Мясников А. Г. Иммануил Кант и Владимир Соловьев: проблема истолкования категорического императива // Иммануил Кант и актуальные проблемы современной философии. Сборник научных трудов. - М.: ООО Изд-во «Экшен», 2005. - С. 141-155. (1 п.л.)

39. Мясников А. Г. Проблема толкования категорического императива: Владимир Соловьев против Иммануила Канта // Социальные науки: история, теория, методология. Сборник научных статей. Вып. VI. - Пенза: Изд-во ПГПУ, 2005. - С. 55-67. (0,8 п.л.)

40. Мясников А. Г. Проблема права на ложь в морально-правовой концепции А. Шопенгауэра // Региональные особенности рыночных социально-экономических систем (структур) и их правое обеспечение. Сборник научных трудов. - Пенза: ПГУ, 2006. - С. 74-82. (0,5 п.л.)

41. Мясников А. Г. Правосознание и нравственное воспитание молодежи (попытка применения принципов практической философии И. Канта) // Региональные особенности рыночных социально-экономических систем (структур) и их правое обеспечение. Сборник научных трудов. - Пенза: ПГУ, 2006. - С. 83-90. (0,5 п.л.)

42. Мясников А. Г. Новейшее средневековье или о страхе перед автономной моралью (митрополит Кирилл и И. Кант) // ВЕСТНИК Российского философского общества. - М., № 2 (38), 2006. - С.166-171. (0,4 п.л.)

43. Мясников А.Г. Прав ли был Кант, требуя безусловной правдивости? (К вопросу о праве на ложь) // Вестник Пензенского отделения Российского философского общества: сборник научных трудов. № 1. - М.: РФО, Пенза: ПГПУ, 2006. - С. 21-43. (В соавторстве с О. А. Мясниковой) (1,4 / 0,9 п.л.)

44. Мясников А.Г. Практическая философия И. Канта и современная Россия // Вестник Пензенского отделения Российского философского общества: сборник научных трудов. № 1. - М.: РФО, Пенза: ПГПУ, 2006. - С. 265-277. (0,9 п.л.)

Тезисы

45. Мясников А.Г. Нравственно-волевой акт в ситуации культурно-исторического кризиса // Культура как способ бытия человека в мире: Материалы I Всероссийской конференции (Томск, 17-19 апреля 1996 г.). - Томск: ТГУ, 1996. - С. 34-35. (0,1 п.л.)

46. Мясников А.Г. Тема повиновения в экзистенциалистских трактовках Л. Шестова и М. Хайдеггера // Свобода в России: иллюзии, реальность и будущее: Материалы межвузовской научной конференции. - Пенза: ПГПУ, 2000. - С. 17-21. (0,2 п.л.)

47. Мясников А.Г. Кантовское учение о едином общечеловеческом разуме и современное самоопределение философии // Рационализм и культура на пороге третьего тысячелетия: Материалы третьего Российского философского конгресса. В 3 т. Т. 2. - Ростов-на-Дону, 2002. - С. 37-38. (0,1 п.л.)

48. Мясников А.Г. Педагогическая теория И. Канта и современная философия образования // XXIst World Congress of Fhilosofhy. - Instanbul, 2003. - S. 275-276. (0,1 п.л.)

49. Мясников А.Г. Право на ложь против Вечного мира: И. Кант и Л. Толстой // Философия и будущее цивилизации: тезисы докладов и выступлений IV Российского философского конгресса (Москва, 24-28 мая 2005 г.) В 5 томах. Т. 2. - М.: РФО, 2005. - С. 31-32. (0,1 п.л.)

50. Мясников А.Г. Право на ложь как условие политического господства (кантовская провокация современности) // ВЛАСТЬ И ВЛАСТНЫЕ ОТНОШЕНИЯ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ: Материалы IX международной научно-практической конференции: Доклады в 2 т. - Екатеринбург: Гуманитарный университет. - 2006. - Т. 1. - С. 93-95. (0,1 п.л.)

51. Мясников А.Г. Нужна ли нам автономия личности? Проблемы морально-правового воспитания в современной России // Философия. Культура. Гуманизм: история и современность. Материалы международной научно-практической конференции (Оренбург, 9-10 ноября 2006 г.)- Оренбург: ИПК ГОУ ОГУ, 2006. - С. 544-549. (0,25)

52. Мясников А.Г. Права человека как высшие ценности? Философский комментарий к итогам Х Всемирного русского собора // Человеческая жизнь: ценности повседневности в социокультурных программах и практиках: Материалы Х научно-практической конференции Гуманитарного университета (г. Екатеринбург) 5-6 апреля 2007 года: Доклады в 2 т. - Екатеринбург: Гуманитарный университет. - 2007. - Т.1. - С. 282-285. (0,25)

Размещено на Allbest.ru