"Искусство и революция": от Рихарда Вагнера до Дмитрия Мережковского

Размещено на http://www.allbest.ru/

«Искусство и революция»: от Рихарда Вагнера до Дмитрия Мережковского

О.В. Пчелина, докторант, кафедра философии, Московский педагогический государственный университет, г. Москва, Россия

Статья посвящена теме взаимосвязи культуры и революции, проанализирована специфика трактовки концепта «искусство и революция» представителей немецкой и отечественной мысли. Показана важная роль представителей русской философской мысли начала ХХ века в поиске альтернативных форм сопряжения искусства и культуры. Обосновано значение идей русского религиозного философа Д.С. Мережковского о независимости культуры и ее направляющей роли в условиях революционных практик

Ключевые слова: искусство, революция, активизм, Р. Вагнер, русская религиозная философия, Д. С. Мережковский

Одной из наиболее спорных, масштабных и резонансных тем «переходных» периодов общественного развития стала тема искусства и революции - связи, соотношения, взаимодействия, взаимообусловленности культурных и революционных процессов в обществе. Рубежные, трагические эпохи в истории - это время бурного осмысления концепций, теорий, вынашивания идей, проектов, оформления личного отношения к происходящему и будущему. Вокруг таких полярных настроений образовывались группы, состоявшие из приверженцев той или иной идеи, которые со временем приобретали идеологические формы. Наряду с теми, кто жаждал объединения, общей идеи и связанной с ее реализацией массовости, подчинения общественному идеалу, стремительно росло число независимых умов, творчески реагирующих на события.

В работе философа и автора книг по теории и практике искусства Геральда Раунига «Искусство и революция: художественный активизм в долгом двадцатом веке», переведенной на русский язык и изданной в России (2012 г.), рассмотрен один из самых актуальных историко- и культурфилософских концептов «искусство - революция».

В поиске совмещения искусства и активизма философ апеллирует к «первичным в отношении искусства и революции» фигурам Р. Вагнера и А.В. Луначарского, детально анализирует связи искусства и революции, проводя параллели с русским футуризмом1. Затрагивая аналогичный исторический период в западной культуре, Г. Рауниг при этом обходит вниманием русский символизм. Представляется, что блестящая работа немецкого исследователя только бы выиграла, если бы проблема активизма, «широкое обсуждение» революции 1917 года, создание ситуаций и поиск альтернативных форм сопряжения искусства и культуры были поданы на фоне или с учетом богатого наследия русской мысли «долгого двадцатого века». Это и есть ключевой момент для продолжения дискуссии.

Заостряя внимание на конструкции «долгий век», автор рецензии на книгу Г. Раунига отсылает читателя к работе итальянского экономиста и исторического социолога Джованни Арриги «Долгий двадцатый век. Деньги, власть и истоки ншего времени» и известному французскому историку Ф. Броделю, который, собственно, и ввел в научный оборот понятие «долгий век»2. С нашей точки зрения, представляется интересным обращение к работам представителей от «искусства и революции» Р. Вагнера и А.В. Луначарского, а также поэта В.Я. Брюсова и религиозного философа Д.С. Мережковского - инициаторов отечественного символизма и непосредственных свидетелей социальных действий.

Итак, в 1849 году немецкий композитор Рихард Вагнер в своей знаменитой статье «Искусство и Революция (Die Kunst und die Revolution) задался вопросом сопряжения противоположных по своей природе социальных явлений - искусства и революции. Рассматривая искусство с точки зрения «продукта общественной жизни», Р. Вагнер анализировал соотношение искусства и свободы - категории, одинаково присущей культуре и революции. Истинное искусство есть само по себе высшая свобода, оно несовместимо с властью и авторитетами, отмечал автор «Полета валькирий». Понимая революцию как социальное движение, Р. Вагнер считал, что союз искусства и революции как красоты и силы способен «указать социальному инстинкту дорогу» и достичь своей цели3.

Несмотря на то, что композитор - участник дрезденских баррикад и искренне поддержал революционные события 1849 года, впоследствии его революционный пыл сменился на творческий. Революционная активность в сочетании с идеей «Gesamtkunstwerk'а» как идеального, нового и «совокупного произведения искусства» являла собой в лице Р. Вагнера новый тип «истинного художника», который стремится преобразить мир, сместить границы искусства и сделать его посредником, транслятором идей, преобразить культурой все человечество. Р. Вагнер оставляет художника в статусе творца, поскольку истинное искусство революционно в той степени, в которой может находиться только «в оппозиции к общезначимому». Несмотря на то, что в вагнеровском понимании революция была ведомой и следовала за искусством, синтез в виде слияния жанров символизировал будущие массовые культурные мероприятия и предвосхищал эстетизацию политических акций: «Трагедии будут празднествами человечества…»4.

Хорошо известно влияние идей Р. Вагнера на русскую культуру: в поисках ответов на «самые жгучие и неразрешимые» вопросы представители отечественной философии и символизма обращались к музыке и публицистике немецкого композитора5. Мыслителей и художников объединяло понимание центрального места искусства в программах будущего, когда изначально именно художественные соображения (культура) мотивировали и детерминировали политические (революцию), а не наоборот, когда революция воспринималась или хотела восприниматься как преображение или некая позитивная энергия или трансформация. Такие совпадения не были случайными и демонстрировали характерные умонастроения авторов и масштаб проблемного поля.

В данном контексте представляет интерес фигура А.В. Луначарского, чьи работы «Об искусстве и революции» (1906) и «Задачи социал-демократического художественного творчества» (1907) выразили мнение человека с «того берега», с пролетарского. Рассуждая о взаим- обусловленности культуры и революции, о специфике искусства в революционные времена, А.В. Луначарский выразил крайнюю обеспокоенность свободой высказываний и идейным плюрализмом, которые изначально отвергались новой пролетарской культурой. Таким образом, мнения по «больному» вопросу разделились с самого начала, противоречия - обозначились.

Начав в унисон с евангельского «не хлебом единым…», представители «культурного» лагеря и «революционной» стороны пришли к противоположным выводам. Рассуждая в русле вагнеровских идей, символисты определяли связь «искусств с революцией» как пересечение двух заповедей - «алчущего накорми» и «не о хлебе едином…»6, в то время как нарком просвещения адаптировал идею Р. Вагнера в российские революционные реалии, подменив социальное социалистическим. Заявив, что «формально цели художника совпадают с целями социальной революции», первый нарком просвещения уточнил, что важны не сами темы культуры, а их трактовка с точки зрения «члена класса завтрашнего дня». Определив революцию как «средство к созданию гармонической культуры, к бесконечному росту сил», А.В. Луначарский задумался о «художнике - социалисте», который в свободном творческом выборе будет следовать указаниям критика, знающего «назревающую задачу - изображение пролетарской борьбы, а также борьбы предшественников пролетариата, да и вообще психологию борьбы, разрушения и творчества во всем их неисчерпаемом многообразии»7. Таким образом, А.В. Луначарский не только обозначил первенство революции над искусством, но и наделил революционера полномочиями, установив оппозиционные, а по сути - классовые отношения между культурой и революцией.

По итогам революционных событий, во времена «нового государства Советская власть» А.В. Луначарским была написана работа «Революция и искусство» (1920-1922), в самом названии которой уже были обозначены авторские приоритеты, а вопрос сопряжения культуры и революции зазвучал с высоты новой исторической волны: «может ли что-нибудь революция дать искусству, и может ли искусство дать что-нибудь революции?» Так трансформировались вагнеровские революционные нотки в контексте следования революции за искусством: «Если революция может дать искусству душу, то искусство может дать революции ее уста»8. На новом революционном этапе художник мыслился как агитатор, искусство - как мощное орудие для распространения «революционного образа мыслей, чувствований и действий во всей стране», а революция - как спасение искусства из «худшего вида декадентства».

Что касается полемики среди самих «декадентов» - так нередко называли отечественных символистов, тема искусства и революции отражала различное восприятие грядущих перемен, творческие реакции на революционные события и выражала два противоположных вектора развития будущего культуры. Именно такой подход продемонстрировали вожди московской и петербургской символистских школ В.Я. Брюсов и Д.С. Мережковский. Названия статей «Грядущие гунны» (1904) и «Грядущий хам» (1905-1906) выразили полярность идеологических симпатий. Интересный факт: обе работы были написаны незадолго до публикации работы Р. Вагнера «Искусство и Революция» в России (1906).

Под «грядущими гуннами» В.Я. Брюсовым подразумевались восставшие массы, которые должны были «оживить одряхлевшее тело волной пылающей крови»9. Несмотря на то, что такое «грядущее» могло оказаться гибельным для культуры, поэт благословил «орду опьянелую» на «творение мерзости во храме», усмотрев в разрушительной силе духовное обновление, когда революция открывала простор для грандиозных культурно-исторических перемен и созидания нового бытия.

Убеждение Д.С. Мережковского в том, что вместо героического «кочевника» на культуру России надвигается безбожный мещанин, он же раб и «хам», привело мыслителя к пониманию революции не как «праздника истории», а как неизбежного зла, связанного с насилием, с уничтожением культуры и личности. Становится понятным, почему Д.С. Мережковский отрицал эстетизацию революционного активизма, свойственную некоторым из его современников.

Религиозный философ выделил в революции три этапа: разрушительный - «социальный фазис», созидающий - «религиозный» и этап преображения «общества христианского» в «единую вселенскую и владычествующую церковь». В переходе к религиозной общественности, «от власти человеческой к власти Божьей» Д.С. Мережковский видел путь к преображению общества, а социальная революция имела смысл при условии единства с религиозной революцией10. Согласно Д.С. Мережковскому, культура есть религия, ценность и высшая цель развития общества, которая направляет революцию, наполняет духом и окрашивает в религиозные тона.

Многие русские мыслители, поэты, художники предсказывали революционный переворот в России, но одно дело приветствовать грядущие потрясения, другое - суметь ощутить себя внутри этих событий, реально оценить настоящее и спрогнозировать будущее. Сегодня с полным основанием можно говорить о том, что при непримиримости оценок и резкости суждений опасения Д.С. Мережковского в определенной мере оказались пророческими и проявились в реальных событиях - «грядущий хам» воистину оказался «пришедший сам» (В.В. Маяковский). Современники поставили в заслугу Д.С. Мережковскому и то, что в октябрьской революции мыслитель уловил признаки «Грядущего Антихриста». Впоследствии идея религиозной революции получила развитие в концепции будущего общества: выбор путей развития культуры и общества основывался Д.С. Мережковским на отрицании революционных преобразований и утверждении проекта духовно-нравственного преображения общества.

Итак, «долгий двадцатый век» - это время строительства «нового», когда одни хотели разрушить старый, а другие - перестроить уже существующий мир, когда тема «искусства и революции» стала неотъемлемой частью философских концепций от «подлинного революционера в своей сфере» Р. Вагнера до представителей «серебряного века» русской культуры. Особенно близкой по духу оказалась позиция немецкого композитора русскому религиозному философу Д.С. Мережковскому: оказавшись «включенными» не только в культурное, но и в политическое пространство, мыслители рассматривали сопряжение искусства и революции с точки зрения противоречия духовных основ культуры и цивилизации, признавали ведущую роль культуры в развитии общества. «Долгий двадцатый век» - это время осмысления «искусства и революции» и «грядущего хама», определение вектора действия: акция «Искусство и Революция» (Вена, 1968) и книга Г. Раунига «Искусство и революция: художественный активизм в долгом двадцатом веке» - красноречивые свидетельства выражения и поиска альтернативных форм взаимодействия искусства и революции, культурных и активистских социальных практик.

искусство культура революция мережковский

Литература

1. Рауниг Г. Искусство и революция: художественный активизм в долгом двадцатом веке. - СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2012. С. 8-23, 251.

2. Наумова Е. Проект трехмерной революции (рецензия на книгу Геральда Раунига «Искусство и революция. Художественный активизм в долгом двадцатом веке») [Электронный ресурс] URL: http://avtonom.org/pages/ekaterina-naumova-proekttrehmernoy-revolyucii-recenziya-na-knigu-geraldarauniga-iskusstvo-i (дата обращения 9.05.2013).

3. Вагнер Р. Искусство и революция. - Спб.: «Горизонт», 1906. С. 3-28.

4. Вагнер Р. Кольцо Нибелунга: Избранные работы. М.: ЭКСМО-Пресс; СПб.: Terra Fantastica, 2011. С. 690-697.

5. См.: Дурылин С. «Вагнер и Россия» (1913); Розамунд Бартлетт «Вагнер и серебряный век русской литературы», «Вагнер и Россия» (Rosamund Bartlett «Wagner end Russia», 1995). Кембриджский университет; Кондаков И.В, Корж Ю.В. Рихард Вагнер в русской культуре серебряного века. [Электронный ресурс] URL: http://ecsocman.hse.ru/data/363/506/1216/017_Igor_KONDAKOV.pdf (дата обращения 9.05.2013).

6. Андрей Белый. Революция и культура. Издание Г.А. Лемана и С.И. Сахарова. М., 1917 г. С. 30.

7. Луначарский А.В. Задачи социал-демократического художественного творчества [Электронный ресурс] URL: http://lunacharsky.newgod.su/lib/ss-tom-7/zadaci-social-demokraticeskogo-hudozestvennogotvorcestva (дата обращения 05.05.2013).

8. Революция и искусство // Луначарский А. Об искусстве: В 2 т. М.: Искусство, 1982. т. 2. С. 74-77.

9. Серебряный век. Поэзия. М., 1996. С. 102.

Размещено на Allbest.ru