Идеальный город как символ будущего

Размещено на http://www.allbest.ru/

ИДЕАЛЬНЫЙ ГОРОД КАК СИМВОЛ БУДУЩЕГО Статья подготовлена в рамках проекта «Российские мегаполисы в условиях новых социально-экологических вызовов: построение комплексной междисциплинарной модели и стратегий формирования «зеленых» городов России», грант РНФ № 17-78-20106.

Яницкий О.Н. Яницкий Олег Николаевич - д.филос.н., профессор, гл.н.с. Федерального научно-исследовательского центра социологии РАН, гл. н.с. виртуальной лаборатории «РНФ-45-ВП» Института социально-философских наук и массовых коммуникаций КФУ. E-mail: oleg.yanitsky@yandex.ru

Ключевые слова: будущее, время, глобализация, динамика, доверие, идеальный город, «зеленый город», пространство, расселение, ресурсы, сеть, символ, социальный порядок, утопия, ячейка.

Во все времена «идеальные города» представляли собой проекты общества будущего. Причем сам термин «идеальный» не всегда означал прогрессивный или наилучший из всех возможных. Достаточно вспомнить негативные социальные модели М. Фуко или Дж. Оруэлла. Однако не случайно эти идеальные города называли утопиями, то есть местами, которых на самом деле вы не найдете на карте. Или, как выразился английский социалист У. Моррис, это были «вести ниоткуда». Но «ниоткуда» вовсе не означало, что это были вести с того света или же вести, генерируемые «темными силами». Напротив, каждый такой идеальный город представлял собой некоторый образ желаемого (или неизбежного) будущего. Именно поэтому я называю эти проекты идеальных городов символами желаемого будущего. В данном случае мое понимание термина «символ» отличается от его трактовки в социальной лингвистике. Но одновременно оно не имеет ничего общего с его социологической трактовкой как публично изображаемого поведения, которое, как правило, не имеет ничего общего с реальным поведением (см. Б. Малиновский).

Одним из отличий этих символов желаемого будущего является соединение в них «лучших черт» прошлого и будущего, тогда как их реальное настоящее чаще всего трактуется как «незрелое» или даже ошибочное или противоестественное. Иначе создание моделей «идеальных городов» теряет свой смысл. В данном контексте «желаемое будущее» понимается, скорее, как сон или мечта, которая, однако, связана с реальностью повседневного бытия.

Я обратился к этой проблематике по нескольким причинам. Во-первых, проблема идеальной организации человеческого общежития имеет глубокие исторические корни. И чем глубже мы уходим в эту историю, тем отчетливее видно, что она тесно связана с некоторой идеей идеального порядка. Какого именно и кем создаваемого порядка - этот вопрос мы рассмотрим дальше. Во-вторых, чем дальше мы углубляемся в историю вопроса, тем очевиднее становится, что этот «земной» порядок тесно связан с космическим порядком, конфессиональным или иным - это другой вопрос. Более того, современная археология утверждает, что эти связи имеют не только (и даже не столько) мировоззренческую основу, сколько вполне рациональное объяснение. Грубо говоря, планы городов культуры майя были некогда «начертаны» в строгом соответствии именно с космическим порядком. В-третьих, чем ближе мы приближаемся к современности, тем очевиднее становится, что связь планов «идеальных городов» и космического порядка» становится все более вероятностной и опосредованной и, следовательно, все менее предсказуемой. В чем же причина? Она заключается в том, что, как говорил В. Вернадский, «человек становится мощной геологической силой» и, следовательно, он выходит из подчинения эволюционно сформировавшихся законов Биосферы. Или же он становится еще одной такой силой. В-четвертых, сторонники концепции Четвертой промышленной революции (К. Шваб, 2017) утверждают, что одним из важнейших ее признаков является жизнь рядового человека в двух мирах, реальном и виртуальном. Технологически это, вероятно, так. Однако с глубокой древности человек всегда жил в двух мирах: реальном и идеальном, в массовом и глубоко личностном мирах. В-пятых, глобальное потепление и исчерпание углеводородных ресурсов стимулировало разработку идеи «зеленого города» (в другой трактовке эко-города) как синтеза представлений о желаемом будущем.

Что действительно происходит, так это то, что виртуальный мир (то есть мир жизни, сконструированный масс-медиа и социальными сетями и ими навязываемый массовому человеку как единственно возможный и «правильный») постепенно убивает в человеке его способность к самостоятельному конструированию образа желаемого будущего. И, соответственно, способность самому конструировать стратегию и тактики своего поведения. В лучшем случае, человеку улицы позволено выбирать из некоторого набора стилей жизни и поведенческих моделей, сконструированных и навязываемых ему теми же медиа. Тем самым, современный человек становится не только «одномерным», но и «плоским», тогда как вариативность ситуаций, в которых он находится, все время возрастает. Возникает вопрос: а что же тогда следует именовать человеческим или социальным капиталом? Только то, что эти медиа загрузили в его черепную коробку? Иными словами, этот капитал создается не самим человеком, а некими «облачными системами»?

Если мы обратимся к художественной литературе России и Европы XIX-первой половины XX веков, то увидим, насколько большую роль играла идеология в формировании жизненных планов и повседневного поведения человека. Я имею в виду не только идеологию социализма и коммунизма, навязанную ему профессиональными идеологами, но и ту идеологию, которую он конструировал для себя сам, исходя из самостоятельно добытых знаний и личного опыта. Роман В. Каверина «Два капитана» - классический тому пример.

Сегодня символическое поведение как изображение (симуляция) некоторой активности становится неотъемлемым элементом не только повседневной политической и административно-управленческой деятельности, но и инструментом политической борьбы, самосохранения и одурачивания окружающих. К сожалению, этот тренд в полной мере относится и к тем группам профессионалов, которые создают модели «идеальных городов».

Тем не менее, модели «идеальных городов» возникали и возникают в самых разных частях света независимо от политэкономического устройства той или иной страны. Достаточно вспомнить «Зеленый город» М.О. Барща и М.Я. Гинзбурга начала 1930-х гг., который должен был послужить образцом социалистического города (Магнитогорск) и «Новый элемент расселения» (НЭР), выполненный бригадой молодых архитекторов под руководством проф. Барща и социолога Г.Г. Дюментона. Далее это г. Чандигарх в Индии, построенный по проекту Ле Корбюзье, новая столица Бразилии, город Бразилиа, спроектированный урбанистом Л. Коста и архитектором О. Нимейером, и недавний проект идеального города «НЕОМ», разрабатываемый специалистами Саудовской Аравии совместно с другими странами. И во всех этих и многих других случаях главной социальной функцией подобных проектов является создание привлекательного (и заранее уже всем понятного) образа желаемого будущего.

Главное, что символизировали вчера и сегодня эти города - устремленность в будущее данной страны. Но не только. Фактически, в большинстве случаев эти проекты идеальных городов являются междисциплинарными, то есть демонстрацией квинтэссенции всех технологических, социальных и экологических новаций. То, что подобные проекты являются примерами мирных устремлений государств или их консорциумов, их создающих, просто выносится за скобки. Например, что одновременно с проектированием этого города «НЕОМ» Саудовская Аравия заключила контракт со США на поставку новейших видов вооружения на 110 млрд. долл., тоже выносится за скобки. Хотя очевидно, что внутренняя и внешняя политики сегодня связаны как никогда.

Еще один важный момент. Подобные проекты предполагают (но, естественно, не гарантируют!) сочетание всеохватывающего сервиса, охраны и низовой демократии. Правда, пока определить, какой будет эта низовая демократия - самоорганизующейся, нормативной, то есть заданной сверху, протестной или даже альтернативной уже существующей -не представляется возможным.

Методика

При написании статьи использовались методы вторичного анализа научной, философской, художественной литературы и публицистики, анализ онлайн и офлайн публикаций по проектам и концепциям идеальных городов или новых элементов расселения и собственный социально-экологический архив. Представлялось также необходимым изучение историко-философской литературы по проблемам утопического социализма и коммунизма и его критике. Поэтому одной из главных задач данной статьи является выведение проблемы «города будущего» из сферы градостроительной и архитектурной мысли и рассмотрение ее в рамках историко-культурного и социально-философского анализа. Речь идет, в частности, о дискуссии в отношении работ Т. Мора, Т. Кампанеллы и других социалистов-утопистов, которая практически идет с момента появления их работ. Ее содержание российский читатель может найти, в частности, в работах К. Маркса и Ф. Энгельса, а также в трудах советских и российских историков (Баткин, 1971; Горфункель, 1969; Лафарг, 1926; Осиновский, 1974; Штекли, 1959, 1978 и др.). Наиболее полный ее обзор содержится в монографии «Томас Мор» (1974). Из российских теоретиков и методологов, занимавшихся процессами градоформирования и акцентировавших их связь с историей и культурой страны, отмечу Л.Б. Когана (Коган, 1990, 2003), Ф.А. Новикова и В.Л. Глазычева (Новиков, 1984; Глазычев, 1980) и американского историка и социолога Л. Мамфорда (Mumford, 1961). «Энергетический подход», то есть поиск способов экономии энергии или использования альтернативных ее источников (см., например, Haberl et al., 2016), представляется необходимым, но недостаточным. идеальный город общежитие культурный

Основные исторические этапы

В первом приближении их шесть. Первый, это античный «Полис», т.е. город-общество, который в разных вариантах мог воспроизводиться в последующие эпохи. Например, «Город Солнца» Т. Кампанеллы или «Утопия» Т. Мора как призывы к созданию гуманистического и справедливого общества.

Второй и, на мой взгляд, наиболее существенный этап, это «физиологический» подход к изучению городской жизни. Его начало было положено в середине XVIII в. Ж.Л. Мерсье в его 12-томном исследовании «Картины Парижа». Мерсье интересовало все: идеи, нравы, обычаи, образ жизни разных социальных слоев населения столицы, включая бедняков, ремесленников, ученых, адвокатов и др. Интересно, что Мерсье, как позже и Ч. Диккенс, уделял огромное внимание санитарному состоянию города и здоровью его обитателей (бойни, вытопка сала, ветеринарные ямы). Но эти разоблачения мало повлияли на санитарное состояние Парижа, самое «злачное место» французской столицы «Чрево Парижа» было закрыто только в 1970-х гг.

Третий, это этап, который я называю критическим реализмом в концептуальном осмыслении динамики городского сообщества. Это, прежде всего, Ф.М. Достоевский (1821-1881), затем Н.А. Некрасов (1821-1895), выпустивший знаменитый сборник «Физиология Петербурга», О.И. Сенковский (1800-1858), В.В. Крестовский (1840-1895), автор романа «Петербургские трущобы», написанного под влиянием романа Э. Сю «Парижские тайны» и В.А. Гиляровский (1855-1935), известный русский журналист, автор множества очерков о Хитровом рынке, этом «городском дне» г. Москвы.

Четвертый, это «город-сад», концепция, созданная британским политиком Э. Говардом (Говард, 1902) в конце XIX в. Ее социально-политической целью было снижение социальной напряженности в перенаселенных городах Англии. Концепция вследствие ее кажущейся простоты оказалась чрезвычайно популярной, в том числе в России, где в 1918 г. она была положена в основу первого плана социального переустройства Петрограда. Эта концепция, как и ряд ее исторических последователей, включая российские проекты домов «нового быта» 1920-х гг., был также «физиологической» в том смысле, что базировалась на идее решения социальных проблем города посредством создания множества однотипных «оптимальных» ячеек жизни горожан.

Пятый, это город как экосистема, точнее «человеческая экосистема» (human ecosystem).Эта концепция была создана отцами-основателями Чикагской школы человеческой экологии (Р. Парком, Р. Барджессом и Р. Маккензи) в 1920-х гг. Замечу, что в отличие от «города-сада» и домов «нового быта», которые были чисто умозрительными конструкциями, эта концепция создавалась под воздействием массового притока эмигрантов из Европы, а роль социологов-исследователей выполняли тогда криминальные репортеры (muckrakers, дословно «разгребатели грязи»).

Шестой, это система «город--деревня», т.е. система, состоящая как бы из двух равновеликих сущностей, которая изучалась множеством теоретиков и практиков всего мира. Сначала, когда сельская периферия преобладала, научные поиски шли в направлении «сближения» этих двух типов человеческих поселений (интересный момент: хотя ленинская версия марксизма говорила о необходимости такого «сближения», сам Ленин в конце жизни посчитал концепцию урбанизации более адекватной).

Седьмой, это этап разделения обсуждаемой доктрины на два русла. Одно - это дальнейшее развитие концепции урбанизации под воздействием динамики реальности. Это концепции суб-урбанизации, рурбанизации, «точечной» урбанизации и т.д. Соответственно шло развитие концепции городского образа жизни, урбанистического, пригородного, пост-городского, квази-сельского и т.д. В какой-то момент возник принципиальный поворот: к мобильному жизненному укладу. Собственно говоря, этот поворот начался раньше, с появлением концепции «маргинального человека» Р. Парка или еще раньше, начиная с работ О. Шпенглера конца XIX в., когда он определил горожанина как паразита и «перекати-поле».

Второе, не менее важное русло, - это поиски идеальной модели местного сообщества. Ее отличительной чертой была изолированность от хода процессов индустриализации и урбанизации. Фактически это была попытка создать некий эталон человеческого общежития в условиях быстрого развития индустриального общества. И символ его оптимальной территориальной организации. Примеров здесь множество: от концепции микрорайона (в его английском и российском вариантах) и до «Нового элемента расселения» А. Гутнова и др. Вопросы изменения их социальной, профессиональной и демографической структуры под воздействием внешних сил, будь то дальнейшая урбанизация или старение населения, выносились за скобки. То есть некоторая неизменная статика внутри динамики, что, естественно, продолжаться до бесконечности не могло. И, наконец, последний - это постепенный переход к мировому сетевому городу. Однако как его понимать?

Я понимаю его как глобальный город, как совокупность поселений разного типа и уровня развития, объединяемая информационными, ресурсными и человеческими потоками и связями (Doxiadis, 1974; Doxiadis with Papaioannou, 1974; Toffler, 1970). Это никоим образом не единый город, а именно система поселений, находящихся в динамическом равновесии, иногда весьма противоречивом, но во взаимозависимом равновесии. Фактически, существующая сегодня глобальная информационная сеть уже является таким виртуальным городом, посредством которой осуществляются все его функции жизнеобеспечения. Часто задают вопрос: что будет, если одна из его подсистем «съест» другую? Это - хороший вопрос, требующий специального анализа. До определенного момента самая сильная подсистема может существовать за счет других, более слабых. Однако ее постепенное превращение в мирового жандарма, только запрещающего и отнимающего ресурсы у других, неизбежно окончится крахом для нее самой, что уже не раз демонстрировала человеческая история.

Кто и как формирует образ «идеального города»?

Во времена античности, Ренессанса и Первой индустриальной революции эти образы (концепции, модели) создавались отдельными высокообразованными людьми в процессе коммуникации со столь же высокообразованным ближайшим окружением, хорошо знавшим историю, философию и современность. Так было во времена Т. Кампанеллы и продолжалось до времен Э. Говарда и Ле Корбюзье, то есть до первой половины ХХ века. Конечно, были отдельные прозрения типа глобальной деревни Э. Тоффлера, но это скорее были именно образы будущего, а не проекты.

Перемены начались в том же XIX в. с переходом Второй промышленной революции в стадию зрелости, когда стало очевидно, что город - это не самодостаточное целое, а часть чего-то более обширного, находящегося за пределами городских границ. Да и само понятие этих территориальных границ становилось все более условным. На осознание этих перемен создателем идеальных моделей города потребовалось почти два века. На мой взгляд, одним из таких переломных моментов стала дискуссия о социалистическом городе 1928-1930 гг. (Сабсович, 1929; Хазанова, 1980). Почему именно она? Во-первых, это был период осмысления результатов Первой мировой войны. Во-вторых, обсуждалась не просто проблема городов, но городов нового, ранее неизвестного социалистического типа и уклада. В-третьих, это была международная дискуссия, ход и результаты которой оказали существенное влияние на дальнейшее развитие теории мирового урбанизма.

Естественно, что поиски «идеальной ячейки будущего» продолжались. Более того, сама практика градостроительства в Европе и России нуждалась в такой «идеальной ячейке», из которой можно было бы постепенно (по заранее созданному плану и по мере поступления необходимых материальных и иных ресурсов) строить большие города. Именно поэтому столь живучими оказались идеи микрорайона и других стереотипных элементов расселения в Западной Европе и Советском Союзе (см., например, Гутнов и Лежава, 1980; Петрушкова, Дихтер 1999).Более подробно эволюция идей советского города рассмотрена мною в (Яницкий, 2016). Когда же стало очевидно, что отдельный город и даже их агломерация становятся частью национально-глобального целого, рисование «идеальных ячеек будущего» стало делом бессмысленным. Что и подтвердили работы Р. Мейера (Meier, 1965) по информационной теории городского роста и Д. Форрестера (Forrester, 1969, 1971) по городской и глобальной динамике. Концепция глобального города (экуменополиса) как системы, непрерывно развивающейся во времени и пространстве, была разработана греческим урбанистом К. Доксиадисом (Doxiadis, 1974; Doxiadis with Papaioannou, 1974).

Время и пространство

«Стоячее время» объяснялось теоретиками идеальных городов как достижение некоей конечной цели, что мне напоминает идею Ф. Фукуямы о «конце истории». Во всяком случае я не нашел даже слабых попыток у теоретиков прошлого как-то обосновать феномен «стоячего времени». К сожалению, у большинства авторов нового времени мы наблюдаем то же стремление: создать идеальную модель и внедрить ее в жизнь, будь то Утопия Т. Мора, План Новой Москвы Ле Корбюзье, Дом Нового Быта М. Гинзбурга или Новый элемент расселения А. Гутнова и его коллег. Это стремление увидеть будущее через призму его мельчайшего «кирпичика» чрезвычайно характерно для большинства авторов идеи ИГ. Название проекта «Новый элемент расселения» говорит само за себя. Но почему так происходило? Ведь в ХХ в. люди уже жили с ощущением быстрого движения времени. Возьмем, например, роман В. Катаева «Время, вперед!», а уже упоминавшийся роман В. Каверина «Два капитана» просто пронизан ощущением бегущего времени.

То же произошло и с пространством ИГ, оно всегда плоское, то есть двухмерное, ограничено и замкнуто на себя, вовнутрь. В многочисленных описаниях домов нового быта я не нашел ни одного упоминания об их пространственной динамике. Да, внутреннее пространство дома или общественного места могло трансформироваться, но не развиваться территориально. То же произошло с концепцией микрорайона в 1960-х гг. Фактически, микрорайон был тем же градостроительным «кирпичиком», из которых затем полагалось собирать генплан города. Только сейчас и пока достаточно робко проявился тренд к формированию агломераций, но дело ведь не просто в соединении отдельных поселений в единую гроздь. Дело в развитии самих территорий, которые сегодня находятся в заброшенном состоянии. Средства если и выделяются, то на развитие отдельных производств (то есть «точек роста»), а не на развитие территорий как таковых. Но есть и третий момент, который не учитывается вообще. Это состояние самой Биосферы и в частности снижение влажности воздуха, что препятствует восстановлению лесов после обширных пожаров начала XXI века.

Откуда взялось это плоское мышление? - Это плод длительного культивирования в среде студентов и практикующих архитекторов плоской презентации своих проектов: план, фасад и иногда еще и разрез. Все! Никакого реального ландшафта, природного или урбанизированного для презентации не предполагалось! Культура классической графики эпохи Ренессанса была безвозвратно отринута с приходом в архитектурную среду разделения на «архитектуру» и «простое строительство». Плюс как всегда спешка, присущая массовому жилищно-гражданскому проектированию той эпохи. То есть идея социально-пространственного разделения трудовых (творческих) и все остальных функций горожанина, столь популярная в проектах домов нового быта 1920-х гг. буквально «проросла» в XXI век, интегрированный информационно-коммуникационными связями.

Поворот к сетевому обществу

Любое самое архаичное общество не может существовать без элементов динамики, территориальной, количественной и качественной. Жизнь в ее любой форме есть изменение. Однако до определенного исторического момента стабильные (устойчивые) и мобильные (трансформирующиеся) системы сосуществовали в некотором равновесии. Однако уже первая и вторая мировые войны показали насколько устойчивость (самосохранение, сопротивляемость, развитие и т.д.) зависимы от притока материальных и информационных ресурсов и способности к само-изменению. Что опять же зависело от способа существования этого общества в лабильном контексте. Однако с развитием междисциплинарных исследований и информационно-коммуникационных технологий произошел поворот к сетевой организации глобального сообщества. Естественно, что этот переход к обществу Четвертой промышленной революции продолжается, и в мире существует еще множество автономно существующих социальных общностей, но теоретически мы уже живем в обществе тотальной мобильности и взаимозависимости качественно различных агентов, материальных и виртуальных. Ниже я постараюсь хотя бы схематически эксплицировать происходящие качественные изменения, вызванные очередной индустриальной революцией, которые имеют прямое отношение к предмету нашего интереса.

Таблица 1 - Модели идеального города (ИГ) в прошлом и настоящем

Дадим некоторые комментарии к таблице. Первое и главное - это то, что сегодня города в привычном понимании этого термина уже нет. В течение сотен лет, а иногда и тысячелетий, города выступали как весьма устойчивые (sustainable) структуры. Но при ближайшем рассмотрении эта «устойчивость» создавалась не столько ими самими, сколько их благоприятным (в ту эпоху) географическим положением. Появление железных дорог, т.е. коммуникативных систем, быстро уничтожило одни города и привело к быстрому росту и процветанию других.

Превращение мира в информационно-коммуникационную систему ознаменовало наступление следующей фазы глобализации. Железные дороги стали быстро вытесняться другой формой логистики, автомобильными дорогами, которые были гораздо более мобильными средствами снабжения производства и населения. Но если в США для этого были благоприятные климатические условия, то в России куда менее благоприятные, что и было условием сохранения в ней железнодорожной сети, особенно на большие расстояния. С появлением гражданской авиации произошел следующий сдвиг в коммуникационной структуре общества. Так что не информационные потоки, а именно авиация создала эффект «инверсии пространства», превратив земную поверхность в систему точек «взлета и посадки». В дальнейшем все эти (и многие другие) средства перемещения людей и грузов, включая многочисленные структуры транспортировки энергетических ресурсов, постепенно срастались, причем в конкретных условиях ведущую роль выполняло то транспортное средство, которое наиболее было выгодно сточки зрения географии данного места.

Еще один знаменательный исторический факт. По сути, все проекты ИГ были «безотходными». В их схемы никогда не включались производства для удаления и переработки отходов производства и потребления. Да, Л. Мерсье описал парижские бойни и ветеринарные ямы, а Ч. Диккенс - городские свалки, но о способах утилизации отходов человеческой жизнедеятельности в схемах ИГ не было и речи. Получается, что символом «идеального города» является безотходное существование человечества, и в этом есть глубокий смысл. В известном отношении авторы проектов ИГ были правы, в предшествующие эпохи окружавшая города обширная периферия, в конечном счете, поглощала (перерабатывала) эти отходы.

Однако в глобальном обществе преобладает «эффект бумеранга» (термин У. Бека). То есть мир, который мы создали и в котором мы живем, является замкнутой системой. Как говорил американский биолог и специалист в области системной динамики Б. Коммонер, «Все связано со всем и все куда-то попадает. Ничто не дается даром». Причем замкнутой тотально во всех сферах нашего бытия: земной, космической, то есть на уровне космических, макро, мезо и микропроцессов.

Пределы глобального города

Здесь мнения разных исследователей расходятся. Одни утверждают, что вся проблема заключается в непрерывном росте народонаселения планеты. В действительности глобальный рынок труда сокращается, но население планеты продолжает расти. Другие полагают, что все дело - в бесконтрольном использовании углеводородной энергии, приводящей к глобальному потеплению. Значит, надо искать альтернативные источники энергии и, прежде всего, использовать солнечную и ветровую энергию. Забывая при этом о законе сохранения энергии. Третьи считают, что бесконтрольное вмешательство человека в биосферные процессы может привести к глобальным экологическим катастрофам. Есть и те, кто утверждает, что последствия превращения планеты в глобальную социобиотехническую систему не изучены. Особенно беспокоят попытки человека конструировать техногенные аварии и природные катастрофы в военных целях.

Названные выше риски действительно могут спровоцировать неконтролируемые последствия. Это же относится и к целенаправленному использованию современных технических средств в качестве «гибридного оружия» для воздействия на вероятного противника. Однако, на мой взгляд, все же ключевая причина глобального риска заключена в другом, а именно в самом способе капиталистического производства, основанного на эксплуатации природных ресурсов и человеческого материала. Даже если человечеству удастся превратить планету в единый сетевой город, его отдельные элементы продолжат конкурировать друг с другом за информацию, природные ресурсы, людей и территорию. Призыв «Выживем вместе!» звучит уже не один десяток лет с трибун международных конференций, а войны, гибель людей, разрушение городов все продолжаются.

Отсюда следует несколько возможных траекторий современного «прожективного» урбанизма. Первая - без городов в привычном смысле этого слова. Существующие сегодня города и деревни, центр и периферия, застроенные территории и природные зоны сливаются, соединяются в некое глобальное целое. Эта сложная система подвергается зонированию в соответствии с интересами бизнеса, власти и населения. Очевидно, что такое зонирование будет периодически пересматриваться, То есть некий «модельный» ИГ недостижим, он становится лишь моментом в сложной и противоречивой динамике интересов. Вторая, это установка на замещение углеводородного топлива альтернативными источниками энергии. Во всех ли городах мира их генерирующие мощности будут достаточными - вопрос открытый. Кажется, вот-вот можно будет затормозить и потепление климата, и сохранить существующую структуру расселения. Но почему-то при этом забывают, что, например, Германия, лидер по использованию альтернативных энергетических технологий, в то же время является крупнейшим потребителем энергетического угля! В Германии до 40% энергии генерируется на угольных станциях.

Третья, если капитализм в его нынешней форме сохраняется, то все планета постепенно покрывается сетью человеческих поселений, созданных различными имущественными группами и властными структурами. В этой ситуации никакая единая модель ИГ невозможна. Каждая из названных групп будет стремиться к созданию «оазиса жизни» для себя, изолированного от других подобных оазисов. Наконец, четвертая, также вполне вероятная, но наименее благоприятная, это - глобальная катастрофа и ее пост-катастрофный период, когда немногие выжившие после такой катастрофы попытаются сохранить себя как Homo Sapiens или же только - как биологический вид, оказавшийся наиболее устойчивым в данной критической ситуации.

Однако, так или иначе, в глобальную эпоху нельзя мыслить отдельными «идеальные городами» или даже их региональными системами. Как отмечал еще в 1970-х гг. Ф.А. Новиков, градостроительство как сфера человеческой деятельности «должно базироваться на всеобщей планировке, охватывающей всю страну» (Новиков, 1971). Замечу планировки, охватывающей хотя бы теоретически как минимум, всю страну. Образ такого города не может быть похож на образ «города-сада» прошлых эпох, потому что этот образ всегда будет сетевым.

Выводы

Идеальный город был и остается одним из важнейших историко-культурных символов, обозначавших цели и устремления своего времени. Одновременно город является неиссякаемым источником материала о жизни и нравах каждой эпохи, о ее светлых и темных сторонах. Важнейшими функциями такого города были: обозначать его связь с «потусторонним» (космическим) миром; служить символом желаемого будущего, которое одновременно использовалось бы как «лекарство» для ослабления социальной напряженности в обществе; быть инструментом для визуализации видимых и невидимых черт этого социального организма; давать простор технологической фантазии, которая, однако, могла позже стать реальностью. В современном обществе конструирование таких фантазий медиа-средствами служит одновременно инструментом развлечения и отвлечения масс от напряженных коллизий современности.

То, что сегодня именуется кризисом городов, есть проявление очередного кризиса капиталистического способа производства и его пространственной организации. Теоретически этот кризис может быть постепенно преодолен посредством перехода к «глобальному городу», основанному на мобильных информационно-коммуникационных структурах, однако с сохранением природной, национальной и культурной специфики отдельных территорий. Однако такой переход может быть осуществлен только посредством глубокой реконструкции «общества потребления», соблюдения экологических ограничений и базовых прав и свобод отдельного человека. Однако чем дальше теоретическая мысль уходит от поиска идеальной ячейки общества будущего, тем очевиднее становится необходимость поиска глобального консенсуса. Глобализация как геополитический феномен не может существовать без взаимного доверия и согласия. Пока это доверие и согласие реализуется в виде оборонительной функции одних государств и их союзов против агрессивной геополитики других. Но при наличии современных средств массового поражения снижение взаимного доверия почти автоматически означает возрастание риска тотального взаимного уничтожения. Значит, нужны следующие шаги, подобные тем, которые были сделаны в конце 1970-х гг. Я имею в виду Хельсинские соглашения 1975 г.

Значит, мировая социологическая мысль должна сделать следующий шаг в направлении глобального города будущего, не одномерного и унифицированного, а многомерного и диверсифицированного, объединенного взаимным доверием и сетью взаимовыгодных коммуникаций. Если мы посмотрим хотя бы на существующую сеть газопроводов Россия-Европа, на тесную коммуникационную связь внутри Европейского Союза, на набирающий силу транснациональный проект нового Шелкового Пути, объединяющего ряд стран Юго-Восточной Азии, то мы поймем, что глобальный город - это не утопия. Его моральная основа - взаимное доверие, экономическая - взаимная выгода и социальная - многостороннее социокультурное обогащение. Напомню, что в отличие от «вечных» моделей идеальных городов будущего, глобальный город это не статика, а динамика и не территория, а процесс, темпо-ритмы которого все время ускоряются.

Дискуссия

Если сопоставить эти и другие выводы начала XXI в. с принципами организации «Города Солнца» Т. Кампанеллы, то сопоставление будет явно не в пользу новейших технократических утопий. Их основное различие заключается в том, что сегодня господствует технократическое видение будущего человечества и его систем расселения, тогда как более 400 лет назад гуманистические основания концепции и проекта «Города Солнца» представляли собой синтез повседневного опыта, знаний и диалога как метода познания. Речь тогда шла не об использовании новейших научных достижений, как принято говорить сегодня, а о попытке построить всю общественную жизнь на научной основе, в том числе и на знаниях о законах Вселенной. Стремление устроить «идеальный город» по науке, включая философию и космологию, - вот что лежало в основе «Города Солнца» Т. Кампанеллы. Так что «Солнце» - это не только образ или символ города будущего, но и космологический принцип концепции будущего человечества. Космос, по Кампанелле, не только воздействует на жизнь общества, но и является силой, двигающий научно-технический прогресс. «Солярии (так назвались жители этого идеального города - прим. О. Я.) никогда не присваивают себе ни чужих открытий, ни чужих изобретений. Пополняя со всех сторон сокровищницу знаний, они смотрят на нее как на общую сокровищницу человечества». Однако мысль Кампанеллы, что «мир должен обрести единство под властью единого закона» (Цит. по: Штекли, 1978, с. 232, 247), требует расшифровки.

Российские архитекторы, создававшие проекты «города будущего» в 1900-1960 гг., с одной стороны, были малообразованными в отношении истории социалистических учений и тем более работ Т. Мора, Т. Кампанеллы, Ш. Фурье и многих других, а с другой стороны, находились под сильным влиянием западных технократических утопий и искусства архитектурного авангарда. Этих авангардистов от урбанизма мало заботили сущностные социальные процессы, происходившие тогда в российском обществе. Поэтому не случайно, что в 1920-е гг. в архитектурной среде России господствовали идеи обобществления быта (своего рода казарменный коммунизм в жилищном строительстве), а в градостроительной теории властителем дум был Ле Корбюзье, который фактически предлагал тотальный снос исторической Москвы. Реальные социальные процессы российских городов того времени не только глубоко не изучались, но и их видение находилось под жестким идеологическим давлением коммунистической доктрины в духе «Краткого курса ВКП(б)», а также российских и западных авангардистских градостроительных утопий. Общий труд, обобществленный быт, коллективный досуг, зонирование территорий и максимум озеленения - вот, пожалуй, и все социальные предпосылки нового быта и социалистического градостроительства того времени. К сожалению, сегодня в России футурология и социальная прогностика, в частности, не только забыты (очередной разгром советской футурологии был осуществлен в 1969-1972 гг.), но и почва для их возрождения и культивирования почти утеряна. Однако, как и ранее, и градостроительная наука, и общество в целом нуждаются не только в научных прогнозах, но и в символах желаемого будущего.

Список литературы

1. Баткин Л.М. Парадокс Кампанеллы // Вопросы философии. - М., 1971. - № 2.

2. Глазычев В.Л. Зарождение зодчества. - М.: Стройиздат, 1983.

3. Говард Э. Города-сады будущего. - СПб., 1902.

4. Горфункель А.Х. Томмазо Кампанелла. - М.: Наука, 1969.

5. Гутнов А.Э.. Лежава И.Г. Новый элемент расселения: на пути к новому городу. - М.: Стройиздат, 1966.

6. К проблеме социалистического города. - М.: Изд-во Комм. Академии. 1930.

7. Коган Л.Б. Быть горожанами. - М.: Мысль, 1990.

8. Коган Л.Б. Города и политика: российские уроки. - Обнинск: Институт муниципального управления, 2003.

9. Лафарг П. Томас Кампанелла. - М-Л., 1926.

10. Новиков Ф. А. Города, горожане и градостроители // Новый мир. - М., 1971. - № 5. - С. 197-213.

11. Новиков Ф.А. Формула архитектуры. - М.: Стройиздат, 1984.

12. Осиновский И.Н. Томас Мор. - М.: Наука, 1974.

13. Петрушкова А.В., Дихтер Я.Е. Романтик и практик советской архитектуры: Натан Абрамович Остерман // Архитектура и строительство Москвы. 1999. - № 3. - http://sovarch.ru/76

14. Мор Т. Утопия / Вступительная статья И.Н. Осиновского. - М.: Наука, 1978.

15. Хазанова В.Э. Советская архитектура первой пятилетки. Проблема города будущего. - М.: Наука, 1980.

16. Сабсович Л.М. Города будущего и организация социалистического быта. - М.: Гостехиздат. 1929. - http://techne.com/libraty/sabsovich-l-m-goroda-budushchego-i-organizaciya-socialisticheskogo-byta-rr

17. Шваб К. Четвертая промышленная революция. - М.: Издательство «Э», 2017.

18. Штекли А.Э. Кампанелла. - М.: Наука, 1959.

19. Штекли А.Э. «Город Солнца». Утопия и наука. - М.: Наука, 1978.

20. Яницкий О.Н. История городской социологии в России: эволюция идей // Социологические исследования. - М., 2016. - № 8. - С. 119-128.

21. Doxiadis K. Anthropopolis: City for Human Development. - New York: W.W. Norton, 1974.

22. Doxiadis K. with Papaioannou J.G. The Inevitable City for the Future. - Athens: Athens Center for Ekistics, 1974.

23. Forrester J.W. Urban Dynamics. - London: The M.I.T. Press, 1969.

24. Forrester J.W. World Dynamics. Cambridge: Wright-Allen Press, 1971.

25. Haberl H., Fisher-Kowalski M., Krausmann F., Winiwater V. (eds). Society-Nature Relations across Time and Space. 2016. - http://link.springer.com/book/10.1007%2F978-3-319-33326-7

26. Mumford L. The City in History. Its Origins, Its Transformations and Its Prospects. - London, 1961.

27. Toffler A. Future Shock. - New York: Bantam Books, 1970.

Размещено на Allbest.ru