"Новые", "старые" понятия, или о пользе так называемой "классики"

Размещено на http://www.allbest.ru/

«НОВЫЕ» «СТАРЫЕ» ПОНЯТИЯ, ИЛИ О ПОЛЬЗЕ ТАК НАЗЫВАЕМОЙ «КЛАССИКИ» (на примере парадигмы несостоявшихся государств)

Шульга М.А.

д.полит.н., профессор, Киевский национальный университет им. Тараса Шевченко marina_shulga@i.ua

Термином «классика» принято обозначать нечто типичное, образцовое, показательное для своего времени, а также нечто первоначальное и фундаментальное для той или иной области научного знания, нечто, являющееся ее «истоком» и «основой» [см. 16]. Соответственно любая наука, а значит, и учебная дисциплина, невозможны без своеобразного «золотого фонда», совокупности «классических» для них текстов и понятий, обязательных к прочтению и осмыслению. Последнее не только является «необходимым элементом научной интеграции и идентификации» (И. Савельева), поскольку обеспечивает формирование базовых знаний, без усвоения которых невозможны дальнейшие занятия наукой. Но и позволяет «пролить свет» на подлинное предназначение некоторых неологизмов, которые в случае обществоведческой проблематики оказываются иногда всего лишь «новыми вариациями» на «старые темы».

Показателен в этом плане пример парадигмы «слабых и несостоявшихся государств», лейтмотивом которой можно считать необходимость использования в государственном строительстве «типовых, универсальных решений в очень несхожих контекстах» [см.: 13]. Такая необходимость объясняется важностью институтов власти и эффективного руководства для устойчивого экономического успеха страны и постулируется как программа технократической «экспедиционной» миссии государственного строительства, осуществляемой США с завидным «настойчивым цивилизаторским рвением» (Майкл Дж. Мазарр). Австралийский политолог Майкл Уэлси отмечает, что сторонникам этой парадигмы свойственно трактовать государственное строительство как аполитичный процесс, не имеющий никакого отношения к «соперничеству на местном уровне». И это несмотря на то, что «даже, казалось бы, технократические задачи заставляют руководителей международных органов, принимать по существу, политические решения: о природе и основе выборов; о том, с какими политическими группами влияния консультироваться; о реинтеграции или/и отделении де факто этнических сообществ; о школьных учебных программах; о доли государственной собственности в промышленных предприятиях; о положении женщин; и так далее» [см.: 13]. Но, по логике указанной парадигмы, «несостоявшееся государство» для преодоления своей слабости должно абстрагироваться от своих «уникальных социальных, культурных, экономических, политических и религиозных контекстов» и сконцентрироваться исключительно на рационально-технократических аспектах реформ В этом контексте как не вспомнить описанный Павлом Новгородцевым феномен «автоматизма совершенных учреждений», существующий в виде настойчивого поиска совершенного права и постоянного усовершенствования действующего законодательства, направленного на поиски учреждения, способного стать образцовым «в силу одной своей организации и независимо от свойств входящих в него людей» [14, с. 135]. «Но не являются ли подобной же верой в возможный автоматизм учреждений и все другие попытки найти совершенное избирательное право, создать совершенную партийную организацию, довести до совершенства законодательные органы», - риторически вопрошает П. Новгородцев [14, с. 136]. Современной версией указанного феномена можно считать «проект рациональности» (Дебора Стоун), который «берет свое начало от усилий Джеймса Медиссона “излечить болезнь фракционности” с помощью соответствующей конституционной реформы и гарантировать тем самым, что правительственная политика не будет зависеть от эгоистических интересов правящего большинства» [18, с. 15]., осуществляемых аутентичным развитым странам образом.

Достигается это во многом за счет технологий «осмысления уроков», когда знание политических реалий, способов административного устройства, отражающее определенные обстоятельства места и времени, используется для развития политической жизни, административных преобразований в ином пространственно-временном контексте. (Фактически, «осмысление уроков», - это другое название «типовых, универсальных решений в очень несхожих контекстах», в которых «несостоявшиеся государства» должны увидеть свою панацею). Составляющими «осмысления уроков» принято считать: 1) «мягкие» трансферы, то есть передачу идей, концепций, подходов; 2) «жесткие» трансферы, то есть передачу программ и способов их использования [см.: 11, с. 278-279]. Своеобразным синтезом обоих трансферов можно считать термин «good governance» («достойное управление»), который трактуется уже не просто как «управление политическими, социальными и экономическими ресурсами страны в целях развития» или же как «осуществление экономической, политической и административной власти для управления делами страны на всех уровнях, что, в свою очередь, включает механизмы, процессы и институты, с помощью которых граждане и группы выражают свои интересы, реализуют свои законные права, исполняют свои обязанности и урегулируют свои разногласия» (собственно «governance») [см.: 5].

Введенный в оборот в 1992 году Всемирным банком, термин «good governance» с 1997 года имеет статус программы, предложенной развивающимся странам в качестве нормативной глобальной модели управлении и предусматривающей оформление культурно-исторических контекстов этих стран в соответствии с определенным набором требований к управлению делами страны на всех уровнях. А именно: «разумное управление государственным сектором» (эффективность, результативность и экономичность); прозрачность (подотчетность, обмен и свободная циркуляция информации); нормативная правовая база для развития (правосудие, уважение прав и свобод человека) [см.: 5]. Требований, которые выдвигаются фактически западными институциями и под реализацию которых ими выделяются соответствующие кредиты «на цели развития», гранты на создание и поддержку различного рода общественных организаций и т. п.

А теперь обратимся к «классике», а точнее, к Рудольфу Челлену, чей труд «Государство как форма жизни» (1916) принято считать неотъемлемой составляющей классической геополитической мысли. Но речь пойдет не о геополитике как таковой, а о понятии государства, которое, согласно Р. Челлену, «есть нечто большее, чем его конституция» и потому несводимое исключительно к «юридически-административному факту» и «лежащее вне всяких юридических конструктов» Лейтмотив отказа от «одностороннего формально-юридического взгляда на государство» [20, с. 51], содержащийся в «Государстве как форме жизни» Р. Челлена, фактически указывает на то, что способность государства «воплощать эффективный политический курс» детерминирована не только лишь «организационным единством» его правительственных ведомств и «высоким уровнем бюрократического опыта» [6, c. 71], но и соответствующим культурно-историческим контекстом, или же, по словам Марселя Прело «всем государством» как совокупностью всех свойственных государству исторических и конституционных форм, социальных структур, международных связей и т.п. [см.: 12]. Соответственно, «… административные возможности должны оцениваться адекватно национальным целям с учетом исторического прошлого, культурных особенностей и различных факторов окружения» [3, с. 105]. [20, с. 50, 62, 258]. Но, если принимать во внимание «самый глубинный элемент государства», каковым Р. Челлен считает систему управления («государственная власть в полном смысле этого слова, господство, начальство, правовая организация механизма реализации задач управления» [см.: 20, с. 240]), то слабость государства проистекает именно из рабского его подражания в своей конституционной политике «модной абстракции» под названием «государственные идеи Запада», включающей «идею разделения властей Монтескье» и «общую модель английской конституции» [20, с. 256].

Указанная «модная абстракция» вкупе с иностранным влиянием, заключает Р. Челлен, вызывает трения с индивидуальными чертами нации и обусловливает большую часть внутриполитических неурядиц в государствах-подражателях. Как следствие, конституционная реформа становится экспериментом и может «больше принести вред, нежели что-либо исправить» [20, с. 257]. Сравним этот вывод Р. Челлена с признанием Майкла Дж. Мазара: «Попытки навязать реформы непокорным правительствам и обществам, более того, внешние интервенции, подрывают внутренние мотивы к реформам, перенося ответственность за лучшее будущее с местного руководства на внешних субъектов (акторов)» [13].

И лишь изучение Англии, пишет Р. Челлен, а не слепое ей подражание, позволяет понять, что у государства-имитатора отсутствуют индивидуальные предпосылки к успешному использованию английской конституционной модели, «как то: страна, народ, экономика, общество, превратившие Англию в Англию» [20, с. 256]. Слабость государства, утрата им своей действенности и связана с его нежеланием изучать, а также использовать собственные «индивидуальные предпосылки», «индивидуальные особенности» и «отличительные черты» «… когда деятельность государства в значительной степени ограничивается функциями надзора за соответствием фактов реальности изданным нормативным предписаниям, тогда и образование заключается в изучении этих нормативных предписаний, не более того» [20, с. 50]. Этим, согласно Р. Челлену, и обусловлена «фактически долгая монополия юридических факультетов на поставку кадров для нашего чиновного корпуса» [20, с. 50]. , с отказом от свойственной ему «индивидуализации» в целом. Во-первых, географической индивидуализации, каковой, согласно Р. Челлену, занимается геополитика, изучающая государство как территориальное господство [20, с. 94]. Будучи прикреплено к своей собственной земле, государство, пишет Р. Челлен, подчинено в своей деятельности «особенностям жизни» на ней [20, с. 102]. Организация местного управления, создание системы транспортного сообщения и т.д. не возможны без уяснения государством свойственных его земле «географических отличительных черт». И, далее, такой работы по их развитию и организации, в том числе и путем «восполнения недостатков», чтобы, «обручившись с ними, посредством этого союза, получить естественную форму своей органической сферы» [20, c. 116].

Как «географический индивид» (то есть нечто, обладающее собственной самодостаточностью), государство, заключает Р. Челлен, невозможно без внешних «естественных границ» и внутренней гармоничной связи с «естественной сферой» [20, с. 116]. Поэтому страна с ее географическими атрибутами, как то территория, ее форма, местоположение и т.д. - это не «случайная принадлежность» или «переменчивая обуза» для государства, а содержание его собственной сущности, определяющее образ его действия и историю развития Например, местоположение суть такое свойство государства, которое с необходимостью определяет его политику и от которого «дружественная государству свободная воля совершенно не может уклониться» [20, с. 140]. [20, с. 133]. Поэтому точка зрения либералов, согласно которой государство не должно осуществлять неограниченную власть над территорией, по мнению Р. Челлена, равноценна тому, что государство должно отказаться от выполнения своих личных обязанностей Понятно, что в качестве своих первых лиц, к «личным обязанностям» которых, если вспомнить Раймона Арона, причисляется выстраивание своей деятельности в соответствии с понятием интересов государства, напоминающим, что безопасность и величие государства является целью государственных деятелей независимо от разделяемых ими идеологических установок [см.: 17, с. 109]. [20, с. 110]. Не на это ли и направлены сегодня технологии социализации и социального обучения, обеспечивающие усвоение элитами «несостоявшихся государств» западных норм, ценностей и развитие соответствующих идентичностей? Так, социализация задает внутренним игрокам стран так называемой «европейской периферии» определенные ориентиры в виде либеральных рыночных принципов и стандартов демократического управления, чтобы те имели возможность сформулировать свои интересы и выразить свою идентичность. Социальное обучение - это процесс, базирующийся на тесных контактах между Европейским Союзом и странами, в него не входящими, и преследующий цель формирования плотной институциональной среды вокруг ЕС путем создания в таких странах политических институтов по европейскому образцу [см.: 11, с. 36-37]. Не потому ли геополитика и преподносится так называемым «не западным» странам как нечто устаревшее, не имеющее никакой ценности для понимания и дальнейшей организации изменившегося и далее меняющегося мира? [см.: 21, с. 22]. Но классифицируется как знание, вполне совместимое лишь с «либерально-демократическим пониманием политики», связанным с англосаксонской традицией геополитического мышления, которая определяется потребностями мирополитических воззрений морской державы, и на которую по сей день оказывает влияние Макиндер? [см.: 21, с. 15].

Во-вторых, этнической индивидуализации, имеющей значение, когда «государство полагают действующим», и связанной с изучением «духа нации», этой «самой индивидуальной черты народа», образующей «путеводную нить системы управления» [см.: 20, с. 149, 255]. Не отсюда ли неуемное желание со стороны США сформировать «представление о самих себе как о незаменимой нации», критически важной для «слабых несостоявшихся государств» в силу своей «цивилизаторской миссии» по отношению к ним даже в случае отказа от «экспедиционного» государственного строительства. Для остальных же государств «дух нации» должен оставаться исключительно этнографическим понятием с экзотическим оттенком. Лучшее тому подтверждение - признание Майкла Дж. Мазара: «Когда миру надо решать вопросы, связанные со слабыми государствами, Соединенным Штатам следует полагаться на постепенное улучшение ситуации через предоставление постоянной, долгосрочной поддержки и консультаций, основываясь на таких действиях, как прямая экономическая помощь с учетом местных потребностей; обучение, обмены и другие программы развития человеческого капитала; связи между военными, политика торговли и инвестиций и так далее» [см.: 13]. Но вовсе не на «чувства, традиции и принадлежность к определенной социальной группе», которыми люди связаны в обществе как некоей «психологической и материальной зависимости» [18, с. 18].

В-третьих, экономической индивидуализации, обеспечивающей государству автаркию, которая, согласно Р. Челлену, не исчерпывается лишь «мерами по стабилизации национальной экономики за таможенными преградами» [см.: 20, с. 218]. Но предполагает и создание государством своей системы «закрытой сферы интересов», и создание самостоятельной промышленности, и исключение «одностороннего перевеса в определенную сторону, именуемую монокультурой» с одновременным развитием возможностей страны по «всем меняющимся направлениям» [см.: 20, с. 216-224]. И разве практика неоколониализма, долларовая гегемония, участие в «государственном строительстве на неоимперском уровне» (М. Дж. Мазарр) не призваны обеспечить автаркию США и предотвратить возможность любого другого государства «переделать страну с тем, чтобы последняя более соответствовала его (государства) требованиям» У Р. Арона есть одно очень интересное понятие - «мир гегемонии», суть которого заключается в несомненном преимуществе одного из государств. Это преимущество таково, что остальные государства не имеют надежды изменить статус-кво, а государство-гегемон не стремится поглотить эти ослабленные государства и уважает внешние формы их государственной независимости. Соединение методов гегемонии и политики добрососедства именуется американским миром [см.: 1, с. 158-159]. [20, с. 127]?

И, наконец, общественной (социальной) индивидуализации как «особой формы общества», к которой все государства «в одинаковой степени ощупью» ведут свои народы путем создания «профессиональных и рабочих организаций» с тем, чтобы, во-первых, предотвратить «паралич собственной силы государства», неизбежный в ситуации, когда «классы не могут найти иного modus vivendi [способа существования - лат.], кроме врожденной неприязни» [20, с. 236]. Во-вторых, утвердить «социальное и общественное представительство», то есть организовать всеобщее избирательное право так, «чтобы оно отражало не только единство нации, но также и многообразие общества» [20, с. 247]. Вот почему, по заключению Р. Челлена, «социальность представляет собой род надежного барометра, по которому можно угадывать силу или слабость государства» [20, с. 236]. Но, главный вывод сводится к тому, что «социальное взаимодействие» составляет такой же «сущностный момент государства», как и «господство» [20, с. 59].

Взаимосвязь этих «сущностных моментов государства» описана сегодня канадским ученым Лесли Палом с помощью так называемой «трехуровневой концепции», где первый уровень - это государственная традиция, охватывающая правила и договоренности относительно всего диапазона государственных институтов и оказывающая влияние на модели политического поведения и выработки политики. Такое влияние, отмечает Л. Пал, базируется или на заявлениях о способности государства благодаря собственным источникам силы - централизация, финансовые ресурсы, административные кадры - достигать своих целей вопреки общественной оппозиции (обычно капитала), или на акцентировании внимания на идее государства как на организационном институциональном принципе [15, с. 158]. Крайним случаем «государственной традиции» является идея государства как «бестелесного плавильного тигля политической воли на фоне меняющихся социальных конфликтов и борьбы» [15, с. 157-158]. Конкретизацию этой идеи в представлении о государственном управлении, которое осуществляется административной (исполнительной) ветвью власти благодаря ее исключительности, умению и ответственности «перед высокими общественными интересами» [см.: 15, с. 158], можно считать своеобразным кредо сторонников «формально-юридического взгляда на государство», об односторонности которого предупреждает Р. Челлен. Второй уровень - это конкретные политические сектора, охватывающие различные категории реальных и потенциальных участников, которые в свою очередь образуют соответствующее политическое сообщество. К таким участникам принято относить, во-первых, правительственных участников (исполнительные органы или министерства; законодательные комитеты; муниципалитеты; комиссии и агентства). Во-вторых, ассоциируемых участников (главные организации, которые выступают от имени целого сектора, например, предпринимательские ассоциации; профсоюзы; профессиональные сообщества; организации по отдельным вопросам и т.п.). В-третьих, «внимательных наблюдателей», которые удалены от сердцевины сообщества (ученые и журналисты; иностранные наблюдатели, другие правительства). «Политические сектора и политические сообщества - это ключевые элементы политического процесса, где происходят главные дебаты и принимаются основные решения» [15, с. 167]. Третий уровень - это политические сети в рамках политических сообществ или регулярность взаимодействий между участниками последних. Этот уровень, пишет Л. Пал, определяется действием двух переменных - степенью самостоятельности и концентрации власти правительственных участников или государственных агентств и степенью концентрации и координации интересов в обществе. Различные комбинации этих переменных и образуют различные виды политических сетей [см.: 15, с. 168-171]. Благодаря этим последним, подмечает Ю. Хабермас, идея народного суверенитета рассредоточивается в «бессубъектных формах коммуникации», «сублимируется до уровня трудно уловимых взаимодействий, интеракций между государственно-правовым институционализированным образованием воли и культурно-мобилизованными объединениями общественности» [19, с . 75].

Вот почему упомянутая выше технология социализации может действовать как «сверху», так и «снизу». «Сверху» - «когда “агенты перемен” или “предприниматели норм” в тесном контакте с международной рамочной структурой мобилизуют другие внутренние элиты и широкие слои населения, и убеждают их изменить свое восприятие собственных интересов» [11, с. 36-37]. «Снизу» - когда «негосударственные игроки объединяются в поддержку международных норм и мобилизуются, чтобы побудить лиц, принимающих решения, изменить государственную политику» [11, с. 37]. Не этим ли объясняется любовь западных институций к разного рода грантам для создания и поддержки различных общественных организаций в развивающихся странах с тем, чтобы сформировать их гражданское общество под началом «чужих» руководящих классов, превращающих в итоге эти страны в «часть своей организации и единицу бизнеса, стратегии, производства и т.п.» [10, с. 118]? Ведь грант - это орудие государственной (и в этом случае - далеко не отечественной) политики, специфика которого заключается в том, что это - расходы на поддержку чего-то самого по себе ценного, почти как форма признания, вознаграждения или же поощрения получателей грантов, долженствующих «достичь определенного минимального уровня выполнения программы» [15, с. 217-218]. Но кроме этого, не быть ли и готовыми «открыть экономику страны для внешнего вмешательства в обмен на получение материальных благ» [2, с. 166-167]? Получается, что вкупе с технологиями социализации и социального обучения, обеспечивающими, повторим еще раз, усвоение элитами незападных государств европейских норм, ценностей, а также способствующими развитию у них новых идентичностей [см.: 11, с. 36-37], гранты способствуют формированию так называемой «партии иностранцев», существование которой свидетельствует об «экономической зависимости и подчинении этой страны той или иной господствующей нации или группе наций» [см.: 7, с. 162-163].

Чтение «классики» увлекательно и познавательно. Например, Р. Челлен подмечает: «Идея, свойственная определенной стадии развития, не может быть без риска переведена в другую стадию» [20, с. 257]. А ведь именно на отрицании этого тезиса и покоится «парадигма несостоявшихся государств», которая, по сути, признает «индивидуализацию» (во всех указанных Р. Челленом ее аспектах) лишь за США и появление которой фактически предвосхитил Р. Челлен, указав на необходимую ее связь с либеральной идеологией. «Вся политическая организация, в конце концов, есть всего лишь форма: то же, от чего она зависит, - это ее живое содержание. Как раз этого не замечает либерализм, уповая исключительно на лекарственные средства управления: в легком варианте - смена правительства; в тяжелом - изменение конституции» [20, с. 255]. Не потому ли современному научному обществоведческому дискурсу следует быть очень внимательным к различного рода терминологическим заимствованиям? Ведь термин является обозначением понятия, а понятие - «свернутой» логикой соответствующей деятельности. Принимая те или иные термины, оперируя ими, мы фактически формируем социальную реальность в соответствии с той логикой, которая этими терминами зафиксирована. Вот почему Питер Друкер отмечает: «Менеджеры должны, прежде всего, в совершенстве изучить свой родной язык, чтобы понимать точное значение каждого его слова и выражения» [9]. В этом контексте, пожалуй, всегда стоит помнить о ряде вопросов. А именно: что стоит за новыми терминами (как правило, англоязычными, к которым принято обращаться в случае рассмотрения управленческой проблематики [см.: 5]), в науке государственного управления? Какие проблемы и задачи? В каком культурно-историческом контексте они в свое время возникли? Зарубежный опыт, который сейчас активно предлагается, в том числе и в виде терминов-калек с английского, на что он направлен? Какие задачи решает в другом культурно-историческом контексте? Первое, что приходит тут на ум - не является ли калькирование англоязычных терминов в постсоветском обществоведении элементом механизма «осмысления уроков»?

Вспомним, что перевод является деятельностью, во-первых, по интерпретации смысла текста на одном языке, и, во-вторых, по созданию нового эквивалентного текста на другом языке. Такая интерпретация, особенно в случае научных терминов, которыми оперирует государственно-управленческая наука, обязательно должна учитывать их конкретно-историческое наполнение. Лишь в этом случае они не будут восприниматься в виде «типичных, универсальных решений в очень несхожих контекстах» [13]. А управленческая практика в этих контекстах будет ориентироваться на уяснение и решение их собственных проблем. А не на описание этих последних с помощью иностранных терминов, смысл которых в новых социокультурных реалиях может быть существенно изменен Так, термин «публичный» («public») в английском языке фиксирует синонимичность «общественного» и «государственного», а в украинском (да и в русском) - побуждает (и принуждает?) признать их антонимичность. В первом случае этот термин требует, чтобы в концепции государства учитывались не только его политико-юридические составляющие, но и «“постоянно действующие элементы”, то есть “экономический и финансовый” потенциал и население» [7, c. 250]. А если вспомнить Р. Челлена, - рассмотрения государства не только как политико-юридического факта («правовой порядок осуществления спонтанных потребностей индивида», связанный с «государственным устройством», «формой правления» и, в целом, системой администрирования [20, с. 54, 241]), но и как феномена социального, экономического, этнического и географического [20, с. 77]. Во втором случае термин «публичный» («public») нацеливает на противопоставление государства как «социального образования» государству как «правовому институту» [см.: 20, с. 59] и тем самым превращается, с одной стороны, в программу реформирования системы государственного управления («господства» как элемента государства у Р. Челлена) в соответствии с международными лекалами с их идеей рационально-технократической («автоматизм совершенных учреждений»!) деятельности органов исполнительной власти. А, с другой стороны, - в программу формирования гражданского общества («социального взаимодействия» как элемента государства у Р. Челлена) под началом частной инициативы «чужих» (и чуждых) этому государству руководящих классов, имеющих личные обязанности перед своими собственными государствами.. Почему бы не вспомнить того же Вудро Вильсона, который отмечал, что наука государственного управления должна быть американизирована не только формально в плане языка, но и по сути, в плане радикального переосмысления ее идей, концепции и цели [4, с. 28]. И все потому, что: «Ее цели, ее примеры, ее условия почти исключительно опираются на историю иностранных государств, на прецеденты иностранных систем, на уроки иностранных революций» [4, с. 28]. Поэтому общие теории должны быть только фоном для дискуссии, а «космополитическое “что делать” должно подчиняться американскому “как это сделать”» [4, с. 42]. Или П. Друкера, который отмечал, что менеджмент всегда глубоко укоренен в культуру. Иными словами, то, что менеджеры делают во всех странах, по сути, является одинаковым. То же, как они это делают, может быть совершенно разным. Поэтому менеджеры развивающихся стран, должны уметь отыскать и распознать те элементы их собственной традиции, истории и культуры, которые можно использовать как строительные блоки модернизированной системы управления [см.: 8].

Р. Челлену принадлежит еще одно предвосхищение. А именно: либеральная идеология для доказательства своей универсальности нуждается в «слабых несостоявшихся государствах», а потому утверждает эту универсальность посредством культивирования таких государств, отказывая им в достижении «внутренней устойчивости страны», возможной лишь при условии «индивидуализации и организации географической, этнической и экономической сфер», а также получения государством «определенной отличительной черты в виде особой формы общества» [см.: 20, с. 234]. Вот и получается, что «классика» - это не всегда «актуальное прошлое» (И. Савельева). Иногда, она еще и критерий новизны «нового» (а где-то и его современности в смысле созвучности, соответствия задачам и вызовам времени), о котором просто надо знать.

экономический индивидуализация автаркия этнический

Список литературы

1. Арон Р. Мир і війна між націями / Пер. з фр. - К.: МП «Юніверс», 2000. - 688 с.

2. Бодуен Ж. Вступ до політології / Пер. з фр. О. Марштупенко. - К.: Основи, 1995. - 174 с.

3. Василенко И.А. Административно-государственное управление как наука. - http://ecsocman.hse.ru/data/932/847/1217/012_Vasilenko_LITERATURA.pdf

4. Вильсон В. Наука государственного управления. - http://pavroz.ru/files/wilsonngu.pdf

5. Глосарій Програми розвитку ООН. - http://www.unpan.org/Directories/UNPAGlossary/tabid/928/Default.aspx

6. Говлет М., Рамеш М. Дослідження державної політики: цикли та підсистеми політики. - Львів: Кальварія, 2004. - 264 с.

7. Грамши А. Избранные произведения в трех томах. Т. 3. Тюремные тетради. - М.: Изд. иностранной литературы, 1959. - 371 с.

8. Друкер П. Задачи менеджмента в ХХІ веке. - http://www.nsu.ru/xmlui/bitstream/handle/nsu/9031/druker_managementXXI_ru.pdf

9. Друкер П. Практика менеджмента. - http://l.120-bal.ru/voda/22011/index.html

10. Друкер П. Энциклопедия менеджмента. - М.: Изд. дом «Вильямс», 2004. - 432 с.

11. Европеизация и разрешение конфликтов: конкретные исследования европейской периферии / Бруно Коппитерс, Майкл Эмерсон и др.; пер. с англ. - М.: Весь мир, 2005. - 312 с.

12. История политических и правовых учений / Под ред. Л.Э Лейста. - http://www.bibliotekar.ru/istoria-politicheskih-i-pravovyh-ucheniy-1/157.htm

13. Мазарр Дж. Майкл Расцвет и упадок парадигмы несостоявшихся государств. - http://polismi.ru/politika/sled-anakondy/429-rastsvet-i-upadok-paradigmy-nesostoyavshikhsya-gosudarstv.html

14. Новгородцев П. Введение в философию права. Кризис современного правосознания. - М.: Наука, 1996. 269 с.

15. Пал Л. А. Аналіз державної політики / Леслі Пал. - К.: Основи, 1999. - 422 с.

16. Савельева И. Классика как объект и как знание. - https://postnauka.ru/faq/33259

17. Сороко-Цюпа А. Проблема «национального интереса» в исследованиях французских теоретиков международных отношений // Национальные интересы: теория и практика: (Сб. ст.) / АН СССР, Институт Мировой экономики и международных отношений; [Под ред. Э.А. Позднякова]. - М.: ИМЭИМО, 1991. - С. 107-127.

18. Стоун Д. Парадокс політики. Мистецтво ухвалення політичних. - К.: Видавничий дім «Альтернативи», 2000. - 301 с.

19. Хабермас Ю. Демократия, Разум. Нравственность. (Лекции и интервью. Москва, апрель 1989 г.). - М.: Наука, 1992. - 176 с.

20. Челлен Р. Государство как форма жизни. - М.: РОССПЭН, 2008. - 319 с.

21. Эгберт Я. Что такое Геополитика? Доклад, представленный на 16-ой встрече в рамках Шлангенбадских бесед «Кризис: глобальные изменения и двухсторонние последствия». Шлангенбад, 25 - 27 апреля 2013 г. - http://www.shlangenbadskie besedy.org/Jahn_Geopolitik_Schlangenbad_ru.pdf

Размещено на Allbest.ru