Основные концепции соотношения физиологического и психического в марксистской философской литературе. Анализ теоретических разногласий

Размещено на http://www.allbest.ru/

Основные концепции соотношения физиологического и психического в марксистской философской литературе. Анализ теоретических разногласий

Дубровский Давид Израилевич, доктор наук, профессор, главный научный сотрудник

Российская академия наук

В марксистской философской литературе обсуждение психофизиологической проблемы представлено очень широко. Это вполне естественно, так как ее постановка и разработка непосредственно затрагивает основной вопрос философии и требует вдумчивого методологического анализа. Разработка психофизиологической проблемы создает важный канал влияния естественных наук на ход дальнейших исследований философской проблемы материи и сознания.

В марксистской философской литературе обсуждение психофизиологической проблемы представлено очень широко. Это вполне естественно, так как ее постановка и разработка непосредственно затрагивает основной вопрос философии и требует вдумчивого методологического анализа. Разработка психофизиологической проблемы создает важный канал влияния естественных наук на ход дальнейших исследований философской проблемы материи и сознания.

Вопрос о соотношении физиологического и психического не раз обсуждался советскими философами, психологами и физиологами еще в двадцатых и тридцатых годах (см. А. Никольский, 1925; Е.А. Аркин, 1928; А.Г. Иванов-Смоленский, 1929, и др.); однако особенно большое внимание ему было уделено в последние пятнадцать лет, когда он стал предметом особенно острых дискуссий. В них принимали и принимают активное участие философы и психологи стран социалистического содружества, особенно Чехословакии и Болгарии. За эти пятнадцать лет опубликованы буквально сотни работ, посвященных вопросу о соотношении физиологического и психического и его философским аспектам. Такое обилие публикаций само по себе уже говорит о большой актуальности психофизиологической проблемы как в плане диалектического материализма, так и с точки зрения потребностей современного естествознания.

Рассмотрение указанной литературы позволяет выделить несколько различных концепций соотношения физиологического и психического. Правда, нужно отметить, что эти концепции не являются очерченными настолько четко, чтобы их можно было совершенно однозначно интерпретировать, но тем не менее во многих своих существенных пунктах они диаметрально расходятся.

Именно эти пункты, связанные, как правило, с характеристикой психического, можно сделать исходными при рассмотрении существа каждой концепции. Поскольку все они опираются на принципы диалектического материализма, между ними имеется много общего, а задача заключается в том, чтобы определить различия.

Допустимо выделить три концепции соотношения физиологического и психического.

Первая из них характеризует не только физиологическое, но и психическое как материальный процесс, определяет психическое в качестве формы движения материи. Наиболее обнаженно эта точка зрения была высказана А. М. Авраменко и В. М. Архиповым в дискуссии, проводившейся журналом «Советская педагогика» в 1954 г.: «Психическое -- материальный процесс, как все явления природы» (А. М. Авраменко, 1954, стр. 76). «Психика -- форма движения материи и протекает в пространстве и времени» (B. M. Архипов, 1954, стр. 67).

Если у названных авторов приведенные тезисы были аргументированы весьма слабо, то в дальнейшем появилось значительное число работ, в которых многосторонне обосновывалось положение о психике как форме движения материи (Ф.Ф. Кальсин, 1957; Н.С. Попов, 1959; Н.В. Медведев, 1960, 1963, 1966; Н.С. Мансуров, 1963; И. Земан, 1966, и др.).

Согласно H.В. Медведеву, психическое потому является формой движения материи, что оно есть деятельность мозга. «Если мышление не есть форма движения, то как оно может активно действовать на физиологические материальные процессы в организме, приводящие в движение, например, руки людей, вооруженные орудиями труда, и изменяющие определенным образом внешний мир?» (Н. В. Медведев, 1960, стр. 118).

Таким образом, сторонники взгляда на психику как на материальный процесс, форму движения материи аргументируют от естествознания тем, что в головном мозгу протекают только материальные процессы и не обнаружено никакой духовной субстанции; от философии же они аргументируют тем, что признание психического нематериальным ведет к нарушению материалистического монизма. Если мир материален, то признание нематериальных явлений открывает, по их мнению, дорогу идеализму и дуализму. Янош Шипош подчеркивает при этом, что психические явления суть явления материального мира и, следовательно, материальные явления (см. J. Sipos, 1964, s. 37).

Некоторые сторонники этой концепции идут еще дальше. Критикуя тех авторов, которые рассматривают психическое в качестве явления нематериального, т. е. идеального (В.Н. Колбановского, 1954; П. Ольшанского (P. Olsansky, 1957) и др.), чешский философ Франтишек Куклик со всей серьезностью инкриминирует им идеализм в вопросе о соотношении физиологического и психического. Он спрашивает: «в чем заключается причина того, что марксистские философы и психологи оказываются на позициях идеализма при решении этого вопроса» (F. Kuklik, 1961, s. 775), и дает следующий ответ: главная причина состоит в том, «что эти философы и психологи не рассматривают сознание как форму движения. Если бы они понимали сознание как форму движения, то тогда, как материалисты, они не могли бы говорить о каком-то ином движении, кроме движения материи, т.е. материальном движении, а постольку для них сознание не могло бы быть чем-то нематериальным» (там же). Аналогичным образом отстаивает тезис о психическом «как наивысшей форме движения материи» Е. Менерт (Е. Menert, 1960, s. 9).

Психическое «есть движение мозга»,-- пишет Н.В. Медведев (Н, В. Медведев, 1964а, стр. 351). «После смерти,--говорит он,-- ни жизнь как форма движения материи не сохраняется, ни сознание тоже: то и другое исчезает и превращается в низшие формы движения, движения иного качества» (Н.В. Медведев, 1964б, стр. 113). Таким образом, сознание как высшая форма движения материи переходит в низшие формы движения материи. психический физиологический рефлекс взаимоотношение

Для обоснования этих положений Н.В. Медведев и его единомышленники берут себе в союзники Ф. Энгельса, подчеркивают, что «защищают правильные высказывания Энгельса» (там же, стр. 114). Имеется в виду следующее место из «Диалектики природы». «Движение, рассматриваемое в самом общем смысле слова, т.е. понимаемое как способ существования материи, как внутренне присущий материи атрибут, обнимает собой все происходящие во вселенной изменения и процессы, начиная от простого перемещения и кончая мышлением» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 391). Однако это высказывание можно истолковывать и в том смысле (как это делает, например, В.Н. Колбановский, 1964), что мышление является свойством движущейся материи. В противном случае нетрудно противопоставить ему другие высказывания классиков марксизма, в которых определенно утверждается, что психические явления, сознание, представляют собой свойство движущейся материи. В.И. Ленин говорил, что суть материализма состоит не в том, «чтобы выводить ощущение из движения материи или сводить к движению материи, а в том, что ощущение признается одним из свойств движущейся материи» (В.И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 18, стр. 41); он подчеркивал, что «назвать мысль материальной -- значит сделать ошибочный шаг к смешению материализма с идеализмом» (там же, стр. 257).

Возникает вопрос: каким образом сторонники рассматриваемой концепции обосновывают свои совершенно очевидные разногласия с В.И. Лениным (мы не станем приводить многие другие хорошо известные положения классиков марксизма, в том числе и самого Энгельса, идущие вразрез с пониманием психического, сознания, как формы движения материи); каким образом они обходят общеизвестное марксистское положение об идеальном характере сознания, психического?

Для этого вводится два аспекта рассмотрения сознания, психического (мы употребляем в данном контексте термины «психическое» и «сознание» как идентичные, т. е. так, как они употребляются в рассматриваемой концепции): это -- гносеологический и онтологический аспекты. При онтологическом рассмотрении психики она представляет собой материальный процесс, а при гносеологическом ее рассмотрении -- является идеальным процессом. Но здесь возникает целый ряд неясностей. Во-первых, в каком смысле говорится об онтологическом рассмотрении психики? Ведь марксистская философия не знает онтологии в том значении, в каком этот термин употреблялся в домарксистской философии. Чистая онтология может быть только пережитком метафизического материализма. Диалектический материализм не разделяется на гносеологию и онтологию, а поэтому и непонятно, что собой представляет чисто онтологический подход к пониманию сознания. Однако большинство представителей рассматриваемой концепции все же поясняет, что имеется в виду под онтологическим подходом (или аспектом): под ним подразумевается естественнонаучный подход.

Правда, такое отождествление естественнонаучного подхода с философской категорией онтологического неправомерно (это, в частности, отмечается Ф.И. Георгиевым, 1964) и может быть принято лишь условно.

Но что это может означать? Только одно: что в естествознании понятие идеального не имеет смысла, что естественнонаучное исследование психических явлений должно рассматривать их только как материальные процессы. Как же быть тогда психиатру или психологу, если им запрещается пользоваться понятиями «субъективный образ объективного мира», «интересы», «навязчивая идея» и т.п.

Психическое явление не может быть одновременно и материальным и идеальным. Если психическое явление есть определенный объект исследования, то, сохраняя свою определенность, оно должно обладать лишь одной из двух противоположных характеристик. Разумеется, резкий сдвиг плоскости исследования имеет дело уже с иным объектом, но тогда нужно утверждать, что психическое вообще не может быть объектом естествознания.

С позиций рассматриваемой концепции было бы логично вообще изъять из употребления понятия идеального, субъективного, а вместе с ними и психического. Это и делают наиболее последовательные ее сторонники. Болгарский философ А. Гаврилов прямо утверждает: «Нет такой стороны функции мозга, которая бы представляла собой «идеальный процесс»» (А. Гаврилов, 1962, стр. 282). Послушаем Ф.Ф. Кальсина: «Идеальное не существует и не может существовать без материальной формы, потому что оно по существу является материальным процессом отражения объективной действительности в мозгу человека, а материальный процесс не может иметь никакой иной формы, кроме материальной» (Ф.Ф. Кальсин, 1957, стр. 20. Курс. мой.-- Д. Д.). Из правильного положения, что идеальное не может существовать само по себе, Ф.Ф. Кальсин делает вывод, что идеальное есть материальное. Но в этом случае какая-либо нужда в понятии идеального отпадает и оно безболезненно может быть изъято. Чтобы не оставлять сомнений относительно своей точки зрения, Ф.Ф. Кальсин продолжает: «надо лишь отказаться от противопоставления идеального материальному. Идеальное, как форма движения материи, противоположно не материальному вообще, а той особой форме движения материи, которая отражается в идеальном, например, твердости, тяжести, магнетизму, теплоте и т.д.» (там же, стр. 24). Идеальное, оказывается, тоже форма движения материи. Получается, что в онтологическом плане идеальное не идеально, а в гносеологическом плане идеальное -- идеально; твердость и тяжесть, оказывается, тоже формы движения материи и могут выступать в качестве антиподов идеального как формы движения материи. Это уже окончательно непонятно, ибо термин «идеальное» утрачивает всякий смысл.

Примерно то же мы видим у Е. Менерта. «Мысль, -- пишет он,-- есть абстракция из фактического, материального процесса мышления» (Е. Menert, 1962, s. 209), «идеальность есть абстракция, выделенная из материального процесса познания» (там же, стр. 216). Согласно Менерту, идеальное -- это абстракция, в то время как материальное не является абстракцией; мышление тоже не является абстракцией, так как оно материально, а вот «продукт сознательного процесса (идея, мысль)» (там же, стр. 209) -- абстракция. Но ведь научное мышление не способно отобразить, уловить объект своего исследования иначе, как в абстракции. Категория материи представляет собой, как это слишком хорошо известно, тоже абстракцию, с помощью которой отображается объективная реальность. Категория идеального есть абстракция, с помощью которой отображается, обозначается субъективная реальность, столь знакомая каждому человеку. Говорить, что идеальное отличается от материального только тем, что оно является абстракцией, в то время как материальное таковой не является, значит находиться в плену наивного онтологизма. Подобная теоретическая несообразность как раз и является следствием так называемого чисто онтологического подхода. Для концепции Менерта вовсе не нужна категория идеального и она фигурирует в ней на правах бессодержательного слова. В самом деле, если мышление -- материально, а мысль называется идеальным, то не лучше ли вообще отбросить термин «идеальное», чтобы он не создавал логической неразберихи и связанных с нею недоразумений.

Точно так же как и категория идеального, совершенно чуждой для рассматриваемой концепции является категория субъективного. Если сознание, мышление, психическое это -- материальные процессы, то они, следовательно, существуют объективно, представляют собой объективную реальность. У Ф. Куклика выделяется курсивом следующее высказывание: «Душевные процессы являются объективно существующими; это означает, что они материальны» (F. Kuklik, 1961, s. 776). Поэтому, говорит он, неправильно «объявлять психическое субъективным» (там же). Такого рода позиция, вытекающая из сугубо онтологического подхода к психическим явлениям, ведет к отрицанию понятия субъективного образа, к признанию, что психический образ (например, образ дерева, которое воспринимает человек) существует в головном мозгу объективно. И то и другое несостоятельно. В головном мозгу нет дерева как материального образе, объективно существующего образа, подобного фотоснимку; содержание образа воплощено в нейродинамических мозговых комплексах, но как таковое оно есть именно субъективная, а не объективная реальность. Категория субъективного для того и употребляется, чтобы отобразить, обозначить эту специфическую черту деятельности мозга, когда вызванная в нем действием, например, внешнего объекта нейродинамическая активность переживается субъектом в виде образа объекта; ибо нейродинамическая активность сама по себе не может быть названа образом.

Увлеченные наивным онтологизмом, сторонники полной материализации психического, ликвидируя по существу понятия идеального и субъективного, не замечают, что теряют под ногами почву, ликвидируют заодно и категории материального и объективного; ибо категория материального теряет смысл, не будучи противопоставленной категории идеального (как и наоборот, категория идеального теряет смысл, не будучи противопоставленной категории материального, как это особенно наглядно продемонстрировал нам Ф.Ф. Кальсин). Соответственно, категория объективного теряет смысл, не будучи противопоставленной категории субъективного (как и наоборот). Создается впечатление, что сторонники данной концепции имеют не одно, а целых два понятия материального: одно -- гносеологическое понятие материи, а другое -- онтологическое понятие материи.

Стремление освободиться от категорий идеального и субъективного, а вместе с ними от понятия психического и психологических описаний вообще не является новым в философии и естествознании. Именно на таком упразднении указанных понятий (а вместе с ними и категории материи, что весьма логично) решительно настаивают неопозитивисты (см., например, (A.J. Ауег, 1952; G. Ryle, 1952), а среди естествоиспытателей -- радикальные бихевиористы. В советской литературе конца двадцатых годов, как мы уже отмечали, этот взгляд энергично проводился А. Г. Ивановым-Смоленским. Говоря о теории тропизмов Лёба и учении об условных рефлексах И.П. Павлова, А.Г. Иванов-Смоленский подчеркивает, что они глубоко связаны внутренне и в своем единстве составляют новую науку о поведении, противостоящую классической психологии (см. А.Г. Иванов-Смоленский, 1929, стр. 113). По его мнению, «новая наука о поведении человека строится на строго монистической предпосылке тождества психической и высшей нервной деятельности» (там же, стр. 114). Для науки XX столетия, продолжает он, то, что обычно именуется психическим -- «это биологическое и вместе с тем физико-химическое взаимодействие среды и организма, физиологическое уравновешивание мозга в окружающем мире (включая и внутрителесные воздействия на мозг), высшая рефлекторная деятельность верховных отделов нервного аппарата, т.е., иными словами, сложная биохимическая жизнедеятельность организма, объединенная в форме высшей нервной деятельности» (там же, стр. 115).

«Но во что же тогда превращаются противоположения психического и материального, объективного и субъективного, внешнего и внутреннего?

Встав на только что изложенную точку зрения, мы неизбежно должны будем признать их несоответствующими современным данным естествознания, устаревшими, неверными, требующими пересмотра и замены новыми адекватными настоящему состоянию естественных наук понятиями» (там же, стр. 115--116).

Из приведенных высказываний А.Г. Иванова-Смоленского видна почти полная идентичность его взглядов, относящихся к 1929 г. (но в сущности своей восходящих к воззрениям Ламетри и Кабаниса), со взглядами современных представителей концепции о психическом как форме движения материи (и всеми вытекающими из нее следствиями). Такого рода исторические экскурсы, на наш взгляд, вполне уместны, так как раскрывают традиции, идущие в естествознании XX в. от бихевиористов, а также от некоторых ученых, относящих себя к школе И.П. Павлова.

Как же решается представителями рассматриваемой концепции вопрос о соотношении физиологического и психического? Нужно сразу же сказать, что здесь начинаются серьезные разногласия между теми, кто единодушие признает психическое формой движения материи.

Так, Н.С. Мансуров, следуя установке о разделении гносеологического и онтологического подходов к явлениям психики, утверждает, что «психическое по своей «структуре», «природе»--материально, так как является физиологической материальной деятельностью мозга» (Н.С. Мансуров, 1959, стр.605). «Убедительные факты современной науки,-- продолжает он, -- свидетельствуют о том, что при действии внешних раздражителей на анализаторы человека в его мозгу не возникает никакого бесплотного (в смысле антиматериального) «отражения». Все, что при этом происходит в мозгу, достаточно хорошо изучено павловской физиологией высшей нервной деятельности. И ничего, кроме физиологических процессов, при этом не обнаружено. Это позволяет сделать вывод: психическое, явления сознания -- это физиологические, материальные процессы, обладающие, конечно, своими специфическими закономерностями, отличающими их, скажем, от физиологических процессов пищеварения. Психическое -- это высшая нервная деятельность человека» (там же, стр. 604). В более поздней работе Н.С. Мансуров пишет, что «психическое нужно рассматривать как результат высшей нервной деятельности, характеризующийся законченностью, структурной оформленностью» (Н.С. Мансуров, 1963, стр. 32); эта поправка («результат») не меняет, однако, сути дела.

Такого же взгляда придерживается Е. Менерт, ставящий знак равенства между понятиями «духовный процесс», «психический процесс» и «высшая нервная деятельность» (Е. Menert, 1962, s. 211). В этом отношении названные авторы полностью солидаризуются с теми представителями павловской школы, которые отождествляют психическую деятельность с высшей нервной деятельностью (К.М. Быков, 1959; П.С. Купалов, 1963; А.Г. Иванов-Смоленский, 1952а, 1952б; Л.Г. Воронин, 1957; Э.А. Асратян, 1964; П.В. Симонов, 1953, и др.).

Однако другие представители рассматриваемой концепции вносят существенные поправки к положению, что психика есть высшая нервная деятельность, или же вовсе с ним не соглашаются, стремясь как-то разграничить физиологическое и психическое и избежать тем самым упреков в отождествлении этих понятий. «Психическая, отражательная деятельность мозга,-- пишет Н. В. Медведев,-- представляет собою качественно высшую форму движения, функционирования мозга по сравнению с его физиологическим функционированием. Поэтому физиологические процессы, выступая в качестве основы психического, не исчерпывают существа и специфики отражательной деятельности. Отношение между психическим и физиологическим такое же, как между любыми другими низшими и высшими формами движения» (Н.В. Медведев, 1960, стр. 117-118). При этом Н.В. Медведев тоже признает, что психика есть высшая нервная деятельность, т.е. рефлекторная деятельность, однако полагает, что последняя является одновременно и физиологической и психической: «В соответствии с духом учения И.П. Павлова мы должны внутри условных рефлексов на уровнях обеих сигнальных систем человеческого мозга отличать физиологические процессы от психических» (там же, стр. 115). Но возникает вопрос: как можно «внутри условных рефлексов» различать две качественно различные формы движения материи? Никаких критериев для такого различения Н.В. Медведев не предлагает, а потому остается только верить ему на слово, что психическое -- это не физиологическое. Кстати, в данном пункте ясно выявляется искусственность формулы: психическое есть особая форма движения материи; она не способствует выяснению понятий физиологического и психического, включая взаимоотношения между ними, а порождает полнейшую теоретическую неопределенность, так как заставляет мыслить такие виды условных рефлексов, которые должны относиться к качественно различным формам движения материи, считать некоторые рефлексы явлениями нефизиологическими. А ко всему еще сразу же ставит в тупик при попытке соотнести все эти «формы движения» с биологической формой движения материи, не говоря уже о том, чтобы соотнести их с химической и физической и тем более социальной формами движения материи.

Ф. Куклик тоже настоятельно подчеркивает недопустимость отождествления физиологического и психического, считая, как и Н.В. Медведев, что это -- качественно различные формы движения материи. «Физиологические процессы,-- пишет он,-- являются количественной основой психического движения, точно так же как и всякая другая генетически низшая форма движения является количественной основой формы высшей» (F. Kuklik, 1961, s. 770). Но в отличие от Н.В. Медведева высшую нервную деятельность Ф. Куклик рассматривает как физиологическую деятельность. Психическое, по его мнению, «есть также нервная деятельность, но качественно высшая, чем деятельность физиологическая», и высшая, чем высшая нервная деятельность, «это наивысшая нервная деятельность вообще, движение психическое, сознание» (там же); «постольку следует говорить о сознании как о наивысшей нервной деятельности, а не о высшей нервной деятельности» (там же, стр. 771) и таким путем отличать физиологическое от психического. К сожалению, Ф. Куклик не разъясняет, каким образом нервная деятельность, будь она низшей, высшей или наивысшей, может не являться физиологической деятельностью. Всякая нервная деятельность есть физиологическая деятельность, если следовать общепринятому значению термина «физиологическое» (не всякий физиологический процесс есть нервная деятельность, но всякая нервная деятельность есть явление физиологическое). Поэтому различение психического и физиологического по принципу уровня нервной деятельности не может быть принято всерьез.

Самое интересное, однако, состоит в том, что Ф. Куклик считает себя вправе обвинять в вульгарном материализме В.М. Архипова, А.М. Авраменко, Е. Менерта и других философов, психологов и физиологов. Он видит основание для такого обвинения в том, что последние квалифицируют психическое как высшую нервную деятельность, рассматривая ее как физиологическую деятельность. Поскольку Ф. Куклик дает определение того, что он понимает под вульгарным материализмом, нам легко будет установить, в какой мере состоятельны его обвинения и не представляют ли они опасности для него самого.

«Вульгарные материалисты,-- пишет он,-- принимают сознание за определенный вид (druh), определенную форму материи» (F. Kuklik, 1961, s. 766). Цитируя высказывание В.М. Архипова, что «ощущение есть одна из форм движущейся материи», Ф. Куклик заключает, что он вполне подходит под категорию вульгарных материалистов (см. там же, стр. 767). Но буквально тут же он сам множество раз повторяет, что психическое, сознание, мышление, есть материальный процесс и тем не менее считает себя прочно застрахованным от того, чтобы быть отнесенным к той же категории. Почему? Да потому же, что он не «сводит» психическое к физиологическому, а Архипов, Авраменко, Менерт и другие «сводят»; потому, что он говорит, что психическая форма движения материи «представляет собой высшее качество, по сравнению с физиологическим движением, даже если это физиологическое движение наивысшего уровня» (там же, стр. 778). Но мы уже видели, что Ф. Куклик рассматривает психическое как наивысшую нервную деятельность, что он нигде не попытался уточнить, что он понимает под физиологическим, а общепринятое понимание нервной деятельности означает вид физиологической деятельности и вряд ли может означать что-либо иное. К тому же Архипов, Авраменко и Менерт далеко не всякую физиологическую нервную деятельность квалифицируют как психическую. Поэтому (если даже не принимать во внимание приведенного Ф. Кукликом определения вульгарного материалиста) одно из двух: либо Архипов и другие не являются вульгарными материалистами, либо к ним должен быть отнесен и Ф. Куклик. Но если принять во внимание приведенное Ф. Кукликом определение вульгарного материалиста, то оно несомненно охватывает и развиваемые им взгляды.

Сторонники и пропагандисты формулы «психическое есть форма движения материи» отводят от себя обвинения в вульгарном материализме, заявляя, что вульгарные материалисты понимают сознание, психическое, как вид материи, «форму материи» (Ф. Куклик); а сами они понимают сознание как форму движения материи, а «движение не тождественно материи» (Н. В. Медведев, 1964б, стр. 114). Опять мы видим чисто словесные различения («форма материи» и «форма движения материи»); как будто допустимо мыслить материю без движения или движение без материи. Если понятие «форма материи» имеет какой-то действительно отличный смысл от понятия «форма движения материи», то следовало его четко определить. На это, однако, нет и намека.

В этой связи хотелось бы отметить, что довольно четкое физиологическое понятие «высшая нервная деятельность» (т. е. условнорефлекторная деятельность) фигурирует нередко в самых разных значениях. У Ф. Куклика высшая нервная деятельность -- это только физиологическая деятельность, у Ф.Ф. Кальсина (1957) -- это только психическая деятельность, у Н.В. Медведева -- это и то и другое одновременно. Кстати, утверждение, что высшая нервная деятельность есть одновременно и физиологическое и психическое, защищают некоторые философы и психологи, выступающие против формулы: «психическое есть форма движения материи» (А. Киселинчев, 1956; Е.В. Шорохова, 1961; Е.В. Шорохова и В.М. Каганов, 1962; С.Л. Рубинштейн, 1957; Л.И. Анциферова, 1961, и другие). Следует, однако, заметить, что приписывание понятию высшей нервной деятельности подобной двуликости логически недопустимо и препятствует действительной разработке психофизиологической проблемы.

Подытожим кратко рассмотрение концепции соотношения физиологического и психического, опирающейся на тезис: «психика есть форма движения материи». Мы попытались показать целый ряд ее внутренних логических противоречий и возникающие при этом расхождения с принципами диалектического материализма. Данная концепция не оставляет места для категорий идеального и субъективного, а постольку в сущности снимает и категорию психического; от последней в лучшем случае остается только ее словесное обозначение. От психофизиологической проблемы же при таком подходе не остается ни малейшего следа. Упрощенное понимание материалистического монизма, основанное на «теоретической» ликвидации идеальных субъективных явлений, представляет собой ту линию наименьшего сопротивления, по которой идет мысль некоторых философов-марксистов в вопросе о соотношении материи и сознания Но такого рода упрощенное понимание материалистического монизма не может служить надежным основанием для действенной критики идеалистических и дуалистических взглядов вообще и в естествознании в частности.

Рассмотренная концепция страдает чрезмерной абстрактностью рассуждений и недостаточной определенностью используемых ею понятий; она крайне слабо и большей частью лишь формально контактирует с современным естествознанием. Ее представители высказывают, конечно, немало правильных положений, справедливо акцентируют внимание на том, что психическое, духовное, не составляет собой субстанции, а есть функция головного мозга, что психическое «содержится» в головном мозгу и изучение деятельности его ведет ко все более глубокому пониманию психических явлений. Однако предлагаемое ими теоретическое построение (т.е. концепция) крайне неустойчиво и аморфно в логическом отношении, а в фактическом плане по «существу ничего не объясняет.

Перейдем к обсуждению второй концепции, которая представлена главным образом М.Р. Могендовичем (1961), Г. Векиловым (1965а, 1965б) и особенно полно изложена в многочисленных работах В.В. Орлова (1960, 1966а, 1966б, и др.), посвященных психофизиологической проблеме. В некоторых отношениях эта концепция примыкает к взглядам на природу психического Л.С. Выготского, А.Н. Леонтьева и других советских психологов.

Так как данная концепция наиболее подробно развита В.В. Орловым, то при ее рассмотрении мы будем преимущественно опираться на работы последнего, привлекая в необходимых случаях материалы из работ других авторов.

В.В. Орлов категорически отвергает тезис о психике как форме движения материи, подчеркивает недопустимость отождествления психического с высшей нервной деятельностью, понятий физиологического и психического, дает обстоятельное рассмотрение психофизиологической проблемы, широко используя данные современного естествознания. Большое внимание уделяется им методологическим вопросам, возникающим на стыке физиологических и психологических исследований.

В чем же состоит существо концепции, защищаемой В.В. Орловым? Попытаемся кратко ответить на это его же словами. «Согласно научному материализму,-- говорит В.В. Орлов,-- психика есть духовная, идеальная деятельность материального мозга» (В.В. Орлов, 1966б, стр. 425. Курс. мой.-- Д. Д.). «Психическая деятельность является основной, ведущей деятельностью мозга. Она неравноправна, неравноценна с физиологической функцией; завися от последней, она в то же время в известных пределах подчиняет себе физиологическую деятельность.

Соотношение психического и физиологического -- это отношение высшего и низшего, простого и сложного, в то время как отношение «психика -- мозг» является связью одного уровня сложности» (там же.-- Курс. мой. -- Д. Д.).

С целью обоснования приведенных положений В.В. Орлов проделывает большую подготовительную работу, а именно: подробно рассматривает взгляды И.М. Сеченова и И.П. Павлова на проблему физиологического и психического и находит, по его мнению, убедительные подтверждения правильности своей концепции. Далее он столь же подробно рассматривает философскую проблему материи и сознания в ее общем плане, интерпретируя ее затем в соответствии со своей концепцией; и, наконец, специально анализирует вопрос о соотношении высшего и низшего, используя полученные результаты в целях определения характера взаимосвязи между психическим и физиологическим.

Мы не будем касаться того, как интерпретирует В.В. Орлов взгляды И.П. Павлова и И.М. Сеченова, так как для обоснования имеющихся у нас на этот счет возражений понадобилось бы слишком много места, а остановимся на выяснении особенностей его понимания проблемы материи и сознания, поскольку здесь лежит исходный пункт, теоретический базис всей концепции.

В.В. Орлов (подобно Н.В. Медведеву, Е. Менерту и другим) настаивает на необходимости обсуждения проблемы материи и сознания в двух планах: онтологическом и гносеологическом, считая такой подход обязательным для. всякого марксиста (см. В.В. Орлов, 1966б, стр. 160--161). Однако в противоположность тем авторам, которые считают, что в онтологическом плане сознание является материальным, В.В. Орлов считает, что сознание, психическое, является идеальным и в гносеологическом и в онтологическом планах. Он подвергает резкой критике утверждение об исключительно гносеологическом характере противоположности материи и сознания и развивает мысль о том, что эта противоположность носит также и онтологический характер, поскольку и здесь сохраняется отношение первичности и вторичности (т.е. первичности материи и вторичности сознания). Онтологический план рассмотрения мыслится при этом как выяснение отношения сознания к мозгу. «Противоположность сознания и мозга,-- пишет он,-- является основой противоположности материалистического и идеалистического понимания соотношения сознания и мозга» (там же, стр. 169). Здесь недостаточно ясно, что означает противоположность сознания и мозга и тем более неясно, как можно истолковать противоположность сознания и мозга в духе первичности и вторичности. Попытку объяснить это мы встречаем у болгарского философа Гроздана Векилова, взгляды которого близки к концепции В.В. Орлова. «Вторичность образов,-- пишет Г. Векилов,-- в этом случае существенно отличается от их вторичности по отношению к объективному миру. В этом случае образы являются вторичными, поскольку они зависят от нормального функционирования материального мозгового субстрата, поскольку без него они не могут существовать» (Г. Векилов, 1965а, стр. 64).

Приведенное высказывание ясно обнаруживает искусственность сопоставления сознания (психических образов) и мозга посредством отношения первичного и вторичного, ибо это обязательно означает временную последовательность, а психический образ не может быть отделен во времени от «нормального функционирования материального мозгового субстрата». Здесь уже начинает выявляться несостоятельность так называемого чисто онтологического подхода, логические противоречия, порождаемые установкой о противоположности сознания и мозга (поскольку, по мнению В.В. Орлова, именно «в отношениях первичности -- вторичности и заключено отношение противоположности» (В.В. Орлов, 1966б, стр. 168)).

Интересно то, что В.В. Орлов видит и отмечает логические противоречия в рассуждениях других авторов (у Е.В. Шороховой, Л.И. Анциферовой и других), возникающие при так называемом онтологическом рассмотрении проблемы материи и сознания, но не желает видеть искусственности такого рассмотрения вообще и своей собственной непоследовательности. Как мы уже отмечали, признание правомерности рассмотрения отношения материи и сознания в онтологическом плане обязывает дать онтологическое определение не только сознания, но и материи. Известны даже такого рода попытки. В.В. Орлов понимает полную несостоятельность попыток дать «онтологическое определение» материи. «Понятие «сущности природы»,-- пишет он,-- само по себе, вне противопоставления природы сознанию, не содержит ни малейшего указания на материализм» (В.В. Орлов, 1966б, стр. 172). «Позволительно спросить, остаются ли материя и сознание предельно широкими понятиями философии и в плане онтологии? Если да, то, согласно логике, их нельзя определить иначе, как через противопоставление (и сходство) друг другу, через указание на то, что является первичным» (там же).

Но при полном понимании несостоятельности онтологического «определения» материи, В.В. Орлов, как это ни странно, обнаруживает столь же полное непонимание несостоятельности онтологического «определения» сознания (психического): «С онтологической стороны мы рассматриваем идеальное как продукт развития материи и реальный мозговой процесс, тесно связанный с материальными нервными процессам, но не тождественный с ними» (там же, стр. 176. Курс. мой.--Д. Д.). В.В.Орлов многократно подчеркивает, что «сознание, будучи отображением действительности, т.е. идеальным явлением, в то же самое время представляет собой реальное мозговое явление и не перестает быть идеальным» (там же, стр. 176).

Но здесь В.В. Орлов забывает сделать одно чрезвычайно важное уточнение: каков характер реальности идеального как мозгового явления. Ведь реальность идеального как мозгового явления признают и Гегель, и Экклз, и архимандрит Борис. Это совершенно необходимое уточнение можно сделать только путем указания (если иметь в виду первый шаг анализа) на то, какой реальностью является идеальное -- объективной или субъективной. Если реальность идеального как мозгового явления -- это объективная реальность, то тогда тезис В.В. Орлова может означать либо то, что идеальное есть особое духовное начало, существующее само по себе и частично обитающее в головном мозгу (под этим, конечно, охотно подпишутся все идеалисты и дуалисты вместе с архимандритом Борисом), либо то, что идеальное есть материальное или разновидность последнего (к этому выводу пришли (Н.В. Медведев, Ф. Куклик, Е. Менерт, последовательно проводя принцип онтологического рассмотрения сознания).

Если же реальность идеального как мозгового явления есть субъективная реальность, то тогда, при соответствующих уточнениях понятий, с этим могут согласиться многие философы, стоящие на позициях диалектического материализма; и тогда как раз и возникает вопрос о том, как содержится эта субъективная реальность (т.е. субъективные образы внешней действительности, наши мысли, чувства, идеи) в объективной реальности мозговых процессов. Отвечая на этот вопрос в наиболее абстрактной форме, многие философы-марксисты квалифицируют эту субъективную реальность как свойство некоторых мозговых процессов.

Поскольку вопрос о характере реальности идеального как мозгового явления имеет исключительно важное значение и может быть решен в общем виде только по принципу «или-или» (ибо ни о какой третьей реальности в данном отношении недопустимо мыслить), необходимо выяснить, как отвечает на него В.В. Орлов. К сожалению, на этот решающий вопрос мы нигде не находим у В.В. Орлова прямого ответа. Но так как этот вопрос невозможно обойти совершенно и он подспудно все равно решается на каждом шагу, мы не теряем надежды получить на него от В.В. Орлова определенный ответ.

Обратимся с этой целью к тем его высказываниям, которые характеризуют идеальное (психическое) как «реальный мозговой процесс». Мы снимаем с себя ответственность за то, что нам придется привести множество цитат, ибо не остается другого пути для получения искомого ответа.

Итак, приступим к делу: «Общая природа психического (идеального) проявляется в его основных отношениях к материи» (В.В. Орлов, 1966б, стр. 155). «Идеальность психического означает, что психическое не является самостоятельной субстанцией...» Психические образы «лишены вещественности и конкретно-чувственной осязаемости, т.е. являются бесплотными и бестелесными» (там же,-- Курс. мой.-- Д. Д.). «Объективное содержание психики не существует в чистом виде, оно всегда выражается в субъективной форме» (там же, стр. 197). «Этой формой выражения объективного содержания становится субъективное или идеальное» (там же, стр. 199. Курс. мой.-- Д. Д.).

Поскольку физиологические нервные процессы представляют объективную реальность, важно проследить, как сопоставляются с ними психические явления. В этой связи подчеркивается, что «одно из коренных отличий психического от физиологического (нервного) состоит в том, что психика суть идеальный, субъективный образ объективного мира...» (там же, стр. 209).

Кажется, все ясно. Психическое (идеальное), по мнению В.В. Орлова, есть субъективная реальность, поэтому и недопустимо называть психическое материальным. Тем более, что он решительно критикует тезис о материальности психического и весьма уместно приводит следующее высказывание В.И. Ленина: «Что и мысль и материя «действительны», т.е. существуют, это верно. Но назвать мысль материальной -- значит сделать ошибочный шаг к смешению материализма с идеализмом» (В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 18, стр. 257). А из этого высказывания В. И. Ленина совершенно очевидно, что мысль (психическое) рассматривается как реальность, но не объективная, а субъективная реальность, ибо в противном случае мысль следовало бы назвать материальной. Можно считать, что мы получили от В.В. Орлова недвусмысленный ответ.

Но вот мы продолжаем дальше читать его книгу и столь ясный ответ начинает блекнуть и, наконец, полностью меняет свой знак на противоположный, а идеальное (психическое), бывшее, как мы видели, «бесплотным и бестелесным», постепенно обретает плоть и кровь. Это начинается с того момента, когда В.В. Орлов переходит от общих философских рассуждений к конкретному описанию психического и выяснению его соотношений с физиологическим.

Приведем некоторые доказательства: «Подлинно научное признание реального существования психики возможно только тогда, когда оно рассматривается как относительно самостоятельная, качественно определенная, высшая деятельность мозга, тесно связанная с низшей, физиологической деятельностью мозга, но не менее реальная, чем последняя» (В.В. Орлов, 1966б, стр. 422. Курс. мой.-- Д. Д.). Не менее реальная, чем физиологическая деятельность, значит в данном контексте не что иное, как объективно реальная. Это не оговорка, так как еще раньше В.В. Орлов не раз подчеркивает, что «образование элементов психических явлений происходит в результате дифференциации и интеграции элементов физиологической деятельности» (там же, стр. 355), что «на достаточно высоком уровне своего развития физиологические условнорефлекторные связи объединяются в образования, которые уже имеют не условнорефлекторную, а более высокую, психологическую природу» (там же, стр.357). Он отмечает «тот неоспоримый факт, что психика возникает на основе интеграции рефлексов (условных и безусловных)» (там же, стр. 363), и высказывает предположение, «что «условные рефлексы на слово» вообще не являются рефлексами, а представляют собой более сложные функциональные объединения условных рефлексов, имеющие не физиологическую, а психологическую синтетическую природу» (там же, стр. 293). Перечень подобных высказываний, из которых явствует, что психическое (идеальное) теперь уже квалифицируется как объективная реальность, можно было бы продолжить. Но, по-видимому, достаточно, ибо видно, что В.В. Орлов вплотную подходит к представлениям А.Н. Леонтьева (1959), рассматривающего психическое явление как мозговой функциональный орган.

Мы не станем сейчас выяснять, насколько правомерно понятие о психическом как «интеграции рефлексов»; для нас важно подчеркнуть в данном случае то, что В.В. Орлов проявил очевидную непоследовательность, что в конечном итоге он приходит (в порядке, так сказать, онтологического рассмотрения психики) к тому, из чего исходит Н. В. Медведев или Ф. Куклик, а именно -- к материальности психического, т.е. к тезису, против которого он так ожесточенно ополчался.

Здесь уже различия между В.В. Орловым и Н.В. Медведевым совершенно стираются, приобретают чисто словесный характер. Н.В. Медведев и его единомышленники называют психическое высшей формой движения материи, а физиологическое низшей формой движения материи. В.В. Орлов называет психическое «высшей деятельностью мозга», а физиологическое «низшей деятельностью мозга». Связь между психическим и физиологическим, говорит В.В. Орлов, «относится к тому же типу связей, что и соотношение социального и биологического, биологического и химического и т. д.» (В.В. Орлов, 1966а, стр. 111). A H.В. Медведев говорит: «Отношение между психическим и физиологическим такое же, как между любыми другими низшими и высшими формами движения» (Н.В. Медведев, 1960, стр. 116--118). Разве это не похоже друг на друга, как две капли воды? Разве авторы не вправе поменяться местами? Может ли быть критика В.В. Орловым концепции Н.В. Медведева эффективной, если их теоретические позиции сходятся в главном и методологические рекомендации оказываются тождественными (это можно было бы подтвердить еще многими другими цитатами и сопоставлениями). Логическая непоследовательность В.В. Орлова налицо, и это позволяет сделать вывод, что ведущий тезис его концепции «психика есть духовная, идеальная деятельность материального мозга» не получает у него достаточного обоснования и почти с равным успехом может быть заменен тезисом: «психика есть материальная деятельность материального мозга».

Посмотрим же, как обстоит дело с другим основным тезисом концепции В.В. Орлова: «соотношение психического и физиологического -- это отношение высшего и низшего, простого и сложного» (логически связанным с первым тезисом). Как уже отмечалось, В.В. Орлов специально обсуждает в общем виде проблему соотношения высшего и низшего почти во всех работах (в книге «Психофизиологическая проблема» этому посвящается большая глава «О логике соотношения высших и низших ступеней развития материи», представляющая сама по себе определенный интерес); по его мысли, это должно служить теоретической основой для решения вопроса о соотношении физиологического и психического. Однако, на наш взгляд, подобная разработка общефилософского вопроса об отношениях высшего и низшего оказывается крайне слабо связанной с проблемой соотношения физиологического и психического, зачастую даже чисто внешне приуроченной к ней. Это происходит потому, что В.В. Орлов не дает убедительных доказательств того, что психическое -- это высшее, а физиологическое -- низшее. Он склонен постулировать указанные определения; та же весьма бедная и распыленная аргументация, которая приводится в пользу положения о физиологическом как низшем уровне мозговой деятельности (по сравнению с психическим уровнем), не может быть признана логически непротиворечивой и основательной. Рассмотрим эту аргументацию.

«Диалектико-материалистическая концепция соотношения высших и низших ступеней, развития,-- пишет В.В. Орлов,-- должна быть распространена и на соотношение психического и физиологического.

Для такого переноса имеются как специальные, так и общетеоретические основания. Прежде всего, психика и физиологические процессы являются двумя различными ступенями развития функций живого организма, которые связаны с различными ступенями эволюции живой материи. Раздражимость (т.е. физиологическое) предшествует возникновению психики, которая появляется как средство более высокого приспособления организма к среде» (В.В. Орлов, 1966б, стр. 288. Курс. мой.-- Д. Д.). Таков первый аргумент, призванный оттенить физиологическое в качестве низшего, так сказать, в генетическом плане. Однако, несмотря на распространенность этого аргумента, его весомость близка к нулю, особенно в тех целях, которые преследует В.В. Орлов.

Во-первых, в современной науке вопрос о границе возникновения психики остается открытым. По словам А.Н. Леонтьева, «проблема возникновения психики до сих пор не может считаться решенной, даже в ее самой общей форме» (А.Н. Леонтьев, 1959, стр. 11). Гипотеза, приписывающая наличие зачатков психики простейшим организмам, пока еще не опровергнута (а постольку у нас нет достаточных оснований для того, чтобы отрицать наличие зачатков психики и у растений). Это не означает, что мы разделяем указанную гипотезу. Но мы считаем в высшей степени принципиальным подчеркнуть, что в данном вопросе наука не дает определенного ответа и что натурфилософские построения, создающие видимость знания там, где его нет, имеют весьма сомнительную ценность и уж ни в коем случае не могут фигурировать в качестве решающего аргумента..

Можно привести немало авторитетных свидетельств в пользу возникновения простейших форм психической деятельности («чувствительности» -- по терминологии, употребляемой В.В. Орловым) уже на той ступени эволюции, когда еще полностью отсутствует нервная система. Подобную точку зрения высказывал Ф. Энгельс на основе обобщения данных современного ему естествознания. Ф. Энгельс подчеркивал: «продуктом свободного творчества и воображения г. Дюринга является его утверждение, будто ощущение физиологически связано с существованием какого-либо, хотя бы и очень простого, нервного аппарата. Не только все простейшие животные, но еще и зоофиты -- по крайней мере, подавляющее большинство их -- не обнаруживают никаких следов нервного аппарата. Только начиная с червей впервые, как. правило, встречается нервный аппарат, и г-н Дюринг первый выступает с утверждением, что названные выше животные организмы лишены ощущения, так как не имеют нервов. Ощущение связано необходимым образом не с нервами, но, конечно, с некоторыми, до сих пор не установленными более точно, белковыми телами» (К. Маркс и Ф. Энгельс Сочинения, т. 20, стр. 81).

Позицию Ф. Энгельса разделяют многие естествоиспытатели и философы нашего времени, в частности, Б.Г. Ананьев, указавший ряд оснований для предположения, что чувствительность «возникает ранее образования специальных нервных аппаратов отражения» (Б.Г. Ананьев, 1962, стр. 29). Это высказывание Б.Г. Ананьева, кстати, одобрительно цитируется В.В. Орловым (В.В. Орлов, 1966б, стр. 301).

Далее. Проводимое всюду В.В. Орловым отождествление понятия физиологического в его общем смысле с понятием раздражимости вызывает серьезные возражения, так как затемняет вопрос о сущности физиологической деятельности вообще и ее различных форм и призвано создать видимость полной ясности того, что физиологическое -- это низшее. Заметим, что В.В. Орлов нигде, ни в одной из своих многочисленных работ не дает специального анализа понятия физиологического и основанного на тщательном рассмотрении различных видов физиологических явлений определения этого столь важного для его теоретических построений понятия.

Как видим, различение физиологического в качестве низшего, а психического в качестве высшего в генетическом плане, проводимое В.В. Орловым, не может быть признано обоснованным. Рассмотрим теперь его доводы в пользу различения такого же рода, так сказать, в актуальном плане.