Идеи Декарта и Монады Лейбница: взгляд на античные теории в эпоху нового времени: проблемы абсолютизации и неопределённости

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

18 Издательство «Грамота» www.gramota.net

УДК 101.1

Уссурийский государственный педагогический институт

Идеи Декарта и Монады Лейбница: взгляд на античные теории в эпоху нового времени: проблемы абсолютизации и неопределённости

Евгений Валериевич Ковешников

Развивая мысль о проблеме абсолютизации и связанной с ней неопределённостью в научной картине мира в эпоху Нового времени, обратимся вначале к таким известным мыслителям, как Декарт и Лейбниц.

Заслуга Рене Декарта (1596-1650) в том, что при познании Мира он предлагает методику, пользуясь которой, исследователь смог бы делать правильные умопостроения, отличать ложь от истины. Делается это при помощи так называемого декартова света разума, а не чувств, вот почему Декарта можно считать одним из основоположников рационализма в науке. Подвергать сомнению и перепроверке всё, даже казалось бы известное, не полагаться только на чувства - вот ведущая мысль программы Декарта (хотя, не будем забывать, что Милетская и Пифагорейская школы тоже руководствовались в своё время этим положением, но Декарт его применяет максимально строго). В работе «Рассуждение о методе» он откровенно пишет: «Таким образом, поскольку чувства нас иногда обманывают, я счёл нужным допустить, что нет ни одной вещи, которая была бы такова, какой она нам представляется; и поскольку есть люди, которые ошибаются даже в простейших вопросах геометрии и допускают в них паралогизмы, то я, считая и себя способным ошибаться не менее других, отбросил как ложные все доводы, которые прежде принимал за доказательства. Наконец, принимая во внимание, что любое представление, которое мы имеем в бодрствующем состоянии, может явиться нам и во сне, не будучи действительностью, я решился представить себе, что всё когда-либо приходившее мне на ум не более истинно, чем видения моих снов» [2, с. 268]. Здесь Декарт указывает на неполноту и неопределённость нашего восприятия и реальности, соответствующей этому восприятию.

О рационалистическом вкладе Декарта в геометрию хорошо говорит австрийский физик Эрнст Мах: «Координатная система Декарта знаменует собой освобождение геометрии от физиологических (т.е. чувственных - авт.) влияний, но следы последних остаются ещё в различении положительных и отрицательных координат, смотря по тому, лежат ли они направо или налево, наверх или вниз и т.д.» [5, с. 338]. Введение понятия системы отсчёта, системы координат в старую традиционную геометрию, обоснованную ещё Евклидом, стало знаковым этапом в её развитии. Покрытая координатной сеткой евклидова плоскость оказалась доступной для исследования с позиции алгебры - другой ветви математической науки, и наоборот, алгебраические формулы стало возможным визуализировать в виде некой геометрической структуры (например, алгебраическая функция y = f x( ) в виде формулы - график функции в системе координат XOY). Теперь слова «алгебра» и «геометрия» в математике стоят почти всегда рядом, это тесно взаимосвязанные науки, и активное объединение их началось с открытия Декарта. абсолютизация декарт мироустройство философский

Декарт много работает над проблемой мышления, его физиологией, рассуждает о трудностях, подстерегающих исследователя на пути познания. Ключевым в его работе в этой области является понятие идеи. Как и в платонизме, идеи Декарта «представляют собой как бы образы вещей, к коим, собственно, только и приложен термин “идеи”» [3, с. 31] Однако декартов рационализм вносит свои коррективы в понимание связи идея-вещь: «Но здесь главная и наиболее частая ошибка заключается в том, что я рассматриваю свои идеи как копии, или подобия, неких вещей, находящихся вне меня; <…> Особенно тщательно надо здесь исследовать те идеи, кои я рассматриваю как полученные от находящихся вне меня вещей: какова причина того, что я считаю их подобными этим вещам? <…> И наконец, хотя бы идеи эти и исходили от вещей, отличных от меня, из этого вовсе не следует, будто упомянутые вещи должны быть с ними сходны. Более того, мне кажется, что во многих случаях здесь можно отметить большое расхождение» [Там же, с. 31-33]. Здесь он в качестве примера приводит повседневную идею маленького солнца, каким мы его видим на небе и идею огромного Солнца в астрономическом понимании. Отчётливо прослеживается неопределённость отношения идея-вещь.

По Декарту, «природа самой идеи такова, что от неё не требуется никакой иной формальной реальности помимо той, которую идея заимствует от моего мышления, модусом которого она является» [Там же, с. 35]. Одновременно с этим, он постулирует истинность и божественность каждой идеи: «Отсюда следует, что наши идеи или понятия, будучи реальностями и происходя от Бога, в силу этого не могут не быть истинными во всём том, что в них есть ясного и отчётливого. И если мы довольно часто имеем представления, заключающие в себе ложь, то это именно те представления, которые содержат нечто смутное и тёмное, по той причине, что они причастны небытию. Они в нас только потому неясны и сбивчивы, что мы не вполне совершенны» [2, с. 272]. Несовершенство человеческого разума замутняет ясность божественной идеи в человеке. Чуть дальше Декарт говорит про те же идеи, что «если рассматривать их сами по себе, вне отношения к чему-либо иному, то они, собственно говоря, не могут быть ложными» [3, с. 31]. То есть идея сама по себе есть априори истина, ложных идей не бывает, однако наше несовершенство порождает неполноту и неопределённость нашего знания («смутное и тёмное»).

Платоновы идеи обитают в специальном, неземном мире идей. Декарт смотрит на эту проблему проще:

«Таким образом, естественный свет (разума - авт.) делает для меня очевидным, что идеи существуют во мне в качестве неких образов, кои вполне могут быть лишены совершенства вещей, в соответствии с которыми они были образованы, однако не содержат в себе ничего большего или более совершенного, нежели эти вещи» [Там же, с. 36]. Идея живёт в разуме человека, идея образована от вещи, идея не может быть совершеннее вещи - все эти тезисы прямо противоположны тезисам Платона, противоречат им. Если в теории идей Платона всё в высшей мере строго определено, то Декарт сомневается, полнота и определённость связи идеи и вещи отсутствует, нет адекватности в представлении (восприятии) реальности.

Декарт тонко подмечает двойственность понятия идеи, говоря, что «в слове идея содержится двусмысленность; его можно понимать в материальном смысле, как действие моего интеллекта - и в этом значении идея не может быть названа более совершенной, нежели я; но его можно понимать и в смысле объективном, как вещь, представленную указанным действием интеллекта, - и эта вещь, хоть и не предполагается её существование вне интеллекта, тем не менее может быть совершеннее меня по самой своей сути» [Там же, с. 10].

В теории идей Декарта трудно усмотреть абсолютизации больше, чем у Платона. Здесь Декарт мыслит как психолог-философ, физиолог-философ, а не чистый философ. Но из теории познания Декарта следует мысль о мире как о машине или системе машин, где все живые существа - лишь автоматы, причём некоторые даже не имеют души. В самом же учении об идеях Декарт не совсем обоснованно наделяет все идеи априорной истинностью. Это метафизический постулат, а не рационалистическим образом доказанное положение. Но не стоит считать Декарта догматиком и абсолютизатором в науке. Он очень точно описывает проблему неполноты человеческого научного знания в таких словах: «Я с детства был вскормлен науками, и так как меня уверили, что с их помощью можно приобрести ясное и надёжное познание всего полезного для жизни, то у меня было чрезвычайно большое желание изучить эти науки. Но как только я окончил курс учения, завершаемый обычно принятием в ряды учёных, я совершенно переменил своё мнение, ибо так запутался в сомнениях и заблуждениях, что, казалось, своими стараниями в учении достиг лишь одного: всё более и более убеждался в своём незнании» [2, с. 252].

Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646-1716), величайший мыслитель и учёный XVII века, помимо собственно математических трудов, создал ряд трудов философских, скорее, даже философско-теологических. Один из них, завершающий его творчество как философа, называется «Монадология» (1714 г.), где раскрывается сущность мироустройства в научно-философских традициях того времени. Комментариев «Монадологии» существует достаточно много, почти каждый крупный философ от тех времён до наших дней обращался к этому труду, состоящему всего из 90 пунктов. По сути, это набор постулатов и умозаключений, логико-теологическая аксиоматика физического мира. Проведём анализ ряда ключевых пунктов «Монадологии», привлекая дополнительно мнения других исследователей.

Как и подобает математику, Лейбниц вначале даёт определение основного объекта - монады, это единственное фундаментальное определение в его системе: «Монада, о которой мы будем здесь говорить, есть не что иное, как простая субстанция, которая входит в состав сложных; простая, значит, не имеющая частей» [4, п. 1]. И далее: «А где нет частей, там нет ни протяжения, ни фигуры и невозможна делимость. Эти-то монады и суть истинные атомы природы, одним словом, элементы вещей» [Там же, п. 3]. Определение монады по сущности совпадает с определением точки в аксиоматике Евклида. Можно подумать, что Лейбниц здесь целиком разделяет идеи античных атомистов, но это не совсем так. Вот что по этому поводу пишет Б. Рассел: «Каждая из них имела некоторые свойства физической точки, но только когда её рассматривали абстрактно, фактически же каждая монада является душой. <…> Таким образом, Лейбниц пришёл к отрицанию реальности материи и к замене её бесконечными собраниями монад» [6, с. 702-703]. Древние же атомисты считали, что душа состояла из множества особых атомов, но не была атомом сама по себе. Не отвергали они и материю.

В своём труде Лейбниц в одном постулате (п. 7) исключает всякое взаимодействие монад между собой, но дальше (п. 51) допускает такую возможность. В этом есть некоторая противоречивость. Насколько она серьёзная или кажущаяся, можно судить, прочитав целиком лишь оба постулата. Вот первый: «Нет также средств объяснить, как может монада претерпеть изменение в своём внутреннем существе от какоголибо другого творения, так как в ней ничего нельзя переместить и нельзя представить в ней какое-либо внутреннее движение, которое могло бы быть вызываемо, направляемо, увеличиваемо или уменьшаемо внутри монады, как это возможно в сложных субстанциях, где существуют изменения в отношениях между частями. Монады вовсе не имеют окон, через которые что-либо могло бы войти туда или оттуда выйти» [4, п. 7]. Зависимости между монадами нет. А вот второй: «Но в простых субстанциях бывает только идеальное влияние одной монады на другую, которое может происходить лишь через посредство Бога, поскольку в идеях Божьих одна монада с основанием требует, чтобы Бог, устанавливая в начале вещей порядок между другими монадами, принял в соображение и её. Ибо, так как одна сотворённая монада и не может иметь физического влияния на внутреннее бытие другой, то лишь указанным способом одна монада может находиться от другой в зависимости» [Там же, п. 51]. Зависимость между монадами есть. К сожалению, Лейбниц здесь не раскрывает, что значит идеальное влияние между монадами, в чём конкретно оно выражается, каков его механизм, есть лишь комментарии других философов. По Расселу, «когда кажется, что у них (монад - авт.) есть такие отношения, то это лишь видимость», а «между изменениями в одной монаде и изменениями в другой существует «предустановленная гармония», что и производит видимость взаимодействия» [6, с. 703]. П. П. Гайденко высказывает похожую мысль и добавляет: «Не через внешнее, физическое воздействие, а через самих себя монады видят и понимают друг друга» [1, с. 238]. Словом, здесь у Лейбница большая неопределённость по этому вопросу. Физическое взаимодействие отвергается, зато постулируется некое виртуальное взаимодействие между монадами-душами через коммутирующую сущность (Бога), объединяющую все монады. Метафизическая теология, не имеющая под собой реального основания? Нет. В наш техногенный век можно привести интересную аналогию: два терминала (монитор+клавиатура+мышь) не взаимодействуют друг с другом непосредственно. Обмен информацией между пользователями, сидящими за терминалами, осуществляется через общий компьютер-сервер. В близком будущем планируют вообще отказаться от концепции персонального компьютера, у каждого пользователя будет лишь терминал, но зато один на всех общий парк компьютеров высокой вычислительный мощности, который будет одновременно и связывать между собой пользователей, и производить сложные вычисления, выводя результаты на терминал.

Ярким подтверждением абсолютизации в «Монадологии» Лейбница являются пункты 41 и 42: «И там, где нет никаких границ, т.е. в Боге, совершенство абсолютно бесконечно» [4, п. 41]. И далее: «Отсюда вытекает также, что творения имеют свои совершенства от воздействия Бога, но что несовершенства свои они имеют от своей собственной природы, которая не способна быть без границ. Ибо именно этим они и отличаются от Бога. Это первоначальное несовершенство творений заметно в естественной инерции тел» [Там же, п. 42].

Уже на «монадном» уровне организации Мира Лейбниц усматривает детерминизм (предопределённость), что характерно для Нового времени: «И так как всякое настоящее состояние простой субстанции (монады - авт.), естественно, есть следствие её предыдущего состояния, то настоящее её чревато будущим» [Там же, п. 22].

«Атомы природы» Лейбница умеют воспринимать, но «душами можно называть только такие монады, восприятия которых более отчётливы и сопровождаются памятью» [Там же, п. 19]. Таким образом, монада - не только элемент физического мира, но ещё и элемент информации о мире, элемент космической памяти. Согласно его теории, «каждая из монад воспринимает в себе самой весь космос во всём его богатстве и многообразии» [1, с. 238]. В этом смысле монада Лейбница подобна живой клетке организма, хранящей в ДНК всю информацию о нём, причём каждая клетка - это индивидуальная живая сущность.

Лейбниц постулирует индивидуальность каждой монады. Двух одинаковых монад не бывает. Если же рассмотреть физический атом как агрегат нейтронов, протонов и электронов, то объективно отличить «этот» атом от «того» нам не удастся. Лейбниц постулирует и абсолютизирует индивидуальность и всех вещей в Мире: «Как раз потому, что различия между вещами могут быть до бесконечности малы, они оказываются незаметными для нас, и мы можем прийти к мысли, что существуют вещи, различаемые между собой только нумерически (то есть по порядковым номерам, которые мы присвоим вещам, отделив «эту» от «той» - авт.), но не по их реальным признакам. В действительности, как подчёркивает Лейбниц, между любыми двумя вещами, как бы они ни были похожи и неразличимы для нашего глаза, всегда и необходимо имеются различия» [Там же, с. 242]. В этой идее нет ничего странного, ведь Лейбниц как математик является одним из основоположников математического анализа, а это, прежде всего, учение о бесконечно малых величинах. Так может, и атомы даже одного химического элемента (учитывая и изотопы) все индивидуальны, только различия между ними крайне малы и никак не регистрируются? А может, и все элементарные частицы тоже индивидуальны? Возможно ли, чтобы во всей Вселенной не было двух одинаковых вещей: от планет до фотонов? Если да, то тот Разум, что создал наш Мир, должен обладать высочайшей степенью творческой фантазии и неимоверно огромной памятью. Лейбниц был одним из основоположников науки о вычислительной технике - информатики, разрабатывал счётные машины. Едва ли кто пытался до этого применить монадологию к области цифрового мира. Атомы цифровой вселенной - это 0 и 1, так называемые биты. Это своеобразные монады, субстанции нематериальные. Но цифровая информация, исключая момент её передачи в виде сигнала, всегда локализована на каком-то материальном носителе, а каждый бит имеет на этом носителе свой уникальный адрес. Таким образом, в цифровом мире, даже несмотря на полную идентичность оригинала и копии, нет двух одинаковых вещей (вплоть до отдельно взятых битов на носителе), а порождают весь этот мир всего две монады. Монадология Лейбница довольно хорошо согласуется с реалиями (точнее, виртуалиями) цифрового мира.

В своей «Монадологии» Лейбниц приводит ряд важных тезисов, далёких от того теологического тона, в котором выдержан его труд. Вот тезисы, посвящённые аксиоматике и поиску математической истины: «Основание для необходимой истины можно найти путём анализа, разлагая её на идеи и истины более простые, пока не дойдём до первичных. Точно так же и у математиков умозрительные теоремы и практические правила сведены путём анализа к определениям, аксиомам и постулатам. И наконец, есть простые идеи, определения которых дать невозможно; есть такие аксиомы и постулаты, или, одним словом, первоначальные принципы, которые не могут быть доказаны, да и нисколько в этом не нуждаются» [4, п. 33-35].

Лейбниц был не в самых хороших отношениях с Ньютоном, своим современником, он не принимал его теорию тяготения, но общее в их взглядах всё же есть. Явное взаимодействие между телами (в отличие от монад) Лейбниц прописывает в своём труде: «И сложные субстанции в этом отношении соответствуют простым. Ибо так как всё наполнено (что делает всю материю связною) и в наполненном пространстве всякое движение производит некоторое действие на удалённые тела по мере их отдаления, так что каждое тело не только подвергается влиянию тех тел, которые с ним соприкасаются, и чувствует некоторым образом всё то, что с последними происходит, но через посредство их испытывает влияние и тех тел, которые соприкасаются с первыми, касающимися его непосредственно, то отсюда следует, что подобное сообщение происходит на каком угодно расстоянии» [Там же, п. 61]. Фактически, здесь приведена формулировка принципа дальнодействия, но в понимании Лейбница. Про тяготение он здесь ничего не говорит, есть лишь некое «влияние», причём опосредованное через другие тела, а не пустоту-эфир, как у Ньютона. Ньютон говорит об эфире, заполняющем пространство, Лейбниц уклончиво говорит, что пространство просто «всё наполнено». В этом же пункте Лейбниц выдвигает тезис, который спустя примерно два столетия почти без изменений предложит Мах. Вот этот тезис: «И следовательно, всякое тело чувствует всё, что совершается в универсуме, так что тот, кто видит, мог бы в каждом теле прочесть, что совершается повсюду» [Там же].

Таким образом, по справедливому замечанию П. П. Гайденко, «философия Лейбница есть своего рода симбиоз науки Нового времени с метафизикой античного аристотелизма и платонизма» [1, с. 233]. Лейбниц одухотворял Природу посредством монад, борясь с механицизмом, хотя при этом, фактически, заменял одну абсолютизацию - механицизм чистый - на свою - механицизм духовно-божественный, отрицавший материю и пространство как таковые. Отрицая всякое взаимодействие между простыми субстанциями (монадами) и провозглашая его для сложных субстанций (тел), Лейбниц создаёт несколько противоречивый дуализм в понимании его теории устройства Мира.

Список литературы

1. Гайденко П. П. История новоевропейской философии в её связи с наукой. Изд. 2-е, испр. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009. 376 с.

2. Декарт Р. Сочинения: в 2-х т. / пер. с лат. и франц.; сост., ред., вступ. ст. В. В. Соколова. М.: Мысль, 1989. Т. I. 654 с.

3. Декарт Р. Указ. соч. М.: Мысль, 1994. Т. II. 633 с.

4. Лейбниц Г. В. Монадология [Электронный ресурс]. URL: http://orel.rsl.ru/nettext/foreign/leibniz/monadologia.htm (дата обращения: 20.03.09).

5. Мах Э. Познание и заблуждение: очерки по психологии исследования. М.: БИНОМ; Лаборатория знаний, 2003. 456 с.

6. Рассел Б. История западной философии и её связи с политическими и социальными условиями от Античности до наших дней: в 3-х кн. Изд. 6-е, стереотип. М.: Академический проект; Деловая книга, 2008. 1008 с.

Размещено на Allbest.ru