Глобализация и парадигмы социальной философии

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Глобализация и парадигмы социальной философии

Сафонов Андрей Леонидович

доктор философских наук,

кандидат технических наук, профессор

ТулГу, г. Тула,

Орлов Александр Дмитриевич

кандидат технических наук, доцент

Московский государственный индустриальный

университет, филиал в г. Жуковский

Аннотация

Феномены глобализации указывают на глубокий концептуальный кризис обществознания, упустившего наиболее острые и масштабные противоречия постиндустриального развития. Кризис обществознания следует считать свидетельством нарастания переходных процессов и назревания качественных изменений в устройстве постиндустриального социума, институциональные основы которого коренятся в индустриальной эпохе, но уже не соответствуют потребностям и вызовам нестоящего и, тем более, будущего. Системная сложность социальных процессов современности указывает, что адекватная им социальная метатеория должна не только констатировать изменения и строить теоретическую базу постфактум, но и прогнозировать социальные процессы в условиях глобальных социально-экономических трансформаций. Методы исследования: метод сравнительного философского анализа, используемый при сопоставлении и соотнесении результатов социально-философских и социальных теорий на определенной фактологической базе; метод историко-философской реконструкции условий возникновения социальных теорий; метод интерпретаций, раскрывающий сущность и онтологические основания социально-философских теорий в доступной форме; метод синтеза, позволяющий обобщить положения и выводы существующих социально-философских и социологических концепций и соотнести их с реальными социальными процессами глобализации; системный анализ. Проведен анализ прогностической адекватности и оснований известных теорий, описывающих развитие и функционирование как социума в целом, так и социальных структур и институтов общества. Исходя из анализа предложены принципы создания новой теоретической базы социальных наук, представляющей синтез формационной теории с рядом более частных социологических теорий и подходов, а именно с теориями социальных институтов и организаций, социальной стратификации и власти, структуралистских и функционалистских подходов.

Ключевые слова: стратификация, цивилизационный подход, социальная организация, социальный институт, социальная формация, постиндустриальное, социальная философия, кризис, глобализация, структурализм

Abstract

The phenomena of globalization point at the profound conceptual crisis of social sciences, which neglected the most acute and large-scale contradictions of postindustrial development. The crisis of social sciences should be considered as testimony to escalation of the transitional processes and imminence of major changes in the structure of postindustrial society, which institutional grounds take roots in the industrial era, but already do not meet the demands and challenges of the present, and even more so, of the future. The systemic complexity of social processes of modernity indicates that the adequate to them social metatheory must not only ascertain the changes and establish the theoretical foundation post factum, but also forecast the social processes under the conditions of global socioeconomic transformations. The study analyzes the forecasting adequacy and bases of the reputed theories that describe the evolution and functioning of society as a whole, as well as social structures ad social institutions in particular. Based on the conducted analysis, the author suggests the principles for creating the new theoretical foundation of social sciences that represents the synthesis of formation theory with a number of specific theories and approaches, namely the theories of social institutions and organizations, social stratification and power structure, functionalist and structuralist approaches.

Keywords: stratification, social organization, civilizational approach, social institution, social formation, postindustrial, social philosophy, crisis, globalization, structuralism

Введение

Принимая форму системы нарастающих глобальных кризисов, глобализация приобретает качественно новые формы - как по масштабу процессов, так и по глубине социальных трансформаций. Постиндустриальные социальные трансформации фактически синхронно затронули все типы обществ вне зависимости от степени их экономического и социального развития, географического положения и культурно-исторических особенностей.

Прогнозы конца XX века предполагали, что формирование глобальной экономики посредством культурной и политической унификации и конвергенции достаточно быстро приведет к формированию культурно усредненной глобальной общности. Тем не менее, вопреки становлению глобального рынка и цифрового пространства, активизации миграционных процессов этнокультурная дифференциация общества не снижается, а нарастает, так что ожидаемого становления глобальной социальной общности не наблюдается не только среди массовых слоев населения, но и на уровне национальных и мировых элит. Вопреки прогнозам, возникновение глобального социального пространства вызвало эскалацию конфликтов и поляризацию социальных общностей и групп в борьбе за передел все более ограниченных ресурсов, ростом этнокультурной дифференциации локальных социумов, разрушением сложившихся наций, актуализацией этнической и территориальной идентичности.

Такой рост дивергентных процессов, ведущих к фрагментации общества в рамках уже возникшего экономического и культурного пространства, оказался неожиданным для научного сообщества.

Отсутствие адекватного прогноза глобального развития на XXI век произошло по двум основным причинам.

Прежде всего, представления о грядущем «мировом государстве», населенном культурно усредненной глобальной общностью, опирались на теоретическую базу индустриальной эпохи, с характерными для нее идеями восходящего прогресса в развитии общества, экономического детерминизма и стадиального подхода к развитию общества. В итоге большинство прогнозов были количественной, часто линейной экстраполяцией процессов экономического и демографического роста второй половины XX века, несмотря на то что возможности индустриального роста с очевидностью подходили к своему пределу.

Вторая причина современного кризиса социальной теории в том, что глобализация не просто интегрирует локальные рынки и социальные пространства, но качественно изменяет социальную структуру общества и движущие силы социального развития. Сегодня глобальное развитие определяют принципиально новые механизмы социогенеза. Эти закономерности во многом были недоступны для понимания теоретикам предыдущих эпох, т. к. находились в латентном состоянии.

Постиндустриальный кризис общественных наук, не сумевших не только спрогнозировать, но и разглядеть постфактум ведущие социальные феномены глобализации, ставит проблему переосмысления базовых теоретических подходов социальной философии и теоретической социологии.

Отметим, что привычные для индустриальной эпохи долгосрочные прогнозы не более чем количественная экстраполяция статистических закономерностей, при которой горизонт прогнозирования ограничен качественными трансформациями общества.

Социально-философский метапрогноз, позволяющий заглянуть за горизонт статистической аналитики, должен базироваться на глубинных, сущностных основах и механизмах социального развития, часто лежащих вне области определения самоочевидных парадигм недавнего прошлого.

Для выхода из этого тупика социальная философия должна размежеваться с дисциплинами экономического цикла, обратившись к онтологическим первоосновам человеческого общества.

Как и в прошлом, в условиях глобального системного кризиса социальная теория должна давать обществу ориентиры для рациональных действий в условиях нарастания порождаемой глобализацией неопределенности, когда подходы экономического порядка теряют предсказательную силу. Поэтому приоритетом становится осмысление и обобщение качественно новых явлений и тенденций социальной реальности, выявляемых на ранних стадиях их развития.

Первым шагом к решению этой задачи должен стать сравнительный анализ прогностической адекватности известных теорий, описывающих развитие и функционирование социальных структур и институтов общества на различных стадиях исторического развития.

Социальная философия и ее задачи

Предметом социальной философии и тесно связанной с ней теоретической социологии является общество, взятое в его исторической динамике, и наиболее общие законы его развития. Парадигмы, теории и обобщения, возникшие в их рамках, становятся теоретической основой других гуманитарных дисциплин.

По мере развития общества социальная философия и теоретическая социология развивались и усложнялись - не только в соответствии с ростом сложности изучаемого общества, но и в результате возникновения обратных связей между общественными науками и политической сферой общества, запросы и потребности которой они удовлетворяют. По сути, тесно связанные с идеологией и пропагандой социальные науки еще на рубеже XX века стали неотъемлемой частью политической сферы, формирующей общественную потребность в их развитии, но при этом с необходимостью утратив заметную часть научной объективности.

Не раз отмечено, что социальные науки используют множество теоретических моделей и подходов, многие из которых построены на взаимоисключающих основаниях и дают диаметрально противоположные выводы, но тем не менее сосуществуют в методологическом инструментарии общественных наук. Не менее важно то, что современная социальная философия и теоретическая социология, базируясь на теоретическом наследии индустриальной эпохи, не выявили сущностные механизмы, силы и противоречия исторического развития новой эпохи. Многие существенные феномены реальной глобализации, не предсказанные и не объясненные теорией, с очевидностью указывают на глубокий концептуальный кризис обществознания, упустившего наиболее острые и масштабные противоречия постиндустриального развития, к которым, в частности, относится кризис современных наций и этнокультурная фрагментация общества.

Нарастающее разнообразие теорий и подходов объективно отражает не только кризис социальных наук, но и рост сложности современного общества как объекта социально-философского исследования. Эта нередуцируемая сложность обусловлена не только количественным ростом Человечества и характерным для глобализации ростом связности, но и переходным характером современной эпохи, сочетающей элементы индустриализма с элементами нового социального уклада, идущего ему на смену. Поэтому рост разнообразия подходов, используемых социальной философией, следует считать свидетельством нарастания переходных процессов и назревания качественных изменений в устройстве постиндустриального социума, институциональные основы которого коренятся в индустриальной эпохе, но уже не соответствуют потребностям и вызовам нестоящего и тем более будущего.

Качественная новизна, динамика и сложность кризисных процессов, характерных для глобализации, ставит перед теоретиками задачу построения более адекватных моделей социума, позволяющих не только констатировать изменения и строить теоретическую базу постфактум, но и прогнозировать социальные процессы в условиях глобальных трансформаций. Необходимым условием нового теоретического синтеза является анализ теоретической базы социальных наук.

Формационный и цивилизационный подходы

Основными группами теорий для изучения общества на высшем уровне абстракции являются формационный и цивилизационный подходы. Часто считаясь альтернативными, данные подходы фактически комплементарны, так как изучают различные сферы социальной реальности.

Формационный подход, связанный в первую очередь с трудами К. Маркса и Ф. Энгельса, возник в русле развития философской мысли Нового времени, с характерным для него постулатом об однонаправленном прогрессивном развитии общества от низших форм к высшим в условиях роста производительных сил общества, исключающим возможность сколько-нибудь масштабного и длительного социального регресса.

Базируясь на философской антропологии, К. Маркс считал социум результатом конкретно-исторического развертывания человеческой деятельности, направленной, в первую очередь, на удовлетворение базовых потребностей экономического порядка. Индивид, активно преобразуя природу в ходе производительного труда, занимается «сознательной преобразующей деятельностью (праксис)» ^[1].

В процессе производства, трансформирующего окружающую человека среду, возникает «предметный мир человеческого бытия».

В ходе совместной деятельности по изменению внешней среды не только создаются материальные блага и совершенствуются средства производства, но, что важнее, возникают соответствующие им производственные отношения между индивидами, с необходимостью формирующие социальную структуру общества и, в конечном счете, определяющие ход всего исторического процесса. По Марксу, общественные формации, как исторические формы совместной деятельности людей, детерминируются процессами воспроизводства материальных благ:

«Природа, практические действующие индивиды, техника, технология и производственные отношения, по Марксу, составляют базис (Ubterbau) социального бытия, ибо на этом уровне производится и воспроизводится непосредственная индивидуальная и социальная жизнь» ^[2].

Поскольку совместная деятельность людей нуждается в регулировании, возникает целый ряд социальных регулятивов в форме права, идеологии, религии и т. д., которые К. Маркс называет «надстройкой» (berbau). В процессе производства люди совершенствуют средства производства, в результате чего в сфере производственных отношений постепенно накапливаются изменения, которые изменяют производственный базис в целом.

По мере качественного изменения способа производства как «базиса» (основания, фундамента) возникает и через социальные революции реализуется объективная необходимость в изменении сформированной на старом базисе надстройки как регулирующей системы. Также происходит смена общественного сознания. В результате этих процессов «надстройка» приходит с в соответствие с «базисом».

Исторические эпохи, различающиеся по способам материального воспроизводства, были названы К. Марксом «социальными формациями».

В работе «К критике политической экономии» (1859) Карл Маркс выделил общественные (социальные) формации (Gesellshaftsformationen) ^[3], которые определялись базисом как общественным способам производства.

В число общественно-экономических формаций обычно включаются родоплеменной, рабовладельческий (античный), феодальный, капиталистический, а также «азиатский» способ общественного производства, введенный в марксизм позже и несколько нарушающий стройность формационного подхода.

Исходя из формы собственности на средства производства, сам Маркс выделял три большие экономические формации: первичная общественная формация (общая собственность), вторичная общественная формация (частная собственность) и третичная общественная формация (общественная собственность) ^[4]. Он считал, что только во второй формации, которая характеризуется наличием частной собственности, развитым разделением труда и сложным общественным устройством, возникает такое явление, как социально-экономический уклад. Последовательная смена формаций, определяемая развитием производительных сил, происходит в результате социальных революций.

В дальнейшем последователи К. Маркса и Ф. Энгельса развили их теорию исходя из того, что развитие производительных сил, последовательно увеличивая производительность труда, обеспечивает восходящий экономический и социальный прогресс, в результате которого общество проходит различные этапы развития, включающие первобытнообщинную, рабовладельческую, феодальную, капиталистическую и коммунистическую формации.

Коммунистическая формация представляла собой гипотетическую бесклассовую формацию, основанную на социальном равенстве, в основе которого лежала общественная форма собственности на средства производства, исключающая характерные для предшествующих формаций формы неравенства.

Дальнейшее развитие формационной теории шло по пути уточнения количества формаций, выделения их характеристик и описания их содержания в конкретно-историческом контексте. В частности, рассмотрение социально-экономических укладов в связи с появлением инновационных технологий, резко повышающих производительность общественного труда всего социума, привело к созданию теорий технологических укладов. Предпосылки теории технологических укладов можно найти в работах В. И. Ленина, который считал, что уклад формируется в рамках производственных отношений как совокупность экономической структуры^[5].

Й. Шумпетер внес свой вклад в теорию уклада, который он понимал как совокупность политических, социальных, экономических и институциональных подсистем общества^[6].

В дальнейшем, рассматривая долгосрочные колебания конъюнктуры и постулировав большие экономические циклы, привязанные к развитию ключевых технологий, повышающих производительность труда, категорию технологического уклада развивает Н. Д. Кондратьев^[7].

Несмотря на то, что т. н. «кондратьевские циклы» не могут быть статистически и методологически корректно выделены на фоне военно-политических циклов XIX-XX веков, понятие «технологический уклад» начало заменять, а часто подменять гораздо более широкое и емкое понятие «формация», и стало отождествляться со «способом общественного производства». Развитие категории «технологического уклада» в контексте формационного подхода привело к тому, что понятие «технологический уклад» стало пониматься как «ступень развития способа производства, становление общественной формации, существование уклада, неразрывно связанного по своей сути с переходным состоянием экономики» ^[8].

Таким образом, на базе формационной теории Маркса было создано вторичное учение о технологических укладах, редуцирующее общественную формацию, как системный социально-экономический феномен, к экономике и более узко - к технологии. В итоге теория технологических укладов становится уже не целостным социально-философским философским учением, а одним из частных и небесспорных положений общей экономической теории.

Безусловным достоинством формационной модели исторического развития является постулирование объективных, универсальных для различных обществ критериев и механизмов развития социума. Еще одно бесспорное достоинство формационной теории - универсальность модели социально-исторического развития, состоящего из ряда этапов, детерминированных способом общественного производства и мало зависимых от культурно-цивилизационного контекста.

Марксистский принцип единства движущих сил исторического развития всего человечества и прохождения локальными цивилизациями одних и тех же универсальных этапов развития позволил отделить общие закономерности от их конкретно-исторических форм со случайными или культурно детерминированными особенностями развития.

В то же время критики формационного подхода указывают на его очевидные недостатки, характерные для экономического и тем более технологического редукционизма.

В частности, в рамках формационной теории человек предстает в виде лишенного субъектности, обезличенного фактора производства и рассматривается как «классовый человек» ^[9], объективированный массовостью экономической повседневности, но при этом вырванный из культурно-исторического контекста.

Критиками формационного подхода неоднократно отмечено, что не все государства и общества, особенно за пределами Западной Европы как модельного объекта марксистской теории, последовательно проходили все формации общественного развития («перескок» промежуточных формаций в условиях догоняющего развития).

Очевидные и многочисленные примеры того, что пути и формы развития «незападноевропейских» обществ Азии, Африки, Северной и Южной Америки не всегда вписываются в универсальную схему формационного подхода, потребовали корректировки, в результате которой в формационную схему был добавлен «азиатский способ производства».

В результате внешняя простота и универсальность формационного подхода во многом обесценивается как многоукладностью, характерной далеко не только для переходных периодов, так и цивилизационной спецификой конкретно-исторических социумов.

На этом основании многие критики марксизма указывают на то, что Маркс абсолютизировал европейский путь и европейские культурно-исторические формы развития общества, что значительно снизило его ценность при анализе неевропейских (точнее, не западноевропейских) обществ, в том числе России.

Необходимо отметить, что классический марксизм с характерным для него экономическим детерминизмом возник в период становления и интенсивного экономического роста мощных национальных государств эпохи индустриализации. В то время системообразующими общностями стали гражданские нации Западной Европы^[10], тогда как этнические и религиозные общности переживали кризис и были, как казалось тогда, навсегда отброшены на периферию общественной жизни.

Цивилизационный подход, достаточно полно сформулированный еще в трудах Н. Данилевского («Россия и Европа»), получил «второе дыхание» в конце XX века, на фоне кризиса марксизма и формационной теории, вызванного исчерпанием к концу этого века экстенсивных факторов роста и возникшего ресурсно-демографический кризиса. Питательной средой для актуализации цивилизационных подходов стал глобальный кризис индустриального государства и наметившийся рост влияния этнокультурных и религиозных идентичностей. Росту влияния цивилизационного подхода способствовал также кризис социальной модели «государства благосостояния» на Западе и демонтаж основанных на марксизме социалистических государств на Востоке.

Теоретические основы цивилизационного подхода были заложены в работах Н. Данилевского, О. Шпенглера, А. Тойнби, П. Сорокина и др. Цивилизационная концепция истории исходила из парадигмы Новейшего времени, где «теория линейного развития общества сменяется концепцией нелинейности развития эволюции. Прошлая и современная история рассматривается как результат человеческого творчества. В ней налицо прогресс и регресс, взлёты и падения, единение и размежевание» ^[11].

Различные варианты цивилизационного подхода вобрали в себя элементы географического и экологического детерминизма. Так, согласно А. Тойнби, природная среда играла важнейшую роль в формировании больших социальных агломераций и создании устойчивых культурных образцов в различных сферах человеческого бытия. Культурные образцы и образ жизни передавались последующим поколениям и воспроизводились всеми человеческими общностями, существовавшими в подобных условиях^[12]. Вариантом эколого-географического детерминизма в цивилизационном подходе были взгляды Л. Н. Гумилева.

В цивилизационной парадигме «в эпоху рождения цивилизаций важнейшей переменной, формирующей их профиль, была структура производственной деятельности, распределение видов деятельности между разными социальными группами» ^[13]. В силу этого цивилизационный подход ориентирован на поиск закономерностей и конкретно-исторических особенностей социокультурной природы, в основе которых лежат преимущественно природно-географические основания. В цивилизационном подходе индивид и формирующая его система отношений являются культурно-историческим воплощением одной из цивилизаций, понимаемых как исторически длительно существующие крупные социокультурные образования, возникшие и эволюционирующие в определенных географических регионах. Вместе с тем, несмотря на влияние природно-географической среды, по мере становления локальных обществ их развитие начинают все в большей степени определять именно культурные особенности и культурные образцы, воспроизводящие характерный для цивилизации тип личности.

Для цивилизационного подхода «в центре внимания находится не абстрактный человек, как производительная сила в производственных отношениях, а люди, как носители культуры данной эпохи, средоточие духовно-политических и нравственных ценностей» ^[14]. Цивилизационный подход предполагает «[АС1] изучение совокупности всех форм человеческой жизнедеятельности в их историческом развитии и преемственности, в том числе народа (или группы народов) как социокультурной общности с особенностями его государственности, со своими нормами общежития, обычаями, социальными, семейными, образовательными, бытовыми и иными особенностями. При этом считается, что «цивилизационная характеристика нации "закодирована" в ценностных (аксиологических) показателях ее культуры через ментальность, под которой принято понимать способ восприятия жизни, мироощущение эпохи, характер решения проблем»» ^[15].

Цивилизационный подход претендует не только на анализ локальных форм исторического процесса, но рассматривает культурно и цивилизационно детерминированного человека как активного творца истории, микрокосм, несущий в себе и воспроизводящий вовне модель породившего его общества. Социальное поведение такого человека формируется не столько экономической необходимостью, сколько этнокультурными и религиозными особенностями, предопределенными географической средой проживания и господствующей в макрорегионе цивилизационной культурой.

К очевидным недостаткам цивилизационного подхода следует отнести то, что акцентируя конкретно-исторические формы развития локальных цивилизаций, он не дает интегрального взгляда на человечество в целом, не позволяя найти общее в особенном. Поэтому все варианты цивилизационной теории едины в том, что, претендуя на объяснение истории постфактум, они не пытаются и не могут прогнозировать дальнейшие пути исторического развития как конкретной цивилизации, так и Человечества в целом, включая, в частности, развитие этнокультурных процессов глобального и локального уровня. Таким образом, цивилизационный подход, концентрируя внимание на культурных особенностях локальных цивилизаций, парадоксальным образом не создает инструментов и моделей прогнозирования развития конкретных цивилизаций и культур.

Парадоксально, что сравнительный анализ цивилизаций должен был бы выделить не только культурно детерминированные различия, но и общие исторические закономерности развития и социального структурирования обществ, независимые от культурной компоненты - но таких исследований в рамках цивилизационного подхода выполнено не было.

Отсутствие методологического стержня ведет к тому, что возникшие в русле цивилизационного подхода теории оперируют все большим числом произвольно выбранных и нечетко определенных критериев и понятий, на основе которых произвольно выделяются и классифицируются «цивилизации», трактуемые при этом как системообразующие субъекты мирового развития.

В качестве критериев цивилизационной идентичности (принадлежности) используются различного рода частные признаки - географические, этнокультурные, языковые, религиозные и т. д., не имеющие единого основания и системной связи. Зачастую критерии принадлежности к цивилизации лишены объективных научных оснований и противоречат друг другу.

Примером такого произвола при выборе критериев цивилизационной принадлежности являются работы С. Хантингтона. С одной стороны, он выделяет «западную» цивилизацию, охватывающую Европу, Северную и Латинскую Америку, с другой стороны - «синскую», охватывающую китайские и культурно близкие ним сообщества в Китае и в Юго-Восточной Азии. Отдельно Хантингтон выделяет достаточно близкую к китайской японскую культуру, локализованную в Японии. В данном случае классификационным признаком является географическое положение социокультурных общностей.

В то же время Хантингтон говорит о существовании исламской, православной, индуисткой цивилизаций^[16], акцентируя религиозные основания цивилизационной принадлежности. В другом месте той же работы С. Хантингтон говорит, что «Европа заканчивается там, где заканчивается западное христианство и начинаются ислам и православие», смешивая географические и культурно-религиозные основания классификации.

Соответственно, другим вариантам цивилизационной теории также свойственны логически уязвимые построения, в которых «как правило, присутствуют следы сразу нескольких не до конца слившихся в нечто единое классификационных схем, опирающихся на различные - этнические, географические, религиозные, этнографические - признаки» ^[17].

Таким образом, цивилизационный подход возник как ответ на кризис формационной теории, игнорирующей культурно-исторические формы общественных формаций, однако, выделяя частные случаи в ущерб общим закономерностям, он так и не предложил своего варианта глобальных закономерностей развития локальных социумов и Человечества в целом. Такой уход от проблемы установления объективных законов и механизмов исторического развития не позволяет цивилизационному подходу стать полноценной теорией исторического развития, равноценной формационной.

В целом цивилизационный подход с характерным для него акцентированием региональных и культурных особенностей возник на базе этнографии и культурологии, но при этом претендует на роль универсальной метатеории, создающей методологическую базу для других гуманитарных наук. Но при этом, в отличие от этнографии, цивилизационный подход рассматривает не только сравнительно простые локальные этнокультурные сообщества, а претендует на познание более развитых и сложно структурированных социальных систем с развитой политической сферой, с характерными для них крупными культурно-языковыми пространствами, интегрирующими ряд культурно сходных государств. Таким образом, для цивилизационного подхода характерна экстраполяция этнографии и культурологии традиционного общества на более сложные и динамичные современные общества, развитие которых определяется экономическими и политическими факторами.

Сравнительный анализ формационных и цивилизационных теорий показывает, что они рассматривают различные аспекты и сферы функционирования общества, взятые на различных стадиях развития. Формационная теория исходит из единства человечества и дает возможность выделить и обобщить общие закономерности развития социума. Практическим следствием из нее являются методологические положения общей экономической теории о «технологических укладах». В то же время формационная теория во многом не учитывает социокультурные закономерности и особенности, проявляющиеся в конкретных макрорегионах. Цивилизационные теории, напротив, фокусируют внимание на частных, единичных, локальных формах социальной организации в ущерб универсальным закономерностям, деля Человечество на культурно-исторические макрорегионы, но обходя проблему движущих сил и наиболее общих законов исторического развития. Различные варианты цивилизационного подхода предлагают различные системы признаков цивилизационной принадлежности, включающие сочетания физико-географических, исторических, этнокультурных и религиозных критериев, достаточно неочевидны и часто в значительной степени противоречат друг другу. Это указывает на то, что цивилизационный подход не является целостной теорией, альтернативной формационной, и может рассматриваться скорее как дополнение к формационному подходу, описывающее культурно детерминированные формы общественных формаций.

Однако в конечном итоге как формационный, так и цивилизационный подходы, объясняя генезис и развитие современного общества постфактум, оказались малопригодными для среднесрочного, а тем более - долгосрочного прогнозирования. По сути дела, из формационного подхода следует, что по мере становления и развития процессов глобализации, возникновения глобальной экономики, становления единой социальной и цифровой среды возникнет новая формация, которая будет характеризоваться новыми технологическими укладами. Но социально-культурные параметры новой социальной общности выходят за рамки применимости инструментария, выработанного формационным подходом. Более того, на основе обобщения закономерностей раннего периода индустриализации К. Марксом и Ф. Энгельсом был сделан прогноз о возникновении гипотетической коммунистической формации, характеризуемой высокой степенью обобществления средств производства и других экономических ресурсов при отсутствии социальных противоречий.

Данный вывод был сделан исходя из того, что к концу XIX века процессы развития индустрии породили многочисленный класс наемных работников. Социальная структура общества стала упрощаться. Стали формироваться два основных класса: пролетариат и буржуазия. Основным классификационным признаком при выделении классов стало отношение к средствам производства. Производственные процессы начала индустриальной эпохи привели к возникновению внутри рабочего класса осознанной классовой идентичности и вызвали значительное усиление классовой борьбы по сравнению с предыдущими эпохами. В эту эпоху возникли противоречия раннего индустриализма, которые сводились к конфликту общественного характера производства и частного характера распоряжения ресурсами. Усиление классового антагонизма шло на фоне усиления индустриального государства, которое все в большей степени организовывало и регулировало жизнь социума, попутно занимая «командные высоты экономики» задолго до возникновения первых социалистических государств.

Из этого делался вывод о том, что следующая социальная формация будет характеризоваться общественной собственностью на средства производства. Тем не менее на смену индустриальной и постиндустриальной эпохе пришла глобализация. Развитие общество стало идти в направлении создания глобальной экономики, единого социального и культурного пространства. Эти процессы шли на фоне появления нового типа государства, которое корректно назвать «постнациональным» ^[18]. Источником ресурсов для постиндустриального (постнационального, постмодернистского) государства становится демонтаж базовых социальных институтов и функций государства всеобщего благосостояния (welfare state) индустриальной эпохи^[19], явно «избыточных» с точки зрения современных элит в условиях объективно достигнутых «пределов роста» и глобального ресурсно-демографического кризиса.

Результатом смены парадигмы развития стала новая организация социума, для которой характерна высшая степень концентрации экономических и управленческих ресурсов в частных руках. Это привело к «отмиранию» ряда социальных функций и институтов государства, и, соответственно, данные процессы не сняли проблемы социальной и имущественной дифференциации.

Тем не менее, при прогнозировании процессов глобализации цивилизационная парадигма позволяет сделать далеко не очевидный, но подтверждаемый практикой вывод о том, что экономически и технически детерминированное становление глобальной социальной общности будет сдерживаться феноменом групповой культурной самоидентификации с региональной и этнокультурной спецификой, переходящей из культурно-географического фактора в социальное измерение.

При этом наблюдаемое сегодня устойчивое сохранение и даже усиление этнокультурных и религиозных общностей в условиях глобализации показывает, что культурно-цивилизационное многообразие как минимум сохранится, принимая новые формы.

В итоге следует признать, что и формационный, и цивилизационный подходы не смогли спрогнозировать такой характерный для глобализации феномен, как актуализация этнокультурных, религиозных и других локальных социальных общностей, кризис современных наций и общую фрагментацию глобального социума.

Кроме этого, социальная практика показывает, что в сложившейся сегодня глобальной экономической и социальной среде становление новой, постиндустриальной и постнациональной формации и новых социальных укладов пойдет через усиление противоречий и конфликтов. Этот процесс будет сопровождаться масштабным социальным регрессом, принимающим как эволюционные, так и катастрофические формы.

глобальный социальный обществознание

Социальная структура общества

Традиционным приемом анализа социума является его деление на более или менее однородные классы, социальные слои и другие подразделения социальной структуры. Общество не является однородным, и его можно дифференцировать на большие группы людей по различным основаниям.

Хотя традиция делить общество на классы восходит к трудам К. Маркса и Ф. Энгельса, представления о социальной роли солидарных групп, сходных по интересам и социальному статусу, а также социально-философский дискурс о природе общественного неравенства и его социальных функциях восходят, как минимум, к античности.

Попытки осмысления социальной неоднородности общества мы встречаем еще у Платона и Аристотеля. В частности, Аристотель писал: «…из-за чего происходят распри, прибыль и почести, и то, что им противоположно, ясно так же, какое значение имеет почет и почему он служит причиной внутренних неурядиц: люди возмущаются, видя, как они сами этим почетом не пользуются, а другие, напротив, пользуются» ^[20]. Эти базовые идеи были впоследствии развиты в работах Т. Гоббса, К. Маркса, М. Вебера, Э. Дюркгейма и его школы, Т. Парсонса^[21], А. Тойнби, П. Сорокина^[22] и др.

В конечном счете именно социально-философский дискурс проблемы неравенства и его социальных функций сформировал общепринятый сегодня взгляд на общество как на взаимодействующую и взаимосвязанную систему социальных слоев, классов, социальных общностей, таких как нации, этносы, коллективы, группы и т. д.

В настоящее время социальная философия и теоретическая социология часто рассматривают общество как вертикально структурированный вид деятельности, проявляющийся на различных уровнях, или же рассматривают общество как структурированную популяцию, разделенную на множество групп^[23]

Отсюда возникает два подхода к изучению структуры общества. В социологическом подходе основным субъектом социальной жизни общества является не отдельный человек, а субъекты коллективной природы - общности и группы.

Как писал П. Штомпка: «Мы относимся к существам такого рода, которые ведут стадный образ жизни, мы живем в коллективах, группах - от семьи через род, племя, общину, совокупность соседей, товарищей, сотрудников, сослуживцев до народа и, наконец, континентального или глобального сообщества, например европейского или мирового, что сегодня обозначается все более явно благодаря расширению коммуникаций, экономическим, культурным связям, а также целевой интеграционной политике» ^[24].

Другая модель взаимодействия человека и общества рассматривает взаимодействие социальной среды и отдельно взятого индивида с его интересами, потребностями, ценностными установками и т. д. Этот подход характерен для психологического направления в социальной философии и социологии, первоначально возникшего в работах Л. Уорда, Г. Тарда, Э. Дюркгейма и др.

В любом случае, одной из базовых категорий в общественных науках является понятие социальной структуры. Данное понятие конструируется на различных основаниях исходя из взглядов различных социологических школ. Одним из важнейших онтологических оснований формирования понятия социальной структуры является многомерное, сложно структурированное взаимодействие различного рода территориальных, этнических, экономических, профессиональных, демографических групп, общностей, социальных институтов и людей, интегрированных в них.

Соответственно, для анализа социальных процессов внутри социума выделяются различные элементы, такие как социальные группы и институты, социальные роли и статусы и т. д. Для выделения данных элементов фиксируются и анализируются различного рода показатели социального неравенства в обществе (экономические, демографические и т. д.) и другие признаки, интегрирующие индивидов в группу.

Теории, описывающие социальную структуру, обычно делятся на марксистские, в числе которых теории конфликта и подходы франкфуртской школы (В. Беньямин, Ф. Нейман, М. Хоркхаймер, Ю. Хабермас, Т. Адорно, Г. Маркузе, Э. Фромм, Л. Левенталь, О. Негт, Ф. Поллок и т. д), структуралистские, функционалистские и структурно-функционалистские теории. Часть исследователей выделяет в отдельное направление последователей М. Вебера^{[25, 26]}. Для выделения классов и других подразделений социальной структуры в марксистских и веберовских подходах используются экономические критерии, вследствие чего понятие класса возникает как следствие экономических отношений. В функционализме критерием социальной дифференциации является престиж, в структурализме - функции социальных структур и т. д.

К. Маркс и Ф. Энгельс анализируют современное им раннее индустриальное общество, находящееся в процессе динамичного роста. Основными структурными единицами общества у Маркса являются экономические классы. При этом возникновение и воспроизводство классов, эксплуатация одних классов другими являются не результатом личной или коллективной воли, а являются результатом действия объективных законов развития общества.

Поскольку развитие социума детерминируется производительными силами, то главным критерием социальной стратификации К. Маркс и Ф. Энгельс сделали отношение индивида к собственности на средства производства.

Сторонники теории конфликта (Л. Козер, Р. Дарендорф, К. Боулдинг и др.) считают, что неравенство возникает тогда, когда индивидуумы, имеющие контроль над общественными ценностями и ресурсами, получают возможность извлекать выгоды из своего положения. Конфликт возникает как объективное следствие неизбежного неравенства в обществе. Первоисточник конфликта состоит в том, что любое общество строится на неравенстве в социальных позициях индивидуумов и групп, принуждении одного индивидуума другим или одной социальной группы другой. Конфликт возникает в ходе борьбы, в ходе которой каждая из сторон занимает позицию, противоположную к интересам другой стороны. Практически все теории конфликта сходны тем, что в их основе лежит стратификационное неравенство индивидуумов и социальных групп, а также их отношение к власти, позволяющее перераспределять ресурсы.

Большинство теорий конфликта в своих теоретических построениях уходит от определения класса через собственность, используя понятие власти, при этом не давая ему развернутого и однозначного определения, хотя именно категория власти является ключом к пониманию структуры и механизмов социальной организации общества.

Несмотря на актуальность проблемы власти, ее генезиса и механизмов действия, общепринятой теории власти, адекватно объясняющей ключевые аспекты этого всеобъемлющего социального феномена, до сих пор не создано. Собственно, само обилие и разнообразие теорий власти указывает как на сложность и многоаспектность самого явления, так и на отсутствие адекватного категориального аппарата для его описания, начиная с определения самого понятия власти. Это значительно снижает познавательную ценность известных теорий власти и социального управления, делая их малопригодными для анализа и прогнозирования реальных социальных процессов в условиях глобальной социальной среды, для которой характерен системный кризис институтов власти и феномен сосуществования параллельных властных институтов.

Широко известная Франкфуртская социологическая школа возникла в 30-х годах XX века. Однако наиболее значимые работы, созданные в рамках данного направления, относятся к 60-70-м годам, то есть к периоду начала разложения индустриального общества и национального государства и нарастания процессов глобализации. Эти работы опирались на понятия классовой борьбы и отчуждения.

Современное им буржуазное классовое общество адепты франкфуртской школы считали тоталитарным и неспособным к социальному прогрессу. По их мысли, «общество потребления» как фаза индустриального капитализма могло существовать только благодаря культу потребления (консьюмеризм), который формируется путем манипуляции общественным сознанием при помощи массовой культуры и транслирующей ее медиасреды.

Поздние работы франкфуртской школы достаточно объективно отразили переходный период от индустриализма к эпохе глобализации, которая, при росте материального потребления, характерна размыванием класса промышленных рабочих, уменьшением их количества, утратой классовой самоидентификации и ключевой экономической роли. В то же время в тот период увеличивался рост занятости в сфере услуг и малого бизнеса, что продуцировало идеологию и психологию консьюмеризма, гедонизма и конформизма.

Процессы деиндустриализации и консьюмеризации социальной структуры общества объективно увеличили маргинальные слои, которые адресовали недовольство своим положением обществу, заставляя интеллигенцию размышлять о причинах подобной ситуации. Но, создав идейную базу для многих течений левого и левацкого толка, франкфуртская школа не смогла создать убедительной социальной модели стратификации западноевропейского общества, предсказать вектор его трансформаций и найти выход из тупика консьюмеризма.

Другой подход к генезису социального неравенства - функционализм - считает неравенство результатом неравномерного распределения вознаграждения, стимулирующего индивидов занимать определенные социальные позиции и выполнять соответствующие этим позициям обязанности. «Вознаграждение и его распределение становятся частью социального устройства и… порождают стратификацию» ^[27]. Истоки функционализма можно найти в работах Аристотеля и Т. Гоббса. Предтечей функционализма и структурного функционализма в социологии считается Э. Дюркгейм, известный как основатель французской социологической школы.

Э. Дюркгейм определяет социологию как «науку об институтах, их генезисе и функционировании». Общество, как он считал, есть объединение социальных обязательств, которое он называл «органической солидарностью» ^[28]. Индивиды, по Э. Дюркгейму, действуют под влиянием «социальных фактов» ^[29], которые оказывают на них влияние объективно и массово, вне зависимости от действий отдельных людей. Саморегулирование социума ведется как с помощью различного рода неформальных норм, включая семейные, религиозные и другие, так и с помощью формального правого регулирования.

«Социальные факты», согласно Э. Дюркгейму, носят внеличностный характер, они объективны и могут как проявляться в виде традиций, смыслов, настроений и иных феноменов массового сознания, так и в виде физических объектов. Данные смыслы, настроения и другие нематериальные проявления «социальных фактов» существуют вне индивидуума, воздействуют на его поведение, и благодаря этому обретают реальность и массовость. Таким образом, «социальные факты», объективируясь через массовые действия, дают возможность объяснять социальные феномены групповой природы^[30].

По Э. Дюркгейму, одним из главных «социальных фактов» является культура. Культура порождается взаимодействием индивидов внутри социальных групп, вызывая весьма значительные эмоции и мотивации к действию у массы индивидов, действующих под ее влиянием. Э. Дюркгейм считал, что до определенного предела т. н. «культурное разнообразие» не разрушает общество - в основном из-за действия большей культурной и правовой системы, которые нивелируют разрушительное действие групповой культуры^[31].

В то же время само отрицание опасности культурной фрагментации общества содержит упоминание некоего предела, за которым межгрупповые культурные различия порождают ситуацию «параллельных обществ», характерную для «мультикультурных» обществ сегодняшней Европы. Таким образом, Э. Дюркгейм поставил проблему общественно приемлемых пределов культурной фрагментации социума, ставшую актуальной для западного общества только в начале следующего века.

Характерными представителями функционализма являются Б. Малиновский, А. Р. Рэдклифф-Браун, К. Дэвис и У. Мур и др.

Б. Малиновский создал теорию социального функционализма, основанную на анализе потребностей индивидуума и социальной системы, куда он включен через посредство культуры^[32]. У. Мур и К. Девис рассматривают систему стратификации как систему функциональных ролей, которая не сводима к конкретным индивидам, которые эти роли играют. Центральным вопросом их исследований было ранжирование социальных позиций исходя из их социальной престижности. Вопрос о том, каким путем индивидуумы занимают определенные позиции, был для них вторичен. Из такого подхода к стратификации с необходимостью вытекает вывод о том, что не может быть бесклассового общества, так как в любом случае социум стратифицирован в силу общественного разделения труда и нетождественного распределения социальных функций.

Классик британской социальной антропологии А. Рэдклифф-Браун изучал социальные феномены через призму удовлетворения конкретных потребностей индивида. Его взгляды развивались под действием идей позитивизма и Э. Дюркгейма. В отличие от Б. Малиновского он считал, что базовые социальные потребности удовлетворяются исходя из потребностей общества в целом, а не потребностей отдельного человека ^[33]. А. Рэдклифф-Браун также исследовал механизмы формирования культуры в результате системы социальных взаимодействий.

Функционализм рассматривает психические функции человека как причинно-следственный результат переработки информации, которая возникает вследствие включенности индивида в определенные социальные структуры и культурную среду. В частности, можно отметить мнение С. Приста ^[34], считавшего, что:

«Функционализм - это теория, согласно которой находиться в ментальном состоянии значит находиться в функциональном состоянии. Функциональное состояние - это состояние, которое можно индивидуализировать или выделить благодаря его каузальным отношениям. Поэтому ментальное состояние обусловливается конкретной разновидностью причины, скажем, сенсорными данными на входе (sensory input), и имеет конкретную разновидность следствия, скажем, некоторое поведение на выходе (behavioural output). Кроме того, ментальные состояния также каузально связаны друг с другом. Всю совокупность каузальных отношений, в которые вступает данное ментальное состояние, называют "каузальной ролью" этого состояния или иногда "функциональной ролью". Любой конкретный вид ментального состояния характеризуется конкретным видом функциональной роли».

В итоге функционализм, взяв за основу взаимодействие индивидуального сознания с внешней социальной средой, стал методологической базой для психологических направлений в социальной философии и социологии, прежде всего для анализа мотивов социального поведения людей, как индивидуального, так и массового.