Философия общего дела Н.Ф.Федорова

Размещено на http://www.allbest.ru/

Философия общего дела Н.Ф.Федорова

А. Ягмырова, А.Г.Мясников

Введение

Николай Федорович Федоров -- творец философии общего дела. Как никто другой, он впервые наиболее радикальным образом поставил вопрос о борьбе со смертью, ее предотвращении, победе над ней, причем не только в настоящем и будущем, но и в прошлом, т.е. над уже свершившейся смертью. Им было высказано и немало других ценнейших мыслей, значимость которых не только сохранилась вплоть до нашего времени, но и в огромной степени продолжает приумножаться.

Федоровский проект абсолютным большинством тех, кому доводилось с ним ознакомиться, воспринимался и расценивался как сугубо фантастический и утопический, будто бы ничего общего не имеющий с реальными задачами научного познания и совершенствования человека и его мира. Особенно в этом усердствовали те, кто усмотрел в Федорове всего лишь православного богослова, хотя и не принадлежавшего к официальной церковной иерархии, а в его философии общего дела -- только богословское учение, пытаясь на этом и других подобных основаниях всячески их дискредитировать. Столь односторонне негативная, искажающая суть дела, оценка и самого Федорова, и его учения крайне затруднила их адекватное, позитивное восприятие, приобщение к ним, нанеся тем самым серьезный ущерб решению реальной задачи борьбы со смертью.

В моём реферате я хотела бы обратиться к человеку, которого по праву называют «отцом русского космизма», одного из ведущих направлений в философии того времени. Актуальность выбранной темы заключается в том, что в последнее время внимание исследователей русской культуры вновь обратилось к философской концепции Николай Фёдоровича Фёдорова. В Москве в конце 80-х годов было создано Общество им. Н. Ф. Фёдорова. В Музее-читальне им.  Н. Ф.Фёдорова регулярно работает научно-философский семинар, где идеи Фёдорова обсуждают физики и биологи, философы и литературоведы, политики и бизнесмены. В 1988 году в г. Боровске, где в одной и той же школе с интервалом в 30 лет работали Н. Ф. Фёдоров и К. Э. Циолковский, были проведены Первые Всесоюзные Фёдоровские чтения. Традиция Фёдоровских чтений стала регулярной, а в 2003 году был проведён Международный Конгресс в Белграде «Космизм и русская литература. К 100-летию со дня смерти Н. Ф. Фёдорова». Целью работы является изучение философии «общего дела» Федорова - идеи практического бессмертия человечества.

Цель работы определила ряд задач:

· Осветить основные этапы биографии Федорова;

· Подробно рассмотреть Федоровскую теорию о естественном воскрешении всех человеческих поколений;

При работе использованы следующие методы исследования: сравнение, обобщение фактов, дедукция, синтез и анализ сведений по теме.

Федоров и его философия «общего дела» вызвала огромный интерес среди мыслителей XIX и XX столетий, который нашел свое отражение в многочисленных произведениях.

В отечественной философской литературе в отношении идей Федорова восторженные оценки известного исследователя его творчества С.Г. Семеновой, которая полагает, что учение "всеобщего дела" может стать магистральной идеей России, так как оно соответствует ее благу. "Среди необъятной по объему работы устроения новой экономики, спасения национальных богатств, материальных и культурных, среди борений партий и интересов, установок и ориентаций нельзя забыть ту главную ценность, те сверхцели глобального, планетарного, онтологического порядка, многие из которых были поставлены Федоровым, а они-то и должны придать необходимую самобытность и устойчивость в бытии нашему национальному целому, стать нашим словом миру".

Федоров, как и любой другой мыслитель, естественно, был сыном своего времени. И на его учении тоже лежит своя печать исторической ограниченности, отражение противоречий эпохи. И далеко не просто бывает отделить «зерна» от «плевел». А в таком случае возникает опасность с последними выбросить первые. К сожалению, критики философии общего дела Федорова нередко как раз так и поступают.

В своей книге «Мои воспоминания» Лев Толстой говорил, что гордится, что живет в одно время с таким человеком, а Булгаков в своем труде «Свет невечерний: созерцания и умозрения» высказал мнение о связи федоровского учения с утопией Маркса: "Федоровский "проект", понятый даже в самом широком и неопределенном смысле как общая идея участия человека в воскресении мертвых, сохраняет свои основные особенности, отличается экономизмом и магизмом. Та вера в хозяйство, которая проявляется в современном экономизме, и в частности в "экономическом материализме", получает здесь наиболее радикальное выражение... Учение Федорова и есть именно то, о чем смутно мечталось марксизму, что составляет его бессознательный, но интимный мотив". А Бердяев даже отмечает, что "в советский период внутри России было течение федоровцев. И, как это ни странно, было некоторое соприкосновение между учением Федорова и коммунизмом, несмотря на его очень враждебное отношение к марксизму. Но вражда Федорова к капитализму была еще большая, чем у марксистов".

Также программные идеи Федорова нашли продолжение в творчестве В. Маяковского, Н. Заболоцкого, А. Платонова, но полнее всего они отразились в учении К. Циолковского. К.Э. Циолковский придал теории "общего дела" научную завершенность, прозрачность, ее выводы стали более очевидными.

Как бы ни разнились взгляды на учение Федорова, претендует на то, чтобы превратиться в наше слово миру, в общенациональную идею, призванную объединить сначала всех россиян, а затем и все человечество в деле воскрешения предков, регуляции природы, достижения бессмертия.

Федоровские идеи, безусловно ценные и становящиеся все более актуальными, органично восприняла современная концепция практического бессмертия человека. «Общее дело», несмотря на религиозную оболочку, наличие элементов натурализма, наивности, фантастичности и мистицизма, содержит ряд прогрессивных идей. Это идеи преемственности поколений людей, сплоченных «общим делом» для решения жизненно важных задач; всеобщего братства, «родства» людей, бессмертия рода человеческого; веры в безграничные возможности разума и активности человека в регулировании слепых сил природы; бережного отношения человека к природе; значимости достижений науки и техники в освоении Космоса и утверждения возможности выхода человека в Космос; нравственной ответственности при использовании достижений научно-технического прогресса.

Среди русских, и мировых философов Н.Ф. Федоров самым практическим образом поставил проблему превращения человека смертного в его активно-эволюционном возрастании к новому, высшему типу в человека бессмертного. Он был автором учения, обосновавшего новое эволюционное представление о человеке и его задаче во Вселенной.

дело человеческий теория

1. Русский космизм

Прежде чем переходить к Николаю Фёдоровичу Фёдорову, необходимо написать о возникновении этого философского учения. Интерес к месту человека во Вселенной, его связи с космосом существовал во все времена и будоражил умы многих людей. Слово «космизм» произошло от греческого слова kosmos - организованный мир,  kosma - украшение. Под космизмом понимается целый поток русской культуры, который включает не  только философов и ученых, но и поэтов, музыкантов,  художников. Это и Ломоносов, и Тютчев, и Вячеслав Иванов, и Скрябин, и Рерих... Некого космического веяния и дыхания в произведениях того или иного творца оказывается достаточно, чтобы сразу же произвести его в космисты. Однако то же самое можно сказать о многих культурных деятелях не только России, но и всего мира.

Ощущение глубинной причастности сознательного существа космическому бытию, мысль о человеке как микрокосме, вместившем в себя все природные, космические стихии и энергии, проходят через мировую культуру, как восточную, так и западную. Уже в  древнейших религиозных и мифологических представлениях человек  прозревал соотношения и взаимосвязи между своим существованием и бытием  Вселенной.

С древности и до конца XIX в. космическая тема  развивалась не только в мифе, поэзии, но также в некоторых  философско-утопических произведениях. Именно в России, ставшей родиной научного  учения о биосфере и переходе ее в ноосферу и открывшей реальный путь в  космос, уже начиная с середины прошлого столетия вызревает уникальное  космическое направление научно-философской мысли, широко развернувшееся в  XX в. В его ряду стоят такие философы и ученые, как В. И. Вернадский, К. Э. Циолковский, Н. Ф. Федоров, А. В. Сухово-Кобылин и др. В философском наследии мыслителей русского религиозного возрождения - В. С. Соловьева, П. А. Флоренского, С. Н. Булгакова, Н. А. Бердяева - также выделяется линия,  близкая пафосу идей русского космизма. Имеется в виду то склонение в русской православной философии, которое Н. А. Бердяев называл  "космоцентрическим, узревающем божественные энергии в , обращенным к преображению мира" и "антропоцентрическим, обращенным к активности человека в природе и обществе". Именно здесь ставятся "проблемы о космосе и человеке", разрабатывается активная, творческая эсхатология, смысл которой, по словам Бердяева, в том, что "конец этого мира, конец истории зависит и от творческого акта человека". Идея активной эволюции, необходимости нового сознательного этапа развития мира, когда человечество направляет его в ту сторону, в какую диктует ему разум и нравственное чувство.  . Космисты сумели соединить  заботу о большом целом - Земле, биосфере, космосе с глубочайшими запросами высшей ценности конкретного человека. Недаром такое важное место здесь занимают проблемы, связанные с преодолением болезни и смерти и достижением бессмертия. Гуманизм не прекраснодушный и мечтательный - он основан на  глубоком знании, вытекает из целей и задач самой природной, космической эволюции.

2. «Философия общего дела»

«Философия общего дела» открывала перед человечеством невиданные дали и звала к гигантским преобразованиям как в мире, так и внутри каждого человека. «В регуляции же, в управлении силами слепой природы и заключается то великое дело, которое может и должно стать общим», - писал Фёдоров.   В своей работе Федоров показал две существенные ограниченности нынешнего человека, тесно связанные между собой. «Ограниченность в пространстве препятствует повсеместному действию разумных существ во все миры Вселенной, а ограниченность во времени - смертность - одновременному действию поколений разумных существ на всю Вселенную». Таким образом, сверхзадачей «проекта» Федорова была грандиозная цель восстановления конкретной общности всего человечества с божеством в сферах мистической, оккультной, а также в чувственно-конкретной действительности.

Таким образом красной нитью понятий, лежащих в основании учения, проходят три основных: «общее дело», «регуляция природы», «долг сынов», а основной идеей является идея патрофикации (воскрешение отцов). В «Философии общего дела» Федоров призывает к познанию в самом широком его понимании, к познанию, переходящему в преобразование мира и человека. Истинное знание, не отделяющееся от дела, необходимо включает в себя и нравственное чувство. Истинное просвещение у философа - это настройка всего человека на высокую гармонию его призвания, изменение и преображение всех способностей ума, души, тела.      Таким образом, в моём реферате я хотела бы остановиться подробнее на трёх главных проблемах учения Н.Ф.Фёдорова: небратском отношении людей, жизни, смерти и бессмертии и заселении других планет.

2.1 О небратском отношении людей

В первую очередь хотелось бы проследить, как в анализе человеческого существования  Фёдоров находит основные элементы для построения всей метафизики. Если вчитаться в произведения Федорова, то очень скоро станет ясным, что два болезненных чувства «язвили» его душу и определяли его мысли и построения. Первое чувство, которое мучительно томило его, - это чувство людской разобщенности и отсутствия братских отношений. В реальном мире живых людей обычно царит холодная разобщённость. Второе чувство, может быть, не менее властно владевшее его душой, - невозможность забыть о всех тех, кто ушел уже из жизни.  Как невозможно не думать о том, что в отношениях живых людей обычно в мире царит холодная отчужденность - также нельзя не думать и о том, что в отношении к покойникам царит в мире та же отделённость от них, вытекающая из сосредоточенности всех на самих себе. Поэтому «общее дело», борьба всех против смерти, может и должно объединить всех людей и помочь ликвидировать небратские отношения. В сущности, дело идет об одной и той же центральной идее в применении к двум категориям - к живым и к покойникам, - идея эта есть признание неправды замыкания каждого в самом себе, в отдалении себя от живых и умерших.

Одна из основных статей Федорова (в I т.) называется очень типично: «Вопрос о братстве или родстве и о причинах небратского, неродственного, т.е. немирного состояния мира, и средствах к восстановлению родства». «Жить нужно, - писал в этой статье Федоров, - не для себя (эгоизм) и не для других (альтруизм), а с каждым и для каждого; это союз живущих (сыновей) для воскрешения мёртвых (отцов)[2]». Это очень типичная для Федорова формула, вводящая в самую исходную его идею: ему нужны «все» - и все живые, и все покойники, ему нужна, иными словами, та «полнота», которая входит в понятие Царства Божия. Не будет преувеличением поэтому сказать, что у Федорова была исключительная и напряженнейшая обращенность к Царству Божию, было глубочайшее отвращение к тому, что все как-то примирились, что Царства Божия нет в мире. Эта неутолимая жажда Царства Божия, как полноты, как жизни «со всеми и для всех», не была простой идеей, но была движущей силой всей его внутренней работы, страстным горячим стимулом всех его исканий - его критики окружающей жизни, его размышлений о том, как приблизить и осуществить Царство Божие. Именно потому можно сказать, что все вдохновение в творчестве Федорова определялось этой всецелой и горячей устремленностью к Царству Божию. Именно это превращает все его творчество в христианскую философию, - и если Федоров в ряде своих построений далеко отходит от Церкви и церковного мировоззрения, то это не ослабляет подлинности его всецелой погруженности в темы христианства.

Обратимся к подробному изучению его основных идей, и прежде всего к его размышлениям о «небратском» состоянии мира. Острое ощущение «небратства» в мире определяет его суровое отношение к современности, ко всей истории, ибо «история, - замечает он в одном месте, - есть (в сущности) разорение природы и истребление друг друга». Тот лозунг «братства», который часто встречается в наши дни, по существу своему есть ложь, ибо «свобода исполнять свои прихоти и завистливое искание равенства не могут привести к братству: только любовь приводит к братству». «Крайнее развитие личности, разделение занятий, приведшее людей к совершенной внутренней разобщенности» - такова сущность современной цивилизации, которая «пришла к тому, что все, предсказанное, как бедствие, при начале конца, - под видом революции, оппозиции, полемики, вообще борьбы - стало считаться условием прогресса». «Мир идет к концу, - тут же пишет Федоров, - а человек своей деятельностью даже способствует приближению конца».

Для Федорова ясно, что благодаря основной неправде современная цивилизация, выросшая на «небратской» жизни, «держится только вечным страхом и насилием», - а так называемая «нравственность» в современном мире есть в сущности «нравственность купеческая или утилитарная». «В настоящее время все служит войне, - читаем в другом месте, - нет ни одного открытия, которым бы не занимались военные в видах применения его к войне»; «человек сделал, по-видимому, все зло, какое только мог, а относительно природы (истощение, опустошение, хищничество) и относительно друг друга... самые пути сообщения и те служат лишь стратегии или торговле, войне или барышничеству».            «Индустриализм, - однажды писал Федоров,- есть порождение половой страсти, страсти наряжаться, молодиться, румяниться». Завет любви и братства окончательно превратился в современной цивилизации в слово, лишенное содержания, - что особенно ясно в городах, как скоплениях людей. «Город, - писал однажды Федоров, - есть совокупность небратских состояний». Эта «страшная сила небратства» связана с тем, что «небратство коренится в капризах», - это есть «упорная болезнь, имеющая свои корни вне и внутри человека». При этом надо иметь в виду, что «современная неустранимость небратского состояния является коренным догматом ученых».   Кроме «неродственных отношений людей между собой», не следует упускать из виду «неродственное отношение природы к людям» - в природе «чувствующее принесено в жертву бесчувственному». (т.е. живое приносится в жертву неживому) - поэтому вопрос о преодолении «неродственности» между людьми нельзя отделять от «слепоты» природы в отношении к нам. Федоров не раз возвращается к теме о неправильности отделения антропологии от космологии». Если «природа пока остается адской силой», то это не есть «естественный» и «неизменный» порядок вещей,-- человек призван владеть природой и преображать «хаос» бытия в космос.

2.2 Московский Сократ

Долгие годы значительную часть жизни Николая Федорова скрывала завеса таинственности. Да и другая ее половина, когда он становится "необыкновенным библиотекарем" Румянцевского музея, укладывалась в почти житийный канон неустанного подвижничества и духовных трудов. Он был знаменитейшей, любимой и все же загадочной фигурой Москвы конца прошлого века. Тем не менее этот святой, пророк всеобщего воскрешения грозит человечеству, ругает науку, образование, богатых, университеты, интеллигенцию, прогресс, гражданственность, юридические законы, права и свободы личности, Просвещение, институт присяжных, литературную гласность, клеймит культуру и цивилизацию в целом и все "ученое сословие" в частности. В то же время уголовные преступления он называет лишь "шалостями", поскольку "ужасные по своим последствиям, они по своим побуждениям совершенно детские".

Федорова называли «московским Сократом» не только за непритязательность в быту, но и за стремление распространить свое учение в беседах и спорах через верных своих учеников и последователей, хотя сам мыслитель порицал исторического Сократа за сосредоточенность познания на самом себе («познай самого себя») и отрыв знания от дела.

Только в последнее время удалось выяснить обстоятельства рождения Федорова, учебы, формирования, ряд важнейших вех его домосковской жизни. Будущий мыслитель родился в самом конце мая 1829 г. в селе Ключи Тамбовской губернии; его отцом был князь Павел Иванович Гагарин, местный землевладелец, позднее известный театральный антрепренер, принадлежащий к славнейшей российской фамилии, матерью - молодая дворянская девица Елизавета Иванова,.Фамилию и имя Николай получил по имени своего крестного отца.

(Сведения о матери Федорова и новая дата его рождения были установлены по его свидетельству о крещении, найденному в тамбовском архиве искусствоведом В. С. Борисовым.)

"Вопросы о родстве и смерти находятся в теснейшей связи между собой: пока смерть не коснулась существ, с которыми мы сознаем свое родство, свое единство, до тех пор она не обращает на себя нашего внимания, остается для нас безразличною". Эти мысли о связи чувства родства и осознания смертности, несомненно, отражают личный опыт Николая Федоровича, и осенью 1851 г. когда умер его дядя. Резкое смыкание этих двух переживаний породило в нем уникальную вспышку-озарение; его пронзила основная идея его учения, "мысль, что чрез нас, чрез разумные существа, природа достигнет полноты самосознания и самоуправления, воссоздаст все разрушенное и разрушаемое по ее еще слепоте и тем исполнит волю Бога, делаясь подобием Его". Двадцати двух лет Николай Федорович бросает вызов смерти, такой дерзновенный и окончательный, как никто из смертных за всю историю. Победа над ней мыслилась настолько радикальной, что предполагала возвращение к преображенной жизни - поиском, трудом и творчеством - всех ушедших поколений. Именно так понял Федоров высшее задание, которое возложено Богом на человека как орудие исполнения Его воли.

Два с половиной года с осени 1851 г. до начала 1854 г., когда Федоров сдает экзамен на звание преподавателя уездных училищ, он ведет какое-то потаенное, документально не зафиксированное существование. Между тем это был наверняка период его интенсивнейшей духовной жизни, резкого жизненного, бытового переворота, утверждения в новом фундаментальном выборе (аскетический подвиг в миру, служение людям и вызревание Слова для его будущего объявления миру), когда шло мощное переоткрытие и переоценка всего. В это время он еще очень молод - пик жизненных сил, чувств, желаний, отзывчивости на мир; темпераментом он обладал страстным, почти неистовым, доставшимся ему от отца.В каком-то плане Николай Федорович может показаться одиноким, лишенным того душевного общения, которое обычно дает семья, близкая женщина, дети. Да, всю жизнь он прожил настоящим аскетом, питался в основном чаем с хлебом, спал несколько часов на голом жестком сундуке без подушки, которую заменяли книги, ходил зимой и летом в одном и том же стареньком пальто-кацавейке, все мизерное жалованье раздавал нуждающимся. Но у Федорова был дорогой ему Дом, где согревалось сердце, где чувствовал он реальную свою причастность к проходящей сквозь века, связующей живых и мертвых общечеловеческой общности, - Храм. Многократно Федоров говорил о себе как о человеке, "воспитанном службою Страстных дней и Пасхальной утрени". И весь православный обряд явился Федорову построенным по типу крестной и пасхальной седьмицы, в которой, по его мнению, "выражена самая сущность христианства". В определенном смысле его учение было прочувствовано и продумано в церкви, в целостной форме сознательно отправляемого религиозного действа, смысл которого он раскрывал для себя активно-христианского идеала.

Новым смыслом зажглись для него в эти годы евангельские глаголы, открылся в них заповедный призыв к активности человека, к исполнению Божьей воли в главном: в преодолении греховного порядка существования и созидании преображенного, бессмертного типа бытия. На всю жизнь Николая Федоровича самыми важными и любимыми остались слова Христа: "Дела, которые творю Я, и он (верующий в Меня) сотворит, и больше сих сотворит". Среди программных заповедей Евангелия он выделял так называемую заповедь научения: "Шедше научите вся языки, крестяше во имя Отца и Сына и Святого Духа" (Мф. 28: 19). Позднее он писал, что содержание научения не дано здесь Христом, а как бы оставлено на вызревание в человечестве. И перед Федоровым, когда ему предстала его Идея, дававшая это содержание, возник вопрос: куда ему идти самому для начала, кого учить, какие "языки"? И он пошел на целых четырнадцать лет в школу, причем начальную, дающую первое направление сердцу и уму, пошел к детям, к тем естественным носителям родственного чувства, которое для него было критерием нравственности. "Возвратить сердца детей отцам их" (наказ последнего пророка Ветхого Завета Малахии), причем всем когда-либо жившим предкам, населявшим эту землю и творившим ее историю, - вот тот основной внутренний переворот, который должен, по Федорову, произойти в людях. В преподавании географии и истории ("география говорит нам о земле как о жилище; история же - о ней как о кладбище") удивительный учитель, используя оригинальный метод преподавания, максимально развязывающий активность самих учащихся в познавании, и пытался начать на детских душах конкретную работу в этом направлении. Такое сочетание мыслительной разработки вселенски-преобразовательных проектов с выходящей в жизнь практической инициативой, пусть малой, но озаренной и поднятой Идеей, было свойственно деятельности Федорова до конца.

Впрочем, сам Федоров был настоящей живой энциклопедией, объем и глубина которой, казалось, не имели предела; говорят, он знал чуть ли не наизусть содержание всех книг самого большого в стране книгохранилища, и этим непостижимым богатством знаний он щедро одарял всех нуждающихся. На четверть века он становится высшим нравственным авторитетом музея, духовным и интеллектуальным средоточием всей его деятельности. Сюда, в каталожную Николая Федоровича, собирались многие замечательные люди Москвы того времени - ученые, писатели, философы, для бесед и дискуссий, здесь воспитывались ученики - В. А. Кожевников, братья Ю. П и С. П. Бартеневы, С. А. Белокуров, С. М. Северов, Г. П. Георгиевский и др.

Его достаточно интенсивное общение с двумя последними растягивается на 80-90 е гг., то прерываясь, то восстанавливаясь. В контактах со знаменитыми людьми своего времени Федоров стремился не только открыть им свое учение, но и подвигнуть на то, чтобы они выступили с ним от своего имени. Такое странно-"юродивое" для нового времени отношение к авторству Федоров сознательно помещал в целую традицию, характерную для древней и христианской литературы, когда малоизвестный автор приписывал свое произведение "какому-либо древнему мудрецу, писателю, чтобы обратить внимание на произведение". К тому же Федоров расценивал учение "всеобщего дела" не столько как свое изобретение, а как доведенный до высокого градуса сознания голос веков и поколений (не случайно и основное его сочинение написано в форме "Записки от неученых к ученым", как бы от имени этих народных масс, живущих и живших). Однако попытки переложить на авторитетные плечи бремя вынесения в мир учения о воскрешении терпели провал. Хотя для кандидатов на эту миссию - будь то для Достоевского, познакомившегося с идеями Федорова перед работой над "Братьями Карамазовыми", для Толстого и особенно для Соловьева - их контакт с личностью и миропониманием Федорова остался далеко не бесследным.

Замечательный московский библиотекарь и мыслитель вовсе не был анахоретом-чудаком, как это иногда представлялось. Он не только по-своему реагировал на общественные события, но и стремился в них участвовать, чуть ли не повернуть в неожиданную, открывающую новые дали сторону. Даже его выходы в свет со своим учением (правда, всегда анонимно, под псевдонимом, а то и под чужим именем) привязывались к поводам конкретным, даже злободневным: сближение России с Францией, вопрос международного книжного обмена, засуха и голод, предстоящий конгресс мира, дебаты о разоружении. Его статья "Разоружение" ("Новое время", 14 октября 1898 г.) с проектом превращения армии в "естество испытательную силу" получила отклик в русской печати и заинтересовал некоторых английских политиков. Особенно увлекала Николая Федоровича идея внести свет самосознания и само исследования в существование провинции, буквально каждого забвенного ее медвежьего угла. Любое поселение - историческая личность, призванная осознать свою долю участия в жизни отечества и - шире - общемировой. Его проекты "отечествоведения" дополнялись практической работой. Где бы Федоров, пусть недолго, ни жил (чаще всего он приезжал к своему последователю Н. П. Петерсону, записывавшему за ним его мысли), будь то Керенск, Воронеж или Ашхабад, он тут же разворачивал деятельность по сбору краеведческих материалов, организации музеев, археологических съездов и т. п. Федорова волнуют и судьбы школы, университетского образования, самого Румянцевского музея. Он настойчиво говорил о кремлях как о священных крепостях, сторожащих прах предков, о Московском Кремле в особенности, необходимости превратить его в научающую истинному пониманию долга перед историей национальную святыню. (Кстати, к проекту устроить из Кремля "воспитательный музей" он пытался привлечь и художника В. В. Верещагина.) Но, пожалуй, самым заветным для Федорова был интерес к обыденным храмам северной Руси, воздвигавшимися в единодушном, совокупном порыве массы людей за день-три в годины народных бедствий, эпидемий, войн.

Он первым начал целое движение за собирание сведений об этих храмах и их исследование.

В последние годы жизни Федоров зимой живет в Москве, а летом уезжает или в Сергиев Посад, к стенам Троице-Сергиевой лавры, творению преподобного Сергия Радонежского, первого святого в пантеоне учения о воскрешении, или же в Новый Иерусалим. Туда его влек монастырь и храм Воскресения, построенный Никоном как копия Иерусалимского храма Гроба Господня. В это время Николай Федорович начинает напряженно работать над окончательным приведением рукописей в порядок для их обнародования уже под своим именем, но его труд прерывает неожиданная тяжелая болезнь - двустороннее воспаление легких. Умирал он в декабре 1903 г. в Мариинской больнице для бедных, в той самой, где в одном из флигелей в семье штаб-лекаря восемьдесят два года назад родился Ф. М. Достоевский. При жизни Федорова о нем, собственно, никто не писал, он всячески противился даже простому упоминанию своего имени. Зато сразу после кончины восторженные его портреты замелькали в периодической печати. Появились рассказы о последних его днях и буквально минутах: до конца его волновала судьба его главной Идеи, он умирал с именем великого чтителя Воскресения, святого Серафима Саровского на устах, напомнив стоящим у его одра, как тот прямо перед кончиной пел пасхальный канон перед Новым годом и предсказал, что то же услышат в его монастыре однажды летом (это пророчество Серафима, как известно, осуществилось летом 1903 г. во время саровских торжеств по его канонизации). Последним пожеланием (или скорее мечтой) Николая Федоровича, испустившего дух 15 (28) декабря, было, чтобы и Москва, по примеру своего любимого святого, встретила наступающий 1904 г. пасхальным каноном. Похоронили Федорова на кладбище московского Скорбященского монастыря (на нынешней Новослободской улице).

Работу по подготовке к изданию написанного Федоровым завершили его ученики Н. П. Петерсон и В. А. Кожевников, выпустившие два тома "Философии общего дела", первый в городе Верном (ныне Алма-Ата), второй в 1913 г. в Москве. Предполагавшийся к изданию третий том статей и писем Федорова так и не увидел света.

2.3 "Общее дело" - преодоление смерти

Комплекс идей, которые развивал Николай Федорович Федоров (1828-1903), нередко называют "философией общего дела.

Понятие "общее дело" появилось в общественном сознании XIX века благодаря литературному персонажу - герою "Бесов" Достоевского Петру Верховенскому. Употребленный у Достоевского в зловещем, гротескно-пародийном ключе, термин "общее дело" уже через несколько десятилетий вполне позитивно воспринимается в русской философии - появляется работа Федорова с многообещающим названием "Философия общего дела". Однако название это было придумано не самим Федоровым, а его издателями Кожевниковым и Петерсоном, - сам же Федоров к философии относился с огромной неприязнью. Так, например, он пишет: "Не одно только идолопоклонство составляет искажение религии; мыслепоклонство или идеолатрия, есть также ее искажение; философия же как произведение отделившегося от других сословия ученых есть наибольшее искажение религии"; "Философия есть наибольшее искажение религии, она произведение сословия, отделившегося от народа, не желающего знать нужд его, хотя и живущего на счет народа, живущего трудами рук тех, которых сословие это презирает"; "состояние смерти есть самое философское понятие… воскресение есть самое нефилософское понятие: воскресение все собирает, восстанавливает и оживляет, тогда, как философия не только восстановление делает лишь мысленным, т.е. самым отвлеченным, но даже самый внешний, существующий мир благодаря созерцательной, сидячей, недеятельной жизни обращается в представление, в психический лишь факт, в фантом".

"Общим делом", которое должно объединить все человечество в великое братство, Федоров считал преодоление смерти. Наверное, до него никто с такой убежденностью и энергией не выдвигал идею борьбы с самой смертью. В ней обычно видели естественный, хотя и прискорбный, порядок вещей, не зависящий от человека, или же наказание рода человеческого за первородный грех, но не рассматривали ее как зло, т.е. явление нравственного порядка.

Не следует думать, что Федоров строит свое учение на пустом месте. Корни его учения можно увидеть, например, в культе мертвых, характерном для религии древних египтян, веривших в то, что сознание продолжает жить после физической смерти. По их представлениям человеческое существо состоит из не только видимого и явно ощутимого физического тела, но и еще из нескольких субстанций, при обычных условиях не видимых для человеческого глаза. Важнейшие из этих субстанций - "ка" и "ба". После смерти человека его души ведут себя по-разному: "ба" возносится к солнцу, а "ка" остается с телом. От степени сохранности тела и "ка" зависят как благополучие умершего в загробном мире, так и возможность возрождения. Именно поэтому тело фараона тщательно бальзамировали, делали из него мумию, а для его души "ка" создавали благоприятные условия. По вероучению египетских жрецов всякий человек обладал вечной жизненной силой, всякому человеку обеспечивалось бессмертие, если прах его будет окружен надлежащей заботой. Обретение вечной жизни египтяне связывали с сохранением тела (отсюда появление бальзамирования). Египтяне не разделяли мир земной и небесный, потусторонний. Они, скорее, подчеркивали сходство загробного мира с потусторонним, считали, что там так же, как здесь. Смерть считалась прелюдией к загробному бытию. Они возлагали надежды на нетленность тела того человека, власть которого была нерушимой при жизни. Культ мертвых составлял важнейшую характеристику египетской культуры. Искусство бальзамирования и мумифицирования, строительство грандиозных гробниц, увековечивания памяти ушедших - все служило одной цели: обеспечить символическое бессмертие. С.Н. Булгаков отмечает: "Нельзя не поражаться близостью основного и наиболее интимного мотива федоровской религии; религиозной любви к умершим отцам, к существу египетской религии, которая вся вырастает из почитания мертвых: весь ее культ и ритуал есть разросшийся похоронный обряд. Федоровская религия есть как бы христианский вариант египетского мировоззрения".

Значительное влияние на мировоззрение Федорова оказала китайская культура, в которой ухода из жизни в потусторонний мир, по сути, не происходит. Мертвые уходят от живых условно. Мир плотно заселен "живыми мертвецами", они переходят в другое состояние, но не уходят в иной мир, они нас не покидают. Древние китайцы верили, что благополучие их жизни полностью зависит от покровительства умерших предков. Погребальные обряды в Китае имели особую пышность, а украшению гробниц придавался необыкновенно важный смысл. Несомненно, что на мировоззрение Федорова оказало глубокое влияние конфуцианство с его положениями об укорененности истинной морали в культе предков, когда родственность равна нравственности, о государстве как семье и государе как отце.

По Федорову языческое поклонение своим богам было в то же время самоотверженным служением своим отцам, христианство же поставило своей целью заменить суеверное служение отцам, которых признавали живыми, всеобщим воскрешением. Христианского Бога он называет не иначе как "Бог отцов". "Истинная религия есть одна - культ предков, притом всемирный, культ всех отцов, как одного отца, неотделимых от Бога Триединого, Отца, Сына и Св. Духа, в Коем обожествлена неотделимость сынов и дочерей. <…> Нет других религий, кроме культа предков; все же другие культы суть только искажения или отрицание истинной религии…"

У Федорова мы видим своеобразное представление о соборности. Он упрекает славянофилов за то, что они не ответили на главный вопрос: для чего необходимо соборное единение людей? Собирание русским народом вокруг себя других народов и христианских и не христианских на основе поминовения предков, есть, по мнению Федорова, лишь первый шаг, ведущий к исполнению "супраморализма" - долга воскрешения умерших предков. Забвение этого долга неизбежно ведет к вырождению и вымиранию и потому вопрос стоит так - воскрешение или вымирание. Поминовение же, или культ предков и есть первобытное выражение долга воскрешения: а потому путь, ведущий к действительному исполнению этого долга, легко примиряет все эти народы и делает из них действительную семью и внутренне и внешне связанных общим делом воскрешения. «Кто даст себе труд подумать, тот поймет, что нет ничего нелогичнее, бессмысленнее, как, отвергая воскрешение (отцов), требовать от людей братства (сынов), ибо это значит, отвергая причину, признавать следствие, если, конечно, разуметь под братством не отсутствие лишь неприязненных отношений, а действительное чувство родства и именно братского, предполагающего и полное знание братьями друг друга, а, главное, знание ими своего единства в отцах.»

Соборным духом проникнута главная мысль Федорова - мысль о всеобщем родстве как модели и проекте всемирного родства, когда все сознают себя братьями, чувствуя себя сынами умерших. До сих пор сознание, разум, нравственность были локализованы на земной планете; чрез воскрешение же всех живших на земле поколений сознание будет распространяться на все миры вселенной. Но только при соединении религии и науки возможно дальнейшее распространение влияния разумных существ и вне нашей земли. Хотя воскрешение всех предков может показаться конечной целью общего дела, но оно - лишь средство достижения настоящей конечной цели - объединения всего рода человеческого в единое, родственное по крови братство и отечество. Исходной моделью такого единения и братства является нераздельная единосущная христианская Троица. Таким образом, чтобы объединиться, всем нужно признать Троицу, а чтобы признать, нужно объединиться. Федорова вдохновляла вера в то, что на смену человеческой розни и враждебности должно прийти в будущем всеобщее братство людей, - вот исходная идея, из которой выросли все его проекты.

В связи с этим он пишет: "Обращая бессознательный процесс рождения, а также и питания в действие, во всеобщее воскрешение, человечество через воссозданные поколения делает все миры средствами существования". Следовательно, на Земле и в космосе будет жить стабильная по численности популяция бессмертных людей-ангелов: никто не умирает, никто не рождается. Люди делаются некоторым подобием ангелов, могут жить во всех "средах" и посещать расселенных на других планетах предков.

Федоров твердо уверен в том, что его учение строится на основе христианской религии: об этом свидетельствует как одна из его главных целей - воскрешение из мертвых, так и средства его осуществления - общество должно заняться религиозным обучением и религиозно-практической деятельностью. Предусматриваются многочисленные воспитательные меры: возвращение сынов к могилам отцов, строительство многочисленных храмов, обучение священной истории и естественным наукам в храмах-музеях, снабженных астрономическими вышками, обращение всего рода человеческого при всеобщей воинской повинности в естествоиспытательную силу, прекращение классовой борьбы, примирение верующих с неверующими в одном "общем деле". Все эти мероприятия должны осуществляться под руководством царя и православной церкви.

Русское государство, пишет Федоров, на протяжении столетий собирало земли и народы, защищало их от распада. Собирание это было необходимо во имя предков и ради предков, соединения всех живущих для воскрешения всех умерших. И в реализации федоровского проекта важное место отводится царю: самодержец возглавляет "всеобщее дело" как патриархальный глава государства, исповедующего родственно-нравственный принцип устроения; царь будет самодержцем, властителем, управителем слепой силы материи, повелителем внешнего, материального мира и освободителем от юридического и экономического закона. Русский самодержец - управитель и регулятор всей периоды, душеприказчик всех умерших предков, воспитывающий человечество для совершеннолетия. Самодержец - заместитель всех отцов, представитель всего рода, он поставлен отцами, которых должно воскресить, и потому не может быть устранен сынами. Н. Бердяев считает, что "в основе теории самодержавия у Федорова лежит религиозный материализм, материализация и натурализация Св. Троицы, материализация и натурализация человеческого духа. Фантастика самодержавия, распространенная на небесные пространства и на воскрешение мертвых, не заключает в себе ничего реального, не имеет никакой связи с историей и с конкретной жизнью. <…> У Федорова самодержавие есть просто грандиозная утопия, [совершенно иллюзионистическая]"

Регуляция природы в федоровском проекте связана не с городом, а с селом, не с промышленностью, а с землей. Для осуществления "патрофикации" человечество должно соответствующим образом подготовиться. Подготовка должна начаться в России, поскольку эта страна сельскохозяйственная, самодержавная, православная, крестьянская. Федоров исповедует сельскую, крестьянскую религию, он всерьез полагает, что «как кочевники по природе - магометане, так горожане по природе - язычники, и только земледельцы - природные христиане». Отсюда следует, что Россия христианская страна, потому что она крестьянская страна. Таким образом, Федоров прикрепляет христианство к земледелию и земледельческому быту, а христианина отождествляет с крестьянином.

Важное преимущество России Федоров видит в ее социальной отсталости, в неразвитости личного начала, в вымирающих и разлагающихся остатках русского быта, связанных с русским язычеством, с земельной общиной, патриархальной властью и т.п. Сельский благородный, "земляной труд", рождающий "хлеб насущный", и кустарное ручное домашнее производство, не отчуждающее от земли, от села, не уводящее от рода, в частности от могил предков, - все это Федоров противопоставляет капиталистическому производству. Целью крестьянского и ремесленного труда, по его мнению, является поддержание жизни, спасение от смерти; целью же капиталистического производства - роскошь, комфорт, прихоть, богатство. Ученые "в угоду женской прихоти, создав и поддерживая мануфактурную промышленность, этот корень неродственности, изобретают все новые и новые средства для выражения ее, т.е. изобретают орудия истребления для защиты порожденной женской прихотью мануфактуры".

Прежде всего в сельские общины должны вернуться оставившие ее "блудные сыны". Помещики и крестьяне будут заниматься земледелием; помещики будут регулировать земледелие, управлять атмосферными явлениями и т.п. Они же привлекают к сознательному участию в земледелии крестьян, делаются учителями естествознания в своей местности. И в деле осуществления космического проекта главное значение приобретают "такие слои, группы человечества, которые при прежней форме жизни находились в презрении, крестьяне-пахари имеют наибольшее значение в деле небесном; для банкиров же и фабрикантов нет места в мировой, небесной деятельности". Как это напоминает слова Интернационала: "весь мир насилья мы разрушим - кто был ничем, тот станет всем"!

Итак, для Федорова город несовместим с христианством, развитие города гибельно для христианской религии, необходим переход от города к селу. Помимо сельских жителей большие надежды в деле регуляции природы Федоров возлагал на армию, которая в его проекте не только не упраздняется, но преображается в силу борьбы со стихиями природы и управления природой. Всеобщая воинская повинность должна превратиться в обязательный для всех долг участвовать в активной борьбе с бессознательными силами природы. А вот это уже подозрительно похоже на политику активного участия военных в освоении космоса, уборке урожая, тушении лесных пожаров, патрулировании в городах и пр. и пр. в нашей совсем недавней советской истории!

Община, предусматриваемая Федоровым, это только первая ступень должного общества. Пока природа не будет полностью управляться человеком, пока существует рождение и у людей появляются дети, пока есть забота о детях, внуках и правнуках, до тех пор и в земледелии не будет еще правды и полного знания, считает он. Естественное рождение человека Федорова не устраивает - он предпочитает решать задачу искусственного воссоздания людей, аргументируя подобный подход необходимостью выполнения нравственного долга перед "отцами": "...Нужно достигнуть такого состояния, ...чтобы освободиться от всякого пожелания нечистого, т.е. не только не рождаться, но и сделаться нерождённым, т.е. восстановляя из себя тех, от коих рожден сам, и себя воссоздать в виде существа, в коем всё сознается и управляется волею"; "...природному размножению в христианстве соответствует в отрицательном смысле целомудрие, т.е. отрицание рождения, а в положительном - всеобщее воскрешение, т.е. воспроизведение из того излишка, который тратится на родотворение, ...прежде живших поколений"; "Нужно прежде всего признать, что никакими общественными перестройками судьбу человека улучшить нельзя; ...зло в самом рождении и связанной с ним неразрывно смерти"; "регуляция внутренняя... даст перевес любви к родителям над половым чувством и похотью, и даже совсем заменит их, обращая силу рождающую в воссоздающую, умерщвляющую в оживляющую, т.е. заменяя деторождение отцетворением..."

Согласно Федорову, если религия есть культ предков, или совокупная молитва всех живущих обо всех умерших, то в настоящее время нет религии, ибо в церквах нет уже кладбищ, а на кладбищах, на этих святых местах, царствует мерзость запустения.

В области словесности его особое внимание привлекает синодик, т.е. список усопших, которых вспоминают в молитве. Синодик является прототипом таких исторических жанров, как учебник, хроника, родословная, житие святых и т.д. Несмотря на то, что синодик - только словесное, номинальное воскрешение, он считается безусловной предпосылкой для общего дела. В расширенном, переносном понимании также и кладбище есть синодик, писанный на земле. Федоров предлагает оснастить надгробные памятники портретами мертвых и собирать эти портреты в портретный или лицевой синодик, который будет служить идентификации внешнего облика мертвых. Вместе с собранными из могил черепами они составят материальную базу воскрешения.

М. Эпштейн обращает внимание на то, что и в мирской своей профессии, как библиотекарь при читальном зале Румянцевского музея, Федоров радел о сбережении и собирании всех букв, которые когда-либо вывела человеческая рука, и особое значение придавал карточке-аннотации. "Предсказывая разрушение, уничтожение, гибель книг, карточки не могут быть средством спасения их от такой гибели, но сами имеют больше шансов, чем книги, пережить разрушительную эпоху; если книги и погибнут, карточки останутся и дадут возможность вызвать из забвения то сочинение, к которому относятся, возвратить его к жизни". Таким образом, очень специальный библиографический вопрос в толковании Федорова внутренне связан с идеей всемирного воскрешения: карточка - зерно или след книги, по которому можно ее восстановить.

Федоров не считал себя создателем учения о патрофикации (учение о воскрешении отцов), поскольку оно, по его мнению, в первозданном виде сохранилось в евангельских текстах и церковных обрядах. На самом же деле следует особо отметить, что идея патрофикации совершенно чужда и непривычна как для философской, так и для богословской мысли. Федоровский проект воскрешения отцов абсолютно не соответствует ортодоксальному православию, которое стоит на позиции, что человек не может победить смерти, а подлинная цель бытия христианина не может быть достигнута в земной жизни. Более того, в традиционной христианской теологии нет самого термина "патрофикация". Согласно христианству воскрешение произойдет в день Страшного суда, чудесною волею Божией, как последний акт исторической драмы человечества. Ортодоксальное богословие придает учению о страшном суде и загробной жизни решающее значение: Страшный суд произойдет одновременно с концом мира, и ему будет непосредственно предшествовать воскрешение всех умерших и преображение всех живущих.

Такое воскрешение Федоров признает, но оно произойдет, полагает он, только в том случае, если человечество не осуществит предлагаемый им проект воскрешения отцов. По его убеждению, воскрешение всех умерших на земле должно производиться самим человечеством и может осуществиться только совместными усилиями человечества. Сыны и дочери, пользуясь знанием природы, направляемым безграничной любовью к умершим родителям, возвращают жизнь последним, а сами приобретают бессмертие. Таким образом, Федоров перекладывает все заботы, которые приписываются религией Богу, на человечество, миссию Бога взваливает на плечи человека, заменяет Страшный суд воскрешением мертвых средствами науки и техники.По сути дела Федоров расшифровывает христианскую тайну посмертной божьей благодати, механизирует чудо. Он убежден, что не может быть безысходного ада, как и готового рая, ибо все причастны к первородному греху пожирания и вытеснения, все нуждаются в очищении. Проход через истинное очищение и спасение произойдет в самом процессе созидания Рая, постепенного преобразования человеком себя из существа пожирающего, вытесняющего, смертного в самосозидающее, воскресающее, бессмертное. По воскресении все жертвы возвратятся к вечной жизни. Новый уровень сознания воскрешенных, в том числе и злодеев, раскроет перед ними всю бездну их грехов, предрешит необходимость покаяния и воссоединения в единое бытие. Патрофикация есть реальное бессмертие. Трансцендентальное же воскресение, верит философ, совершится только в том случае, если человечество не придет в "разум истины". И это будет действительно "воскресением гнева", когда произойдет окончательный раскол рода людского на спасенных и вечно проклятых.

Федоров опирается на богословское определение Бога как духа всеблагого, всеблагость которого не может допустить вечного наказания грешников. Смысл патрофикации как раз и заключается в том, чтобы избежать гнева божьего в день "Страшного суда" не только для данного поколения, но и поколений предыдущих - вплоть до Адама.

Действительным антиподом смерти он считал жизневоссоздание, воскрешение умерших. В отличие от ортодоксальных христианских верований, воскрешение человека, по его мнению произойдет не в потустороннем, а в посюстороннем мире и не духовно, а физически, в вещественном воскрешении души и тела, в их единстве. Воскрешение, по Федорову, это не единичный акт, не удел избранных, а призвание и достояние не только всех людей, независимо от их звания и сословной принадлежности, но и всех народов, т. е. общенародное, всемирное дело. Воскрешение не означает ожидания чуда, а предполагает активную человеческую деятельность в этом направлении. Следовательно, Человек является не только объектом, но и субъектом воскрешения: одни люди воскрешают других, воскресшие сами могут стать воскресителями.