Сильный и слабый дизъюнктивизм: краткий сравнительный очерк

к.и. н., независимый исследователь

Иваново

Аннотация

дизъюнктивизм истина обоснованность реалистический

Краткий очерк посвящён изложению основных положений сильного дизъюнктивизма в его сравнении со слабым дизъюнктивизмом. Они рассмотрены в основной части в качестве единственно возможного способа защиты реалистического понимания истины как сочетающего в себе интернализм с тезисом о независимости истины от интроспективной обоснованности. Сделан общий вывод, что слабый дизъюнктивизм, несмотря на то, что выгодно отличается от своих оппонентов в этом отношении, не может претендовать на защиту реалистического понимания истины.

Ключевые слова: эпистемология, дизъюнктивизм, интроспекция, знание, истина, убеждение, кажимость, галлюцинация, инфаллибилизм, обоснование, опровержение.

Annotation

Strong and Weak Disjunctivism: A Short Comparative Essay

M. A. Bandurin, Ph.D., independent researcher, Ivanovo, Russia,

The brief essay is devoted to the articulation of the main claims of strong disjunctivism in its comparison with weak disjunctivism. They are examined in the main part of the essay as constituting the only possible way to defend a realist conception of truth that combines internalism with the thesis of the independence of truth from introspective justification. It is concluded that weak disjunctivism, even though it compares favorably with its opponents in this respect, cannot claim to defend a realist conception of truth.

Keywords: epistemology, disjunctivism, introspection, knowledge, truth, belief, appearance, hallucination, infallibilism, justification, invalidation.

Основная часть

Настоящий очерк посвящён изложению основных черт эпистемологической теории, которую можно обозначить как сильный дизъюнктивизм, в её сравнении со слабым дизъюнктивизмом. При этом мы намеренно не уточняем, о каком дизъюнктивизме идёт речь -- эпистемологическом или метафизическом, потому что, во-первых, считаем, что затянувшаяся дискуссия по поводу разграничения этих типов дизъюнктивизма никуда не ведёт, и, во-вторых, что любая разновидность дизъюнктивизма является и эпистемологической, и онтологической. Мы вынуждены быть максимально лаконичными и избегать подробного изложения и аргументации по каждому частному вопросу, потому что выбранная тема очень обширна, и исчерпывающее её изложение в формате одного очерка невозможно. В частности, мы не будем специально останавливаться на критике конъюнктивизма Термином «конъюнктивизм» мы обозначаем интернализм недизъюнктивистского типа..

Сильный дизъюнктивизм представляет собой общую эпистемологию, делающую утверждения о самой природе знания. Главной целью сильного дизъюнктивизма является защита реалистического понимания истины в качестве составной части этого понимания. Он сводится к трём основным положениям.

I. Обоснование истинности объекта, кажимость которой Кажимость истинности объекта является при этом синонимом кажимости обоснованности убеждения в отношении истинности объекта. Отождествление этих понятий обосновывается в основной части очерка. с необходимостью дана в любом познавательном акте, происходит интроспективно в силу реальности самого познавательного акта, в котором она дана, при условии его неопровергнутости.

II. Кажимость истинности объекта, характерная для выявленной впоследствии познавательной ошибки, хотя и является полностью реальной, не существует ни до, ни после своего опровержения.

III. Опровержение познавательного акта может быть только онтологическим.

Каждое последующее основное положение сильного дизъюнктивизма является следствием предыдущего. Рассмотрим их по порядку.

В общем виде дизъюнктивизм обычно определяют как утверждение о том, что феноменальный характер галлюцинации не следует объяснять так же, как феноменальный характер восприятия. При этом т. н. феноменальный дизъюнктивизм утверждает, что феноменальный характер восприятия одновременно является интроспективно выявленной объективностью и нерепрезентативным отношением к независимым от ума объектам R. Locatelli. Relationalism in the Face of Hallucinations, Ph.D Thesis. Universitй Panthйon- Sorbonne -- Paris I, 2016. P. 1.. Общим полемическим принципом дизъюнктивизма является отрицание концепции явления вообще Следуя Г. С. Рогоняну, мы используем формулировку «концепция явления вообще» как эквивалент английского выражения «Common Kind Assumption», которое на русский язык довольно тяжеловесно переводится как «допущение общего рода». Помимо лаконичности, используемое нами выражение удачно подчёркивает идеалистическую направленность концепции. См.: Рогонян Г. С. В чём не ошибаются рациональные животные? (Рецензия на книгу McDowell J. Perception as a Capacity for Knowledge. Marquette University Press, 2011, 57 p.) // Эпистемология и философия науки. 2012. Т. 34. № 4. С. 237., которое допускается конъюнктивистами в качестве общего онтологического рода, призванного объяснить предполагаемую неразличимость феноменального характера восприятия и неотличимой от него галлюцинации.

По меткому выражению М. Мартина, правильно понятый дизъюнктивизм является реагирующим, т. е. блокирующим скептический аргумент, претендующий на отрицание нашей возможности познавать внешний мир, а не призванным дать прямой ответ на картезианскую скептическую проблему M. G. F. Martin. On Being Alienated. Perceptual Experience, ed. Tamar S. Gendler and John Hawthorne. Oxford, 2006. P. 355..

Сильный дизъюнктивизм соглашается с общим отрицанием концепции явления вообще и утверждением феноменального дизъюнктивизма о природе феноменального характера, но расширяет это утверждение на любой познавательный акт и предпочитает говорить о кажимости, а не о феноменальном характере. Таким образом, п. I понимается как интроспективно обоснованное. Здесь нам могут возразить, что даже если допустить интроспективную доступность такой природы феноменального характера, отсюда не будет следовать то, что она дана в любом познавательном акте. Так, феноменальный характер галлюцинации интроспективно неотличим от феноменального характера восприятия, но, согласно основному принципу дизъюнктивизма, не может быть дан в восприятии, хотя оно, несомненно, является познавательным актом. Поэтому только некоторые познавательные акты могут быть интроспективно выявлены как истинные. В ответ мы утверждаем, что такой ход рассуждений демонстрирует слабость, т. е. непоследовательность обычного дизъюнктивизма.

Эта непоследовательность основана на допущении принципиальной интроспективной неотличимости галлюцинации от истинного восприятия, которое свойственно как конъюнктивизму, так и слабому дизъюнктивизму. Только первый его онтологизирует, а второй пытается пресечь неправомерные выводы из него с помощью тезиса о том, что истинное восприятие по определению отлично от галлюцинации H. Logue. Disjunctivism. The Oxford Handbook of Philosophy of Perception, ed. by M. Matten. Oxford, 2015. P. 198.. Здесь нас могут поправить, напомнив, что феноменальный дизъюнктивизм утверждает не то, что восприятие по определению отлично от галлюцинации, а то, что феноменального характера галлюцинации не существует вследствие его неотличимости от феноменального характера истинного восприятия, который, в свою очередь, неотличим от самого себя R. Locatelli. In Defence of Phenomenal Disjunctivism: An Elucidation. Phenomenology and Mind, № 4, 2016. P. 158.. На это мы возразим, что это лишь подтверждает то, что феноменальный дизъюнктивизм основан на допущении принципиальной интроспективной неотличимости, а это для нас самое главное.

Действительно, сильный дизъюнктивизм как раз исходит из отрицания этого допущения Это, однако, не является основным полемическим моментом, как будет показано ниже. и в силу этого избавлен от затруднений, с которыми сталкивается феноменальный дизъюнктивизм. Главное из них Р. Локателли назвала «загадкой феноменального характера», вызванной необходимостью примирить допущение интроспективной неотличимости с тезисом об отсутствии у галлюцинации собственного феноменального характера R. Locatelli. Disjunctivism and the Puzzle of Phenomenal Character. Vieira da Cunha R., Morando C. and Miguens S. (eds.) From Minds to Persons: Proceedings of MLAG's First Graduate Conference. FLUP, Porto, 2014. P. 50.. На наш взгляд, допущение неотличимости сделано на основе ошибочного понимания интроспекции, поскольку эта интроспекция понимается как отношение к объекту только в случае если она подтверждена восприятием, истинность которого обоснована независимо от неё. При этом нельзя сказать, что это допущение является необходимым следствием неспособности интроспекции выявлять ложный познавательный акт в момент его появления, потому что все участники дискуссии признают эту неспособность. Скорее, оно взаимообусловлено с более общим взглядом на природу познавательного акта как должного быть истинным онтологически, чтобы обосновать истинную интроспекцию. В результате всех этих допущений получается, что интроспекции необходимо быть онтологически подтверждённой истинными познавательными актами, чтобы быть отношением к объекту, но о самом этом подтверждении можно судить только по факту. Отсюда следует, во-первых, что интроспекция сама по себе эпистемологически нейтральна F. Pereira. Gandarillas Sense-data, Instospection and the Reality of Appearances. Praxis Filosofica, Nueva serie, № 33, agosto-diciembre 2011. P. 103-104. Ibid. P. 79., т. е. лишена знания, и, во-вторых, что интроспективно выявленная истинность подтверждающего познавательного акта должна была быть подтверждена ещё одним познавательным актом. Таким образом, слабый дизъюнктивизм методологически предполагает своеобразное сочетание порочного круга и бесконечного регресса оснований.

Конъюнктивисты рассуждают схожим образом, но поскольку они онтологически придерживаются концепции явления вообще, то могут проинтерпретировать тезис о нейтральности интроспекции только в смысле её неспособности обеспечивать доступ к независимым от ума объектам, а её необходимое онтологическое подтверждение искать в истинных познавательных актах, относящихся к «реальным нефизическим объектам»¹¹. Можно сказать, что конъюнктивизм предусматривает фаллибилизм интроспекции, требующий её онтологического подтверждения определённым классом истинных познавательных актов, не относящихся к независимым от ума объектам Но являющихся их репрезентацией, согласно репрезентационизму.. Как бы то ни было, трудно не увидеть общую парадигму в аргументации слабых дизъюнктивистов и конъюнктивистов: взаимообусловленность допущений интроспективной неотличимости галлюцинации от истинного восприятия и необходимости онтологического подтверждения интроспекции истинным познавательным актом. Поэтому мы утверждаем, что тезис о нейтральности интроспекции является лишь смягчённым вариантом «мифа о данности», критика которого в узком понимании является одной из основных тем Дж. Макдауэлла См.: J. McDowell. Mind and World. London, 1996; Idem. Avoiding the Myth of the Given. Having the World in View: Essays on Kant, Hegel, and Sellars. London, 2009. P. 256-272..

Здесь необходимо вернуться к одному упущению, которое было совершено в самом начале дискуссии. Там мы сформулировали возражение, согласно которому интроспекция является отношением к независимым от ума объектам только в случае некоторых познавательных актов. Дальнейшая аргументация в защиту этого утверждения упустила из виду, что в п. I говорится не об истинности объекта, которая с необходимостью дана в любом познавательном акте, а об интроспективном обосновании её кажимости. Если бы не было этого уточнения, то п. I выглядело бы как извращённый тезис слабого дизъюнктивизма, который как раз утверждает для познавательного акта необходимость быть онтологически истинным для обоснования истинной интроспекции. Из него с необходимостью следует, что истинная интроспекция не может быть обоснована любым познавательным актом. Однако п. I отрицает этот тезис, считая его связанным с ошибочным пониманием интроспекции, и говорит не об обосновании интроспекции познавательным актом, а просто об обосновании кажимости истинности объекта. Теперь, когда мы обратили внимание на это упущение, нам могут возразить, что в таком случае утверждение о том, что обоснование кажимости истинности происходит в силу реальности самого познавательного акта, является ложным, потому что интроспекция не обладает обосновывающей силой в отношении истинности объекта. Наоборот, истинность объекта, данная лишь в классе истинных познавательных актов, обладает обосновывающей силой по отношению к истинной интроспекции, которая в силу самой себя может быть обоснована только как нейтральная. Мы уже во многом дали ответ на это возражение, и в продолжение отметим, что отказываемся отделять интроспекцию от познавательного акта как такового и выделять её в отдельный тип познавательных актов, потому что не видим в этом ни необходимости, ни возможности.

Если предположить, что эта необходимость заключается в том, что интроспекция должна давать доступ к онтологически истинным познавательным актам, то в таком случае мы фактически лишаемся возможности истинного интроспективного обоснования самой этой необходимости, поскольку истинность этих познавательных актов не может быть ей засвидетельствована в последней инстанции, что отрезает ей путь к возможности истинного интроспективного самообоснования. А без неё непонятно, почему мы должны считать обоснованным именно такое понимание интроспекции, тем более полагающее онтологическую истинность объектов, ведь она в таком случае является рядовым познавательным актом, эксклюзивность которого приобретается лишь за счёт предположения, что он якобы является ни истинным, ни ложным. Можно попытаться проигнорировать этот аргумент и допустить, что «нейтрального» самообоснования будет вполне достаточно, ведь оно хорошо объясняет факт отличия убеждения от его истинности. Например, допустим, что какой-то человек узнал из СМИ, что в его дачном посёлке произошёл пожар. Он решил, что его дачный домик сгорел, и позвонил своему соседу по даче, чтобы тот это подтвердил. Однако тот этого не сделал, сказав, что пожар не затронул их имущество. Первому показалось недостаточным такое подтверждение сохранности домика, и поэтому он решил поехать на место сам, где убедился в истинности этого утверждения. Таким образом, человек действовал на основе, во-первых, общей «нейтральной» самообоснованности интроспекции, предполагающей определённый способ её подтверждения, и, во-вторых, интроспективной обоснованности конкретной интроспекции того, что домик сгорел, которая, однако, априори не могла считаться истинной до момента возможного подтверждения истинным познавательным актом в момент восприятия сгоревшего домика.

Мы утверждаем, что такое объяснение поведения этого человека является ложным, поскольку оно не содержит ни малейшего опровержения факта, что он на самом деле действовал на основании кажущейся истинной интроспекции того, что его домик сгорел. Таким образом, прибыв на место, он не не подтвердил Здесь мы противопоставляем «не подтвердил» и «опроверг». интроспекцию того, что домик сгорел, а просто её опроверг в качестве мнимо обоснованной. В противном случае он бы туда не поехал. Но как мы можем утверждать то, что интроспекция в этом случае казалась истинной, даже несмотря на то, что её ложность была заранее известна? И где здесь различение убеждения и его истинности? Для ответа на эти вопросы необходимо перейти к рассмотрению п. II.

Объяснение п. II требует от сильного дизъюнктивизма формулировки онтологического утверждения, которое неявно предполагается в п. I и которое он призван защитить. Оно заключается в различении реальности знания и его истинности. Само по себе оно не является полноценной онтологией, а утверждением, которое могут разделять несколько онтологий. При этом мы следуем общераспространённому отождествлению истины и существования, но, как бы то ни было, главное для нас -- подчеркнуть различие реальности и истинности знания, т. е. то, что реальность знания включает в себя как истину, так и ложь, а не просто истину. В соответствии с этим мы утверждаем, что слабый дизъюнктивизм и не-дизъюнктивизм По-видимому, категория «не-дизъюнктивизм» исчерпывается конъюнктивизмом и экстернализмом. упускают из виду это различие и основывают свою аргументацию на утверждении онтологического тождества истинности знания и его реальности. Следствием этого упущения является тенденция, которую можно назвать онтологизацией эпистемологии в форме гипостазирования небытия В частности, в форме предположения чувственных данных в случае галлюцинации., приобретшая в западной философии особенно широкий размах начиная с Декарта.

Действительно, прямыми следствиями этой тенденции являются тезисы о необходимости онтологической истинности познавательного акта и нейтральном характере интроспекции, которые через ряд других онтологических утверждений приводят к тезису об интроспективной неразличимости феноменального характера галлюцинации и истинного восприятия. Как мы уже отмечали, эти допущения образуют порочный круг взаимозависимых тезисов. При этом необходимо отметить, что в современной западной философии тезис о нейтральности интроспекции настолько сливается с тезисом о неотличимости, что требуется специальный анализ, чтобы выявить наличие первого как необходимого условия второго. В этом заключается особая роль картезианской скептической проблемы в западной эпистемологии.

Она сводится к тому, что «злой демон» Декарта и его более современный аналог -- учёные, способные поместить и поддерживать наш мозг в колбе, мыслятся как онтологические инстанции, но реальность знания при этом отождествляется с его существованием. Из этих допущений, в сочетании с картезианской метафизикой, следует такая концепция познающего субъекта, в которой ему, с одной стороны, все познавательные акты должны казаться как если бы они были истинными, и с другой -- каждый из эмпирических теоретически может оказаться онтологической галлюцинацией, т. е. нереальным, но как будто существующим. Другими словами, так понятая субъективность с необходимостью должна претендовать на истинность знания в смысле её тождества с реальностью. Если оставаться на почве эпистемологического интернализма, из этого парадокса может быть два выхода -- слабый дизъюнктивизм и конъюнктивизм. Наиболее радикальный вариант первого, феноменальный дизъюнктивизм, отрицает у галлюцинации наличие собственного феноменального характера, а второй формулирует онтологию явления вообще. Но даже сторонники первого пути вынуждены утверждать «существующую» нереальность галлюцинации, т. е. её особый статус, пусть даже и без чувственных данных H. Logue. Disjunctivism... P. 212.. В этом заключается крайне далеко зашедшая тенденция гипостазирования небытия.

Сильный дизъюнктивизм не может согласиться с тезисом о нереальности галлюцинации по двум основным причинам: во-первых, он отличает реальность знания от его истинности и, во-вторых, не видит оснований для выделения галлюцинации в отдельную категорию. Действительно, допущение неотличимости ведёт к утверждению о том, что объект галлюцинации нереален, а познавательной ошибки -- нет, и на этом основании делается вывод об особом статусе галлюцинации M. Soteriou. Disjunctivism. London, 2016. P. 158.. Причём то, какое именно даётся объяснение галлюцинации -- позитивное или негативное, -- ничего в этом статусе принципиально не меняет. К этому сводится смысл первого и второго мысленных экспериментов Декарта. Сильный дизъюнктивизм отрицает правомерность подобной аргументации.

Мы здесь, однако, не можем свести всю проблему к инновациям Декарта. Начать следует с того, что характеристика картезианского скептицизма как радикального является недоразумением H. Ben-Yami. Descartes' Philosophical Revolution: A Reassessment. London, 2015. P. 195.. С нашей точки зрения, только тот скептицизм может быть назван радикальным, который ставит под сомнение кажущуюся истинность познавательного акта как такового и сводится к следующей формулировке: любой познавательный акт как таковой может быть ошибочным. Однако подобное утверждение в западной философии не встречается. В случае Декарта легко обнаружить, что он просто ставит под сомнение один из классов познавательных актов, следуя классическому дуализму умопостигаемого и чувственного. Вопросы о том, почему сомнение в достоверности чувственного опыта могло показаться столь радикальным и не могло быть совершено предшественниками Декарта, не имеют прямого отношения к оценке возможности радикального скептицизма. Большую роль здесь, несомненно, сыграла эквивокация термина «внешний», поскольку Декарт впервые поставил под сомнение «внешний» мир за счёт несомненности отличного от него «внутреннего», то есть особым образом проинтерпретированной сферы умопостигаемого В ходе этой интерпретации особую роль сыграло «помещение» чувственных качеств в «нематериальный» интеллект.. Но видимость радикальности такого рода скептицизма, к тому же, вопреки его создателю, не являющегося беспредпосылочным, лишь подчёркивает его отказ от подлинной радикальности, поскольку реальность познавательных актов как таковых не зависит от их типологии.

Но если картезианский скептицизм нельзя назвать радикальным, может быть, скептицизм юмовского, конъюнктивистского типа следует назвать таковым? Общий ход рассуждений подобного рода скептицизма сводится к следующему: поскольку феноменальный характер галлюцинации интроспективно неотличим от феноменального характера восприятия, интроспекция не может быть признана в качестве способа обоснования истинного знания о внешнем мире F. Pereira Gandarillas. Sense-data... P. 81.. Только последняя часть этой формулировки («о внешнем мире») позволяет ответить на поставленный вопрос отрицательно и спасает конъюнктивизм от полного абсурда, поскольку это понятие здесь остаётся картезианским. Таким образом, конъюнктивисты -- это не радикальные скептики, а интроспективные фаллибилисты на грани иррационализма, который явно заметен уже у Юма и впоследствии справедливо выявлен Шопенгауэром, Гартманом и др. Поэтому, как бы ни были велики различия между юмовским и картезианским скептицизмом M. G. F. Martin. The Reality of Appearances. Disjunctivism: Contemporary Readings, ed. by Alex Byrne and Heather Logue. Cambridge, 2009. P. 110., отказ от различения реальности знания и его истинности вкупе с тезисом о нейтральности интроспекции логично ведут к такому пониманию, в котором интеллигибельные объекты «заслоняют» эмпирические. По большому счёту, всё это можно обнаружить уже у Платона -- Декарт сюда привносит отождествление тезиса о нейтральности интроспеции с тезисом о неотличимости.

Определённую остроту картезианский скептицизм приобретает только в сочетании с этими более общими факторами -- отказом от различения реальности знания и его истинности, классическим дуализмом умопостигаемого и чувственного и, собственно, слабым дизъюнктивизмом. Можно сказать, что слабый дизъюнктивизм таит в себе скептическую проблему только в случае если придерживается этого классического дуализма. Если прибавить к этим трём факторам новейшую «проблему Гетье», то мы получим достаточно полный контекст проблематики дизъюнктивизма. Если бы слабый дизъюнктивизм ограничивался лишь отказом от различения реальности и истинности знания и отошёл бы при этом от дуализма умопостигаемого и чувственного Можно было бы поставить вопрос более узко -- лишь об отказе от тезиса о неотличимости. Но возможность такой постановки вопроса зависит от степени взаимозависимости этого тезиса и дуализма умопостигаемого и чувственного, которая, по-видимому, достаточно сильна., то он мог бы сохранить своё позитивное содержание и не был бы так искусственно зависим в своих формулировках от тезиса о неотличимости и «проблемы Гетье». Чтобы не затягивать дискуссию, перейдём к рассмотрению последней.

Т. н. проблема Гетье, сформулированная в 1963 году американским философом Э. Гетье в трёхстраничной статье «Является ли обоснованное истинное убеждение знанием?» E. Gettier. Is Justified True Belief Knowledge? Analysis, Vol. 23, № 6, June 1963. P. 121123., является одновременно очередным этапом мнимой радикализации скептицизма и его закономерного разложения вместе с конъюнктивизмом. Выраженная в практических терминах, она сводится к следующему вопросу: можно ли узнать время по сломанным часам, «показывающим» 15:00, в 15:00, не зная, что они сломаны D. Pritchard. What Is This Thing Called Knowledge? New-York, 2006. P. 25-26.. Сильный дизъюнктивизм отвечает на этот вопрос однозначно положительно и не видит в нём проблемы. То же самое, на наш взгляд, способен сделать и слабый дизъюнктивизм. Поэтому отношение к этой псевдопроблеме может служить надёжным критерием различения дизъюнктивистов и не-дизъюнктивистов. Гетьеризм Гетьеризмом мы называем философскую тенденцию воспринимать «проблему Гетье» всерьёз. См.: S. Hetherington. Knowledge and the Gettier Problem. Cambridge, 2016. P. 4. усматривает проблему в любом ответе на этот вопрос, потому что положительный ответ якобы приводит к возможности получения случайного знания, что находится в противоречии с его характером в качестве «обоснованного истинного убеждения» Этой формулировкой мы переводим англоязычное выражение «justified true belief»., а отрицательный невозможен, поскольку в рассматриваемой ситуации мы всё же располагаем обоснованным истинным убеждением. Здесь молчаливо принимается то, что знание является именно обоснованным истинным убеждением, а сам Э. Гетье распространял это понимание знания на Платона. Его последователи распространили это понимание на Декарта, Канта и др. Как показали новейшие исследования, строгая формулировка этой концепции лишь на 11 лет предшествует публикации рассматриваемой статьи J. Dutant. The Legend of the Justified True Belief Analysis. Philosophical Perspectives, 29, Epistemology, 2015. P. 115., но, как бы то ни было, мы считаем обоснованным ассоциировать её с конъюнктивизмом, т. е. лишь с Кантом, если иметь в виду приведённый список философов. В этом смысле «проблема Гетье» представляет собой мотивацию перехода от конъюнктивизма к экстернализму. Однако поскольку это «классическое» понимание знания приобрело всеобщее признание, мы не можем его проигнорировать и считаем возможным распространить его и на слабый дизъюнктивизм, но только при условии выделения двух типов обоснованного истинного убеждения -- дизъюнктивистского и конъюнктивистского.

В любом случае сильный дизъюнктивизм и экстернализм не могут придерживаться этой концепции знания. И если второй может согласиться с определением знания как истинного убеждения, то первый мог бы остановиться на следующем его определении -- обоснованное убеждение Здесь нужно принимать во внимание то, что экстернализм использует оба этих определения, но второе понимает в смысле первого. Поскольку мы подчёркиваем различные смыслы этих определений, то заинтересованы в их строгом разграничении.. Так, одно из самых радикальных утверждений экстернализма по этому поводу можно сформулировать следующим образом: поскольку истинно то, что я в данный момент пишу эти строки, я с необходимостью убеждён в этом. Другими словами, если бы я не писал эти строки, то не был бы в этом убеждён B. C. Johnsen. Nozick on Scepticism. Philosophia, Vol. 16, Issue 1, April 1986. P. 67.. Вследствие своей концепции знания экстернализм претендует на то, чтобы дать элегантный ответ на скептическую проблему, или даже на то, чтобы быть единственно возможным способом её решения См., напр.: M. Bergmann. Externalist Responses to Skepticism. Oxford Handbook of Skepticism, ed. by J. Greco. Oxford, 2008. P. 504-538., разделяя при этом тезис о неотличимости K. Farkas. What is Externalism. Philosophical Studies, Vol. 112, Issue 3, February 2003. P. 203.. Сильный дизъюнктивизм мог бы переформулировать это утверждение следующим образом: если бы я не был с необходимостью обоснованно убеждён, что в данный момент пишу эти строки, то не мог бы утверждать истинность того факта, что пишу эти строки. Но любые определения знания и сравнения формулировок будут бесполезными, пока мы не обратим внимание на различное понимание истины, которое они предполагают.

Действительно, если эквивокацию термина «знание» в разных определениях выявить сравнительно легко, то вторую эквивокацию, термина «истина», выявить гораздо сложнее. Однако если этого не сделать, вся взаимная критика будет обречена на то, чтобы бить мимо цели, особенно если иметь в виду не абстрактную концепцию истины, а сам атрибут истинности. Начать следует с того, что даже если отличать реальность знания от его истинности, эти две характеристики знания всё равно остаются взаимозависимыми, поэтому тот, кто утверждает, и тот, кто отрицает это различие, не могут понимать под истиной строго одно и то же. В настоящем очерке мы не претендуем на то, чтобы дать точное определение истины как атрибута, поскольку оно может варьироваться в пределах сильного дизъюнктивизма, но по крайней мере ставим своей целью защитить реалистическое понимание истины, противопоставив его каузальному пониманию. В качестве отправной точки целесообразно избрать анализ роли инфаллибилизма в каждой из рассматриваемых эпистемологических теорий.

В общем виде инфаллибилизмом считается эпистемологическое воззрение, согласно которому чьё-либо убеждение может считаться истинным только в том случае, если его основания гарантируют эту истинность J. Brown. Fallibilism: Evidence and Knowledge. Oxford, 2018. P. 2.. Инфаллибилизму противопоставляется фаллибилизм, согласно которому чьё- либо убеждение может считаться истинным даже в том случае, если его основания её не гарантируют Фаллибилизм не следует путать с фальсификационизмом, потому что последний основан лишь на одном из типов фаллибилизма и не касается вопроса об истине.. Оба этих определения отождествляют реальность знания с его истинностью; кроме того, считается, что инфаллибилизм ведёт к скептицизму, поскольку предположительно является заведомо невыполнимым требованием. Однако ввиду того, что мы, с одной стороны, различаем реальность знания и его истинность, а с другой -- как интерналисты отличаем убеждение от его истинности С оговоркой, которая будет сформулирована ниже., то считаем необходимым выделить как минимум три типа инфаллибилизма и соответствующих им типа фаллибилизма: инфаллибилизм знания, инфаллибилизм обоснования убеждения и инфаллибилизм истины. Совокупность всех трёх типов инфаллибилизма или фаллибилизма в рамках одной теории, по-видимому, ещё не встречалась, но в любом случае не может претендовать на рациональность. Рассматриваемые нами эпистемологические теории предусматривают различные сочетания инфаллибилизма и фаллибилизма. Схематизируем эти различия в следующей таблице.

Таблица 1

Основные эпистемологические теории и соответствующие им типы инфаллибилизма и фаллибилизма