Социальные угрозы и границы науки

Размещено на http://allbest.ru

Балтийский федеральный университет имени И. Канта

Социальные угрозы и границы науки

Троепольский А.Н.

A. Troepolsky

Immanuel Kant Baltic Federal University. Kaliningrad

Aim. The aim of the article is to constitute science in a broad sense as a means of preserving Christian values necessary for successful confrontation of mankind with modern social challenges.

Methodology. The study of Kant's concept of theoretical metaphysics proved that it hinders preservation of Christian values. The research methodology includes logic-semiotic methodology and some findings from the works of E. K. Voischwillo allowing to attribute the status of the parts of science in the broadest sense to mathematics, logic and metaphysics.

Results. The legitimacy of the concept of science in a broad sense is justified. The mechanism of confronting the modern community of people with social challenges is described.

Research implications. A new paradigm of human cognitive attitude to the world has been developed. If scientific and cultural elites use the concept of science in a broad sense in educational activities, they are advised to take into account certain circumstances that affect the formation of a non-religious or religious worldviews among people.

Keywords: social entropy, Christian values, logical-semiotic methodology, knowledge and faith, science in the broadest sense, theoretical secular metaphysics, theoretical religious metaphysics

Введение

Настоящая статья является продолжением исследования «Кант и логико-философская реабилитация вероятности онтологического существования Бога» [9], где показана некорректность тезиса Канта о существовании Бога в идее и обоснована правомерность допущения вероятности Его онтологического существования, что снова возвращает метафизику из сферы практического разума в границы теоретического разума. Однако данная публикация не в состоянии снять «проклятие», которое наложил на теоретическую метафизику Кант, лишив её статуса науки.

Понятно, что для восстановления познавательного авторитета теоретической метафизики необходимо конституировать её в статус науки и показать эффективность этой науки в решении остро актуальных практических задач в жизнедеятельности современного человечества, что и будет сделано в этой работе.

Социальные угрозы и христианские ценности

Нет необходимости убеждать читателя, в том, что просвещённые люди всех континентов, перешагнувшие из ХХ в ХХІ в., начали явно осознавать природные и социальные угрозы существованию человечества в планетарном масштабе. В частности, со стороны природы эти угрозы наиболее заметно обозначились в связи с изменениями климата, а со стороны социума - кризисными явлениями в экономике, политике, морально-нравственном самочувствии человеческого сообщества.

В настоящей статье рассмотрим главные угрозы, исходящие из состояния современного социума, и наметим путь их существенного ослабления, что в дальнейшем несомненно будет способствовать снижению угроз человечеству и со стороны природы. В эпоху глобализма самой глубинной причиной кризисных явлений в экономике, политике и морально-нравственном самочувствии человечества является нарастание тенденции игнорирования людьми традиционных христианских ценностей.

Современное общество функционирует в условиях рыночной экономики как общество потребления. Главная ценность - свобода, в которой по умолчанию стали подразумевать игнорирование всех ограничений на пути достижения людьми высших стандартов материальной жизни, в т. ч. и игнорирование исходных христианских заповедей: не лги, не укради, не убий и др. Конечно, с одной стороны, нужно признать, что без рыночной экономики, раскрепощающей производственную инициативу людей, нельзя достигнуть высоких стандартов их материального благополучия, а, с другой стороны, отказ человечества от христианских моральнонравственных ценностей угрожает привести каждого отдельного человека в состояние бездуховного существа, поступки которого инициируются преимущественно эгоистическими побуждениями. В результате в обществе может существенно вырасти социальная энтропия, т. е. его хаотическое состояние, что таит в себе опасность потери человечеством способности самоуправления. В первую очередь, это ведёт к возникновению и росту уличных протестов граждан с применением физического насилия против сотрудников правоохранительных органов, в результате чего ослабляется и может полностью исчезнуть институт государства - естественный регулятор нормальной жизнедеятельности людей, который легитимно обладает монополией на физическое насилие. В дальнейшем игнорирование христианских ценностей может запустить социальный механизм регрессивной ментальной эволюции человека, т. е. процесс расчеловечивания самого человека. социальный светский религиозный философия наука

Траекторию этой возможной эволюции можно описать как путь превращения человека разумного (Homo capiens), альтруистичного и великодушного в хитроумное, эгоистичное животное, озабоченное исключительно удовлетворением своих психосоматических потребностей.

На первом лицемерно-лукавом этапе этой эволюции у человека лгущего, ворующего и способного на физическое насилие притупляются угрызения совести и чувство стыда за свои низменные поступки. Такой человек недоволен собой не потому, что ему стыдно, а потому, что о его низменном поступке узнают другие. Но у него ещё сохраняется осознание необходимости играть роль порядочного человека, т. к. он понимает, что большинство людей регулирует своё поведение чувством совести и стыда и общественное сознание осуждает акты лжи, воровства и физического насилия. Однако следует иметь в виду, что увеличение в обществе социальной энтропии означает рост числа лгущих, ворующих и способных на физическое насилие людей. И когда распространение социальной энтропии достигнет критической величины, то общественное сознание перестанет осуждать акты лжи, воровства и физического насилия.

Не исключено, что наступит финишный, циничный этап регрессивной эволюции человека. Люди снимут маску порядочности на пути удовлетворения своих простых психосоматических потребностей, забудут о высоких общественных интересах, и человечество окажется на грани самоуничтожения. Хочется верить, что описанный нарратив регрессивной эволюции человека никогда не реализуется, но в современном мире вероятность этого всё же существует.

Итак, представлены две реальные угрозы современному человечеству, исходящие от состояния социума, но этим они не исчерпываются. Отдельного анализа требуют социальные вызовы, исходящие из принципа абсолютизации свободы, такие как деформация традиционных гендерных отношений и крушение института семьи. Не подлежит сомнению, что они порождаются в социуме, где игнорируются традиционные христианские морально-нравственные ценности.

Блокировать эти социальные вызовы можно лишь при осознании современными научно-культурными элитами необходимости сохранения в головах большинства людей христианских морально-нравственных ценностей.

Но как сохранить эти ценности, если со школьной скамьи человек выходит с убеждением, что современная наука доказала, что Бога нет. Так ли это? Чтобы разобраться в этом вопросе, необходимо подвергнуть анализу наиболее резонансные концепции соотношения науки и философии в истории философии Нового времени. И именно такая концепция содержится в критической философии Канта.

Критический анализ философии науки Канта. Методология исследования. Пройденный путь

Умами большинства современных высокообразованных людей овладела критическая философия Канта - вывод Канта об ущербности онтологических доказательств существования бытия Божия, дискредитация теоретической метафизики в статусе науки, потому что в ней отсутствует реальная предметная область, что в ней можно доказывать как тезисы, так и антитезисы относительно сущностей, выходящих за границы возможного опыта, что в метафизике нельзя опереться на верный критерий истинности её синтетических положений [9]. Из этих выводов Канта следовала необходимость гносеологизации философии, т. е. упразднение онтологии как раздела философии и принятие существования Бога лишь в статусе идеи, т. е. признание Его существования только в сфере сознания субъекта познания, что позволяло идеологам посткантовской эпохи объявить религиозные учения архаическими представлениями человечества, т. е. пережитками прошлого.

Справедливости ради нужно отметить, что сам Кант рассматривает перенос вопроса о существовании Бога в сферу практического разума как путь, который подрезает корни атеизму¹. Однако возникает вопрос: как можно укрепить религию, лишая Бога онтологического существования? Без допущения вероятности онтологического существования Бога невозможно укрепить религию.

И здесь возможна очень неопределённая познавательная ситуация. Даже если полностью согласиться с данными выводами, это вовсе не означает, что возможен только выбор веры в Бога, ведь вероятностный статус онтологического существования Бога допускает как веру в существование Бога (теистическое мировоззрение), так и веру в Его несуществование (атеистическое мировоззрение).

Отметим, что вплоть до возникновения критической философии Канта просвещённые люди приписывали метафизике высокий познавательной статус, т. е. считали её наукой всех наук, в которой центральное место занимали различные варианты онтологического доказательства существования Бога. Однако следует согласиться, что Кант убедительно показал невозможность онтологического доказательства бытия Божия. Ведь исходя из определений доказательств, принимаемых в современной логике и теории аргументации, с этим трудно не согласиться. Но это не отменяет того, что утверждение об онтологическом существовании Бога имеет вероятностный характер и, следовательно, в философии существует возможность допущения его истинности. Как отмечает Е. К. Войшвилло, наиболее распространённой формой аргументации в науках и в повседневной жизни является подтверждение, и степень его может оказаться настолько высокой, что теория практически будет считаться достоверной [3]. И все же, согласно российскому философу, подтверждение лишь повышает степень вероятности того, что подтверждаемое утверждение истинно, однако оно никогда не достигает 1 как своего предела, приписываемого доказательству.

Е.К. Войшвилло на основе анализа применения гипотетико-дедуктивного метода в естествознании показывает, что все законы физики с теоретической т. зр. всегда гипотетичны, для них не существует строгих доказательств, т. к. вероятность, равная 1, может иметь место лишь в логике. Понятно, что данные аспекты теории аргументации открывают возможность конституирования теоретической метафизики в статус науки.

Мы уже отмечали, что Кант лишил метафизику статуса науки. Таким образом, он существенно понизил познавательный статус метафизики. Однако новейшая история философии обнаруживает тренд реабилитации познавательного статуса метафизики [4; 5; 6; 8; 16]. Всё это делает актуальным исследование проблемы конституирования метафизики в статус науки.

Это конституирование частично осуществлено в работах: «Метафизика, философия, теология, или сумма оснований духовности» [10], в которой изложена версия метафизики (философии) в первом приближении, проведена граница между физическими и метафизическими объектами, между знанием и верой; «Проблема научности философии» [11], где системно представлена онтологическая проблематика метафизики (философии), отклонены все общие аргументы Канта против возможности положительной метафизики в статусе науки; «Проблема научности философии» (Часть II: Теория познания) [12], где основной акцент сделан на гносеологической проблематике метафизики (философии); «Общая логика как практическая» [13], в которой в базисную часть общей логики введено обобщённое понятие логического следования на основе синтеза понятий дедуктивного и индуктивного следования, что расширяет сферу логического анализа в описании познавательного статуса систематической философии; в статье «История противостояния формальной и диалектической логики в отечественной философии» [15] отклонена та часть диалектической логики, которая претендовала на квалификацию суждений вида А ^Л 1А в качестве истинных, что позволило более ясно изложить систематическую философию в статусе науки. В настоящей статье при изложении концепции сохранения традиционных христианских ценностей автор опирается на вышеуказанные исследования.

Наука в широком смысле. Кантовские критерии научности теории

Будем конституировать науку в широком смысле через включение в неё в качестве частей естествознания, математики, логики и метафизики, а в самой метафизике на основе реабилитации вероятности онтологического существования Бога [9], найдём рациональные аргументы, укрепляющие стремление людей жить в согласии с христианскими морально-нравственными ценностями. Конституирование науки в широком смысле достигается через демонстрацию выполнения в метафизике кантовских критериев научности теории на основе предварительной проверки статуса научности математики и логики, поскольку эти дисциплины во многом являлись для Канта образцами при решении вопроса о научности теорий. Так как Кант признавал научный статус естествознания¹, и мы солидарны с ним в этом, то без анализа включим естествознание в качестве части науки в широком смысле.

Согласно Канту, научная теория должна удовлетворять следующим критериям:

1) она должна иметь непустую предметную область;

2) в ней не должны доказываться тезисы и антитезисы, т. е. она должна быть непротиворечивой;

3) она должна расширять познание и в ней должен существовать верный критерий и общее «мерило» необходимой истинности суждений, расширяющих познание.

Итак, начнём анализ с рассмотрения методологических установок Канта на решение проблемы научности различных теорий.

Исходные принципы философии науки Канта и познавательный статус математики

Как известно, Кант различает схематизирование и символизирование понятий: «Представить чистое рассудочное понятие как мыслимое в связи с предметом возможного опыта - значит придать ему объективную реальность и вообще изобразить его. Там, где этого нельзя сделать, понятие пусто, т. е. вовсе не годится для познания.

Это действие называется схематизмом, если объективная реальность сообщается понятию прямо (direkte) через соответствующие ему созерцания, т. е. если понятие изображается непосредственно; если же понятие нельзя изобразить непосредственно, а можно изобразить только в его последствиях (indirecte), то это действие можно назвать символизированием понятия. Первое имеет место в отношении понятий чувственно воспринимаемого мира, второе есть необходимое вспомогательное средство для понятий о сверхчувственном, которые собственно, не могут быть изображены, или даны в каком-либо возможном опыте...»².

Отсюда следует, что, согласно Канту, объёмы понятий рассудка и разума являются непустыми в двух случаях:

1) если предметы, входящие в объём понятия фиксируются чувствами в возможном опыте;

2) если понятия можно конструировать, ведь «конструировать понятие - это значит показать a priori соответствующее ему созерцание»³.

В работе «Проблема научности философии» [11, с. 117] показано, что конструирование натуральных чисел «1», «2», «3», «4» и т. д. в виде последовательности чувственно фиксируемых штрихов |, ||, |||, |||| и т. д. является чисто условным и произвольным, ибо это конструирование можно выполнить в виде последовательности треугольников Д, ДД, ДДД, ДДДД, кругов ?, ??, ???, ???? и других наглядных геометрических фигур. Это позволяет заключить, что последовательности штрихов, кругов и других фигур есть не сами числа «1», «2», «3», «4», а их символы, а сами эти числа есть сверхчувственные, т. е. метафизические сущности.

В итоге следует заключить, что при конструировании понятий математики осуществляется акт символизирования, а не акт схематизирования, и то, что сама математика на самом деле есть некая точная метафизика, т. к. её базовая часть - теория натуральных чисел - имеет предметную область, состоящую из метафизических сущностей и развертывается по точным правилам, зафиксированным в индуктивном определении натурального числа.

Тем не менее, в современной философии математики вопрос о предметной области математики остаётся актуальным. Некоторые философы считают математику наукой, а другие - всего лишь универсальным языком науки. При этом неявно подразумевается, что язык математики не имеет прямого отношения к описанию действительности, т. е. его знаки не обладают значением.

Характеристика математики как универсального языка науки, не имеющего прямого отношения к описанию действительности, также уходит своими корнями в философию науки Канта. Немецкий философ требовал от любой науки расширения познания. Согласно Канту в математике на основе возможности конструирования её понятий обеспечивается необходимая истинность её синтетических суждений, расширяющих познание. Видимо, на этом основании учёный был склонен приписать математике статус науки.

Однако вполне вероятно, он осознавал, что базовые сущности (предметы) математики - натуральные числа - не могут фиксироваться органами чувств человека и, следовательно, являются метафизическими объектами, а т. к. метафизика (согласно его теории) в границах теоретического разума в статусе науки невозможна, то Кант молчаливо оставил открытым вопрос о предметной области математики, что позволило некоторым философам посткантовской эпохи объявить математику специфическим универсальным языком.

На наш взгляд, объявление математики языком с вышеописанным статусом не выдерживает критики. Любой язык есть система знаков, а в структуре знаков с позиций семиотики как исходной методологической дисциплины выделяют имена, их смыслы и значения. При этом в семиотике постулируется, что смысл имени однозначно определяет его значение. Понятно, что математика, трактуемая как язык, есть система знаков, в структурах которых также необходимо различать имена, их смыслы и значения. Это означает, что в базовом разделе математики - теории натуральных чисел - должны различаться имена, смыслы и значения отдельных натуральных чисел. Как показал Е. К. Войшвилло [2; 3] имена представляют в языке понятия.

Развивая этот подход, отметим, что в теории понятия принято разделять основное и полное содержание понятия и его непустой и пустой объём. При проецировании структуры понятия на структуру языкового знака мы обнаружим, что смыслы простых имён задаются в языке описательными именами и выражают основные содержания понятий, которые выделяют в мире классы предметов, представляющих объёмы понятий.

Применительно к различению в философии объекта и субъекта познания это означает, что имена и их смыслы, равно как и основные содержания понятий, существуют в статусе мыслей познающего мир человека и, следовательно, находятся в сфере субъекта познания, а значения имен, равно как и объёмы понятий, находятся в сфере объекта познания и представляют предметные области различных наук. Всё сказанное относится к языку математики вообще и к языку теории натуральных чисел в частности, где, например, имени «7» можно через явное определение приписать смысл и тем самым выделить в мире его значение в виде некоторой метафизической сущности, которая существует вне смысла (мысли), релевантной имени «7». Выше мы показали, что согласно методологии Канта, её можно конструировать в виде последовательности штрихов. С позиций теории понятия это означает, что «понятие 7» имеет непустой объём. Очевидно, что данное заключение имеет место относительно всех элементов последовательности натуральных чисел.

Это обстоятельство позволяет установить однозначное соответствие между последовательностью натуральных чисел как метафизических сущностей и последовательностью объектов иной природы и таким образом перенести количественные характеристики на физические объекты и в целом на объекты любой природы, что тем самым обеспечивает эффективность применения математики в изучении различных областей действительности. Невольно вспоминается широко известное высказывание математика-интуициониста Л. Кронекера «Бог создал целые натуральные числа, а всё остальное (видимо, их конструирование - А. Т.) есть дело рук человеческих». Напрашивается вывод, что математика имеет свою предметную область, она есть наука со своим языком.

Теперь рассмотрим вопрос о непротиворечивости математики. Известно, что Кант не сомневался в непротиворечивости математики. Математика его времени существовала в виде неформализованных теорий, т. е. в виде теорий, изложенных на чисто содержательном уровне и учёные математики, его современники, были вполне убеждены относительно непротиворечивости своих рассуждений при доказательствах математических теорем даже в тех случаях, когда на этом пути возникали определённые трудности. Однако с возникновением формальной, т. е. формализованной арифметики и обнаружением в ней парадокса Б. Рассела и далее с обнаружением трудностей в системе Рассела и Уайтхеда, возникла необходимость прямого доказательства непротиворечивости формальной арифметики. Как известно, такую попытку предпринял Д. Гильберт, который дал точное изложение формальной арифметики на семантическом и синтаксическом уровнях, т. е. построил её в виде логико-математического исчисления с тем, чтобы в своей метаматематике дать прямое доказательство непротиворечивости формальной арифметики. Но эта попытка оказалась неудачной в связи с доказательством в 1930 г. К. Гёделем теоремы о неполноте формальной арифметики и следовавшей из неё второй теоремы, утверждавшей невозможность доказательства непротиворечивости формальной арифметики средствами самой формальной арифметики при допущении, что сама арифметика непротиворечива [7, с. 188-189].

Однако описанная ситуация не является основанием для отказа математике статуса научности. Во-первых, вторая теорема К. Гёделя не утверждает противоречивость арифметики. Во-вторых, и после теоремы Гёделя математика продвигалась по пути обоснования её непротиворечивости:

• Г. Генцен, П. С. Новиков, Аккерман и К. Шютте Гастев Ю., Шмаин И. Метатеория // Философская эн-циклопедия : в 5 т. Т. 3М.: Советская Энциклопедия, 1964. С. 400-402. для доказательства непротиворечивости классической арифметики успешно применили метод математической индукции по конструктивным трансфинитным числам.

• Гёдель (1932-1933 гг.) показал непротиворечивость классической арифметики относительно интуиционистской арифметики.

• П. С. Новиков установил (1959 г.) непротиворечивость ограниченной арифметики без аксиомы полной математической индукции.

• Была использована ультраинтуиционистская концепция в основаниях математики с использованием весьма строгих критериев убедительности для доказательства непротиворечивости аксиоматической теории множеств (1960 г.).\

* Современная неформальная математика, как и математика эпохи Канта, демонстрирует свою непротиворечивость при доказательствах конкретных содержательных теорем.

Математики успешно обходят содержательные противоречия в своих доказательствах. Боле того, как показал Л. Виттгенштейн в полемике против «скрытых противоречий» в математике, у математиков всегда есть возможность при обнаружении противоречий изменить исходные принципы логики и математики и таким образом на определенном этапе развития математической теории устранить обнаруженные противоречия [1].

Рассмотрим теперь выполнение третьего условия научности математики: её способность расширять познание и иметь верный критерий и общее «мерило» обоснования необходимой истинности её суждений.

В прикладной математике о расширении познания свидетельствует появление новых разделов математики, доказательство новых глубинных математических гипотез, например: доказательство теоремы Ферма английским и американским математиком Эндрю Уайлсом (1994 г.); доказательство гипотезы Пуанкаре российским математиком Григорием Перельманом (2002-2003 гг.).

Соответственно, примером расширения познания в формальной математике, на наш взгляд, являются сами теоремы Гёделя о свойствах формальных аксиоматических систем. Равным образом обстоит дело и с наличием как в прикладной, так и в формальной математике верных (общезначимых) критериев доказательства математических теорем. Ведь строгость доказательства всех известных теорем математики признана всеми высококвалифицированными экспертами в области математики.

Тем не менее, в философии математики имеет смысл рассмотреть вопрос о наличии в математике информации в статусе знания и веры. Ведь как мы отметили выше, следует признать справедливость утверждения профессора Е. К. Войшвилло о том, что строгие доказательства имеют место лишь в логике, из чего следует, что они отсутствуют в математике. Во избежание противоречия этого заключения с констатацией наличия в математике строгих доказательств нужно признать, что в математике, как и в опытном естествознании есть лучше и хуже обоснованные утверждения, более или менее убедительные рассуждения.

Очевидно, что при таком подходе строгие доказательства математики следует понимать как утверждения, вероятность которых практически приближается к 1, однако необходимо также признать, что в ней существуют утверждения и с более низкой степенью вероятности. Тогда первые можно рассматривать как строгие доказательства, содержащие информацию в статусе знания, а вторые - как утверждения в статусе веры.

Понятно, что для математики и философии представляет интерес вопрос распределения конкретных утверждений математики по этим двум классам. Но поскольку научная теория может содержать утверждения как в статусе знания, так и в статусе веры, то напрашивается итоговый вывод: математика является наукой.

Логика с позиций кантовских критериев научности теории