"Испытать жизнь сполна". Интервью с проф. М.Ф. Быковой

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Университета Северной Каролины

«Испытать жизнь сполна». Интервью с проф. М.Ф. Быковой

Быкова М.Ф.,

профессор, г. Райли, Северная Каролина, США; почетный член

Синеокая Ю.В.,

член-корреспондент РАН, профессор РАН, руководитель сектора истории западной философии

Аннотация

В юбилейном интервью с профессором Университета Северной Каролины Мариной Федоровной Быковой речь идет о ее творческом становлении, студенчестве в Ростовском государственном университете, годах аспирантуры в Институте философии РАН, опыте исследовательской работы в европейских научных центрах, успешной академической карьере в России и США. Обсуждается понимание философии, рассматривается вопрос о специфике профессионального занятия историей философии, вскрываются различия континентальной и аналитической философских традиций, рассказывается о журналах «Studies in East European Thought» и «Russian Studies in Philosophy» и о ключевых требованиях к авторам в американской философской периодике, анализируются особенности преподавания философии в США, Европе и России. Интервью провела Юлия Вадимовна Синеокая.

Ключевые слова: историко-философские исследования, философское образование, творческая биография, философские журналы, М.Ф. Быкова.

Abstract

«Experiencing Life to the Fullest». An Interview with Professor Marina F. Bykova

In an interview with Professor Marina F. Bykova conducted on the occasion of her birthday anniversary, we talk about her professional career: from her student years at the Rostov State University (Rostov-on-Don, Russia) to her PhD study and then work at the Institute of Philosophy, Russian Academy of Sciences (Moscow, Russia), from her research stays and visiting research positions in Europe to her successful academic career in Russia and the USA. The topics under discussion include the understanding of philosophy, the specifics of the professional work as a historian of philosophy, the differences between the Continental and Analytic philosophical traditions, as well as the peculiarities of teaching philosophy in the USA, Europe, and Russia. The interview also goes into details about the journals Studies in East European Thought and Russian Studies in Philosophy and about the maj or requirements for publication in the American philosophical j ournals. The interview was conducted by Professor Julia Sineokaya.

Keywords: studies in the history of philosophy, philosophical education, philosophical journals, intellectual biography, M.F. Bykova.

Основная часть

быкова философия профессор

[Ю.В. Синеокая] Марина Федоровна, в начале беседы хотелось бы спросить, что означает для Вас быть философом?

[М.Ф. Быкова] Для меня философ - это не профессия, и даже не призвание, а специфически осмысленное отношение к жизни и своему месту в мире. Только прояснение манеры и опыта этого осмысления, а также определение его содержания может дать ответ на вопрос что, в действительности, означает быть философом. И этот вопрос тесно связан с другим, не менее сложным и важным вопросом, а именно, что такое философия и каков ее предмет.

Проблема в том, что нельзя просто заглянуть в какую-либо умную книгу или поискать в интернете и получить однозначный ответ на этот вопрос. Философия означает множество различных вещей и характеризуется многообразием подходов и, собственно, так и должно быть. И не только потому, что философия историческая дисциплина и в ее содержании отпечаталась историческая память различных эпох, традиций и мыслительных форм, но также и в силу широты охвата самого предмета философии, коим является мир во всех формах его проявления - природа, созданная человеком социальная реальность, а также все еще остающееся непостижимым пространство человеческого мышления, основывающееся на работе мозга.

Кстати, картографирование (составление карты) мозга является сегодня одной из центральных задач мировой нейробиологии (neuroscience). Ибо у нас до сих пор отсутствует полное понимание того как функционирует мозг, что, в свою очередь, создает препятствия для последовательного и непротиворечивого объяснения феномена сознания, а также того, что мы называем мышлением. А ведь деятельность философа, как известно, непосредственно связана с работой мысли. При этом данная работа отнюдь не должна быть каким-то образом формализована, например, в виде формальной классической логики. Во многом философия - это изучение всего сущего, но такое изучение отнюдь не сводится к чисто научным исследованиям. Вовсе не обязательно заниматься философией, сидя в кресле, в окружении умных книг. Ведь философская практика связана с объяснением и оценкой явлений внешнего и внутреннего мира и все мы, люди, осознанно или неосознанно вовлечены в данную практику, лежащую в основе нашего существования в качестве сознательных (в смысле, обладающих сознанием) индивидов.

Я не хочу сказать, что занятия эпистемологией, этикой, логикой, философией науки или исследования в каких-либо других областях философского знания не имеют ценности. Быть академическим интеллектуалом и высококвалифицированным специалистом в своей области знания, да и вообще любой специфической области человеческой практики (философской и не-философской), безусловно важно. Но в этом случае речь идет о профессиональной деятельности или призвании как способности к специфической профессии.

Однако, как мне представляется, отнюдь не обязательно быть Сократом, Спинозой или Г егелем, чтобы заниматься философией. Быть философом - это значит критически осмыслять и познавать окружающий мир и самого себя. Пытливость ума, неистощимое, даже с возрастом, любопытство и постоянное стремление к узнаванию чего-то нового и неизведанного, как в самом себе, так и в окружающем мире, это, по-моему, и есть те свойства, которые характеризуют философа.

В этом смысле, мое понимание философии, наверное, ближе всего к тому, которое развивалось Фихте. Может быть, именно поэтому в последнее время я много им занимаюсь.

Фихте понимал философию не как самоцель, не как размышление ради размышления, а как знание, открывающее человеку его назначение, пути его самореализации. Работа, в которой Фихте излагает свою весьма замысловатую философию, именуемую им наукоучение (Wissenschaftslehre), он так и называет «О назначении человека» («Die Bestimmung des Menschen»). Смысл философского поведения остался у Фихте, в принципе, тот же, что и у Сократа: философствование для него есть высшая школа человечности. Чтобы быть человеком в полном смысле этого слова, нужно не просто осмыслить или понять, а в буквальном смысле вобрать в себя принципы наукоучения и научиться олицетворять их в своей собственной жизни. Согласно Фихте, истинное назначение человека состоит не столько в чистом познании, сколько в деятельности в соответствии с познанным. Именно деятельность, а не праздное любование самим собой или непродуктивная рефлексия относительно испытываемых чувств, определяет ценность личности. Философское кредо Фихте - формирование целостного человека, который является не только мыслящим, но и деятельным существом, агентом морального действия. При этом данное развитие не является чем-то генерируемым извне. Это процесс свободного активного самосозидания и самореализации, и цель философии - воспитывать познавательную и практическую самостоятельность, развивать собственные познавательные способности.

Для меня быть философом - значит культивировать в себе интеллектуальную неуспокоенность и пытливое отношение к окружающему, это изнутри инициированное стремление к новому знанию и более глубокому, а значит, точному пониманию изучаемого предмета; деятельность по самореализации. Наверное, именно такое постоянное стремление к наиболее полной самореализации и придает смысл и наполненность самой жизни. Способность реализовать себя и занять достойное место в жизни - в этом, собственно, и состоит сила человека и его предназначение. Ценность жизни измеряется не в материальных категориях, а в духовных, и всецело зависит от нашего индивидуального выбора. По-видимому, это то, что имел в виду Альберт Эйнштейн, когда во время одного из своих публичных выступлений на вопрос из аудитории о том как быть успешным ответил, что стремиться надо не к тому, чтобы добиться успеха, а к тому, чтобы твоя жизнь имела смысл.

Каков был Ваш путь в философию? Как Вы решили стать философом?

Наряду с литературой и историей моими любимыми предметами в школе были математика и физика. Так что я вовсе не была «прирожденным» гуманитарием. Мне всегда нравилось учиться, и еще я любила читать. Причем читала не только художественную литературу (и в большей степени вне школьной программы), но также публицистику, различные научные издания и научно-популярные журналы, да и просто то, что попадалось на глаза и привлекало внимание. В десятом классе совершенно случайно я наткнулась на книгу Ф.Х. Кес - сиди «Сократ» Кессиди Ф.Х. Сократ. М.: Мысль, 1976.. Эта довольно маленького размера книжечка вышла в серии «Мыслители прошлого» и была написана очень ярким и доступным языком. Она меня настолько заинтересовала и увлекла, что я буквально «проглотила» ее за несколько дней. Вот тут-то у меня и проснулся интерес к философии, о которой на тот момент я не знала ровным счетом ничего. Но имя «Кессиди» врезалось в память и моя следующая «философская» книга была его же «От мифа к логосу» Кессиди Ф.Х. От мифа к логосу. М.: Мысль, 1972., которую я нашла на полке своей районной библиотеки (жила я тогда в Ростове-на-Дону). Собственно, эти две книги и сыграли «роковую» роль в моем выборе будущей профессии.

Я окончила среднюю школу с золотой медалью, а в то время медалисты получали право на зачисление в вуз после сдачи на «отлично» одного единственного экзамена (как правило, по специальности). В общем, будучи под глубоким впечатлением книг Кессиди, я подала документы на философский факультет Ростовского государственного университета (ныне Южный федеральный университет), куда успешно поступила, сдав на отлично экзамен по истории.

Хорошо помню, как тогдашний декан факультета Виктор Юрьевич Шпак собрал нас, тогда еще абитуриентов, и увлекательно рассказывал о буднях студента-философа, а также о том, что такое философия, о чем, как мне кажется, многие из поступающих, включая меня, имели весьма смутное представление. Кроме того, он честно и откровенно предупредил, что работы в философии нет и вряд ли будет и что только единицы из выпускников факультета способны найти работу по специальности. Данная информация была для многих неожиданной и неприятной, но как ни странно, меня это предупреждение не только не смутило, но как-то даже раззадорило и еще больше укрепило желание поступать на философский. Я бы слукавила, сказав, что уже тогда решила идти в философию, заниматься ее историей или посвятить себя научной работе. Никакой ясности относительно будущих занятий философией у меня не было вплоть до четвертого курса. Учиться мне очень нравилось, я с огромным интересом изучала все, что нам преподавали, а также посещала массу факультативных семинаров, лекций, участвовала в философских кружках и даже ходила на защиты диссертаций, когда они были открытыми.

Специализировалась я по логике, и даже сделала несколько докладов на логических конференциях и успешно защитила диплом по диалоговой логике известных немецких исследователей Пауля Ло - ренцена и Куно Лоренца, чьи работы на тот момент не были переведены на русский язык и мне пришлось читать их по-немецки, одновременно осваивая хитрости философского немецкого языка. То был трудный, но замечательный опыт, который мне позже очень пригодился в работе с оригинальными гегелевскими текстами. Моим руководителем был Юрий Григорьевич Гладких (1938-1999) - основатель ростовской школы логики. Это была действительно сильная школа, о которой знали по публикациям на всех философских факультетах университетов Советского Союза. Выпускник философского факультета и аспирантуры МГУ, руководителем диссертации которого была Е.Д. Смирнова, сам Г ладких был высококлассным логиком и замечательным и талантливым педагогом. Он меня «вычислил» еще на первом курсе - после того как в свой первый семестр на факультете я победила в проводимом кафедрой логики конкурсе по решению логических задач - и тут же пригласил на свою кафедру специализироваться под его руководством. Кафедра логики тогда бурно развивалась и была притягательной для многих талантливых молодых людей, и это меня очень привлекало. К тому же логика мне очень нравилась, и, может быть, из-за моей любви к математике она мне легко давалась, причем не только базовая формальная логика, но и значительно более продвинутая модальная, а также неклассические логики. Гладких был моим кумиром, и я посещала его лекции все пять лет моего пребывания на факультете: вначале в качестве студентки, а начиная с третьего курса помогала ему с проведением семинаров. Для меня это был безумно полезный и незабываемый опыт, как профессиональный, так и личный. Собственно моя склонность к логическому (последовательному, методическому) мышлению во многом результат моих логических университетов под руководством Ю.Г. Гладких, которого я считаю одним из моих наставников.

Правда, нужно признать, что во время обучения на философском факультете, логика не была моим единственным интересом. Меня также привлекала история философии, особенно немецкая классическая. Поэтому на четвертом и пятом курсах в дополнение к логике я всерьез занялась немецкими идеалистами. Именно тогда состоялось мое первое знакомство с «Критикой чистого разума» Канта и с «Феноменологией духа» Г егеля, которые мне удалось осилить с помощью спец. семинаров под руководством Виктора Николаевича Дубровина, великолепного знатока немецкой классической философии.

В мое время на философском факультете Ростовского университета работали потрясающие специалисты. В качестве самостоятельного факультета он был создан в 1972 году До этого в РГУ существовало отделение философии, которое являлось частью экономико-философского факультета, созданного в 1965 г., за пять лет до моего поступления. Примерно тогда же или всего несколькими годами раньше был сформирован и основной костяк преподавателей, большинство которых являлись новоиспеченными кандидатами наук, защитившимися в МГУ или в Институте философии АН СССР. Там они учились и работали под руководством Э.В. Ильенкова, А.А. Зиновьева, Т.И. Ойзермана, И.С. Нарского, В.В. Соколова, В.А. Смирнова, В.Ж. Келле и других ярких представителей философской мысли того времени. Когда я пришла на факультет, там царил дух Ильенкова, и большинство из моих преподавателей не скрывали своей приверженности идеям Эвальда Васильевича. Так что не удивительно, что мое знакомство с работами Э.В. Ильенкова произошло еще в студенческие годы.

Почему Вы решили продолжит ь учебу в аспирантуре Института философии в Москве? Как определился Ваш выбор научного руководителя?

Мое поступление в аспирантуру в Москве, несомненно, явилось переломным моментом в моей жизни, но, как это нередко бывает, на принятие решения значительно повлиял его величество случай. Это любопытная история.

До 1982 года (года моего окончания университета) существовало правило: все, кто заканчивал университет с отличием, могли сразу поступать в очную аспирантуру - без того, чтобы получать стаж преподавательской работы. Но уже в то время, когда я была на пятом курсе, вышло новое «уточненное» постановление, в соответствии с которым одного диплома с отличием стало недостаточно. Также появилось требование получения рекомендации Ученого совета факультета. Надо сказать, что мне всерьез повезло, поскольку в то время, когда мои сокурсники страдали из-за отсутствия распределения, я получила предложение сразу с трех факультетских кафедр о поступлении к ним в аспирантуру. Может быть, помогла моя Ленинская стипендия - не знаю. Но это была огромная удача. Одно из мест было по специальности «теория и истории культуры» - направление, которое факультет активно развивал. Наш декан, а также ряд факультетских профессоров не скрывали своего желания видеть меня в качестве аспирантки по данной специальности.

Но тут выяснилось, что уже несколько лет назад поданная факультетом заявка о выделении места в целевой аспирантуре Института философии АН СССР (ИФАН СССР) для одного из молодых преподавателей была утверждена и факультет неожиданно в начале мая (!) получил место в аспирантуре. К тому времени семейная ситуация у преподавателя, под которого подавали заявку, изменилась и он был абсолютно не готов через несколько месяцев отправляться на три года в Москву в очную аспирантуру. Т огда это место предложили мне и я с готовностью, хотя и с определенной неуверенностью и волнением, согласилась. Мои волнения были связаны с тем, что целевое место было по диамату или методологии науки, в то время как меня ни то, ни другое не привлекало. Понимая, что мои интересы никак не совпадают с предлагаемой специализацией, наш декан как-то сумел договориться (за что я ему бесконечно благодарна), что целевое место было преобразовано в обычное конкурсное, и мне, тогда еще не - москвичке, было дано право подаваться в конкурсную аспирантуру ИФАНа. Сейчас все эти перипетии звучат, по крайней мере, странно, а тогда, вначале 1980-х, в конкурсную аспирантуру допускали и принимали только москвичей. Так что можно считать, что я выиграла счастливый лотерейный билет! (Хотя в реальную лотерею я никогда не выигрываю.)

К моменту, когда у меня в руках оказался этот счастливый билет, я уже точно знала, что хочу заниматься историей философии; была ясность и с периодом, и с направлением - немецкая классика, а также с персоналией - Г егель. Почему Г егель? Потому что я мало что о нем знала и то, что я вынесла для себя после первого (и как я сейчас могу судить не совсем адекватного) прочтения его «Феноменологии духа» меня очень озадачило. Иными словами, мне хотелось в нем разобраться. При этом я понимала, что Г егель огромен, а для диссертации нужна какая-то специфическая и достаточно узкая тема. Но на чем остановить мой выбор, я не представляла. Была и другая проблема: я была совершенно не знакома с Институтом философии, его структурой и сотрудниками. Конечно, по литературе мне были знакомы многие имена, но представления о том, кто там чем занимается, у меня не было.

И тут на помощь вновь пришли мои ростовские педагоги, многие из которых сотрудничали с коллегами из ИФАНа. Позже я узнала, что сразу несколько из моих преподавателей порекомендовали меня Нелли Васильевне Мотрошиловой, и после короткого телефонного разговора она согласилась взять меня под свою опеку. Как выяснилось, Нелли Васильевна в это время работала над рукописью своей книги «Путь Г егеля к «Науке логики»» МотрошиловаН.В. Путь Гегеля к «Науке логики». Формирование принципов системности и историзма. М.: Наука, 1984., одним из первых читателей которой мне посчастливилось быть уже будучи аспиранткой.

Хорошо помню мою первую встречу с Нелли Васильевной. Это было в конце лета 1982 г., накануне моих вступительных экзаменов в аспирантуру. Она пригласила меня на дачу в Подмосковье, где она проводила свой отпуск, работая над книгой. После этого я, конечно, много раз бывала в приветливом и всегда гостеприимном доме Нелли Васильевны - как в ее квартире в Москве, так и на подмосковной даче. Но та первая встреча как-то по-особому врезалась в память. Меня встретили тепло, по-домашнему, как будто мы были знакомы многомного лет и лишь давно не виделись. Распросов было много, но не обо мне, а об университете и о моих ростовских преподавателях, которых, как выяснилось, Нелли Васильевна прекрасно знала по публикациям и за чьими работами она следила.

Уже в нашу первую встречу мы начали обсуждать тему моей диссертации. Идея о работе по Гегелю не вызывала никаких вопросов. Стало очевидно, что здесь мы прекрасно совпали в наших интересах. Но нужна была более конкретная тема. И тогда я поведала Нелле Васильевне о своих занятиях логикой и о том, что диалогическая логика Лоренца и Лоренцена вывела меня на проблематику мышления, которая меня всерьез привлекает, при этом даже не с точки зрения функциональности мышления (чем сегодня активно занимается аналитическая философия мышления), а скорее в аспекте диалектики мышления (с чем я отчасти была знакома благодаря работам Ильенкова). Собственно этот мой рассказ и был решающим в выборе темы диссертации. «А не заняться ли Вам проблемой мышления у Гегеля?» спросила меня Нелли Васильевна. «Тема должна быть интересной, и никто пока ей всерьез не занимался, - продолжала она. - Посмотрите литературу, подумайте, и давайте обсудим». На том мы и расстались.

И когда уже после успешной сдачи вступительных экзаменов мы встретились вновь, то лишь уточняли детали, решая на каком материале проводить исследование. Так что тему моей кандидатской диссертации См.: Быкова М.Ф. Проблема мышления в работе Гегеля «Философия духа»: Автореф. дисс. канд. филос. наук. М., 1985. мы утвердили очень рано, в течение нескольких месяцев после официального зачисления меня в аспирантуру ИФАНа, что дало мне возможность раннего старта и во многом предопределило успех и досрочное завершение работы. Я защитилась в ноябре 1985 г., за месяц до официального окончания срока моей аспирантуры.

Поступление в аспирантуру ИФАНа стало для меня поистине значительным событием. Признаюсь, что никогда ранее я не испытывала такого воодушевления и подъема как после зачисления в аспирантуру. И все мои аспирантские годы я до сих пор вспоминаю с особым теплом и признательностью. Без сомнения, это были решающие годы для моего формирования в качестве исследователя, годы серьезного погружения в философию. Если РГУ дал мне необходимую базу, познакомив меня с азами философской культуры, то ИФАН ввел в мир философии и развил вкус к серьезной философской работе. Поэтому в моем сознании ИФАН не в меньшей степени моя Alma mater, чем РГУ.

Интересно, что в Институте философии я лично познакомилась с Феохарием Харлампиевичем Кессиди, и поведала ему историю о том, как его книги обратили меня к философии. Он очень обрадовался, но одновременно и огорчился. Ибо он полагал, что логичным завершением этой истории было бы мое поступление к нему в аспирантуру. Он еще потом долго интересовался, встречая меня в коридорах институтского здания на Волхонке 14, не хочу ли я все же заняться античной философией. А я в ответ рассказывала ему, что Г егель, как и другие представители немецкого идеализма находились под значительным влиянием древнегреческой философии и что понять многие гегелевские идеи без того, чтобы разобраться в философской мысли античности (в особенности с Аристотелем) невозможно. Не могу сказать, что мой столь опосредованный интерес к античной философии его воодушевлял, но он меня всегда поддерживал в моем стремлении разобраться, какие идеи Г егель унаследовал от античных мыслителей.

Конечно, ключевую роль в моем становлении в качестве исследователя сыграла Н.В. Мотрошилова, за что я ей искренне признатель-

на. Именно она научила меня серьезной историко-философской работе, в основе которой лежит анализ философских текстов, и лучше на языке оригинала. Я благодарна ей за то, что она привила мне культуру текстологического анализа, а также за то, что помогла сориентироваться в море западной литературы по моему предмету исследования и за то, что щедро делилась со мной не только своими знаниями, но и своими контактами на Западе, в частности и особенности в Г ермании.

Наряду с потрясающими аспирантскими курсами, которые нам читали лучшие отечественные специалисты, я также посещала лекции, семинары, встречи и симпозиумы, которые проводились в ИФАНе, МГУ и других московских центрах философской мысли, участвовала во Всесоюзных школах молодых ученых, всякого рода конференциях и просто ходила на доклады, которые регулярно проходили как в нашем, так и в других секторах. Это была счастливая пора школярства, когда у тебя, в принципе, нет никаких других обязательств, как только заниматься тем, что доставляет тебе наибольшее удовольствие - философскими исследованиями по избранной теме - пора, о которой я до сих пор вспоминаю с некоторой ностальгией. Сегодня, когда с трудом удается выкраивать время на науку, разрываясь между преподаванием, научным руководством студентами, редакторской работой в двух журналах, а также требующей значительного времени деятельностью в различных университетских комитетах и профессиональных организациях, - это, сейчас уже весьма отдаленное, время представляется несбыточной мечтой. А тогда такая жизнь была реальностью, содержанием которой была философия.

Уже во время пребывания в аспирантуре я стала публиковаться в серьезных изданиях. Хорошо помню свое ощущение, когда моя статья была принята для публикации в журнале «Вопросы философии» Быкова М. Ф. Понимание мышления в философии духа Гегеля // Вопросы фи-лософии. 1986. № 4. С. 117-128.. Тогда опубликоваться в «Вопросах» было крайне сложно, тем более для аспирантов. Потрудиться пришлось много. В то время редактором, курирующим историю зарубежной философии, был Армен Георгиевич Арзаканян, блестящий специалист в области немецкой философии и культуры и замечательный знаток немецкого языка. Никогда не забуду его изначальный вердикт: «Много интересных и ценных идей, но ряд из них остаются непрописанными. Если хотите опубликовать, над статьей придется серьезно работать». И мы долго и упорно работали над моим текстом вдвоем, вместе с Армен Г еор - гиевичем. Нет, он вовсе его не переписывал. Он проговаривал со мной те идеи, которые я пыталась изложить, мастерски демонстрируя, как можно перефразировать предложения или даже целые абзацы, чтобы мое повествование стало более ясным для читателя, не всегда осведомленного в деталях того философа или философского направления, о которых шла речь в статье. Он очень трепетно относился к цитатам. И поскольку я использовала в своей статье большое количество немецких текстов - как самого Г егеля, так и критической литературы о нем - он настоял на том, чтобы я принесла ему все оригинальные тексты, с которыми я работала, и мы вместе сверяли и уточняли мои переводы. Его редактирование не было простой технической работой. Мы часами, иногда до хрипоты, спорили о том, как интерпретировать те или иные концепции у Г егеля. Он никогда не навязывал своего мнения и с интересом выслушивал позицию собеседника. Но он всегда настаивал на более четком выражении мысли, а также на необходимости ясного и философски корректного объяснения своей позиции. Мы работали над моей статьей несколько месяцев, в течение которых я, находясь под впечатлением наших дискуссий, все время что-то переписывала, дописывала и уточняла. Общение с Арменом Г еоргиевичем оказало большое влияние на мое становление как исследователя, автора и редактора. Для меня это было не только школой научного редактирования и перевода философских текстов, он также заставил меня всерьез задуматься о том, что такое подлинное философствование. Не менее заразительными оказались его преданность своему делу и его профессионализм.

Моя первая книга, отчасти выполненная на материале кандидатской диссертации, вышла в 1990 г., Быкова М.Ф. Гегелевское понимание мышления. М., 1990. а в мае 1993 г. я защитила докторскую Быкова М.Ф. Место и смысл феноменологии и логики в философии Гегеля. Дисс. на соискание ученой степени доктора философских наук. М., 1993., став самым молодым в стране (тогда еще СССР) доктором философских наук. Многие интересуются, как мне удалось так быстро написать докторскую, да к тому же по абсолютно новой теме, и не только для меня лично, но и в смысле общей динамики развития гегелеведческих исследований. Во многом такой «рывок» стал возможным благодаря моей стажировке в Германии (тогда еще ФРГ) в качестве стипендиата Фонда Александра фон Гумбольдта О Фонде А. фон Гумбольдта и его программах см.: https://www.humboldt- foundation.de/bewerben/foerderprogramme/humboldt-forschungsstipendium.

Расскажите, пожалуйста, что означало для Вас стать Гум - больдтовским стипендиатом?

Я решилась подаваться на стипендию Фонда при поддержке Н.В. Мотрошиловой. К тому времени меня уже приняли на работу в сектор западной философии Института философии АН сначала (1986-1987) старшим лаборантом (да, уже будучи кандидатом наук, я начинала свою работу в Институте в качестве секретаря сектора истории западной философии), а с конца 1987 г. я была младшим научным сотрудником. О существовании Фонда, а также о возможности получения стипендии (Humboldt-Forschungsstipendium), я узнала из рассылки, которая пришла в сектор. Естественно, меня эта возможность заинтересовала, - тем более, что речь шла о Г ермании, философией которой я уже какое-то время активно занималась. Однако одним из требований Фонда было наличие приглашения для стажировки (гумбольдтовские стипендии рассматриваются в качестве постдокторской стажировки) от немецкого профессора из одного из университетов Г ермании. При этом предполагалось, что аппликант должен идентифицировать профессора по тематике своего собственного проекта, по которому он намерен работать в Г ермании. Иными словами, мне нужен был немецкий гегелевед, который был бы готов опекать меня во время моей научной работы в Германии - конечно, в случае если мне удастся получить стипендию, конкурс на которую был и остается весьма высоким. К тому времени я уже заинтересовалась темой субъекта и субъективности у Г егеля и отчасти была знакома с некоторыми немецкими работами по данной проблематике.

Одной из ключевых фигур, работавших в данном поле, был (и остается) немецкий историк философии Клаус Дюзинг (Klaus Dьsing), являющийся одним из лучших мировых специалистов по Гегелю. Когда я упоминула стипендию Фонда Гумбольдта и имя Дюзинга в разговоре с Н.В. Мотрошиловой, она не просто поддержала идею моей заявки, но также вызвалась отрекомендовать меня Дюзингу, с которым, как оказалось, была знакома по совместным конференциям. Буквально на следующий день она написала Дюзингу письмо, и вскоре я получила от него столь желанное приглашение. Более того, он вызвался прочитать и откомментировать написанный мною набросок проекта, что оказало мне бесценную помощь. Ибо моя заявка на стипендию Фонда А. фон Гумбольдта была первой в моей жизни заявкой на грант, к тому же зарубежный. В то время в нашей стране только единицы имели хотя бы какой-то опыт подачи и получения зарубежных стипендий, а в ИФАНе я была и вовсе первопроходцем.

Моя заявка оказалась успешной, и в 1988 г. я отправилась на стажировку в качестве стипендиата Фонда А. фон Гумбольдта в Кёльнский университет, где я в целом провела год, с коротким интервалом, когда возвращалась на несколько месяцев в Москву. Кроме того, я также получила Европейскую стипендию, которая позволила мне в 1989 г. провести два месяца в университете Цюриха (Швейцария), где я работала под руководством Г анса Брауна (Hans J. Braun) над проектом, посвященном проблематике субъекта и субъективности у Л. Фейербаха.

Формирующее значение моего пребывания в Кельне и Цюрихе трудно переоценить и сегодня, несколько десятилетий спустя. Оглядываясь назад, не могу не признать, что это дало замечательный старт моей карьере в качестве историка философии и исследователя Гегеля и немецкого идеализма. Научная стажировка за границей, и особенно в Германии, позволила мне не только наработать массу интересного материала, но и значительно улучшить мой немецкий. Так что под конец моего пребывания я уже могла довольно свободно писать на языке, что позволило мне сделать ряд докладов на специализированных конференциях и опубликовать несколько статей в немецкоязычных журналах и книгах. Все это дало существенный толчок в моем научном развитии, позволив нащупать и сформулировать перспективные темы исследования, а также апробировать новые интерпретации гегелевских концепций и философии в целом.

Многими темами, которые мне удалось определить для себя в качестве перспективных, я продолжаю заниматься и сегодня. Среди них проблематика субъекта и субъективности у Гегеля и в немецком идеализме в целом, разработка понятия и концепции Bildung в немецкой философии конца XVIII - середины XIX вв. и др. Работа в Германии, а также активное сотрудничество с немецкими коллегами (как во время стажировки в качестве стипендиата Фонда А. фон Гумбольдта, так и позже в качестве приглашенного исследователя) привели к пониманию и дали возможность разобраться в философской значимости раннего немецкого романтизма, с которым до этого я была знакома лишь понаслышке. После этого я вновь и вновь возвращалась к изучению романтизма, что позволило лучше понять как проект немецкого идеализма, так и философское содержание того сильнейшего интеллектуального и культурного подъема, который переживала Германия в ту эпоху.

С годами мои профессиональные и научные связи с Германией только развивались и укреплялись, и даже сейчас, когда я живу и работаю в США, я много времени провожу в Германии: меня часто приглашают в Г ерманию с докладами, на конференции, а также и для более длительного пребывания в качестве приглашенного профессора и исследователя. Я тут недавно в шутку посчитала, и выяснилось, что за все эти годы в сумме я провела в Г ермании более пяти лет. Если сюда прибавить три года, проведенные в Австрии (по приглашению Австрийской Академии наук, а также университета Вены) и несколько месяцев в Швейцарии, то получится весьма значительный период. И нужно признать, что хотя я (к сожалению) отчасти утратила тот уровень свободного владения немецким языком, который у меня был в 1990-е (когда меня часто принимали за носителя языка), чтение немецкоязычной философской литературы и участие в немецкоязычных дискуссиях - как личное, так и дистанционное - остается частью моей профессиональной рутины. И в способности работать на немецком языке я вижу большое преимущество и пользу.

Как Вы оцениваете Ваш переезд в США, какие профессиональные преимущества и трудности Вы связываете с этим этапом Вашей жизни?

В январе 2000 г. я получила профессуру в Университете Северной Каролины в США, где мне пришлось вновь пройти весь путь по ступеням академической иерархии, начиная с самой младшей (вначале контрактной) профессорской должности (Assistant Professor) и заканчивая - после ряда серьезных апробаций и внутренних и внешних аттестаций Я имею в виду получение tenure и повышение в академических рангах, не имеющее аналога в России. - полной профессурой, ассоциируемой со званием ординарного профессора (Full Professor). Правда в моем случае этот путь, который обычно занимает не менее двенадцати лет, был пройден за пять. Помогли мои многочисленные публикации, а также серьезная поддержка коллег (как европейских, так и американских), которые, будучи знакомы с моими работами, давали мне на всех этапах превосходные рекомендации Внешние отзывы и рекомендации являются важнейшей составляющей амери-канской системы продвижения по ступеням академической иерархии. Они официально запрашиваются аттестационными комитетами факультетов и уни-верситетов. При этом список отзовистов составляется без обязательного со-гласования с кандидатом..

Как говорят мои американские коллеги и друзья, мне удалось в жизни сделать две профессиональные карьеры - вначале в России, а потом в США. Признаюсь, вначале было очень трудно. И не только из-за языкового барьера (до этого мне никогда не приходилось преподавать на английском), но, прежде всего, из-за существенных различий как в ментальности людей, так и в традициях академии и академической работы. Все американское было вначале непривычно и чуждо. Хотя мне всегда было интересно открывать для себя и познавать что-то новое. Сегодня, с высоты моего более чем двадцатилетнего стажа работы в американском университете, могу признаться, что, несмотря на трудности, опыт был очень полезным как в профессиональном, так и в личном плане. Американская академия Слово «академия» (academia) в американском лексиконе означает систему высшего (главным образом, университетского) образования. Хотя в США и существуют разного рода Академии, в том числе Американская академия ис-кусств и наук (American Academy of Arts and Sciences), они являются чисто общественными, чаще профессиональными, союзами и организациями, а во-все не какими-либо институализированными структурами. Членство в подоб-ных Академиях очень почетно и решается на основе прямого и единогласного (!) голосования всех ныне действующих членов, но оно рассматривается как знак признания определенных заслуг и достижений того или иного индивида в его профессии. существенно отличается как от европейской, так и от российской - и по учебной нагрузке профессора, и по поддержке со стороны различных университетских структур, и по требованиям к научной работе. В США от университетского ординариуса ожидается высокая научная продуктивность и широкое национальное и международное признание, выражающееся не только в публикациях в ведущих издательствах, но и в руководстве профессиональными журналами и в представительстве в различных научных организациях. В американской академии существует немыслимо жесткая конкуренция, здесь непросто быть успешным. Работать приходится много, напряженно и постоянно, но это держит в форме, заставляет критически смотреть на свои собственные результаты и все время расти и совершенствоваться.

Моя деятельность в качестве главного редактора двух журналов этому очень помогает. Ибо приходится иметь дело с новыми темами, интересными подходами к старым идеям и проблемам, да и просто общаться с яркими и творческими людьми, работающими в различных областях философского и, более широко, гуманитарного знания в целом. Редакторская работа также позволяет поддерживать и развивать творческие отношения с российской философской мыслью. Особое место здесь принадлежит Институту философии РАН, с которым я продолжаю активное научное сотрудничество и который непрестанно считаю своим профессиональным домом. И не только потому, что отсюда начался мой путь в профессии. Всякий раз, возвращаясь в Институт и участвуя в институтских мероприятиях я заряжаюсь немыслимой энергией. Здесь все живут философией и эта особенная атмосфера притягивает, завораживает, но одновременно придает стимул в работе и в жизни. Г оды, проведенные в Институте, общение с институтскими коллегами вызывают у меня самые теплые чувства и воспоминания. Даже находясь за океаном я ощущаю какую-то невидимую, живую связь с моими институтскими друзьями, не угасающую, а, наоборот, только усиливающуюся с годами. Надеюсь, что это чувство связи взаимно и что впереди нас ждет еще много ярких совместных проектов.

Марина Федоровна, Вы уже много лет являетесь профессором университета Северной Каролины, хорошо знаете научную жизнь Германии. Могли бы Вы охарактеризовать различия в организации философских исследований в США, Германии и России сегодня? В чем Вы видите плюсы и минусы философского образования в каждой из этих трех стран? Как организованы в каждой из этих стран историко-философские исследования?

Это огромный вопрос, и, конечно, очень интересный для меня. Начну с различия в системах и парадигмах образования. А потом остановлюсь на специфике философского образования, и в первую очередь, в США. Ибо два последних десятилетия я преподаю в США, и не только американский подход к образованию мне известен, что называется, изнутри, но образование студентов также во многом является основной определяющей моей нынешней деятельности в качестве преподавателя и профессора философии.

Разговор о различиях в европейской, российской и американской системах образования, наверное, следует начать с краткого исторического экскурса и, прежде всего, поговорить об истории развития университета как формального института высшего образования.

История становления европейского университета как центра высшей школы тесно связана с университетом Болоньи (Италия). Датой его основания обычно называют 1088 г., когда был организован и начал свою работу Болонский факультет римского права. Данная институция принципиально отличалась ото всех подобных образовательных структур, возникших в период средевековья. Во-первых, она была основана гильдией студентов scholarшm), а не ка

ким-либо государственным указом, и, во-вторых, в отличии, скажем от Парижского университета, во главу угла ставилось изучение римского права, а не богословия, что в эпоху средневековья являлось основополагающим предметом коему надлежало учить. В Болонском университете студенты самостоятельно выбирали не только ректора и (ученый) совет, но и приглашали профессоров (doctores legentes), в чьи обязанности входило чтение лекций и проведение дискуссий со студентами. Благодаря репутации своих профессоров Болонья рассматривалась в качестве центра римского права: по общему признанию, только здесь можно было преобрести глубокое знание римских законов и принципов. Поэтому отнюдь не случайно университет привлекал талантливую молодежь со всей Европы. Уже позже возникли первые Британские университеты - славные Оксфорд (1096 г.) и Кембридж (1209 г.), а также Парижский университет, ныне известный как Сорбонна, который открыл свои двери в 1215 г. (хотя сам богословский колледж, основанный Робером де Сарбон - откуда и пошло название университета - начал работу только в 1257).

В Г ерманской империи университеты начали открываться только в XIV в., и первым из них был Пражский университет, основанный в 1348 г. Однако, расцвет немецких университетов связан с эпохой позднего Просвещения, которое дало образованию и науке новые импульсы. В этот исторический период также изменяются социальные запросы общества относительно образования его членов - как в аспекте их обучения науке и ремеслу, так и в аспекте формирования личности. Столь существенный сдвиг в образовательной ориентации общества связан, прежде всего, с немецкой традицией Bildung, в контексте и под влиянием которой, собственно, и происходило реформирование образования в Германии XIX в.

Именно данная традиция во многом определила модель современного университета, и, прежде всего, в Европе. Целью Bildung является формирование разносторонней личности, и эта цель оказывается зафиксированной в задачах так называемого «общего» образования, идеалы которого впервые были сформулированы и реализованы в радикальной реформе системы образования, предпринятой в Пруссии в начале XIX в. Идеологом и активным проводником реформы выступил Вильгельм фон Гумбольдт, известный немецкий лингвист, философ и государственный деятель, автор теории «формирования человека» (Bildung des Menschen) Cm.: Humboldt W. von. Theorie der Bildung des Menschen // Humboldt W. von. Gesammelte Schriften. Bd. I. S. 282-287. Berlin, 1903..

Цель «общего» образования - воспитание всесторонне образованного и ориентирующегося в культуре человека, который владеет основной базой знаний, необходимых для жизни в современном мире. Речь идет о формировании свободной и самоопределяющейся личности, способной к самостоятельному, спонтанному мышлению. Идеалы именно такого типа образования и были положены в основу проекта нового университета, созданного в 1809 г. по инциативе В. фон Гумбольдта в Берлине (ныне это Гумбольдтовский университет). Отличительной особенностью гумбольдского проекта университета также стал принцип объединения образования и науки, соединение собственно научно-исследовательской деятельности с педагогической. Университет теперь не ограничивался лишь функцией передачи знания, но также наделялся задачей его генерирования. Именно такая модель исследовательского университета и получила распространение во 2-й пол. XIX - нач. XX в. сначала в Европе, а потом и в США. Первым американским университетом, в основу которого была положена данная (research university) модель стал - ныне всемирно известный своими исследованиями в области медицины - Университет Джонса Хопкинса (Johns Hopkins University), основанный в 1876 г. Та же гумбольдтовская модель университета стала основой для традиционной европейской системы образования, которая работала в СССР и в значительной степени все еще сохраняется в России Когда я веду речь о «традиционном» европейском или российском универси-тете, то я, прежде всего, имею в виду классический европейский университет, типа Г умбольдского в Берлине, Сорбонны в Париже, или МГУ в Москве. При этом я отдаю себе отчет в том, что в нынешней Европе, а также в России воз-никла масса так называемых «профильных» университетов, например техни-ческих или инженерных, медицинских, экономических и юридических. В большинстве своем они готовят специалистов определенного профиля, и в этом смысле, не подпадают под понятие классического университета, который по определению нацелен на своеобразную «унификацию» образования и более широкое и систематическое обучение не только специальности, но и более широкому («общему») знанию..

Традиционная европейская и российская модель университетского образования в целом направлена на формирование человека, который знает «понемногу обо всем». Для изучения предлагается широкий круг курсов и предметов по различным - как естественнонаучным, так и гуманитарным - дисциплинам, способствующим разностороннему развитию индивида. Данная модель университета, как правило, отводит важную роль гуманитарным дисциплинам и, прежде всего, философии, которой придается важная мировоззренческая функция в формировании широкообразованной личности.

Американская система образования в целом более прагматична. Она нацелена на максимальный жизненный и профессиональный успех человека. Поэтому ее задача в подготовке не столько широко образованного интеллектуала, сколько высокоспециализированного профессионала, способного работать самостоятельно, и в соответствии с постоянно изменяющимися мировыми стандартами. Конечно, прагматический подход отнюдь не всегда создает более благоприятные возможности для гуманитарного образования, создавая явный перевес в интересах студентов в сторону естественно-научных и технических дисциплин (то, что в США именуется STEM: Science, Technology, Engineering, and Mathematics). Однако, надо признать, что такой утилитарный (прагматический) подход к образованию способствуют более глубокому освоению избранной специализации. Кроме того, даже если говорить с точки зрения организации образования, то его прагматические установки также накладывают чаще позитивный отпечаток на отношение к обучению самих студентов. Они перестают быть лишь пассивными субъектами образовательного процесса, просто обучаемыми, а становятся обучающимися, выступая в качестве активного начала и заинтересованных со-участников процесса обучения. Конечно, это отнюдь не означает, что такая система образования гарантирует успех всех и каждого. Многое зависит от самого студента, его инициативности, мотивации, наконец, его зрелости и способности принимать правильные решения, но система образования создает для него возможность получить соответствующее образование с тем, чтобы преуспеть в жизни. Такая связь образования с жизнью во многом отсутствует в традиционном европейском и российском университете. В Европе из традиционных университетов выходят интеллектуалы (как часто шутят, «эстеты и философы»), в США - специалисты. В США получение образования не есть часть духовного самосознания человека; скорее, это вещь сугубо практическая и утилитарная.

Однако было бы неверно считать, что в США отсутствует гуманитарное образование и что эрудиция и культурная образованность никоим образом не приветствуется. Дело в том, что в США развита так называемая система «либерального образования» (liberal education) или образования по модели свободных искусств и наук (liberal art and science education) Насколько мне известно, эта модель сейчас получает широкое распростране-ние и активно внедряется в Центральной и Восточной Европе., истоки которой лежат в античности и связаны с идеалами paideia. Если коротко, то ценностная парадигма paideia в расширительном значении данного термина предстает как образец «окультуривания» человека в смысле его погружения в культуру, выработанную человечеством на протяжении всей истории своего существования. Речь, конечно, не идет об обучении человека всем без исключения достижениям накопленной веками человеческой культуры. Целиpaideia как образовательной модели - в универсальном, идеально-гармоничном развитии личности.

Являющееся исторически чисто европейским продуктом, модель либерального образования (liberal arts education) получила широкое распространение в США в XX в. Сегодня это целостная академическая практика, которая активно используется во многих колледжах, дающих степень бакалавра. Одновременно ряд ведущих американских исследовательских университетов (те, которые объединяют преподавание и исследовательскую работу) хотя бы отчасти адоптировали и применяют данную практику в своих учебных програмах для бакалавров. Такую систему отличает гибкий план обучения, совмещающий широту дисциплинарного охвата с глубиной изучения предмета, поощряющий междисциплинарность и предоставляющий студентам максимально возможную свободу выбора.

Для нашего читателя, по-видимому, необходимо пояснить, что такое колледж (college) в американской системе образования. В отличии от российской системы образования, где колледж является учреждением среднего профессионального образования, в американской системе колледж - это четырехлетнее учебное заведение, соответствующее уровню высшей школы и дающее диплом бакалавра. В образовательной системе США колледж может либо входить в состав университетов либо является автономным учреждением, ассоциируемым с бакалавриатом. Например, во всемирно известном Гарвардском университете имеется Г арвардский колледж, по окончанию которого студенту присваивается академическая степень бакалавра. Подобные колледжи имеются и в других американских университетах. Однако университеты ведут обучение студентов и на более продвинутом уровне, чем лищь бакалавр, также готовя магистров (Master's degree) и докторов наук (Ph.D. - Doctor of Philosophy). Среди самых известных автономных американских колледжей такие, как Уильямс (Williams College), Сварсмор (Swarthmore College), Амхерст (Amherst College) и другие. Все колледжи - четырехлетние (чаще частные) учебные заведения, которые выпускают исключительно бакалавров.