"Испытать жизнь сполна". Интервью с проф. М.Ф. Быковой

Многие студенты получают бакалавра по философии в подобных колледжах, а потом поступают в магистратуру и аспирантуру в исследовательские университеты. Как правило, они лучше подготовлены для серьезной философской работы и многие из них по окончании аспирантуры получают работу в академии (высших учебных заведениях). Но есть и те, кто сразу поступают в исследовательские университеты, где они вначале получают степень бакалавра, а затем уже продолжают свое обучение в магистратуре и аспирантуре.

Университет, в котором я работаю, является исследовательским университетом, но образование бакалавров у нас также построено по модели свободных искусств и наук. В практическом смысле это означает, что студенты-бакалавры всех специальностей берут курсы по гуманитарным дисциплинам, включая философию. Но одновременно у нас имеется и специальная программа по философии, где мы готовим студентов по различным философским специальностям (включая общую философию, философию права, логику и методологию науки, этику и т.д.). В США считается, что бакалавриат по философии создает хорошую базу для поступления в школы права (Law School(s)), профессиональные учебные заведения которые готовят юристов, адвокатов и других представителей юридической профессии В отличие от России, где поступить на юридический факультет можно сразу после окончания школы, в США юриспруденция рассматривается как профес-сиональная (академическая) степень (J.D. - Juris Doctor). Поэтому в США уче-ба в университете в области юриспруденции начинается с четырехгодичного образования в бакалавриате, как правило, по другой специальности. Подобная ситуация существует и с медицинским образованием. Получение диплома по данной специальностям также сопряжено с присвоением академической сте-пени (MD - Doctor of Medicine), что требует значительного времени, продле-вая обучение на 4-5 лет уже после получения степени бакалавра.. И действительно, многие из наших выпускников-бакалавров успешно поступают в школы права, и только некоторые идут в философскую магистратуру и аспирантуру.

Особенностью подготовки аспирантов в США - как по философии, так и по другим специальностям - является то, что они рассматриваются в качестве студентов (graduate students) и поэтому, наряду с проведением научной работы, должны также брать классы, участвовать в семинарах, сдавать экзамены и писать курсовые работы Это существенно отличается, например, от немецкой системы подготовки док-торантов, которые не берут никаких учебных курсов. Более того, сразу же по-сле зачисления в докторскую программу они рассматриваются в качестве со-трудников кафедр (wissenschaftliche Mitarbeiter), где, помимо их собственной научной работы и написания диссертации, на них возлагают какие-либо обя-занности, не всегда соответствующие их специальности и подготовке. Напри-мер, ряд моих немецких коллег во время работы над диссертациями также должны были заниматься интернет-сайтами для различных програм или под-держивать работу компьютерного оборудования на кафедре или даже на це-лом факультете. Насколько оптимальной является данная практика судить трудно. Однако ясно, что будучи весьма отдаленно связанной со специально-стью докторанта, данная «профессиональная» нагрузка мало способствует развитию молодого специалиста, а также отнюдь не увеличивает его шансы на дальнейшее получение им работы по специальности.. При этом речь идет не только о курсах по их узкой специальности или тех, которые необходимы для подготовки к кандидатскому минимуму. Каждый факультет определяет количество и минимальный набор курсов по более широким дисциплинам, которые обязаны взять аспиранты, зачисленные в данную программу. Студенты также имеют возможность брать курсы по специальностям, которые представляются им полезными для их научной работы. Таким образом, поступившие в аспиратуру продолжают свое обучение. Одновременно они оказываются вовлеченными в учебный процесс в качестве ассистентов преподавателей (Teaching Assistant), которые в первые семестры помогают с проверкой домашних заданий и курсовых работ, а позже и сами могут вести семинары и даже лекции для студентов - бакалавров. Такая практика, как мне представляется, успешно готовит будущих выпускников к карьере в академии, давая им опыт преподавания и общения со студентами. Кроме того, поощряется участие аспирантов в проектах их руководителей. Правда, в отличие от естественных и технических наук, в философии (особенно ее традиционных областях) выходит очень мало совместных публикаций. И эта практика сохраняется в России, Европе и США.

В американских университетах очень приветствуется самостоятельность и инициатива студентов. Поэтому многие аспиранты оказываются вовлеченными в работу профессиональных философских организаций, в подготовку и участие в научных семинарах и конференциях, как в региональных, так и в национальных. Более того, считается, что для успешной будущей карьеры, и прежде всего, для получения работы в академии, философы-аспиранты должны участвовать с докладами на национальных философских конференциях, пробиться на которые весьма трудно. Ибо доклады на американские научные конференции тщательно рецензируются и отбираются, и отбор докладов (как, впрочем, любой конкурс внутри американской академии) чрезвычайно жесткий. Пробиться с докладом на конференцию непросто для профессора, а для аспиранта тем более. Но у меня были и есть студенты, которым это удавалось. Хотя с ними приходится очень много работать - с тем, чтобы подготовить достойный текст, а требования к философским выступлениям и публикациям в США очень высокие. По своему собственному опыту могу сказать, что данные требования часто значительно выше, чем в Европе или

России. И дело не в том, что европейские или российские философские конференции или издания предъявляют заниженные требования или уровень философии здесь значительно ниже. Отнюдь нет; скорее речь идет об иной культуре философской аргументации, что связано с существующим различием между так называемыми континентальной и аналитической традициями в философии.

Данное размежевание произошло в середине XX в. и само по себе является большой и серьезной темой, требующей специального рассмотрения. Но если попытаться коротко обозначить существо дела, то я бы сказала так. Речь идет о противопоставлении философских традиций Старого и Нового света, континентальной Европы, с одной стороны, и Америки (а также Британии), с другой. Первая ассоциируется, в основном, с философией, сформировавшейся в Германии и Франции в Х1Х-ХХ вв. А вторая - с англо-американской философией ХХ-ХХ1 вв. Началом первой, как правило, считается немецкий идеализм, в особенности Гегель. А ее содержание составляет все последующее развитие философской мысли в Германии, включая Ницше, Гуссерля, Хайдеггера, а также те многочисленные философские школы и направления, которые получили развитие в немецкой и французской философских традициях после Первой и Второй мировых войн, в том числе герменевтика, экзистенциализм, французский постструктурализм и многое другое. Разумеется, список данным перечнем не исчерпывается.

Парадоксальным образом, англо-американская аналитическая традиция также началась на континенте, беря свое начало с континентального мыслителя Витгенштейна и со сформировавшегося на континенте Венского кружка, занимающегося проблемами логического анализа науки. Однако подлинный расцвет она пережила в Англии и США и связана с именами А. Уайтхеда, Б. Рассела, Дж.Э. Мура, Дж.Л. Остина, У. ван О. Куайна, Ф. Дрецке, С.А. Крип - ке, а также Д. Дэвидсона, Дж. Сёрла, П.Ф. Стросона, Дж. Селларса и многих других. Сегодня аналитическая философия является доминирующем направлением философской мысли в англоязычной интеллектуальной традиции, занимающая ведущие позиции не только в Великобритании и США, но и в Канаде, Австралии, Новой Зеландии, а также в странах Скандинавии и Нидерландах. Кстати, в последние десятилетия аналитический подход постепенно распространяется и в Европе, включая такие страны как Италия, Испания, Португалия, Польша, а также и традиционно континентальные Г ерманию и Францию.

Континентальная философия с самого начала была укоренена в культуре, а также в политических, эстетических, религиозных и иных взглядах и часто трудно уловимых идейных настроениях, важных исторических и социальных контекстах той страны, откуда она происходила. Ей также не были чужды общегуманитарные установки и морально-ценностные переживания. В то же время англоамериканская мысль в целом развивалась по пути формализации и сознательного выхолащивания этой культурной укорененности. Ибо, по мнению аналитиков, философия должна представлять собой некое универсальное знание, развивающееся по четко сформулированным научным принципам, не зависящим ни от культурной традиции, ни от каких-то специфических норм или локальных факторов, а ориентирующимся исключительно на идеалы логической строгости, ясности и точности. Понятно, что такие установки формируют определенный стиль философского мышления, который напрочь отвергает метафоричность и поэтичность в философских текстах, часто присутствующих у континентальных авторов. Вместо этого данный стиль требует проведения строгого логического анализа, настаивает на точности используемой терминологии, а также демонстрирует сдержанное отношение к широким философским обобщениям и спекулятивным рассуждениям. Сам процесс аргументации, который часто сводится к формально-логической практике, становится для философа - аналитика наиважнейшей задачей.

Конечно, в стремлении к четкому и ясному изложению материала нет ничего плохого. Да и, как известно, сам Кант, а вслед за ним и немецкие идеалисты, ратовали за развитие философии в соответствии со строгими принципами науки. Однако в аналитической философской традиции сциентизация философии порой возведена в абсолют, что, конечно, не способствует всестороннему развитию философского знания, выхолащивая такие ее важные измерения как укорененность в традиции, исторический и культурологический анализ, ценностные установки, не говоря уже о текстологической и герменевтической работе с философскими источниками.

Поэтому не удивительно, что аналитическая философская парадигма особенно негативно сказывается на исследованиях по истории философии. Аналитической философии всегда было чуждо историческое вопрошание, историческое измерение. Аналитики не скрывают своего негативного отношения к историко-философским темам. И не только потому, что проблемы интерпретации или перевода для них всегда были второстепенными по сравнению с вопросами систематическими и теоретическими. Они, кроме того, считают что философия должна заниматься насущными проблемами, а не отвлекаться на то, что как относящееся к «старине глубокой» если и имеет ценность, то не более чем реликтовый музейный экспонат, коим можно любоваться как некоей диковиной, но кое вряд ли имеет какое-либо реальное значение для нас сегодняшних.

Было бы, конечно, неверно считать, что в США не занимаются историей философии или что историко-философская проблематика отсутствует среди современных направлений американских философских исследований. Но в рамках аналитической традиции история философии развивается скорее вопреки, нежели благодаря существующим условиям. Хотя в США существует ряд известных философских научных центров, которые работают в континентальной традиции, специализируясь на немецкой или французской философии XIX-XX вв. (например, Нью-Йоркский Университет Стони-Брук (SUNY Stony Brook), Университет Эмори в Атланте (Emory University), Северо-Западный университет недалеко от Чикаго (Northwestern University) и другие).

Так что как в аспекте философского образования, так и с точки зрения исследовательской работы, США во многом является страной возможностей. Ни государство, ни общество, никакие общественные структуры в этом не помощники. Все полностью зависит от инициативы, целеустремленности и работоспособности самих людей. И это делает как личную, так и профессиональную жизнь в Америке сложной, но одновременно и привлекательной и осмысленной.

Вы главный редактор двух высокорейтинговых философских журналов США и член редколлегий ряда российских философских периодических изданий, в чем Вы видите сходство и различия в организации философской периодики в России, США и Германии. Каким, на Ваш взгляд, должен быть идеальный философский журнал?

Два журнала, которые я возглавляю, разнятся как по своим целям и задачам, так и по форме представления материала. В принципе, речь идет о различных моделях.

«Russian Studies in Philosophy» - это журнал переводов с русского на английский. Журнал был создан в 1962 г., на пике холодной войны, и вплоть до 1991 г. он издавался под названием «Soviet Studies in Philosophy». Изначальная цель журнала состояла в том, чтобы знакомить западного (в основном англоязычного) читателя с философской жизнью в СССР. При этом прогрессивные западные философы, интересующиеся Россией, были уверены, что, несмотря на господство ортодоксального марксизма, в Советском Союзе не перестает существо - авть и другая - творческая - философская мысль, которая, собственно, и нашла свое отражение на страницах журнала. После распада СССР журнал был переименован и с 1992 г. стал выходить под названием «Russian Studies in Philosophy».

В разное время журналом руководили известные американские философы, занимающиеся исследованиями русской мысли, такие как Джордж Клайн (George L. Kline), Джеймс Скэнлан (James P. Scanlan) и другие. Я стала главным редактором этого журнала в январе 2008 г. За то время, которое я возглавляю журнал, мы перешли от выпуска четырех номеров в год к шести. Мне удалось несколько изменить как саму тематику журнала, так и подход к отбору материала. До 2008 г. в журнале печатались исключительно переводы статей, уже опубликованных в советских или российских философских изданиях, в основном в «Вопросах философии», «Философских науках» и «Вестнике МГУ». Кроме того, сама тематика журнала сводилась, главным образом, к «studies in Russian philosophy», т.е. исследованиям по русской философии, которая ассоциировалась с философией второй половины XIX - начала XX вв. Мне показался такой подход весьма ограниченным. Поэтому мы начали принимать и переводить оригинальные и ранее нигде неопубликованные статьи. Также «Russian studies» стали трактоваться значительно шире, теперь включая не только работы по русской до-революционной и после-революционной мысли, но также российские исследования по многообразным философским темам и в различных областях философского творчества.

Сегодня мы издаем тематические выпуски, включающие подборки статей по определенной проблематике; доклады с научных конференций; статьи, выполненные в рамках российских и международных исследовательских проектов; переводы а также тексты из ведущих русскоязычных изданий по философии (в том числе книг). Тематический охват весьма широк и включает важные философские топики, темы по истории философии, как европейской, так и российской, в т.ч. архивные материалы из истории развития философских направлений, институтов, школ, а также жизни и деятельности отдельных мыслителей прошлого и настоящего. В 2012 г. мне удалось начать серию «Современные российские философы» (Contemporary Russian Philosophers), которая не только представляет нашим читателям тех, кто занимается философией в сегодняшней России, но и знакомит читателя с современным российским философским и культурным дискурсом и его отличием от дискурса западного.

Второй мой журнал - «Studies in East European Thought» - публикует оригинальные (ранее неопубликованные) статьи на английском языке. У этого журнала тоже очень интересная история. У истоков журнала стоял Юзеф Мария Бохеньский (Jozef Maria Bochenski, 1902-1995), которого по праву считают основателем советологии. Поляк по происхождению, Бохеньский в 1920-х гг. изучал юриспруденцию во Львовском университете, затем экономику в польском Познане. В 1927 г. он вступил в Доминиканский орден и в 1934 г. получил учёную степень по теологии в Папском университете в Риме, где впоследствии продолжил образование, уже изучая логику. В 1931 г. он защитил диссертацию по философии во Фрибурском университете в Швейцарии, где с 1945 г., и вплоть до выхода на пенсию в 1972 г., преподавал на кафедре философии XX века. Во Фрибурге в 1957 г. он организовал и возглавил Институт Восточной Европы Преемником Института, созданного Бохеньским является ныне функциони-рующий при Фрибургском университете Institut interfacultaire de l'Europe cen-trale et orientale (Interfaculty Institute for Central and Eastern Europe). См.: https://www3.unifr.ch/iicee/fr/institut/profil.html., на базе которого в середине 1960-х и был создан наш журнал, сначала под названием «Studies in Soviet Thought». При том же Институте издавалась и известная книжная серия «Sovietica», которая, в основном, была посвящена изучению оснований марксистской философии, но наряду с заслуживающими внимание чисто философскими работами также публиковала исследования по советологии. В течение первых лет существования журнала, он оставался локальным (институтским) изданием и только позже стал публиковаться в издательстве Kluwer, а с 2003 г. в Springer.

Коренные изменения в расстановке сил в мире в 1990-е гг. заставили задуматься о новом названии журнала, что было также связано и со сменой руководства журнала. В конце 1980-х стареющий Бохень - ский передал журнал своему ученику и тогда еще молодому коллеге по Фрибургу Эдварду Свидерскому (Edward Swiderski), который возглавлял журнал в течении следующих 30 лет. При Свидерском журнал перестал быть советологическим, сохранив при этом философскую направленность и содержание. Одновременно тематическая география журнала расширилась и стала включать в себя не только Россию или страны бывшего СССР, но также и другие государства Восточной Европы.

Мой первый номер журнала вышел в декабре 2018 г. (тогда я была еще приглашенным редактором), а с января 2019 г. я стала главным редактором «Studies in East European Thought» (SEET). С моим приходом в журнале произошли существенные изменения. Это было связано прежде всего с необходимостью переосмыслить цели и задачи журнала, а также его содержание. Кроме того, журнал полностью перешел на электронную систему подачи статей и была введена западная практика рецензирования подаваемых статей, что, в свою очередь, потребовало привлечения дополнительных сотрудников. Так что у меня теперь штат помощников, который включает троих научных редакторов, технического редактора, а также двух корректоров, помогающих вычитывать тексты.

В своем нынешнем облике SEET предоставляет форум для беспристрастного научного обсуждения философской мысли и интеллектуальной истории Восточной и Центральной Европы, России, а также постсоветских государств. SEET предлагает площадку для философского диалога в различных областях знаний. Хотя в основе своей SEET является философским журналом, мы также рассматривает статьи, которые переступают традиционные междисциплинарные границы. Однако философская составляющая должна оставаться определяющей: будь то привлечение других дисциплин для ответа на традиционные философские вопросы или использование философской рефлексии для решения специфических дисциплинарных проблем. Журнал публикует оригинальные статьи исследователей, работающих в интересующих нас областях знания, без дискриминации по географическому или национальному происхождению. Единственным критерием публикации является качество поданой на рассмотрение статьи. Помимо оригинальных научных статей, SEET публикует переводы философских текстов, ранее не доступных на Западе, и рецензии на книги Подробнее о журнале см.: https://www.springer.com/joumal/11212.. В SEET мы также публикуем специальные номера или секции в обычных номерах журнала, посвященные какой-то одной теме или проблеме.

Если говорить о различии между российскими и западными философскими журналами, то я вижу их как в организации журнального производства (от отбора статей до их публикации и распространения готовых номеров журнала), так и в тематике и направлении самих журналов. Западные философские журналы, как правило, более специализированы. Здесь трудно найти столь всеохватывающие по проблематике журналы, как, скажем, «Вопросы философии», «Философские науки» или «Философский журнал», в которых можно публиковать статьи по всем философских дисциплинам и по всем философским направлениям. Будучи более прагматичным, Запад предпочитает более узкоспециализированные журналы, которые посвящены либо конкретной области философского знания (история философии, метафизика, эпистемология, этика, философия образования, философия науки и т.д.), либо специфической философской проблематике, школе, направлению, персоналии, либо философской мысли в определенном географическом пространстве (подобно SEET) или в обозначенный исторический период.

Еще одно бросающееся в глаза отличие - это различный стиль статей. В западной философской периодике больше отдают предпочтение аналитическому, нежели дескриптивному (описательному) стилю. Ожидается, что каждая журнальная статья обладает существенной научной новизной и добавляет нечто новое к уже существующему знанию по предмету исследования. Даже историко-философские статьи должны быть проблемными и оригинальными. Кроме того, в России манера и язык изложения философских статей, публикуемых даже в самых уважаемых журналах, становится все более или более свободным и приближающимся к эссеистическому. На Западе, и особенно в англоязычном пространстве, ожидается, что журнальные статьи будут написаны в строго научном стиле. Это, несомненно, налагает определенные требования как на язык статьи, так и на ее структуру. В каком-то смысле данное требование связано с господством аналитической традиции, которая во главу угла ставит ясность, четкость и аргументированность изложения, но не только. Просто считается, что поскольку профессиональные журналы рассчитаны на специалистов, то уровень статьи должен быть соответствующим. Философские изложения для широкого читателя перемещены в популярные журналы, газеты и всякого рода еженедельники. Кроме того, имеется достаточное количество философских блогов и сайтов, где печатаются популярные философские тексты или выкладываются записи философских бесед, в которых важные философские проблемы обсуждаются на уровне, доступном для широкого зрителя и читателя.

Пожалуй, самым главным отличием является система рецензирования статей. На своем редакторском опыте я вижу, что наши российские авторы не привычны к столь серьезному (порой даже жесткому) рецензированию журнальных статей, который принят на Западе. И чем выше уровень журнала, тем основательнее рецензирование статей. Конечно, к этому можно относиться по-разному, и как автор я сама неоднократно испытывала неприятные моменты, когда мои статьи либо отклонялись по итогам рецензирования, либо мне присылали отзывы, которые требовали серьезной переработки статьи. При этом не могу не признать, что после переработки статьи в ответ на высказанные рецензентами замечания, как правило, статья становится намного лучше и аргументация более отточенной и ясно выписанной. Кстати, наш читатель может быть удивлен, узнав, что и книги на Западе проходят через рецензирование уже на уровне издательства, и это относится как к индивидуальным монографиям, так и к коллективным трудам. Правда, книжное рецензирование несколько мягче, чем журнальное, и содержащаяся в отзывах критика более конструктивна по своему характеру. Рецензенты редко напрочь отвергают книгу; чаще речь идет о внесении изменений с целью улучшения рукописи.

Что я больше всего ценю в журналах - это возможность оперативно и лаконично откликнуться на какую-то животрепещущую проблему, важную дискуссию или событие. В книге это сделать значительно сложнее, поскольку процесс написания и публикации книги занимает годы. Более того, журнальные статьи могут быть значительно более спонтанными, полемическими и нацеленными на получение каких-то непосредственных результатов, нежели книги. И я бы хотела, чтобы в моих журналах было как можно больше интересных философских дискуссий, проблемных споров и полемических выступлений. Помню, когда я только начинала свою философскую деятельность на Западе, меня всегда восхищали философские журналы, которые публиковали полемические заметки, а также критические отклики на ранее опубликованные статьи и ответы авторов на эту критику. Для меня как для тогда еще молодого и неопытного читателя это стало хорошей школой не только в аргументации, но в развитии моего собственного мышления. Ибо представленная полемика позволяла мне самой спорить или соглашаться с той иной позицией, как бы самой участвуя в диалоге. И для меня идеал философского журнала - это нечто вроде приглашения к разговору, когда читатель вправе не согласиться с автором и высказать свою позицию. Я отдаю себе отчет в том, что такой диалог между автором и читателем бывает сложно организовать, но к этому нужно стремиться. Ибо понять и быть понятым - это не только основа человеческих взаимоотношений, но также и цель философской практики.

В последние годы Вы выпустили ряд коллективных трудов как редактор и издатель. Не могли бы Вы рассказать о новых книгах подробнее?

Действительно, за последние два года у меня вышло ряд книг, над которыми я работала несколько лет. Среди них мне особо хотелось бы выделить том по немецкому идеализму «German Idealism Reader: Ideas, Responses, and Legacy» («Немецкий идеализм: Идеи. Ответы. Наследие») Bykova M.F. (ed.). German Idealism Reader: Ideas, Responses, and Legacy. Lon-don; New York, 2020.. Эта книга может использоваться в качестве учебного пособия для курсов по немецкому идеализму, а также по немецкой философии XIX в. Наряду с некоторыми первоисточниками и выдержками из наиболее значительных работ мыслителей данного периода, книга включает около 200 страниц моего собственного текста. Я уже давно размышляла над подобной книгой и рада, что мне удалось осуществить мой замысел. Цель книги состоит в том, чтобы показать период и философское направление немецкого идеализма в его сложной и многогранной динамике. Традиционный подход к немецкому идеализму как в нашей стране, так и за рубежом состоит в том, что данный этап в развитии философии рассматривается исключительно через призму учений великой четверки: Канта, Фихте, Шеллинга и Г егеля. Более того, существует прочно укорененный стереотип изображать развитие немецкой философской мысли этого периода в качестве одновекторного линейного процесса, идущего от Канта к Г егелю, когда превалирующей оказывается схема «прямой генеалогической преемственности» создаваемых философских систем, концепций и идей. Такое прочтение дает сильно искаженную картину происходящего в данный историко-философский период, предлагая весьма ограниченную трактовку духовно-интеллектуальной традиции немецкого идеализма. Оно не только сужает исторические рамки периода, но также обедняет его содержание и интеллектуальную значимость в контексте немецкой и мировой философии.

В действительности эпоха немецкого идеализма более насыщена и разнообразна, чем это традиционно представляют. Период немецкого идеализма часто ассоциируют с немецкой классической философией В советской философской литературе понятие немецкая классическая фило-софия толковалось несколько расширенно и кроме философских теорий Канта, Фихте, Шеллинга и Гегеля включало также философское учение Фейербаха. Однако в целом это мало меняет ситуацию, о которой я веду речь.. И это не случайно, ибо данный этап в философском развитии

Германии соизмерим с духовным расцветом Древней Греции, с классическим периодом зарождения и становления философской мысли. При этом употребление термина «классический» в данном контексте скорее указывает на значение и уровень выдающихся - сравнимых с античной классикой - философских результатов, полученных в данный период, при этом без какой-либо претензии на канонизацию. Подобно Золотому веку в истории Древней Греции, с 1770-х по 1840-е годы Германия переживала невиданный духовный и интеллектуальный подъем, который выражался в бурном развитии философских идей и эстетических теорий, росте литературной активности, включая не только публикацию романов и повестей, но также и всевозможных альманахов и литературных журналов. В это же время появляется много интересных академических и научных результатов. Сама атмосфера тогдашней Германии начинает напоминать постоянно бурлящий мыслью литературный и философский салон, в котором принимают участие не только литераторы, философы и ученые, но и политические деятели и чиновники, а также образованные бюргеры - немецкие граждане, интересующиеся вопросами философии, искусства, науки и политики. И с тем, чтобы адекватно понять и по достоинству оценить как саму эпоху, так и ее достижения, необходимо рассматривать ее во всей ее динамике и сложных переплетениях развивающейся мысли.

Мне недавно попалась на глаза одна российская статья, автор которой, рассматривая понятие «немецкий идеализм», заявляет «о некоторой искусственности этого историко-философского конструкта» Золотухин В.В. Существовал ли немецкий идеализм: к вопросу об историко-философской периодизации // Философские науки. 2015 (5). С. 93.. Конечно, является ошибочным представлять немецкий идеализм как нечто единое целое, некое монолитное историко-философское направление, характеризующееся полным совпадениям целей, задач, идей и результатов, сформулированных и полученных в работах его основных участников. Серьезное заблуждение считать что, говоря об эпохе немецкого идеализма, мы якобы имеем дело с неким - в действительности несуществующим - единством, будь то общая философская теория, единая методологическая установка или объединяющая всех мыслителей данной эпохи сквозная проблематика и сходное толкование основных концепций и идей. Кстати, от этой позиции, господствующей в советской философии Такая позиция была во многом обусловлена периодизацией данного периода, выдвинутой Ф. Энгельсом в его работе «Людвиг Фейербах и конец классиче-, и пока еще присутствующей в ряде широко используемых в России вузовских учебниках по немецкой классической философии, во многом уже отказались ведущие исследователи данного периода как в нашей стране, так и за рубежом. Однако, неверно полагать, что немецкий идеализм есть искусственный «историко-философский конструкт». При внимательном анализе, нетрудно заметить, что абсолютное большинство философских теорий, разработанных в эпоху немецкой классики, - а они появлялись в тот период с небывалой частотой, иногда с интервалом в один-два года, - представляют собой различные формы философского идеализма. Этим объясняется тот факт, почему данный период - для упрощения, а также с целью отражения специфики его философского дискурса - именуется в западной литературе эпохой немецкого идеализма. Такое обозначение является не только оправданным, но и концептуально-верным как в аспекте отражения направления и содержания философских поисков в конкретный исторический период, так и с точки зрения философского развития в целом.

Другое дело, что ассоциирование немецкой философии данного периода с идеализмом вызывает ряд серьезных проблем, связанных, прежде всего, с укоренившимся в философской литературе негативным стереотипом в подходе к самому термину «идеализм», а также к его использованию для описания конкретных философских традиций и мыслителей. Его уничижительно-негативное истолкование и употребление без учета специфического исторического и интеллектуального контекста, ведут к значительным заблуждениям, неверным обобщениями или упрощениям, граничащим с ошибочными интерпретациями концептуального многообразия немецкой философии XIX в. в целом, и немецкого идеализма в частности.

Основная цель моего «German Idealism Reader» как раз и состоит в том, чтобы снять и разрешить многие недоумения и неверные прочтения немецкого идеализма, а также показать его философско- историческое значение как сложного и неоднообразного динамично развивающегося духовно-индивидуального образования. При этом я отказываюсь как от линейной схемы «прямой генеалогической преемственности» движения мысли от Канта к Г егелю, так и от узко фи - ской немецкой философии» (1886), которая, кстати, послужила основанием для рассмотрения материалистического учения Фейербаха в качестве части данной традиции. Кроме того, существенную роль сыграла и работа Ричарда Кронера «От Канта к Г егелю» (1921), в которой предлагается последовательное и весьма доказательное изложение данной позиции; см.: KronerR. Von Kant bis Hegel. Bd. 1-2. Tьbingen, 1921.

лософского прочтения истории развития немецкой идеалистической мысли. Моя позиция состоит в том, что немецкий идеализм нельзя понять в отрыве от других интеллектуальных течений эпохи и, прежде всего, раннего немецкого романтизма с его уникальной философией, представленной в работах близкого друга Г егеля (еще со времен их совместного обучения в Тюбингене) Фридриха Гёльдерлина, а также братьев Фридриха и Августа Шлегелей, Фридриха Харденберга (известного как Новалис) и других. Для понимания развертывания после-кантовской философской мысли важны работы скептиков Готлоба Эрнста Шульце и Саломона Маймона, не говоря уже о философских изысканиях Карла Рейнхольда и Фридриха Якоби. Трудно переоценить влияние на развитие мысли данного периода философских трудов авторов «Бури и натиска», особенно таких литературных гигантов, как Иоганн Вольфганг Гёте и Фридрих Шиллер. Развитие немецкого идеализма немыслимо без исторических работ Иоганна Готфрида Г ердера, лингвистических исканий Вильгельма фон Гумбольдта, традиции герменевтической мысли, представленной Георгом Г аманом и Фридрихом Шлейермахером. Этот список можно продолжать очень долго. Ясно одно, что это небывалый по богатству мысли и новых идей период, и для его правильного понимания он должен рассматриваться во всей его многогранности и сложном переплетении философских поисков.

Поэтому в своей книге я попыталась представить немецкий идеализм в диалоге со своим временем и через многочисленные дискуссии, в которые оказались вовлеченными его основные представители. Конечно, всех уместить под одной обложкой книги в 450 страниц просто невозможно. Пришлось ограничиться только ключевыми фигурами и их основными работами, принципиально важными для понимания логики развития мысли в данный период и его центральных дебатов. Кроме этого удалось также хотя бы схематически, но определить самые важные направления критики немецкого идеализма, представив как традиционные персоналии (такие как Маркс и Фейербах), так и редко фигурирующих в данном контексте мыслителей (таких как Кьеркегор и Ницше).

Книгу я посвятила Нелли Васильевне Мотрошиловой, под чьим руководством, еще будучи аспиранткой, я впервые открыла для себя богатейшее интеллектуальное наследие немецкой философии и завораживающий своей глубиной мир гегелевской мысли. Ее энтузиазм и стремление к освоению новых идей не перестают вдохновлять меня и сегодня, через 35 лет после защиты кандидатской.

Позволю себе сказать еще несколько слов о двух других книгах, вышедших в этом году с интервалом в несколько месяцев. Это две коллективные монографии (обе - Handbooks): одна о Гегеле, а другая о Фихте, немецких мыслителях, которыми я активно занимаюсь Bykova M.F., WestphalK.R. (eds.). The Palgrave Hegel Handbook. Cham, Switzerland, 2020; Bykova M.F. (ed.). The Bloomsbury Handbook of Fichte. London, 2020.. По своему замыслу, Handbook - тип научного издания, содержащий наиболее полную и актуальную информацию по предмету исследования. В данном случае речь идет о компендиуме современных и наиболее значимых по своим результатам научных исследований, соответственно по философии Фихте и философии Г егеля. Авторами статей являются международно признанные ученые, принадлежащие к числу наиболее интересно работающих в области современного фих - теведения и гегелеведения. Столь представительный состав авторов позволяет предложить читателю сборник работ, которые достаточно глубоко излагают и анализируют философские учения Фихте или Г е - геля, и отражают современный их уровень. Обе книги являются первыми в своем роде Handbooks, которые наиболее полно и систематически представляют идеи философов, знакомя читателей с эволюцией их взглядов и их центральными темами. При этом в круг исследований вовлекаются как опубликованные, так и неопубликованные работы мыслителей, наряду с наиболее интересной гегелеведческой и фихтеведческой литературой по предмету. Надеюсь, что обе книги найдут своих благодарных читателей, и позволят им познакомиться, понять и по достоинству оценить заслуги и значение разработок немецких философов и их современных комментаторов.

Расскажите, пожалуйста, о своих ближайших творческих планах. Над какими проектами Вы сейчас работаете?

О моих планах говорить одновременно и легко и трудно. Легко, потому что нашей философской братии всегда хочется что-то сказать и всегда остается что-то недосказанное, какие-то непроговоренные идеи и непрописанные мысли. Поэтому думаю еще рано ставить точку в моей творческой биографии и надеюсь, что мне еще удастся сделать что-то новое и интересное. А трудно, поскольку планов много и их реализация требует времени, найти которое при нынешней быстротечности дней и плотном графике работы становится все сложнее. У меня уже есть подписанный контракт с Кембриджем (Cambridge University Press) на книгу о «Философии природы» Г егеля. Кроме того, уже много лет я вплотную занимаюсь проблематикой Bildung в немецкой философии XIX в. Опубликовала ряд отдельных статей о разработке данной темы у Канта, Фихте и Г егеля. Хочу сделать книгу, в которой показать эволюцию развития понятия Bildung в Г ерма - нии конца XVIII - начала XIX вв., а также проанализировать чем концепция Bildung в немецком идеализме отличается от разработки той же концепции рядом представителей немецкого романтизма.

Есть у меня и некоторые обязательства (как я это сама для себя определяю) и перед российской философией. Собственно моя работа в качестве главного редактора журнала «Russian Studies in Philosophy» во многом мотивирована моим желанием сделать русскую и российскую философскую мысль услышанной на Западе, познакомить западного читателя с наиболее интересными результатами развития философии в России, как в предыдущие эпохи, так и в настоящее время. С некоторых пор меня всерьез интересует развитие философской мысли в стране в советский период, особенно в 1960-1980 - годы. В 2019 г., совместно с Владиславом Александровичем Лекторским мы опубликовали в известном британском издательстве Bloomsbury коллективный труд по философской мысли в России во второй половине XX в. Lektorsky V.A., Bykova M.F. (eds.). Philosophical Thought in Russia in the Second Half of the Twentieth Century. A Contemporary View from Russia and Abroad. London; New York: Bloomsbury Academic, 2019. Это первая книга такого рода на английском языке и, насколько я могу судить, она была принята англоязычным читателем с большим интересом. Думаю, что было бы хорошо развить этот успех и предложить западному читателю еще несколько подобных сборников, но уже по какой-то конкретной проблематике. Например, есть идея сделать коллективную монографию по проблеме сознания в отечественной философии советского периода, в которой можно будет представить не только уже ставшие широко популярными на Западе фигуры М.К. Мамардашвили и Э.В. Ильенков, но и менее там известные (или незаслуженно забытые) имена, такие как Ф.Т. Михайлов, А.М. Пятигорский, В.С. Библер, М.К. Петров, К. Мегрелидзе и другие. Думаю, может получиться замечательная и важная книга. Много и других замыслов, в том числе и индивидуальных. Так что «покой нам только снится».

И это очень здорово иметь возможность заниматься тем, что любишь, находить поддержку своим многочисленным проектам среди родных, друзей и коллег, иметь надежные тылы и испытать жизнь сполна. Единственное очень хочется, чтобы время не летело чересчур быстро…

Список литературы

1. Быкова М.Ф. Проблема мышления в работе Гегеля «Философия духа»: Ав - тореф. дис. канд. филос. наук. М., 1985.

2. Быкова М.Ф. Понимание мышления в философии духа Гегеля // Вопросы философии. 1986. №4. С. 117-128.

3. Быкова М.Ф. Гегелевское понимание мышления. М.: Наука, 1990.

4. Быкова М.Ф. Место и смысл феноменологии и логики в философии Г егеля. Диссертация на соискание ученой степени доктора философских наук. М., 1993.

5. Золотухин В.В. «Существовал ли немецкий идеализм: к вопросу об историко-философской периодизации» // Философские науки. 2015. (5).С. 80-93.

6. Кессиди Ф.Х. От мифа к логосу. М.: Мысль, 1972

7. Кессиди Ф.Х. Сократ. М.: Мысль, 1976.

8. Мотрошилова Н.В. Путь Гегеля к «Науке логики». Формирование принципов системности и историзма. Москва: Наука, 1984.

9. Новая философская энциклопедия: В 4 т. Т. IV. / Научно-ред. совет: В.С. Степин, А.А. Гусейнов, Г.Ю. Семигин. М., Мысль, 2010. С. 195-200.

10. Bykova M.F. (ed.). German Idealism Reader: Ideas, Responses, and Legacy. London; New York: Bloomsbury Academic, 2020

11. Bykova M.F. (ed.). The Bloomsbury Handbook of Fichte. London: Bloomsbury Academic, 2020.

12. Bykova M.F. and Westphal K.R. (eds.). The Palgrave Hegel Handbook. Cham, Switzerland: Palgrave Macmillan, 2020;

13. Encyclopedia Britannica. A Dictionary of the Arts and Sciences and Literature and General Information. Eleventh Edition: In 29 Vols. Vol. 27. Huper, 1911.

14. Humboldt W. von. Theorie der Bildung des Menschen // Gesammelte Schriften, Bd. I, 282-287. Berlin: Reimar, 1903.

15. Kroner R. Von Kant bis Hegel. Bd. 1-2. Tьbingen, 1921.

16. Lektorsky V.A., Bykova M.F. (eds.) Philosophical Thought in Russia in the Second Half of the Twentieth Century. A Contemporary View from Russia and Abroad. London / New York: Bloomsbury Academic, 2019.

17. Marina F. Bykova

18. Dr. Habil in Philosophy, Professor at the Department of Philosophy and Religious Studies at North Carolina State University

19. Julia V. Sineokaya

20. Dr. Habil in Philosophy, Corresponding Member of the Russian Academy of Sciences

References

1. Bykova, M.F. Problema myshleniya v rabote Gegelya «Filosofiya dukha» [The Topic of Thinking in Hegel's Philosophy of Spirit]: Ph.D. Diss. Moscow, 1985. (In Russian)

2. Bykova, M.F. Ponimanie myshleniya v filosofii dukha Gegelya [The Notion of Thinking in Hegel's Philosophy of Spirit] // Voprosy filosofii, 1986, №4, pp. 117 - 128. (In Russian)

3. Bykova, M.F. Gegelevskoe ponimanie myshleniya [Hegel's Interpretation of Thinking]. Moscow, Nauka Publ., 1990. (In Russian)

4. Bykova, M.F. Mesto i smysl fenomenologii i logiki v filosofii Gegelya [Meaning and Place of Phenomenology and Logic in Hegel's Philosophy]. Habil. Diss. Moscow, 1993. (In Russian)

5. Bykova, M.F. (ed.). German Idealism Reader: Ideas, Responses, and Legacy. London; New York: Bloomsbury Academic, 2020.

6. Bykova, M.F. (ed.). The Bloomsbury Handbook of Fichte. London: Bloomsbury Academic, 2020.

7. Bykova, M.F. and Westphal, K.R. (eds.). The Palgrave Hegel Handbook. Cham, Switzerland: Palgrave Macmillan, 2020.

8. Kessidi, F. Kh. Ot mifa klogosu [From Mythos to Logos]. Moscow, Mysl' Publ., 1972. (In Russian)

9. Kessidi, F. Kh. Sokrat [Socrates]. Moscow, Mysl' Publ., 1976. (In Russian)

10. Motroshilova, N.V. Put' Gegelya k «Nauke logiki». Formirovanieprintsipov sis - temnosti i istorizma [Hegel's Path to the Science of Logic. The Development of the Principles of Systematicity and Historicity]. Moscow: Nauka Publ., 1984. (In Russian)

11. Encyclopedia Britannica. A Dictionary of the Arts and Sciences and Literature and General Information. Eleventh Edition: In 29 Vols. 1911. Vol. 27.

12. Humboldt, W. von. «Theorie der Bildung des Menschen», in: Humboldt, W. von. Gesammelte Schriften, Bd. I, 282-287. Berlin: Reimar, 1903.

13. Kroner, R. Von Kant bis Hegel. Bd. 1-2. Tьbingen, 1921.

14. Lektorsky, V.A. and Bykova M.F. (eds.), Philosophical Thought in Russia in the Second Half of the Twentieth Century. A Contemporary View from Russia and Abroad. London; New York: Bloomsbury Academic, 2019.

15. Stepin, V.S., Guseinov, A.A., Semigin, G. Yu. (eds.) Novaya Filosofskaya Entsik - lopedia [New Encyclopedia of Philosophy], In 4 Vols. Vol. IV. Moscow: Mysl' Publ., 2010, pp. 195-200. (In Russian)

16. Zolotukhin, V.V. «Sushchestvoval li nemetskii idealizm: k voprosu ob istoriko - filosofskoi periodizatsii» [Was There German Idealism: On the Question of the Periodization in the History of Philosophy], Filosofskie nauki [Russian Journal of Philosophical Sciences], 2015. (5), pp. 80-93. (In Russian)

Размещено на Allbest.ru