На пути преодоления дуализма рационального разума и системы "душа и тело"

Господство дуалистической системы представлений, элементы которой разорваны и представляются существующими в разных «мирах», стимулирует в людях узкий профессионализм, функциональность, как ограниченность сознания: циничные прагматики, сухие рационалисты и сторонники высокой «духовности», искусства ради искусства, сторонники пуританских нравов и однополых браков и т. д. Это представляется как завоевание демократии, но такая однобокость препятствует развитию системы индивида. Х. Ортега-и-Гассет, отметил появление в мире науки типа людей, которых он называет «неграмотный ученый», которые обладают только узко специализированными познаниями: «Специализация, появившаяся в результате развития цивилизации, привела к тому, что человек, удовлетворившись изучением какой-либо узкой отрасли науки, герметически замкнулся в рамках своей профессии» [44]. Этот же дуалистический разрыв обуславливает господство отношений потребления, которые Ж. Бодрийяр определяет как «тотально -- идеалистическую практику»: «То есть остается живым стремление к культуре -- но в роскошных изданиях и литографиях на стенах столовой потребляется одна лишь ее идея. Остается живым стремление к революции, но, не актуализируясь на практике, оно потребляется в форме идеи Революции. В качестве идеи Революция и впрямь оказывается вечной и будет вечно потребляема подобно любой другой идее -- все, даже самые противоречивые идеи могут уживаться друг с другом в качестве знаков в рамках идеалистической логики потребления» [45].

Узость сознания является характерным проявлением индивидуализма с его субъект -- объектной конструкцией мышления и до настоящего времени характеризует значительную часть западного общества, особенно, американского. З. Сардар и М. В. Дэвис пишут: «Люди всего мира пытаются и не могут понять, почему американцы, имея самую совершенную в мире образовательную систему, безразличны к мировым проблемам? Им неизвестны имена лидеров других государств, даже своих западных союзников. Они не могут показать, где какая страна расположена на карте. Они не знают мировой истории. Их просто не волнует это. Американца волнует автомобиль, являющийся его вторым домом, его интересует, как не платить налоги и где можно купить дешевый бензин» [39].

Идеализм преодолевает рамки этой узкой ограниченности, но выстраивает иерархическую систему представлений, которая не способствует преодолению дуализма, а сохраняет его. Это проявляется, в частности, в том, что проявление дуализма -- антропоцентрический буржуазный индивидуализм, строящий субъект-объектные отношения с окружающей действительностью, провозглашается не только характерной чертой, но и одной из незыблемых основ западной цивилизации: «Индивидуализм остается отличительной чертой Запада среди цивилизаций двадцатого века» -- С. Хантингтон [46]. Ф. Фукуяма пишет: «Общества, созданные на этих индивидуалистических началах, функционировали чрезвычайно успешно, и сегодня, когда XX век завершился, вряд ли можно говорить о реальных альтернативах либеральной демократии и рыночному механизму как фундаментальным принципам организации современного общества. Собственные интересы индивида -- это менее благородная, но более стабильная основа для общества, чем добродетели» [47]. Конечно, если добродетели понимать как уход от реальной жизни, то такая точка зрения вполне закономерна. При этом сам Ф. Фукуяма отмечает, что эта «культура крайнего индивидуализма» влечет за собой ряд проблем, главная из которых в том, что «социальный и моральный порядок не обязательно следуют за политическим порядком и экономическим развитием» [47, c. 381].

Понимание проблем, связанных с господством индивидуализма, не влечет за собой стремления к его преодолению, признавая его как основу западного общества, западные исследователи видят выход в укреплении морали, «христианских ценностей». К примеру, П. Д. Бьюкенен пишет: «Секс, слава, деньги, власть -- вот новые боги новой Америки» [48]. П. Д. Бьюкенен цитирует бельгийского социолога Рона Лестхаге, который констатирует «смещение западного образа мышления от христианских ценностей -- жертвенности, альтруизма, верности -- к воинствующему мирскому индивидуализму, сфокусированному исключительно на себе» [48, c. 70]. Выход -- в том, чтобы вернуться к христианским ценностям, в утрате которых П. Д. Бьюкенен не видит какой-либо закономерности: «Таким образом, горстка марксистов -- ревизионистов сумела «исказить» американскую культуру и содействовала началу деконструкции нашего общества» [48, c. 128].

Представление о том, что период «дикого капитализма» был воплощением «христианских ценностей -- жертвенности, альтруизма, верности» -- это явное искажение действительности. Системная закономерность проявилась в том, что развитие рационального разума закономерно отодвинуло понятие бога в сферу трансцендентального, и процесс дальнейшего развития проявляется в том, что религиозные представления становятся все более оторванными от реальности. Дуалистическое разделение разума и действительности, трансцендентальности нравственности и утилитарности практики закономерно приводит к нарастающему противоречию между ними. При этом дуалистическое мышление не видит другой альтернативы утилитаризму рациональности кроме трансцендентальности, религиозности, «возврата к христианским ценностям». Однако, вернуть в реальную жизнь «христианские ценности», которые уже утратили значение для человека и его практической деятельности -- невозможно. Осознание этого факта усиливает ощущение состояния тупика. Еще в 30-х годах прошлого века К. Ясперс писал, что «разбожествление -- не неверие отдельных людей, а возможное последствие духовного развития, которое в данном случае в самом деле ведет в ничто» [49]. И в конце XX века Д. Белл констатирует бессилие религиозных норм: «Ценностная система капитализма воспроизводит идеи благочестия, но сейчас они стали пустыми, ибо противоречат реальности -- гедонистическому образу жизни, насаждаемому самой системой» [50]. Это противоречие: «воспроизводит» -- одно, а «насаждает» -- другое, объясняется только дуалистическим разрывом оторванной от реальности нравственности, морали и практической деятельности. Д. Белл также как К. Ясперс не видит из этой ситуации выхода: «Отсутствие прочно укорененной системы моральных устоев является культурным противоречием данного общества, самым сильным бросаемым ему вызовом» [50, c. 652].

На другую сторону этого же явления указывает З. Бауман: «Отношение к своим членам как индивидуальностям является торговой маркой современного общества» [51]. Его индивидуализированность оборачивается «террором полной свободы» [51, c. 55] и тяжелыми психологическими последствиями: «Не мощное давление идеала, недостижимого для современных мужчин и женщин, обрекает их на страдания, а отсутствие идеалов, недостаток подробных рецептов достойной жизни, ясно сформулированных и надежных ориентиров, четко определенной цели жизненного пути. Умственная депрессия -- ощущение своего бессилия, неспособность действовать, и в особенности, действовать рационально, адекватно отвечая на жизненные вызовы, -- становится характерным недугом переживаемого нами периода» [51, c. 55]. Утрата идеалов является вполне закономерным следствием дуализма конструкции представлений, господствующих в западном обществе. Проблемы западного общества, порождаемые индивидуализмом, отмечаются многими западными исследователями, но при этом индивидуализм рассматривается как неизбежность, как неотъемлемая черта западной цивилизации, как «фундаментальный принцип организации современного общества» (Ф. Фукуяма).

Дуализм мировоззрения связан с характером мышления, противопоставляющего одну часть реальности другой, не способного совместить индивидуальность и коллектив, личность и общество. К примеру, Ортега-и-Гассет: «Только в нашем одиночестве мы -- это истинно мы. Жизнь -- это ситуация, когда некто, называемый человеком, вынужден пребывать в некой среде или мире» [52]. А. Швейцер: «Гуманность состоит в том, что человек никогда не должен жертвовать собой ради какой-либо цели. Этика нравственной личности намерена уважать гуманность. Этика общества не способна на это» [53]. Абсолютизированная свобода личности, как одна из главных «ценностей» западного общества, связана с линейным характером мышления, неспособного охватить реальность в единстве, противопоставляющего одну часть реальности другой.

Утилитарный индивидуализм закономерно пробуждает предпринимательскую активность, но ее вульгарный материализм отрицательно сказывается на формировании личности, на всестороннем ее развитии. Как пишет Э. Фромм: «Люди достигли здесь той степени конформизма, которая в значительной мере нивелирует индивидуальность» [43, с. 376]. Индивидуальность, вырванная из диалектического взаимодействия с обществом, абсолютизированная как принцип, оборачивается своей противоположностью.

Логика развития западного общества определяется дуалистически разорванной системой представлений: от активности утилитарного индивидуализма к пассивности и жизнеотрицанию трансцендентализма, к иррациональности и мистицизму. Чем более преодолевается господство рационализированных телесных представлений, чем более распространенным становится тип индивида на этапе господства рационализированных представлений «души», тем больше в господствующей системе представлений становится мистицизма, оторванности от реальной жизни, пассивности и жизнеотрицания. Дуалистическое мировоззрение, предоставляющее выбор между утилитарным индивидуализмом и уходом от реальности, не оставляет другого выхода. Вполне закономерным в состоянии этого тупика является появление такого явления западной культуры, как постмодернизм с его отрицанием смысла в реальной действительности (логотомия), с принципиальным отказом от идеи единства мира и универсальности его общих закономерностей (идиографизм), от возможности и необходимости его познания (логофобия). Неадекватность возводится в принцип.

Тупиковость дуалистической конструкции мышления, которая остается незыблемой в западной философии, осознается многими, к примеру, Д. Радьяр пишет: «Наше западное мышление по-видимому развивается в направлении, которое почти неизбежно ведет к катастрофе в недалеком будущем, если только не произойдет его фундаментальная перестройка» [54].

Р. Тарнас выводит психологические последствия дуализма мышления, как отрыва внешнего от внутреннего, разума от реальной действительности: «Неизбежно искажается либо внутренняя, либо внешняя реальность: внутренние чувства подавляются или отвергаются (апатия и психическая анемия), или же они, наоборот, разрастаются сверх всякой меры (нарциссизм и эгоцентризм); что касается внешнего мира, то либо перед ним рабски преклоняются как перед единственной реальностью, либо его опредмечивают и жесточайшим образом эксплуатируют. Существует и стратегия бегства, принимающая различные формы эскапизма: безоглядное материальное потребление, фанатичное увлечение массовой культурой, пристрастие к разного рода чудачествам, культам, идеологиям, националистический угар, алкоголизм, наркомания. Если механизмы бегства почему-либо не срабатывают, то возникает безотчетная тревога, параноидальные симптомы, хроническая агрессивность, виктимность, ощущение себя в роли беззащитной жертвы, болезненная подозрительность, стремление к самоуничтожению, чувство бесцельности и абсурдности, ощущение неизбывного внутреннего противоречия, шизофреническое расщепление сознания. На крайних полюсах оказались психопатологические реакции, типичные для шизофрении: саморазрушение, насилие, ложные состояния, амнезия, кататония, автоматизм, мания, нигилизм. Современному миру ведомы все эти реакции в их различных сочетаниях и компромиссных образованиях: как ни прискорбно, именно они определяют его социальную и политическую жизнь» [55].

Дуалистическое разделение и противопоставление трансцендентальной истины и утилитарности практики, разума и действительности приводит в тупик. Человек либо полностью отдается власти узко эгоистического индивидуализма, господству утилитаризма, вульгарно материалистических интересов, либо отворачивается от реальной жизни, уходя в религию, в искусство ради искусства, в духовную жизнь, в науку, в узкие рамки профессиональной специализации, в чувственные наслаждения, в алкоголизм и наркоманию и т. д. Либо крайний субъективизм и индивидуализм, либо объективизм трансцендентализма. Этот выбор трудно определить иначе, чем состояние тупика. Выходу из него препятствует и устойчивый стереотип превосходства западной цивилизации, который столетиями культивировался в западном обществе. К примеру, В. В. Согрин пишет об американском обществе: «В сознании большинства американцев реальной альтернативы их общественно -- политическому строю не существует, а поэтому какие -- либо принципиальные его изменения могут быть достоянием только мечтателей» [56].

Эта система представлений тормозит развитие системы индивида, но способствует сохранению общественной практики западного общества, сформировавшегося на уровне общественного сознания, основу которого составляло дуалистическое мировоззрение, связанное с дуализмом системы индивида.

Переход значительной части индивидов к этапу господства рационального разума над системой «душа и тело» позволяет в некоторой мере преодолеть узость сознания утилитарного индивидуализма, снять остроту порождаемых им противоречий. Французский философ А. Фуллье, оценивая современную психологию французов, пишет: «Индивидуум уже не ищет в самом себе всего своего достоинства и значения, он в значительной степени ищет его в других» [57]. Но господствующая дуалистически разорванная система представлений в качестве альтернативы представляет лишь неприятие реальной действительности, представления жизнеотрицания, отвлеченные от реальности «духовные ценности», следование которым приводит к еще большей неадекватности.

В целом историю западного общества можно схематично разделить на два этапа:

-- первый этап -- доминирование системы индивида буржуазного типа, что проявляется в бурном экономическом развитии западных стран, подавляющего экономического и военного превосходства их над остальными странами, но сопровождается обострением противоречий: конкурентных, классовых, национальных, расовых и т. д., которые приводят к колониальному разделу мира, к усилению борьбы за рынки сырья и сбыта, к мировым войнам;

-- второй этап -- доминирование системы индивида на этапе господства рационального разума, сопровождается снятием остроты противоречий, развитием интеграционных процессов, а также замедлением экономического развития, постепенной утратой доминирующего положения в мире, упадком культуры, нарастанием пассивности и застойных явлений в обществе.

Данное разделение на два этапа весьма схематично, границы между ними расплывчаты, с учетом неравномерности развития западных стран, но в целом такое разделение отражает общие тенденции, определяющие облик развития западного общества. С. Хантингтон приводит показатели изменения доли Запада в мировом экономическом продукте, которые отражают общую картину развития западного общества: «Доля Запада в мировом экономическом продукте также, по-видимому, достигала своего пика к 1920 году, и после Второй Мировой войны явно снижалась. В 1750 году на долю Китая в выпуске продукции обрабатывающей промышленности приходилось одна треть, Индии -- одна четвертая, Запада -- менее одной пятой. К 1830 году Запад немного обогнал Китай. (…) Начиная с середины девятнадцатого века, доля Запада стала стремительно расти, достигнув своего пика в 1928 году -- 84,2 % от мирового выпуска. После этого доля Запада снижалась, а темпы роста его производства оставались скромными, в то время как менее индустриализованные страны резко увеличили выпуск продукции после Второй Мировой войны. К 1980 году доля Запада в выпуске продукции обрабатывающей промышленности равнялась 57,8 % от всемирного, примерно равняясь тому значению, которое было 120 лет назад, в 1860-е» [46, c. 122]. Аналогичным образом Поликарпов В. С., проведя анализ тенденций развития Соединенных Штатов Америки, делает вывод о том, что «Америка как цивилизация находится в фазе упадка, если не умирания» [58].

Несмотря на то, что этот анализ С. Хантингтона и В. С. Поликарпова использует большей частью внешнюю сторону развития, выявленные тенденции отражают и динамику развития системы индивида западного общества и общественного сознания.

С неадекватностью дуалистического мировоззрения западного общества связан сохраняющийся разрыв общественного сознания и общественной практики. В общественной практике объективизм государства подавляет проявления крайнего индивидуализма, как преступления против общества, а господствующее мировоззрение, абсолютизируя права и свободы личности, культивирует индивидуализм. Оторванность общественного сознания от общественной практики проявляется в противоположных иерархиях субъективного и объективного.

Усиление значения рационального разума в системе индивида на этапе перехода к его господству над системой «душа и тело» проявилось в преодолении остроты противоречий, порожденных господством утилитарного индивидуализма, в способности к реформированию государства, которое в период «дикого капитализма» носило ярко выраженный классовый характер. Осознание того, что нарастающие классовые противоречия могут привести к революции, заставило правящие слои западного общества предпринять усилия для того, чтобы ослабить их остроту, пример социалистической революции в России был катализатором этого процесса. И современное государство в странах Запада никак нельзя назвать чисто капиталистическим, оно в значительной степени стало социально ориентированным при сохранении олигархического характера обслуживания интересов крупного капитала. Усилилась роль государства и в экономике, как регулятора рынка, устанавливающего ограничения, а также принимающего меры, направленные на его сбалансированность, на стимулирование деловой активности. Благодаря усилению роли государства, как регулятора социальных и рыночных отношений, снижена острота социальных противоречий, которые уже не грозят революцией. Снижена острота межгосударственных и межнациональных противоречий, развиваются интеграционные процессы. Узколобый национализм уступил место всеобщей толерантности, прикрывающей снобизм и высокомерие.

В структуре представлений идеалистической идеологии преодоление субъективизма утилитарного индивидуализма означает переход к объективизму трансцендентальной истины, к оторванным от реальности «духовным ценностям» -- другой логики идеалистическая конструкция представлений не знает. В странах, где еще доминируют представления утилитарного индивидуализма, к примеру, в Соединенных Штатах Америки, это проявляется в более высоком уровне предпринимательской активности, а также преступности и коррупции, и, что вполне закономерно, в более жесткой иерархии объективности государства над обществом. При этом провозглашение «духовных ценностей», «идеалов свободы и демократии» носит декларативный характер, является лишь прикрытием корыстных, утилитарных целей; свойственный этому этапу линейно-иерархический характер мышления проявляется в агрессивности, в выстраивании отношений доминирования и подчинения, в стремлении к максимальному господству над другими. Примером следующего этапа в развитии доминирующей в обществе системы индивида, где рациональный разум переходит к этапу господства над системой «душа и тело», являются страны Западной Европы. В этих странах, с одной стороны усиливается рациональность при принятии решений, способность к компромиссу и сотрудничеству, снижается агрессивность, развиваются интеграционные процессы, с другой, -- нарастает пассивность и отстраненность от реальной действительности индивидов, неспособность адекватно реагировать на возникающие проблемы руководством, усиливается застой и упадок общества.

Принятие социальных обязательств государства перед собственными гражданами -- шаг к преодолению разрыва субъективного и объективного. Но при господстве идеалистической идеологии, культивирующей утилитарный индивидуализм, это движение носит ограниченный и односторонний характер. Утилитарный индивидуализм воспринимает объективность государства и общественных интересов в качестве чуждых, противостоящих его личным интересам. И даже если государство берет на себя часть его проблем, снижая протестный потенциал в обществе, это лишь устраняет мотивацию к его личной активности, способствует пассивности и уходу от реальности.

Логика развития западного общества определяется дуалистически разорванной, неадекватной реальности системой представлений, которая тормозит развитие системы индивида и общества в целом. Западное общество -- это общество в состоянии дуалистического тупика.

Взаимодействие материализма и системы индивида на примере российского общества

дуализм рациональный разум

Сравнивая развитие человека в странах Западной Европы и в России, следует иметь в виду, что к началу XX в. уровень развития системы индивида в этих обществах был различным. Об этом свидетельствуют как общественное сознание, так и общественная практика. Освобождение крестьян от крепостной зависимости в Западной Европе началось в XIII в., началом развития капиталистических отношений западные исследователи, к примеру, Г. А. Дидерикс, считают вторую половину XV в. [59]. С учетом того, что в России крепостная зависимость крестьян была ликвидирована лишь в 1861 году, а капитализм стал развиваться во второй половине XIX века, отставание уровня развития системы индивида российского общества составляло примерно около 400 лет.

Однако капитализм развивался в России быстрыми темпами. В 1899 г. В. И. Ленин, анализируя данные переписи 1897 года, приводит следующие цифры о распределении населения по сферам производства:

-- сельскохозяйственное население -- 97 млн,

-- торгово-промышленное -- 21, 7 млн,

-- непроизводительное -- 6, 9 млн.

На основании этой картины В. И. Ленин делает вывод, что «товарное производства вполне прочной ногой стоит в России. Россия -- страна капиталистическая. С другой стороны, отсюда видно, что Россия еще очень отстала по сравнению с другими капиталистическими странами в своем экономическом развитии» [60].

Однако, несмотря на быстрое развитие капитализма, государственное устройство еще имело полуфеодальный облик абсолютной сословной монархии. Большую часть населения составляли крестьяне, о типичном облике которых можно судить по описанию, данному Этнографическим бюро В. Н. Тенишева на примере Владимирской губернии в 1898 -- 1900 годах. Отмечены такие черты как стремление к достатку, «предпочитая хороший дом и скотину всякому иному богатству. Ведущая ценность -- зажиточность, уважение перед нею и самоудовлетворение». При этом характерно отношение к деньгам: «Накапливать богатство в деньгах не принято». Понятие богатства здесь еще не характерное для буржуазного общества, с его субъект -- объектными отношениями, где окружающие -- лишь средство для получения наживы, оно неразрывно связано с почетом и уважением окружающих. Отсутствие буржуазного индивидуализма проявляется и в способе решения текущих вопросов сельской жизни -- на сходах, сельских и волостных: «Все крестьяне подчиняются решениям схода». Понятие бога еще не стало трансцендентальным: «Причину многих общественных бедствий крестьяне склонны видеть в божьей каре… раз «Бог посылает -- с Богом спорить не станешь» [61]. С низким уровнем развития связан и самый низкий в Европе уровень грамотности населения России, в 1897г. -- 21, 1 %, для сравнения во Франции этот показатель был -- 85 %, в Великобритании -- 92 %, в Германии -- 98 %. [61, c. 12]

Из этих материалов можно сделать вывод о том, что в российском обществе доминировала система индивида на этапе единства «души» и «тела», на котором еще сохраняется религиозное мышление, которому соответствует сословная форма общества, но уже появляется рациональный разум, который еще не сформировался в качестве автономного элемента. Однако, около пятой части населения («торгово-промышленное» население) в значительной части состояло из индивидов на следующем этапе -- зависимости рационального разума, проявляемого в утилитарном индивидуализме.

Данное описание не учитывает изменений, которые произошли в крестьянской среде в начале XX века под влиянием развития буржуазных отношений, которые все более проникали в деревню, несомненно, этот процесс ускорила аграрная реформа П. Столыпина, произошедшее оживление политической жизни страны с началом работы Государственной Думы, с революцией 1905 года, с началом в 1914 году первой мировой войны. Все это неминуемо стимулировало развитие сознания, ускоряло развитие рационального разума.

Конечно, были в России и высокообразованные люди, интеллигенция, в которой были индивиды, находившиеся по уровню развития на этапе господства рационального разума над системой «душа и тело», среди них активно распространялись марксистские взгляды. Но доминирующий среди большинства населения страны тип системы индивида сильно отставал по уровню развития от западноевропейского. В некоторой степени неразвитость индивидуализма облегчила распространение в России марксизма, который выстраивает иерархию общественного над индивидуальным в противовес обратной идеалистической иерархии.

Материализм более рационален, чем идеализм, он строит систему представлений на отрицании рационализированных представлений как «души», так и «тела», при этом марксизм основан на анализе капиталистического общества, нацелен на решение острейших его противоречий. Марксизм отвергает трансцендентальную религиозность, отрицая божественную сущность разума, преодолевая его отрыв от реальной действительности, ставит перед разумом задачу ее познания и преобразования. В соответствии с марксизмом изменение материальных условий жизни должно повлечь за собой изменение самого человека. Исходная неудовлетворенность уровнем развития человека является одной из характерных черт системы представлений данного периода. В. И. Ленин выразил это убеждение следующим образом: «Ибо ясно, что поколение работников, воспитанное в капиталистическом обществе, в лучшем случае может решить задачу уничтожения основ старого капиталистического быта, построенного на эксплуатации. Оно, в лучшем случае, сумеет решить задачу создания такого общественного устройства, которое помогло бы пролетариату и трудовым классам удержать власть в своих руках и создать прочный фундамент, на котором может строить только поколение, вступающее в работу уже при новых условиях, при такой обстановке, когда нет эксплуататорского отношения между людьми» [62]. Но это изменение человека не происходит автоматически, и В. И. Ленин ставит перед молодежью задачу: «учиться коммунизму», при этом указывает: «Было бы ошибочно думать, что достаточно усвоить коммунистические лозунги, выводы коммунистической науки, не усвоив себе той суммы знаний, последствием которых является сам коммунизм» [62, c. 181]. Развитие рационального разума становится государственной задачей строящегося социалистического общества, в котором молодое поколение мобилизуется на усвоение и критическую переработку накопленной человечеством «суммы знаний».

Божественная нравственность решительно отвергается: «Нравственность это то, что служит разрушению старого эксплуататорского общества и объединению всех трудящихся вокруг пролетариата, созидающего новое общество коммунистов» [62, c. 187]. Несмотря на поставленную задачу освоения достижений культуры подчеркивается необходимость преодоления отрыва ее от реальной практической деятельности. В. И. Ленин считает: «Одно из самых больших зол и бедствий, которые остались нам от старого капиталистического общества, это полный разрыв книги с практикой жизни». [62, c. 180] Поэтому необходимо не просто учиться, а учиться, «связывая каждый шаг деятельности в школе, каждый шаг воспитания, образования и учения неразрывно с борьбой всех трудящихся против эксплуататоров» [62, c. 190]. Ярко выраженная характерная черта этого рационального мировоззрения в том, что оно построено на отрицании, на противопоставлении буржуазному обществу. Характерная черта строящегося социализма в том, что это, прежде всего, -- анти-капитализм. Рациональное мировоззрение, которое строится на отрицании противоположного -- характерная черта этапа господства рационального разума над системой «душа и тело», которая многими проявляется и в наше время в отрицании самого марксизма-ленинизма не только как идеологии, но и как достижения мышления.

Господство материалистического мировоззрения проявляется в постановке цели развития сознания у людей: «На место старой муштры, которая проводилась в буржуазном обществе вопреки воли большинства, мы ставим сознательную дисциплину рабочих и крестьян, которые соединяют с ненавистью к старому обществу решимость, умение и готовность объединить и организовать силы для этой борьбы, чтобы из воли миллионов и сотен миллионов разрозненных, раздробленных, разбросанных на протяжении громадной страны создать единую волю, ибо без этой единой воли мы будем разбиты неминуемо» [62, c. 183].

Однако в практике построения социализма в России, несмотря на опору на марксизм, есть значительный элемент идеализма, что с системной точки зрения вполне закономерно. Сама практика совершает метаморфозы с материалистическими взглядами. Несмотря на утверждение первичности материи по отношению к сознанию, сам марксизм, как философское учение, является продуктом развития сознания и если он берется в качестве руководящей идеи и под него строится реальная жизнь, то это само по себе уже выходит за рамки материализма. Идеологизированность советского строя в течение всего периода его существования, догматизм, схоластическое комментаторство по отношению к марксизму -- яркое проявление такого идеалистического и даже религиозного авторитарного мышления. Господство материалистической идеологии привело к иерархии представлений, в которой верность учению марксизма, идея построения коммунизма ставились выше материальных, телесных представлений, которые подавлялись. Материалистическая идеология породила идеализм в практике ее применения.

В соответствии с материалистической концепцией марксизма движущая сила развития общества -- объективный ход истории, требующий для смены общественно -- экономической формации определенного этапа развития производительных сил и производственных отношений, как материальных предпосылок. В том, что В. И. Ленин дополнил марксизм положением о возможности социалистической революции в крестьянской России, в том, что большевики не остановились на этапе буржуазной революции и использовали достижения сознания западноевропейского общества -- марксизм, была своя закономерность. Но эта закономерность была не материалистической, она состояла в развитии сознания, в наличии опыта Западной Европы, в самом марксизме, как продукте мышления. Перед лицом острейших противоречий, которые раздирали российское общество, мыслящие люди искали способа их решения и находили его в высшем достижении рациональной мысли западного общества -- марксизме. И это было вполне естественно и закономерно, но это не вписывается в материалистическую концепцию объективного хода истории.

Другим проявлением идеалистической практики применения марксизма была иерархическая структура мировоззрения: идеи над реальностью, проявлявшейся в том, что верность идее и теории марксизма ставилась выше действительности, которая подлежала перестройке. Идеализм по своей природе порождает неадекватность, пренебрежительное отношение к реальности.

Идеалистическая идеология порождает господство в реальной жизни вульгарного материализма, материалистическая -- идеализм в практике ее применения. Эту взаимозависимость, как взаимопроникновение капитализма и социализма, отмечал П. Сорокин, излагая теорию конвергенции [63]. Однако, это вполне закономерно, если учесть, что сознание и материя -- диалектические противоположности, абстракции от единой реальности, а идеализм и материализм -- взаимоотрицающие, но и взаимозависимые, взаимоопределяющие системы представлений, которые также не существуют друг без друга, являются диалектическими противоположностями, составляющими единый этап развития.

Марксизм отличается от противоположной, идеалистической системы представлений, прежде всего, большим единством: «Марксистская философия последовательно монистична» [64]. Это не диалектическое единство, это иерархия представлений, что вполне закономерно на этапе дуализма мышления. Идеалистическая система представлений разделена на трансцендентальное и земное. Материалистическая система представлений строит иерархию представлений на материальной почве. Идеализм выстраивает иерархию трансцендентальной истины над реальностью, оторванность объективной истины связана с субъективизмом утилитарного индивидуализма на практике. Трансцендентальный характер объективной истины оказывает минимальное влияние на практическую деятельность, это проявляется в пресловутых свободе и плюрализме западного общества. Материалистическая иерархия отличается большим единством, объективная истина в ней -- это законы природы и выявленные марксизмом законы общественного развития. Эта рационально разработанная «истина» максимально приближена к реальной действительности, как руководство по ее преобразованию. Рациональный характер марксизма, направленность на разрешение острейших проблем буржуазного общества вызывает большее доверие и интенсивность веры. Поэтому идеалистическая иерархия лишь декларативно осуждает утилитарный индивидуализм, предоставляя ему полную свободу на практике, а материализм подавляет его практически.

Системы представлений идеализма и материализма являются результатом развития западного общества, их противоположность и противостояние являются проявлением противоречий системы индивида, переходящего от этапа зависимости рационального разума к этапу его господства над системой «душа и тело».

В российском обществе после революции 1917 года идеология, принятая в качестве государственной, явно не соответствовала уровню развития доминирующей в обществе системы индивида. Мировоззрение, закрепляющее господство рационального разума над системой «душа и тело», подавляющее как религиозную трансцендентальность, так и рационализированные телесные представления, не было результатом развития народов России, оно было принято сверху, решением партии большевиков. Как провозглашает Программа КПСС: «Социализм обеспечил господство в духовной жизни советского общества научного мировоззрения, основу которого составляет марксизм -- ленинизм, как цельная и стройная система философских, экономических и социально -- политических взглядов» [65]. И также как принятие христианской веры не означало моментального достижения западноевропейскими народами уровня христианского монизма, так и принятие марксизма в качестве государственной идеологии автоматически не ставило рациональный разум над системой «душа и тело» в системе индивида российского общества. Этого уровня системе индивида российского общества еще необходимо было достичь.

После революции 1917 года в российском обществе общественное сознание сложилось как структура из элементов разного уровня: рационального марксистского мировоззрения и представлений, порождаемых системой индивида, в которой рациональный разум только начал развиваться. Рациональная монистическая идеология была противопоставлена системе индивида, переходившего к этапу зависимости рационального разума от системы «душа и тело». Наличие указанных двух уровней в господствующей системе представлений и объясняет противоречивость общественной практики советского общества.

Руководство партии большевиков во главе с В. И. Лениным проявляло качества системы индивида на уровне господства рационального разума над системой «душа и тело», который соответствовал господствующему мировоззрению -- марксизму, построенному на двойном отрицании: на подавлении рационализированных представлений и «души» и «тела»: религиозных, идеалистических представлений и буржуазного индивидуализма. Но господство рационального разума над системой «душа и тело» -- это одна из форм взаимодействия и взаимозависимости. Влияние системы «душа и тело» в этом типе системы индивида, закономерно проявляется как религиозная вера в избранное мировоззрение как истину, трансформируя ее в личные убеждения, хранить верность которым этот тип индивида считает своим долгом, а на выбор мировоззрения сильное влияние оказывает место в общественной иерархии, т. е. рационализированные телесные представления. Этот тип мы обозначили как «идейный», способный подавлять свои личные материальные интересы, выше всего ставящий служение идее, верность собственным убеждениям, максимализм и непримиримость в их отстаивании. Все эти качества проявили большевики.

В этом соответствии уровня развития системы индивида, составлявшего основу революционного движения России, и марксизма проявляется закономерность того, что именно марксизм был взят на вооружение, и дальнейшая история страны пошла по пути строительства социализма. В 1917 году ситуация в России отличалась от ситуации буржуазных революций в Западной Европе очень важным фактором: наличием опыта капиталистической Западной Европы, осмысление которого привело к возникновению марксизма.

Уровень системы индивида, который мы обозначили как «идейный», позволил партии большевиков проявить организованность и дисциплину, окрепнуть в борьбе с самодержавием и выйти на авансцену революции в октябре 1917 года. Выдвинутые лозунги: «Землю -- крестьянам, фабрики -- рабочим, власть -- Советам» в наибольшей степени соответствовали уровню системы индивида российского общества, обеспечив большевикам народную поддержку. Вооруженность самым рациональным мировоззрением данного этапа развития проявилась в решительных шагах большевиков после победы революции по обеспечению прав трудящихся путем подавления буржуазии. Вся власть передана Советам рабочих и крестьянских депутатов, земля национализировалась и передавалась без всякого выкупа крестьянам, на промышленных предприятиях устанавливался рабочий контроль как первый шаг на пути полной национализации, установлен 8-часовой рабочий день, введено пенсионное обеспечение, право на бесплатное образование, провозглашено право на самоопределение наций. В принятой 10 июля 1918 года Конституции РСФСР говорится: «Основная задача рассчитанной на настоящий переходный момент Конституции Российской Социалистической Федеративной Советской Республики заключается в установлении диктатуры городского и сельского пролетариата и беднейшего крестьянства в виде мощной Всероссийской Советской власти в целях полного подавления буржуазии, уничтожения эксплуатации человека человеком и водворения социализма, при котором не будет ни деления на классы, ни государственной власти» [66]. Вполне закономерно, что первые шаги Советской власти привлекли на ее сторону рабочих и крестьян, сделали их решительными ее сторонниками. Достоинство человека труда было поднято на небывалую высоту.

Но при этом закономерно проявилась и другая сторона идейного типа индивида: непримиримость и максимализм, которые, в сущности, являются проявлением идеализма, ставящего идею выше реальности, выше конкретных людей. Особенностью деятельности большевиков было сочетание иррациональности веры, ненависти и рационализм используемой теории марксизма. Большевики сознательно и последовательно углубляли раскол общества, стремились к обострению противоречий, разжигали ненависть в трудящихся к правящим классам, к контрреволюции, культивировали непримиримость и беспощадность к противникам. Делалось это вполне рационально в соответствии с теорией пролетарской революции и учением о диктатуре пролетариата. Это проявилось в принятии решения о расстреле царской семьи, этот же мотив решительности и непримиримости звучит в многочисленных директивах руководства партии большевиков во время гражданской войны: «Ни малейших колебаний, ни малейшей нерешительности в применении массового террора» -- Петровский Г. И. Из приказа «О заложниках» (сентябрь 1918 г.) [67]. Впрочем, другая сторона вела себя примерно также: «Среди населения брать заложников, в случае действия односельчан, направленного против правительственных войск, заложников расстреливать беспощадно» -- из приказа губернатора Енисейской и части Иркутской губернии С. Н. Розанова. 27 марта 1919 г. [67, c. 154].

Эта идеалистическая непримиримость и беспощадность к малейшим проявлениям несогласия оттолкнула часть народа от большевиков, едва не привела к их поражению в годы гражданской войны. Характерная черта деятельности партии большевиков в первые годы Советской власти -- это борьба идеализма, проявлявшегося в непримиримости, слепой верности идее, желанию загнать под нее реальных людей, с реализмом, способностью учитывать реальные проблемы действительности.

В истории утверждения Советской власти есть множество примеров борьбы идеалистического и реалистического подходов. Один из них -- внутрипартийная борьба среди руководства партии большевиков вокруг заключения Брестского мирного договора с Германией в 1918 году. Достаточно сказать, что подавляющее большинство членов Политбюро ЦК партии большевиков выступали первоначально за продолжение войны с Германией до окончательной победы мировой революции. Этой готовности бросить народы России в костер мировой революции почти в одиночестве противостоял В. И. Ленин. Второй пример: введение новой экономической политики в 1921 году. О характере столкновения представлений среди большевистского руководства свидетельствует Н. В. Валентинов: «На одном собрании Ленин говорил: “Когда я вам в глаза смотрю, вы все как будто согласны со мной и говорите да, а отвернусь, вы говорите -- нет. Вы играете со мной в прятки. В таком случае позвольте и мне поиграть с вами в одну принятую в парламентах игру. Когда в парламентах главе правительства высказывается недоверие, он подает в отставку. Вы мне высказывали недоверие во время заключения мира в Бресте, хотя теперь даже глупцы понимают, что моя политика была правильной. Теперь снова вы высказываете мне недоверие по вопросу о новой экономической политике. Я делаю из этого принятые в парламентах выводы и двум высшим инстанциям -- ВЦИКу и Пленуму вручаю мою отставку. Перестаю быть председателем Совнаркома, членом Политбюро и превращаюсь в простого публициста, пишущего в «Правде» и других советских изданиях”. Он заявлял об этом самым серьезным образом. Стучал кулаком по столу, кричал, что ему надоело дискутировать с людьми, которые никак не желают выйти из психологии подполья, ни из младенческого недопонимания такого серьезного вопроса, что без НЭП неминуем разрыв с крестьянством. Угрозой отставки Ленин так всех напугал, что сразу сломил выражавшееся многими несогласие. Бешено идя против течения, Ленин властно, хлыстом, заставил партию принять и политику концессий, и НЭП, но глубокое непокоренное сопротивление всему этому в партии, несомненно, осталось» [68].

Творческим реалистом, умеющим теорию не отрывать от практики, проявил себя в обоих случаях В. И. Ленин. Новая экономическая политика была отступлением от теории марксизма, шагом в сторону капитализма, но это был шаг в сторону реальной жизни, а также признанием необходимости учитывать уровень сознания крестьянства и рабочих. Не ломать его через полное обобществление земли и средств производства, а строить политику, учитывая его уровень. Можно сказать, что В. И. Ленин проявил больший реализм, умение более чутко, чем остальные понимать требования исторического момента. Но объективно этот реализм и был преодолением разрыва представлений между идеалистическим романтизмом, верностью марксистской идее и реальной жизнью реальных людей. Этот разрыв проявился, когда политика военного коммунизма, проводимая большевиками, вызвала ряд крестьянских восстаний и Кронштадтский мятеж. Благодаря творческому реализму В. И. Ленина страна вышла из разрухи, преодолела раскол, наметившийся в среде рабочих и крестьян, была создана экономическая база для индустриализации и электрификации страны. Но этот творческий реализм связан с личностью В. И. Ленина, во многом, исключительной, а противостояние ему -- с закономерным проявлением представлений идейного типа индивида, для которого верность идее, избранному мировоззрению выше реальности, для которого не марксизм является средством разрешения человеческих проблем, а люди являются средством достижения идеальных целей, стоящих над реальностью.

Результатом создания Советского Союза было формирование двухуровневого общественного сознания, в котором марксизм -- ленинизм стал государственной идеологией, с которой связан этап господства рационального разума в системе индивида, подавляющего рационализированные телесные представления и религиозный мистицизм. Но общественная практика определялась не только государственной идеологией, но и уровнем системы индивида, который доминировал в обществе, в котором влияние системы «душа и тело» было сильнее рационального разума. Большевики подняли к активной политической жизни массы трудящихся, которые привнесли с собой свойственный им уровень мышления, авторитаризм и идолопоклонничество, растворив веру большевиков в избранное мировоззрение в религиозной вере в вождей революции. Веру в бога и царя они заменили верой в вождей, в имени которых воплотились перемены в их жизни, их надежды на лучшее будущее. Эта черта была свойственна народным массам и во Франции в период революции 1789 года. О. Кабанес и Л. Насс, исследуя этот период истории Франции, пишут: «Коллективный мистицизм -- одна из психологических черт революционной мысли выражается идолопоклонством, фанатизмом и стремлением обращать политические принципы в религиозные догматы» [69]. Религиозное мышление является проявлением этапа развития системы индивида, на котором рациональный разум еще не сформировался в качестве автономного элемента системы индивида, находясь в единстве с системой «душа и тело», проявляясь в российском обществе после революции в религиозной вере в «вождя».

Показательно в этом плане письмо, написанное коммунистом Губаревым, опубликованное 13 октября 1926 года в журнале «Коммунист», которое хорошо отражает типичные представления того времени. Автор письма -- член ВКП(б) с 1918 года, т. е. один из тех, кого коммунистом сделала революция. Он пишет следующее: «Оппозиция говорит, что она против создания вождя партии, а я хочу Вам сказать, что этот вождь должен быть. Нужно равняться по одному, ибо все фамилии каждый член партии и кандидат не запомнит, а тем более, рабочий и крестьянин. Нужна одна фамилия, которая звучала бы также звонко и убедительно, как фамилия «Ленин». Такой фамилией пока является «Сталин». Нужно эту фамилию распространять и говорить, что так-то и так-то сказал тов. Сталин. Тов. Сталин же всегда должен говорить то, что говорит партия в целом, т. е. тов. Сталин должен и руководить и отображать волю партии. Мы же на местах будем равнять ряды по тов. Сталину. Здесь я не хочу отвергнуть нашей коллективной работы, наоборот, ее надо развивать, из коллективных ума, творчества, мысли брать все ценное и объединять в слове «Сталин». Ведь если говорили, что так-то и так-то говорил Ленин, то имели в виду, что Ленин олицетворял партию, ее волю и творчество, а потому -- то, что скажет тов. Ленин, -- свято, его нужно выполнять. Нужна дисциплина, железная дисциплина…» [70]. Этот слой коммунистов, пополнивших ряды партии после революции, еще не обладал уровнем идейного типа системы индивида. Это проявляется в том, что для него на первом месте находится не мировоззрение, не выработанные или усвоенные им убеждения, а личность вождя, потребность веры в непогрешимость авторитета, чье слово «свято». В нем проявляется ярко выраженный авторитаризм мышления, свойственный религиозному сознанию. Опираясь на подобные представления, И. В. Сталин из руководителя центрального аппарата партии стал, фактически, диктатором, а социализм приобрел ярко выраженные казарменные черты. С учетом этого вполне закономерно, что объектом сталинских репрессий стали, прежде всего, бывшие его соратники по партии большевиков, а также представители интеллигенции, т. е. рационально мыслящие люди, руководствующиеся не преданностью вождю, а собственными убеждениями.

Укрепление единоличной власти Сталина, превращение ее в диктатуру стало не результатом марксизма -- ленинизма, напротив, проводилось вопреки этому рациональному мировоззрению, путем нарушения внутрипартийных норм и Устава ВКП(б). В 1927 году в проекте платформы большевиков -- ленинцев (оппозиции) на XV съезде ВКП(б) сказано: «За последние годы идет систематическое уничтожение внутрипартийной демократии -- вопреки всему прошлому большевистской партии, вопреки прямым решениям ряда партийных съездов. Подлинная выборность на деле отмирает. Организационные принципы большевизма извращаются на каждом шагу…» [67, c. 171] Съезд эту оппозицию не поддержал, а ее участники позже были репрессированы и уничтожены.

Сталинский режим связан с уровнем развития системы индивида, который стал доминировать в обществе и в партии большевиков в середине 20-х годов прошлого века. В этой системе индивида рациональный разум находился в зависимости от системы «душа и тело», при подавлении рационализированных телесных представлений утилитарный индивидуализм проявлялся в приспособленчестве, а рационализированные представления «души» выражались в идолопоклонстве, в авторитарности мышления, в слепой вере в вождя, в культе личности Сталина. Отчасти можно согласиться с А. Белкиным, который пишет: «Только инфантильностью массового сознания можно объяснить, почему сталинский культ был не только насильственно навязан обществу, но и добровольно, с готовностью принят огромной его частью» [71]. Это не инфантильность, это закономерное проявление уровня развития системы индивида, составлявшего подавляющее большинство российского общества.

Смешанный, двухуровневый характер общественного сознания связан с противоречиями общественной практики. Социалистическое государство было создано, как исполнитель воли большинства народа, как средство подавления сопротивления эксплуататорских классов. При этом объективизм государства сближается с субъективизмом большинства населения. Но религиозное мышление большинства народа обусловило высокую долю субъективизма в самом государстве, поставило Сталина над государством и обществом.

Сталинский режим опирался на уровень системы индивида на этапе зависимости рационального разума от системы «душа и тело», и сам Сталин и его окружение длительное время культивировали именно этот уровень систематической идеологической обработкой масс, репрессиями и физическим устранением более самостоятельно и рационально мыслящих людей. Сталинский период в истории нашей страны -- это период дуализма на этапе зависимости рационального разума от системы «душа и тело» в системе индивида. В условиях западного общества этот этап проявлялся в господстве рационализированных телесных представлений, в утилитарном индивидуализме. В условиях господства материалистического мировоззрения этот этап проявлялся в сочетании приспособленчества и религиозного поклонения личности вождя.