3.6 Кейс-стади типичных случаев: Малайзия, Руанда, Йемен

Как было указано ранее, в качестве комлементарного метода в данном исследовании используется метод сравнительного кейс-стади для типичных случаев, призванный сгладить ограничения, обнаруженные в ходе проведения статистического анализа, связанные с отсутствием валидных количественных данных по механизмам «вето меньшинства» и «автономия сегментов». Указанная проблема может быть компенсирована путем анализа конституций и законодательства некоторых стран, где официально закреплены положения, направленные на урегулирование этнических противоречий. В качестве кейсов для анализа нами было выбрано три страны: Малайзия, Руанда и Йемен, в которых показатели «большой коалиции» принимают типичные значения среди всех анализируемых нами стран.

3.6.1 Малайзия

Этнический вопрос в Малайзии традиционно позиционировался как проблематичный для построения стабильных политических институтов и национальной идентичности. Малайзия является сильно фрагментированной страной по этническому признаку, поскольку, хотя большую часть населения составляют малайцы, присутствует большое количество этнических меньшинств: китайцы, индийцы, индонезийцы, филиппинцы, непальцы и некоторые другие. С учетом такой гетерогенности, некоторые исследователи приходят к выводу о том, что Малайзия является «этнической демократией», имеющей некоторые консоциативные черты, помогающие ей сохранять собственную политическую стабильность. Аренд Лейпхарт утверждал, что Малайзия является примером неевропейского консоциативного сообщества, причем консоциативные механизмы в данной стране существовали с 1955 г. с перерывом в период 1969-1971 гг. При этом есть исследователи, утверждающие, что Малайзия - вовсе не сообщество, применяющее консоциативные практики, а мажоритарная демократия со сформированной межэтнической коалицией, не имеющей ничего общего с «большой коалицией». Для того чтобы определить, присутствуют ли элементы консоциативной структуры для улаживания конфликтов между этническими группами в публичной политике Малайзии, необходимо кратко описать историю становления государственности в данной стране.

Независимое от Великобритании малайское государство было провозглашено в 1957 г., и в том же году была принята конституция страны, согласно которой Малайзия является федеративной конституционной монархией. При этом в политике Малайзии большое значение оказывает колониальное прошлое, связанное с противостоянием между двумя крупнейшими этническими сообществами: малайцами и китайцами. Данное противоборство остается релевантным с XIX века, когда британские власти пытались снизить роль малайских правителей и феодального экономического порядка путем инкорпорирования китайского политического и экономического (с зачатками капитализма) присутствия в стране. В долгосрочной перспективе такая политика колониальных властей привела к консолидации двух крупных автономных сообществ с различными политическими и экономическими порядками, что привело к созданию взаимоисключающих институтов, в рамках которых данные сообщества конкурируют за обладание политическими и экономическими ресурсами. Так, к примеру, китайское сообщество в середине XX века создало собственное «Китайское сообщество мигрантов», «Китайскую промышленную палату», несколько частных школ для китайских детей, а также коммунистическую партию, которая ныне носит название Малайской коммунистической партии. Малайское сообщество также создавало собственные институты и организации (такие как Малайские ассоциации, собственные СМИ), а также собственный политический курс, касающийся земельных отношений и гражданской службы (с квотами для лиц малайского происхождения). Взаимоотношения между этими группами значительно обострились в 1969 г., когда в столице начались массовые этнические беспорядки с применением насилия между малайцами (более бедной частью населения) и китайцами, занимавшими доминирующее положение в экономической сфере. Во время беспорядков широко декларировались националистические лозунги, направленные на защиту интересов малайцев. Данное событие имело значительные политические последствия для малайского государства: отставке действующего премьер-министра и введения новой экономической политики, в результате которой малайцам давалось преимущество в экономической сфере. Кроме того, страна столкнулась с необходимостью поиска компромисса между соперничающими интересами для того, чтобы предотвратить возникновение конфликтов на этнической почве в дальнейшем.

Первой попыткой поиска компромисса между интересами малайцев и китайцев стало учреждение Всемалайского совета объединенных действий в 1946 г., к которому в дальнейшем присоединилось несколько партий левого толка, позднее препятствовавших принятию Федеративного соглашения. Однако их действия не привели к значительным изменениям сложившейся политической повестки (конфронтация между этническими группами была слишком высока). При этом примечательно, что попытки поиска компромисса продолжались на уровне партийного строительства: в 1952 г. партия «Объединенная малайская национальная организация» заключила политический союз с Китайской ассоциацией Малайзии, а позднее и с Индийским конгрессом Малайзии, в результате чего возникла коалиция «Национальный фронт», доминирующая в политической жизни по сей день. «Национальный фронт» стал возможен благодаря желанию элит, принадлежащих к различным этническим группам, достичь стабильности страны благодаря установлению партнерских отношений. В данном случае мы можем рассматривать партию «Национальный фронт» как «большую коалицию», поскольку в рамках этой партии процесс принятия политических решений характеризуется поведением элит, нацеленным на поиск компромисса и учет интересов всех значимых сегментов общества. Данная партия долгое время занимала большинство мест в парламенте, выигрывая на общенациональных выборах с большим отрывом от конкурентов. Стоит отметить, что создание подобной партии позитивно сказалось на стабилизации политического процесса в стране перед выборами: поскольку малайцы и немалайцы (китайцы и индийцы) были перемешаны в избирательных округах, создание «Национального фронта» стало успешной стратегией поведения, так как позволило получить голоса граждан немалайского происхождения путем смещения к центру. При этом стоит отметить, что многие институты в Малайзии имеют основания, заложенные именно политизацией этнического раскола. Примером могут послужить крупные и мелкие оппозиционные политические партии, экономическая политика (где китайцы занимают доминирующее положение), малайская бюрократия. Для того чтобы понять специфику такого институционального устройства, необходимо напрямую обратиться к основному закону страны - Конституции, в которой официально закреплены основные положения этнической политики Малайзии.

Особенностью консоциативного устройства малайского государства является выполнение принципа «пропорциональности» неконвенциональным для модели Лейпхарта способом. В 153 статье говорится о том, что малайцам предоставляются квоты на представительство: для малайцев и уроженцев штатов Сабах и Саравак резервируются должности на государственной службе в пропорции, которую король сочтет разумной. Данное положение призвано улучшить представительство менее преуспевающих малайцев в публичной политике. Это приобретает особое значение с учетом того, что в Малайзии на выборах нижней палаты парламента используется не пропорциональная, а мажоритарная система. Однако нельзя сказать, что представительство меньшинств не осуществляется при подобной избирательной системе, поскольку оно достигается путем особой нарезки округов (джерримендерингу), что позволяет коалиционному правительству контролировать распределение мест в парламенте между собственными членами. Также принцип пропорциональности осуществляется на уровне образовательной политики, бизнеса и занятия публичных должностей.

Что касается принципа «автономии сегментов», то этнические сегменты могут свободно говорить на национальных языках, практиковать собственные культурные традиции и исповедовать собственные религии. Согласно статье 152 Конституции, «национальным языком является малайский», однако граждане страны могут использовать, изучать или преподавать любой другой язык. К примеру, религиозные праздники трех крупнейших этнических сообществ являются национальными праздниками. Кроме того, Малайзия имеет федеративное устройство, что, согласно модели Лейпхарта, способствует реализации принципа автономии.

В случае с механизмом «вето меньшинств» мы не можем говорить о его успешном исполнении на постоянной основе, поскольку в рамках принятия решений большой коалицией доминирующее положение в публичной политике занимает партия «Национальный фронт», блокирующая попадание в парламент маленьких оппозиционных партий. Однако в 2008 г. впервые в истории Малайзии оппозиционные партии («Партия Народной Справедливости», «Партия Демократического Действия» и «Пан-малайская Исламская Партия») сформировали в парламенте собственную коалицию, названную ими «Национальный альянс». Подобное изменение может говорить о том, что оппозиционные партии осознают важность сохранения консоциативных практик и собственную роль в принятии политических решений в разделенном малайском сообществе.

3.6.2 Руанда

Руанда de jure является демократическим государством, в котором два доминирующих этноса - хуту и тутси - ведут продолжительную борьбу за доминирование в политике. При этом напряженные отношения между этносами привели к крайней форме политизации этнического раскола: гражданской войне и геноциду, унесших несколько миллионов жизней.

Исторически в Руанде сформировалась политическая культура, в которой тутси занимали доминирующее положение, хотя являлись при этом этническим меньшинством (хуту традиционно составляли более 80% населения). В колониальный период именно тутси занимали привилегированное положение за счет доступа к образованию, контроля над церковью и трудовой деятельностью. В результате это привело к доминированию тутси в гражданской службе и концентрации в их руках экономического и символического капитала. В конце колониальной истории Руанды зарождающаяся элита хуту провозгласила трансформацию власти в сторону от колониального правления, назвав это социальной революцией. Попытка партии тутси «Руандийский Национальный Союз» усмирить революционеров оказалась безуспешной, что привело к убийству нескольких сотен тутси и массовой эмиграции представителей данного этноса в соседние страны. Бельгийская власть стремилась предотвратить возникновение в Руанде этнических чисток и ввела переходное положение о разделении сфер влияния между двумя этносами, согласно которому политические элиты хуту и туси правили страной до обретения ею независимости в 1962 г. В 1962 г. была провозглашена президентская республика с однопартийной системой и систематически проводилась политика дискриминации тутси. Уже в 1973 г. произошел военный переворот, в результате которого к власти пришел министр обороны Жювеналь Хабьяримана, который ввел систему квот, дискриминирующих права как хуту, проживающих в южной части страны, так и тутси. Проведение подобной политики имело своим результатом вторжение на территорию Руанды в 1990 г. Руандийского патриотического фронта (из эмигрировавших представителей тутси), начавшего вооруженную борьбу против действующего правительства. Несмотря на подписание мирного соглашения между противоборствующими сторонами, в 1994 г. начался геноцид, длившийся три года и расколовший руандийское общество. При посредничестве ООН конфликт был урегулирован, в стране была провозглашена многопартийность, а в 2003 и 2007 г. были проведены президентские выборы, которые, однако, не привели к улучшению отношений между соперниками. По нашему мнению, политика в Руанде долгое время носила характер игры с нулевой суммой, поскольку представители этнических сообществ, приходящие к власти, полностью исключали соперников из процесса принятия политических решений, что привело к созданию системы, в которой дискриминируемый этнос сражается за свои права насильственными методами.

Построение консоциативного сообщества могло бы стать ключом к разрешению противоречий между этносами, однако пока можно сказать, что ни одно из условий его существования в Руанде реализовано не было. Так, механизм «большой коалиции» в понимании Аренда Лейпхарта не реализуется в Руанде, поскольку ключевые посты на государственной (и военной) службе занимают представители тутси, чья власть постоянно оспаривается экстремистской частью населения хуту. Скорее, в Руанде образуется «побеждающая коалиция», в рамках которой лидеру-автократу гарантируется их лояльность, поскольку они являются представителями одного этноса и обладают ключевыми экономическими ресурсами. Кроме того, в Руанде правящая коалиция формируется по принципу клиентелизма, поскольку ключевую роль играет принадлежность к этнической группе и лояльность к ней. Также принцип «взаимного вето меньшинств» не исполняется, поскольку крупнейшая политическая партия - Руандийский патриотический фронт - полностью контролирует политическую повестку дня, не допуская в нее своих оппонентов. Однако, по мнению Джанин Кларк, Рундийский Патриотический Фронт, доминирующий в политике страны с 1994 г., получает поддержку избирателей по всей стране (не только тутси), гарантируя стабильность, продолжение мира и экономический рост. Примечательно, что согласно п. 2 и 3 статьи 9 конституции Руанды, государство обязуется способствовать уважению «искоренения этнических, религиозных и иных разделений и продвижения национального единства; равноправного разделения властей». Однако на практике мы не можем сказать, что данный принцип действительно исполняется. Что касается принципа пропорциональности, то, несмотря на использование пропорциональной избирательной системы на выборах в нижнюю палату парламента - Палату депутатов, представительство хуту в публичной политике существенно затруднено, что тесно связано с отсутствием автономии хуту при принятии решений. Так, в пяти провинциях Руанды этносы сильно перемешаны, что затрудняет институционализацию территориальной автономии сегментов. Введение президентом Хабьяринама квот в сфере образования и государственной службы для установления пропорционального представительства также не решили проблему, поскольку ключевые посты по-прежнему занимают более образованное меньшинство тутси. Кроме того, Руанда является унитарным государством, что также является причиной отсутствия автономии сегментов. При этом в 54 статье конституции страны закреплено положение, касающееся образования политических партий, призванных выражать интересы населения, согласно которому «политическим организациям запрещено основываться на базе расового, этнического, племенного, кланового, религиозного или иного разделения, которое может способствовать дискриминации». Данное положение призвано блокировать возможность создания политических организаций на основе существующих различий. Также предусмотрено, что президент республики и спикер палаты депутатов должны принадлежать к разным политическим организациям (статья 58 конституции), а консультативный форум политических организаций обязан принимать решения с помощью консенсуса (статья 56 конституции). Данные положения, в случае их практической реализации, являются попыткой действительного внедрения консоциативных практик, направленных на представительство интересов всего общества, а также формирования кооперативного, а не конкурентного поведения элит.

3.6.3 Йемен

Йемен является республикой, для которой этнический и религиозный расколы традиционно представляли препятствие для поддержания политической стабильности ввиду частых столкновений между этничностями, а также крайне низким уровнем экономического развития. Кроме того, Йемен является базой для террористической группировки Аль-Каида и наряду с Саудовской Аравией формирует Аль-Каиду Арабского полуострова. Таким образом, можно сказать, что Йемен характеризуется как внешними, так и внутренними проявлениями политической нестабильности, провоцирующими угрозу сохранения государственности.

По сравнению с Малайзией и Руандой, Йемен является более гомогенной страной, и единственное этническое меньшинство ахдам живет в бедности и сталкивается с проявлениями дискриминации. По нашему мнению, ключом к пониманию политических процессов современного Йемена является история образования данного государства. До 1990 г. существовало два независимых государства: Йеменская Арабская Республика (Северный Йемен) и Народная Демократическая Республика Йемен (Южный Йемен), в которых сформировались собственные политические элиты, традиционно противоборствующие друг с другом (ярким примером подобного насильственного противостояния может послужить гражданская война1960-х гг.). После объединения двух независимых государств и образования Республики Йемен в 1994 г. произошло восстание в южной части страны с целью сецессии и образования собственного государства. Данное восстание было подавлено насильственными методами, а южная часть страны, ввиду отсутствия равного доступа к экономическим ресурсам, массовой безработицы является маргинализованной. При этом конфликты на этнической почве возникают как между действующим правительством и племенами, так и между племенами, причем они имеют постоянный характер, что обуславливает низкие показатели политической стабильности в данной стране. Примером одного из таких затяжных конфликтов может послужить восстание хуситов, начавшееся в 2004 году и переросшее в полномасштабную гражданскую войну. Клан хуситов является вторым по величине в Йемене и принадлежит к шиитской ветви ислама, что провоцирует возникновение конфликтов с шафиитами-суннитами. Причиной к восстанию хуситов является стремление к получению автономии. При этом в конфликте участвуют также и внешние стороны, поставляющие конфликтующим сторонам оружие и военную силу: Саудовская Аравия воюет на стороне шафиитов, а Иран - на стороне шиитов. При этом обстановка постоянно усугублялась распространенностью деятельности Аль-Каиды на территории государства, что приводило к большей эскалации конфликта. В 2010 г. данный конфликт формально был завершен путем заключения перемирия, однако в 2011 г. с началом Арабской весны шииты включились в новую волну противостояний с правительством, не прекращающуюся и по сей день. Значительный рост напряженности между противоборствующими сторонами в 2014-2015 гг. (столкновения повстанцев с членами президентской гвардии) привел к тому, что президент Йемена Хади пришел к договоренности с повстанцами о заключении мирного соглашения и готовности принятия новой конституции, согласно которой Йемен становится федеративным государством, а все группы населения смогут рассчитывать на представительство в органах власти. Подобный шаг к мирному урегулированию свидетельствует о готовности политической элиты страны к достижению консенсуса и повышению представительства меньшинств в политике. При этом в проекте новой конституции 2015 г. мы можем видеть некоторые элементы консоциативного сообщества, призванные сгладить существующие в стране противоречия, провоцирующие возникновение политической нестабильности.

Говоря о реализации принципа «большой коалиции», стоит отметить, что согласно 180 статьи конституции президент и вице-президент республики должны принадлежать к разным регионам. При этом Йемен, согласно проекту новой конституции, становится полупрезидентской республикой (ранее являлся президентской республикой), что дополняется образованием федеративной структуры, в которую входит шесть регионов. Полупрезидентская система может стать более стабильной структурой для постконфликтного общества, особенно в условиях злоупотребления президентом своими полномочиями (что характерно и для Йемена).

Реализация принципа «автономии сегментов» играет ключевую роль в проекте новой конституции. Как уже было сказано выше, Йемен становится федеративным государством, в которое входит 6 регионов и два города, которые наделяются особым статусом. Так, согласно статье 139, 40% сенаторов (согласно пропорции проживающего населения) Палаты Представителей должны представлять интересы Юга; данная пропорция может быть пересмотрена по результатам поддержки данного изменения 2/3 представителей Юга. Также районам гарантируется финансовая и административная независимость, а также законодательные и исполнительные полномочия в сфере их компетенции (статья 250). Реализация принципа автономии сегментов поддерживается формальным закреплением механизма «вето меньшинств». Согласно 143 статье конституции, решения в Федеральном Совете принимаются большинством голосов депутатов, однако могут быть отклонены 2/3 голосов представителей Юга в случае, если он противоречат интересам Юга (это касается изменений избирательного законодательства, границ провинций, статуса города Аден, а также конституционных поправок, касающихся представительства интересов данного региона). Кроме того, предполагается, что ни Север, ни Юг не смогут доминировать в законотворческом процессе.

Если говорить о принципе «пропорциональности» в распределении постов на государственной службе, то можно сказать, что в новом проекте конституции он реализуется в соответствии с моделью Аренда Лейпхарта. Так, по пропорциональной избирательной системе с закрытыми списками замещаются позиции в Палату Представителей (статья 138) , Федеральный Совет (статья 141) и Региональный Парламент (статья 230). Использование подобной системы должно способствовать более полному представительству этнических и религиозных меньшинств, что, в свою очередь, способно снизить риски политической нестабильности.

Хотя мы не можем утверждать, что консоциативная структура на данный момент функционирует в Йемене (поскольку конституция еще не принята), в проекте новой конституции ее базовые принципы полностью отражены. В случае фактической реализации заложенных принципов, такое институциональное устройство будет способствовать мирному разрешению возникающих в обществе конфликтов за счет представительства интересов меньшинств и принятия решений в рамках «большой коалиции», попадание в которую будет происходить с использованием пропорциональной избирательной системы. Возможно, случай Йемена может оказаться показательным примером для стран, сталкивающихся с необходимостью преодоления сильных расколов в обществе, в плане построения успешной консоциативной структуры.



Заключение

В ходе анализа реализации консоциативных механизмов в анократиях с помощью теории Аренда Лейпхарта нам удалось частично подтвердить гипотезу данного исследования о том, что некоторые этнически сегментированные анократии используют консоциативные механизмы для нивелирования негативных последствий этнических расколов в обществе и сохранения политической стабильности. В ходе проведения исследования нами использовалось два метода анализа: статистический и метод кейс-стади. Поскольку статистический анализ в нашем случае имеет ограничения в виду отсутствия валидных данных по некоторым консоциативным механизмам (вето меньшинств и автономия сегментов), а введение бинарных переменных не решает данную проблему (поскольку данные механизмы имеют неформальную составляющую), нами был использован метод кейс-стади. В рамках кейс-стади были проанализированы конституции стран, относящихся к типичным случаям - Малайзии, Руанды и Йемена - с целью выявления используемых в них консоциативных механизмов.

С помощью регрессионного анализа и анализа типичных случаев нами было доказано, что в анократиях действительно присутствуют некоторые консоциативные механизмы, однако полная консоциативная структура (под полнотой подразумевается реализация четырех основных механизмов консоциации) при этом не образуется в силу того, что некоторые страны используют другие стратегии представительства этнических меньшинств. Примерами таких стратегий является применение особой нарезки округов и этнических квот (как в случае Малайзии). Рассмотрев основные механизмы теории консоциативной демократии Аренда Лейпхарта, мы пришли к выводу о том, что некоторые механизмы успешно реализуются в анократических политических режимах, разделенных этническими противоречиями.

Так, в результате построения регрессионной модели с фиксированными страновыми эффектами, нами было доказано, что переменная «пропорция включенного населения в органы исполнительной власти из политически релевантных этнических групп», описывающая механизм «большой коалиции», оказывает статистически значимое положительное влияние на политическую стабильность анократий. Действительно, «большая коалиция» существует во всех описанных нами случаях, однако она имеет ряд особенностей. Во-первых, в некоторых случаях она не включает в себя представителей всех сегментов общества, а лишь представителей титульной нации, что гарантирует их лояльность политическому лидеру. Во-вторых, представители «большой коалиции» концентрируют в своих руках все значимые экономические и политические ресурсы, что может свидетельствовать об отсутствии решающего влияния этнических меньшинств на процесс принятия политических решений. Примерами могут послужить такие страны, как Тунис, Папуа - Новая Гвинея, Мадагаскар, Гаити и Руанда, где сложились устойчивые традиции рекрутирования членов политической элиты из доминирующих этносов, обладающих большим экономическим и символическим капиталом. В-третьих, в некоторых странах «большая коалиция» может принимать форму клиентел, где особую значимость приобретает принадлежность к определенному этносу. Яркими примерами в данном случае могут послужить случаи Руанды и Гамбии, где этническая принадлежность и лояльность своему клану оказывают решающее влияние на процесс рекрутирования в «большую коалицию». В данных странах, согласно конституции, запрещено создание политических партий по этническому, религиозному, расовому и иных признакам, что свидетельствует о попытках блокирования трансляции этнического и других социальных расколов в публичную политику. При этом и Руанда, и Гамбия являются случаями, в которых присутствует высокий риск политической дестабилизации из-за внутренних противоречий, однако консоциативные практики, способные помочь в процессе урегулирования конфликтов, не реализуются в должной мере. Однако существуют и примеры, в которых мы можем увидеть работающий механизм «большой коалиции», который помогает предотвратить возникновение этнических конфликтов за счет включения в нее представителей всех значимых этнических сегментов. Одним из примеров страны, где мы можем увидеть работающий механизм «большой коалиции», является Малайзия, где принятие политических решений осуществляется путем нахождения компромиссов между двумя крупнейшими этносами: малайцами и китайцами в рамках партии «Национальный фронт».

Также в ходе анализа нами было продемонстрировано, что принцип «пропорциональности», заявленный в модели Лейпхарта, не реализуется в анократиях. При этом была обнаружена необычная зависимость между переменными, описывающими механизмы «большой коалиции» и «пропорциональности»: «пропорциональность» оказывает значимое положительное влияние на политическую стабильность (на уровне значимости 10%) только в том случае, если из модели исключен механизм «большой коалиции». Но если в модели учитывать влияние обеих переменных одновременно, то влияние пропорциональности становится статистически незначимым, а влияние пропорции включенного населения из этнических групп в органы исполнительной власти («большой коалиции») является значимым на уровне значимости в 1%. Согласно логике модели Аренда Лейпхарта, пропорциональность является базовым принципом политического рекрутирования членов «большой коалиции», что обеспечивает представительство всех значимых сегментов общества в политической системе. Это говорит о том, что реализация принципа «пропорциональности» должна предшествовать образованию «большой коалиции». Однако данная логика (за некоторыми исключениями) не работает в случае анократий. Подобные результаты можно объяснить особенностями используемых в анализируемых странах методов подсчета голосов (использование квот) или особенностями используемых пропорциональных систем (с закрытыми списками или с открытыми списками, но с большим количеством кандидатов), что затрудняет представительство этнических меньшинств. Близко к успешной реализации принципа «пропорциональности» в понимании Аренда Лейпхарта подошел Йемен в случае принятия новой конституции, проект которой был принят в январе 2015 года. Согласно данной конституции пропорциональная избирательная система будет использоваться как на федеральном, так и на региональном уровнях: на выборах в Палату Представителей, Федеральный Совет и Региональный Парламент. Также следует учитывать, что большинство анализируемых нами стран использует мажоритарную избирательную систему, однако достигают представительства меньшинств за счет особой нарезки избирательных округов, как в случае Малайзии.

Также нами было выявлено, что принцип «автономии сегментов» в основном не исполняется (за некоторыми исключениями), поскольку большинство анализируемых нами стран являются унитарными государствами. Сам Аренд Лейпхарт связывал успешное функционирование принципа автономии сегментов именно с реализацией в стране принципа федерализма, благодаря которому каждый значимый общественный сегмент получает собственную сферу влияния. Примерами стран, где данный принцип успешно выполняется, являются Малайзия и Йемен (в случае официального принятия новой конституции), где благодаря федеративному устройству происходит четкое разграничение полномочий между федеральным и региональным уровнями, а регионам дана свобода в решении ключевых вопросов, касающихся их интересов.

Что касается реализации принципа «вето меньшинства», то его реализация либо носит ограниченный характер, либо не исполняется. Так, в Сингапуре, Малайзии и Йемене данный принцип закреплен в конституции и описывает механизмы влияния меньшинств на процессы образования, использования национального языка, занятия государственных должностей (путем введения этнических квот, как в случае Малайзии), а также принятия политических решений в рамках ключевых политических институтов (как в случае Йемена). Примерами стран, где принцип «вето меньшинств» не исполняется, являются Руанда, Тунис и Гамбия, где этнические меньшинства традиционно лишены представительства в политике, что частично обусловлено их колониальным прошлым.

Кроме того, нами было выявлено, что размер крупнейшего этнического сегмента оказывает значимое отрицательное влияние на политическую стабильность анократий: при увеличении доли наибольшего этнического сегмента на 1 процентный пункт показатель политической стабильности уменьшается в среднем на 2.29 единиц при прочих равных условиях. Подобный результат подтверждает положение теории Аренда Лейпхарта о значимости равенства сегментов в обществе: в случае, если сегменты примерно одинакового размера и ни один из них не занимает доминирующее положение, то вероятность сохранения стабильности сообщества повышается. Также нами было продемонстрировано, что при увеличении логарифма ВВП на душу населения на 1 единицу переменная «политическая стабильность» в среднем увеличивается на 0.58 единиц при прочих равных условиях. Это говорит о том, что страны с анократическим политическим режимом, имеющие более высокие показатели экономического развития, являются более стабильными. Примерами таких стран выступают Сингапур и Бутан, где мы можем видеть сочетание успешных политических и экономических реформ. Также стоит отметить, что не нашло подтверждения предположение о том, что принадлежность стран к определенному типу анократий оказывает значимое влияние на политическую стабильность.

Как было нами доказано, в анократических политических режимах реализуются некоторые консоциативные механизмы, способствующие поддержанию стабильности данных сообществ. Однако они имеют некоторые особенности, обусловленные отчасти колониальным прошлым и трудностями при построении собственных государств и процесса нациестроительства, связанные с частым появлениями внутренних конфликтов насильственного характера.

Консоциативная теория, разработанная в 1960-х годах, на потеряла собственной актуальности в виду существования множества фрагментированных политических сообществ с разными политическими режимами. Кроме того, она обладает достаточным объяснительным потенциалом для анализа таких сообществ. Применение данной теории к анализу анократических политических систем, характеризующихся высокой степенью социальной разнородности способен помочь в объяснении политических процессов и стратегий урегулирования возникающих конфликтов для сохранения политической стабильности.

В дальнейшем исследования консоциативных практик в анократиях могут проводиться для анализа процессов урегулирования последствий религиозных расколов, что особенно актуально для исламских стран. Кроме того, перспективным представляется проведение сравнительного исследования реализации консоциативных механизмов в демократиях и анократиях для понимания ее особенностей в разных типах политических режимов. В случае использования количественных методов анализа для реализации подобного исследования должен быть произведен сбор валидных данных по всем консоциативным механизмам, которые на данный момент отсутствуют.



Список использованной литературы и источников

6. 20th by 2020 Bhutan's Drive for Improved Governance // Asian Development Bank, 2014. - P. 3-11.

7. Alberto A. et al. Fractionalization Data. - The MacroData Guide, 2011. - Mode of access: http://www.nsd.uib.no/macrodataguide/set.html?id=16&sub=1

8. Bhutan - Nepali-speakers // World Directory of Minorities and Indigenous Peoples. - Mode of access: http://minorityrights.org/minorities/nepali-speakers/

9. Constitution of Malaysia. - 205 p. - Mode of access: http://confinder.richmond.edu/admin/docs/malaysia.pdf

10. Constitution of Rwanda. - 2003. - 55 p. - Mode of access: http://www.rwandahope.com/constitution.pdf

11. Constitution of the Republic of Ghana. - Mode of access: http://www.ghanaweb.com/GhanaHomePage/republic/constitution.php?id=Gconst7.html

12. Constitution of the Republic of Singapore, 9th August 1965. - Singapure Statutes Online. - Mode of access: http://statutes.agc.gov.sg/aol/search/display/view.w3p;ident=62847936-2328-4409-aa97-2ff69536bc2a;page=0;query=DocId%3A%22cf2412ff-fca5-4a64-a8ef-b95b8987728e%22%20Status%3Ainforce%20Depth%3A0;rec=0#legis

13. Countries at the Crossroads 2012. The Gambia. - Freedom House. - 11 p. - Mode of access: https://freedomhouse.org/sites/default/files/The%20Gambia%20-%20FINAL.pdf

14. Draft Constitution of Yemen. - Constitutional Drafting Committee, 15 January 2015. - 70 p. - Mode of access: http://www.constitutionnet.org/files/yemen-draft_constitution-15jan2015-_english.pdf

15. GDP per capita (current US$) 1981-2014. - World Bank. - Mode of access: http://data.worldbank.org/indicator/NY.GDP.PCAP.CD

16. Inter-Parliamentary Union. - Mode of access: http://www.ipu.org/parline-e/reports/2069_B.htm

17. Kaufmann D., Kraay A., Mastruzzi M. The Worldwide Governance Indicators: Methodology and Analytical Issues // Draft Policy Research Working Paper, September, 2010. - 30 p.

18. Keefer P. Database of Political Institutions 2012: Changes and Variable Definitions. - World Bank, 2012. - Mode of access: http://econ.worldbank.org/WBSITE/EXTERNAL/EXTDEC/EXTRESEARCH/0,,contentMDK:20649465~pagePK:64214825~piPK:64214943~theSitePK:469382,00.html

19. Lindstrom B. Countries at the Crossroads 2012: Haiti // Freedom House, 2012. - 17 p. - Mode of access: https://freedomhouse.org/sites/default/files/Haiti%20-%20FINAL.pdf

20. Marshall M. G., Garr T. R., Jaggers K. Polity IV project: Political regime characteristics and transitions, 1800-2013. Dataset Users' Manual. - Center for Systemic Peace, May 6, 2014.

21. Marshall M. G., Gurr T. R. Peace and Conflict 2003: A global survey of armed conflicts, self-determination movements, and democracy. - Center for International Development and Conflict Management, 2003.

22. Marshall M.G., Cole B.R. Global Report 2014 - Conflict, Governance, and State Fragility // Center for Systemic Peace, July 23, 2014. - 68 p.

23. Marshall M.G., Gurr T.R., Jaggers K. Polity IV project: Political regime characteristics and transitions, 1800-2013. Dataset Users' Manual. - Center for Systemic Peace, 2013.

24. Political Stability and Absence of Violence/Terrorism. - The Worldwide Governance Indicators. - Mode of access: http://info.worldbank.org/governance/wgi/pdf/pv.pdf

25. Population, total 1981-2014. - World Bank. - Mode of access: http://data.worldbank.org/indicator/SP.POP.TOTL

26. Reynal-Querol M. Data on ethnic and religious fractionalization and polarization. - Universitat Pompeu Fabia. - Mode of access: http://www.econ.upf.edu/~reynal/data_web.htm

27. Tunisia's Constitution of 2014 // Constitute, 2014. - Mode of access: https://www.constituteproject.org/constitution/Tunisia_2014.pdf

28. Vogt M., Cederman L.E. Ethnic Power Relations (EPR) Core Dataset 2014 - Codebook. - Manuel Vogt (ETH Zurich), December, 2014. - Mode of access: http://www.icr.ethz.ch/data/epr

29. Монографии:

30. Apter D. E. The Political Kingdom of Uganda. - Princeton, NJ: Princeton University Press. - 498 p.

31. Chandra K. Why ethnic parties succeed: Patronage and ethnic head counts in India. - Cambridge University Press, 2007. - 347 p.

32. De Mesquita B.B. The logic of political survival. - MIT press, 2005. - 519 p.

33. Horowitz D. L. Ethnic groups in conflict. - University of California Press, 1985. - 698 p.

34. Inglehart R. Culture shift in advanced industrial society. - Princeton University Press, 1990. - 485 p.

35. Laitin D.D. Nations, states, and violence. - Oxford : Oxford University Press, 2007. - 168 p.

36. Lijphart A. The Politics of Accomodation: Pluralism and Democracy in the Netherlands. - Berkeley: University California Press, 1975. - 231 p.

37. Lijphart A. The Politics of Accomodation: Pluralism and Democracy in the Netherlands. - Berkeley: University California Press, 1975. - 231 p.

38. Linder W. Swiss democracy: Possible Solutions to Conflict in Multicultural Societies. - London: Macmillan, 1998. - 210 р.

39. Lipset M., Rokkan S., Meir P. The West European Party System // The West European Party System. - 1990. - 376 p.

40. Lipset S. M. Political Man // The Social Bases of Politics, New York, Double-day. - 1960. - P. 230.

41. Lipset S. M., Rokkan S. Cleavage structures, party systems, and voter alignments: an introduction. - 1967. - 64 p.

42. Maquet J. J. P. The Premise of Inequality in Ruanda: a study of political relations in a Central African kingdom. - International African Institute, 1961. - 199 р.

43. Michalik S. Multiparty Elections in Authoritarian Regimes: Explaining Their Introduction and Effects. - Springer, 2015. - 159 p.

44. Nordlinger E.A., Huntington S.P. Conflict regulation in divided societies. - Cambridge, MA: Center for International Affairs, Harvard University, 1972. - 133 р.

45. Pepinsky T.B. Economic crises and the breakdown of authoritarian regimes: Indonesia and Malaysia in comparative perspective. - Cambridge University Press, 2009. - 326 p.

46. Rabushka A., Shepsle K. A. Politics in plural societies. - Stanford University Press, 1972. - 232 p.

47. Rizal D. The Royal Semi-authoritarian Democracy of Bhutan. - Lexington Books, 2015. - 399 p.

48. Royce A.P. Ethnic Identity. - Bloomington, IN: Indiana University Press, 1982. - 256 p.

49. Wilkenfeld J. Myth and Reality in International Politics: Meeting Global Challenges Through Collective Action. - Routledge, 2015. - 224 p.

50. Wimmer A. Nationalist exclusion and ethnic conflict: shadows of modernity. - Cambridge University Press, 2002. - 306 p.

51. Yusoff M. A. Consociational Politics: The Malaysian Experience // Perikatan Pemuda, 1992. - 102 p.

52. Коротаев А.В., Божевольнов Ю.В, Гринин Л.Е., Зинькина Ю.В., Кобзева С.В. К прогнозированию рисков политической нестабильности в странах Африки на период до 2050 года // Проекты и риски будущего. Концепции, модели, инструменты, прогнозы / Отв. ред. А. А. Акаев, А. В. Коротаев, Г. Г. Малинецкий, С. Ю. Малков - М.: ЛИБРОКОМ, 2010.

53. Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах: сравнительное исследование. - М.: Аспект Пресс, 1997. - 287 c.

54. Статьи в научных журналах:

55. Alesina A. et al. Fractionalization // Journal of Economic growth, 2003. - Vol. 8, №. 2. - P. 155-194.

56. Alesina A., Baqir R., Easterly W. Redistributive public employment // Journal of Urban Economics, 2000. - №. 2. - P. 219-241.

57. Almond G.A. Comparative Political Systems // The Journal of politics, 1956. - №. 03. - P. 391-409.

58. Andeweg B.R. Consociational Democracy // Annual Review of Political Science, 2000. - №3. - P. 509-536.

59. Barry B. Review Article: political accommodation and consociational democracy // British Journal of Political Science, 1975. - №5. - Р. 477-505.

60. Bates R.H. Ethnic competition and modernization in contemporary Africa // Comparative Political Studies. - 1974. - Vol. 6., №. 4. - P. 457-484.

61. Benson M., Kugler J. Power parity, democracy, and the severity of internal violence // Journal of Conflict Resolution, 1998. - №. 2. - P. 196-209.

62. Bogaards M. Measuring democracy through election outcomes: A critique with African data // Comparative Political Studies, 2007. - P. 1211-1137.

63. Bormann N.C. Conditional Consociationalism: Electoral Systems and Grand Coalitions // Inequality, Grievances and Civil War workshop, Zurich, November 2011. - Vol. 4. - P. 1-43.

64. Bormann N.C. The Origins of Ethnic Power-Sharing Coalitions: How Uncertainty Fosters Cooperation. - Center of Comparative and International Studies, ETH Zurich, Switzerland. - 2015. - P. 1-43.

65. Brancati D., Snyder J. L. Time to Kill the Impact of Election Timing on Postconflict Stability // Journal of Conflict Resolution, 2013. - Vol. 57, №. 5. - P. 822-853.

66. Buhaug H. Relative capability and rebel objective in civil war // Journal of Peace Research, 2006. - №. 6. - P. 691-708.

67. Case W.F. Can the `halfway house' stand? Semidemocracy and elite theory in three Southeast Asian countries // Comparative Politics, 1996. - P. 437-464.

68. Chandra K. Ethnic parties and democratic stability // Perspectives on Politics, 2005. - Vol. 3, №. 02. - P. 235-252.

69. Clark J.N. National unity and reconciliation in Rwanda: A flawed approach? // Journal of Contemporary African Studies, 2010. - Vol. 28, №. 2. - P. 137-154.

70. Collier P., Hoeffler A. Greed and grievance in civil war // Oxford economic papers, 2004. - №. 4. - P. 563-595.

71. Daalder H. Review: The Consociational Democracy Theme // World Politics, July 1974. - Vol. 26, №4. - P. 604-621.

72. Elkins Z. Gradations of democracy? Empirical tests of alternative conceptualizations // American Journal of Political Science, 2000. - P. 293-300.

73. Fearon J. D. Ethnic and cultural diversity by country* // Journal of Economic Growth, 2003. - Vol. 8., №. 2. - P. 195-222.

74. Fearon J. D., Laitin D. D. Ethnicity, insurgency, and civil war // American political science review, 2003. - №. 01. - P. 75-90.

75. Gandhi J., Vreeland J. Political institutions and civil war: unpacking anocracy // Workshop on Order, Conflict and Violence. - 2004. - P. 1-31.

76. Garcia-Montalvo J., Reynal-Querol M. Ethnic polarization, potential conflict, and civil wars // Potential Conflict, and Civil Wars. - July 2004. - P. 796-816.

77. Gellner E. Nationalism and politics in Eastern Europe // New Left Review. - 1991. - №. 189. - P. 127-143.

78. Gurr T.R. Persistence and change in political systems, 1800-1971 // American Political Science Review, 1974. - Vol. 68., №. 04. - P. 1482-1504.

79. Hale H.E. Conceptualizing Ethnicity For Political Science Towards A More Rational National? // Blood, 1999. - №. 5. - P. 789-820.

80. Hall P.A., Taylor R.C.R. Political science and the three new institutionalisms* // Political studies, 1996. - Vol. 44, №. 5. - P. 936-957.

81. Halpern S.M. The disorderly universe of consociational democracy // West European Politics, 1986. - №9. - Р. 181-197.

82. Haque M.S. The Role of the State in Managing Ethnic Tensions in Malaysia A Critical Discourse // American Behavioral Scientist, 2003. - Vol. 47, №. 3. - P. 240-266.

83. Horowitz D.L. Ethnic power sharing: Three big problems // Journal of Democracy, 2014. - Vol. 25, №. 2. - P. 5-20.

84. Huber J. Measuring Ethnic Voting: Does Proportional Representation Politicize Ethnicity // Department of Political Science, Columbia University, and Russell Sage Foundation, New York, March 24, 2010. - P. 1-37.

85. Karl T. L. The hybrid regimes of Central America // Journal of democracy, 1995. - Vol. 6., №. 3. - P. 72-86.

86. Kaufmann D., Kraay A., Mastruzzi M. The Worldwide Governance Indicators: Methodology and Analytical Issues // Draft Policy Research Working Paper, September, 2010. - 30 p.

87. Knutsen O., Scarborough E. Cleavage Politics / The Impact of Values, ed. J. W. van Deth.: Oxford: Oxford University Press, 1995. - P. 493-523.

88. Lehmbruch G. Consociational Democracy and Corporatism in Switzerland // Publius: The Journal of Federalism, Spring 1993. - Vol. 23, №2. - P. 43-60.

89. Lehmbruch G. Konkordanzdemokratie im politischen system der Schweiz // Polit. Vierteljahresschr., 1968. - №9. - Р. 443-459.

90. Lehmbruch G. Propozdemokratie: Politisches System and Politische Kultur in der Achweiz und in Oesterreich. - Tubingen, Germany: Mohr., 1967. - 58 pp.

91. Lehmbruch H. A non-competitive pattern of conflict management in liberal democracies: the case of Switzerland, Austria and Lebanon // Consociational Democracy: Political Accommodation in Segmented Societies, 1974. - P. 91-92. - Toronto: McClelland & Stewart. - 311 p.

92. Lehner F. Consociational democracy in Switzerland: a political-economic explanation and some empirical evidence // European Journal of Political Research, 1984. - №12. - Р. 25-42.

93. Lemarchand R. Managing transition anarchies: Rwanda, Burundi, and South Africa in comparative perspective // The Journal of Modern African Studies, 1994. - Vol. 32, №. 04. - P. 581-604.

94. Lijphart A. Consociational democracy // World politics, 1969. - Vol. 21, №. 02. - P. 207-225.

95. Lijphart A. Typologies of democratic systems // Comparative Political Studies, 1968. - №1. - Р. 3-44.

96. Lijphart A. Сonsociational Theory: problems and prospects // Comparative Politics, 1981. - №13. - Р. 355-359.

97. Liu J.H. et al. Social representations of history in Malaysia and Singapore: On the relationship between national and ethnic identity // Asian Journal of Social Psychology. - 2002. - Vol. 5, №. 1. - P. 3-20.

98. Mansfield E.D., Snyder J. Democratic transitions, institutional strength, and war // International Organization, 2002. - №. 02. - P. 297-337.

99. Mansfield E.D., Snyder J. Democratization and the Danger of War // International security, 1995. - №. 1. - P. 5-38.

100. Mansfield E.D., Snyder J.L. The Sequencing “Fallacy” // Journal of democracy, 2007. - №. 3. - P. 5-10.

101. March J.G., Olsen J.P. Elaborating the “new institutionalism” // Oxford Handbook of Political Institutions. - N.Y.: Oxford University Press, 2006. - P. 3-20.

102. Negri M. Minority Representation in Proportional Representation Systems // Unpublished manuscript, University of St. Andrews. - 2014. - P. 1-51.

103. Noh A. Malaysia and the Consociational Option: Is there a Path Dependent Logic? // Tun Abdul Razak School of Government. - Working paper № 2013:01. - P. 1-38.

104. Powell G.B. Review of Arend Lijphart. «Democracy in plural societies» // American Political Science Review, March 1979. - №73. - P. 295-297.

105. Regan P. M., Bell S. R. Changing lanes or stuck in the middle: Why are anocracies more prone to civil wars? // Political Research Quarterly. - 2009. - Vol. 63, № 4. - P. 747-759.

106. Reilly B. Ethnic Conflict in Papua New Guinea // Asia Pacific Viewpoint, 2008. - Vol. 49, №. 1. - P. 12-22.

107. Reynal-Querol M. Ethnicity, political systems, and civil wars // Journal of Conflict Resolution, 2002. - Vol. 46, №. 1. - P. 29-54.

108. Sambanis N. Do ethnic and nonethnic civil wars have the same causes? A theoretical and empirical inquiry // Journal of Conflict Resolution, 2001. - №. 3. - P. 259-282.

109. Schedler A. The menu of manipulation // Journal of democracy, 2002. - Vol. 13., №. 2. - P. 36-50.

110. Schneider G., Wiesehomeier N. Rules that matter: Political institutions and the diversity--conflict nexus // Journal of Peace Research, 2008. - Vol. 45, №. 2. - P. 183-203.

111. Steiner J. The consociational theory and beyond // Comparative Politics, 1981. - №13. - Р. 339-354.

112. Van Schendelen MPCM. The views of Arend Lijphart and collected criticisms // Acta Polit., 1984. - №19. - Р. 19-55.

113. Vanhanen T. Domestic ethnic conflict and ethnic nepotism: A comparative analysis // Journal of Peace Research, 1999. - №. 1. - P. 55-73.

114. Vreeland J.R. The effect of political regime on civil war: unpacking anocracy // Journal of Conflict Resolution, 2008. - Vol. 52, №. 3. - P. 401-425.

115. Way L., Levitsky S. The rise of competitive authoritarianism // Journal of democracy, 2002. - Vol. 13, №. 2. - P. 51-65.

116. Weber M. Ethnic Groups // Roth G., Wittich C. eds. Economy and Society, vol.1. - Berkeley, CA: U. California Press, 1978. - P. 389-395.

117. Wimmer A., Cederman L. E., Min B. Ethnic politics and armed conflict: a configurational analysis of a new global data set //American Sociological Review, 2009. - №. 2. - P. 316-337.

118. Wucherpfennig J. et al. Politically relevant ethnic groups across space and time: Introducing the GeoEPR dataset // Conflict Management and Peace Science, 2011. - №. 5. - P. 423-437.

Размещено на Allbest.ru

...