Укрепление институтов государства как фактор консолидации российского общества

В методологическом плане к настоящему времени четко проявилась недостаточность объяснительного потенциала многочисленных теорий «переходного периода», «модернизации», «трансформации» и «транзита». Это также заставляет политологов обращаться к иным схемам, иным ценностно-концептуальным подходам, для которых общим является понимание предопределенности русской жизни (как, впрочем, любого народа) ее прошлым. На наш взгляд, завершился этап отечественной истории, когда Россия пыталась самоопределиться и идентифицировать свою «новую» политическую систему по западным либеральным стандартам. Крах этих преобразований привел к формированию представлений об «откате демократии», о реванше прошлого и возвращении к «традиционно российской политико-культурной модели».

По мнению автора, иллюзорность подобных суждений не вызывает сомнений, поскольку в 1990-е гг. в России не возникло демократии в западном ее понимании, а значит России и не от чего «отказываться». Не произошло и разрыва с «корневыми» основаниями национальной политической культуры, что также делает бессмысленными разговоры о возврате. Нельзя вернуться к тому, от чего не уходили, хотя и очевидно, что страна испытала за прошедшие десятилетия мощное воздействие политической культуры Запада.

В этом контексте довольно часто раздающийся призыв защищать общество от власти фактически означает в современных условиях защищать общество от самого себя. Или иначе, мы опять здесь сталкиваемся с тем, что признавая особую роль государства в России, тем не менее, пытаемся его понять при помощи моделей и социокультурных практик государства западного. А это явно непродуктивно с научной точки зрения и малоэффективно в практическом плане. В этом смысле история становления и развития русской нации приобретает особую значимость для понимания современных сложных проблем российского государства. Поэтому понимание сути соотношения власти и общества в России невозможно выразить в политических категориях, выражающих уникальный опыт западноевропейской цивилизации. В понятиях «российское общество», «российская власть», «российское государство» отражается собственный уникальный опыт России, архетипы которой воспроизводятся в течение всей политической истории, вплоть до настоящего времени.

В стране в последние два десятилетия сформировался новый тип социальности. Но в то же время у него, безусловно, есть исторические корни. В целом это сложный сплав «современности» и «традиционности», когда хорошо узнаваемые элементы прошлого сосуществуют с новыми. И одной из важнейших характеристик этой новой социальности выступает сосуществование двух разных культурных укладов. И поэтому не случайно эта новая социальность оценивается по-разному, зачастую с прямо противоположных позиций. Одни исследователи считают, что в следствии посткоммунистической трансформации, Россия становится европейской страной, поскольку базовые модели социальной деятельности населения, несмотря на все деформации становятся все более европейскими, ориентированными на рациональный индивидуальный выбор. Другие, крайне резко оценивают как характер самой трансформации, так и те нравы, которые в ее результате начинают доминировать в российском обществе. В происходящих процессах они видят, прежде всего, архаизацию сознания и поведения очень многих людей, причем осуществляемую с подачи власти в обмен на лояльность.

Автор также разделяет данную позицию и считает, что «выход» из коммунизма привел к очередному социокультурному расколу общества. О причинах раскола в литературе существуют разные точки зрения. Например, В. Петухов, соглашаясь с тем, что в России сформировались две субкультуры, причины этого видит в различающихся представлениях о желаемых жизненных целях и приоритетах. Одна субкультура, по его мнению, характеризуется высоким уровнем жизненных притязаний, «достижительными стратегиями» при опоре на собственные силы. Другая, - это те, чье поведение характеризуется избеганием труднодостижимых целей путем снижения планки жизненных притязаний. Соотносятся эти группы в пропорции 1:2 См.: Петухов В. В. Демократия и возможности социальной мобильности // Россия реформирующаяся. Ежегодник. Вып. 6. М., 2007. С. 288-289..

С. Патрушев и А. Хлопин считают, что в основе социокультурного раскола лежит не просто различие между социально-политическими ориентациями граждан, а более фундаментальная причина, а именно расхождение россиян в ценностных представлениях об общественном идеале и о реальном обществе. Если первые характеризуют культурную программу, то вторые позволяют судить о действующих образцах социальных отношений. В последние десятилетие происходило нарастание разрыва между «должным» и «сущим», т. е. углубление противоречия между культурно-ценностным идеалом и восприятием социальной действительности. И наличие данного социокультурного противоречия, которое артикулируется через самые разные формы, осложняет процесс институционализации новых социальных и политических практик См.: Патрушев С. В., Хлопин А. Д. Социокультурный раскол и проблемы политической трансформации России // Россия реформирующаяся. Ежегодник. Вып. 6. М., 2007. С. 302-303..

В этом плане можно сказать, что особенность современной России состоит в том, что недостаток социального доверия сочетается с дефицитом легитимности институционального порядка. Анализ организации повседневной жизни россиян показывает, что этот дефицит обусловлен базовым противоречием между обществом и государством. Потребность в самостоятельно организованной среде повседневной жизни, регулируемой недвусмысленными, понятными гражданам нормами, находится в противоречии с зависимостью ее организации от социальных институтов, пользующихся властными полномочиями для произвольной регламентации гражданских прав. В этих условиях самодеятельность граждан имеет тенденцию порождать в качестве базовой формы самоорганизации общности, конституированные из неформальных связей.

В ситуации нынешнего раскола именно верховная власть скрепляет общество, удерживает вместе его составляющие. Раскол, несомненно, делает власть (как реальность и воображаемое явление) абсолютно необходимой обществу, воспроизводя традиционный принцип социальной интеграции «сверху-вниз». Но поскольку в России всегда в общественном развитии первенствовало государство, то, естественно, и в современных условиях именно оно и является тем архимедовым рычагом, опираясь на который страна только и сможет развиваться в весьма неблагоприятных внешних условиях.

В реальности государство выступает как более или менее автономная, с функциями общественного арбитра сила. Причин тому много: возрастание хозяйственных функций государства и его прямое вмешательство в экономику; усиление социальной роли государства; государственное посредничество при примирении интересов труда и капитала; стабилизирующая роль в кризисные и переходные периоды и т. д. Автономия, естественно, никогда не бывает полной, но она, как правило, выражает определенную социальную тенденцию. Поэтому нарастание относительной автономии государства от общества выступает как явление двойственного характера. В ее результате происходит либо стабилизация и институционализация новых порядков при руководящей роли государства, либо возникает угроза дезинтеграции государства и общества. Во всяком случае в течении всего ХХ в. государство всюду претендовало на роль выразителя интересов и потребностей всего общества и в большей или меньшей степени было призвано ее выполнять. Более того, на наш взгляд, государство было и остается высшей властью над обществом, именно как универсальная структура.

Вместе с тем следует отметить, что подавляющее большинство работ, посвященных анализу проблем современного государства, выполнено в рамках, так называемой, европоцентристской модели, в которой любое государство соотносится с западным как эталонной моделью. Главный их недостаток заключается в том, что все они фактически пренебрегают вопросом уникальности западного государства, связанной с его генезисом, реальными властными полномочиями и общей социокультурной доминантой.

Российская цивилизация и российское государство строились на иных основаниях, нежели Запад. Россия никогда не была частью европейской цивилизации, так как абсолютное большинство ее населения в повседневной жизни никогда не руководствовалось идейным багажом Великой французской революции и протестантской этики в качестве мотивации своей повседневной жизни.

Основой самобытности российского политического развития выступало понимание места, роли и значения государства в жизни общества, отношение к нему и его политике. В России понимание государства было совершенно иным. И вообще русская философская и социально-политическая мысль много сделала для доказательства бесплодности спора о том, что должно быть первичной самодавлеющей ценностью - политическое целое (государство) или отдельная личность, включенная в общественные солидарные структуры.

При анализе проблем отношения общества и государства в контексте российских политических традиций, автор опирался на работы крупных и авторитетных ученых, таких как Н. Бердяев, И. Ильин, Н. Лосский, труды которых по праву считаются классическими, а их наблюдения и теоретические выводы и сегодня отличаются точностью характеристик и не потеряли своего значения. Они философски и социологически смогли выразить и описать социальный характер и психологию русского народа, в том числе и в области его взаимодействия с государственной властью. Эти и другие авторы в первую очередь обращали внимание на основы и стержневые линии национального характера, их обусловленность как сугубо психологическими, так и мировоззренческими представлениями, ценностными смыслами и верой.

В целом они четко видят и показывают государственническое начало русского народа, его способность пожертвовать своими частными интересами ради общей цели, олицетворением которой выступает государство. С их точки зрения, русский народ является самым государственным народом. И эта точка зрения весьма убедительна, поскольку объясняет, как смогло возникнуть и развиваться величайшее государство в мире. Без исключительной ценности государства в национальном самосознании, вряд ли оно устояло бы в многочисленных войнах и не менее многочисленных внутренних потрясениях. А вот в основе этих внутренних потрясений лежит противоречие между народным пониманием государства и его официальным позиционированием, также относящееся к органическим свойствам национального характера, которое Н. Бердяев определял как «анархизм», Н. Лосский как «нигилизм» и просто «хулиганство» русского народа. Это качество существовало не само по себе, а в тесной связи с сущностью, способом бытия русского государства.

Стихийно рождающееся стремление к безграничной воле, к ничем не ограниченному произволу, огромные пространства, не имеющие четких природных рубежей, все это факторы, отнюдь не способствующие выработке навыков дисциплины, привычки четко следовать определенным правилам общественной жизни. В этих условиях для поддержания элементарного порядка, для предотвращения хаоса и развала Россия нуждалась в сильной централизованной государственной власти, не допускающей даже возможности оспаривать ее решения.

В этом контексте более обоснованно выглядит позиция тех исследователей, которые в современных политических процессах видят не только наследие прошлых веков, но и реальные изменения, которые в той или иной степени происходят в политической культуре под воздействием изменившихся обстоятельств, так и саморазвития культуры, ее ценностного ядра. Это, в первую очередь, работы Ю. Красина, А.Панарина, В.Попова, Т. Заславской, Н. Тихоновой, В. Федотовой, В. Петухова и многих других российских ученых. Они в своих работах четко фиксируют всю тяжесть социально-деструктивных процессов последних десятилетий (разрушение производственных мотиваций, исчезновение советского среднего класса, криминализация и люмпенизация населения), но вместе с тем отдают себе отчет в том, что новые социально-политические институты не могут сложиться без действующих субъектов и их коллективных представлений. Без коллективных представлений, в которых выражается основная идея о том, как жить, невозможно создание организаций и формирование целей политики, которые объединяют людей для осуществления всего многообразия социальных функций. Соответственно важнейшей проблемой государственного управления естественным образом становится проблема морально-политической консолидации современного российского общества. По данным социологических исследований видно, что социополитическая консолидация в первую очередь связана с действиями президента, персонифицирующего в себе государство и в настоящее время.

В целом автор исходит из того, что эффективное социально-политическое развитие возможно лишь при опоре на традиционный склад характера народа, учета его психологии, особенностей восприятия таких фундаментальных ценностей как свобода, равенство, справедливость и т. д. Государственная система становится адекватной обществу только тогда, когда предполагаемая ею интерпретация основных понятий политической жизни совпадает сих восприятием в народном сознании. В противном случае она отторгается массами и заводит страну в тупик.

В третьем разделе «Противоречия политической системы современной России» рассматриваются политические процессы конца ХХ - начала ХХ1 в., когда российское общество испытывало дефицит не только социальных, экономических и политических, но и нравственных ориентиров, ценностей и образцов поведения. Радикальная либеральная трансформация, инициированная «сверху», по времени совпала с резко ускорившимися процессами глобализации, которые часто интерпретировались как распространение в неоконсервативной форме либеральных ценностей по всему миру. По мере развития этих процессов первоначальные пессимистические или оптимистические оценки начали уступать место научному осмыслению происходящих в обществе изменений. В настоящее время дискуссии, ведущиеся в научном и политическом сообществах, с одной стороны, все чаще отражают растущую тревогу по поводу кризисных явлений в о всех сферах жизни общества, а с другой - пытаются дать ответы на «вызовы», которые возникают в процессе отечественных реформ и процессе глобализации.

Другими словами, два десятилетия российских преобразований убедительно доказывают, что становление демократии в России является длительным, противоречивым и трудным процессом. Эйфория первых лет перестройки сменилась в 1990-е гг. глубоким разочарованием в результатах либеральных преобразований. Казалось бы, Конституция 1993 г. закрепила основные черты демократии: права личности, гражданские и политические свободы, разделение властей, свободные выборы в органы власти, многопартийность и т. д. Но достаточно быстро выяснилось, что в российских условиях эта модель работает не так, как по всем канонам должна была бы работать. В российских условиях принцип разделения властей, по сути, подменен доминированием исполнительных органов, парламент фактически лишен реальных рычагов власти и контрольных функций. Политические партии не имеют ни глубоких корней в обществе, ни эффективных каналов влияния на публичную политику, свободные выборы деформированы, а права человека и гражданина постоянно нарушаются, в том числе и самим государством. Поэтому можно сказать, что политическая система современной России представляет собой странный антиномичный симбиоз демократии и авторитаризма, явно ограничивающий возможности демократического развития и затрудняющий политическое самоопределение страны.

Данные метаморфозы отечественной модели демократии во многом объясняются ее имитационным характером, поскольку новая российская элита попыталась встроить в российскую действительность западные нормативные установки и институты, складывающиеся столетиями в совершенно иной социокультурной среде. И российская жизнь, как это уже не раз бывало в прошлом, фактически их отторгла. Соответственно в сложившихся условиях для действительного понимания происходящих процессов следует руководствоваться не нормативно-ценностным подходом, а конкретно-историческим, с тем, чтобы реально выяснить какие формы и способы народовластия, участия граждан в политическом процессе возможны в России, в какой мере российское общество готово противостоять групповому эгоизму, отстаивать общие интересы, контролировать действия власти и влиять на публичную политику.

Вместе с тем эти масштабные и комплексные задачи, стоящие сегодня перед Россией, связаны с переходом к новому этапу социальной самоорганизации с принципиально иными возможностями и с более высокими требованиями к личности, к государственным и общественным институтам. С одной стороны, система власти и управления должна быть построена таким образом, чтобы не подавлять многообразия существующих в обществе интересов, потребностей и ценностей. С другой - прямо нуждается в общественной солидарности, в консолидированных ценностях.

В целом эволюция политической системы проходила в том направлении, в котором власть выступает ведущим или единственным субъектом, а следовательно, в легитимации посредством публичных процедур, исходящих из гражданского общества не нуждается.

В связи с этим вполне очевидно то повышенное внимание к проблеме эффективности государственной власти и управления, которое наблюдается и в науке, и в обыденной политической жизни. В этом контексте, безусловно, следует подчеркнуть и такую специфику положения современной России, которая заключается в том, что решение остающихся модернизационных задач возможно лишь при дальнейшем укреплении государства. Тем более, что в России традиционным средством соотнесения ценностей, смыслов и моделей поведения служила культурная политика государства. Практически на протяжении всей истории страны национальный интерес последовательно и целенаправленно отождествлялся с государственным. Позиционирование по отношению к государству было важнейшей составляющей национальной идентичности, а государственное строительство - постоянным приоритетом национального развития, задававшим параметры последнего. И поэтому вполне естественно государствоцентричность российской ментальности оборачивается на практике сакрализацией высшей власти, а важнейшим фактором формирования российской национально-цивилизационной идентичности оказывается институт политического лидерства. В массовом восприятии лидер и сейчас предстает главным объектом патерналистских ожиданий, тем более, что ему действительно порой приходиться замещать институты государства там, где оно оказывается неэффективным.

Таким образом, проблема отношения к традициям актуальна для России как по историческим причинам, так и потому, что в моменты реформ и кризисов внимание общества обращается к культурному наследию, поскольку традиционные формы социально-политических отношений по-прежнему играют в жизни современного человека весьма значительную роль.

Другими словами, реальное развитие привело к осознанию важнейшего факта, что традиционные формы социальной жизни не уходят в прошлое, а сосуществуют вместе с индустриальной, массовой, урбанистической культурой «модерна», которая не вытесняет традицию, а инкорпорирует ее в себя, придавая ей новые свойства и новые социальные функции. К настоящему времени и в России уже очевидно, что прямолинейные попытки воплотить в жизнь западные стандарты и образцы сыграли отрицательную роль и на практике вылились в рост отчужденности российского населения от западного мира. А самое главное заключается в том, что процесс многолетней социокультурной трансформации не привел к доминированию прагматических ориентаций в массовых слоях общества и именно с этим, в частности, связан низкий уровень артикуляции интересов массовых групп, а традиционные представления (например о лидере как о главном гаранте стабильности) по-прежнему во многом обуславливают политические представления наших сограждан. В системе самоидентификации нынешнего поколения россиян государство во многом сохранило за собой определяющую роль. Уровень ожиданий, связанных с государством, по-прежнему высок. То есть несмотря на «разгосударствление» экономики и социальных отношений, не потерял своего значения и важности патерналистский комплекс.

Анализ результатов многих опросов, свидетельствует, что подавляющее число наших сограждан выступает не просто за сохранение, но и за значительное усиление патерналистских функций государства. Государство, по их мнению, должно обеспечить граждан бесплатным медицинским обслуживанием, должно дать возможность получать бесплатное образование и должно заботиться о пенсионерах и пожилых. В конечном счете, именно государство должно защищать население от экономический трудностей.

Анализируя проблему демократизации политической системы современной России, следует подчеркнуть, что политическая репрезентация (представительство) выступает одним из старых и универсальных способом организации государственной власти, механизмом, обеспечивающим взаимосвязь государства и гражданского общества. В рамках демократии именно представительство играет ведущую роль в легитимации политического строя и стабилизации политической системы. Оно обеспечивает демократический контроль «снизу», и тем самым, стимулирует процесс корректировки управленческих решений. Именно механизм представительства в различных его формах, обеспечивает формирование целой системы легальных, устойчивых институтов обратной связи, что служит важным средством против авторитаризации власти.

Поэтому одной из фундаментальных задач современной России и является формирование эффективного авторитетного парламента. Но сегодняшняя действительность такова, что говорить о реальном самостоятельном значении Федерального Собрания в политической системе будет явно преждевременным. Власть концентрируется в руках исполнительных органов, что фактически минимизирует роль и политических партий, и парламента в политическом управлении.

В целом же современной российской модели парламентаризма присущ ряд черт, которые с трудом вписываются в общемировую традицию. Речь идет в первую очередь о доминирующей роли главы государства. Главная особенность данной системы заключается в том, что в России сложилась специфическая четырехзвенная модель разделения властей, когда наряду с тремя традиционными ветвями власти (и над ними) предполагается четвертая - верховная власть, персонифицированная в фигуре главы государства. С утверждением этой модели доминирование верховной власти над законодательной, исполнительной и судебной властями стало неизбежным.

Вместе с тем, констатируя крайнюю слабость партий, партийной системы и парламента, тем не менее нельзя отрицать, что это и в настоящих условиях реальный, еще в большей степени потенциальный общественно-политический актор, недаром власть пытается встроить политические партии в действующую «вертикаль» власти.

Население же страны пока, как свидетельствуют данные разных социологических исследований, настроено по отношению к политическим партиям, партийной системе и парламенту, если можно так сказать, адекватно их сегодняшнему положению в политической системе России.

В политической сфере стремление к ограничению конкуренции, таким образом, находит выражение в системе «управляемой демократии», складывающейся в настоящее время в России. Среди специалистов существуют расхождения по поводу определения сути этой системы, нередко подвергается сомнению и корректность самого термина, вместо него используют понятия «контролируемая». «ограниченная», «нелиберальная» демократия, а также «мягкий авторитаризм» или «суверенная демократия». Но общепризнанным критерием этой системы является сокращение количества и ослабление любых политических акторов, в той или иной степени независимых от государства. Здесь, в первую очередь, речь идет о политических партиях, финансово-промышленных группах, губернаторах и этнических элитах. На протяжении последних лет их влияние на федеральную политику, механизмы принятия политических решений неуклонно сокращалось. Политическая деятельность во все большей степени перемещалась в систему исполнительной власти.

Вместе с тем данные процессы проявились и в целенаправленном воздействии власти на наиболее крупные и институционализированные элементы гражданского общества. В течение всего рассматриваемого периода активно шло создание таких звеньев моноцентрической системы, как структурированное корпоративно-гражданское представительство, проявившееся в институционализации групп интересов и «партий власти», т. е. подключение их к взаимодействию с правящей элитой.

В этом контексте новая политика государства, его укрепление и достаточно жесткое доминирование на политическом поле активизировало споры о «вертикали власти». Одни увидели в ее укреплении средство, необходимое для обеспечения единства, силы и эффективности государства, другие - вынужденную и временную меру, вызванную террористической угрозой, третьи - проявление курса на свертывание демократии в России, подрыв неокрепших демократических институтов.

На наш взгляд, реальная альтернативность ситуации заключается в следующем: либо откат завершается установлением откровенной олигархической диктатуры (не случайно некоторые либералы и демократы восторгались опытом чилийской террористической диктатуры), либо формированием авторитаризма развития и модернизации, с установлением формы политического режима однопартийного доминирования в рамках парламентской системы (этот отнюдь не специфический российский вариант доказал свою эффективность в Японии, Южной Корее, Сингапуре и некоторых других странах).

Судя по всему, в России начала реализовываться именно вторая альтернатива. Тогда это будет неизбежный переходный этап, содержанием которого может стать окончательная консолидация российской государственности, экономическое развитие, формирование гражданского общества и на этой основе становление демократии.

В целом же мы считаем, что, выдвигая перед собой цель административной реформы, власть абсолютно верно и правильно оценивает сложившуюся в стране ситуацию и начинает действовать в нужном для общества направлении. Однако, уже сегодня видно, как власть, пытаясь повысить управляемость своим административным аппаратом, распространяет методы централизации и на поле политических отношений, на сферу коммуникации со своими основными политическими контрагентами. Причем в данном смысле большинство ее действий связано с повышением контроля за его политической активностью населения. Также это предполагает вытеснение с политического рынка всех сколько-нибудь существенных форм политического протеста. Назначение глав региональных администраций, замена мажоритарной системы выборов на пропорциональную существенно трансформирует всю систему принятия государственных решений. В основном за счет того, что минимизирует и устраняет в этом механизме контакты власти с непосредственными носителями гражданских интересов. Пытаясь реализовать задачи укрепления государства, власть, таким образом, политизирует государственное управление, перехватывает представительские функции у населения и бизнеса.

Четвертый раздел «Особенности гражданской самоорганизации современной России» посвящен характеристике основных проблем становления и развития гражданского общества в России. В ходе острых дискуссий по проблемам гражданского общества, развернувшихся в течение последних лет, большинство участников исходит из предпосылки о том, что Россия нуждается в структурах и формах гражданских отношений, широко представленных в западной культуре. Но сам факт прямого заимствования упирается в отечественную реальность, которая не позволяет сработать «здесь и теперь» западным образцам. В связи с этим особую важность приобретает анализ исторических традиций русского общества, выявления специфических особенностей взаимодействия общества и государства, порождающих феномен общественной самоорганизации - гражданское общество.

Прошедшее время, а главное результаты преобразований во всех областях жизни привели к пониманию того, что феномен гражданского общества весьма сложен и поэтому обладает комплексными характеристиками. Движение в направлении развития его современных форм предполагает не только значительное поле неопределенности, но и большие или меньшие органические ограничения возможностей его развития. И в этом контексте, пытаясь объяснить наблюдаемую перманентную слабость гражданского общества В России, обычно указывают на три специфических фактора, связанных с российским пошлым: а) коммунистический опыт; б) неудачный опыт демократизации при президенте Б. Ельцине; в) авторитарный характер правления при президенте В. Путине.

Но в целом взгляд на гражданское общество, с точки зрения посткоммунистической трансформации сосредоточен на его ведущей роли в демократизации общества. При таком подходе успехи и неудачи российского гражданского общества оцениваются по тем результатам, которых удалось достичь в области представительства, гражданского участия и свободы мнений.

В результате поспешных реформ 90-х годоввозникла размытость базовых социально-групповых интересов, которая привела к тому, что на первый план вышли верхушечные интересы олигархических и клановых групп. Опережающая кристаллизация этих интересов тормозит и деформирует весь процесс становления нормальных общественных отношений. Поэтому общая картина социальных солидарностей выглядит пока крайне размытой и неустойчивой, а радикальный водораздел проходит по крайне опасной линии формирования социальных солидарностей - «бедные - богатые». В этих реальных условиях глубокое отчуждение между «верхами» и «низами» общества распространилось не только на правящие верхи, выполняющие их волю политические институты и структуры, но и на сами структуры и институты гражданского общества. Они, с одной стороны, демонстрируют беспомощность и несостоятельность перед лицом правящих политических инстанций, а с другой - быстро приобретают негативные черты бюрократических структур власти и пытаются манипулировать своими сторонниками. Соответственно об особом доверии граждан к институтам гражданского общества говорить не приходится. Отношение к ним и к гражданскому обществу в целом в литературе определяется как «пассивно-отстраненное».

Опросы показывают, что государственные и общественные институты не пользуются поддержкой и доверием россиян. Они не рассматриваются ими в качестве инструментов реализации общественных и личных интересов. В то же время результаты исследований показывают и некоторую противоречивость в отношении граждан к общественным объединениям и их деятельности. С одной стороны, существует общественный запрос населения на гражданские ассоциации как каналы реализации своих интересов, но с другой - люди не проявляют непосредственной активности как в создании подобных организаций, так и в деятельности уже имеющихся. Можно сказать, что гражданские ассоциации все еще остаются формой активности узкой группы единомышленников.И это вполне естественно, поскольку социальное и политическое самочувствие населения в гражданском обществе и демократическом государстве покоится на экономическом благополучии, определяется степенью удовлетворения гражданами своих базовых потребностей в уровне и качестве жизни. Но в современной России большая часть общества (до 90%) явно испытывает нехватку денежных средств и попадает в группы «ограниченные в средствах», «бедные» и «нищие». Социальную основу среднего класса составляет группа «обеспеченных» граждан. Эта группа, как показывает индикатор самооценки денежных доходов, составляет до 16% граждан от всего населения страны См.: Левашов В. К. Мера гражданственности в социоизмерении // Социологические исследования. 2007. № 1. С. 60-61..

Таким образом, невысокую ценность для наших соотечественников гражданских прав и свобод можно объяснить тем, что жизненная энергия россиян все последние годы практически расходовалась на элементарное выживание и адаптацию к новым условиям и обстоятельствам жизни, когда уже нет ни времени, ни возможности как-то отстаивать свои права и интересы. К тому же, на наш взгляд, данное устойчивое отчуждение объясняется и социально-психологическими качествами народа, образующими устойчивое ядро политической культуры страны.

Результаты большинства социологических исследований показывают психологическую и социальную неподготовленность наших сограждан к проводимым радикальным преобразованиям, глубокую укорененность в умах «советской» модели жизненного пути и успеха, связанной с высокой зависимостью от государства и выраженной потребностью в гарантированном будущем. Иными словами, блокирующее воздействие социально-психологических ориентаций «человека постсоветского» на свое социальное положение демонстрируют многие исследования, рассматривающие проблему с разных сторон и разными методами. По мнению В. Волкова, это вполне естественно, поскольку разрушение «старой» системы и создание «новой» возможно только в теории, а эффективная реформа «сверху» без последующего отступления и тихого возвращения к «старому» практически неосуществима. Отмену той или иной идеологии и разрушение формальных институтов не следует отождествлять с социальным изменением, так как цивилизационная основа остается при этом незатронутой. Создание новой системы формальных институтов и попытки провозгласить новую идеологию и новые ценности также имеют весьма ограниченный эффект, поскольку практическое их толкование будет определяться традиционными и привычными способами действия, а не правилами и нормативными требованиями новой системы. И с этой точки зрения значимыми цивилизационными характеристиками являются границы между публичным и приватным, формальным и неформальным, личностным и коллективным и их конкретное соотношение, воспроизводимое в повседневной практике, т. е соотношение индивида, общества и государства, в том числе и в политической сфере. От этого будет зависеть и действительное понимание того, что такое государство или гражданское общество. См.: Волков В. Советская цивилизация как повседневная практика: возможности и пределы трансформации // Куда идет Россия?...М., 1997. С. 333..

Именно в этом ключе и надо рассматривать отношения в социально-политической области. Личные свободы и демократические формы организации общественной жизни и разрешения конфликтов важны для значительной части россиян, но все же не являются для них решающими. У большинства они отступают на второй план, если этого требуют интересы общности (общества, народа). Это позволяет получить представление о коллективизме россиян, который для основной массы населения является не инстинктивным коллективизмом, а сознательным ограничением индивидуальных прав для «общего блага». Также наглядно свидетельствует о выборе модели общества отношение граждан к демократии, личной безопасности, материальному благополучию. Демократия для половины населения России - значимая ценность, но принимается она лишь тогда, когда гарантирует личную безопасность. Отсюда весьма низкая социальная и политическая активность граждан современной России. Причем самую высокую степень недоверия вызывают именно те институты, на которых держится общество консолидированной демократии - парламент, судебная система, общественные организации и объединения.

Здесь мы опять выходим на проблему государства, поскольку государство в российской политической культуре чаще всего выступает как конструкция, в которой импульсы активности должны идти в основном сверху вниз. Подобные представления создают почву для сильных патерналистских настроений, когда «простой человек» перекладывает ответственность за ведение дел на чиновника, а чиновник в свою очередь на политического лидера и высших должностных лиц. Об этой тенденции говорят данные многих исследований. Характерно, в частности, что, отвечая на вопрос, должны ли все люди иметь возможность оказывать влияние на политику властей или такое влияние должно быть прерогативой относительно узкого круга «сведущих», респонденты значительным большинством голосов выбрали именно последнюю альтернативу. Другими словами, граждане не стремятся к политическому участию и общественным делам. Они готовы принять отчуждение основной массы населения от властных функций то ли как естественное следствие разделения труда, неизбежность, то ли как удобное положение вещей, позволяющее большинству людей заниматься своими делами.

Российский опыт преобразований оказался в этом отношении далеким от успеха, поскольку в массовом масштабе была применена негативная мобилизация людей, связанная в первую очередь с освобождением их от традиционных социальных и правовых норм. Подобная самоорганизация расщепила социальную ткань общества, привела к аномии и формированию негативного индивидуализма, к кризису национально-государственной и персональной идентичности, к значительной криминализации общества. Хотя, конечно, общество в целом устояло, смогло как-то адаптироваться и модифицировать свои социальные практики.

Если взглянуть на все эти процессы с точки зрения социальной структуры общества, то можно отметить, что системные качества общества наиболее полно, пожалуй, отражают его способность и готовность к саморазвитию через радикальные преобразования и обновление своих базовых институтов и социальных сил, заинтересованных в общественном развитии. Поэтому важнейшим индикатором качества трансформационной структуры является инновационно-реформистский потенциал общества, который как бы определяет границы, рамки его ближайшего будущего.

Именно об этом пишет Н. Тихонова, которая в ряде своих работ подчеркивает, что общественное сознание в сегодняшней России далеко не монолитно. Судя по имеющимся эмпирическим данным, россияне разделились на две группы, которые условно можно назвать «модернистами» и «традиционистами». Первая группа составляет около четверти населения, и чуть больше ее половины - примерно 15% всего населения - образуют ядро этой группы, достаточно последовательно поддерживающее ценности, характерные для эпохи модерна. Остальное население является более или менее последовательным носителем традиционалистского сознания, причем около 40% всех россиян - последовательные традиционалисты. Но это разделение касается только вопроса о модели взаимоотношений общества, государства и личности, и в этой сфере процесс социокультурной модернизации, хотя медленно, но все же идет. С социально-экономическими воззрениями россиян каптина принципиально иная. Даже та их часть, которую составляют сторонники индивидуальной свободы, личной ответственности, требующие от государства защиты прав человека, в вопросе об оптимальном для России типе социально-экономического устройства практически едины с остальным населением. Подавляющее большинство как российского общества в целом, так и отдельных его групп, включая предпринимателей, является сторонниками смешанной экономики, где частный сектор присутствует только в отраслях нестратегического характера под жестким контролем государства. Причем целью экономического развития страны должны быть, с точки зрения рядовых россиян, социальные, а не экономические приоритеты.

Таким образом, мы можем сказать, что анализ сложившейся социальной структуры показывает, что за истекшие 20 лет российское общество не решило жизненно важных проблем. Ему не хватает, во-первых, социальной и культурно-политической интеграции и, во-вторых, жизненной активности или социального здоровья. Социальное настроение граждан за последние годы преобразований ухудшилось, у них накопилась большая усталость, катастрофически упало доверие к демократическим институтам власти, возникло массовое разочарование в демократии. Иными словами, инновационно-реформистский потенциал общества не вырос.

Все это означает, что в стране не сформировался еще социальный макросубъект, который был бы не только заинтересован в завершении реформ, но и был бы достаточно интегрированным и мощным, чтобы решить эту задачу практически. Поэтому для повышения общественной активности наиболее массового базового слоя общества необходимо, прежде всего, улучшить его объективное положение, в первую очередь, упорядочить и придать правовой характер отношениям в сфере труда и занятости, которые определяют уровень и качество жизни большинства граждан. При этом государство должно не на словах, а на деле гарантировать социально-экономические права трудящихся, содействовать установлению отношений партнерства труда и капитала и т. д. Только на этой основе смогут «вырасти» демократические институты, которые в первую очередь есть установления, нормы и правила, формирующиеся действующими социальными субъектами на основе их коллективных представлений. Без подобных коллективных представлений невозможно создание организаций и формирование целей политики, которые объединяют людей для осуществления всего многообразия социальных функций.

В разделе пятом «Формирование, легитимация и воспроизводство государствоцентричной идентичности российского общества» анализируются существующее противоречие между необходимостью завершения перехода к рыночному и демократическому типу развития и факторами, ограничивающими перспективы его осуществления. Это включает в себя такие проблемы, как поиск общенационального консенсуса по вопросам стратегии дальнейшего развития страны, эволюции политических институтов и институтов государства, взаимодействие между властью и обществом в новых условиях. Здесь же, безусловно, проявит себя и обратное воздействие политической сферы на определение особенностей российских преобразований. Но стабилизация всей совокупности социально-политических отношений связана с восстановлением и укреплением государства.

К настоящему времени стала выстраиваться вертикаль президентской власти, государство стало играть значительно более самостоятельную и активную роль во взаимоотношениях с крупным бизнесом, постепенно ограничивая его влияние на процесс принятия политических решений, региональные элиты в своей деятельности лишились во многом возможности выходить за рамки самостоятельности, определенной федеральным законодательством. Но все эти достижения дают, главным образом, представление о внешней стороне текущего развития страны и не позволяют дать четкий ответ на вопрос о природе достигнутой стабильности и ее устойчивости, поскольку ее основанием стали не интересы массовых слоев населения, а, скорее, общественные ожидания улучшения повседневной жизни, установления порядка в обществе.

Данные основания достигнутой в настоящий момент стабилизации являются источником серьезных противоречий в социальных отношениях, без разрешения которых вряд ли возможно будет говорить об успешности и закреплении результатов реформ. Новая российская государственность предоставила элите возможность легитимным путем конвертировать свою власть в собственность. Эту конвертацию или «номенклатурную приватизацию» обеспечивало и гарантировало само государство. Но результатом этого процесса стала потеря государством многих, ранее принадлежавших ему ресурсов. К тому же под воздействием эффекта неоправдавшихся ожиданий консервативный общественный запрос явно эволюционирует в негативном для правящей элиты направлении роста национально-патерналистских и социал-демократических ориентаций, исходящих во многом из отрицания не только необходимости дальнейших преобразований, но и пересмотра многих их результатов. Эти изменения в общественном мнении, являясь реакцией на неудачи реформ конца столетия, на отсутствие в них четкой социальной составляющей, стали заметно набирать силу в последние годы. Особенно рельефно они проявились в протестных акциях населения начала 2005 года.

Все это говорит о том, что российские реформы, помимо экономических целей, должны иметь и четкие политические приоритеты. Главным из них будет демократизация доступа структурам гражданского общества, а через них и большинства населения страны, к механизмам принятия политических, государственных решений. А это повлечет за собой и структурную перестройку экономики с целью расширения сферы рыночных отношений и придания им социальной ориентированности в строгом соответствии с историческими традициями страны.

В то же время жесткая и всеобъемлющая централизация в структурах президентской власти может негативно сказаться на стабильности всей политической системы. Дело здесь заключается в том, что централизация процесса принятия решений неизбежно предполагает и централизацию ответственности и тем самым подрыва легитимности одного из важнейших институтов современной российской государственности. Наверное, в этих условиях будет правильной диферсификация властных полномочий, которая может осуществляться через придание большей самостоятельности правительству по отношению президентских структур. В этом контексте вполне естественным будет выглядеть изменение взаимоотношений федерального центра и регионов на основе четкой взаимной ответственности федеральных и местных институтов власти.

Соответственно появление новых центров политической ответственности будет иметь следствием усиление влияния согласительных процедур в процессе принятия решений. Это сделает всю политическую систему страны более устойчивой к возникающим проблемам и конфликтам, а также отчасти компенсирует отсутствие зрелых субъектов модернизации, при доминировании в обществе консервативно-охранительных тенденций. Другими словами, необходима такая политика государства и такое ее институциональное обеспечение, которые позволили вырабатывать решения на основе баланса социальных интересов. Но при этом главным и решающим фактором сегодняшних преобразований остается государство, от инициативности и воли которого в решающей степени зависят результаты и перспективы демократизации общества. Российские реформаторы, полагая, что легитимизация частной собственности, введение институтов свободных выборов, многопартийность в политике сами по себе, т. е. почти автоматически будут способствовать становлению демократии, выпустили из поля зрения особенности менталитета социальных групп (и элиты, и масс), которым и предстояло осуществить демократические преобразования. Они фактически полагали, что проблема правового государства может быть решена посредством конституционных деклараций, но российская государственность, оставаясь неправовой, воспроизводила традиционный тип неправового порядка. Поэтому для успешного завершения «российского демократического транзита» необходимо было исправить, модернизировать то, что называется «русской системой» или русской властью.

В настоящее время в сложившейся системе государственной власти наиболее заметно проявляются следующие проблемы: во-первых, в России по-прежнему не сложилась четкая и работающая система разделения властей, необходимых сдержек и противовесов; во-вторых, утвердившаяся в современной России модель государственной власти не препятствует превращению исполнительной власти в институт, неподконтрольный народу и способный полностью игнорировать иные ветви государственной власти. Вместе с тем сложившаяся система государственного управления является сложным живым организмом, развивающимся по своим законам, требующим законодательной защиты от некомпетентного вмешательства со стороны руководителей любого ранга. Ни президент, ни правительство не должны иметь права произвольно перестраивать федеральные органы до того, пока это не будет научно обосновано и подтверждено законом. Для государства очень опасна ситуация, когда управленческие структуры утрачивают нужную для выполнения их функций самостоятельность и ответственность и становятся ретрансляторами не всегда обоснованных политических решений руководства страны.

Наличие непреходящих традиций в эволюции российской политической системы, постоянно воспроизводящегося механизма соскальзования власти к жестким формам политического руководства требует большего понимания в современной ситуации. Сегодня видно, что верховная власть пытается сформировать системные механизмы принятия решений за счет изменения характера и стиля деятельности административных структур. С политической точки зрения, во-первых, достаточно высокий рейтинг президента, позволяет упрочившей свое положение власти, решать крупные социальные вопросы. Во-вторых, повышение качества управленческой подсистемы само становится политической задачей, от решения которой зависит судьба всей новой политической системы. В-третьих, это обусловлено необходимостью согласования интересов политической и административной элит. В-четвертых, это потребность формирования механизма, гарантирующего сохранение долгосрочной преемственности нынешней власти. С другой стороны, укрепление административной вертикали, ведя к минимизации политического компонента, сосредотачивает потенциал этой системы общественного регулирования исключительно в высших слоях общества, а публичность политического дискурса уступает место сугубо теневым технологиям согласования интересов. Поэтому любое политическое сколько-нибудь серьезное потрясение может привести к тому, что начнут разрушаться не демократические нормы и институты, а само государство. Централизация административной составляющей системы власти уже сейчас создает предпосылки, сужающие саму базу государственного управления, так как такие политические меры отрывают «верхи» от общества и снижают уровень их взаимопонимания.

Область политического управления определена границами, с одной стороны, - сферы политического, а с другой - управления. Политика начинается там, где какая бы то ни было, деятельность оказывается связанной с государством и затрагивает отношения больших социальных групп с несовпадающими интересами. Управление же, если рассматривать его в функциональном аспекте, выступает как субъект-объектное, вертикальное взаимодействие, отношение соподчинения. Политическое управление, таким образом, если говорить о деятельности государства, это сфера государственного управления, затрагивающая отношения больших социальных групп с несовпадающими интересами. С ней взаимодействует сфера политической самоорганизации - субъект-субъектных, горизонтальных отношений независимых субъектов (партий и иных общественно-политических объединений и их лидеров). Это взаимодействие институировано прежде всего на уровне государственного руководства - парламента и государственных служащих. В этом смысле Общественная палата, например, играет весьма важную роль в регулировании этого типа отношений. При этом, поддерживая общественную инициативу и направляя ее в общественно полезное русло, государство может снять с себя и передать структурам гражданского общества значительную часть обременительных для него функций и сосредоточить ресурсы на самом необходимом.