Среднеазиатское направление политики Российской Федерации: цели, проблемы и перспективы

В ходе десятого заседания Совета ТИФА, состоявшегося в Бишкеке в апреле 2016 г., значительное внимание было уделено вопросам развития торговли, транзита и инвестиций между США и странами Центральной Азии (Казахстаном, Кыргызстаном, Таджикистаном, Туркменистаном и Узбекистаном), а также вопросам расширения экспорта товаров в рамках Генеральной системы преференций США для развивающихся стран. Состоялись заседания трех рабочих групп: по таможенным вопросам, вопросам стандартизации и санитарных и фитосанитарных мер. Было решено для дальнейшей работы рабочих групп в формате C5+1 за основу принять соглашения Всемирной Торговой Организации (ВТО) по применению санитарных и фитосанитарных мер, технических барьеров в торговле и упрощению процедур торговли. Было предложено создание региональной группы Международной ассоциации по аккредитации лабораторий (ILAC).

На встрече в Бишкеке было принято решение о создании рабочей группы в области расширения экономических возможностей женщин и содействия женскому предпринимательству. Было отмечено, что Совет ТИФА стал важной частью диалога по выработке «подходов» и дальнейшей реализации торгово-экономического сотрудничества между Соединенными Штатами и странами Центральной Азии [98]. До встречи в Бишкеке в ноябре 2015 г. в Самарканде состоялось подписание Совместной декларации партнерства и сотрудничества в фор- мате (С5+1) с участием глав внешнеполитических ведомств пяти стран Центральной Азии и Государственного секретаря США Дж. Керри[103]. В центре внимания были вопросы экономического развития стран Центральной Азии и привлечения инвестиций, региональной экономической интеграции, управления водными ресурсами, развития транзитно-транспортного и энергетического потенциала Центральной Азии, улучшения пограничной инфраструктуры, вопросы образования, культурно-гуманитарные связи в регионе, диверсификация экономики, инновации. Представитель Казахстана не только отметил, что США являются ключевым партнером Казахстана.

Но и подчеркнул важность поддержки США по привлечению средств международных финансовых институтов и американских компаний в страну. Представитель Казахстана предложил создание Фонда экономического развития Центральной Азии, который выступит инструментом «гармонизации целей и идей» шести стран [5].

Наряду с представителем Казахстана особую «приверженность» развитию отношений с США выразил на встрече в апреле 2016 г. министр экономики Кыргызстана А. Кожошев, подчеркнувший, что «Бишкек надеется на развитие торговли в Центральной Азии благодаря соглашению с США», которое станет основой развития торгового потенциала республик Центральной Азии [104].

Интенсификация сотрудничества США со странами Центральной Азии происходила на фоне усиления «давления» на Россию, ужесточения санкционного режима. Своей политикой США в лице бывшего президента Б. Обамы еще раз подчеркивали приверженность курсу дифференцирован- ной политики в отношении стран постсоветского пространства, разработанной в свое время Зб. Бжезинским в отношении стран «социалистического лагеря».

К сожалению, Казахстан и Кыргызстан, будучи членами ЕАЭС, в большей степени, чем другие страны С5, поддерживают инициативы американцев особенно, когда речь идет о развитии сотрудничества в энергетике и транспортной инфраструктуре. А ведь именно эти две сферы представляют особый интерес для евразийской интеграции, цель которой - сформировать свободный энергетический рынок ЕАЭС и создать транс- портные коридоры, связывающие ЕАЭС со странами ШОС. Главной геостратегической задачей США является недопущение России к монопольному контролю над ресурсами региона. Идеальным «вариантом» для США является создание «общего рынка» Центральной Азии и Закавказья, где господствуют транснациональные нефтегазовые концерны, а американцы устанавливают свои правила «игры». Стремление США реализовать планы в Центральной Азии, превратившись в «третью силу», способную противостоять России и Китаю, в последние годы пребывания у власти Б. Обамы все активнее проявлялось и в Закавказье.

Китай.

Экономическое присутствие Китая в странах Центральной Азии принимает все более системный и комплексный характер. Если в 1990-е и 2000-е гг. китайские вложения шли в подавляющем большинстве в топливно-энергетический сектор, то во втором десятилетии XXI в. сотрудничество более широко распространилось и на другие отрасли экономики: инфраструктуру, строительство, сборочные производства и, что немаловажно, на сельское хозяйство[105, с.5].

За последние несколько лет Китай стал главным импортером в трех странах Центральной Азии из пяти: Киргизии, Таджикистане и Узбекистане. Так, в 2015 г. 56% всего импорта в Киргизию поступили из КНР. Немногим отличается ситуация в Таджикистане, импорт в который из Китая составил 41%. КНР также лидирует по импорту в Узбекистан -- около 20%. Лишь в Казахстане и Туркменистане Пекин уступает пальму первенства другим странам -- России и Турции соответственно[]. В структуре импорта центрально-азиатских стран из Китая присутствует широкий спектр продукции, включая машины и оборудование, продукты питания, товары повседневного спроса и многое другое.

Что касается экспорта, то Китай стал главным пунктом назначения для продукции Туркменистана и Казахстана. Так, доля КНР в экспорте Туркменистана сегодня составляет рекордные 68%[107]. При этом, экспорт Ашхабада в Китай практически монопольно состоит из углеводородов. Что касается Казахстана, то доля его экспорта в Китай равняется 15%. Здесь опять же преобладают нефть и газ, но в целом казахстанский экспорт более диверсифицирован, чем туркменский. Китай -- второй по значимости партнер по экспорту для Узбекистана. А вот Таджикистану и Киргизии, не обладающих серьезными запасами востребованных в КНР ресурсов, сложно предложить что-либо Пекину: экспорт собственной продукции в Китай не играет для них существенной роли, и их сальдо внешней торговли с КНР резко отрицательное.

Большую роль в обеспечении китайского экономического проникновения в Центральную Азию играют так называемые связанные кредиты. Они подразумевают финансирование проектов под сравнительно низкие проценты, однако условием таких кредитов является использование китайских материалов, техники либо рабочей силы при осуществлении работ. Также практикуется передача долей в бизнесе, применение соглашений о разделе продукции. Применение этих практик позволяет максимально задействовать китайские производственные ресурсы, а передача долей в бизнесе ведет к постепенному расширению экономического присутствия в тех или иных отраслях экономик стран Центральной Азии[106].

Особенностью экономического взаимодействия центрально-азиатских стран с Китаем в последнее время стало согласование внутренних программ экономического развития этих государств с интересами и стратегией Пекина. Это делается для максимально полного использования возможностей по привлечению китайских финансовых ресурсов. Так, в Казахстане с 2015 г. реализуется государственная программа инфраструктурного развития «Нурлы Жол», подразумевающая масштабные вложения в строительный сектор и обновление транспортной инфраструктуры страны.

Реализация программы «Нурлы Жол» осуществляется в тесном переплетении с китайскими инициативами по созданию в Центральной Азии транспортно-логистической инфраструктуры «Экономического пояса Шелкового пути» и частично на китайские деньги. Последний раз ход «сопряжения» «Нурлы Жол» с ЭПШП казахстанский президент Нурсултан Назарбаев и лидер КНР Си Цзиньпин обсудили 8-9 июня на саммите ШОС в Астане[109].

Схожим образом действуют и власти другого центрально-азиатского государства -- Таджикистана, которые стремятся скоординировать с Пекином шаги по реализации Национальной стратегии развития республики на период до 2030 г. В текущем месяце Душанбе посетила делегация Госбанка КНР, которая изучила вопросы взаимодействия в ряде отраслей -- телекоммуникационной, горнодобывающей, сельскохозяйственной и гидроэнергетической.

Китайское присутствие и евразийская интеграция.

В настоящее время политическое и экономическое присутствие России и Китая в Центральноазиатском регионе выражено наиболее сильно. Москва сохраняет тесные гуманитарные связи и обладает серьезным военным присутствием в регионе. Свидетельство тому -- базы России в Таджикистане и Киргизии, а также членство Астаны, Бишкека и Душанбе в ОДКБ. Однако в долгосрочной перспективе Россия -- «уходящая держава». Что касается Китая, его экономическое и политическое влияние в регионе растет. Остальные международные игроки, включая США и Евросоюз, влияют на центральноазиатские дела гораздо слабее. Приход к власти в Вашингтоне Дональда Трампа пока не способствует усилению американского присутствия в регионе. В планах Вашингтона -- избирательный подход. Он подразумевает прекращение финансовой помощи Казахстану и Туркменистану, сокращение ее объемов вдвое для Таджикистана и Киргизии и некоторое увеличение объема финансовой поддержки Узбекистана. Вероятно, что часть проектов, от финансирования которых откажется Вашингтон, в конечном итоге «уйдет» к Китаю[107]

Усиление позиций КНР в Центральноазиатском регионе напрямую затрагивает перспективы евразийской интеграции, поскольку продвигаемые и Москвой, и Пекином интеграционные начинания -- ЕАЭС и ЭПШП -- направлены на экономико-политическое структурирование сопредельного регионального пространства вокруг собственного ядра. Существует как минимум два подхода к оценке взаимодействия евразийского интеграционного проекта с китайскими экономическими инициативами в регионе. Согласно первой точке зрения, Центральная Азия становится территорией, где сосуществуют различные интеграционные проекты, эффективно дополняющие друг друга. Растет и субъектность самих государств Центральной Азии, более не являющихся объектами колонизации. Сегодня эти страны активно формируют собственную повестку и в той или иной степени тяготеют к многовекторной политике. Вторая точка зрения подразумевает наличие конкуренции между интеграционными проектами Москвы и Пекина, игру с нулевой суммой. Учреждение ЕАЭС отчасти является попыткой ограничить экспансию товаров из Китая, создать для постсоветских стран возможность перезапуска собственных программ индустриализации. Неслучайно, что в евразийском интеграционном объединении осторожно и даже прохладно относятся к идее создания полноценной зоны свободной торговли между ЕАЭС и Китаем, за что выступают в Пекине[108]. Есть и другой момент. Москва ратует за выработку единой позиции стран ЕАЭС к экономическому взаимодействию с Китаем, призывая выступать «единым фронтом». Пекин этот «единый фронт» сегодня довольно успешно расшатывает, делая ставку на двустороннее сотрудничество с государствами Центральной Азии.

Сильная сторона китайской экономической политики в Центральной Азии, помимо гибкости взаимодействия на двусторонней основе и наличия серьезного финансового ресурса, -- способность Пекина предложить широкий круг направлений для сотрудничества. Относительная слабость промышленности и выраженный ресурсный характер экономик большинства стран Центральной Азии делают более «органичным» экономическое сотрудничество с Китаем, производящим широкий спектр разнообразной продукции и одновременно являющимся крупным потребителем ресурсов. Возможности же ЕАЭС в регионе ослабляет ряд присущих данному интеграционному объединению черт. В отличие от инициативы ЭПШП, которая практически не институционализирована, ЕАЭС является международной организацией. Союзу присуща достаточно высокая степень бюрократизации. В его рамках присутствует необходимость согласования позиций участников, что сказывается на скорости и качестве принятия решений. Конкурентоспособность ЕАЭС ограничивают низкая степень диверсификации экономик стран-участниц и невысокая доля внутрирегионального экспорта. В ЕАЭС она составляет только 9%. Финансовые возможности объединения также скромнее китайских. Уставный капитал созданного Пекином Азиатского банка инфраструктурных инвестиций (АБИИ), согласно учредительным документам, составил 100 млрд долл. Уставный капитал Евразийского банка развития -- главного финансового института ЕАЭС -- составляет 7 млрд долл. Экономические неурядицы последних лет и санкционное давление на Москву поспособствовали повышению уровня конфликтности внутри объединения[109].

Тем не менее есть и факторы, сдерживающие рост экономического и политического влияния Китая в Центральной Азии.

Несмотря на выгоды и преимущества сотрудничества с Пекином, государства Центральноазиатского региона не заинтересованы в формировании политической и экономической зависимости от Китая. Сдерживающий фактор -- объективные потребности в развитии собственной производящей экономики. Вероятно, что страны региона будут и впредь стремиться сбалансировать растущее влияние Пекина различными формами политического, экономического и военного сотрудничества с другими центрами силы. Наиболее благоприятным сценарием для государств Центральной Азии является ситуация, при которой в регионе конструктивно взаимодействуют и одновременно уравновешивают друг друга несколько крупных игроков.

Не стоит сбрасывать со счетов и определенный уровень синофобии, который сегодня присутствует в центральноазиатских странах. По мере роста влияния Пекина в регионе, возрастают и опасения в обществах стран Центральной Азии по поводу возможного усиления китайской экспансии. Примером этого стали прокатившиеся по городам Казахстана весной 2016 г. протесты против поправок в Земельный кодекс, имевшие антикитайский подтекст. Изменения предусматривали увеличение сроков аренды земли иностранцами[110].

Однако Пекин, помимо активного формирования лояльности политических элит центральноазиатских стран, проводит в последние годы масштабную политику привлечения на обучение в китайские вузы иностранной молодежи. Число студентов из стран Центральной Азии, обучающихся в вузах КНР, растет с каждым годом. Так, например, в 2016 г. в Китае обучались уже 13 тыс. студентов из Казахстана. Эти цифры пока еще вдвое меньше числа казахстанцев, обучающихся в России, однако весьма существенны. Схожая ситуация наблюдается и в других странах региона. Власти Китая в настоящее время рассматривают возможность превращения Синьцзяна в ориентированную на Центральную Азию образовательную зону. В случае успехов Пекина на гуманитарном направлении Китай по мере смены поколений сможет оказывать на жизнь государств Центральной Азии не только серьезное экономическое влияние, но и нарастит здесь свою «мягкую силу». Это, в свою очередь, будет способствовать дальнейшему укреплению позиций Пекина в регионе.

Раздел 3. Перспективы российской политики в Центральной Азии

Исторически Центральной Азии отводится важное место во внешнеполитической стратегии России. Учитывая огромные площади российского государства, поддерживать безопасность и контролировать протяженные границы всегда было непростой и ответственной внешнеполитической задачей. В этой связи для российского руководства очень важным было найти наиболее выгодные с точки зрения геополитического положения очаги, которые с одной стороны позволяли сдерживать внешние угрозы, а с другой заниматься распространением собственного влияния. Одним из таких форпостов геополитического влияния России был и остается регион Центральной Азии.

В XIX в. обеспечение контроля над Центральной Азией было необходимо для эффективного соперничества с Британской империей, активно занимавшейся распространением своего влияния вглубь Евразии. В XX в. регион исполнял схожую функцию в контексте Холодной войны, не говоря о том, что Центральная Азия сыграла важнейшую роль в реализации советской космической программы. В XXI в. значение Центральной Азии для мировой политики в целом и России, в частности, возросло еще больше, поскольку помимо военно-политической составляющей регионального соперничества появилось новое измерение - экономическое. Как никогда актуальной проблемой международной повестки дня стал вопрос о реализации транзитного потенциала Центральной Азии.

Россия для Центральной Азии также является важным историческим партнером. Она не только была модератором экономического и политического развития региона, но и сыграла ответственную цивилизаторскую роль, поскольку именно через нее происходило приобщение центральноазиатских стран к передовым достижениям европейской цивилизации. Под влиянием России формировалось общество и культура центральноазиатских стран, что позволило им относительно безболезненно создать собственные национальные государства после дезинтеграции СССР в 1991 г.

С момента распада Советского Союза Россия искала пути сохранения влияния в Центральной Азии. Даже в начале 1990-х гг., когда из-за внутренних экономических и политических проблем российские позиции в регионе были заметно ослаблены, Москва старалась сохранить военно-политическое присутствие в регионе, принимала участие в урегулировании локальных конфликтов (например, гражданская война в Таджикистане в 1993 г.), поддерживала безопасность и стабильность в регионе, боролась с незаконным оборотом наркотиков, вооружений и распространением терроризма. По мере стабилизации ситуации внутри страны расширялись и углублялись экономические контакты России с государствами Центральной Азии.

Важнейшим инструментом российской политики на постсоветском пространстве и, в том числе, в Центральной Азии является использование интеграционного потенциала с целью развития отношений с бывшими советскими республиками и сохранения высокой степени влияния в чувствительных для нее регионах. В 1990-2000 гг. таким инструментом было Содружество Независимых Государств (СНГ). Однако несмотря на активность России на данном направлении и ее многочисленные попытки в рамках Содружества придать отношениям с постсоветскими странами разные взаимовыгодные формы сотрудничества, интеграционный импульс СНГ постепенно угас. Формально Содружество сохранилось, однако утратило целый ряд важных участников. Грузия покинула СНГ в 2008 г., в ранг ассоциированных членов перешли Туркменистан и Украина.

Тем не менее, история отношений России со своими соседями в рамках СНГ не прошла бесследно. Благодаря накопленному опыту Москве удалось определить самые важные и существенные сферы сотрудничества, а также выявить наиболее надежных партнеров. В результате российская интеграционная политика была реорганизована, стала более предметной и направленной. Основными интеграционными проектами России на постсоветском пространстве стали созданная в 2002 г. Организация договора коллективной безопасности (ОДКБ) и образованный в 2014 г. Евразийский экономический союз (ЕАЭС). Активными участниками обоих проектов являются страны Центральной Азии.

Сложные и многослойные отношения с государствами центральноазиатского региона, наконец, были приведены к более определенному формату сотрудничества, которое условно оказалось разделено на две основные сферы - военно-политическую в рамках ОДКБ и экономическую в рамках ЕАЭС. Если значимая роль России в качестве гаранта региональной безопасности в Центральной Азии никогда ни у кого не вызывала сомнений и признавалась даже ее основными региональными соперниками, США и Китаем[1], то запуск Евразийского экономического сотрудничества стал большим прорывом российской дипломатии, поскольку экономические отношения России с соседями, в особенности, со странами Центральной Азии, долгое время не могли приобрести выгодную конфигурацию.

Однако сразу же после создания ЕАЭС в 2014 г. Россия столкнулась с целым рядом новых вызовов как внутреннего, так и внешнего генеза. После падения мировых цен на нефть и введения против России санкций российской экономике был нанесен мощнейший удар. Российский рубль был девальвирован в 2-2.5 раза. Схожая участь постигла центральноазиатские страны, чьи экономики с одной стороны так же, как и российская, зависят от мировых цен на углеводороды (Казахстан, Узбекистан, Туркменистан), а с другой -- сильно привязаны к российской экономике (в особенности Таджикистан и Киргизия). До начала экономических трудностей отчисления, которые работающие в России мигранты из Центральной Азии отправляли на родину, в отдельных странах составляли до 40% ВВП[112]. Экономический кризис привел к резкому падению экономической активности в отношениях между Россией и странами Центральной Азии, сокращению объемов взаимной торговли и возможностей трудовой миграции и стал причиной ряда конфликтов между странами ЕАЭС из-за таможенных тарифов (например, наиболее острый между Россией и Белоруссией). В тот период многие аналитики поторопились «похоронить» российские интеграционные инициативы и в целом центральноазиатское направление российской политики[3].

Однако спустя три года российская экономика приспособилась к новым условиям существования. Внешнеполитический курс России стал более устойчивым и последовательным. Российские интеграционные проекты также выдержали испытание на прочность и продолжили курс на последовательное развитие. Большие изменения произошли в российской политике в Центральной Азии. По мнению известной американской аналитической компании Stratfor, в центральноазиатской политике России произошел значительный прорыв. Для Москвы открылись уникальные возможности, которые позволят ей закрепить и продлить на долгие годы присутствие в регионе[4].

Основная причина возрастания роли России в Центральной Азии заключается в существенном ослаблении позиций ее основных региональных конкурентов. Приняв решение покинуть Афганистан в период с 2011 по 2014 гг., США фактически оставили Центральную Азию без внимания. Недавняя инициатива администрации Б. Обамы для Центральной Азии, формат С5+1, выглядит довольно жалкой попыткой вернуть утраченные позиции в регионе. Однако при крошечном бюджете в 15 млн. долларов, новый проект США не может претендовать даже на роль полноценной переговорной площадки. После избрания президентом Д. Трампа в США начался острейший внутриполитический кризис, поэтому такие направления внешней политики как, например, центральноазиатское вовсе стали невостребованными на неопределенную перспективу.

Вторым серьезным конкурентом России в Центральной Азии является Китай. В отличие от США КНР обладает гораздо большими экономическими возможностями и политической волей, чтобы применить их. Однако при этом китайская политика в Центральной Азии также достигла своих пределов. Инициатива Пекина «Один пояс и один путь» на данный момент является идеологическим проектом, свидетельствующим о намерении Китая создать в Евразии новую инфраструктуру, которая упростила бы контакты с его основными экономическими партнерами. Обладая колоссальными ресурсами и имея четкое представление о собственных целях, КНР не имеет главного - полноценной стратегии реализации своих замыслов.

А между тем в нынешний момент Центральная Азия как никогда остро нуждается во внешней поддержке. Многократно возросшая в последние годы террористическая угроза, появление “Исламского государства” (запрещенная в России террористическая организация) и дестабилизация Афганистана после сокращения военного присутствия в нем США порождает экзистенциальную угрозу для слабозащищенных и переживающих экономические трудности стран. Не стоит забывать, что большая часть населения центральноазиатских государств исповедует ислам, а потому по мере затягивания кризисных явления и увеличения влияния международных террористических и экстремистских групп риск радикализации обществ стран Центральной Азии многократно повышается.

Единственной силой в Центральной Азии, которая с одной стороны обладает достаточными политическими и экономическими ресурсами, а с другой имеет четкое стратегическое видение развития ситуации в регионе на данный период является Россия. По-настоящему востребованным стали ее интеграционные инициативы, которые могут гарантировать странам региона военно-политическую и экономическую безопасность.

События последних нескольких месяцев красноречиво отражают наметившуюся тенденцию прорыва в российской центральноазиатской политике. Прежде всего стоит отметить, что новый, мощный импульс развития получила Организация договора коллективной безопасности. Во-первых, в апреле 2017 г. был урегулирован затянувшийся спор, возникший из-за переназначения Генерального секретаря организации. Им стал начальник Главного штаба ВС Армении, генерал-полковник Ю. Хачатуров. Во-вторых, между членами ОДКБ возобновились дискуссии о более активном использовании Коллективных сил оперативного реагирования (КСОР) в Центральной Азии с целью обеспечения безопасности от внешних и внутренних террористических угроз. Серьезно стали обсуждаться вопрос о создании единой системы противовоздушной и противоракетной обороны для всех стран-участников ОДКБ. В-третьих, во время февральского тура президента России по странам Центральной Азии одной из основных обсуждавшихся тем было расширение военного присутствия России в регионе, в частности на афгано-таджикской границе.

Не менее важные события произошли в деятельности ЕАЭС. В апреле 2017 г. была разрешена основная часть противоречий между Россией и Белоруссией. Страны возобновили полноценное сотрудничество в нефтегазовой сфере. Кроме того, возникли весьма вероятные перспективы расширения Евразийского союза как в южном, так и в западном направлении. Во время визита В. Путина в Таджикистан в феврале 2017 г. помимо всего прочего обсуждались перспективы присоединения его к ЕАЭС[113]. В апреле 2017 г. статус наблюдателя в ЕАЭС получила Молдавия.

Вдобавок к отмеченным выше тенденциям на сегодняшний день Россия обладает беспрецедентным влиянием в Центральной Азии посредством мягкой силы. Российские средства массовой информации и медиапродукты пользуются в регионе колоссальной популярностью. Кроме того, страны Центральной Азии активно перенимают из российского опыта образцы государственного управления. Нередким явлением стало принятие ими законопроектов идентичных российским, например, в сфере борьбы с экстремизмом и терроризмом[114].

Помимо всего прочего, сегодня у России появилась неплохая возможность преодолеть долгие годы присущую ее центральноазиатской политике слабость, которая заключается в высокой степени дифференциации отношений Москвы с партнерами в Центральной Азии. Если с Казахстаном, Киргизией и Таджикистаном ее связывают исторически тесные и конструктивные отношения, то межгосударственный диалог с Туркменистаном и, в особенности, с Узбекистаном всегда проходил непросто. После избрания президентом Узбекистана Шавката Мирзиёева, человека близкого к крупнейшему российскому бизнесмену А. Усманову, появились тенденции к переходу российско-узбекских отношениях в более конструктивный и близкий формат. Туркменистан также может пересмотреть отношение к российскому присутствию в регионе ввиду возрастания внешних террористических угроз и под давлением своих соседей. В этом случае политика России в Центральной Азии может стать еще более монолитной.

Таким образом в XXI в. отношения России и стран Центральной Азии не только сохранили веками складывавшиеся формы сотрудничества, но и обогатились целым рядом новых направлений. Пережившие два турбулентных десятилетия отношения, наконец, получили внятные цели и обрели четкие формы взаимодействия. В связи с ослаблением позиций основных региональных соперников России -- Китая и США, в Центральной Азии вовсе наступил перелом, который может привести к прорыву российской политики, как в двустороннем, так и многостороннем формате, и способствовать более полной реализации российских интеграционных проектов.

Заключение

Цели Российской Федерации можно разделить на следующие категории:

1. экономические: добиться максимально благоприятного режима для функционирования российских энергетических компаний,

2. военно-политические: оказать помощь центрально-азиатских государствам в борьбе против исламистов, содействовать военной интеграции между государствами

3. геополитические: нивелировать влияние Турции и США в регионе, не допустить проведение оранжевых революций, учитывать позицию и интересы Китая.

В результате проведения исследования, нами былИ выделены четыре основных вызова/риска для России:

1.Отказ режимов государств Средней Азии принимать участие в российских интеграционных проектах.

2. Неудовлетворительное положение русского населения в Центральной Азии.

3.Огромное количество мигрантов, отказывающихся интегрировать в российское общество.

4. Неспособность среднеазиатских руководителей бороться с терроризмом у себя на родине, что несёт опасность для южных границ России.

На протяжении 25 лет Российская Федерация пытается выработать адекватную стратегию в отношении стран центральноазиатского региона, которая позволила бы вовлечь среднеазиатские республики в её внешнеполитическую орбиту. К сожалению, данная стратегия так и не была выработана, что неудивительно, так как нельзя сказать, что Центральная Азия, несмотря на то, что представляет собой практически единое культурное, этническое и религиозное образование, не является единым политическим пространством.

Наиболее дружественными странами в регионе являются Казахстан и Киргизстан, с которыми Россия имеет тесные связи в военной, экономической и политической сферах. Они входят ЕЭС, Таможенный союз, участвуют в военных учениях в рамках ОДКБ. Таджикистан, Туркменистан и Узбекистан отказываются от союзнических отношениях с Россией, часто провоцируют, шантажируют и даже угрожают ей.

Основными препятствиями интеграции среднеазиатских республик под лидерством России являются:

1. Противоречия между самими центрально-азиатскими по вопросам Каспийского моря, территориальных сухопутных границ и экологии, что делает невозможным нормализацию отношений и создание крепкого и прочного союза.

2. Влияние региональных держав, таких как Иран и Китай, а также США, соревнующихся с Россией за влияние в ЦАР

3. Личная позиция некоторых руководителей, видящих Россию империей-поработительницей.

Однако, несмотря на серьёзные проблемы, России удалось главное - предотвратить создание гипотетического антироссийского блока государств в Средней Азии.

С началом военной операции России в Сирии актуализировалась давняя проблема -- немалое количество выходцев из Средней Азии и Казахстана, отправившихся воевать на Ближний Восток на стороне экстремистов

Распространение в Средней Азии религиозного фундаментализма (не говоря уже об исламских революциях и смене режима) чревато резкой деградацией региона и нивелированием результатов двухвековой цивилизаторской деятельности России и особенно Советского Союза по формированию там светских, образованных и урбанистических обществ. Во многом благодаря этим двухвековым усилиям у России сейчас нет условного Афганистана на южных границах.

Теоретически эту задачу можно было бы переложить на местные режимы -- в конце концов, они как никто другой заинтересованы в недопущении исламистов к власти, однако среднеазиатские режимы давно погрязли в коррупции и нежелании решать что-либо, кроме своих экономических интересов.

Конечно, с ИГ можно бороться силовыми методами, активизировав свои спецслужбы, однако для эффективного и долгосрочного противостояния исламистам нужно ликвидировать саму причину их популярности в Средней Азии -- тяжелое социально-экономическое положение в регионе.

По сравнению с 2013 годом уровень трудовой миграции постепенно снижается. Это связано, прежде всего, с экономическим кризисом, поразившего Россию в результате введения санкций, который поспособствовал понижению стоимостью рубля и повышению уровня безработицы, а также законодательными мерами против нелегальной иммиграции. 1 января в силу вступили поправки к ФКЗ от 25.07.2002 №115 «О правовом положении иностранных граждан в РФ», согласно которому трудовому мигранту необходимо в течении 30 дней получить трудовой патент, стоимость которого 4000 рублей в Москве. Кроме уплаты налога на патент, рабочий должен владеть русским языком, знать основы истории и правовой системы России, пройти медицинское обследование и встать на налоговый учёт. Невыполнение этих требований чревато высылкой из России нелегала и уплатой административного штрафа нанимателем.

Девальвации рубля, усложнение бюрократических процедур по получению патента и ужесточение мер по отношению к нанимателем закрыли дорогу в Россию для примерно 1,3 млн нарушителей. Однако, всё это является сдерживающими факторами. Уровень трудовой миграции, как легальной, так и нелегальной, остаётся высоким, а проблема интеграции и борьбы с преступными и террористическими группировками остаётся не до конца решённой.

Авторские рекомендации решение миграционной проблемы

1. Для предотвращения террористических актов на территории России необходимо наладить тесное сотрудничество со спецслужбами стран Центральной Азии для получения и обмена информацией о всех зарегистрированных рабочих, подозреваемых к принадлежности к террористическим группировками.

2. Для предотвращения образования анклавов-гетто и вообще лучшей интеграции можно использовать опыт Сингапура. В этой стране существует государственная программа расселения этносов прямо пропорционально их численности. Например, если в Москве русские составляют 85% от всего населения, а таджики - 0,3%, то необходимо расселять таджиков так, чтобы их численность в любом районе не превышала эти самые 0,3%.

3. Необходимо поощрять тех рабочих, которые стремятся интегрироваться в российское общество. Для этого необходимо разработать дополнительные тесты по русскому языку, истории и законодательству, успешное прохождение которых должно гарантировать иммигрантам получение своего рода награждения в виде едино разовой выплаты определённой суммы, для молодых - возможность обучаться в российских учебных заведениях со значительной скидкой и т.п.

4. Ужесточение миграционного законодательства, введение уголовной ответственности для тех работодателей, чья деятельность порой граничит с работорговлей. Что касается русских и языка в странах Центральной Азии, то с сожалением можно констатировать, что их положение является неудовлетворительным. Если в Казахстане и Кыргызстане ситуация выглядит более-менее благоприятной, то в Таджикистане, Туркменистане и Узбекистане русское население находится на гране катастрофы, что чревато далеко идущими последствиями, которые могут сорвать интеграционные процессы в государствах Центральной Азии.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Дугин А. Г. Основы геополитики. Геополитическое будущее России [текст] /А.Г. Дугин., - М.: АРКТОГЕЯ-центр, 2000. - 928 с.

2. Кадырбаев, А.Ш. Центральная Азия и безопасность России [текст]: учебное пособие по истории / А.Ш. Кадырбаев, Ж.С. Сыздыкова, - М., 2005. С. 6.

3. Актуальные проблемы развития общества и экономики текст Таджикистанский финансово-экономический институт. - Душанбе, 2015.

4. Магомедова Х. С. Внешнняя политика Б.Н. Ельцина [текст] / Х. С. Магомедова // Cимвол науки, - 2016, №17

5.Алексеев Д.Ю. Курильская проблема и национальные интересы России текст Д.Ю. Алексеев // Известия Дальневосточного федерального университета. Экономика и управление. - 2005. - №4 - с. 1-29

6. Как ссорились Россия и ОБСЕ [электронный ресурс] // Коммерсантъ, - 2007. - №240 (3816).

7. Королев А. А. Евразийство: от идей к современной практике [текст] / А. А. Королев

8. Баранов Н. А. Евразийская интеграция в контексте цивилизационного самоопределения России [текст ] / Н. А. Баранов // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4: История. Регионоведение. Международные отношения. - 2015. - № - с.1-8

9 Дугин, А. Г. Россия и Запад: прогнозы развития отношений [текст ] / А. Г. Дугин // Россия и Запад: что разделяет? : материалы науч. семинара. Вып. 7 (16). - М. : Научный эксперт, 2009. - С. 8-60.

10.Леклерк, А. Русское влияние в Евразии: Геополитическая история от становления государства до времен Путина [текст] / А. Леклерк. - М. : Альпина Паблишер, 2014. - 367 с.

11. Парамонов В.Россия и страны Центральной Азии: двустороннее сотрудничество [текст] / В. Парамонов, О. Столповский // Центральная Азия и Кавказ. - 2009, - №54, с. 2-14

13. Кирсанов А. И. Афганистан как наркогосударство [текст ] / А. И. Кирсанов// Власть, - 2010, - №50, с.5-10

14. Цыряпкина Ю.Н. Русские в Узбекистане: языковые практики и самоидентификации (на примере полевых исследований в Фергане) // Томский журнал лингвистических и антропологических исследований. - 2015. - № 3 (9). - С. 18

16. Кузьмина Е.М. Российское и китайское экономическое присутствие в Центральной Азии. Есть ли возможность взаимо- действия? [текст ]// Проблемы Дал. Востока. -- 2013. -- ?5. -- С.38-52.

17. Савкович Е.В. Экономическая политика Китая в постсоветской Центральной Азии (2005-2015 гг.)[текст ]// Томск: Томск. гос. ун-т, 2015. -- 335 с.

18. Сыроежкин К. Присутствие Китая в энергетическом секторе Центральной Азии [ текст ] // Центр. Азия и Кавказ. -- 2012. -- Т.15, ? 1. -- С.23-46

Размещено на Allbest.ur