Почему глава государства был вынужден обратиться к оппонентам напрямую

Парадокс, как ни странно на неискушенный взгляд, состоит в том, что, осознавая это, никто - ни на так называемом «цивилизованном западе», ни на «ревизионистском востоке» (термин, которым благодаря все тому же «оплоту демократии» и «примеру для подражания» в последнее время стали именовать государства, не разделяющие новых ценностей) - не берет на себя «смелость» инициировать дискуссию, необходимую для преодоления интеллектуального кризиса, поразившего многие гуманитарные науки, без которой нельзя будет сформировать «нового» взгляда на перспективы социальной трансформации, тем самым усилив не только негативные тенденции, наблюдаемые сейчас, но и спровоцировав появление еще более абсурдных и неестественных с точки зрения традиционных прав и свобод человека, брачно-семейных отношений и моральнонравственных ценностей. Без идеологического обоснования в этом случае любая полемика будет носить неконструктивный характер, что в итоге может привести к «забалтыванию» самых прогрессивных и востребованных временем концепций, от кого бы они в конце концов ни исходили и кем бы ни популяризировались, каждый раз в качестве «аргументов» ссылаясь на какие-то «неточности», диссонирующие с общепринятыми нормами В контексте высказанного замечания хотелось бы процитировать И.А. Ильина, писавшего в тот пе-риод, когда многие «современные» права и свободы, в основе которых лежат толерантность и мульти- культурализм, не носили столь актуального характера, как сейчас: «... Юристу в высокой степени важно дать себе ясный отчет в том, что в ряду его рассмотрения это понятие (имеется в виду понятие «свободы». -- Авт.) должно быть чуждо реалистическому пониманию -- будь то в метафизическом или эмпирическом смысле. Юрист понимает «свободу» не как абсолютное изъятие от всякой опреде-ленности, или от действия эмпирических законов вообще, или от действия известных только эмпири-ческих законов, а как разрешенность, установленную в правовых нормах, и «сфера свободы» означает в его устах элемент полномочий в правовом статусе субъекта. Точно так же «связанность» в устах юриста не должна иметь фактического оттенка: субъект может иметь много юридических «связанно-стей» в своем статусе и быть фактически не «связанным» «обстоятельствами». Методологическое зна-чение этого различия обнаруживается с особой наглядностью в сфере уголовного права: последнее целиком покоится на признании постоянного расхождения «связанности» юридической и «связанно-сти» фактической, порождающего как раз необходимость «уголовной» реакции. «Свобода» и «связан-ность» в глазах юриста лежат за пределами реального ряда, за пределами досягаемости для категории силы...» (Il'in, 1998: 885).

Одной из тенденций, в большей либо меньшей степени обусловленной кризисными явлениями системно-институционального характера, с которыми сталкиваются государство и право периода стагнирующего и деградирующего капитализма, следует рассматривать «сегментацию» общества, направленную, с одной стороны, на раздробление того, что входит в понятие «электорального большинства», defactoассоциируемого с прямыми или косвенными формами представительной и непосредственной демократии, с другой - актуализацию всевозможных групп так называемых «меньшинств», настойчиво, агрессивно и все более безапелляционно требующих эксклюзивного отношения к своим «особым» правам и свободам, похожим, скорее, на вседозволенность, чем на общепринятые «правила поведения» Причем «эксклюзивность» проявляется во всем, начиная с навязывания «новых ценностей», многие из которых не иначе как абсурдом и мракобесием не назовешь, и заканчивая юридической регламента-цией тех, с позволения сказать, «отношений», за которые несколько десятилетий назад была предусмот-рена уголовная ответственность. Как следствие -- трансформация традиционных социально-политиче-ских институтов..

Говоря в этой связи о причинах тех «тенденций», которые все активнее охватывают различные сферы общественных отношений, мы, судя по всему, не будем далеки от истины, если выскажем мысль о том, что многие из них следует искать непосредственно в самой модели демократии «западного» типа, апогеем которых можно считать возведенные в абсолют пресловутые «ценности», приобретающие в Европе и Соединенных Штатах (как и в других государствах «коллективного Запада») гипертрофированный тоталитарно-либеральный характер. Помимо прочего к ним, на наш взгляд, целесообразно отнести: во-первых, романо-германский синтез (с конвергенцией «элементов» варварского и римского права, причем как в масштабах континентальной, так и островной части Европы), во-вторых, ортодоксальный католицизм и его проявления (с крестовыми походами, кострами инквизиции, борьбой с ересью и «неканоническими» конфессиями, захватом территорий и насильственным воцерковлением народов и этносов), в-третьих, либерализм (с «драконовским» законодательством этапа «первоначального накопления» капитала, массовым обнищанием населения, стратификацией и поляризацией традиционного общества), в-четвертых, колониализм (с шовинистическим «бременем белого человека», рабовладением и торговлей людьми). Никто, видимо, и не думал о том (даже предоставив кому-то из колоний или доминионов октроированную государственность), что когда-нибудь «исторический маятник» качнется в другую сторону, и потомки тех, кто в течение всей своей жизни подвергался дискриминации и не расставался с кандалами, потребуют - в качестве акта покаяния - публично встать на колени и возместить физический и моральный ущерб, который двести лет назад был нанесен их безымянным предкам Причем бросается в глаза то, как цинично, надменно и в максимально оскорбительной форме для «белой» части населения все это было осуществлено. Парадокс состоит в том, что практически никто из граждан, за небольшим исключением, чьи права и свободы были нарушены грубейшим образом, не обратились в суд за защитой, тем самым показав «цветным», что их можно будет унижать и дискрими-нировать в других подобных ситуациях. Это свидетельствует о том, что современное североамерикан-ское общество не только расколото по расовому и этническому признаку, оно продолжает дегради-ровать с социальной и культурной точки зрения, не говоря уже о том, что важнейшим «требованием дня» становится реформа политической системы и «западной» модели демократии (в том числе в ее американской разновидности). Тот политический режим, который с институциональной точки зрения продолжает в Соединенных Штатах именоваться «демократией», не выдерживает никакой, даже самой снисходительной, критики, так как какой бы критерий мы ни взяли в качестве иллюстрации -- он будет весьма проблематично оцениваться в контексте тех стандартов, с которыми традиционно принято ассоциировать «западную» модель демократии, самым безапелляционным образом навязываемую многим государствам так называемого «третьего мира» в качестве «примера для подражания»..

Принято считать, что история, в том числе государства и права, не имеет сослагательного наклонения, тем не менее кое-кого (в этом случае требования по переписыванию истории совпадают у представителей совершенно разных групп и «слоев» населения, рассматривающих себя в качестве «меньшинств», среди которых сосредоточены всевозможные «борцы за свободу» от нацистов, не утративших своих надежд на политический реванш, русофобов и потомков угнетенных до «великих укров», «родителей номер один» и «родителей номер два») не покидает ощущение, что цивилизационное развитие протекало не так, как оно «отражено» в научной, учебной, публицистической и художественной литературе, написанной преимущественно «победителями», среди которых в одних случаях преобладали белые мужчины, с их субъективным пониманием специфики исторического процесса, численностью не превышая нескольких процентов от общего количества населения соответствующей «империи» или национального государства, в других - страна, сумевшая, несмотря ни на что, не только сохранить суверенитет и независимость, но и создавшая уникальную многонациональную и многоконфессиональную цивилизацию, не желающая быть такой же, как «оплот демократии», ломающая стереотипы толерантности и мультикультурализма, не вписывающаяся в стандарты и шаблоны, принятые в государствах «коллективного Запада». В первом случае вопрос стоит таким образом, что школьникам Соединенных Штатов, общий уровень образования которых (тенденция носит, по существу, перманентный алгоритм) по целому ряду параметров катастрофически снижается Причем в подавляющем большинстве штатов, особенно на уровне муниципальных школ, где не только -- по причинам расового, этнического, гендерного и религиозного характера -- из учебных пла-нов исчезают (чтобы не оскорбить чувств учащихся) конкретные дисциплины, но и в связи с «перепи-сыванием истории». В регионах традиционного компактного испаноговорящего населения очень трудно подсчитать вы-ходцев из государств Латинской Америки, тем более соотношение лиц, проживающих на территории Соединенных Штатов легально и нелегально: «...В 2000 году испаноязычными были 15 процентов де-тей (напомним, что в Соединенных Штатах действует так называемый «принцип почвы», согласно ко-торому все дети, рожденные на их территории, автоматически признаются гражданами этой страны. -- Авт.), записанных в детские сады. К 2010 году эта доля выросла до 25 процентов. За то же десятилетие доля белых детей снизилась с 59 до 53 процентов. Почти 92 процента прироста населения страны за последнее десятилетие -- 25,1 миллион человек -- обеспечили меньшинства. Образование и уровень доходов испаноязычных американцев отстают от данных показателей для белых..., поэтому будущее выглядит мрачно. Если тенденция не изменится, 30 процентов рабочей силы Техаса к 2040 году не по-лучат даже среднего образования, а средний доход домохозяйств штата будет значительно ниже, чем в 2000 году.» (B'yukenen, 2016:190). Трудно представить, что будет со страной, если «латинос» потре-буют своей доли «возмещения вреда», например, за территории от Калифорнии до Флориды, аннекси-рованные в свое время у Мексики и Испании., навязывается «идеологема» о нескольких, как минимум трех, альтернативных версиях истории тринадцати британских колоний, подписавших в 1776 г. «Декларацию независимости». Так, чернокожая часть профессионального сообщества и поддерживающее ее население убеждены в том, что о ней следует говорить с момента прибытия в «заморские территории» африканских рабов, белые традиционно считают, что процесс государственного строительства берет «начало» с периода активного освоения континента европейскими переселенцами, ассоциирующими себя с протестантизмом и неканоническими религиями, искавшими в Новом Свете место для второго «Града на холме», испаноговорящие - с открытия Америки и ее колонизации отрядами конкистадоров, рассматривая государства ацтеков, инков и майя в качестве одного из важнейших элементов генезиса, наряду с коренным индейским населением Северной Америки, эволюционный переход которого в новое качество был насильственно прерван. Подобные тенденции, обусловленные требованиями населения ускорить «переписывание истории», проявляются прежде всего на уровне отдельных штатов, где в силу различных причин преобладают граждане с определенным цветом кожи, поэтому пока преждевременно говорить об их общенациональном характере, хотя их вектор и приобретает все более ярко выраженный негативный оттенок Как отмечал в одной из своих работ, написанной за несколько лет до событий весны и лета 2020 г., когда «цветные» громили и грабили страну, Патрик Бьюкенен, «согласно переписи 2010 года, белые американцы окажутся в 2041 году меньшинством. Среди людей моложе восемнадцати лет белые станут меньшинством в 2019 году. Каждый американский ребенок, родившийся после 2001 года, принадлежит к поколению скорее «третьемирному», нежели европейскому. Вопросы о будущем возникают сами со-бой. Если конец белой Америки видится «культурной и демографической неизбежностью», -- задается далеко не риторическим вопросом автор, цитируя одного их исследователей, -- какова будет «новая основа Америки -- и какие идеалы и ценности будет она исповедовать? Что будет означать быть белым, когда белизна кожи перестает служить символом принадлежности к большинству? Кто оплачет гибель белой Америки? Попытается ли кто-нибудь сохранить ее?..» (B'yukenen, 2016:179)..

При всей парадоксальности ситуации, спровоцированной стремлением (справедливым или конъюнктурным существенного значения не имеет) детей и внуков бывших «coloredpeople» (к которым «присоседились» даже те, кто рассматривается гражданином лишь в первом, максимум втором поколении) получить с потомков рабовладельцев или, что является более приоритетным, со всех, кто обладает белым цветом кожи, материальное «возмещение вреда», события последних лет не могут не свидетельствовать о том, что демократия, к сожалению одних и радости других, постепенно трансформируется в своего антипода - охлократию, со всеми вытекающими последствиями не только для системообразующих публичных институтов, но и гражданской нации в целом. Демократия, вне всякого сомнения, не имеет «цвета», в то же время достаточно провести параллель между политическими режимами в Африке и Латинской Америке с их современным «американским аналогом» (при этом не забывая о том, что до ратификации и вступления в силу в 1865 и 1870 году XIII и XV поправок к федеральной Конституции 1787 года демократия в Соединенных Штатах была преимущественно «белой» и исключительно «мужской») как сравнение не будет в пользу разновидностей демократии по-африкански или по-латиноамерикански с точки зрения диктаторских режимов и совершенных государственных переворотов. Поэтому проблемы будут лишь усугубляться Следует учитывать тот факт, что события последних лет, обусловленные проблемами этно-нацио- нального состава общества, не явились чем-то неожиданным для тех авторов, которые рассматривали и исследовали этот процесс в динамике, а не статике, в том числе опираясь на официальные статисти-ческие источники: «...Пристальный взгляд на данные Бюро переписи населения Соединенных Штатов конкретизируют картину. В 2004 году Бюро сообщило, что меньшинства, которые сегодня идентифи-цируют себя как чернокожие, выходцы из Латинской Америки, Азии, Индии, с Гавайев и островов Тихого океана, -- подчеркивает Патрик Бьюкенен, -- к 2050 году превзойдут белых по численности. В 2008 году газета «Нью-Йорк таймс» отмечала, что Бюро уточнило прогноз: белые станут меньшинством к 2042 году, их численность сократится до 46 процентов населения в 2050 году, причем среди тех, кому младше восемнадцати лет, эта доля составит всего 38 процентов (интересно, а кто тогда будет «опла-чивать» из своих налогов «возмещение вреда», о котором говорят потомки «coloredpeople»? -- Авт.). Перепись 2010-го подтвердила: конец белой Америки наступит в ближайшие тридцать лет. По оценкам Бюро переписи населения, белое население, без учета выходцев из Латинской Америки, сократится до 50,8% к 2040 году и до 46,3 процента к 2050 году; эта демографическая трансформация -- выходцы из Латинской Америки в настоящее время представляют одного из каждых четырех человек моложе во-семнадцати, -- грозит изменить политическую динамику страны. Так и происходит. Новое надвигается неумолимо.» (B'yukenen, 2016:189-190)..

Бессмысленно отрицать достаточно очевидный факт, что люди с темным цветом кожи внесли большой вклад в становление и развитие государства, тем не менее нельзя преуменьшать и всего того, с чем ассоциируются переселенцы из Англии и других европейских стран, отправившиеся за океан в поисках «рая на земле», и в тяжелейших условиях повседневной жизни заложившие основы цивилизационного феномена, вошедшего в историю государства и права под именем Соединенных Штатов Америки, олицетворяющих «западную» модель демократии, «западный» менталитет, «западное» мировоззрение и «западную» исключительность. Причем осуществляя колонизацию чаще всего за свой счет и под свою ответственность (так как преобладали «общинные» формы труда и быта, в том числе обусловленные религиозными догматами) до тех пор, пока не появилась необходимость в привлечении дополнительной дешевой рабочей силы, поэтому ни о каких «coloredpeople» и внеэкономическом принуждении - речь не могла идтиapriori: в этом возникла какая-либо «потребность» лишь тогда, когда иссяк приток «белых рабов» в лице ортодоксальных католиков из Ирландии (которых первоначально хотели «заменить» коренным индейским населением, но от этой «затеи» в итоге пришлось отказаться в связи с тем, что по ряду объективных причин оно не оправдало возлагаемых на него надежд) См., например: (Redicker, 2021).. Исходя из этого не следует ли современным американцам вставать на колени не только «отдавая дань уважения» потомкам африканских рабов, оплакивая вместе с ними судьбу их предков (при этом было бы целесообразно проверить, обратившись к архивным документам, наличие таковых), но и тем, кто был их непосредственными предшественниками в лице ирландцев - одной из самых многочисленных «диаспор» на настоящий момент? Это было бы как минимум справедливым на фоне «сумасшествия», наблюдаемого в отдельных штатах, связанного с «выплатой долгов» и скопившихся за несколько веков «пеней» и «процентов», которые требуют возместить граждане с темным цветом кожи, в целом обращая свои финансовые претензии не только к англо-протестантской части населения, но и ко всем «белым» Пытаясь гипотетически оценить перспективы трансформаций, с которыми в ближайшее время вполне могут столкнуться государства, идентифицирующие себя (вернее, самостоятельно присвоившие эту прерогативу, так как к чему-то подобному их официально никто не обязывал) в качестве «оплота демо-кратии», волей-неволей возникает ощущение какой-то сюрреалистичности событий, в той или иной степени обусловленных углублением и расширением системно-институционального кризиса, пережи-ваемого странами, еще совсем недавно считавшимися «примером для подражания», в том числе для народов Африки и Латинской Америки, в полной мере испытавшим, что такое «белый колониализм» и пресловутое «бремя белого человека». Все более очевидным становится тот факт, что столкновение между «белой» и «цветной» цивилизациями, даже при условии, что каждая из них в той или иной мере является частью того, что входит в понятие «Запад», не только объективный, но и закономерный про-цесс, с неизбежностью которого придется считаться как заинтересованным в нем «сторонам», так и не заинтересованным. При этом если на предыдущих этапах исторического развития во всех случаях до-минантой рассматривался «белый человек» и его социально-экономические, культурные и политиче-ские интересы, то к настоящему времени ситуация существенным, а в чем-то кардинальным образом изменилась, в связи с чем акценты сместились в сторону «цветного человека», особенно в тех государ-ствах, в которых «некоренное население» это выходцы из бывших колоний (за исключением Соединен-ных Штатов, где с этнической и расовой точки зрения коренным населением являются только индейцы, а все остальные -- и «цветные», и белые -- относятся к категории «некоренных»), получивших незави-симость, в течение одного или нескольких поколений проживающие на территории своей метрополии. Таким образом, «конфликт интересов» следует ожидать практически в любой момент, особенно со сто-роны тех, кто, в силу самых разных обстоятельств, не может или не хочет адаптироваться к чуждым (религиозным, нравственным, гендерным, мировоззренческим) ценностям и менталитету.. В данный процесс весьма органично (так сказать, к месту) «вписывается», ставшее одной из «ключевых тем» дня, предложение об альтернативной - «цветной» - версии североамериканской (не исключено, что в самой ближайшей перспективе речь пойдет и о всемирной) истории, призванной доказать «сомневающимся», что именно «coloredpeople» являются тем решающим фактором, благодаря которому страна со временем стала «оплотом демократии» и «примером для подражания» Как отмечает Патрик Бьюкенен, ссылаясь на исследования американских ученых, в частности про-фессора Сюй, «...среди культурных элит распространяется стремление «замаскировать» свою белую идентичность. «Если белая Америка «теряет контроль» и, если будущее принадлежит людям, которые смогут успешно ориентироваться в пострасовом, поликультурном ландшафте, уже не удивляет, что многие белые американцы готовы полностью избавиться от бремени белизны. В самом деле, кто захо-чет быть причисленным к «глупым белым людям», если вспомнить одноименный бестселлер... Майкла Мура о народе, не обращающем внимания на то, что с ним происходит?.. На следующий день после инаугурации Обамы телеведущий Ларри Кинг озвучил Бобу Вудворду (речь идет об американском жур-налисте, сделавшем себе имя на расследовании Уотергейтского скандала, авторе политических бест-селлеров и лауреате Пулитцеровской премии. -- Авт.), явно испытавшему неловкость, тайное желание своего сына: «Моему младшему, Кеннону... восемь. Теперь он говорит, что хотел бы быть чернокожим. Я не шучу. Он сказал, что чернокожим быть прикольно. Профессор Сюй приводит примеры в доказа-тельство того, что в нынешней поп-культуре немодно быть белым, а художники стремятся избегать белой идентичности: «Успешные телевизионные шоу. демонстрируют чрезвычайно разнообразный подбор актеров, и целый жанр получасовой комедии. обыгрывает, как кажется, типаж невежествен-ного белого мужчины. Рынок молодежной продукции действует по той же схеме. Поп-культура сего-дня агитирует за этику поликультурного включения, какая ценит все идентичности -- кроме белой.» (B'yukenen, 2016:179--180)..

Во втором случае процесс «редактирования истории» и вымарывания из нее периодов, не соответствующих современным идеологическим тенденциям новых государств, в течение нескольких веков территориально входивших в состав Российской империи и Советского Союза, как правило носит не только конъюнктурный, но и подчеркнуто националистический характер, «основой» которого - в большей либо меньшей степени - является русофобия и отрицание общего «имперского» и «советского» прошлого, общей исторической судьбы. При этом русофобия приобретает такие масштабы, с которыми приходилось сталкиваться лишь во время иностранной интервенции и военной оккупации, что не может не вызывать вопросов о причинах крайне негативного отношения к народу, считавшемуся «братским», и совместно с которым были побеждены германский национал-социализм и японский милитаризм. Странно, но, как и в случае с «восстановлением» исторической справедливости и «возмещением вреда», на которых настаивает цветное население Соединенный Штатов, к нам предъявляют аналогичные требования, за небольшим исключением: все те, от кого они «непосредственно» исходят (оказывается, являясь частью Советского Союза и «социалистического содружества», они в течение всего этого периода только и делали, что подвергались национальному угнетению, перманентной культурной экспансии и языковой дискриминации Классики (как в науке, так и в литературе) потому и являются «классиками», что, написанное ими когда-то по одному конкретному «поводу», может быть использовано, применительно к анализу совер-шенно другой ситуации или произведения. В качестве примера можно привести небольшой фрагмент из дневниковой записи Л.Н. Толстого, посвященной русской истории в изложении С.М. Соловьева, не утратившей актуальности и «новизны» тех оценок, которыми буквально пестрит научная, учебная и публицистическая литература, где содержится не только конструктивная критика советского периода и его недостатков, но и откровенное очернительство и шельмование всего, что с ним было связано. «.Все, по истории этой, было безобразно в допетровской России (аналогия -- Советском Союзе. -- Авт.): жестокость, грабеж, грубость, глупость, неумение ничего сделать. дальше правительство стало исправлять. И правительство это такое же безобразное до нашего времени. Читаешь эту историю и невольно приходишь к заключению, -- пишет автор великого русского романа «Война и мир», -- что рядом безобразий совершилась история России. Но как же так ряд безобразий произвели великое еди-ное государство? Уж это одно доказывает, что не правительство производило историю. Но, кроме того, читая о том, как грабили, правили, воевали, разоряли (только об этом и речь в истории), невольно при-ходишь к вопросу: что грабили и разоряли? А от этого вопроса к другому: кто производил то, что разо-ряли? Кто и как кормил хлебом весь этот народ?.. Кто воспитывал и рожал этих людей единого корня? Кто блюл святыню религиозную, поэзию народную, кто сделал, что Богдан Хмельницкий передался России, а не Турции и Польше?..». Цит. по: Фроянов И.Я. Нашествие на русскую историю. СПб: Русская коллекция, 2020. С. 5--6. Как говорится, возразить нечего, хотя и «негатива» в нашей истории предостаточно.), не хотят даже говорить о том, что и с них, в свою очередь, так же причитаются определенные «долги» в виде территории, недвижимости и имущества других государств, dejureили defacto «доставшихся» им в результате соответствующих договоров и тайных протоколов к ним. Однако с их точки зрения они никому и ничего не должны, исходя из этого, целенаправленно «переписывая историю», справедливым во всех случаях рассматривается лишь то, что правящие «компрадорские элиты» этих государств считают «справедливым» исключительно для себя, особенно если это относится к претензиям бывшего «братского» народа.

Иными словами, если требуют у нас - это демократия, если просим мы - это тоталитаризм, если «цветное» население уничтожает государственную или частную собственность, «занимается» мародерством и осуществляет массовые акты вандализма в отношении исторических памятников и монументов - это демократия, «реализация прав и свобод», закрепленных в одной из поправок к действующей Конституции, если по центральной улице столицы маршируют члены пресловутых «добровольческих батальонов» - это демократия, однако если внуки ветеранов войны участвуют в шествии «бессмертного полка» - это охлократия и «сталинизм». Таким образом, налицо двойные стандарты, что и вынудило главу государства в очередной раз обратить на это внимание в одной из своих публикаций, что нашло поддержку со стороны большинства граждан нашей страны, одновременно вызвав истерику и бурю негодования у потомков «лесных братьев» и других «борцов» за свободу и независимость, активистов движений за права цветных, сексуальных, гендерных и прочих «меньшинств», исповедующих толерантность, мультикультурализм и так называемые «новые ценности», примкнувших к ним, «родителей номер один» и «родителей номер два». Речь идет, ни много ни мало, о «конфликте цивилизаций», от скорейшего разрешения которого во многом зависит не просто поступательное движение вперед каждой из них, но и вопрос о том³⁰, смогут ли они в перспективе (пусть Как бы по инерции продолжая по-прежнему рассматривать исключительно себя квинтэссенцией того, с чем непосредственно ассоциируется «западная» модель демократии, Соединенные Штаты, видимо, «проглядели» тот момент, начиная с которого стало возможным говорить о системно-институциональ-ном кризисе, в большей или меньшей степени поразившим как «базис» (даже при условии относитель-ногоблагополучия в кредитно-финансовой области и сфере реальной экономике), так и политическую «надстройку» (несмотря на гендерные и прочие метаморфозы частноправового характера, defactoпо существу кардинальным образом повлиявшим на изменение «политического ландшафта»), что не мо-жет не свидетельствовать о наличии более глубинных противоречий, чем те, с которыми сталкиваются государство и общество.

Вопрос практически стоит о фундаментальных трансформациях тех «основ», с которыми в течение не-скольких веков (вплоть до режима сегрегации, действовавшего до середины ХХ столетия) была связана «американская национальная идентичность», меняющаяся в итоге, и не представляющая собой то же самое, что и некоторое время назад. «Белизна кожи более не является признаком «доминирующего класса» (скорее надо говорить о сегрегации белого населения, все чаще проигрывающего «конкурен-цию» представителям «цветного», гендерного и сексуально нетрадиционного сегментов общества. -- Авт.), расовая принадлежность также утрачивает значение (если не считать белого нативизма), англо-протестантской культуре бросают вызов испанизация и мультикультурализм, -- в этих условиях вера (однако даже она в ряде некоторых штатов, к сожалению, уже не в состоянии полноценно противодей-ствовать «новым» гендерным и прочим ценностям. -- Авт.) остается единственным источником наци-ональной идентичности для большинства американцев. Именно вера сформировала американскую идентичность в эпоху революции и оставалась ключевым элементом идентичности на протяжении всей истории Соединенных Штатов. В двадцатом столетии ее значимость еще более усилилось благодаря двум факторам. Во-первых, вследствие обеспечения расовой и этнической принадлежности и непрекра- щающихся нападок на англо-протестантскую культуру, вера единственная из четырех важнейших эле-ментов американской идентичности сохранила свои позиции в обществе (совершенно не понятно и трудно объяснимо, как тогда вера, а протестантизм не отрицает того, что брак представляет собой не что иное, как союз мужчины и женщины, относится к гомосексуализму как одному из библейских гре-хов и однополым бракам, десяткам гендеров, смене пола подростками? -- Авт.). Во-вторых, вера при-обрела статус, сравнимый с ее статусом в эпоху революции, как отличительная особенность американ-ской идеологии... Поэтому многие американцы считают, что национальная идентичность должна опре-деляться исключительно верой и что при условии такого определения сложится «гражданское обще-ство» (из этого следует, что его до сих пор нет? -- Авт.), отличающееся от других, в которых идентич-ности определяются через расовую и этническую принадлежность, культуру, религию или «наслед-ственность» (Khantington, 20l8:444-445). отдаленной) существовать, преодолев столь фундаментальные противоречия, не отторгая, а дополняя друг друга. Как правило, не имея никаких оснований, даже косвенных, то одна страна «коллективного Запада», то другая, апеллируя к нормам международного права (о котором никогда не вспоминают, если это им не выгодно), предъявляют в наш адрес претензии, вызванные нарушением «чьих-то» прав или свобод, совершенно забывая о своем «возмущении», если «виновником» этого является тот, кто позиционирует себя в качестве «оплота демократии» и «примера для подражания», от чего имеющий место конфликт - еще больше углубляется, о чем и свидетельствует политизация истории.

Следует признать, что проблема «редактирования» актуализируется при условии, когда правящие элиты, волей случая (самостоятельно либо при чьей-то поддержке) получившие власть, внушают себе, а затем и населению страны мысль об «исключительности» и «пассионарности» определенного народа или этноса, «древности» и «историчности» государства, созданного им «несколько тысячелетий назад», и внесшего решающий вклад в становление и развитие не только человечества, но и таких феноменов, как религия, культура, разделение труда, невзирая на комичность ситуации, возникающей из утверждений такого рода. Наиболее «преуспевает» в этом правящий класс сравнительно недавно - несколько десятилетий назад - появившихся на современной политической карте государств, которых (используя терминологию, применявшуюся когда-то в отношении стран, освободившихся от колониальной зависимости, хотя и получивших независимость, но по-прежнему продолжавших экономически и политически зависеть либо от «метрополии», либо от кого-то другого) нельзя назвать иначе, как «компрадорский» (от испанского «comprar» - покупать). Его практически всегда отличает одна особенность: во всех случаях, когда ничего не получается в тех областях общественных отношений, которые прямо либо косвенно связаны с повышением уровня благосостояния населения, тем более, если в «наследство» от бывшей метрополии достались очень «лакомые куски» в виде соответствующих регионов, используется весьма эффективное средство в форме шельмования и очернения общего политико-правового прошлого, с одновременным «придумыванием» собственной, эксклюзивной (так как о ней нет ни слова в письменных источниках, литературных памятниках, апокрифах и официальных документах, введенных в научно-исследовательский оборот и доступных для глубокого анализа) версии цивилизационного развития, которая не выдерживает никакой, даже самой снисходительной критики. Цель всегда, по существу, одна - отвлечь внимание от насущных проблем и «продать» себя (а заодно и свою страну) как можно дороже. Именно поэтому правящая элита таких государств и называется «компрадорской» (указанный термин не имеет отношение к юриспруденции и носит чисто политологический подтекст). Как никто другой, подобный «политический класс» заинтересован в новой версии истории, способной поднять дух нации, особенно на стадии ее формирования, акцентируя внимание на наиболее низменных чувствах определенной части населения, испытывающей комплекс неполноценности, и способной на любые противоправные действия для его преодоления, вплоть до террористических. И первое, что они делают, возводят в абсолют свою «местечковую» историю, со всеми вытекающими последствиями, придавая ей значимость «вселенского масштаба», не обращая внимания ни на критику ученых, ни на бросающуюся в глаза откровенную нелепость или фальшивость обобщений и выводов Причем «местечковость» проявляется во многом, в том числе в стремлении придать такой вес и значимость определенной группе населения, которого она не заслуживает apriori, тем не менее они «раздуваются» как «мыльный пузырь» до таких масштабов, что люди, плохо знакомые с характером и спецификой исторического процесса (в первую очередь речь идет о молодом поколении, ничем не ин-тересующемся и все отторгающем), начинают думать, что было «именно так», как написано в совре-менном учебнике или показано в каком-либо фильме, воспевающих «великое прошлое» и прославляю-щих «великих национальных героев», боровшихся за свободу и независимость «великой страны»..

Лишь на первый взгляд может показаться, что процесс «переписывания истории» носит хаотичный и ничем не обусловленный характер, основанный на стремлении одного или нескольких сегментов общества доказать всем тем, с кем когда-то ассоциировались такие устаревшие социально-экономические (и производные от них) понятия, как класс, сословие, страта, «эксклюзивность» своего общественного статуса и совокупности прав и свобод, диссонирующих с традиционным представлением о том, по каким критериям и признакам раса, этнос или гендер, составляющие население страны, отличаются не только друг от друга, но и от тех, кто является гражданами или подданными другой страны. Например, когда одна часть общества буквально «с пеной у рта» поддерживает лозунг «жизнь черных имеет значение», вынуждая другую вставать на колени, демонстративно игнорируя тот факт, что и их жизнь «также не менее важна», когда нацисты разрушают и оскверняют памятники тех, кто в свое время так и не сумел «добить гадину», целенаправленно принимавшую участие в геноциде собственного народа, возникает ощущение, что все это происходит отнюдь не случайно, несмотря на требования и участников подобных мероприятий. Идет процесс, «главные» и «второстепенные» роли которого, вероятнее всего, четко распределены (мы не имеем в виду какую-либо из «теорий заговора»): кто-то «заказывает музыку», кто-то «пишет сценарий», кто-то «занимается кастингом актеров», среди которых важнейшее место принадлежит идеологии и тем, кто ее научно разрабатывает и популяризирует. Яркий пример - «великие укры» и все, что с ними связано, или «родитель номер один» и «родитель номер два»: и в первом, и во втором случае письменные источники (летописи и Библия) о чем-то «подобном» либо не содержат никакой информации, даже косвенной, либо характеризуют в качестве одного из самых тяжких грехов. Не исключено, что в перспективе древнерусское летописное наследие будет признано не чем иным, как «москальской пропагандой», и уничтожено, а Ветхий и Новый Завет (если их не отправят на костер представители «новой» интерпретации понятия вины и ее последствий) сначала сданы на хранение в «архив», а затем вообще выведены - за ненадобностью - из свободного обращения. Несомненно, кто-то из оппонентов («справа» или «слева») возразит, прежде всего мотивируя тем, что «здорового» в обществе намного больше, чем «нездорового», срабатывает в нужный момент «коллективный иммунитет», поэтому сценарии такого рода чаще всего обречены на провал (имея в виду тот факт, что человечеству в его истории приходилось уже сталкиваться, причем неоднократно, и с рецидивами «сексуальных революций», и с различными по характеру проявлениями ереси, святотатства и богоборчества). Будем надеяться, что и на этот раз «болезнь», невзирая ни на что, не зайдет слишком далеко, «поразив» системообразующие элементы «социального организма», без четкой и ритмичной работы которых цивилизация неизбежно обречена на стагнацию и регресс, а затем - крах При всей парадоксальности предположений, высказанных ранее, одной из проблем, с которой стал-кивается научное сообщество, является необходимость качественно нового взгляда на толкование общепринятых в истории и теории государства и права терминов и определений, многие из которых достаточно «архаичные» и насчитывают несколько тысячелетий (в худшем случае столетий). В первую очередь к ним относятся такие понятия, как «демократия», «свобода» и «равенство», современная ин-терпретация которых принципиальным образом не отличается от того, что под ними подразумевали античные философы или просветители периода буржуазно-либеральных революций. Во многом кризис гуманитарных наук проявляется в том, что мы до сих пор относимся к дефинициям, сформулированным Платоном, Аристотелем или Цицероном, как к своего рода «священным коровам», не предпринимая попыток в них что-нибудь изменить, исходя из «требований дня». В этой связи нельзя не признать, что существенная роль в толковании принадлежит судьям, особенно в тех странах англосаксонской системы, где сильны традиции прецедентного права.

На указанный факт обращают внимание многие авторы консервативного направления, в частности Патрик Бьюкенен: «Вердиктом по делу «Бейкер против Карра» (имеется в виду судебное решение 1962 года, согласно которому «электоральная география», связанная с определением границ избира-тельных округов, относится к исключительным полномочиям судебных органов, то есть может рас-сматриваться в федеральных судах, в то время, как истцы по этому делу утверждали, что это вопрос, относящийся к политической сфере отношений, вообще не подлежащий судебной юрисдикции. -- Авт.) Верховный суд запретил всем штатам формировать законодательные собрания по образцу кон-гресса и обязал обеспечивать представительство соответственно численности населения. Цель проста: демократия по принципу «один человек -- один голос», которую отвергли наши отцы-основатели, предоставив Делавэру и Род-Айленду столько же мест в Сенате, сколько Массачусетсу и Виргинии. Во имя равенства Верховный суд признал гомосексуализм конституционным правом. Вон Уокер, феде-ральный судья-гей из Сан-Франциско, постановил, что однополые браки гарантированы Четырнадца-той поправкой (на наш взгляд, очень странная точка зрения: Раздел 2. «... если при проведении выбо-ров... в праве голоса будет отказано кому-либо из жителей мужского пола штата, достигших двадцати одного года и являющихся гражданами Соединенных Штатов, либо это право будет ограничено по каким-либо основаниям, за исключением участия в восстании или ином преступлении.». -- Авт.). Может кто-нибудь поверить, -- задается справедливым вопросом автор, -- чтобы столь абсурдное толкование равенства предполагалось конгрессом, который принимал (была ратифицирована штатами 9 июля 1868 года. -- Авт.) Четырнадцатую поправку? Хотя на референдумах против однополых браков высказалось население тридцати одного штата, судьи продолжают заявлять, что подобные союзы явля-ются законными. Идея равенства, отвергнутая демократическими избирателями, навязывается тирани-чески... Прикидывая, сколько чиновников в федеральных, местных и муниципальных структурах, в колледжах и корпорациях трудятся, чтобы обеспечить пропорциональное представительство рас, этни-ческих групп и полов, несложно заметить, что равенство и свобода находятся в состоянии войны, и догадаться, почему Америка терпит поражение. Погоня за расовым, гендерным, этническим и эконо-мическим равенством является утопией. Представьте себе, что правящий режим стремится к абсолют-ному равенству, конфискуя все имущество и богатство и перераспределяя его в равных долях. Как долго это будет продолжаться, прежде чем наиболее способные и агрессивные граждане присвоят это богат-ство? Конфискацию и перераспределение придется начинать заново.» (B'yukenen, 2016:296--297)..

Что такое «цивилизационный тупик» и можно ли из него выйти?

Когда речь идет о стагнации и регрессе это, к сожалению, не фигура речи или гипербола, которую используют компаративист и историк государства и права при оценке сложившейся ситуации с целью преднамеренного «сгущения красок». Проблема намного сложнее, чем может показаться на первый взгляд, и от того, к каким выводам придет исследователь в результате своего анализа, будет зависеть «методика лечения» заболевания, поразившего либо общество в целом, либо его отдельные сегменты. Особенно в том случае, если рецепт на получение лекарства будет выписывать не квалифицированный «врач» в лице ученого, специализирующегося в конкретной сфере социальных отношений, а непосредственно «больной», дилетантизм которого вполне очевиден. Только слепой или заинтересованный в негативных результатах человек не может не видеть того, что происходит в самых разных областях взаимодействия друг с другом государства, общества, граждан, их объединений, антагонизм которого все более отчетливо начинает проявлять себя даже там, где о чем-то подобном некоторое время назад можно было рассуждать лишь чисто гипотетически, не задумываясь о последствиях и их характере. По целому ряду как объективных, так и субъективных причин высказанное замечание имеет прямое отношение к кризису гуманитарных дисциплин, масштабы которого еще недавно мало кто из ученых мог с уверенностью предсказать, в связи с чем ему не придавалось особого, тем более катастрофического или экстраординарного значения Как констатирует известный исследователь, «... Америка может быть мультиэтнической и мульти- расовой, может не иметь стержневой культуры, но оставаться при этом единой, поскольку американцев объединяет приверженность вере. Но так ли это на самом деле? Может ли идентичность нации опреде-ляться только политической идеологией (которую, по словам цитируемого автора, противопоставляют «мировоззрению немецких, японских, и советских врагов» Соединенных Штатов. -- Авт.)? Мы вынуж-дены ответить на этот вопрос отрицательно: кредо само по себе еще не создает нацию. Исторически (при этом каждый раз следует иметь в виду о каком периоде идет речь, так как трудно воспринимать «coloredpeople» до отмены рабства в 1865 году или индейцев, территориально локализованных в гра-ницах своих резерваций, до ХХ века не обладавшие практически никакими правами и свободами, со-ставными элементами института национальной идентичности, с формальной точки зрения ничем не отличающимися от англо-протестантской культуры, не говоря уже о всех прочих канонических и нека-нонических конфессиях. -- Авт.) американская национальная идентичность определялась религией, расовыми и этническими признаками и культурой вкупе с «американским кредо». Превращение этого кредо в единственный источник (а как же быть в том случае, если государство носит теократический характер? -- Авт.) идентичности означает принципиальный разрыв с прошлым страны. Вдобавок не-многие нации в истории человечества обретали идентичность исключительно благодаря идеологии или комплексу политических принципов. Наиболее показательные примеры из современной истории -- коммунистические государства, в которых идеология использовалась для объединения представителей различных национальностей и культур, как было в СССР, Югославии и Чехословакии, или для разде-ления некогда единого народа, как произошло в Германии и в Корее. Когда же коммунистическая идео-логия утратила свое значение, а необходимость ее поддержания исчезла с окончанием «холодной войны», все перечисленные выше страны, кроме Северной Кореи, исчезли с политической карты зем-ного шара и уступила свое место странам, определяющим свою идентичность через этническую при-надлежность и культуру. Принципы «американского кредо» -- свобода, равенство, демократия, граж-данские права, отсутствие дискриминации и торжество закона -- являются своего рода маркерами (к ним можно отнести массовые погромы, в том числе офисов судов и полицейских участков, и грабежи со стороны чернокожего населения, имевшие место весной и летом 2020 года, или «попытку проник-новения» в здание Конгресса 6 января 2021 года, когда в первом случае никто не был привлечен к от-ветственности, а во втором -- были возбуждены уголовные дела в отношении более пятисот человек, в основном граждан с белым цветом кожи? -- Авт.) базовыми элементами конструкции общества. Неко-торые... утверждают, что американское кредо -- комплекс политических принципов, применимых к любой стране и любому народу. Если бы это и вправду было так, кредо не могло бы служить важней-шим элементом американской национальной идентичности. И в девятнадцатом столетии, когда Аме-рика была едва ли не единственной демократией в мире (в которой, правда, в течение многих лет суще-ствовали рабовладение и торговля людьми, миллионом рабов владели представители самых разных конфессий, а женщины были поражены в избирательных правах. -- Авт.), и в столетии двадцатом (до второй половины которого в стране действовал режим расовой сегрегации. -- Авт.), когда Америка стала лидером «свободного мира», принципы американского кредо оставались основой американской идентичности. Сегодня демократия во множестве форм распространилась во множестве стран (спраши-вается, зачем тогда Соединенные Штаты навязывают всем «свое» представление о том, что такое «де-мократия», каким критериям и требованиям она должна «соответствовать», какие государства и народы могут считаться «демократическими», а какие автократиями? -- Авт.), сегодня у нее не существует сколько-нибудь серьезной секулярной альтернативы.» (Khantington, 2018:446--447).

С учетом сказанного как бы сам собой возникает вопрос: если цивилизации могут носить и нередко носят альтернативный характер, так почему демократический политический режим, существующий в какой-либо стране, не должен быть альтернативным и отличаться -- в большей или меньшей степени -- от тех шаблонов и стереотипов, с которыми ассоциируется «западный» (читай -- англосаксонский) ва-риант «демократии» и возведенные в абсолют права и свободы человека, одним из важнейших элемен-тов которых в настоящее время рассматриваются однополые браки и гендерное «разнообразие», рас-цветающие как грибы после дождя, и формально не ограниченные ничем, в том числе библейским по-нятием «грехопадения»? Вопрос, как говорится, весьма риторический. Как представляется, «демокра-тия», помимо соответствующих институтов и процедур, это когда государство, где «систему ценно-стей» составляют самобытные социальные, брачно-семейные и иные национальные традиции, defactoне отвечающие нормам и критериям, принятым у другого государства, по каким-то причинам взявшим на себя «обязанность» навязывать их тем народам и этносам, которые этого не хотят (особенно тем, кто их не примет ни при каких условиях), крайне отрицательно относясь к правам и свободам, считаю-щимся в «порядке вещей» у государства, рассматривающего себя «примером для подражания» и «опло-том демократии», пытается всеми доступными способами отстаивать собственный суверенитет и неза-висимость. Другими словами, демократический политический режим defactoпредставляет собой систему общественных отношений, при которой никто никому ничего не «предписывает» и не «реко-мендует», особенно с использованием каких-то санкционных или карательных механизмов..

Осознанно или неосознанно отдавая предпочтение экспертному анализу (к сожалению, не всегда объективному) представителей «западного» научного сообщества, не испытавшего на себе влияния «единственно верного учения», мы поверили в выводы о «конце истории» ФрэнсисаФукуямы и ему подобных авторов, совершенно не задумываясь об их идеологической составляющей, в той или иной степени призванной внушить нам «комплекс неполноценности» и «второсортности» того, что являлось предметом и объектом исследований в области гуманитарных дисциплин в течение всего советского периода (совсем иначе воспринимая отдельные достижения второй половины XIX - начала XX в.), в том числе в таких научных сферах, как сравнительное правоведение, теория и история государства и права. Имея в активе очень мощную историко-правовую школу, многие представители которой составили бы честь любому государству, либерально настроенная часть академического сообщества, судя по всему, уже давно не разделявшая «господствующей идеологии», поверила обобщениям американского футуролога об окончательной победе «западной» модели демократии, что, по всей видимости, и сыграло злую шутку с теми, кто посчитал нецелесообразным заниматься концепцией развития общественных процессов при переходе от одной политической системы к другой. Парадокс, объяснить который еще только предстоит, проявляется в том, что возникший в результате этого вакуум не посчитали необходимым чем-либо «заполнить», полагая, что публично провозглашенный «конец истории» носит объективный и по целому ряду критериев необратимый характер, что, на наш взгляд, было с научной точки зрения неверным apriori. Не исключено, что, не найдя ничего лучшего, вместо качественно новой модели демократии обществу предложили некий «суррогат», основанный на гипертрофированной абсолютизации прав и свобод человека, в контексте отказа от «традиционных» и переходе к «новым» ценностям, базирующимся на идеях толерантности и мультикультурализма, в центре которых находится не абстрактное «общество», а конкретное расовое, этническое, гендерное, сексуальное, любое иное «меньшинство», обладающее эксклюзивным статусом. Именно в этом и следовало искать «конец истории», а не в крахе коммунистической идеологии и политической системы советского образца, в течение чуть менее семидесяти лет составлявшей (причем по ряду аспектов, в первую очередь - в социальной сфере, доступности образования и здравоохранения, решении национального и женского вопроса, существенным образом доминируя) конкуренцию «западной» модели демократии, о которой, если тенденции последнего времени продолжатся и далее, вероятнее всего, в краткосрочной перспективе придется говорить (правда, если к этому времени свобода слова еще сохранится в своем «первоначальном» значении) не иначе, как о чем-то, ушедшем (или вернувшемся назад) в прошлое.