Альтруизм – эгоизм как общечеловеческие ценности и психологические феномены

Размещено на http://www.allbest.ru/

33

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ УКРАИНИ

ДОНЕЦКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

КАФЕДРА ПСИХОЛОГИИ

Курсовая работа по теме

“Альтруизм - эгоизм как общечеловеческие ценности и психологические феномены”

Студента 1 курса

дневного отделения

филологического факультета

специальности “Психология”

Гаюхи Вадима Вадимовича

Донецк 2010

Содержание

Введение

Раздел 1. Психологические теории личности с точки зрения их отношения к феноменам эгоизма и альтруизма

1.1 Теории, считающие побуждающим к развитию человека фактором - окружающее человека общество

1.2 Теории, находящие источник развития личности внутри самой личности

1.3 Теории, в которых основной мотивирующей силой является достижение самости

1.4 Теории, в которых основным источником активности является стремление человека к преодолению себя

Вывод к разделу 1

Раздел 2. Альтруизм и эгоизм как общечеловеческие ценности

2.1 Эгоизм и теории мотивации альтруизма

2.2 Факторы, влияющие на проявление альтруизма

2.3 Возможности распространения альтруизма

Вывод к разделу 2

Вывод

Список используемой литературы

Введение

психологический эгоизм альтруизм

Актуальность работы. Если психология является важнейшей наукой, потому что она изучает самое главное - внутренний мир человека, то в самом же человеке главным является направленность его деятельности (и жизни вообще): либо для удовлетворения собственных желаний, либо для выхода из рабства своего эгоизма и принесения блага обществу. Последнее, по моему убеждению, заключается в гармоничном сосуществовании людей, когда каждый имеет благоприятные условия для своего развития и совершенствования. Для этого необходимо изменить отношения типа “мое - мое, твое - твое” и перевести его на отношения “твое - твое и мое - твое”, т. е. абсолютной отдачи - альтруизма, основанного на эмпатии. А когда большинство общества примет это правило на себя как правило поведения в действии, станет возможным, чтобы каждый “работал по способности и получал по потребности”.

Всю историю своего существования человечество искало возможности построения общества с оптимальными условиями взаимоотношений. Но, конечно же, существовали и обратные явления - попытки удерживать власть в руках привилегированной группы людей, ущемляя при этом свободу и интересы других. Но, как мы видим, свобода личности ограничивается свободой другой личности, поэтому проявление эгоизма одного или группы жестко пресекалось самой природой.

В наш век данная проблематика особенно актуальна, так как кризис взаимоотношений приобрел всемирный масштаб. Альтруизм и эгоизм - это те рычаги, которыми и управляется как социальное, так и экономическое благополучие каждого государства.

Стремление к постижению подлинных ценностей является необходимым фактором полноценного развития человека и социума. Чтобы создать истинно гармоничное общество, нужно выявить какова конечная точка развития отдельного индивида, а также, что является источником его продвижения, и действовать в соответствии с полученными знаниями.

Предмет: рассмотрение эгоизма и альтруизма в работах различных исследователей.

Объект: эгоизм и альтруизм как общечеловеческие ценности и психологические феномены.

Цель: рассмотреть понятия альтруизма и эгоизма и раскрыть их значение.

Задачи:

1. провести теоретический обзор и анализ литературы по проблеме исследования;

2. рассмотреть эгоизм и альтруизм как общечеловеческие ценности и психологические феномены.

3. раскрыть понятия альтруизма и эгоизма и их понимание различными исследователями;

4. проанализировать труды исследователей об эгоизме и альтруизме, их основные факторы и признаки.

Раздел 1. Психологические теории личности с точки зрения их отношения к феноменам эгоизма и альтруизма

1.1 Теории, считающие побуждающим к развитию человека фактором - окружающее человека общество

Для того, чтобы понять сущность эгоизма и альтруизма как психологических феноменов, необходимо провести анализ существующих теорий личности с точки зрения их отношения к данным феноменам и вывести из них общие закономерности. Конечная точка пути представленная в той или иной теории личности определяет и источник активности, побуждающий личность к развитию, поэтому их нужно рассматривать вместе. Условно эти теории можно разделить на четыре группы.

К первой точке зрения относятся теории А.Адлера и З. Фрейда. Хотя под стремлением к превосходству Адлер и подразумевает нечто схожее с юнгианским представлением о самости или принципом самоактуализации Гольдштейна, особенность его «стремления к совершенной исполненности» [16, с.144] заключается в том, что оно социализировано. Компенсация индивидуальной слабости, на которую направлено стремление к превосходству, осуществляется путем работы во имя общего блага людей. Социальный интерес - истинная и неизбежная компенсация всех естественных слабостей человеческих индивидов. Как пишет Адлер, на более высоких стадиях развития в стремлении к превосходству на место сугубо личных амбиций и эгоистичных достижений приходит идеал совершенного общества. Так же как и стремление к превосходству, социальный интерес Адлер считает врожденным. Как и любой задаток, эта природная предрасположенность не проявляется спонтанно: для этого необходимо руководство и обучение. По З. Фрейду целью развития является приручение или преодоление естественной природы человека в соответствии с социально приемлемыми требованиями. В результате прохождения четырех стадий психосексуального развития человек превращается в ориентированного на реальность социализированного взрослого.

1.2 Теории, находящие источник развития личности внутри самой личности

Теории, находящие источник развития личности внутри самой личности - теории К. Хорни и К. Роджерса. Они говорят о том, что в человеке задана некая программа развития личности, и человек стремиться ее реализовать, во что бы то ни стало. Если в ходе своего развития личность наталкивается на непонимание или неприятие со стороны окружающих его близких людей, развитие этой программы затормаживается, а может и вовсе пойти по пути деградации. Если взглянуть на эту ситуацию с т.з. феноменов «эгоизма», «альтруизма», то получится, что чем сильнее развито «эго» одного человека, тем сильнее оно будет подавлять «эго» другого, тем меньше будет возможностей у другого «эго» реализовать свою собственную программу развития.

К. Хорни пишет, что «…если человеку предоставлена возможность, он склонен развивать заложенные в нем человеческие задатки. При этом он будет развивать уникальные живые силы своей реальной сущности…» [17, с.50]. Директивное воздействие социального окружения, так же как и стремление личности к бесконечному, Хорни считает основным источником неврозов. К. Роджерс пишет, «что в некотором предельном смысле целью человека является стать «самим собой», само актуализированной или целостной личностью. Линии самоактуализации заданы наследственно. По мере развития организм становится более дифференцированным, развитым и автономным.

Роджерс и Хорни уделяют большое значение негативному воздействию социальной среды на формирование уникальной личности индивидуума.

1.3 Теории, в которых основной мотивирующей силой является достижение самости

Точки зрения данных авторов сходятся в том, что личность побуждается к росту стремлением к чему-то запредельному, выходящему за рамки нашего материального мира. Для К. Юнга, В. Райха, А. Маслоу и Г. Ассаджоли общим является понятие самости. Они считают основной силой мотивирующей человеческое поведение, достижение самости. Именно самость, по их мнению, является целью человеческой жизни и заставляет искать индивида целостности. Однако все они говорят еще об одном шаге на пути духовного совершенствования, а именно шаге за пределы своей самости.

К. Юнг говорит, что когда благодаря процессу индивидуации достигается внутреннее многообразие, дифференцированные системы затем интегрируются посредством трансцендентной функции. Цель трансцендентной функции - раскрытие сущности человека и «реализация - во всех ее аспектах - личности, изначально сокрытой в эмбриональной зародышевой плазме; продуцирование и раскрытие изначально потенциальной целостности». Юнг также говорил, что чем более мы осознаем себя посредством самопознания и действуем в соответствии с этим, тем более слои личного бессознательного, накладывающиеся на коллективное бессознательное уменьшаются. Таким образом: «в процессе индивидуации возникает сознание, которое не порабощено мелким, излишне чувствительным миром вещных интересов. Расширенное сознание - это уже не тот раздражительный, эгоистический комок личных желаний, страхов, надежд и амбиций, который всегда нуждается в компенсации или исправлении с помощью противоположных тенденций бессознательного, это функция отношений с миром объективности, выводящая индивидуума в абсолютное, связующее и неразрывное общение с широким миром» [19,с.56].

В. Райх пишет, что цель роста - становление более свободным и открытым человеческим существом, взаимодействующим с самость. «Проникая в глубиннейшие глубины и полнейшую степень эмоциональной интеграции самости, мы не только переживаем и чувствуем, мы учимся понимать, хотя бы смутно, значение работы космического океана, мельчайшей частью которого мы являемся» (В. Райх, 1949).

Зрелость или само актуализацию А. Маслоу определяет как уход вверх от потребностей в ликвидации дефицита. Это состояние он определяет как метамотивированное и считает его синонимом обретения своей самости, обретения «подлинности», полноценности. «Как это ни парадоксально, но само актуализация (в смысле обретения автономности) предоставляет человеку большую возможность подняться над своей самостью, самоуверенностью и эгоизмом. Самореализующемуся человеку легче стать гомономным, то есть стать частью чего-то большего, чем он сам. Необходимо говорить об уровнях гомономии (все большей зрелости) и отличать «низкую гомономию» (страха, слабости и регресса) от «высокой гомономии» (отваги, уверенности в себе и полной автономности)…» (А. Маслоу, 1968). В последние годы своей жизни Маслоу заявляет о существовании потребностей, выходящих за рамки самореализации - трансцендентальных или трансперсональных потребностях. По мнению Маслоу, эти трансчеловеческие потребности сосредоточены вокруг космоса, религии и мистического царства бытия.

Целью психосинтеза Р. Ассаджоли является достижение человеком «органического единства» [2, с.43]. Достижение такого единства Ассаджоли рассматривает на нескольких уровнях.

На уровне личного психосинтеза задача состоит в том, чтобы помочь человеку найти свой собственный путь от «эгоцентричного», «эмоционально искаженного» видения нормальной человеческой жизни к объективному, здравому и разумному взгляду на нее.

Результатом духовного психосинтеза является «способность человека предвосхищать и все полнее испытывать состояние сознания постигшего свою подлинную самость индивида. Это состояние радости, безмятежности, ощущения внутренней безопасности, чувства спокойной силы, ясности ума и любви ко всему сущему. В своих высших аспектах это постижение сущности бытия, приобщение ко Всеобщей Жизни и отождествления с ней» [2, с.60].

«С еще более широкой и всесторонней точки зрения вся жизнь вселенной предстает перед нами как борьба между множественностью и единством, как усилие и стремление к единению. У нас возникает ощущение, что Дух (представляется ли он нам божественным существом или космической энергией), который действует в тварном мире, привнося в него порядок, гармонию и красоту, а так же объединяя всех существ узами любви, осуществляет - медленно и неслышимо, однако верно и неотвратимо, не что иное, как Высший Синтез» [2, с.37].

1.4 Теории, где источником активности является стремление человека к преодолению себя

Концепции Ф. Перлса. Э. Фромма, Э. Эриксона и экзистенциальных психологов близки по своей сути рассмотренным выше концепциям. Основное их отличие заключается в том, что они не считают целью жизни достижение самости, как особого состояния сознания.

Ф. Перлз определяет психологическое здоровье и зрелость, как способность перейти от опоры на среду и манипулирование средой к опоре на себя и саморегуляции.

Идеальный же человек, по мнению Перлза должен быть вне «характера» (с характером Перлз соотносит систему «атрофированных», «фиксированных» реагирований, мешающих органическому функционированию). Идеальный человек «должен функционировать на трансперсональном уровне» [10, с.203]. Под термином «трансперсональный» понимается то, что лежит вне личности, «персоны». Здесь Перлз проводит аналогию с коллективным бессознательным К. Юнга в противопоставлении с бессознательным «личным». Основным путем к достижению трансперсонального уровня является осознанность. Перлз писал, что осознанность трансперсональна сама по себе. Другим путем достижения трансперсонального выступает открытость: знание того, что нам дано здесь и сейчас в наших полях переживаний позволяет нам принять переживания, отказавшись от стандартов и ожиданий. И поскольку такая открытость вскрывает ментальное содержание, она находится, опять-таки, в трансперсональной сфере. Особым аспектом открытости в гештальт-терапии является принятие не переживания: принятие «ничто». Перлз описывал успешный терапевтический процесс, как процесс «ведущий от стерильного вакуума» к «вакууму плодородному» [10, с.205]. Нередко гештальт-терапевт может наблюдать последовательность: ничто - психологический взрыв, похожий на частичную смерть - возрождение. Это является именно тем трансперсональным процессом, в котором Перлз видел суть терапии и даже смысл жизни.

Согласно теории Э. Эриксона, на каждой стадии развития идентичности человек делает выбор между двумя альтернативными решениями возрастных и ситуативных задач развития. Характер этого выбора зависит как от самой личности, так и от оказываемого на нее влияния социального окружения. От каждого такого выбора зависит успешность или неуспешность последующей жизни индивида. Наградой за овладение способностью к саморазвитию является формирование человеческой индивидуальности. Схематично путь роста по Эриксону можно обрисовать так: достижение идентичности, преодоление границ идентичности, достижение действительной индивидуальности и одновременный шаг за ее пределы.

Экзистенциальная психология подходит к человеческому существованию, полагая, что люди суть в мире, у них есть мир и они стремятся выйти за его пределы (Бинсвангер). Говоря о «бытии-за-пределами мира», Бинсвангер не подразумевает бытие в ином мире (в раю), но имеет в виду различные возможности человека в трансцендировании из мира пребывания и выход в новый мир. Люди могут и стремятся к этому - реализовать все возможности своего бытия. Ведь только актуализируя свой потенциал, люди могут жить аутентичной жизнью.

Э. Фромм целью человека считает стремление к «высшей степени бытия»: « избавление от пут, привязывающих нас к своему «я», от эгоцентризма, от такого способа существования, когда главным является обладание, для того, чтобы достичь всей полноты бытия» [14, 269]. Основная характеристика «бытия» по Фромму - внутренняя активность, в смысле продуктивного использования своих человеческих потенций. «Быть» - значит отказаться от своего эгоцентризма и себялюбия или, пользуясь выражением мистиков, стать «незаполненным» и «нищим».

У. Джеймс приходит к выводу, что за стремлением к росту личности лежит некий резервуар опыта (латентного или уже реализованного). Фундаментальным выражением этой внутренней сути был для Джеймса религиозный опыт. Он писал, что переживания такого рода опыта принадлежат к более глубокой жизненной сфере, чем интеллектуальная сфера: «Впечатления, импульсы, эмоции и возбуждения, которые мы таким образом получаем, помогают нам жить, они создают непреодолимое убеждение в мире за пределами чувств, они смягчают наши сердца и придают значение и ценность всем, делая нас счастливыми» [6, с.50].

Российский психолог Ф. Василюк не рассматривает личностного роста, как такового. Он описывает «внутренне сложный и внешне трудный жизненный мир» [5,с. 46], как наиболее развитый компонент психологического мира человека. Специфика жизненного мира данного типа состоит в том, что в нем возникают особые проблемы по согласованию требований надситуативности с условиями и ограничениями ситуативности. Т.о. основным отличием наиболее развитого жизненного мира является появление категории надситуативности. Содержание надситуативности составляют: во-первых, внепространственные и вневременные ценности; а во-вторых, все более или менее отдаленные замыслы, цели, намерения, ожидания, планы, обязательства и т.д., которые непосредственно не входят в данную пространственную ситуацию, но при определенных условиях обнаруживают с ней некоторую связь.

Еще одной особенностью «внутренне сложного и внешне трудного» жизненного мира является особая «стратегия творческого переживания» критических ситуаций (когда замысел жизни оказывается основанным на ложных ценностях и дискредитируется вместе с ними самим опытом своего осуществления) [5, с.98]. Эта стратегия состоит в достижении особого внутреннего состояния - состояния готовности пожертвования любым из своих мотивов. В ситуации непосредственного столкновения с внешними трудностями и опасностями происходит движение от себя, сосредотачивающее все душевные и физические силы человека не на достижении собственного счастья. Благополучия, безопасности, а на служении высшей ценности. Предельная точка этого движения - состояние безусловной готовности к самопожертвованию, «абсолютно очищенное от любых эгоистических фиксаций состояние полного самозабвения» [№14, с. 90]. Это состояние изнутри «прорывает» ситуацию невозможности, т.к. в нем получают смысл «безрассудные», а на деле единственно осмысленные в подобной ситуации действия, создается психологическая возможность подвига.

Вывод к разделу 1

Итак, рассмотренные данные концепции личности относительно точки зрения на источник активности, побуждающий человека к развитию и конечную точку пути, разделились на следующие группы.

Теории, считающие побуждающим к развитию человека фактором - окружающее человека общество: теории А. Адлера и З. Фрейда. Человек стремится стать более полноценным членом общества и уже зависит от общества, какие ценности будут переданы человеку и, соответственно, как далеко пойдет он в своем развитии. Задача же человека - преодолеть себя и включиться в общество.

Теории, находящие источник развития личности внутри самой личности - теории К Хорни и К. Роджерса. Они говорят о том, что в человеке задана некая программа развития личности, и человек стремиться ее реализовать, во что бы то ни стало. Если в ходе своего развития личность наталкивается на непонимание или неприятие со стороны окружающих его близких людей, развитие этой программы затормаживается, а может и вовсе пойти по пути деградации. Если взглянуть на эту ситуацию с точки зрения феноменов «эгоизма», «альтруизма», то получится, что чем сильнее развито «эго» одного человека, тем сильнее оно будет подавлять «эго» другого, тем меньше будет возможностей у другого «эго» реализовать свою собственную программу развития.

Теории, в которых основной мотивирующей силой является достижение самости, а так же рассматривается шаг за пределы своей самости: это теории К. Юнга, В. Райха, А. Маслоу, Р. Ассаджоли и Э. Эриксона. Данные авторы говорят о том, что на пути своего развития человеку сначала необходимо стать сначала полноценным человеком в общепринятом смысле этого слова (доразвить свое «эго» до необходимого уровня). А вот когда это достигнуто и этого оказывается мало, человеку открываются новые перспективы его развития и эти перспективы связаны с развитием «альтруистических» свойств в человеке в наивысшем их понимании.

Теории, в которых основным источником активности является стремление человека к преодолению себя и достижению «абсолютного очищения от любых эгоистических фиксаций»: теории Перлза, Э. Фромма, экзистенциальных психологов, У. Джеймса, Ф. Василюка. Естественно, это стремление возникает не у каждого человека и не на пустом месте, а в результате определенного опыта жизненных переживаний, человек приходит к выводу и ощущению, что развитие, основанное на эгоистических тенденциях - тупиково, что оно не позволяет сделать следующий шаг и перейти к качественно новому этапу его развития.

На самом деле, деление теорий на эти группы - более, чем условно. Нам видится во всех них одна общая тенденция: природа человека эгоистична в своей основе, направлена на удовлетворение интересов только самого индивида. При ущемлении этих интересов, человек испытывает страдания. Исходя из проведенного анализа базовых психологических концепций личности, можно сделать вывод, что вектор развития человека направлен в сторону преодоления узких рамок собственного эгоизма. Этот вектор указывает нам на достижение нового качества человека - альтруизма.

Раздел 2. Альтруизм и эгоизм как общечеловеческие ценности

2.1 Эгоизм и теории мотивации альтруизма

Говоря об альтруизме и эгоизме как общечеловеческих ценностях, стоит отметить, что последний в истории человечества имел зачастую негативную оценку. Более того, осознанное оказание предпочтения эгоизма в качестве главного принципа жизни воспринималось во все времена как аморализм. Подобное оценивание эгоизма встречается на всех уровнях: в религии, философии, государственном устройстве и в повседневной жизни. “Эгоизм - это жизненный принцип и моральное качество, которое характеризирует человека с точки зрения его отношения к обществу; определяется в том, что человек руководствуется в своем поведении только собственными интересами, не принимая во внимание интересы окружающих”.[12, с.406]

Социалисты считают, что соединение людей в общество породило все зло, а не естественный эгоизм человека, с которым тот рождается (потребность в пище, доме, воспроизведению себе подобных). Отсюда произошло угнетение человека человеком. А затем, поскольку общества стали эгоистическими, они восстали друг на друга войной. Таким образом причина всему плохому - неправильное общество.

Для гарантии стабильности и защиты общества от резких, непредсказуемых эгоистических влияний личности государство создало систему давления и наказания.

“Возлюби ближнего, как самого себя” - эти слова записаны в Святых Писаниях всех мировых религий на всех континентах. Более того, понятие теофилантропизма говорит, что только возлюбив человечество, можно придти к любви к Богу.[4, с. 508]

Религия считает, что быть богатым “ради себя” всегда значит обеднеть на каком-то другом уровне. Достаточно нам сказать: "Вот часы - они мои", и зажать их в кулаке, как мы оказываемся обладателями часов, но лишаемся руки. А если и ум замкнуть на нашем имуществе, если замкнуть и сердце, чтобы уберечь и никогда не потерять то, что в нем хранится, то оно становится таким же мелким, как та вещь, на которой мы замкнулись. Святитель Феофан Затворник говорит: “Эгоистичные люди подобны древесной стружке, свернутой кольцом вокруг собственной пустоты”.[13]

Любое общество желает, чтобы его ценности и нормы стали не довлеющими на членов общества, а выполнялись бы ими сознательно и превратились бы во внутренние качества и таким образом “изнутри” определяли бы их поведение, которое свободно бы совпадало с требованиями общества. Для того, чтобы понять, как это можно осуществить, необходимо рассмотреть, что же побуждает человека к тому или иному поступку.

Теория социального обмена

Одно из возможных объяснений альтруизма содержится в теории социального обмена. В этом случае люди используют стратегию «минимакса» -- стремление свести к минимуму собственные затраты и получить максимально возможное вознаграждение. В теории социального обмена не утверждается, что мы сознательно «отслеживаем» затраты и вознаграждения; она лишь допускает, что подобные рассуждения прогнозируют наше поведение.

В ходе изучения доноров крови в штате Висконсин было экспериментально подтверждено: такие скрытые расчеты всегда предшествуют принятию решения о том, оказывать помощь или нет. Словно в поиске предлога для оправдания собственной щедрости, люди жертвуют больше денег на благотворительность тогда, когда получают что-либо взамен, например сласти или открытку. Даже если то, что они получают, им совершенно не нужно и они сами никогда не стали бы этого покупать, важен сам факт, свидетельствующий о том, что имеет место социальный обмен.[7]

Оказание помощи как замаскированный эгоизм. Вознаграждения, мотивирующие оказание помощи, могут быть внешними и внутренними. Когда бизнес жертвует деньги на благотворительность, чтобы сделать свой корпоративный имидж более привлекательным, или когда кто-либо предлагает подвезти кого-либо в расчете на благодарность или дружбу, речь идет о внешнем вознаграждении. Мы отдаем, чтобы получать. А это значит, что мы более склонны помогать тем, кто нам симпатичен и чье одобрение мы стремимся заслужить. К вознаграждениям, которые мы получаем, помогая другим, относятся также и внутренние самовознаграждения. Находясь рядом с человеком, который чем-то расстроен, мы, как правило, сочувствуем ему.

Совершая альтруистические поступки, мы вырастаем в собственных глазах. Едва ли не все доноры из тех, что приняли участие в исследовании, проведенном Джейн Пильявин, согласились, что донорство «заставляет человека уважать себя» и «дает ему чувство самоудовлетворения». Зная это, легче понять, почему люди оставляют чаевые официантам, даже если знают, что они никогда больше не вернутся в этот ресторан, и проявляют доброту по отношению к незнакомым, которых никогда больше не увидят.

Проанализировав мотивацию волонтеров, в частности тех, кто ухаживает за больными СПИДом, Марк Снайдер, Аллен Омото и Джил Клэри выявили шесть побуждающих к этому причин.

-- Нравственные причины: желание действовать в соответствии с общечеловеческими ценностями и неравнодушие к другим.

-- Когнитивные причины: желание лучше узнать людей или приобрести навыки.

-- Социальные причины: стать членом группы и заслужить одобрение.

-- Карьерные соображения: приобретенный опыт и контакты полезны для дальнейшего продвижения по службе.

-- Защита собственного Я: желание избавиться от чувства вины или бегство от личных проблем.

-- Повышение самооценки: укрепление чувства собственного достоинства и уверенности в себе.

Подобный подсчет затрат и выгод может показаться унизительным. И все же, разве не следует из теории социального обмена, что оказание помощи никогда не бывает истинно альтруистическим актом и что мы лишь называем его “альтруистическим”, поскольку выгоды от него не очевидны? Если мы помогаем попавшей в беду женщине, чтобы заслужить социальное одобрение, избавиться от собственного чувства тревоги и возможных угрызений совести или вырасти в собственных глазах, можно ли назвать такую помощь альтруистической? Однако, конечная цель эгоиста -- улучшение собственного положения, конечная цель альтруиста -- улучшение положения другого человека.

Анализ затрат и вознаграждений дает нам кое-что еще. Он позволяет предположить, что пассивные свидетели преступлений или несчастных случаев -- вовсе не обязательно равнодушные люди. На самом деле они могут быть искренне взволнованы происходящим, но осознание того, чем может обернуться их вмешательство, парализует их волю.

Эмпатия как источник подлинного альтруизма. Верно ли, что единственная цель, которой руководствуются герои, спасающие людей, безвестные доноры и волонтеры -- бескорыстная забота о других? Или они всегда стремятся к одному -- в той или иной форме удовлетворить собственные потребности: получить вознаграждение, избежать наказания или чувства вины или избавиться от душевного дискомфорта?

Однако психолог Дэниел Бэйтсон полагает, что наша готовность помогать другим есть следствие обеих причин -- заботы о собственных интересах и альтруистических соображений.

Зрелище чужого несчастья способно вызвать в человеке смешанные чувства -- сосредоточенность на собственном душевном дискомфорте и сочувствие (эмпатию) к тому, кто страдает. Исследователи согласны с тем, что собственный душевный дискомфорт «запускает» механизм, основанный на эгоистических мотивах. Но вопрос о том, способна ли эмпатия «запустить» механизм подлинного альтруизма, остается дискуссионным.

Душевный дискомфорт, который мы испытываем, наблюдая за страданиями другого человека, побуждает нас избавиться от него, а сделать это можно, либо пройдя мимо неприятной ситуации, либо оказав помощь. Но, по мнению Бейтсона и его коллег, мы также испытываем эмпатию, особенно если страдает близкий нам человек. Любящие родители страдают и радуются вместе со своими детьми; тем, кто жестоко обращается с детьми и вообще склонен к проявлениям жестокости, эмпатия неведома. Мы также испытываем эмпатию к тем, с кем мы идентифицируем себя. Когда принцессу Диану или Майкла Джексона оплакивали миллионы людей, которые никогда в жизни не были знакомы с ними, но воспринимали их как близкого человека благодаря сотням газетных статей, те же самые люди остались совершенно равнодушными к судьбе миллиона безымянных африканцев, убитых или умерших во время бесконечных военных конфликтов в Африке.

Испытывая сострадание, мы не столько думаем о себе, сколько о том, кто страдает. Искренняя симпатия и сочувствие заставляют нас помогать человеку ради него самого. Это чувство возникает совершенно естественно. Даже младенцы, которым от роду всего один день, плачут больше, если слышат плач других детей (Хоффман, 1981). В родильных домах стоит заплакать одному, как к нему сразу же присоединяется целый хор плачущих голосов. Судя по всему, способность к сопереживанию -- врожденное качество человека.

Нередко реакции на кризисные ситуации становятся результатом совместного действия душевного дискомфорта и эмпатии. Великодушие детей тоже зависит от их подверженности душевному дискомфорту и способности к сопереживанию. Джордж Найт и его коллеги из Университета штата Аризона нашли, что некоторые дети в возрасте от 6 до 9 лет более других склонны сочувствовать тем, кто грустит, и тем, кого дразнят (Найт, 1994). Эти участливые дети оказались и самыми щедрыми, когда им -- после демонстрации видеозаписи обгоревшей на пожаре девочки -- предоставили возможность пожертвовать пострадавшим от пожара детям часть денег, полученных за участие в эксперименте.

Чтобы отделить эгоистическое стремление к снижению душевного дискомфорта от альтруистической эмпатии, группа исследователей во главе с Бейтсоном провела эксперименты, в ходе которых испытуемые предварительно оказывались в ситуациях, вызывавших у них чувство эмпатии. Далее исследователи наблюдали за тем, как именно будут действовать возбужденные люди, чтобы успокоиться: пройдут мимо нуждающегося в помощи или постараются помочь ему. Результаты подтвердили предположения исследователей: люди, чувство эмпатии которых было предварительно «разбужено» определенными действиями экспериментаторов, как правило, помогали.

Результаты других исследований позволяют предположить, что подлинный альтруизм все-таки существует:

-- Эмпатия заставляет помогать даже членам групп-соперников, но только в том случае, если помогающий уверен в том, что его помощь не будет отвергнута (Бейтсон, 1997).

-- Люди, в которых проснулось сострадание, придут на помощь, даже если об этом никто и никогда не узнает. Их усилия будут продолжаться до тех пор, пока нуждающийся в помощи не получит ее. И если эти старания окажутся безрезультатными не по их вине, они все равно будут переживать.

-- Если человек сочувствует страдальцу, он, чтобы сделать для него то, в чем тот нуждается, нарушает собственные правила и представления о порядочности и справедливости.

Итак, все согласны с тем, что в некоторых случаях оказание помощи продиктовано либо откровенным эгоизмом (помощь оказывается для того, чтобы либо получить вознаграждение, либо избежать наказания) или завуалированным эгоизмом (помощь оказывается для того, чтобы вернуть себе душевный комфорт).

Существует ли третий побудительный мотив -- альтруизм, единственная цель которого -- благополучие другого человека, а счастье того, кто помогает, -- всего лишь «побочный продукт»? Можно ли назвать оказание помощи, основанное на эмпатии, источником подобного альтруизма? Чалдини, а также его коллеги Марк Шаллер и Джим Фультц отмечают, что ни один из экспериментов не исключает абсолютно всех возможных эгоистических объяснений оказания помощи.

Проведя 25 экспериментов, в которых изучалась альтруистическая и эгоистическая эмпатия как альтернативные мотивы оказания помощи, Бейтсон (Бейтсон, 2001) убедился: иногда люди способны сосредоточиться не на собственном благополучии, а на благополучии других. Искренний, «побуждаемый эмпатией альтруизм является частью человеческой природы».

Во время войны во Вьетнаме 63 солдата получили награды за то, что собственными телами закрыли своих товарищей во время взрывов (Хант, 1990). Большинство из них входили в состав боевых подразделений, члены которых были связаны узами крепкой дружбы. Большинство из них накрыли собственными телами неразорвавшиеся гранаты. 59 человек погибли. В отличие от других альтруистов, у этих солдат не было времени для размышлений ни о том, что трусость -- постыдное качество, ни о вечной благодарности за самопожертвование. Тем не менее что-то же заставило их поступить так, как они поступили.

Теория социальных норм

Нередко мы помогаем другим не потому, что, сознательно просчитав последствия этого поступка, пришли к выводу: это в наших интересах, а потому, что что-то подсказывает нам: мы должны так поступить. Мы должны помочь новому соседу устроиться на новом месте. Мы должны вернуть найденный бумажник. Мы должны защищать своих друзей на поле боя. Исследователи, изучающие оказание помощи, идентифицировали две социальные нормы, мотивирующие альтруизм.

Норма взаимности. Социолог Элвин Гоулднер утверждал, что норма взаимности есть единственный универсальный кодекс чести: тем, кто помогает нам, мы должны помогать, а не причинять зло. Гоулднер считал эту норму столь же универсальной, как и табу на инцест. Норма взаимности «работает» даже в браке. Порой один из супругов отдает больше, чем получает. Но в конечном итоге наступает равновесие: обмен становится сбалансированным. Во всех подобных взаимоотношениях получать, ничего не отдавая взамен, значит нарушать норму взаимности. Взаимность внутри социальных связей помогает характеризовать «социальный капитал» -- связи, являющиеся источником поддержки, информационные потоки, доверие и совместные действия -- все то, от чего зависит здоровье общества. «Не упускать друг друга из поля зрения» -- таков девиз социального капитала в действии.

Норма взаимности наиболее эффективна, если люди публично реагируют на ранее сделанное для них. В лабораторных экспериментах, как и в повседневной жизни, случайные, ни к чему не обязывающие знакомства больше располагают к эгоизму, чем стабильные взаимоотношения. Но даже действуя анонимно, люди порой совершают хорошие поступки и платят добром за то добро, которое им сделали..

Испытуемые с большей готовностью жертвовали деньги помощнику экспериментатора в том случае, если перед этим он оказывал им какую-нибудь незначительную услугу, и особенно если он узнавал об этом. (Источник: Уэсли, 1999)

Если у людей нет возможности оказать ответную услугу, им может быть неловко принимать помощь, и они могут бояться делать это. Именно поэтому гордые люди с развитым чувством собственного достоинства нередко не спешат обращаться за помощью. Когда человек вынужден принимать услугу, на которую не может адекватно ответить, страдает его самооценка.

Норма социальной ответственности. Норма взаимности напоминает нам о том, что в социальных отношениях необходим баланс между «отдаю» и «получаю». В этой притче Иисус явно имел в виду некий более глубокий гуманизм, нечто такое, что недвусмысленно выражено в другой его проповеди: «Если вы любите тех, кто любит вас [норма взаимности], какое право вы имеете ставить это себе в заслугу? Говорю вам: любите врагов своих» (Мф. 5:46, 44).

По отношению к тем, кто явно зависим и не способен ответить взаимностью -- дети, немощные, инвалиды и все, кто воспринимаются нами как неспособные участвовать в равноценном обмене, -- действует другая норма, стимулирующая нашу помощь. Это -- норма социальной ответственности, согласно которой нуждающимся в помощи нужно помогать без оглядки на какую бы то ни было компенсацию в будущем. Именно эта норма побуждает людей поднять книгу, которую уронил человек на костылях. В Индии, в стране с относительно коллективистской культурой, люди более привержены норме социальной ответственности, нежели на индивидуалистическом Западе. Там принято публично брать на себя обязательства помогать даже тогда, когда речь не идет об угрозе чьей-либо жизни или когда нуждающийся в помощи человек, например больной, которому требуется пересадка костного мозга, не принадлежит к числу твоих близких родственников.

Результаты экспериментов показывают: люди помогают нуждающимся в помощи даже в том случае, когда сами остаются анонимными и не имеют никаких надежд на какое бы то ни было вознаграждение (Штебнис, 1983). Если речь идет о жертвах обстоятельств, например стихийных бедствий, проявите максимальное великодушие. Но если люди, судя по всему, создали свои проблемы собственными руками, потому что ленивы, аморальны и не способны предвидеть последствия своих поступков, они должны получить то, что заслужили. Иными словами, наши реакции напрямую зависят от атрибуции. Объясняя чьи-либо нужды неконтролируемыми обстоятельствами, мы помогаем. Если же мы приписываем их выбору, который был сделан самим человеком, то не чувствуем никаких обязательств перед ним и говорим, что он сам во всем виноват.

Эволюционная психология

Третий подход к трактовке альтруизма базируется на эволюционной теории. Согласно представлениям эволюционных психологов, квинтэссенцией жизни является сохранение генофонда. Наши гены заставляют нас вести себя так, чтобы создать условия, максимально благоприятные для их выживания. Гены наших предков пережили их самих; именно им мы обязаны своей предрасположенностью к такому поведению, которое обеспечит их передачу грядущим поколениям.

Как следует из названия книги Ричарда Доукинза «Ген эгоизма», эволюционные психологи не слишком высокого мнения о человеке. Гены, делающие человека готовым жертвовать собой ради благополучия незнакомца, не имели никаких шансов выжить в конкурентной борьбе видов за существование. Однако благодаря генетическому эгоизму мы склонны к особому, неэгоистичному альтруизму, который может быть даже назван жертвенным и проявляется как защита рода и взаимный обмен.

Защита рода. Наши гены располагают нас к заботе о тех, кто, как и мы, являются их носителями. Следовательно, одна из форм самопожертвования, которая может увеличить шансы генов на выживание -- привязанность к собственным детям. У родителей, ставящих интересы своих детей выше собственных, больше шансов передать потомкам свои гены, нежели у тех, кто пренебрегает своими обязанностями.

Что же касается других родственников, то у них количество общих генов определяется их биологическим родством. С родными братьями и сестрами у нас половина общих генов, с двоюродными -- одна восьмая. Речь вовсе не о том, что, прежде чем помочь кому-либо, мы «вычисляем» генетическое родство, а о том, что мы самой природой запрограммированы на заботу о близких родственниках. Однако подобные поступки в отношении близких родственников отнюдь не неожиданность. Чего мы не ожидаем (а потому восхваляем), так это альтруизма от тех, кто, подобно Эверетту Сандерсону, спасшему ребенка в подземке, рискует собой ради незнакомцев.

У нас есть общие гены не только с близкими родственниками, но и с теми людьми, с которыми мы связаны ментально. История эволюции учит также, что общие гены более вероятны у соседей, нежели у тех, кто живет далеко друг от друга. Порядок оказания помощи пострадавшим в чрезвычайном происшествии, когда речь идет о жизни или о смерти, таков: в первую очередь люди спасают детей, членов собственных семей, во вторую -- стариков или посторонних.

Некоторые эволюционные психологи полагают, что следует принимать во внимание и внутригрупповой этнический фаворитизм -- источник бесчисленных прошлых и современных конфликтов. «Отбор по принципу групповой принадлежности, -- писал Э. О. Уилсон, -- враг цивилизации. Если люди по большей части запрограммированы на фаворитизм по отношению к собственным родственникам и племенам, о гармонии в мире не может быть и речи».

Взаимный обмен. Раз существует генетический эгоизм, должен существовать и взаимный обмен. По мнению биолога Роберта Триверса, один организм помогает другому, потому что ожидает ответной услуги. Дающий рассчитывает со временем стать берущим, а отказ «платить долги» наказуем. Все презирают обманщиков и предателей.

Взаимный обмен наилучшим образом «работает» в небольших, обособленных группах, в которых человек, оказавший услугу, часто встречается с теми, кого он выручил. Маленькие школы, города, церкви, немногочисленные рабочие группы, студенческие общежития -- все это хорошие «проводники» общинного духа, который благоприятствует проявлениям взаимной заботы. По сравнению с обитателями небольших городов или сельских районов жители мегаполисов менее склонны передавать друг другу информацию о телефонных звонках, отправлять «потерянные» кем-то письма, они также менее охотно беседуют с теми, кто проводит опросы общественного мнения, помогают заблудившимся детям и менее склонны оказывать небольшие услуги.

Если верно, что в борьбе за существование всегда побеждает генетический индивидуализм, откуда берется бескорыстный альтруизм в отношении незнакомых людей? Почему солдаты бросаются на неразорвавшиеся гранаты? Один ответ на этот вопрос заключается в групповой селекции: группы альтруистов выживают успешнее, чем группы неальтруистов (Кребс, 1998; Уилсон, 1998).

Другое объяснение одностороннего альтруизма предложено Дональдом Кэмпбеллом: человеческое общество выработало этические и религиозные правила, которые играют роль тормозов для биологической предрасположенности в пользу эгоизма. Такие заповеди, как «Возлюби ближнего своего», убеждают нас в необходимости сочетать заботу о самих себе с заботой о группе и вносить свой вклад в ее выживание.

2.2 Факторы, влияющие на проявление альтруизма

При каких условиях люди оказывают помощь или отказывают в ней другим в чрезвычайных обстоятельствах?

Социальные психологи Латане, Джеймс Даббс или кто-то из их 145 помощников, находясь в лифте, «случайно» роняли монеты или карандаши (всего таких эпизодов было 1497); если вместе с ними в лифте был один человек, помощь приходила в 40%, если же в лифте было шесть пассажиров -- менее чем в 20%. Почему? Обобщив экспериментальный материал, Латане и Дарли пришли к следующему выводу: по мере увеличения числа очевидцев вероятность того, что каждый из них заметит инцидент, сочтет его проблемой или несчастным случаем и возьмет на себя ответственность за конкретные действия, уменьшается.

Реакция людей на уличные преступления зависит также и от того, как они интерпретируют ситуации, свидетелями которых становятся. Инсценировав драку между мужчиной и женщиной, Ланс Шотланд и Маргарет Стро обнаружили, что реакция прохожих на нее зависела от того, что при этом кричала женщина (Шотланд и Стро, 1976). Если она кричала: «Оставьте меня в покое. Я вас знать не знаю!», прохожие вмешивались в происходящее в 65% случаев, но если она кричала: «Отстань от меня! И зачем я только за тебя вышла!» -- только в 19% случаев. Судя по всему, жертвы «семейного» насилия не вызывают такого сочувствия и желания помочь, как жертвы насилия со стороны незнакомых людей.

Еще одна причина эффекта очевидца - размывание ответственности. Все 9 фотокорреспондентов, на глазах которых принцесса Диана попала в автокатастрофу, имели при себе мобильные телефоны, но за помощью обратился только один. Когда остальных спросили, как такое оказалось возможным, они продемонстрировали поразительное единодушие: каждый из них думал, что «кто-то другой это уже сделал» (Санктон, 1997).

Для того, чтобы увидеть, что руководит человеком при оказании помощи, необходимо учитывать и внутренние факторы -- эмоциональное состояние потенциального помощника или его личностные качества. Вся история человечества свидетельствует о том, что угрызения совести всегда были чрезвычайно болезненной эмоцией, настолько болезненной, что разные культуры выработали специальные способы избавления от нее: жертвоприношения (в жертву богам приносили и людей, и животных), материальные пожертвования (зерно или деньги), наказание в виде длительного поста и молитв (епитимья), исповедь, отречение. В Древнем Израиле грехи людей время от времени возлагали на животное -- «козла отпущения», которого изгоняли в пустыню, чтобы он унес с собой людскую вину.

Плохое настроение стимулирует добрые дела только у тех людей, чье внимание сосредоточено на других, т. е. у тех, кто считает заботу о других вознаграждающим чувством.

Религиозность более надежно прогнозирует поведение человека, когда речь идет об оказании долговременной помощи. Более того, «именно принадлежность к религиозным группам наиболее тесно коррелирует с такими формами гражданской активности, как участие в выборах, работа в жюри присяжных, участие в проектах, реализуемых по месту жительства, контакты с соседями и благотворительность». К такому выводу пришел Роберт Путнэм, проанализировав данные об организациях 22 типов, полученные в результате общенационального опроса (Путнэм, 2000).

2.3 Возможности распространения альтруизма

Чтобы сделать оказание помощи более распространенным явлением, мы должны устранить факторы, которые препятствуют этому. Можно также привить людям нормы альтруистического поведения и воспитать их таким образом, чтобы они почувствовали себя способными к оказанию помощи. Помогая людям правильно интерпретировать ситуации, свидетелями которых они оказались, и брать на себя ответственность, можно добиться увеличения числа альтруистических поступков. Леонард Бикман и его коллеги проверили эту гипотезу в серии экспериментов, участники которых становились свидетелями краж в супермаркетах или в книжных магазинах (Бикман, 1975; 1977; 1979). Свидетели слышали, как интерпретировал происходящее стоявший рядом покупатель: «Эй! Вы только посмотрите! Она же ворует! Ну, вот уже положила в свою сумку!». В итоге количество сообщений о краже значительно возросло.

Известны три способа обучения альтруизму. А первый шаг на этом пути заключается в противодействии естественной предрасположенности в пользу своей группы, отдающей предпочтение интересам собственного рода и племени, для чего нужно расширять круг людей, к судьбе которых мы неравнодушны. Примером этому служит то, как решают эту проблему религиозные учения: они расширяют сферу приложения «внутригруппового» альтруизма, призывая свою паству к братской любви, ибо все мы -- «божьи дети», а человечество -- единая «семья».

Итак, первый способ обучения альтруизму - моделирование альтруизма. Дети родителей с ярко выраженной склонностью к карательным действиям, -- а именно таковы правонарушители, преступники-рецидивисты и нацисты, повинные в массовом истреблении людей, -- менее склонны к эмпатии и заботе об окружающих, чем типичные альтруисты. И наоборот, видя, что кто-то оказывает помощь, мы тоже становимся более склонными к ней. Семьи альтруистов, их друзья и церковь привили им нормы поведения, научили помогать людям и заботиться о них. Также детей можно научить контролировать свои чувства, быть альтруистичными и дружелюбными, если они будут видеть на телеэкране примеры именно такого поведения.

Второй способ обучения альтруизму базируется на изучении эффекта сверхоправдания: когда оправданий для совершения того или иного поступка более чем достаточно, человек может приписать его внешним, а не внутренним мотивам. А это значит, что, вознаграждая людей за то, что они сделали бы и без всякого вознаграждения, мы подрываем их внутреннюю мотивацию.

Третий способ обучения альтруизму - распространение психологических знаний. В ходе составления данной курсовой работы я и сам о многом узнал.

Вывод к разделу 2

Известны три теории альтруизма. Согласно теории социального обмена, оказание помощи, как и любое другое социальное поведение, мотивируется желанием минимизировать затраты и оптимизировать вознаграждение. Другие же психологи считают, что к оказанию помощи побуждает и подлинный, бескорыстный альтруизм.

Теория социальных норм исходит из того, что оказание помощи связано с существованием в обществе определенных правил. Норма взаимности побуждает нас отвечать добром, а не злом тем, кто пришел нам на помощь. Норма социальной ответственности заставляет нас заботиться о тех, кто в этом нуждается, столько времени, сколько нужно, даже тогда, когда они не в состоянии отблагодарить нас.

Эволюционная психология исходит из существования двух типов альтруизма: альтруизма, основанного на защите собственного рода, и альтруизма, основанного на взаимном обмене. Однако большинство психологов-эволюционистов полагают, что у генов эгоистичных индивидов больше шансов выжить, чем у генов личностей, склонных к самопожертвованию, и что поэтому общество должно учить альтруизму.

...