За материализм в психологической науке: С.Л. Рубинштейн подлинный и современный

Размещено на http://www.allbest.ru/

Санкт-Петербургский Государственный политехнический университет

Кафедра философии

За материализм в психологической науке: С.Л. Рубинштейн подлинный и современный

д.филос.н., профессор

Баранов Владимир Евгеньевич

План

Введение

1. Критика ленинского определения материи. Возрождение философской онтологии

2. Новое понимание человеческой деятельности

3. «Новый детерминизм»

4. Онтология человека

5. Онтология этики

Литература

Введение

Гуманитарные науки претерпевают сегодня радикальные перемены. Новые заказчики, новые контексты, новые направления исследования, новые методологии… При этом новое не желает быть (или казаться) модой или, тем более, конъюнктурой, оно ищет и находит свою классику, которую общество в своё время не замечало и даже преследовало, но вот сегодня именно она должна влить свежую кровь в исследования, вывести науку из застоя. Таков замысел переиздания в 2003 году двух известных работ психолога С. Л. Рубинштейна «Бытие и сознание» и «Человек и мир». Сами издатели, авторы предисловия и комментариев к публикации (К. А. Абульханова-Славская и А. Н. Славская), отмечают, что данное издание лишь на первый взгляд «просто объединяет» два последних философско-психологических труда С. Л. Рубинштейна. На самом деле оно «имеет гораздо более глубокий смысл» [5, c. 6]. Смысл этот в том, что читателю предлагается смелее следовать по пути, на который выходил С. Л. Рубинштейн в глубокое советское время, - по пути отказа от марксистской методологии. Только это, по замыслу издателей, сделает психологическую науку современной, актуальной и продуктивной.

Нам представляется, что замысел этот неудачен, даже вдвойне неудачен. Ни антимарксистские тенденции Рубинштейна не являются в его творчестве преобладающими, ни, тем более, эти тенденции не могут дать психологической науке дополнительную эвристику, сделать её по-настоящему научной.

Окинем взором творческий путь С. Л. Рубинштейна, представим его достижения и недостатки.

С. Л. Рубинштейн родился в 1889 году в Одессе, в интеллигентной еврейской семье. Личностно-мировоззренческое формирование получил в Одесском университете и за границей, в Германии, где осваивал кантианскую философию и общался с семьёй известного марксиста Г. В. Плеханова. По возвращении в Одессу в 1914 году стал преподавать в университете философию, физику, психологию. В 1916 году был отстранён от преподавания за изложение физики в свете марксистской философии. Несколько лет возглавлял Одесскую областную библиотеку, затем с середины 30-х годов стал заведующим кафедрой психологии в Ленинградском педагогическом институте имени Герцена, с 1940 года, переехав в Москву, - зав. сектором психологии в Институте философии АН СССР, с 1948 года - старшим научным сотрудником того же института. Умер в Москве в 1960 году.

Научную деятельность С. Л. Рубинштейна можно разделить на два периода: первый - до сороковых годов, второй - от середины сороковых годов до конца жизни. В первый период он осваивает марксистскую методологию применительно к психологии. Во втором постепенно выходит за рамки не удовлетворявшего его марксизма.

Здесь нужно ввести одно важное различение. В стране существовало два марксизма: официальный и аутентичный. При этом, первый, конечно же, по сути, не был марксизмом. Мыслящая, квалифицированная часть советской общественности была поставлена в двусмысленное положение. С одной стороны, наука требовала применения новейшей методологии, выработанной европейской культурой, - гегелевской и марксистской диалектики, но с другой, было фактически невозможным её применять и развивать. Официальная философия - «диамат» и «истмат» - превратилась в идеологическую цензуру внутри науки. Это отвращало интеллигенцию не только от этого официального суррогата, но и от самого марксизма. Жертвой этой путаницы в числе многих стал и С. Л. Рубинштейн.

Что касается самой психологической науки, то в ней, полученной в наследство от дореволюционного времени, царил хаос методологий и методик. Был неясен сам предмет психологии - специфика психологической реальности. Были сильны традиции ассоцианистской психологии, считавшей мысль никак не связанной с телом, физиологией. Одновременно был в силе бихевиоризм, вообще снимавший вопрос о какой-либо психической реальности. В свою очередь как реакция на бихевиоризм складывались гуманистическая психология (Олпорт, Роджерс, Маслоу), когнитивная психология (Найсер, Линдсей). Психологи, так или иначе, искали некую психику как особую реальность, как некую субстанцию. Советская психология, базируясь на диалектике, сделала шаг вперёд, заявив о принципиально процессуальной, функциональной природе психического; психика - это не предмет, а процесс.

С. Л. Рубинштейн конкретизировал этот древний, восходящий к Аристотелю диалектико-материалистический подход в своей концепции деятельности. Человек и его психика должны изучаться через изучение человеческой деятельности. Этим, деятельностным, подходом были преодолены крайности как идеалистического субстанциализма, так и бихевиористского механицизма. Концепция деятельности субъекта легла в основу по сути всего дальнейшего развития советской психологии.

Одновременно С. Л. Рубинштейном разрабатывалась концепция личностной деятельности. Деятельность должна пониматься не абстрактно, а как принадлежащая конкретному человеку, личности. От личности, от её внутренней реальности непосредственно начинается всякая деятельность, хотя её стимулом и является внешнее воздействие. Этот так называемый «личностный принцип» также стал одним из фундаментальных принципов всей дальнейшей советской психологии.

И, наконец, С. Л. Рубинштейн ввёл в обиход советской (и мировой) психологии по-новому понятый принцип детерминизма: психика рефлекторна, но внешние воздействия не вызывают однозначно предсказуемую реакцию, здесь включается личностное начало: внешние воздействия опосредствуются внутренней средой, которая уже и обусловливает специфику реакции. Этот принцип может быть истолкован и кантиански, если внутренняя среда рассматривается как некое «априорное условие опыта». У Рубинштейна в этом отношении действительно была непоследовательность, которая будет рассмотрена ниже.

Разрабатывал С. Л. Рубинштейн также проблемы мышления, сознания и самосознания, соотношения психики и мозга, проблему структуры человеческой психики, категории человека, субъекта, личности, соотношения личности и общества - весь спектр проблем и категорий общей психологии. Его разработки стали основой советской общей психологии как поля исследования и как вузовского учебного предмета. За книгу «Основы общей психологии» (1940) он был удостоен Государственной премии, стал прижизненным классиком советской психологии.

Во втором периоде своего творчества С. Л. Рубинштейн стал уходить и от официально-марксистских и, к сожалению, от собственно марксистских философских и методологически-психологических позиций. Формальных поводов для критики он не подавал, тем не менее, второе издание его «Основ…» (1946) было резко раскритиковано; начались гонения, стандартные для тех времён обвинения «в космополитизме». Он был снят со всех должностей и лишь усилиями С. И. Вавилова оставлен в должности старшего научного сотрудника в институте философии. Предоставленный относительной свободе, Рубинштейн углубился в свою первоначальную, философскую специализацию, изучал западную литературу, вырабатывал собственную мировоззренческую концепцию. Она и реализовалась в последних его работах.

Авторы предисловия к упомянутому изданию перечисляют моменты «выхода С. Л. Рубинштейна за пределы марксизма», «преодоления марксизма». Это следующие положения:

1) критика ленинского определения материи и возвращение в философию категории бытия, тем самым - преодоление односторонней гносеологизации марксисткой философии и возрождение философской онтологии;

2) новая, онтологическая трактовка человеческой деятельности;

3) новая трактовка детерминизма в психологии;

4) оригинальная онтологическая трактовка личности;

5) онтологическая трактовка этики, категорий свободы, любви.

Преодолеть - значит обнаружить, обнажить недостатки какой-либо позиции и выдвинуть своё, более совершенное решение вопроса. Проследим по перечисленным пунктам, что получилось у С. Л. Рубинштейна.

1. Критика ленинского определения материи. Возрождение философской онтологии

Известно ленинское определение материи как объективной реальности… первичной по отношению к сознанию. Обосновывая его, Ленин сознательно избрал гносеологический вариант его выведения. Такой вариант, настаивал он, наиболее адекватен для определения столь широкой категории; для неё неприменимы другие способы: формальнологический - через подведение под более широкое понятие и определение видовых отличий, способ определения через перечисление признаков и т. п. Ленин вырабатывал своё материалистическое определение материи для критики субъективного идеализма махистов, которые заявляли о своей приверженности науке, материализму, даже марксизму (махистами были и некоторые большевики). Ленин доказывал, что пренебрежение гносеологическим подходом в философии, онтологизация сознания - это прямая дорога к волюнтаризму, бюрократизму, технократизму в политике и организации жизни общества. Онтология имеет право на существование: сознание есть, оно - реальность и реальная сила. Но эта сила не произвольна, не суверенна, не первична - это так ведь понятно. Всю шестую главу «Материализма и эмпириокритицизма» В. И. Ленин посвятил критике онтологизации понимания общественного сознания махистами.

Разумеется, в дальнейшем эта позиция Ленина была абсолютизирована и канонизирована, Человек, его сознание, его активность, субъектность в официальной философии стали рассматриваться только как нечто пассивно-вторичное, лишь отражающее суверенный ход бытия. Бытие (общественное бытие) представлялось самодеятельным и, по сути, живым, а человек, его сознание трактовались фактически как нечто мёртвое. «Сознание не имеет собственной истории» - постоянно цитировали тогда раннего Маркса, критиковавшего абсолютизировавших свободу духа младогегельянцев.

Это и вызывало возражения и критику со стороны Рубинштейна. «Существует не только материя, - заявляет он, - но и сознание: сознание не меньшая реальность, чем материя». «Общественное бытие определяет сознание - это исходная зависимость, но существует и обратная зависимость общественного бытия от общественного сознания. В частности, общественное бытие невозможно без общественного сознания. Сознание - не внешний придаток» [5, с. 319]. Далее - об объективной реальности: «Объективной реальностью бывает не только материя: и сознание одного человека является объективной реальностью для другого человека» [там же]. И далее он обосновывает это соотношение при помощи логических категорий субъекта и предиката. «Не материя есть субъект, а бытие - её предикат, а скорей наоборот, бытие, сущее есть субъект, а материальность его предикат» [там же]. Или в другом месте: «Бытие как сущее надо брать в качестве субъекта, а не предиката» [5 с. 321]. В этом сегодняшние издатели и сторонники Рубинштейна, стремящиеся видеть его немарксистом, усматривают преодоление им ленинского определения материи и даже совершителем «тихой революции в философии» [3, c.174].

Что сказать по этому поводу? Конечно, бытие «материально» - это правда. Но ведь и материя существует, бытийствует, это тоже верно. Одно тут не противоречит другому, не исключает его и не опровергает. И сам Рубинштейн это признает. Комментируя свою «критику» ленинского определения материи, он пишет: «Упор, сделанный В. И. Лениным на вопросе о материи как объективной реальности, существующей вне и независимо от сознания, означает, по существу, что центральным признается утверждение бытия, сущего в противовес всей софистической попытке снять бытие в субъективной кажимости» [5, c. 321]. То есть он понимает, что Ленин «специально выделил и подчеркнул этот гносеологический аспект проблемы» [5, с. 319] в полемике с софистикой махизма.

Поэтому, если без задней мысли читать соответствующие места из текста Рубинштейна, если не искать в них «эзопова языка», то, собственно, критики ленинского определения материи у Рубинштейна вовсе и нет. Нет хотя бы потому, что оно, в силу своей истинности, не подлежит критике, и это признает и сам автор. Гносеологический аспект нужен был Ленину, онтологический стал нужен Рубинштейну. И никакого преодоления или превосхождения. Иное дело отвергнуть первое и заявить об односторонней истинности второго. Делал ли это Рубинштейн? Пожалуй, да, подобная непоследовательность у него есть, но в таком случае это уже не «преодоление марксизма», а шаг назад.

Нечто действительно похожее на одностороннюю онтологию, выходящую за рамки марксизма, становится заметным у Рубинштейна в его трактовке категории бытия. Комментаторы-издатели при этом пишут, что своей разработкой данной категории Рубинштейн «смог выстроить такую концепцию, которая непротиворечиво и органично объединила всё позитивное в истории философии и научной мысли», что «его философская концепция содержит в себе рефлексию всей истории и современной ему философии, и в этом смысле является метаконцепцией, парадигмой» [5, c. 8]. Это «абсолютно новая философская парадигма, интегрирующая онтологию и философскую антропологию» [5, с.17]. Суть её в том, пишут далее авторы предисловия, что до Рубинштейна все философы «либо раскалывали бытие на материю и сознание, либо вообще подменяли сознанием бытие». Рубинштейн же «считает исходным бытие, в состав которого входят разного уровня способы существования, имеющие разную сущность» [там же]. «Способы существования бытия» - это нечто похожее на «формы движения материи» у марксистов, но последние не включают в себя того аспекта активности, который несут в себе «способы существования». Это одновременно некоторые уровни бытия или его пласты, слои. Каждый из них, будучи частью бытия, в то же время сохраняет его специфику, субъектность, и потому суверенность. Субъектность «способов существования бытия» - это превышение ими своей замкнутости в себе, это чувствование ими всего бытия, чувствование ими себя в качестве представителей целого бытия. «Индивидуальный объект, - пишет С. Л. Рубинштейн, - есть субъект определённой формы “движения материи”». «Среди того, что принимается, что выглядит как единичное сущее - субъект и его изменения - есть такие, которые не выдерживают испытание в своём “притязании” на этот “ранг”, а есть другие, выдерживающие» [5, c.17]. Таким «выдерживающим» проверку на всеобщность, является высший пласт бытия - человек, имеющий сознание.

Далее речь заходит о роли человека в бытии. «Бытие с появлением человека выступает в новом качестве, преобразованным его сознанием и деятельностью. Это качество бытия С. Л. Рубинштейн обозначает понятием «мир»» [там же]. Мир - это не просто материя или объективное существование материального. Это очеловеченная материя, это бытие-для-человека материи, природы, это значимая для человека интенциональная реальность. Она одновременно и объективно реальна, и создана человеком, человеческой субъективностью. Это, в силу своей разнокачественности, система взаимодействующих субъектов, одновременно и «страдающих» (испытывающих воздействия), и действующих; и пассивных, и активных. Это касается и человека. Он - и нечто внутреннее по отношению к природе и страдающее (имплицируемое), и одновременно воздействующее на внешнее и потому само становящееся внешним. В таком случае «внешнее становится страдательным, то есть подвергающимся воздействию внутреннего» [5, с.18]. В этом авторы предисловия видят «принципиальное переосмысление, переворачивающее сложившееся в философском мировоззрении (особенно советского периода) убеждение, что человека детерминирует объект, внешний мир» [там же].

Но не больно ли здесь много чести «советской философии»? Отброшенная к механицизму ХVIII века, она действительно не доросла до К. Маркса, утверждавшего, что «человек - это мир человека, государство, общество». Экзистенциализм и феноменология вовсе не являются первооткрывателями «интенциональной реальности», и Рубинштейн здесь вовсе не первооткрыватель и реформатор-революционер, а просто умный человек, мыслящий в русле современной науки. Тем более что сам он был достаточно осторожен в своей онтологизации предмета исследования. «Специфика человеческого существования, - пишет он, - заключается в мере самоопределения и определения другим» [5, с. 303, курсив мой. - В.Б.]. Речь, таким образом, идёт о мере, а не об односторонней онтологизации.

Что же касается аутентичной марксистской онтологии человека, то здесь следует сказать, что у Маркса все эти рассуждения произносились ещё смелее, чем у Рубинштейна. Рубинштейн страдает абсолютизацией индивидуального, непониманием сущностного единства человека и бытия в целом, человек у него параллелен миру и почти равносилен ему. У Маркса же человек и мир - одно и то же. У Маркса - это взаимопроникающие противоположности, а у Рубинштейна - внешние друг другу силы. По Марксу, природа порождает человека для разрешения проблем, которые она сама, без человека, разрешить не может. При этом, у Маркса человек понимается не в его индивидуальном бытии, как у Рубинштейна, а совокупно, системно, как индивидуально представленная система общества. «Родовое бытие, - писал Маркс, - утверждает себя в родовом сознании и, в своей всеобщности, существует для себя как мыслящее существо» [2, с. 119]. Мыслящим существом, таким образом, является вовсе не человек, не индивидуальное существо, а только «родовое», и то лишь «в своей всеобщности», то есть в сопряжённых в целостную систему индивидах. И далее, подобным образом понятое общество является высшим уровнем развития природы, «осуществлённым гуманизмом природы», общество - это «осуществлённый натурализм человека, подлинное воскресение природы» [там же]. онтология детерминизм психология рубинштейн

Таким образом, никакой «тихой революции» в философии, никакой новой философско-психологической парадигмы мы у Рубинштейна не находим. Сделать новую, немарксистскую онтологию не удалось. Если и попытаться её построить, то - при достаточной научной последовательности - лишь в диалектической увязке с гносеологической картиной предмета, а значит, опять получится марксизм.

2. Новое понимание человеческой деятельности

В 1922 году, работая ещё в Одессе, С. Л. Рубинштейн опубликовал статью «Принцип творческой самодеятельности», в которой развивал общефилософский принцип деятельности применительно к психологии. В ней он заявил о том, что основным способом существования психического является его существование как деятельности, как процесса. При этом «субъект в своих деяниях, в актах своей творческой самодеятельности не только обнаруживается и проявляется; он в них созидается и определяется. В творчестве созидается сам творец» [4, с. 106]. Здесь личность вторична по отношению к своей деятельности. В свете этого пафоса в 20-30 годы Рубинштейном строилась разработка принципа деятельности, обоснованная в «Основах общей психологии».

В 40-е годы представления Рубинштейна о деятельности стали постепенно меняться. По мере нарастания в его миропонимании онтологизаторских, экзистенциалистски-антропологических тенденций, по мере того как субъект деятельности стал трактоваться им не только обусловленным общественными отношениями, но и «более широкими» - общебытийными, наследственно-физиологическими, частно-житейскими и т. п. факторами, то есть по мере того как человек - субъект социальной деятельности - стал все в большей мере трактоваться как «способ существования бытия», деятельность все более начинала пониматься как широкая спонтанная активность, самодеятельность человека, понятого в качестве суверенного бытийственного (онтологичного, онтичного) субъекта. Деятельность - продукт личности, которая шире общества. С этого пункта начинается дошедшая до сегодняшнего дня полемика Рубинштейна с Львом Семёновичем Выготским. Выготский был марксист, диалектический материалист, последователь не только буквы, но самого духа марксизма. Он жёстко привязывал человека, его сущность к социальной обусловленности. Общество как живая система задаёт своим элементам - людям - определённые функции и требует от них действий и деяний, нужных ему. Осознание человеком своей деятельности как социально значимой и есть личность человека. Рубинштейн же даёт нечто обратное: деятельность человека шире его социальности, и личность - это та сердцевина человека, которая становится реальной основой всех его деятельностей, в том числе и социальной. Следовательно, личность «шире» общества: не общество определяет человека, а человек - общество.

Специфическое «онтологическое» понимание деятельности «развело» Рубинштейна с другим выдающимся психологом - Алексеем Николаевичем Леонтьевым. По Леонтьеву, деятельность начинается с включения индивида в систему общества (здесь явственна традиция, заложенная Л. С. Выготским) и выполнения человеком операций, действий и суммативных деятельностей под руководством и коррекцией других людей. Для объяснения процедуры этого обусловливания Леонтьев ввёл понятие «интериоризация». «Интериоризацией называют, - писал он, - как известно, переход, в результате которого внешние по своей форме процессы взаимодействия с внешними же вещественными предметами преобразуются в процессы, протекающие в умственном плане, в плане сознания; при этом они подвергаются специфической трансформации - обобщаются, вербализуются, сокращаются и, главное, становятся способными к дальнейшему развитию, которое переходит границы возможной внешней деятельности» [1, с. 95].

Человеческая деятельность, по А. Н. Леонтьеву (внешняя - внутренняя - внешняя), формирует в человеке нужные ей внутренние психические образования - способности, мотивации, самосознание («я»), наконец, самую личность как универсально-социальную субъектность. «Личность - внутренний момент деятельности», - заявляет автор [1, с. 159]. Критикуя позицию С. Л. Рубинштейна, А. Н. Леонтьев писал: «Несмотря на убедительность старого афоризма, что “мыслит не мышление, а человек”, это требование является методологически наивным по той простой причине, что субъект до аналитического изучения его высших жизненных проявлений неизбежно выступает либо как абстрактная “ненаполненная” целостность, либо как метапсихологическое “я”, обладающее изначально заложенными в нем диспозициями или целями» [1, с.161]. Личность у Рубинштейна, справедливо считает Леонтьев, выглядит «как некая persone, заранее присутствующая в человеке», «под понятием личности разумеется человек в его эмпирической тотальности. Психология личности превращается, таким образом, в особого рода антропологию, включающую в себя всё - от исследования обменных процессов до исследования индивидуальных различий в отдельных психических функциях» [1, с. 162].

Казалось бы, вопрос ясен, полемика исчерпана, рубинштейновская односторонняя онтологизация (или устремлённость, сползание к ней) преодолена и осуждена. Не нужно никакой онтологии и антропологии человека. Достаточно просто диалектики внешнего и внутреннего, социального индивидуального, гносеологического и онтологического. Это психологи в массе своей поняли, и это делает честь советской психологической науке. Но нет же, сегодня учёная мысль снова возвращается к этой полемике, отстаивает философскую непоследовательность Рубинштейна, придавая ей статус нового слова в науке, парадигмы её дальнейшего развития.

3. «Новый детерминизм»

Тенденция к одностороннему онтологизму проявилась у С. Л. Рубинштейна и в его новой трактовке принципа причинности применительно к психологии. В краткой формулировке этот принцип звучит так: «Внешнее через внутреннее». То есть внешние причины вызывают психическую реакцию не механически-однозначно, а опосредствованно через внутренние состояния субъекта, так, что последний становится фактически монопольным автором своего собственного действия. Формула эта была легко принята научной общественностью, - пишут авторы предисловия, «она очень быстро вошла в обиход психологической науки. О ней писали, на неё ссылались. Но не стоит обольщаться этим фактом, поскольку, по-видимому, стремление к лозунгово-тезисным, простым формам и формулам, присущее общественному сознанию того времени, было свойственно и психологическому сознанию» [5, с. 11].

Этот поворот мысли («не стоит обольщаться») весьма примечателен. Мысль тут явно о том, что научная общественность не поняла тогда всей степени немарксистского мышления Рубинштейна и приняла эту формулу за привычную диалектику. На самом же деле авторы предисловия предлагают нам сегодня читать эту формулу неокантиански, антропологически, полагая такое прочтение достижением Рубинштейна, преодолением марксизма и обогащением методологии психологической науки. Они обращают наше внимание на следующие фразы Рубинштейна: «В силу того, что внешние причины действуют лишь через внутренние условия, внешняя обусловленность личности закономерно сочетается со спонтанностью её развития» [5, с. 275]. Спонтанность внутреннего - это, по сути, клинамен Эпикура, это, собственно, и есть «свобода воли» внутреннего, его необусловленность внешним, его онтическая отвязанность от внешнего, его субстанциальность. Это очень важная мысль. Здесь уже даётся представленная в предисловии картина «роли внутреннего как ведущего в отношениях с внешним» [5, с. 41. Курсив мой. - В. Б.]. Далее опять Рубинштейн: «Внутренние условия выступают как причины… а внешние причины выступают как условия, как обстоятельства» [5, с. 310]. Фразы эти достаточно красноречивы, тенденции к кантианству здесь налицо. Ведь Рубинштейн постоянно писал и о том, что «мотивация человеческого поведения это опосредствованная процессом отражения субъективная детерминация поведения человека миром» [5, с. 382]. И таких высказываний у Рубинштейна достаточно много. И это - не применение «эзопова языка». Скорее, здесь мы имеем дело с кантианскими, антропологическими непоследовательностями Рубинштейна, в какой-то степени оправданными его гуманизмом, позицией защитника права человека на личностную автономию и свободу творчества. Представлять же психологический детерминизм «не по Марксу, а по Рубинштейну» как некое достижение научной мысли нет оснований. Это, скорее, «современно» и даже модно. Ведь надо же скоррелировать старого Рубинштейна с новейшей, например, синергетикой, которая требует рассматривать все предметы как «открытые системы», имеющие «степени свободы» и способные к «самоорганизации» под влиянием, в том числе, и внутренних случайных и слабых факторов, в результате чего мы живём в индетерминистическом, непредсказуемом мире. К сожалению, С. Л. Рубинштейн давал поводы для таких сближений.

4. Онтология человека

Творчество позднего Рубинштейна - это, как справедливо отмечается в предисловии, широкий очерк, абрис возможной онтологии и философской антропологии. Эти свои исследования С. Л. Рубинштейн ведёт «в контексте критического преобразования марксизма, с одной стороны, философии экзистенциализма - с другой» [5, с. 26].

Критикуя марксизм, Рубинштейн действительно прибегает к тактике эзопова языка. Характеризуя советскую марксистскую философию, он заявляет, что критикует «старую философию», «первоначальную материалистическую философию», а когда речь идёт о его собственных идеях, он называет их марксистскими. Итак, в «старой философии» происходила «идеализация» человека, он рассматривался лишь на уровне социальной сущности, и полностью забывалось его реальное бытие, сущность человека была пред-поставлена его бытию, существованию. «Интеллектуализация и идеализация человека, - пишет Рубинштейн, - рассмотрение его только как субъекта сознания, мышления есть исходная предпосылка для неонтизации, снятия, изничтожения бытия; с идеализацией субъекта связана дематериализация сущего» [5, с. 299]. В этой философии человек в его взаимоотношениях с миром рассматривался лишь как существо страдательное, аффицированное. «Марксизм, напротив, противопоставляет действию материи на человека его преобразующее воздействие на материальный мир и превращает эти преобразующие воздействия на мир в главную силу» [там же]. Мы чувствуем, что это уже не марксизм, это не дух «Тезисов о Фейербахе», на которые здесь даётся аллюзия, но в которых нет мысли о воздействии человека на мир как односторонней, «главной» силы.

В «онтологии человека» происходит, таким образом, вольное или невольное смещение анализа от социальной обусловленности человека к «человеку как таковому», внесоциальному, черпающему свою сущность не из общества, а из своего собственного онтологически заданного бытия. Такая тенденция у Рубинштейна, безусловно, имеется, и это действительно уход от марксизма, выход за его «тесные» рамки. Но эта «теснота» есть методологическая дисциплина научной мысли, которая, однако, некоторым не по нутру.

5. Онтология этики

Понимание С. Л. Рубинштейном этики строилось им в общем русле его онтологической концепции. Он заявляет, что изначально, антропологически, в устройство человека - наряду с познавательным, созерцательным и деятельностным отношением к миру - вложено ещё и человеческое отношение к другому человеку. Это и есть основа этики, то есть, конечно же, реальных нравственных отношений между людьми в обществе, отражаемых этикой.

Этика, нравственность оказываются у Рубинштейна не результатом отражения человеком своего общественного бытия, не основанным на сознании регулятором поведения, а некоей объективной силой, идущей от самой его «человечности». Исходя из подобного понимания этики, Рубинштейн строит свой идеал общественной организации. Человек реализует, раскрывает свою человеческую сущность ни в коей степени не насильственно, не навязчиво, не назидательно. В этой процедуре он - такова его онтологическая, по Рубинштейну, сущность - созерцателен, умиротворённо широк, терпим. Он не переделывает мир и других людей под себя, а допускает людское разнообразие. «Каждый человек в конкретной ситуации со своей позиции видит мир и по-своему относится к нему. Плюрализм воплощения истин, их равноправность - это выражение не релятивизма, а утверждение конкретности истины - добра» [5, с. 381]. «Истина при этом - это не только правильность, но правда, справедливость, способность принять то, что есть, как оно есть на самом деле, смотреть в глаза действительности, вскрывать её» [5, с. 349].

В результате такой самореализации у человека формируется состояние некоей успокоенности, довольства собой и миром. Для него становятся существенными «не только прошлые достижения, но и проблемность, удивительность бытия, мир как чудесный мир и малость, и величие в нем человека». «Ценность этого в своём чистом, концентрированном виде - радость бытия, радость не от этого или другого, а радость вообще, радость от самого факта своего существования» [5, с. 381]. Вот такие, в сущности, индивидуалистические «ценности» вытекают из созерцательного онтологизма этики.

Идеалом соотношения индивида и общества в такой онтологизированной этике является не подавление единичного общим, а наоборот, обслуживание общим единичного. «В конечном счёте, каждый человек, его благо выступает как цель общества, а деятельность общества является средством, целью которого является благо каждого индивида, его развитие, реализация им всех своих способностей - и в этом полнота жизни человека как личности» [5, с. 375]. Вот так: либо человек - средство, и это античеловечная советская действительность, либо он - цель, и тогда общество его продукт и слуга. Единства, взаимопроникновения, тождества человека и общества, единичного и общего, тождества противоположностей в принципе быть не может, это не может быть даже перспективой, целью и идеалом человеческого и общественного бытия.

Как «современно» это звучит! Вот где корни нашего нынешнего «гражданского общества», нынешних «прав человека», защиты всяческих «меньшинств». Действительно, здесь Рубинштейн - классик современного «плюрализма». Этот «новый гуманизм» представлен сегодня в зародившейся в нашей стране ещё в эпоху «перестройки» «гуманистической психологии». После визита в СССР К. Роджерса в 1987 году у нас сложился круг инициаторов создания, по типу американской, Ассоциации гуманистической психологии. Она была учреждена в 1990 году. Первые слова ее Манифеста: «Гуманистическая психология возникла как альтернатива технократическим и манипулятивным тенденциям в психологической науке и практике. Она обратилась к исконно человеческим ценностям - свободе, самоактуализации, творчеству, любви, состраданию». В 1997 году Ассоциация издала сборник «Психология с человеческим лицом», ведущими авторами которого были А. Г. Асмолов, А. Д. Леонтьев, В. А. Петровский. Методология этого сборника, безусловно, базировалась на онтологизаторских тенденциях С. Л. Рубинштейна: общество по отношению к человеку - внешняя манипулирующая среда, человек стремится к свободной актуализации своего аутентичного бытия, самостоятельно формируя свою сущность, или «самость» и т. д. Подробный анализ статей указанного сборника дан нами в работе «Философия личностного бытия» (СПБ.: Изд-во Политехнического университета, 2007).

Итак, мы видим С. Л. Рубинштейна как значительную, богатую и в то же время чрезвычайно противоречивую фигуру. Воспитанный в юности одновременно и в марксистской, и в кантианской атмосферах, он через всю свою жизнь пронёс метания между ними. Разбросанные им камни ныне односторонне подбираются специфическими доброжелателями в угоду новым социальным заказчикам, научной моде или, жёстче сказать, - конъюнктуре. Это не делает чести ни тем, ни другим. И более того, оказывает медвежью услугу самой психологической науке.

Литература

1. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность [Текст] / А.Н. Леонтьев. - М.: Мысль, 1977.

2. Маркс К. Экономически-философские рукописи 1844 года [Текст] // К. Маркс, Ф. Энгельс. - Соч. Изд. 2-е. Т. 42. С. 41-174.

3. Психологическая наука в России ХХ столетия [Текст] - М.: Наука, 1997.

4. Рубинштейн С.Л. Принцип творческой самодеятельности [Текст] / С.Л. Рубинштейн // Вопросы психологии. - 1986. -№ 4. С. 97-110.

5. Рубинштейн С.Л. Бытие и сознание. Человек и мир. [Текст] / С.Л. Рубинштейн. М.: Наука, 2003.

Размещено на Allbest.ru