В работах Поланда (1986, 1988) исследовались способы диадного взаимодействия пациента и аналитика. В этом взаимодействии каждый из них сепарирован, однако связан с другим через резонанс бессознательных психических процессов. Позиция Поланада имеет много общего с идеей Исаковера (1963) о том, что в ходе аналитического часа бессознательное пациента и бессознательное аналитика формируют временный союз, делающий возможным коммуникацию.

В серии семинарских публикаций Маклафлин (1975, 1981, 1988) проиллюстрировал, как причудливо переплетаются жизни аналитика и пациента, показав, как тонко разыгрывание отдельных моментов личных историй пациента и аналитика влияет на аналитический процесс.

Гарднер (1983) исследовал свою внутреннюю работу в пространстве аналитического часа, на примере отдельных случаев показав связь возникающих в процессе слушания воспоминаний и фантазий с материалом пациента.

Боески (1996) продемонстрировал, что контрпереносное разыгрывание (enactment) в аналитической работе не только неизбежно, но и представляет собой важный способ терапевтического воздействия. Хотя само разыгрывание следует подвергать анализу, успешность аналитического лечения напрямую зависит от актуализации определенных контрпереносных реакций. Только таким путем пациенты могут достигнуть действительно глубокого понимания характера своего влияния на аналитика и осознать, как отношения переноса-контрпереноса могут пролить свет на их личную историю.

Работа Чузедж (1991) позволила прояснить значение разыгрывания в психоанализе детей и взрослых пациентов. Подобно Боески, Чузедж рассматривает разыгрывание как неизбежный и потенциально полезный компонент анализа, позволяющий более глубоко разобраться в переносных-контрпереносных взаимоотношениях. Аналитик должен контролировать себя и прилагать все усилия для того, чтобы отследить разыгрывание. Через само-рефлексию аналитик способен пресекать поведение, потенциально опасное для пациента. Параллельно аналитик научается достигать инсайтов относительно тех взаимодействий, в которые его вовлекает пациент.

Столороу (1983, 1992) пытался концептуализировать интерсубъективность аналитического процесса. В анализе мобилизуются субъективные миры пациента и аналитика, между этими мирами существует коммуникация. Анализ обнаруживает напряженные и длительные взаимные влияния этих миров.

Работы Огдена (1983, 1997) открыли новую перспективу концепции контрпереноса. Отталкиваясь от кляйнианской модели проективной идентификации, Огден сконцентрировал свое внимание на фантазиях (reveries) аналитика, расценив их как важный источник информации о внутреннем мире пациента. Огден также разрабатывал концепцию «аналитического третьего», используя этот термин для обозначения идей и представлений, которые были совместно созданы в процессе аналитической работы пациентом и аналитиком.

Ключевой фигурой дискуссий о контрпереносе и значении субъективности аналитика является сегодня Оуэн Реник (1993, 1995). Усомнившись в валидности таких концептов, как нейтральность, абстиненция и объективность, Реник настаивает на том, что субъективность аналитика является исходным и неустранимым компонентом аналитического процесса. Тогда понятие «контрперенос» оказывается абсолютно излишним. Субъективность аналитика вдохновляет весь процесс лечения. Разыгрывание бессознательно присутствует во всем, что аналитик говорит и делает, включая поведение, которое может казаться ему нейтральным и/или объективным. Субъективность аналитика не может быть обнаружена, и тем более взята под контроль до того, как она проявится в разыгрывании. Она неизбежно будет сохраняться, зримо и незримо. Вместо того, чтобы стремиться выполнить нереалистичную задачу (контролировать свою субъективность) аналитику следует попытаться сделать субъективность частью своей работы. Иначе говоря, разыгрывание должно быть привнесено в анализ, а его влияние на пациента и на аналитическую работу следует тщательно выявлять. Для аналитика крайне важно уметь делиться с пациентом некоторыми своими идеями, мнениями и убеждениями. Аналитики просто обманывают себя, когда считают, что их ценности, установки и убеждения не передаются пациенту. Субъективность аналитика передается пациенту множеством путей и на различных уровнях. Поскольку это так, аналитику следует открыто декларировать свою точку зрения, чтобы пациент смог оценить ее влияние на себя.

Но Реник не единственный, кто поставил под сомнение ценность концепции контрпереноса. Несколько лет назад Маклафлин (1981) заявил, что в наши дни контрперенос трактуется слишком произвольно и беспорядочно, что он утратил большую часть своей значимости; контрперенос как понятие самоустранился, и теперь мы говорим, по сути, о переносе аналитика Столороу Р., Б.Брандшафт, Д.Атвуд. Клинический психоанализ. Интерсубъективный подход. М., 1999..

Актуальной сегодня остается идея Паулы Хайманн о существовании в контрпереносе прямого канала между бессознательным пациента и аналитика. Понятие проективной идентификации дает подтверждения истинности такого предположения. Однако противники этой идеи убедительно доказывают, что проекция пациента, сколь бы интенсивной и подавляющей она не была, не может репрезентироваться в психике аналитика прямым путем. Контрперенос содержит в себе производные проекций пациента, психики аналитика (включая его личную историю и конфликты) и ситуацию переносных взаимоотношений «здесь и сейчас».

Такая позиция, основывающаяся главным образом на идее компромиссного образования и принципе множественного психического функционирования, характерна для большинства современных американских аналитиков (Бреннер 1983, 1985)

Реник считает фикцией идею о том, что посредством саморефлексии аналитик может контролировать свои контрпереносные реакции.

Противоположную позицию занимает Джейкоб Арлоу (1993), разделяющий точку зрения традиционных аналитиков. Саморефлексия является одной из наиболее важных функций аналитика. Интуиция и другие субъективные переживания терапевта могут дать очень ценные подсказки в плане того, что происходит с пациентом. Внутренние реакции следует отслеживать и подвергать когнитивной проработке, противопоставляя субъективность аналитика ассоциациям пациента; для получения доказательств верности догадок аналитика важно использовать образы и метафоры, ассоциативные связи мыслей

Поланд (1988), Чусед (19991) и Боески (1990) считают, что хотя контрперенос аналитика часто помогает добраться до сути бессознательных конфликтов пациента, сама реакция контрпереноса не изменяет этих конфликтов. Основной задачей аналитической работы является осознание и разрешение давних и глубинных конфликтов.

Социально-конструктивистская позиция Ирвина Гофманна (1991). Как и Реник, Гофманн считает, что субъективность аналитика всегда присутствует в анализе, оказывая влияние на все, что происходит в терапии. Развивая эту идею, Гофманн утверждает, что субъективные ответные реакции аналитика не только оказывают серьезное влияние на возникновение материала, но и помогают пациенту создать новую психическую реальность. Постепенно выделяясь из сплава переносных-контрпереносных отношений, эта новая реальность подменяет или замещает невротические компромиссные образования, которые прежде являлись частью внутреннего мира пациента и были корнем его проблем. Формулировки Гоффмана были значительно расширены и уточнены Спенсом (1982), который рассматривал аналитическую работу скорее как развитие «повествовательной», чем поиск «исторической» истины.

Доказывая, что пациенты воспринимают значительно больше, чем можно предположить из их вербализации, Арон (1991) утверждает, что активное задавание вопросов о таких ситуациях на определенном этапе аналитической работы открывает совершенно новые горизонты. Арон, как и Реник, глубоко убежден, что аналитику иногда совершенно необходимо открыто выражать свое мнение и убеждения. Раскрывая себя таким образом аналитик делает явным и очевидным то, что ранее передавалось скрытыми и непрямыми путями.

Кристофер Боллас (1987) убедительно доказывает, что делясь с пациентом наблюдениями, относящимися к собственным контрпереносным реакциям, аналитик открывает доступ к определенным сторонам Самости пациента, недоступным для исследования другим путём.

Дэвис (1994) и Милетик (1998) тоже поддерживают идею самораскрытия в специфических ограниченных условиях с целью облегчить пациенту осознание проекций и устоявшихся предрассудков. Рейзер (1997) при помощи нейрофизиологических исследований показал, что банки памяти аналитика активируются материалом пациента; когда аналитические инструменты терапевта приведены в созвучие с пациентом, воспоминания аналитика глубоко и логично связаны с ассоциациями пациента. Это подтверждает идею Исаковера (1963).

В последнее время анализ пациентов, пострадавших от серьезной психологической травмы в детском возрасте, стал сферой психоаналитической работы, в которой контрперенос используется как основной инструмент. Как показали МакДугал (1979) во Франции и Митрани (1995) в США подобные пациенты неспособны вербализовать свои чувства, а их ассоциации не обеспечивают доступ к переживаниям, связанным с травматическим опытом. Только через свои субъективные ответные реакции, возникающие в ходе сеанса, аналитик может добраться до внутреннего мира пациента. Подобные исследования, вместе с клиническими исследованиями таких коллег, как Уэлдрон (1997) и Дагл (1988), изучавших обмен между пациентом и аналитиком по записанным на пленку сеансам, подтвердили существенность роли, которую играет контрперенос в понимании сложно расшифровываемых деталей психологии пациента.

За последние двадцать лет исследования контрпереноса (а в более широком смысле - психики работающего аналитика) расширили понимание аналитического процесса, значение субъективности аналитика в этом процессе, и взаимосвязей интерсубъективных аспектов анализа с интрапсихическим миром пациента: коммуникация между бессознательным пациента и аналитика является центральной характеристикой аналитического процесса.

Выделяющийся из сложного сплава отношений пациента и аналитика, контрперенос является интегральной и изначально присутствующей составляющей аналитического процесса Джекобс Дж. Теодор. Прошлое и будущее контрпереноса: обзор концепций. М.: 2004..

Заключение