Психология ребёнка и её отражение в литературе

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ АВТОНОМНОЕ

ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ

«НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

«ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ»

Факультет Санкт-Петербургская школа гуманитарных наук и искусств

Образовательная программа «Филология»

Психология ребёнка и её отражение в литературе

БАКАЛАВРСКАЯ РАБОТА

по направлению подготовки 45.03.01 «Филология»

образовательная программа «Филология»

Гуккина Мария Сергеевна

Научный руководитель

Доктор филологических наук, профессор

Б.М. Гаспаров

Санкт-Петербург, 2020

Детская психология всегда привлекала внимание как исследователей в различных научных дисциплинах, так и деятелей культуры и искусства, в первую очередь -- художественной литературы. Целью исследования является определение роли литературы в изучении психологии ребенка и анализ изображения его образа в мировой литературе различных периодов. Определению отличительных черт описания и вербализации детской психологии и мировосприятия способствовало рассмотрение нескольких детских психологических портретов из произведений контрастных культурно-исторических эпох. В работе задействованы теоретические труды по детской психологии, развитию мышления и речи ребенка, а также статьи исследователей психологических портретов в художественной литературе. Результаты анализа показали значительные различия между способами представления психологического портрета ребенка в литературных произведениях и доказали, что модель изображения сознания детей в литературе является психологическим конструктом самой литературы и тех парадигм научного и художественного мировоззрения, которые преобладают в обществе в определенную эпоху.

Содержание

ВВЕДЕНИЕ

Глава 1 Психологический портрет в романе Ш. Бронте «Джейн Эйр» на пути становления сильного женского характера

Глава 2 Саморефлексия маленького героя повести Л. Толстого «Детство»

Глава 3 Живой, новаторский в американской литературе образ в романе М. Твена «Приключения Тома Сойера»

Глава 4 Воображение как способ психологической защиты в романе Л. Монтгомери «Энн из Зеленых крыш»

Глава 5 Анализ детского образа в романе А. Белого «Котик Летаев»

5.1. Феномен зарождающегося самосознания

5.2. Развитие детской речи в свете концепции Выготского

Глава 6 Психология советского ребенка в повести В. Пановой «Сережа»

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

роман защита психологический характер

Введение

Данное исследование посвящено особенностям психологии ребенка, анализируемым на основе образов детей в произведениях мировой литературы. Под детской психологией в этой работе понимается как многообразие чувств и эмоций ребенка-героя произведения, подталкивающих его на совершение определенных поступков, так и детское сознание в своем развитии, связь его речи и мышления.

Целью работы является описание психологического портрета главных героев произведений, а также их анализ при помощи различных методов, общепринятых в психологии и литературоведении при подобных исследованиях. Изучаются особенности психологических реакций героев, обусловленные чертами психологии, свойственными для детского возраста, мотивы совершаемых ими поступков, психология взаимоотношений детей с другими героями произведений, а также процесс развития мышления и сознания ребенка в связи с его языковой эволюцией. Благодаря мотивному методу, можно определить мировоззренческую и эстетическую позицию писателя в целом, а для анализа детской речи и мышления используется метод дискурсивного анализа с опорой на теоретический материал. Также изучается культурный, социальный и литературный контекст эпохи каждого произведения. При психологическом исследовании образа ребенка в художественном произведении также важно учитывать личный опыт самого автора и его мировоззрение -- для этого применяется биографический метод анализа художественных литературных произведений.

Учеными, внесшими наиболее значимый вклад в изучение детской психологии, труды которых чрезвычайно важны для данного исследования, являются советский психолог Лев Семёнович Выготский и швейцарский психолог и философ Жан Пиаже. И Выготского, и Пиаже особенно интересовали особенности развития речи и мышления ребенка. Тогда как Выготский являлся представителем культурно-исторической методологической позиции, Пиаже придерживался естественно-научной модели изучения детской психологии.

В рамках концепции Пиаже о психологии ребенка впервые были сформулированы и обоснованы значимые понятия современной психологической науки о детском развитии. Так, Пиаже настаивал на эгоцентричности детского сознания, полагая, что именно эгоцентризмом обуславливается качественно иное устройство мировосприятия и поведения ребенка. Пиаже выделял несколько ступеней когнитивного развития детского сознания во взрослое: период сенсорно-моторного интеллекта, или аутистическое мышление (0-2 года), период репрезентативного интеллекта и подготовки и организации конкретных операций, или эгоцентрическое мышление (2-11 лет), и период репрезентативного интеллекта и формальных операций, или социолизированное мышление (11-15 лет) [Обухова 1981, 57-58]. Основой же логического аппарата ребенка в понимании Пиаже является именно эгоцентрическая структура детского ума, при которой ребенок не может сопоставлять свои суждения с чужими.

Как отмечает исследовательница Л.Ф. Обухова, Выготский высоко ценивший труды своего швейцарского коллеги, отметил, что Пиаже первым поставил проблему детского развития как проблему качественную, определил, что мышление «ребенка отличается от мышления взрослого человека», и показал экспериментально [Обухова 2016, 229]. Однако, в отличие от Пиаже, Выготский говорил о логике восприятия ребенка как противоположности логики мыслей и противоречий, делающей непостижимым детское мышление и высказывания для взрослого человека, видящего в них алогичность и неразумность. Тем не менее, именно в связи с успехами в исследовании детской психологии стало возможно более глубокое понимание психологии взрослого, особенно психологического устройства творческого акта.

Так, особенную роль в исследовании детской психологии, изображаемой в художественном произведении, играет ее связь с психологией искусства, в которой прослеживаются значимые параллели с психологией ребенка. В работе советского психолога и основателя культурно-исторической школы в психологии Льва Выготского «Психология искусства» рассматривается аспект детской психологии в искусстве. Исследователь разъясняет роль ребенка в глобальных концепциях искусства, опираясь на психоаналитические утверждения австрийского психолога и психоаналитика Зигмунда Фрейда. Поскольку в рамках психоанализа изучается предмет бессознательной жизни и ее проявлений, этот же метод применяется для толкования вопросов искусства, в большой степени являющегося сублимацией бессознательного и подсознательного в творце. Фрейд указывает на две формы проявления бессознательного, которые релевантны по отношению к искусству: «детскую игру и фантазии наяву» [Выготский 1998, 92]. Сознание ребенка как психологический и психоаналитический концепт играет в данном случае важную роль: утверждается, что ребенок смотрит на созданный им в игре мир крайне серьезно, вносит в игру много одушевления, а противоположным игре для ребенка становится несерьезность, что и есть действительность. По Фрейду, ребенок прекрасно отличает созданный им мир от действительного и ищет основу для воображаемых объектов в осязаемых предметах действительности. Таким же образом деятель искусства, как играющее дитя, создает мир, к которому относится серьезно, «вносит много увлечения, в то же время отделяя его от действительности» [Фрейд 1912, 18]. Когда ребенок перестает играть, он не может отказаться от наслаждения, которое ему доставляла игра, поэтому источниками, заменяющими ему игру, становятся сны наяву или фантазии, явления более приближенные к искусству. Для понимания искусства значим факт, что побудительными стимулами фантазии, ее источником, является неудовлетворенность. Фантазия становится неким инструментом для осуществления скрытых в бессознательном желаний, коррективом не дающей удовлетворения действительности. Поэтому Фрейд полагает, что в основе всякого творчества, как и в основе сновидения и фантазии, лежат неудовлетворенные и вытесняемые в бессознательное желания. Механизм искусства в этом отношении чрезвычайно походит на механизм действия фантазии. Так, фантазия возбуждается сильным переживанием, которое «будит в писателе старые воспоминания, большей частью относящиеся к детскому переживанию, исходному пункту желания, которое находит осуществление в произведении... Творчество, как «сон наяву», является продолжением и заменой старой детской игры» [Фрейд 1912, 26]. Таким образом, художественное произведение для самого автора является средством сублимировать неудовлетворенные детские желания, которые в реальной жизни не получили осуществления. В труде «Психология искусства» Выготский поддерживает и развивает фрейдовскую концепцию психологии ребенка и ее роль в искусстве.

Как было описано ранее, исследования разных стадий мышления играют важную роль и в лингвистической науке, однако в них применяется множество подходов. Так, в эпоху структурализма исследователи видят в ребенке усвоение структуры; в эпоху генеративной грамматики язык ребенка развивается посредством формулировки для себя генеративных правил; а в современном мире, в эпоху когнитивной лингвистики, оказывается, что ребенок формулирует дискурсивные островки речи. Предположительно, все эти процессы так или иначе происходят во время развития человеческого сознания, однако исследователи выделяют те концепты, которые отражают их собственное научное мировоззрение. Очевидно, что литературе такая субъективность свойственна еще в большей степени, чем науке.

Вечная актуальность темы развития человека в раннем возрасте, которая, безусловно, имеет репетативный характер в реальной жизни, в современном мире особенно усиливается в связи с развитием таких наук, как психо- и нейролингвистика. Однако очевидно, что эта тема в литературе строится не чисто как психологическое исследование ребенка. Поскольку «психология» в литературе, в особенности относящаяся к ребенку, чрезвычайно неоднозначна и тяжела в исследованиях, в каждом художественном произведении присутствует большой компонент личного восприятия. Исследование психологии ребенка преломляется, во-первых, через стиль эпохи, а во-вторых, через представление самого автора о детском возрасте. Так, в художественных произведениях, особенно автобиографических, автор передает свой субъективный опыт.

Итак, в данной работе анализируется, как психология ребенка изображена в литературе и как это зависит от литературной эпохи и литературного стиля. Рассматривается несколько контрастных культурно-исторических эпох и показано, как психология ребенка преломляется через эстетику, через творческое, литературное сознание, стиль этой эпохи.

Психология ребенка представляет собой некий тяжело доступный для понимания концепт. Тем не менее, детское сознание непрестанно существует в бессознательном взрослого человека и влияет на его жизнь. Создатель художественного произведения, тонко чувствующий окружающую действительность и непременно обращающийся к своему прошлому, способен с помощью художественных средств изобразительности воссоздать свой детский мир, особенности своего мировосприятия в образах и характерах героев своего произведения.

В работе идет речь о шести произведениях: готический роман Шарлотты Бронте «Джейн Эйр», автобиографическая повесть Льва Толстого «Детство», авантюрный роман Марка Твена «Приключения Тома Сойера», канадский роман Люси Мод Монтгомери «Энн из Зеленых крыш», модернистский роман Андрея Белого «Котик Летаев» и советская повесть Веры Пановой «Сережа». В каждом из этих произведений, являющихся яркими примерами художественной литературы о детстве и психологии ребенка, где восприятие мира детским сознанием выходит на передний план, имеет свои характерные черты и особенности, что позволяет глубоко и многосторонне проанализировать поставленную в данной работе проблему. Исследуемые произведения выбраны по хронологическому, историческому и языковому принципу, время и место их написания охватывает различные эпохи и страны, что способствует более глубокому, полноценному и непредвзятому анализу изображения и вербализации детской психологии в мировой художественной литературе, а также позволяет исследователю считывать в них индикатор философских и эстетических предпочтений того или иного времени через призму психологии ребенка.

Глава 1 Психологический портрет в романе Ш. Бронте «Джейн Эйр» на пути становления сильного женского характера

Социально-психологический, автобиографический роман Шарлотты Бронте «Джейн Эйр», впервые опубликованный в Англии в 1848 году, имеет характерное для XIX века романтическое направление.

В произведении описан жизненный путь девушки, оставшийся без родителей, однако сумевшей не только выжить в доме недоброжелательных к ней родственников и в ужасных условиях школы-интерната, но и стойко перенести все жизненные трудности и развить сильный характер, глубоко повлиявший на отношение к роли женщины в обществе того времени.

Бронте, в отличие от большинства детских писателей того времени, описывала более интенсивные и сложные внутренние чувства детей. Такой ребенок, как Джейн, вынужденный существовать без любви и без понимания или принятия в таком месте, как Гейтсхед Холл, может естественно иметь враждебные чувства к его обитателям. Слишком робкий и бессильный, чтобы попытаться выразить их, кроме как под огромным давлением, этот ребенок вполне может казаться отвратительным по характеру и слишком замкнутым в себе.

Только в моменты, когда героиня могла побыть наедине с самой собой, она была более счастливой. В это время она нежно заботилась о своей кукле: «Я не могла уснуть, не завернув ее в широкие складки моей ночной сорочки; и когда она лежала рядом со мной, в тепле и под моей защитой, я была почти счастлива, считая, что должна быть счастлива и она» [Бронте 2015, 28]. Также самой главной отдушиной от невысказываемых скрытых переживаний и страданий, доставляемых ей ее окружением, для нее служило чтение книг и изобразительное творчество, дававшие свободу ее богатой фантазии, воображению и тяге к иной жизни: она любила фантастику и приключения, срисовывать с книжек картинки. Её завораживали описания далёких стран, холодных северных краёв. Это был яркий, разнообразный, впечатляющий мир, совсем не похожий на однообразное существование в доме Ридов. Книги ее спасали: и давали отдых ее страждущей душе, и помогали думать о важных жизненных вопросах, и готовили к будущей жизни. Они частично заменили ей воспитание, которое могли бы дать отец и мать. В мысленных путешествиях был весь ее мир, благодаря этому расширялось ее детское мировоззрение. Книги рассказывали девочке о другой жизни, не похожей на жизнь в Гейтсхед Холле, и давали ей возможность взглянуть на тот мир, в котором она жила, со стороны, отдохнуть от него. Возможно, именно поэтому Джейн вела себя не так, как другие обитатели Гейтсхед Холла, и втайне не принимала поведение его обитателей и презирала их мнение.

Роман Бронте «Джейн Эйр», главным образом, представляет собой роман о детях, так как он описывает духовное, психологическое и нравственное развитие Джейн от детства до взрослой жизни. Повествование, структурированное как автобиография, следует за жизнью молодой Джейн Эйр и жизнью окружающих ее женщин, которую Бронте использует для описания системы патриархата, царящего в английском обществе той эпохи, и несправедливости, которую испытывали женщины в те времена.

Пониманию культурно-социального контекста, в котором существовала Англия и английское общество XIX века, способствует принятие во внимание особенностей английской образовательной системы того времени, в рамках которой женщины не допускались до серьезных наук, а обучались, в первую очередь, навыкам хорошей жены. Девушек учили таким предметам, как изящные искусства и французский язык, но не в целях дарования им возможности достичь известности или большого мастерства в этих занятиях, а в целях доставления удовольствия их будущим мужьям и поддержания существующего патриархального общества. До замужества у девушек было совсем немного вариантов трудоустройства и самообеспечения, они были ограничены своим общественным положением. Типичная работа, которую могла иметь незамужняя женщина, состояла в портном деле или обучении детей, гувернерстве.

Тем не менее, брак был наиболее подходящим вариантом для женщин, потому что он предлагал патриархальную защиту не только в эмоциональном и духовном плане, но и в самом буквальном смысле. Брак давал женщинам возможность жить комфортно, чувствовать себя в относительной безопасности и быть финансово обеспеченными, чего не могли достичь одинокие женщины. Это общество, в котором растет юная Джейн Эйр и другие герои романа Бронте.

Не имея такой патриархальной защиты как сирота, Джейн впервые представляется читателю как уязвимый ребенок, с которым плохо обращаются. Живя с родственниками после смерти своих родителей, десятилетняя Джейн ложно обвиняется в любой провинности, называется своими опекунами «непослушной, упрямой и лгуньей» [Бронте 2015, 22]. Сирота Джейн растет вместе с Джоном, Элизой и Джорджиной Рид, ее двоюродными братом и сестрами. Однако детство Джейн в доме родственников проходит отдельно от других детей. Ей запрещают с ними общаться, чтобы избежать дурного влияния девочки. Она страдает от жестокого обращения и отсутствия нежной заботы. Пытаясь снизить социальный статус Джейн, миссис Рид взяла на себя роль благодетельницы Джейн, сознательно ставя Джейн в положение, в котором у нее не было ни прав, ни возможностей. Неспособность Джейн занять свое место в обществе и отсутствие личного состояния делают ее зависимой от миссис Рид. Опыт Джейн как воспитанницы своей тети в Гейтсхеде подчеркивает пагубные последствия, вызванные отсутствием отца и дяди, как покровителей, очень важных для патриархального общества, в котором ей приходилось существовать.

Позже в романе Джейн восстает против того самого общества, которое принижает женщин. Здесь подчеркивается несправедливость патриархального строя и функция Джейн в призыве к реформированию прав женщин. Бронте расширяет этот призыв к реформе, показывая опыт Джейн в Институте Ловуда, где юную героиню унижают и несправедливо наказывают.

События романа, в которых Джейн Эйр отдают в школу с кошмарными условиями, являются автобиографическими: Шарлотта Бронте описала свой опыт, когда она со своими сестрами училась и жила в подобном заведении, в школе в Коуэн-Бридже. В книге Элизабет Гаскелл «Жизнь Шарлотты Бронте» подробно описаны страдания, которые пришлось пережить девочкам, находясь в этом месте: две сестры Бронте там заболели и в дальнейшем умерли от чахотки. Одна из этих сестер, а именно Мария Бронте, является прототипом подруги Джейн Эйр, Элен Бернс.

В Ловуде Джейн, как и остальные учащиеся, сталкивается с физическим насилием и пренебрежением к жизням учеников. Ученикам подают сожженную кашу в небольших порциях; студенты носят тонкую, изношенную одежду, непригодную для подобной погоды. Поскольку отвратительные условия учреждения представлены в форме автобиографии, это делает повествование особенно убедительным. Ведь такие девушки, как Джейн, чаще всего не имели отцов, у них не было никого, кто мог бы защитить их.

После детства, проведенного в Гейтсхеде и Ловуде, Джейн становится молодой женщиной, которая достаточно образованна, чтобы работать учителем или гувернанткой. Это путь, по которому Джейн решает следовать из-за своего отчуждения от семьи Рид и отсутствия близких родственников. Если бы она не получила такое образование в Ловуде, ее другим единственным вариантом был бы брак, а поскольку у нее нет отца или приданого, ее замужество дало бы ей весьма ограниченные и неблагоприятные возможности. По этой причине, когда Джейн становится взрослой, она решает стать гувернанткой Торнфилда у молодой подопечной Эдварда Рочестера, Адель Варенс. Будучи сиротой в детстве, мистер Рочестер воспитывает Адель, потому что ее мать не была замужем и оставила Адель без семьи. Решение Рочестера растить Адель и дать ей образование, как решение мистера Рида удочерить Джейн, дало ей патриархальную защиту, необходимую для продвижения в английском обществе. Воспитанница Адель, в отличие от Джейн, с раннего детства получает хорошее образование. Этот контраст иллюстрирует резкую разницу в реальности между возможностями девочек в ??викторианской Англии.

Таким образом, в романе «Джейн Эйр» Ш. Бронте удается живописать психологию юной героини, ущемленной неблагоприятными социальными условиями, в котором она вынуждена существовать и преодолевать жизненные трудности. Писательница ярко и реалистично изображает внутренний мир героини на пути ее взросления, психологические коллизии при столкновении девушки с радостями и невзгодами.

Глава 2 Саморефлексия маленького героя повести Л. Толстого «Детство»

Первый анализируемый в этой работе период -- середина XIX века, когда Л. Н. Толстой пишет свою первую доведенную до конца повесть «Детство», опубликованную в 1852 году. В образе ребенка Толстой концентрируется именно на психических процессах, описывает малейшие движения души ребёнка на пути его взросления. Предшественники Толстого, например, И. А. Гончаров, уже описывали среду, в которой проходило детство их героев. Однако окружающая инертность лишь убила живость в маленьком Обломове. Гончаров также описывал события и эмоции ребёнка, однако, в отличие от Толстого, не показывал сами психические процессы. Толстой же сосредотачивается именно на том, как меняются чувства и мысли героя в процессе становления его личности.

Во времена написания трилогии в дворянской среде всё ещё было принято дистанцированное воспитание ребёнка: ребенком в значительной степени занимались няня или гувернер. Цель такого воспитания была -- подготовить полноценного члена светского общества и сделать так, чтобы ребёнок доставлял родителям при встрече лишь радость. Так, дети до совершеннолетия не были включены в родительскую жизнь и тем более не являлись её центром.

Как сам Лев Толстой, преисполненный чувством глубокого умиления, вспоминает о своем собственном детстве, так и в первой повести из трилогии «Детство. Отрочество. Юность» он выражает крайне доброжелательное отношение героя ко всем окружающим, характеризует детский период как самый прекрасный: «Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства! Как не любить, не лелеять воспоминаний о ней? Воспоминания эти освежают, возвышают мою душу и служат для меня источником лучших наслаждений» [Толстой 1911, 54]. Также и в своих «Воспоминаниях» в 1903 году он описывает свое детство как «чудный, в особенности в сравнении с последующим, невинный, радостный, поэтический период» [Толстой 1983, 380].

Так, повесть оказывается в тесной связи с личным опытом и детскими воспоминаниями самого писателя: при изучении биографии Толстого по его личным записям и воспоминаниям его современников становится очевидно, что детское окружение писателя послужило прототипами его героев в «Детстве». Однако автобиографический элемент в повести Толстого переплетен с описанием событий из детства других людей, окружавших писателя в ту пору, а также с художественным вымыслом автора. Кроме того, Толстому в этой повести, как и на протяжении всего творческого пути, свойствен глубокий психологический анализ героя, выраженный прежде всего в самоанализе рассказчика. Он вглядывается в себя самого, стараясь подметить в себе, наряду с чистыми и высокими чувствами, проявления мыслей мелочных и тщеславных.

Например, важную роль в жизни детей играла экономка Прасковья Исаевна, которую Толстой изобразил в повести «Детство» под именем Натальи Савишны, о чем утверждает русский литературовед, он же личный секретарь Толстого, Николай Гусев. Писатель считал, что эта женщина имела сильное влияние на «направление и развитие» его чувствительности [Толстой 1911, 145]. Он называет ее «редким», чудесным созданием» и утверждает, что вся ее жизнь -- «чистая и бескорыстная любовь и самопожертвование». Один эпизод, связанный с Прасковьей Исаевной (в повести -- Натальей Савишной), рассказан в «Детстве», о чем пишет сам Толстой в своих «Воспоминаниях». За обедом Николенька уронил графин и залил скатерть квасом. Мать, увидев его неосторожность, сказала: «Позовите-ка Наталью Савишну, чтобы она порадовалась на своего любимчика» [Толстой 1911, 122]. И, когда мальчик после обеда, ничего не подозревая, отправился в залу, внезапно появилась Наталья Савишна с мокрой скатертью в руке, поймала его и начала тереть его мокрым по лицу, говоря: «Не пачкай скатертей!». Реакция Николеньки на подобное обращение любившей его экономки особо примечательна: его это так обидело, что мальчик разревелся от злости: «Как! -- говорил я сам себе, прохаживаясь по зале и захлебываясь от слез. -- Наталья Савишна, просто Наталья, говорит мне ты и еще бьет меня по лицу мокрой скатертью, как дворового мальчишку. Нет, это ужасно!» -- недоумевал Николенька и размышлял, как бы отплатить «дерзкой Наталье за нанесенное мне оскорбление» [Толстой 1911, 124].

Так же чутко, как и сам Толстой, главный герой «Детства» воспринимает природу. По воспоминаниям Толстого, на всю жизнь ему запомнился момент, когда он впервые почувствовал всю красоту окружавшего его растительного мира: «Необыкновенная красота весны нынешнего года в деревне разбудит мертвого…<…> как было, когда я, 60 лет тому назад, в первый раз заметил и полюбил красоту эту» [Толстой 1949, 281].

Первые учителя Толстого, как и Николеньки, не обладали богатыми знаниями в науках и не отличались высотой педагогических приемов. Однако первое знакомство с миром знаний было для Толстого радостным событием. В своей незаконченной автобиографии о раннем детстве «Моя жизнь» Толстой делал заметки: «Уроки (радость и шалость)» [Гусев 1954, 82]. Учебные занятия маленького Толстого также проходили под руководством немца-гувернера, Фридриха Рёсселя, которого в семье называли Федором Ивановичем, Толстой также использовал в качестве прототипа героя под именем Карла Ивановича Мауэра: «И его история, и его фигуры, и его наивные счеты -- все это действительно так было» [Толстой 1983, 406]. Очевидно, в данном случае реальный персонаж представлялся Толстому настолько типичным, что он без существенных изменений переносил в произведение как черты его характера, так и значимые события его жизни.

«Беспредельную потребность любви» Толстой называл главным свойством детской психологии: «Все, окружавшие мое детство лица, от отца до кучеров, представляются мне исключительно-хорошими людьми» [Толстой 1983, 381]. В повести «Детство» Толстой рассказывает ряд эпизодов из своего детства, где проявлялось переполняющее его любовное, доброе отношение ко всем окружающим: перед сном он размышлял о своей любви, распространяющейся на каждого близкого человека, молился, чтобы бог дал им всем счастье. Похвалы и одобрение старших играли для ребенка Толстого особую роль. В заметках автобиографии «Моя жизнь» он писал: «Утешало то, что думал: я буду дурен, но умен» [Гусев 1954, 94]. Очевидную параллель можно найти в XVII главе повести, где говорится, что когда Николеньке было шесть лет, однажды за обедом зашел разговор о его наружности. Мать старалась найти в его лице какие-нибудь привлекательные черты, но, уступив доводам окружающих, вынуждена была согласиться, что мальчик нехорош собой -- тогда мать сказала: «Ты это знай, Николенька, что за твое лицо тебя никто не будет любить, поэтому ты должен стараться быть умным и добрым мальчиком» [Толстой 1911, 34]. Эти слова, по мнению Николеньки, хоть и убедили его, что он не красавец -- мальчик решил: «я непременно буду добрым и умным мальчиком» [Толстой 1911, 35].

Переезд из родительской усадьбы в столицу имел большое значение в развитии и изменении взгляда на жизнь как маленького Льва Толстого, так и героя его повести. В имении Николенька и его семья являлись центром внимания окружающих, в то время как в Москве они терялись среди множества горожан. Такие перемены сперва казались непонятными мальчику. В «Детстве» Николенька рассказывает: «Я никак не мог понять, почему в Москве все перестали обращать на нас внимание -- никто не снимал шапок, когда мы проходили, некоторые даже недоброжелательно смотрели на нас» [Толстой 1911, 35]. По пути в Москву мальчик увидел множество людей, живших своей жизнью, и не имевших ничего общего с жизнью его семьи. Тогда это сильно потрясло Николеньку и в корне переменило его мировоззрение. С этого момента началась новая пора его жизни: «Случалось ли вам, читатель, в известную пору жизни вдруг замечать, что ваш взгляд на вещи совершенно изменяется, как будто все предметы, которые вы видели до тех пор, вдруг повернулись к вам другой, неизвестной еще стороной? Такого рода моральная перемена произошла во мне в первый раз во время нашего путешествия, с которого я и считаю начало моего отрочества.» [Толстой 1949, 127].

Важную роль в понимании характера и восприятия мира маленьким героем «Детства» играет его светлое чувство влюбленности. Одним из первых ярких чувств стала любовь к сверстнику Сереже. Как писал Толстой в воспоминаниях: «В мужчин я очень часто влюблялся, первой любовью были два Пушкина» [Толстой 1983, 435]. В повести Мусины-Пушкины появляются под фамилией Ивиных.

В последней редакции «Детства» говорится об особенной влюбленности Николеньки в одного из мальчиков Ивиных -- Сережу. То чувство, которое испытывал к нему маленький Николенька, подробно раскрывает его нежные детские чувства: «Его оригинальная красота, -- рассказывает Толстой, -- поразила меня с первого взгляда. Я почувствовал к нему непреодолимое влечение. Видеть его было достаточно для моего счастия; и одно время все силы души моей были сосредоточены в этом желании <…> Я... ничего не желал, ничего не требовал и всем готов был для него пожертвовать. <…> Между нами никогда не было сказано ни слова о любви, но он чувствовал свою власть надо мною и бессознательно, но тиранически употреблял ее в наших детских отношениях... Иногда влияние его казалось мне тяжелым, несносным, но выйти из-под него было не в моей власти. Мне грустно вспомнить об этом свежем, прекрасном чувстве бескорыстной и беспредельной любви, которое так и умерло, не излившись и не найдя сочувствия» [Толстой 1928, 156]. Так, привязанность Николеньки к Сереже, как и Толстого к Саше Мусину-Пушкину, окончилась разочарованием.

Еще одно сильное чувство, вспыхнувшее в детстве Толстого, была любовь к Сонечке Колошиной, приходящейся Толстому дальней родственницей. Эту любовь Толстой описал в «Детстве», сохранив имя девочки: «Я не мог надеяться на взаимность, да и не думал о ней: душа моя и без того была преисполнена счастием. <…> Мне и так было хорошо. Сердце билось, как голубь, кровь беспрестанно приливала к нему, и хотелось плакать» [Толстой 1911, 113].

Таким образом, характер чувств Николеньки к Сереже и к Сонечке оказывается очень схожим: он ничего не требует от любимого существа и готов всем ради него пожертвовать. Внешние проявления любви главного героя очень сходны в обоих случаях. Он погружен в эти сильные чувства, а благодаря глубокому самоанализу Николеньки, который так детально описывает Толстой, читатель может видеть, сколько эмпатии проявляет ребенок по отношению к объекту своей любви. Так, например, про Сережу говорится: «Когда бабушка сказала ему, что он вырос, он покраснел, -- я покраснел еще больше» [Толстой 1911, 126]. Таково и отношение мальчика к любимой Сонечке: «Сонечка улыбнулась, покраснела и сделалась так мила, что я тоже покраснел, глядя на нее» [Толстой 1911, 158].

После вечера, проведенного с Сонечкой, Николенька не в силах заснуть «от сладостного волнения», ему нужно «поделиться с кем-нибудь избытком своего счастия» [Толстой 1911, 174]. Он говорит о своих чувствах старшему брату, но тот не понимает, как может быть достаточно только «всегда с ней быть, всегда ее видеть, и больше ничего», Володя отвечает, что ему хотелось бы «расцеловать ее всю». Николенька был оскорблен тем, что брат не понимает его светлых бескорыстных чувств. Мальчик приписывал объекту своей влюбленности самые прекрасные качества, которые существовали скорее в его воображении, нежели в действительности, что понял уже позже. Толстой однако так же дорожил этим светлым детским чувством, образ которого навсегда остался для него идеалом любви.

Кроме того, важно отметить, что постоянный самоанализ главного героя выражен благодаря особенностям художественного стиля Толстого, которые были свойственны ему на протяжении всего творческого пути.

Психологический анализ героя «Детства» проявляется в подробном описании сложности и противоречивости его переживаний. Рассказчик внимателен к размышлению над своими чувствами и эмоциями, а также откровенен во всех своих слабостях: «Сколько незаметных для самого себя кроется в душе человеческой обманов!» -- восклицает он [Толстой 1928, 137]. Противоречивые чувства, которые испытывал Николенька при отъезде в Москву, описано следующим образом: «Мне стало очень, очень жалко оставить maman; вместе с тем мысль, что мы стали большие и что я могу утешить maman, приятно пощекотала мое тщеславие» [Толстой 1928, 113]. Также очень неоднозначные чувства проявились у мальчика при известии о смерти матери: «Меня занимало и как-то доставляло удовольствие, что я плачу о maman, что я -- чувствительный ребенок» [Толстой 1928, 135]. На ее похоронах Николенька беспокоится, что дьячок может принять его за бесчувственного человека; ему также неприятно, что дворовые девушки плачут об умершей барыне не меньше его, а он не может показать, что огорчен сильнее. Таким образом Толстой показывает все чувства и душевные состояния героя, никак их не идеализируя.

Так же кропотлив Толстой и в описании душевных состояний других героев, которых анализирует рассказчик. Приехав в деревню к умирающей матери, отец Николеньки встречает у нее в спальне молодую красивую соседку: «Я заметил, как отец в одно и то же время, как он посмотрел на лицо maman, кинул взгляд и на ее прекрасные, обнаженные почти до локтя руки. Я уверен, что отец, который был убит горем, в эту минуту полюбовался этими руками, но подумал: «Как можно в такую минуту думать о таких вещах?» [Толстой 1928, 147]. На похоронах своей жены отец Николеньки, стоявший у гроба, «был прекрасен в эту минуту, все движения его были, как и всегда, грациозны, свободны и уверенны, но, не знаю, почему, мне в эту минуту представилось его лицо, когда он в кондитерской хотел поцеловать француженку» [Толстой 1928, 149]. Таким образом, рассказчик описывает принципы поведения своего отца, а следовательно, находит в своих близких те же слабости и разоблачает такие же тщеславные мысли, что и в себе самом. Когда мальчик наблюдает за отцом у гроба матери, он думает, что «он не так убит горем, чтобы думать только о нем. Я почувствовал в нем это и обвинил его в том же, в чем обвинял и себя. Меня утешала мысль, что не я один бесчувственен» [Толстой 1928, 149]. Повесть Толстого также отличается раскрытием внутренних чувств через внешние проявления. Так, неоднократно Толстой разгадывает оттенки внутренних значений улыбки, смеха, жеста.

Например, отец, приехавший из Москвы, впервые приближается к спальне своей тяжело больной жены. «Чем ближе подходил он к этой комнате, тем более заметно было его беспокойство. Он менее опирался на каблук и хотя мне не видно было его лица, все телодвижения ясно доказывали это» [Толстой 1928, 146].

С той же взрослой осмысленностью, однако, описывается и интроспекция маленького главного героя повести, благодаря которой читатель и исследователь видит процессы детской психологию изнутри. Толстой отмечает свойственную детям восприимчивость и вытекающую из нее быструю смену настроений, развитое воображение, «чистоту души», «невинную естественную беззаботность» [Толстой 1928, 110]. Толстой отмечает, что «В детях есть врожденное чувство тонкой деликатности» [Толстой 1928, 145].

Из стилистических приемов Толстого можно отметить, что он не дает общей характеристики персонажа при его появлении, читатель постепенно узнает их душевные качества, анализируя их поведение. Именно таким образом в повести Толстого создается образ каждого действующего лица. Более того, и душевные качества героев как правило изображаются опосредованно, через их внешние проявления.

Таким образом, Толстой в «Детстве» не только описывает всю прелесть его любимой поры, но также раскрывает индивидуальные свойства характера героя и отмечает типические для психологии детского возраста черты. Герой повести Николенька Иртеньев обладает выдающимися нравственными качествами: он отличается тонкой наблюдательностью, способен замечать мельчайшие оттенки чувств и мыслей окружающих, а также свои собственные. Его чувства необычайно глубоки и сильны, мальчик отличается нравственной чуткостью, стремлением к откровенности и отвращением к притворству.

Однако в характере Николеньки можно также найти некоторые общие черты, присущие детской психике. Ему, как и всем детям его возраста, свойственна сильная восприимчивость и переменчивость настроений, развитое воображение. Он любит природу и с интересом наблюдает за жизнью животных. Такие наблюдениях Николеньки в детстве показаны в повести с чистой наивностью, описанные читателю как бы самим ребенком.

Описывая характер Николеньки с точки зрения психологии детского возраста, Толстой создает образ героя, наделяя его типичными для ребенка чертами, а также определенными чертами мальчика из помещичьей семьи. Так, несмотря на всю любовь к Наталье Савишне, мальчик все-таки не забывает, что она -- экономка, крепостная его отца, которая должна относиться к нему почтительнее, как к сыну своего господина.

Итак, в повести Толстого «Детство» главный герой ярко переживает первую любовь, чувство обиды, несправедливости, стеснения. Он погружен в самоанализ, открыт миру со всей свойственной его возрасту искренностью и восприимчивостью. В целом, образ ребенка выстроен чрезвычайно наблюдательно, что очень связано с творческой мерой Толстого и с его стилем.

Глава 3 Живой, новаторский в американской литературе образ в романе М. Твена «Приключения Тома Сойера»

Произведения Марка Твена, в том числе «Приключения Тома Сойера», впервые опубликованные в 1876 году в США, в основном отражают реальную жизнь Америки в период после гражданской войны. Реализм в его книгах -- это портрет обычных людей в их повседневной жизни. Кроме того, произведения Марка Твена в основном юмористические и сфокусированы на социальном положении героев. В книге «Приключения Тома Сойера» на формирование персонажа Тома Сойера как главного героя влияет общество того времени в Америке, на фоне чего особенности личности Тома Сойера продемонстрированы особенно контрастно.

До появления «Приключений Тома Сойера» одним из характерных жанров детской американской литературы были книги «для воскресной школы», в которых была ярко и утрированно показана ханжеская мораль обывателя того времени [Ромм 1958, 34]. Сентиментальные рассказы повествовали о благочестивых, хороших детях, которые непременно попадут в рай, и, на контрасте, о плохих детях, зачастую «кончавших жизнь на виселице» [Ромм 1958, 35]. Классическим героем таких книг обычно бывает добродетельный, но немощный «хороший мальчик». Угасая по причине болезни, перед неминуемой смертью он наставляет «плохого мальчика», на путь истинный.

Одна из целей Марка Твена при написании «Приключений Тома Сойера» и есть критика описанного выше типа книг. Ведь образы и характеры детей в таких книгах, где изображались добродетельные мальчики, которые всегда усердно трудились, хорошо себя вели, жертвовали собой ради других, охотно посещали церковь и воскресную школу были проповедническими, нереалистичными и лишенными настоящего детского веселья. В их изображении ребенок становился ангельским существом, свободным от слабостей и пороков. В детской литературе того времени эти тенденции были карикатурны, а, следовательно, утратили свою поэтическую ценность, образы детей приобрели ханжескую окраску.

Примечательно, что после появления книги Марка Твена многие образы «плохих мальчиков» стали иметь схожие с Томом Сойером черты. Уже в самом начале творческого пути Твен создал юмористическую пародию на книжки для воскресной школы: «Рассказе о дурном мальчике» (1865 г.) и «Рассказе о хорошем мальчике» (1870 г.). Они в пародийном жанре демонстрируют несовместимость реальной жизни и принципов, навязываемых воскресной школой. В интерпретации Марка Твена «плохой мальчик», не следующий моральным ценностям и не проявляющий благопристойность, тем не менее, всегда преуспевает в любых беззаконных действиях и прекрасно устраивает свою жизнь. Так, например, когда «плохой мальчик» Джим забрался на чужую яблоню, чтобы украсть яблоки, «сук не подломился, Джим не упал, не сломал себе руку, его не искусала большая собака фермера, и он потом не лежал больной много дней, не раскаялся и не исправился, ничего подобного! Он нарвал яблок сколько хотел и благополучно слез с дерева.» [Твен 1961, 38].

Не менее поучительна у Твена и история «хорошего мальчика», маленького лицемера, живущего по законам книг для воскресной школы. Главный герой, желая награды за свою добродетель, совершает благочестивые подвиги, однако время от времени попадает в неприятные ситуации, не свойственные произведениям жанра книг о «хороших мальчиках». Эти ироничные рассказы являются предпосылкой и некоего рода прологом к «Приключениям Тома Сойера».

Этот роман рассказывает о жизни американского мальчика, переживающего самые разные конфликтные ситуации. Поскольку в романе создан максимально реалистичный образ героя, он понятен читателю и в те моменты, когда проказничает, и когда, обливаясь слезами, смотрит на молящуюся за него тетю Полли. В его мыслях и действиях проявляется всё многообразие детских чувств: радость и обида, недовольство школой и нравоучениями, а также читатель видит правдоподобное озорство ребенка, наделенного буйной фантазией. Интересно, что автор не уточняет возраст Тома. Так, для многих читателей представления о его возрасте колеблется от сцены к сцене.

В целом, характер Тома -- динамичный: ребенку свойственно как получение удовольствия от детских игр, но также и решительность в действиях, требующих высокой нравственной целостности. Например, морально ценно решение Тома нарушить клятву и раскрыть вину Инджуна Джо в убийстве доктора Робинсона, чтобы освободить невиновного человека, несмотря на угрозу для самого себя. Об этом нравственном выборе идет речь в одном из основополагающих сюжетных мотивов романа, где Геку и Тому повелось сыграть важную роль. Случайно став свидетелем кладбищенской драмы, Том, превозмогая страх перед истинным убийцей доктора, в итоге решается открыть истину суду и спасает Меффа Поттера от виселицы. Эта победа одержана Томом самостоятельно; она основана лишь на нравственных чувствах и незыблемых основах морали, побуждающих действовать вопреки собственным страхам и интересам, а не на правилах, внушаемых ребенку в воскресной школе.

Кроме того, смешные и трогательные черты переплетаются в образе Тома Сойера, где комическое мастерство Твена проявляется от сцены к сцене. Юмор не является помехой для Твена-реалиста, напротив, он помогает ему глубоко проникнуть в сердце ребенка, увидеть и показать то здоровое, свежее, прекрасное, что есть в его герое.

Если рассматривать Тома Сойера как повествование о взрослении, основным предметом которого является моральное, психологическое и интеллектуальное развитие юного главного героя, то мы не увидим полноценную личность, которая, благодаря своему опыту, созревает как молодой человек. Так, Том предстает перед читателем как динамичный персонаж, который иногда возвращается к детским розыгрышам, но по существу переходит от ранних детских игр к способности принимать высоконравственные решения и обязательства, как он себя повел, раскрыв вину Инджуна Джо и защитив Бекки.

В «Приключениях Тома Сойера» детство изображено как прекрасная пора, поэтому данному периоду человеческой жизни Марк Твен придал особенно светлые черты насыщенной и свободной жизни в противовес мрачному, ханжескому миру взрослых. Любопытно, что в юмористической форме Твен сопоставляет светлый мир патриархального детства, детства на лоне природы, с миром цивилизации. Плот, на котором мальчики приплыли на остров, унесло течением, однако автор отмечает, что «мальчикам это даже доставило радость: теперь было похоже на то, что мост между ними и цивилизованным миром сожжен» [Твен 1961, 243]. Автор осуждает цивилизацию, основанную на деньгах, богатстве: несмотря на то что Том и его друг, Гек, сопутствующий герою романа во всех приключениях, сначала радуются найденному ими кладу, затем Гек говорит: «Оказывается, Том, быть богатым вовсе не такое веселое дело. Богатство -- тоска и забота, тоска и забота.» [Твен 1961, 258]. Показательно, что эти слова сказаны именно бездомным Геком, с которым остальным детям запрещалось даже разговаривать. Образ Гека в этой истории является воплощением романтического идеала свободной жизни, которым восхищаются мальчики, замученные строгими нормами поведения и религиозным ханжеством взрослых. Гек в изображении Твена свободен и счастлив: он обладает всем необходимым для этого, поскольку ему не надо «ни мыться, ни надевать чистое платье» [Твен 1961, 56].

Том Сойер с его неиссякаемым озорством и бунтарством, очевидно, симпатичен самому автору романа, поскольку инстинктивно способен отметать от себя все, ущемляющее свойственное ему чувство свободы. Проповеди священника, наказания учителей воскресной школы и тетушки Полли не могут деформировать внутреннего мира мальчика. Он вопреки всему сохраняет живость, естественность своих чувств.

Достижение реалистичности в данном случае мотивировано и психологически: ведь для любого взрослого человека детство -- это не только пройденная часть жизненного пути, но и бесценная часть его внутреннего опыта. Так, писатель смотрит на мир глазами своего героя, и этот угол зрения во многом определяет художественную систему романа и открывает путь для проникновения в душу ребенка, проникновение в самые сокровенные детские переживания. Этим и объясняется повествовательная манера автора. События, происходящие с Томом, даются как последовательное обретение новых жизненных впечатлений персонажа. Как правило они предстают перед читателем не объективно, а под углом зрения главного героя. Так, читатель узнает, что родные сбежавших на остров мальчиков, сильно за них тревожатся, только тогда, когда Том, украдкой вернувшись домой, видит слезы тетушки Полли и миссис Гарпер. Эта печальная сцена изображена непосредственно через восприятие Тома, что типично для романа.

В структуре произведения воспроизведена своеобразная для взрослого человека логика детского сознания, где одно впечатление быстро сменяется другим, а идеи лишены привычной последовательности. Три основные сюжетные линии в романе, -- влюбленность Тома Сойера в Бекки Тэчер, история кладбищенского убийства и история поисков клада. Эти линии в сюжете беспрерывно сменяются друг другом и развиваются по отдельности. Также они не связываются и в сознании самого героя: он оказывается так впечатлен происходящими событиями, что они захватывают его внимание целиком, не оставляя места для всего остального.

Естественность детского мировосприятия, противопоставляемая с противоестественностью поведения взрослых людей у Твена, обозначает главное условие здорового развития ребенка и формирования его индивидуальности. Так, маленький Том Сойер для Твена больше проявляется как личность, чем его школьный учитель, чей облик состоит из лысины, парика и палки, которая больно хлещет по детским спинам. Несмотря на то что образ Тома создан как собирательный, отражающий реалистичный портрет типичного американского мальчика того времени, он несет в себе очевидную неповторимость. Том изображен как озорной, изобретательный, постоянный предводитель мальчишеских игр. Даже имя своему герою Твен выбрал такое, чтобы оно звучало, как обыкновенное мальчишеское имя. Однако полнота, с которой представлены все типичные особенности здорового детства, и придает герою романа черты ярко выраженной индивидуальнсти.

Внутренняя жизнь героя состоит из различных и порой противоположных устремлений, чувств и настроений. Яркая фантазия и некоторая наивность сочетается в нем с рациональностью. Он юный романтик и мечтатель, подражающий героям приключенческой литературы, однако в нужный момент готов проявить сообразительность и смекалку. Так, в сцене, где Том был вынужден красить забор, сообразительный герой смог искусно переложить это дело на плечи товарищей.

При всей непоследовательности мыслей и поступков Тома, в них есть четкая внутренняя логика. Его жизнерадостностью, интересом к жизни, энергией определяется поведение героя и ход всего романа. Том зачитывается приключенческой литературой: книги о разбойниках и пиратах рисуют жизнь именно такой, какой хочет видеть ее мальчик. Хоть Тома и можно назвать романтиком, его позиция -- не бегство от жизни, а непременное творческое участие в ней. Его игра схожа с художественным творчеством, она определяется не только элементом подражания, но и познания.

Мировоззрение Тома, соответствующее возрасту и индивидуальным особенностям характера героя, заключается в размытии границ между обыденным и фантастическим в его жизни. Воскресная школа, проповеди и скучные уроки -- эти выдумки взрослых он считает бессмысленными. Мальчик способен привнести в эту тусклую, безрадостную жизнь приключения, претворить ее часть в яркий мир, созданный благодаря природной смекалке и бурной фантазии. Вера ребенка в прекрасную составляющую жизни во многом опирается на приключенческую литературу. Однако ожидая от жизни чудес, Том обнаруживает их на каждом шагу.

Благодаря такому подходу, окружающий мир для Тома преображается: он умудряется извлечь радость из любых жизненных ситуаций, находя его там, где это кажется невозможным. Ведь, например, ни одному взрослому человеку не придет в голову, что удаление зуба может обернуться возможностью для интересного времяпрепровождения: «Когда Том после завтрака отправился в школу, все товарищи, с которыми он встречался на улице, завидовали ему, так как пустота, образовавшаяся в верхнем ряду его зубов, позволяла ему плевать совершенно новым, замечательным способом» [Твен 1961, 49].