Теория и практика интерпретации в психоанализе

Появляется возможность для признания нескольких способов сделать содержание бессознательным, в дополнение к забвению. Все крупные аналитические течения используют разные понятия под одним и тем же словом «бессознательное». Когда М.Кляйн говорит о глубоких слоях бессознательного, она обращается к организованной массе весьма архаичных бессознательных фантазий, присутствующих и действующих в каждый момент существования. Из этого вытекает ошибочное представление о том, что их можно достичь непосредственно через интерпретацию. (Кляйн, 1997)

Напротив, Лакан утверждает, что «бессознательное противостоит онтологии (Lacan, 1973)», то есть, бессознательное не вещь. Если согласиться с Лаканом в этом вопросе, если считать, что «осознание того, что бессознательно», - это не перенос одной вещи из одного сосуда в другой, что в конечном итоге оставило бы бессознательное наполовину пустым, необходимо признать, что объект поиска - это новый смысл? На уровне нашего слушания существует ли скрытое содержание под явным содержанием? Или латентное содержание -- это второй смысл явного содержания? Поиск приводит на распутье между невозможной онтологией и опасностью интерпретационного произвола. Но, возможно, эта альтернатива между вещью и смыслом поставлена неправильно, и необходимо сформулировать проблему другими словами.

Аналитик слушает другое, а не то, что ему говорят. Представление о том, что он ищет скрытое содержание, которое существует за манифестным содержанием, превратило бы в вещь динамический процесс. Бессознательное не позади, оно где-то в другом месте. Слушание аналитика состоит в том, чтобы децентрализовать рассказ пациента, демонтировать его, чтобы найти новый центр, который в этот момент является бессознательным.

В игре три элемента: явный рассказ пациента; бессознательная конфигурация поля (бессознательная фантазия поля), включающая в себя активированный аспект переноса/контрпереноса; то, что в этот момент соответствует чему-то бессознательному анализируемого, и что необходимо интерпретировать.

Именно через посредство бессознательной конфигурации поля может выражаться бессознательное анализанта, к которому аналитик может найти интерпретацию. Таким образом мы избегаем риска произвола: не всякий смысл соответствует, не всякая интерпретация справедлива. Лучшим примером здесь является использование рассказа о своих снах анализируемым: из множества возможных и правдоподобных интерпретаций сновидения выбор отдается той, которая соответствует контексту, пережитому пациентом, с одной стороны, и, с другой, текущему моменту процесса. Рассказ о сновидении адресован аналитику и подразумевает аналитика, даже если он не появляется прямо или косвенно ни в одном из образов сновидения. Загадка, которую аналитик задает анализанту, когда он ему пересказывает свой сон, относится к бессознательной конфигурации поля точно так же, как он выбирает интерпретацию в соответствии с этой опосредованной конфигурацией. Сон и интерпретация исходят из одного и того же источника и поэтому они могут совпадать.

Если интерпретация верна, то есть, если со стороны аналитика не было слишком много препятствий для понимания конфигурации поля, интерпретация имеет возможность получить доступ к одному аспекту бессознательного анализанта. Одноразовый доступ, который оба участника чувствуют, как инсайт, и что новый процесс вернет затем бессознательное анализанту, но оставит новый элемент для интеграции конструкции, выполняемой аналитическим процессом.

В заключение, это не то, что он ищет, это не другой смысл, который он слушает, он идет по следу чего-то (кого-то) недоступного, присутствие которого имело структурирующую функцию в создании истории и продолжает иметь её в каждый момент жизни.

Не все то, что говорит аналитик, это интерпретация. Интерпретации иногда предшествуют устные интерпретации, призванные облегчить общение пациента и подтвердить наличие слушания аналитика. Все, что аналитик понимает, не сообщается как интерпретация. Аналитик откладывает в сторону многое, что он не понимает, вплоть до того момента, когда сочтет нужным это сообщить. Спонтанные интерпретации, о которых он думает, могут, и возможно должны запоминаться до тех пор, пока он не сможет включить их в более широкое понимание поля. Интерпретации в строгом смысле слова предшествуют подготовительные пробные интервенции, которые отмечают ход процесса, осуществляемого аналитиком и его пациентом. Не следует путать эти интервенции с синхронным переводом сообщения пациента. Интерпретация происходит в тот момент, когда аналитик думает, что понял, в чем заключается срочный момент, и разработал форму, которая сделает её доступной, хотя бы частично, пониманию пациента. Иногда сам пациент, если он работает в согласии со своим аналитиком, способен интегрировать ранее сообщенные элементы и прийти к собственной интерпретирующей формулировке.

Можно согласиться с Фрейдом в дифференциации интерпретаций такого рода «конструкций», призванных представить правдоподобную картину историй субъекта. Интерпретация - это то, что пытается пролить свет и сделать убедительно понятным текущий аспект поля аналитического отношения, и как следствие, бессознательного пациента, участвующего в этом поле. Упоминание трансферентного/контртрансферентного поля означает, что интерпретация всегда дается в переносе. Многие путали это с идеей сформулировать любую интерпретацию в переносных терминах. Эта путаница приводит неопределенному расширению концепта переноса и упускает из виду разницу между достоверно передаваемыми феноменами, которые являются повторением с личностью аналитика отношений и ситуаций прошлого («мезальянс») и отношениями пациент-аналитик, структурно определяемыми контрастом. Считать, что это все перенос - это терять из виду перенос. Этот форсированный перенос приводит к интеграциям, не зависящим от срочного момента, и может произойти некоторая индоктринация пациента.

Классическая работа Стрейчи «Природа терапевтического действия психоанализа» (Strachey, 1969) описывает некоторый тип интерпретации, включающий перенос и нечто вроде построения. Не возникает ощущения, что можем взять его как общую модель интерпретации. Скорее можно сказать, что существуют действительно «мутативные» интерпретации без явной ссылки на личность аналитика.

Ранее приводились в качестве примера «запомненные» интерпретации. Они запоминаются не только в ожидании более широкого понимания, но и потому, что аналитик ищет их влияние на конкретный момент сеанса и процесса. Это проблема тайминга интерпретации.

Как правило, в начале сеанса не дается весьма синтетическая интерпретация, поскольку это может привести к ошибочной и неубедительной интерпретации. Напротив, соответствуют интерпретации всевозможных препятствий, которые мешают общению пациента и открытию диалога.

Ближе к концу сеанса аналитики часто думают об интерпретации, которую «оставляем на завтра», опасаясь слишком дезорганизующего эффекта, если пациент не успеет выработать его в сеансе. Существуют пациенты, которым они достаточно доверяют, чтобы открыть новое поле для их понимания, полагая, что они способны продолжить работу по проработке в одиночку. Но аналитики, возможно, склонны к тому, чтобы к концу сеанса дать более полные интерпретации, отражающие работу, проделанную на сеансе, и акцентирующие момент процесса.

Все аналитики согласны не давать какую-либо интерпретацию в любой момент процесса. Но, с другой стороны, они считают, что невозможно предсказать, в каком порядке должны быть интерпретации в той или иной обработке; например, постепенно от поверхностных интерпретаций к более глубоким интерпретациям: пациент вносит свой материал не в наложенные слои, а вслед за регрессией и прогрессированием процесса. Во всяком случае, концепция глубины интерпретации неоднозначна, является ли глубокое эквивалентным тому, что является самым архаичным? Или это означает то, что в определенный момент находится дальше всего от сознания?

В действительности, нет глубокой интерпретации, если анализируемый не признает её как нечто свое собственное. Только эмпатия аналитика, приобретенная отточенная всем его предыдущим опытом, дает ему ту чувствительность, которая позволяет ему решить, действительно ли пациент может получить такую интерпретацию. Возможно, это слишком очевидно, но аналитики обращаются не к бессознательному и не к субъекту бессознательного, а к пациенту в той мере, в какой он может осознать себя. У бессознательного нет слуха. Только через речь и вторичный процесс пациента ему можно помочь приблизиться к его первичным процессам и к его бессознательному.

Проработка, ведущая к интерпретации, в целом возникает в сознании аналитика не как явное обдумывание, а спонтанно, за исключением тех случаев, когда у аналитика возникает колебание: можно ли это сказать? Эта нерешительность является признаком затруднения в поле или спотыкания в процессе, которые приглашают аналитика к «второму взгляду (Baranger, et al., 1983)» на поле и к сознательному размышлению о том, что ему делать. Но в целом этот, можно сказать, процесс метаболизма, протекает молча.

Формула «осознание того, что бессознательно» может предполагать, что это осознанный процесс. Но эффекта адекватных интерпретаций достаточно, чтобы показать, что интерпретация может быть направлена по крайней мере на две существенно разные цели: одни аналитики стремятся восстановить расщепленный аспект пациента, а другие врываются в систему транквилизующих представлений или иллюзий и провоцируют возникновение тревоги. Первые объединяют аспекты и чувства пациента, знакомые ему в смысле вытесненного бессознательного. Например, они устанавливают связь между переживанием детства (о котором рассказывал пациент) и событием из текущей жизни. Их эффект, как правило, облегчение и даже удовольствие от открытия и понимания. Другие, открывающие доступ к бессознательному, вызывают беспокойство и тревогу у пациента и потенциально у аналитика. Именно тогда аналитик чувствует себя учеником колдуна. Намерение вторжения и намерение синтеза сменяют друг друга в сознании аналитика диалектически. Если бы не вторжение, анализ был бы идиллическим и неуправляемым. Без воссоединения оно оставило бы анализируемого в психологическом маразме.

Существует третья форма интерпретации, особенно важная для определенного типа пациентов (например, психосоматики), которая заключается в предоставлении слов для обозначения переживаний, которых у них никогда не было. Этот тип интерпретации аналитик проводит путем укладки и путем подъема, как говорил Фрейд о невротиках (Фрейд, 2008).

Важной частью умственной работы аналитика, чтобы прийти к интерпретации, является выбор адекватной формулировки, чтобы этот пациент понял её прямо сейчас. Первая трудность - универсальная полисемия языка. Но считается, что искусство аналитика состоит в том, чтобы превратить эту трудность в инструмент. Аналитик никогда не может быть уверен, что пациент поймет, что он интерпретирует ему в том смысле, в каком его слышит аналитик. Опыт часто показывает, что пациент получает в качестве интерпретации фрагмент высказывания аналитика, иногда одно слово, и, как представляется, отклоняется от интерпретативного намерения аналитика. Но бывает и так, что это «плохое слушание» пациента заставляет аналитика проявлять нечто такое, что исправляет его восприятие и оставляет перфорацию в поле. Не ожидается таким образом игнорировать неправильные интерпретации пациента, которые возникают из-за его сопротивления. Во всяком случае, последние сигнализировали бы аналитику о том, что его интерпретация должна быть по-другому центрирована или направлена на другой уровень. Вот почему концепт многих аналитиков искать максимально возможную точность интерпретации кажется ошибочной: такая точность может замалчивать аналитический диалог, а не обогащать его.

Не было бы ничего более точного, чем интерпретация в абстрактно-теоретических терминах, в метапсихологической лексике. Общеизвестно, что эти интерпретации могут быть точными, но неэффективными.

Напротив, аналитик, как отмечает П. Оланье (Aulagnier, 1986), должен заботиться о «фигурабельности» интерпретации, то есть о том, чтобы его слова могли вызвать у пациента конкретные представления вещей и аффекты. В любом анализе поселяются ключевые слова, которые обладают этой силой вызывания. Они различны для каждого пациента, и их ценность уходит корнями в собственную историю пациента и в историю этого конкретного анализа. Выбор этого общего лексикона лечения происходит не случайно, а потому что некоторые слова, помимо своей вызывающей для пациента силы, имеют для самого аналитика резонансный эффект в его собственной фантазии и истории.

Создание этого общего языка - явление, которое встречается во всех анализах, но может стать ловушкой: злоупотребление аллюзивным языком и ограниченность им могут создать для аналитика и пациента иллюзию того, что они общаются и говорят об одном и том же, в то время, как каждый продолжает свою тему, и они не могут встретиться. Аналитик должен быть осторожен, чтобы не обрадоваться предполагаемому согласию и оставаться внимательным, чтобы поддерживать открытое общение. Использование общего аллюзив-лексикона может привести к бесплодному повторению.

Однако, любое повторение не бесплодно. Одна из проблем, с которой может столкнуться аналитик перед интерпретацией, заключается в том, что он уже дал эту интерпретацию, в той или иной форме, этому пациенту. Он может колебаться повторить её из опасения, что пациент не удержит её интеллектуально в своей памяти без производства искомого инсайта. В некоторых случаях, кроме того, настойчивость интерпретации приводит к возникновению у пациента очевидной убежденности, и инсайт заменяется индоктринацией. Однако, опыт учит, что часто происходит стирание интерпретации у пациента или что последний может получить только часть высказывания.

Это свойственно самой природе бессознательного снова закрываться после приоткрытия. Поэтому считается, что не следует бояться повторения одной интерпретации, возможно, в другой форме. Впрочем, в процессе интерпретации могут дополняться новыми нюансами и углублениями благодаря внесению других конкретных элементов. Известно в начале анализа, что пациент принесет нам эдипов комплекс. Но только в конце аналитик получит полное представление особенным образом о том, как этот комплекс сложился в истории пациента.

Заключение

В настоящей работе были рассмотрены такие вопросы теории и практики интерпретации в психоанализе, как роль интерпретации в психоаналитической работе и психодраме, связь интерпретации и идеализации, зависимость интерпретации от психической работы аналитика. Были сделаны следующие выводы:

1. Интерпретация и лежащий в её основе процесс, с одной стороны, и построение прошлого, с другой стороны, в равной степени зависят от механизмов, которые обеспечивают функционирование памяти. Интерпретация, со своей способностью адаптироваться к самым различным ситуациям, ведет себя почти как как живое существо; как и у сновидения, у нее может наблюдаться и сексуальная идентичность. В этих условиях, функционирование интерпретации подчинено решающей деятельности механизма, который управляет судьбой живой материи, то есть, дарвиновскому естественному отбору. Дарвиновский естественный отбор стоит на службе мысли аналитика, но это не означает, что он нарушает законы психической жизни, которые установил психоанализ.

2. Психическое функционирование интерпретативно, и любой невроз является интерпретацией. В классическом лечении, интерпретация возникает от встречи двух интерпретаций. Когда же функция интерпретации - не удивить и не раскрыть, а реанимировать или подкрепить, а то и усилить недостаточное подавление, её модель меняется.

3. Разговор с пациентом, проявление интереса к его внутреннему миру, открытие ему ассоциативных путей и возможностей для подражания, поддержание с ним пространства, которое обеспечивает формальную регрессию, предполагает некоторую практику интерпретации переноса. Если они больше не являются интерпретациями интерпретации, эти предложения - попытки создания интерпретации - являются интерпретативным процессом, ведущим к перекрестку интерпретаций.

4. В отдельных случаях важно сохранить особый характер аналитической ситуации, удивляющей как аналитика, так и пациента, в которой аналитическая интерпретация позволяет обоим протагонистам сцены признать друг друга во взаимной идентификации, чтобы интерпретация стала своеобразным «общим местом», где модификация могла бы произойти у пациента только в той мере, в которой она также произошла бы у аналитика. В принятии общей трансформации может пониматься связь, которую мы именуем переносом.

5. Образ действий интерпретации зависит от стиля интерпретации, самого личного, самого секретного, что есть в работе отдельного аналитика. Образ действия интервенции в ходе психоаналитической психодрамы представляет собой модель интерпретации. Чтобы быть действенной, интерпретация должна пробуждать в пациенте творческий процесс, таким же образом, как возбуждается влечение. Эффект присутствия психодраматиста, подкрепленный групповой ситуацией и психодраматической игрой, оказывает благоприятный эффект для реинвестирования собственного внутреннего функционирования пациентов.

6. Гипотезы о том, что психоанализ относится к области естественных наук, сегодня уже не существует. Отказ от этой гипотезы шел рука об руку с отказом от веры в то, что аналитические теории функционируют только в соответствии с предполагаемым способом функционирования теорий в физических науках. Сегодня встает вопрос о том, как работают аналитические теории, учитывая их уникальность, задачу, которой слишком долго пренебрегали.

7. Аналитики унаследовали тенденцию думать, что теория абстрагируется от клинических открытий, что она разработана in vitro в «пробирке» абстракции - затем повторно введена и проверена клинически. Фактически, большинство теоретических применений и открытий происходит in vivo - в рамках пережитого опыта сеанса. Теорию можно изучать непосредственно, то есть, психоаналитически - в рамках определенных границ, которые еще предстоит определить, - как и другой аспект аналитической работы, прибегая к самоанализу и эмпатии. Аналитики исходят из постулата о том, что внутри теоретической функции существует взаимодействие между врожденными и приобретенными способами познания несознательных мотиваций. Диалог, установленный между этими двумя способами во внутренней жизни Фрейда, продолжил развиваться в коллективном теоретическом дискурсе. Может оказаться, что ядро понятий, наиболее часто используемых аналитиком, ускользает от этого самонаблюдения, и только теоретические механизмы, использование которых является случайным или необычным, могут оказаться доступными для способа исследования.

8. Ум аналитика работает над тем, чтобы его интерпретация была трансформирующим агентом: он исходит из текущего контекста, расположенного между двумя историями, той, которую принес пациент, и той, которая строится в процессе. Аналитик ищет момент сеанса, когда возникнет срочность интерпретации возможности понять один из аспектов поля и открыть динамику процесса. Для этого он следует за путеводной нитью основной фантазии поля, он пытается убрать препятствия и разрешить в пациенте перестройку.

Список литературы

интерпретация феноменологический психология

1.Кляйн Мелани. Зависть и благодарность. - СПб : Б.С.К., 1997.

2.Кохут Хайнц. Анализ самости. Системный подход к лечению нарциссических нарушений личности. - М.: Когито-центр, 2003.

3.Кохут Хайнц. Восстановление самости. - М. : Когито-центр, 2017.

4.Мерло-Понти Морис. Феноменология восприятия. - СПб: Наука, 1999.

5.Платон. Собр. соч. в 4-х томах / перев. Васильева Т.В.. -М.: Мысль, 1990. - Т. 1., стр. стр. 642-643

6.Рикер Поль. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. - М. : Академический проспект, 2008.

7.Фрейд Зигмунд. Будущие шансы психоаналитической терапии // Собрание сочинений в 10 томах. - М. : Фирма СТД, 2008. - Т. 10.

8.Фрейд Зигмунд. Вытеснение // Собрание сочинений в 10 томах. - М. : Фирма СТД, 2006. - Vol. 3.

9.Фрейд Зигмунд. Конструкции в анализе // Собрание сочинений в 10 томах. - М. : Фирма СТД, 2008. - Т. 10.

10.Фрейд Зигмунд. О психоанализе. Пять лекций // Собрание сочинений в 10 томах. - М. : Фирма СТД, 1910. - Т. 10.

11.Фрейд Зигмунд. О психотерапии // Собрание сочинений в 10 томах. - М. : Фирма СТД, 2008. - Т. 10.

12.Фрейд Зигмунд. Печаль и меланхолия // Собрание сочинений в 10 томах. - М. : Фирма СТД, 2006. - Т. 3.

13.Фрейд Зигмунд. Советы врачу при психоаналитическом лечении // Собрание сочинений в 10 томах. - М. : Фирма СТД, 2008. - Т. 10.

14.Фрейд Зигмунд. Я и оно // Собрание сочинений в 10 томах. - М. : Фирма СТД, 2003. - Т. 3.

15.Aisenstein Marilia. L'interprйtation au carrй // Revue franзaise de psychanalyse. - 1993. - Vol. 57. - pp. 41-46.

16.Aulagnier Piera. Du langage pictural au langage de l'interprиte // Un interprиte en quкte de sens. - Paris : Payot, 1986.

17.Aulagnier Piera. Les destins du plaisir. - Paris : PUF, 1979.

18.Avron Ophйlia. Interprйtation et psychodrame // Revue franзaise de psychanalyse. - 1993. - Vol. 57. - pp. 67-80.

19.Baranes Jean-Josй. Des cas difficiles en analyse : les balafrйs du divan // RFP. - 1989. - 2.

20.Baranger M et al. Process and no process in analytic work, // Int. J. Psychoanal.. - 1983.

21.Bion W. R. Group dynamics: a review // Int. J. Psychoanal.. - 1952. - 2 : Vol. XXXIII. - pp. 235-247.

22.de Mijolla-Mellor Sophie. Le travail de pensйe dans l'interprйtation // Topique. - 1990. - 46. - pp. 192-203.

23.de M'Uzan Michel. Analytical process and the notion of the Past, Int. Rev. of Psycho-anal // Int. Rev. of Psycho-anal. - 1976. - 1.

24.de M'Uzan Michel. Confйrence prononcйe devant la Sociйtй psychanalytique de Paris. - 1992.

Размещено на Allbest.ru