4.5 Целеполагание и самопозиционирование

Представляется важным понять также задачи, которые ставят перед собой создатели рассматриваемых проектов. То, как они видят реальный и потенциальный эффект своей организационной и содержательной работы в социуме, даёт основания представить, насколько и в каких формах они допускают участие аудитории в формировании образа прошлого. Разбор этого направления основан на разделе «О проекте», который, как правило, есть на каждом сайте, также как и на интервью с создателями проектов и саморефлексивных академических статей.

Наиболее очевидным выводом, следующим из краткого обзора существующих позиций, является то, что ни один проект не останавливается на одной четко артикулированной задаче. Все они перечисляют ряд направлений работы, зачастую довольно разнородных, но взаимодополняющих. Поэтому я думаю, что более продуктивным методом определить, как проекты видят себя в обществе, будет выделить ключевые векторы их интенций.

Прежде всего, часть проектов придерживается исследовательских задач. Они, по задумке, являются пространством «цифровых штудий» - местом, где ученые-гуманитарии апробируют онлайн-инструменты в своей работе и используют их для того, чтобы её облегчить. Так, создатели Обнинского цифрового проекта - ряд учёных - стремятся «отрабатывать на базе обнинских исследований способы делать науку уже не ядерного, но цифрового века». Цифровая среда становится многообещающим способом переработки информации с целью извлечения научного, в том числе и исторического знания. «Качественные полевые данные можно хранить, анализировать и представлять широкой аудитории, реализуя, таким образом, концепцию открытой виртуальной лаборатории», - пишет Г. Орлова. Работа при этом касается, по словам самих исследователей, «дворянства атомной эпохи», то есть сконцентрирована на репрезентации прошлого одного из значимых слоёв советской элиты.

Не отрицая, таким образом, гипотетического внимания аудитории к проекту и тем самым оставаясь в русле американской традиции Digital History, создатели проекта при этом воспринимают широкий круг публики как дополнительную, побочную группу.

Следующий вектор - просветительский. Его воспринимает проект «Устная история», обладающий одновременно весомой институциональной связью с Научной библиотекой МГУ. Здесь также речь идёт о прошлом элит - про историю культуры и науки XX века рассказывают не всегда известные свидетели наиболее значительных событий.

«Устная история», активно развиваясь в использовании интернет-технологий (это касается, например, разметки текстов), воспроизводит в российском контексте модель дефицита, которую выделяет М. Буччи. Те, чьи голоса звучат в рамках проекта, представляются в качестве носителей уникального знания, которое недопредставлено в российской публичной среде. Сайт, в таком представлении, становится исключительным источником подобного понимания прошлого.

Наравне с этим, его создатели претендуют на особенную роль в инфраструктуре частной памяти: «Нам бы хотелось, чтобы наша работа стала этапом общего дела по созданию междисциплинарной научной институции нового сетевого типа».

Парадокс состоит в том, что, будучи проектом, который распространяет принцип элитарности на сферу частной памяти, которая, напротив, освобождает дискурс о прошлом от подобных рамок, «Устная история» позиционирует себя до некоторой степени как «витрину» подобных проектов в России.

Следующее, противоположное просветительскому, направление можно назвать эмансипирующим. Задача создателей подобных проектов - предоставить индивидуальным свидетельствам площадку для публикации, более глобально - сделать их легитимными в социуме, утвердить их как полноправный источник формирования нарратива о прошлом, а с другой стороны - дать понять аудитории, что личные истории каждого имеют значение. Такие сайты преимущественно фокусируются или на свидетельствах неограниченного круга людей, или на воспоминаниях специальных групп - жителей европейских территорий, депортированных в Сибирь и Среднюю Азию, или тех, чьи семьи когда-либо переселялись в Сибирь.

Такие интенции вербально подчеркиваются в описаниях проектов с неизбежным акцентом на исторической и социальной уникальности контента. Например, «Европейская память о ГУЛАГе» позиционируется как «история простых людей, которой нет в учебниках». «Сибиряки вольные и невольные» - это «попытка взглянуть на историю страны через призму истории своей семьи, истории места поселения; стремление увязать частные события, субъективные воспоминания и оценки с масштабными историческими процессами». Relikva в этом же ключе переосмысляет экспозицию исторического музея как метанарратив, определяющий культурную память и общие представления о прошлом, предлагая концепцию «музея частной памяти», в котором функции хранения дигитализируются, а куратором становится каждый отдельный пользователь.

Примечательно, что перечисляя собственные качества, некоторые проекты прежде всего упоминают не свою эмансипирующую сущность, а расставляют акценты по-другому. Так, к примеру, создатели проекта «Сибиряки вольные и невольные» говорят, что это «мемориальный, образовательный и исследовательский сайт». При этом какой-либо определённой мемориальной стратегии в рамках проекта не выработано. Что касается образовательных свойств сайта, то вышеуказанный проект единственный обращает на них отдельное внимание. Это естественным образом не отменяет возможных применений проектов в рамках образовательных курсов как среднего школьного, так и высшего образования.

Отчетливо мемориальную функцию берут на себя два проекта из рассматриваемых - «Открытый список» и «Бессмертный барак». Здесь важно выяснить, что понимается под словом «мемориальный», и почему мемориальными не считаются все проекты, которые упоминаются в этой работе. В соответствии со словарным определением, это «служащий увековечению памяти кого-либо». В российском, да и мировом контексте речь традиционно идёт о памяти жертв каких-либо трагических событий. Рассматриваемые же проекты, сохраняя идею воспроизводства памяти в самых разнообразных формах, предлагают тематически фокусироваться не только на трагических событиях прошлого, но и на самых вариативных аспектах повседневной, культурной, социальной жизни. Именно поэтому становится правомерным выделение онлайн-проектов, ставящих перед собой именно мемориальные задачи.

Нельзя сказать, что интенционально единые и содержательно схожие «Открытый список» и «Бессмертный барак» сколько-нибудь однородны по применяемой стилистике и фразеологии. Если «Открытый список» предельно сдержан («цель проекта - пополнять и уточнять данные по истории советских политических репрессий»), то «Бессмертный барак» скорее относится к популистскому дискурсу с характерным экзальтированным тоном и апелляцией к идеологиям. Вот как формулируется задача здесь: «Увековечивание памяти каждого невинноубитого и неправомерноосужденного, противодействие попыткам фальсификации истории и утаивания фактов ничем не обоснованной жестокости, отражение попыток возрождения идеологий сталинизма и коммунизма, создание исторически важного и социально необходимого ресурса, который навечно сохранил бы Имя и Память о каждом». Своеобразным лозунгом сайта стала фраза «Мы просто обязаны вспомнить о каждом».

Присутствуют в медиапространстве и проекты, позиционирующие себя полностью вне какого-либо политического или социального контекста. Сайт «Прожито» ставит целью "создать инструмент, с помощью которого заинтересованный пользователь получит возможность работать с любыми выборками из всех дневниковых текстов эпохи". Не конкретизируя целевую аудиторию, создатели представляют проект как инструмент равно для исследовательской работы и для тех, «кому нравится читать нон-фикшн, нехудожественную литературу, и кто привык к этому». «Прожито» публикует дневники людей, относящихся к самым разным социальным группам. К примеру, тут есть дневник режиссера и актера Р. Быкова и дневник токаря Белоусова, никому не известного, но являющегося источником сведений и одновременно занимательным чтением. Вероятно, такой подход позволяет создателям «Прожито» уйти от следования какому-либо предзаданному треку и сконцентрироваться на публикации качественного и разнообразного контента, а также работе с волонтерским сообществом.

Ещё один подход, который был выделен мной, - это стремление к объединению людей. Так видят свою задачу в PastVu: «основные цели сайта -- сбор изображений, отражающих жизнь человечества и развитие разных населённых пунктов мира до 2000 года включительно, а также объединение людей, интересующихся этим». Отчасти факт реализации этой цели подтверждают две успешно проведенные краудфандинговые кампании. Таким образом, идея об объединительном потенциале памяти в цифровой среде, высказанная и развитая Э. Хоскинсом в его концепции Digital Network Memory, находит свое проявление в России - второе не только в рамках этого проекта, но здесь это впервые высказано.

Наконец, дополнительным вектором, в котором развиваются проекты, является собственно рефлексия над медиумом. В конкретном случае «Истории России в фотографиях» - над фотографией и её развитием на протяжении XX века, над её свойствами и возможностями, которыми она даёт для сохранения и репрезентации личного и социального. Значительная часть загруженных на сайт изображений принадлежит архивам, некоторая - отдельным пользователям - в целом они демонстрируют свидетельства из разнообразных источников. Такой акцент, наиболее вероятно, определяется аффилиацией проекта с Мультимедиа арт Музеем (ранее - московский Дом фотографии).

4.6 Меняющаяся роль историка

Меняющееся поле прошлого неизбежно меняет место историка на нём, также как и сами историки принимают участие в трансформации общественных практик относительно памяти. В ситуации вертикально устроенного медиавзаимодействия, свойственной более XX веку, за историком признаётся приоритетное право на академическую работу с прошлым и закрепляется роль эксперта, носителя уникального знания. В современном контексте, сочетающем как продукцию масс-медиа, так и развивающуюся цифровую среду, меняется социальное значение ряда профессий. Представители академии обретают новые ролевые модели, переосмысленные с учетом равенства взаимодействия в цифровой среде.

В рамках проектов, имеющих дело с личной памятью, роль историка, так же как и любого другого интернет-пользователя, описывается тремя формами и их сочетанием. Во-первых, это создатель собственно проекта - тот, кому принадлежит идея и кто разрабатывал стратегию развития. Во-вторых, это посредник - тот, кто систематически работает над воспроизводством проекта: берет интервью, занимается расшифровками, подготовкой медиаконтента к публикации, модерацией предлагаемых пользователями единиц контента, поддержанием работы сайта. В-третьих, это получатель сообщения/часть аудитории - тот, кто воспринимает содержание сайта и использует его для удовлетворения собственных потребностей.

Понять, какие из этих ролей в каких проектах берут на себя профессиональные историки, важно для того, чтобы определить взаимосвязь между степенью ангажированности историков и возможностями для участия публики. Иначе говоря, ответить на вопрос, влияют ли «исторические» корни проекта на спектр возможностей, которые он предоставляет аудитории.

Определим границы спектра. Среди рассматриваемых в работе есть проекты, в которых историк занимает все три возможные позиции - это Обнинский цифровой проект и «Устная история». Источником идеи в обоих случаях служили включенные в академию историки. Круг лиц, причастных к производству знания о прошлом здесь четко ограничен, и решающим фактором служит как раз профессиональная принадлежность. Потребление контента, при декларации максимальной открытости публике, в реальности также ограничено кругом историков, которые могут использовать его в своих исследованиях.

С другой стороны, есть проекты, никак не выделяющие учёных-гуманитариев из общего числа тех, кто может принимать участие в их работе. Это Relikva и PastVu. Созданные медиапродюсерами, они вообще никак не выделяют историков из общего круга аудитории.

Прочим проектам свойственен более умеренный подход. В значительной части из них историк выступает в качестве инициатора и посредника. Так, «Европейская память о ГУЛАГе», придуманная французскими историком и журналистом, была реализована рабочей группой, в состав которой входили в том числе и историки из России - именно они интервьюировали свидетелей. По такому же принципу работает «Открытый список»: идея, изначально предложенная создателями благотворительного фонда, была оформлена и развита историками, которых они пригласили и которые проводят премодерацию пользовательских изменений на сайте в настоящий момент. В «Сибиряках вольных и невольных» коллектив историков также выступает в качестве создателей и модераторов проекта. Однако здесь добавляется и еще одно новое свойство - ассистирование простому пользователю, который хочет загрузить свою историю на сайт, в её подготовке и оформлении. На сайте опубликованы рекомендации, которые предполагают коллаборацию человека, профессионально владеющего инструментами рассказа о прошлом, и человека, для которого это внове. Состав команды «Истории России в фотографиях» смешанный - там есть и историки искусства, и люди с бэкграундом в медиа.

По-другому устроена работа в «Прожито». Здесь историком является один из создателей, среди волонтеров-посредников, готовящих текст к публикации, есть представители широкого круга профессий, а среди аудитории «заинтересованных пользователей» также могут присутствовать историки, но это не является обязательным или предзаданным. Историк здесь определяет вектор и затем привлекает на свою сторону единомышленников. В «Бессмертном полку», по словам редактора проекта А. Шалаева, наоборот, историки являются волонтерами, сам же создатель проекта имеет политический бэкграунд (избирался от партии «Парнас»).

Таким образом, на поле проектов личной памяти доминирует фигура историка, причём не только как источника и транслятора идеи, но и как ключевого посредника, а иногда и потребителя информации. Однако среди создателей проектов есть медиапродюсеры, хоть и немногочисленные. Их подход подразумевает значительно большую включенность публики в работу с прошлым и даже её объединение.

При этом ориентация на контакт и взаимодействие между представителями академии и публикой проявляется либо в самом факте создания партисипативных проектов, либо в помощи при публикации личных материалов.



4.7 Возможности участия публики

В предшествующей части работы были проанализированы разнообразные аспекты деятельности интернет-проектов, такие как тематическая принадлежность, медиаконтент, источники ресурсов, целеполагание и роль историков. В каждом случае акцент был сделан на том, как то или иное измерение предопределяет возможности для участия публики в процессе формирования нарратива о прошлом. Теперь настало время подробнее рассмотреть конкретные возможности, которые есть у пользователя, или их отсутствие.

На публикации личных свидетельств без участия публики останавливаются созданные историками в тесном взаимодействии с научными и образовательными институциями проекты «Устная история», «Европейская память о ГУЛАГе» и Обнинский цифровой проект. Здесь личное прошлое понимается как знание, которое было специально подготовлено компетентными специалистами. Аудитории предлагается воспринимать его подобно контенту масс-медиа, роли продюсеров зарезервированы за сотрудниками проектов.

Напротив, есть целый ряд проектов, где предусмотрена загрузка историй - текста и фотографий - прямо на сайт с помощью кнопки «Загрузить». В «Сибиряках вольных и невольных» под пользовательским контентом понимаются прежде всего текстовые истории, на Relikva единицу контента составляет текстовая история небольшого объёма и изображение, в то время как остальные подобные проекты - «История России в фотографиях» и PastVu - предлагают загружать фотографии. На всех этих сайтах предусмотрена премодерация - редакторы сайта проверяют контент на соблюдение норм употребления обсценной лексики и соблюдение уголовного законодательства РФ. Редактуры при этом не предусмотрено. В «Истории России в фотографиях» уделяют особое внимание уникальности визуального контента и проверяют это.

Сочетание пользовательских историй и контента, который предоставляют создатели сайта, везде разное. Так, в «Сибиряках вольных и невольных» раздел «Истории» является важной, но не единственной частью сайта. Также на сайте опубликованы разнообразные архивные документы и статьи, имеющие отношение к заявленной тематике. «История России в фотографиях», активно развивая взаимодействия с индивидуальными пользователями, на данный момент привлекает архивы и музеи к публикации их архивов в рамках проекта. Именно их контент, также как и фотографии, предоставленные Мультимедиа арт Музеем, на данный момент составляют основную часть опубликованного. Оба эти проекта имеют за собой музейные институции, которые и обеспечивают их верифицированным тематическим содержанием.

PastVu и Relikva полностью основаны на тех историях и документах, которыми делятся пользователи. Однако контент здесь не лишен некоторой связи лично с создателями. Так, PastVu, как уже было сказано, основывается на коллекции создателей, а круг постоянных пользователей Relikva составляет значительное число личных знакомых создателей, которые относятся к определенной социальной группе и были привлечены к проекту не работой с аудиторией, а благодаря личным связям и знакомствам.

Частично привлекают пользовательский контент сайты «Открытый список» и «Бессмертный барак». «Открытый список» использует wiki-платформу с кнопкой «Править». Профиль каждой из жертв политических репрессий состоит из двух частей - информации и биографии. Фактическая информация черпается создателями проекта из списка жертв политических репрессий Международного Мемориала и связанных документов, а пользователям предлагается редактировать раздел «Биография», дополняя его семейными историями. История правок отражается на сайте, ознакомиться с ней может каждый. «Бессмертный барак», следуя, в общем, той же логике, предлагает не загружать на сайт, а присылать редакторам личные биографические истории.

Выделяющуюся форму участия предлагает аудитории проект «Прожито». Оставляя чтение дневников и, возможно, дальнейшую работу с ними в традиционной форме, его создатели меняют подход к ремедиации дневниковых записей. Сканированием оригиналов, расшифровкой, сверкой, редактурой занимаются волонтеры. В такой форме сотрудничают с «Прожито» люди разных профессий и возрастов, живущие в разных местах - по большей части работа организована дистанционно, через интернет. Координация их деятельности является одним из ключевых направлений работы создателей-энтузиастов. Своей перспективой на ближайшие пять лет создатели считают организацию работы таким образом, чтобы работу волонтеров координировало программное обеспечение единого цифрового центра.

Помимо дигитализованного взаимодействия и работы над общим делом, целям укрепления коммуникации между волонтерами, а также прозрачности работы проекта и привлечению новых волонтеров, служат открытые мастерские «Прожито», которые проводятся в Музее истории ГУЛАГа в Москве. На этих встречах, проходящих в оффлайн-пространстве, но являющихся расширением и продолжение цифрового проекта, происходит работа над фрагментом одного конкретного дневника. Участники распределяют его между собой, расшифровывают (обязательно наличие компьютера) и затем обсуждают процесс и результаты работы.

Таким образом, в тех случаях, когда участие пользователя предусмотрено, оно вписывается в одну из двух траекторий. Это или рассказывание своей личной или семейной истории в рамках проекта, будь она выражена текстом или визуально. Или, в другом случае, это инвестиции собственного труда в подготовку к публикации свидетельств другого человека.

Единицы пользовательского контента воспринимаются в качестве самостоятельных объектов знания, в качестве дополнения к знанию, которое предоставлено профессиональными историками, или в качестве дополнения к фактуре, представленной в ранее опубликованных документах. В любом случае, он добавляет детальное, индивидуальное, частное в представление о каком-либо факте, явлении или парадигме, например, такой как история повседневности. Кроме того, он вносит в разговор об отдельных сюжетах прошлого этическое измерение, расставляя акценты в пользу уникальности опыта каждого отдельного человека.



Заключение

Больше двадцати лет назад, в 1995 году, вышла в свет книга Ж. Деррида под названием Archive Fever («Архивная лихорадка») Derrida J. and Prenowitz E., Archive Fever. A Freudian Impression. // Diacritics, Vol. 25, No. 2. pp. 9-63.. Там он описывает меняющуюся природу архива. Из созданной государством для обслуживания специфического дискурса модернистской организации архив всё более и более выходит из предзаданных рамок. Цифровая культура даёт непредставимые ранее возможности для плюрализации архивной деятельности, а люди, все более теряя историческое сознание, «лихорадочно» стремятся сохранять свидетельства как открывающегося им прошлого, так и своей собственной жизни. При этом архивы в традиционной форме никуда не исчезают - в России они по-прежнему функционируют, хоть и находятся в ситуации кризиса: возможности доступа к информации сокращаются, открытый доступ исследователей к необходимым сведениям остаётся мечтой.

Движение в этом направлении в совокупности с очевидными проблемами взаимодействия исследователей и публики в России актуализирует рассмотрение работы цифровых архивов с привлечением одновременно парадигмы медиаисследований и исследований памяти. Все это позволяет переосмыслить критерии архивации. Если раньше необходимыми условиями были подлинность, верифицируемость документа, то сейчас, в условиях культуры всеобщего доступа с партисипативными паттернами, архивации подлежит все.

Интернет - в некотором смысле, пространство тотальной архивации, место, которое в котором оцифровывается и сохраняется всё - даёт множество разнообразных механизмов для записывания информации о прошлом. Сверхраспространение социальных сетей и мессенджеров ставит вопрос о целесообразности выделения проектов из общего потока медиапотребления. Как представляется, проекты в экосистеме памяти в цифровой среде выполняют функцию заповедников. Они служат местами концентрации личных нарративов о прошлом, сохраняют их от постоянного обновления контента социальных сетей и тем самым примиряют медиа, суть которым в стремлении к новизне, и память, которая стремится воспроизвести то, что уже было, в актуальном контексте.

Но как расставлены акценты в современной российской ситуации, в проектах, которые возникают на протяжении последних пяти лет?

Более или менее удовлетворительный ответ на этот вопрос позволяет дать многосторонний подход к анализу их деятельности. Таким образом возможно проследить, как развивается эта группа проектов в общесоциальном контексте. Кроме того, неизбежно раскрывается двойственность понятия агентности в цифровых архивах. С одной стороны, это рядовые пользователи, которые получают право высказывания. С другой стороны, это создатели таких проектов, которые задают тематику, нормы и модели взаимодействия между самими собой и публикой, а также между академическим сообществом и публикой.

Повестка частной памяти, внимания к индивидуальным свидетельствам в современной ситуации неизбежно связана с медиа в широком понимании, которое отчасти представляет М. Маклюэн Маклюэн Г. М. Понимание Медиа: Внешние расширения человека / Пер. с англ. В. Николаева; Закл. ст. М. Вавилова. -- М.; Жуковский: «КАНОН-пресс-Ц», «Кучково поле», 2003. -- 464 с.. У этой повестки есть два преобладающих источника формирования. Первый - это историки, обладающие продвинутым, зачастую основанном на технологических навыках или на рефлексии над отдельными медиумами, пониманием цифровой среды. При этом на поле рассматриваемых проектов они могут и действовать независимо, и быть сотрудниками музейных или академических институций. Вторую группу составляют медиаменеджеры и блогеры, которые черпают идеи, связанные с сохранением частной памяти, социума, с помощью профессиональных навыков определяя в нём специфический запрос.

Представления о своих задачах у создателей проектов личной памяти на данный момент не отличаются ясностью. Зачастую они позиционируют себя одним образом, а в действительности реализуют несколько другую программу. Прямым следствием этого является максимально неопределенное представление о целевой аудитории проектов. Часть из них вообще её не выделяют, а часть считает ею «широкий круг лиц» или «всех заинтересованных». Это вступает в противоречие, во-первых, с имманентным свойством медиа удовлетворять те или иные информационно-развлекательные потребности определенной группы, а во-вторых, со стремлением самих создателей проектов делать их медиапроектами, которые предоставляют пользователям сервис, связанный с индивидуальными историями.

Стремление заинтересовать идеей личной памяти и её реализацией в виде цифровых архивов наиболее широкие круги людей понятно, однако необходимость целенаправленной работы с фрагментированными аудиториями на данный момент целиком игнорируется.

Объяснением сложившейся ситуации может служить то, что подобные проекты - недавнее явление в контексте русскоязычного медиапространства и культуры памяти, и сейчас их основной сверхзадачей является самолегитимация, утверждение самих себя как правомерных акторов памяти как среди прочих акторов-организаций, так и в глазах публики.

Мне удалось выделить две принципиальные угрозы для дальнейшего развития проектов сохранения личной памяти, связанные с постановкой задач и стилистикой их реализации. Первая состоит в элитаристском подходе и распространении модели дефицита, которая в сфере частной памяти может и должна быть как минимум дополнена диалогом и участием. Вторая заключается в дискурсивной радикализации и явной идеологизации проектов и их позиционировании в политическом контексте. Такой подход уводит от изначальной цели - включения в работу с прошлым индивидуального измерения.

Кроме того, еще одной из особенностей можно назвать сверхконцентрацию проектов в Москве - среди десяти рассмотренных только один был создан в Томске. Это говорит, с одной стороны, о неравномерности распределения инициатив и о том, что локальные, региональные, имеющие отношение к отдельным группам истории крайне редко находят людей, способных быть инициаторами сохранения, дистрибуции и организации пользовательского взаимодействия. С другой стороны, это ставит вопрос о том, каким образом в современной российской ситуации обеспечиваются и распределяются необходимые для создания и функционирования подобных проектов ресурсы.

В целом проекты сохранения личной памяти, позиционируя себя как медиапроекты, в реальности оказываются выключенными из медиаиндустрии. Их создатели, зачастую вкладывая собственные средства в развитие проектов, не рационализируют свои концепции с точки зрения бизнеса. Основываясь частично или целиком на неоплачиваемом производстве контента пользователями Hesmondhalgh D. User-generated content, free labour and the cultural Industries. // Ephemera: theory and politics in organization. Vol. 10 (3-4): Pp. 267-284., создатели проектов не получают прибыли сами.

Здесь, на мой взгляд, находится точка бифуркации. Как стоит оценивать проекты сохранения личной памяти - в качестве филантропических инициатив, изначально лишённых претензий на массовость участия в них, или в качестве игроков рынка цифровых медиа, обладающих специфическими тематическими и инфраструктурными акцентами? Фактически являясь скорее первыми, создатели проектов хотят, чтобы их воспринимали в качестве вторых.

Какова, в таком случае, функция участия отдельных людей (партисипации) в работе проектов? Прежде всего, нужно отметить, что весьма распространенной является ситуация демонстрации личных свидетельств о прошлом без возможности участия. В иных случаях человек, беря на себя роль или посредника при публикации, или непосредственно производителя контента, становится одним из тех, кто формирует цифровой архив, одновременно обмениваясь информацией с узким кругом заинтересованных лиц, осуществляющих деятельность, подобную той, которой занят он сам.

В оценке социальных альтернатив, которые даёт такой способ работы с прошлым, мне не хочется быть чрезмерно оптимистичной. Спектр трансформаций, происходящих с памятью в ситуации цифровой культуры, я считаю справедливым локализовать в специфике индивидуального восприятия таких категорий как история и прошлое. И здесь рассматриваемые цифровые проекты выступают в роли испытательных площадок в активно развивающемся, преимущественно в рамках либерального дискурса, поле разговора о прошлом как о пространстве персональных историй. Они, как кажется, и лингвистически, и организационно находятся в процессе поиска собственного языка и собственной модели устройства коммуникации как между академией и публикой, так и между отдельными людьми, одновременно представляя широкий спектр подходов к этому и вовлекая в процесс все более широкий репертуар средств медиа. А они, в свою очередь, дают пространство для технологических и содержательных экспериментов.



Литература

1. Абрамов Р.Н., Кожанов А.А. Концептуализация феномена Popular Science: модели взаимодействия науки, общества и медиа // Социология науки и технологий. 2015. №2. С. 45-67.

2. Ассман А. Длинная тень прошлого: Мемориальная культура и историческая политика // пер. с нем. Б. Хлебникова. М.: Новое литературное обозрение, 2014.

3. Ассман А. Новое недовольство мемориальной культурой. Пер. с нем. Б. Хлебникова. -- М.: Новое литературное обозрение, 2016.

4. Бородкин Л. И. Digital history: применение цифровых медиа в сохранении историко-культурного наследия? // Историческая информатика, 2012. № 1. С. 14--21.

5. Володин А. Ю. «Цифровая история»: ремесло историка в цифровую эпоху // Электронный научно-образовательный журнал «История», 2015. T.6. Выпуск 8 (41). С. 5-16.

6. Исаев Е. М. Публичная история в России: научный и учебный контекст формирования нового междисциплинарного поля // Вестник Пермского университета. Серия: История. 2016. № 2 (33). С. 7-13.

7. Кинокритик Антон Долин: У нас вместо идеологии - сплошная эклектика и дыры в памяти // Горизонтальная Россия URL: https://7x7-journal.ru/item/89584 (дата обращения: 01.05.2017).

8. Колозариди П. В. Чем онлайн отличается от оффлайна и какой теоретический смысл есть в этом различии. // ИНТЕРакция. ИНТЕРвью. ИНТЕРпретация. 2014. № 7. С. 117-123.

9. Маклюэн Г. М. Понимание Медиа: Внешние расширения человека / Пер. с англ. В. Николаева; Закл. ст. М. Вавилова. -- М.; Жуковский: «КАНОН-пресс-Ц», «Кучково поле», 2003. -- 464 с.

10. «Мы всегда находимся в зоне интерпретации исторического факта»: Андрей Зорин о публичной истории // Московская высшая школа социальных и экономических наук URL: http://www.msses.ru/about/news/1357/ (дата обращения: 01.05.2017).

11. Нора П. Проблематика мест памяти Франция-память / П. Нора, М. Озуф, Ж. де Пюимеж, М. Винок. - СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1999, с. 17-50.

12. Орлова Г. А. Собирая проект // ШАГИ. - 2016. - № 2 (1). - с. 154-166.

13. Репина Л. Наука и общество: публичная история в контексте исторической культуры эпохи глобализации // Учен. зап. Казанского ун-та. Сер.: Гуманит. науки. 2015. № 3(157). С. 55-67.

14. Савельева И. Профессиональные историки в «публичной истории» // Нов. и новейш. история. 2014. № 3. С. 141-155.

15. Сонтаг С. Смотрим на чужие страдания / Пер. В. Голышев М.: Ад Маргинем, 2014. С. 85-86.

16. Филиппов А. Ф. Социология пространства. СПб.: Владимир Даль, 2008. 285 с.

17. Хальбвакс М. Социальные рамки памяти / Пер. с фр. и вступ. статья С.Н. Зенкина М.: Новое издательство, 2007.

18. Шевелева А. История: академическая, популярная, публичная // Артикульт. 2013. №3 (11). С. 4-8.

19. Bucchi M. Of de?cits, deviations and dialogues: theories of public communication of science // Handbook of Public Communication of Science and Technology / ed. by M. Bucchi, B. Trench. Routledge: London, 2008. P. 57-76.

20. Cohen, D. and Rosenzweig R. Digital History: A Guide to Gathering, Preserving, and Presenting the Past on the Web. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 2006.

21. Derrida J. and Prenowitz E., Archive Fever. A Freudian Impression. // Diacritics, Vol. 25, No. 2. pp. 9-63.

22. Erll A. Kollektives Gedдchtnis und Erinnerungskulturen: Eine Einfьhrung. Stuttgart: Metzler, 2005.

23. Garde-Hansen J., Media and Memory. Edinburgh University Press, 2011.

24. Grimes, R. Rite Out of Place: Ritual, Media, and the Arts, Oxford and New York: Oxford University Press, 2006.

25. Hesmondhalgh D. User-generated content, free labour and the cultural Industries. // Ephemera: theory and politics in organization. Vol. 10 (3-4): Pp. 267-284.

26. Hoskins A. Digital Network Memory // Mediation, Remediation, and the Dynamics of Cultural Memory / Walter de Gruyter, 2009.

27. Jenkins, H. Convergence Culture: Where Old and New Media Collide. New York: New York University Press, 2006.

28. Koselleck R. Vergangene Zukunfl: Zur Semanlik geschichtlichen Zeiten. Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1979.

29. Langenbacher E. and Friederike E. Introduction: Memory Boom or Memory Fatigue in 21st Century Germany? // German Politics & Society, Vol. 23, No. 3 (76), 2005, Pp. 1-15.

30. Memory, Conflict and New Media: Web Wars in Post-Socialist States, edited by Ellen Rutten, Julie Fedor and Vera Zvereva. Routledge, 2013.

31. Neiger, M., Meyers, O., Zandberg, E. On Media Memory - editors' introduction // On Media Memory - editors' introduction // On Media Memory: Collective Memory in a new Media Age / London: Palgrave McMillan, 2011.

32. Van Dijck J. Mediated Memories in the Digital Age. Stanford University Press, 2007.

33. Van Dijk J. The Network Society: Social Aspects of the New Media. SAGE Publications, 2012.

34. Walser M., Ein springender Brunnen, Frankfurt/M., 1998.

35. Zierold M., Memory and Media Cultures // Media and Cultural Memory. Walter de Gruyer, Berlin. 2008. Pp. 399-409.



Приложение

Приложение составляет список вопросов для полуструктурированного интервью с создателями изучаемых проектов.

Что привело к созданию проекта?

Как появилась идея?

Почему вы выбрали такую тематику?

В каком году появилась идея?

Есть ли какие-то российские/зарубежные проекты, на которые вы ориентировались при создании своего?

Что именно было заимствовано?

Кто принимал участие в создании проекта/формулировании концепции?

Какие задачи вы перед собой ставили в самом начале проекта?

Есть ли те задачи, которые планировалось решать, но на деле это не работает?

Появились ли в процессе новые?

О ком ваш проект, о каких людях? (Эпоха, характеристики, где жили, профессии, какая категория)

Почему эта группа может быть интересна аудитории?

Откуда вы берете контент, если его не публикуют пользователи? Републикация, кто-то приносит? Рассматриваете ли вариант брать из соцсетей?

Кого вы считаете целевой аудиторией проекта? (Пол, возраст, образование, географическое положение, профессия)

Почему именно эта группа?

Можно ли её разделить на подгруппы?

Можно ли сказать, что историк-профессионал является ядром вашей ЦА? Для чего историк может использовать ваш сайт в своей профессиональной деятельности?

Есть ли у вас статистика аудитории?

Есть ли разделение между потенциальной, желаемой ЦА и реальной?

Зачем, с какими целями, как вы предполагаете, ЦА использует ваш проект?

Аудитория проекта - это родственники, объединенными общими интересами, или просто интересующиеся прошлым люди?

Есть ли у вашего проекта сформулированная стратегия привлечения аудитории?

Каким образом вы привлекаете аудиторию? Соцсети, сарафанное радио, публикации в медиа, мероприятия

Откуда люди о вас узнают?

Откуда приходит аудитория?

О вас говорят или вы никому не нужны?

Есть ли у пользователя вашего проекта возможность участвовать в работе проекта? Каким образом они могут это делать?

Как вы выбираете материалы для публикации, все ли публикуете? Если да, то кто его проводит?

Каковы критерии отбора?

Есть ли у вашего проекта возможности оффлайн-участия? Если да, то в каких формах?

На ваш взгляд, то, что люди могут загружать свои воспоминания, материалы привлекает дополнительное общественного внимание к проекту?

Как организована коммуникация пользователей в рамках проекта?

Насколько активно ли они пользуются этими средствами?

Какова роль историка-профессионала в вашем проекте?

Расскажите о себе - кто вы, чем занимаетесь кроме проекта, образование?

Кто вообще работает над сайтом - перечислите. Кто они, какой функционал.

Участвуют ли историки в работе проекта? Какой у них функционал?

Какие источники финансирования у вашего проекта?

Какие есть источники финансовых средств на работу проекта? Гранты, краудфандинг, личные разовые пожертвования, государственные средства…

Есть ли у вас механизмы монетизации? Если нет, то есть ли планы?

Привлекаете ли вы к работе волонтеров?

Кто эти волонтеры?

Если да, то что входит в сферу ответственности волонтеров?

Как бы вы описали сверхзадачу/миссию проекта?

Каким вы видите развитие проекта во временной перспективе 5 лет? 10 лет? 15?

Размещено на Allbest.ru

...