Позиции Новозаветной и анархической этики по вопросам социальных отношений

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

Человека всегда волновали два круга вопросов: о мире - его происхождении, сущности и закономерностях и о себе - природе человека, смысле его существования. Ответы на второй круг вопросов должны были дать человеку понимание того, как надо жить, а так как жить значит, прежде всего, действовать, то, следовательно, как поступать. Увидеть же ценностный смысл поступка до его свершения, чтобы по возможности суметь уберечься от тех дел, которые представляются недобрыми; и напротив, - приложить усилия для свершения добрых поступков - помогает этика. Но оценивать действия можно только по отношению к какому-то объективно действующему канону, опираясь хотя бы на смутно сознаваемый, но все же идеал. Смысл идеала - в его всеобщности, правда, он носит чаще всего отвлеченный характер. Именно поэтому человечество, не соглашаясь на окончательную абстракцию, напряженно искало нравственных героев, желая в них увидеть такой идеал. Одним из них явился Иисус Христос. Целью человеческой жизни стало стремление приблизиться к совершенству через практическое исполнение принятых нравственных нормативов и непротиворечивость жизни и идеалов. Для этого человеку необходимы твердые и определенные понятия о грехе и добродетели, так, как только на основании этих понятий может быть выстроена личная и общественная жизнь, достойная той высоты человеческой природы, которая ставит его выше животного существования.

Актуальность. Современные события в мире показывают, что политика и религия вновь сближаются, а в некоторых странах уже слились воедино, а революции и войны с религиозной окраской привлекают внимание всего мирового сообщества. Несомненно, христианство оказало во многом решающее значение в становлении и развитии европейской цивилизации. Простые люди продолжают искать для себя ответы на повседневные вопросы в религиозном учении, а для исследователей история и философия христианства представляют неисчерпаемый кладезь материалов для изучения, накопившийся (и продолжающий накапливаться) за две тысячи лет существования этой мировой религии. В современной России, где государственная власть говорит о возрождении т.н. «духовности» и всячески продолжает линию, начатую в 1990-е гг., по укреплению связей государства и РПЦ, в народном сознании не мог не случиться диссонанс. Богоборческие советские годы ушли, марксизм (и все ветви социализма) были заклеймены, началось возрождение «традиционного» русского фундамента - православия. Но вскоре, не без участия СМИ, православие стало отождествляться с тем, что говорят и делают представители РПЦ и в обществе вновь встал привычный, но очень болезненный вопрос для истории христианской Церкви должна ли она быть богатой. Кроме того, синкретизм современной идеологической обстановки в России, выражающийся в последние несколько лет в борьбе против всякой критической исторической рефлексии Российской истории, вписанной в историю мировую, явно поставил наше общество перед вопросом пост-модернистским, но не новым для России:

«Что делать?». Т.о. требуется вновь поднять тему русской идеи, лежит ли она в области православия и является ли православие (или иная христианская конфессия) тем, к чему призывает Новый Завет. Тех кратких экскурсов в эпоху Новозаветную и патристическую эпоху, которые существуют на сегодняшний день в историко-этической науке недостаточно, чтобы отделить зёрна от плевел. Видно, что этические взгляды отцов церкви и иных религиозных мыслителей занимают важное место в истории европейской мысли, т.к. сквозь призму их трудов (хотя и не только) население христианского мира формировало для себя представление о том, что такое христианство. С другой же стороны, массовый обыватель любой эпохи в тех странах, где просвещение и образованность оставались привилегией высших слоёв общества, впитывал представления о вере через семью и через духовенство, часто, нечестное и/или малограмотное. Это естественно, привело к тому, что за почти двухтысячелетнюю историю христианства, оно изменилось до неузнаваемости. А те немногочисленные, хотя очень меткие критические труды и диспуты, порой приводившие к возникновению ересей, церковным расколам, изменили историю, но суть их оказалась потеряна для нынешних поколений, т.к. они не коснулись умов широких общественных слоёв христианского мира.

В свою очередь, негативная реакция современной общественности на поведение деятелей РПЦ вызвана теми же вопросами, которыми она была вызвана на рубеже XIX-XX столетий, в рубежный момент истории Европейской и Русской христианских цивилизаций. Однако ни тогда, ни, как это ни странно, теперь, положительных ответов на вопросы дано не было. В тот кризисный момент истории человечество искало новые смыслы в социализме, а также в других, выходящих за рамки политических и экономических наук, но очень популярных - марксизме и анархизме. И если марксизм в России потерпел неудачу и память об этой неудаче в силу времени сильна, то анархические искания ответов на вызовы эпохи просто потерялись. Тем не менее, такой фундаментальный учёный-энциклопедист, оставивший весомый след в различных областях научного знания, как П.А. Кропоткин, искал ответы на вызовы времени именно в анархизме. Разумеется, Кропоткин был не единственным идеологом анархизма, но именно он, как казалось на тот момент, сумел научно выстроить анархическую экономико-философско-этическую модель общества и подверг глубокому анализу христианскую этику. Кроме того, у Кропоткина был ряд сторонников и последователей, которые, стоя на позициях анархо- коммунизма, которые развивали, дополняли и несли в массы данное учение.

Гигантский социальный эксперимент, который пережила России в XX веке, показал, что предложенные взамен традиционной христианской морали принципы не выдержали проверку. А современная Россия, оставаясь частью христианской цивилизации, решила, что неудача этого эксперимента состоит в том, что его не надо было проводить ввиду необоснованности критики предшествовавших порядков; вместо того, чтобы обратиться к иным критическим подходам прошлого, помимо марксизма. В результате произошла логическая ошибка - апелляция к более старому, как более верному.

Этим, в первую очередь, и объясняется острая необходимость в систематическом научном изучении феномена этики Новозаветной и этики анархической. Во-вторых, мы получим материал для формирования объективной картины становления этики в целом, христианской и анархической этики в частности, для совершенствования современных морально-этических исследований.

Историографический обзор. В истории изучения христианских древностей, лежащих в области исследования разделов библеистики, насчитывающей уже более столетия в России и более двух столетий в Европе, не существует ни одной современной работы, посвященной непосредственно историографии этой дисциплины. За последние 17 лет наиболее серьезная попытка, охватывающая достаточно широко историографию только церковной археологии была предпринята Л. А. Беляевым в его труде «Христианские древности: Введение в сравнительное изучение». Однако эта работа в наибольшей степени посвящена именно церковной археологии. В целом же, история изучения христианских древностей показывает, какое влияние оказывала и продолжает оказывать на науку конфессиональная предвзятость. Все три основных течения христианства: католицизм, протестантизм и православие -- отличаются вполне оригинальным «научным поведением» и, достигая успехов, обнаруживают также характерные слабости. Конфессия смотрится в «зеркало истории» и видит в нем, естественно, себя. Католические школы, главным образом «римская», французская, частично немецкая, закладывая, в своё время, основы изучения христианских древностей, и делая невероятно много для их собирания, каталогизации, публикации, а позже и для организации научной жизни, проявили в то же время большую склонность к апологетике и догматизму. Они долго отказывались признавать сложность взаимоотношений письменных и материальных, особенно художественных, древностей; излишне стремились представить церковь «единой и неделимой» от начала времен. Католицизм и в далеком прошлом старался разглядеть всеобъемлющую, всемирную церковь.

Протестантские школы (сперва европейские, за ними американская) обнаружили, по контрасту, особое внимание к своим предшественникам - диссидентам всех направлений. К их достижениям относят открытие памятников «неортодоксальных» традиций христианства, разного рода сект и направлений, но главное -- заложение основ критического отношения к источнику и глубокое внимание к разработке методических проблем. В трудах ученых-протестантов история ранней церкви предстает как сложная мозаичная картина из отдельных самостоятельных структур. Они не образуют единой иерархической системы, а их взаимодействие не трактуется как борьба изначально установившейся «ортодоксии» с постоянно возникающими и атакующими ее «ересями». Догматы христианства вырабатываются в беспорядочном движении идей, из которого со временем возникают более-менее унитарные церкви Востока и Запада; эта картина ближе к реально-исторической.

У русской школы (которую только условно можно называть православной, поскольку во многом она формировалась как принципиально светская) есть свои особенности. Ученые России пришли к изучению церковных древностей поздно, когда и католические, и протестантские направления вполне оформились и бурно развивались. Заимствуя сначала их достижения, русская история церковных древностей не была, по сути, заинтересована ни в католической апологетике, ни в критической заостренности протестантизма. Находясь в известной степени «над схваткой», она стремилась соединить их положительные качества в исследовании наиболее важных для нее византийских и шире -- православных церковных древностей, включая сюда, прежде всего средневековые материалы. «Слабостью русской школы было недостаточное внимание к западноевропейским материалам, естественно вытекавшее как из критического отношения к методам «римской школы» и традиционного противостояния католицизму...».

Изучение церковных древностей в России протекало немного иначе, нежели в Европе. В XVIII в. традиции европейской академической науки часто заносили в Россию приезжие учёные. Некоторые из них интересовались русской церковной историей специально. Однако не меньшее значение имел глубокий интерес к древностям, зарождавшийся в русском обществе с XVII в. В XVIII столетии он принял уже вполне выраженную форму государственных инструкций. Конфессиональный и «государственнический» были популярны в XIX в. значительной части общества и правящим структурам; они пережили эпоху атеистических гонений и стремительно набирают силу в последние десятилетия, вступая ныне в конфликт с научным. Важнейшим условием развития русской культуры и науки в XVIII в. был, как известно, резкий и принципиальный отказ от средневекового наследия. В XIX в. неприятие этого наследия значительной частью общества усугубилось отождествлением его не только с «невежеством» и «азиатчиной», но также с «тиранией» и самодержавием. Поэтому незнакомство русской интеллигенции (а часто и нежелание знакомиться) с памятниками средневековой церковной культуры было по- своему логичным. Понятие «древний» начали мысленно ассоциировать с понятием «первоначальный» и, следовательно, «верный». В условиях, когда «ярлык» с древней датой относили еще к источнику в целом, не имея возможности сразу отделить дополнения, поздние части воспринимались как обманывающие, а значит -- неподлинные, искажающие, поддельные. В конце концов, «археологизм» в отношении церковных древностей возобладал над «историзмом», сформулировав критерии как для оценки достоверности артефактов, так и для результатов исследований. О предмете древности отныне требовалось знать при каких условиях найден, к какому времени принадлежит, какая степень его сохранности.

Параллельно начавшемуся процессу целенаправленного исследования церковных древностей продолжались и публикации общих собраний церковной старины. В 1880 - 1881 гг. выходит из печати капитальный труд Е. Е. Голубинского «История Русской Церкви», за который он был удостоен полной Уваровской премии, и который приходилось несколько раз переиздавать из-за большой его популярности. Однако эта работа посвящена не древнейшему периоду христианства, а именно истории Русской Церкви, потому в ней можно было найти лишь небольшой раздел, посвящённый вере, нравственности и религиозности русского народа.

Древности зарубежной, в том числе раннехристианской церкви вызывали до середины XIX в. сравнительно слабый интерес. Однако осознание проблемы византийского, а через него и раннехристианского наследия в русских церковных древностях, оживили его.

Спокойное и естественное движение по изучению отечественных памятников церковной истории было прервано трагическими событиями середины 1910-хх гг. Последствия революции и советского периода для науки в области библеистики и церковных древностей очень противоречивы. Первым делом сказалось негативное отношение к религии, в том числе христианству. Атеизм как часть государственной идеологии повлёк за собой массовое разрушение храмов, расхищение или уничтожение массы памятников церковной старины. Советская власть выработала отношение к истории как к одной из важных наук в сфере гуманитарных, являвшихся идеологически важными. Отметим, что постулатом о замене «истории правителей» «историей масс» с одной стороны, а так же свободомыслием (обыкновенно сопутствующим любому переходному этапу в жизни общества) с другой, было простимулировано обращение исследователей и мыслителей к истории древних христианских общин, существовавших до установления централизованной Церкви, и к истории еретических движений, уже в средневековье боровшихся за этические идеалы Евангелия. В советскую эпоху библейские исследования рассматривались с социально- экономических и идейных предпосылок, сформированных в рамках марксизма. Параллельно шла разработка самой истории раннего христианства. Первой работой в этой области можно считать труд С.А. Жебелёва «Евангелия канонические и апокрифические». В области этики и философии, истории и социологии появляются труды учёных, пытавшихся с позиций марксизма и анархизма, мистического коммунизма и анархо- мистицизма, христианского социализма (толстовство) подвергнуть критике христианскую историю и философию или же синтезировать религиозный мистицизм и коммунизм, или же апологетизировать христианскую философию, показав всю её глубину, потерянную к тому времени Церковью. Например, фундаментальные труды М.М. Тареева, П.А. Кропоткина (его «Этика» теперь легко критикуется с позиции ретроспективы: Деяния и Послания первичны, Евангелия - вторичны (по времени написания)), П.А. Флоренского, А.В. Луначарского («Религия и социализм»), двумя десятилетиями после Революции - Н.А. Бердяева и др. Период после 1917 г. для исследования памятников христианской культуры крайне драматичен и неоднозначен. С одной стороны, это время жесткого давления атеистической идеологии на религию. Но в этот же период церковные древности, как бы выпав в огромном количестве из литургического, служебного оборота, стали как никогда доступны научному анализу. На советскую историографию раннего христианства наибольшее влияние оказала работа немецкого исследователя - Артура Древса «Миф о Христе», изданная в соответствии с методологическим указанием В. И. Ленина и, фактически сделавшая советских учёных (можно выделить работы Р. Ю. Виппера) приверженцами мифологической теории происхождения христианства. В настоящее время большинство религиоведов на основании многих новых данных отвергают мифологическую теорию происхождения христианства, а сама мифологическая школа оказалась полностью несостоятельной.

Суммируя результаты работ советского периода, можно сказать, что изучение церковных древностей не прекращалось, но лишь трансформировалось и стало несколько односторонним. Пострадали уязвимые для критики с идеологических позиций области теории, семантики, вообще разделы, связанные со смысловой и исторической трактовкой изучаемых явлений. Вынужденный отказ от рассмотрения церковных древностей в контексте Священного Писания, святоотеческой литературы, литургики и пр. создал ситуацию смыслового голода, который удовлетворялся за счёт самых неожиданных интерпретационных подходов. Справедливая критика этих подходов составила пафос ученых, обратившихся за поддержкой к источникам. В последней четверти XX в. необходимость восстановления изучения Священного Писания и церковных древностей вообще, в полном объёме и выделения для них собственного места в системе исторических наук вполне отчетливо проявилась в обозначившемся нарастании интерпретационного подхода, активном обращении к трудам классиков дореволюционного периода и зарубежных коллег. Так на излёте советского периода в свет вышел труд И.С. Свенцицкой «Раннее христианство: страницы истории», объединивший две, изданные ранее работы: в 1980 г. вышла в свет её книга «Тайные писания первых христиан», рассказывающая о формировании вероучения и священных текстов христиан, а в 1985 г. была опубликована книга «От общины к церкви», в которой автор показала, в силу каких причин произошло превращение сравнительно малочисленных, разрозненных, преследуемых римскими властями христианских общин в могущественную церковь, занявшую господствующее положение среди других религиозных культов Римской империи. Но и в этой работе не было подробно рассмотрено вероучение христиан, его догматика, этика, и содержание «священных» книг.

В наши дни проблемами библеистики занимаются в Санкт- Петербурге на филологическом и философском факультетах СПбГУ, на факультете библеистики в СПбХУ, в Москве в РГГУ и в Библейско- богословском институте святого апостола Андрея. Среди ярких трудов последних лет можно выделить работу Г.П. Чистякова «Над строками Нового Завета», основанную на современных исследованиях и включающую в себя последние открытия учёных библеистов.

Подводя итог части историографического обзора, посвящённой истории изучения раннехристианской этики, необходимо отметить, что вопросы происхождения христианства не всегда решаются наукой однозначно. Всё ещё остаются спорными время создания первых сочинений христиан и полнота достоверности содержащихся там сведений, а также время и место появления первых христианских проповедников. Ввиду объёмности заявленной темы исследования, автор не видит возможности и не ставит цели подробно рассматривать все эти споры; он ориентируется на этическую составляющую канонического текста Нового Завета синодального перевода.

То, что касается вопросов анархической этики, то на Западе за прошедшее столетие вышло колоссальное количество работ посвящённых анархизму. Ввиду такого объёма мы ограничимся лишь упоминанием любопытных обзорных трудов Колина Варда и Даниэля Герена. Также можно отметить отдельное явление Движения католических рабочих, возникшего в 1930-е годы в США, во главе с американской журналисткой Дороти Дэй, чьи взгляды были близки христианскому анархизму. Также недавно увидела свет книга американского анархиста-практика Скотта Кроу о его опыте применения анархической теории в низовой борьбе с последствиями урагана «Катрина».

В дореволюционной России анархическое учение рассматривалось как революционное, антимонархическое и безбожническое. За этими ширмами увидеть связь морально-этических основ анархизма с христианством было невозможно. Советские годы также не отличались скрупулёзностью внимания к анархизму как таковому, и данное учение рассматривалось как мелкобуржуазное и враждебное большевизму. Несмотря на позитивное внимание, уделённое большевиками таким видным революционерам, как П. А. Кропоткин, образ анархистов в годы Гражданской войны был оболган. Анархисты, символом которых в большевистской пропаганде стал украинский анархист Н. И. Махно, рисовались простыми бандитами, мародёрами, которым дела нет до чаяний простого народа. Марксистская идеология в принципе заменила «классовой моралью» мораль общечеловеческую, которую клеймила «поповщиной» и «мещанским сентиментализмом». Отдельные работы или попытки более детального разбора анархического учения стали появляться в эпоху перестройки.

Например, статья «Этика анархизма» Б. И. Коваля в журнале «Новая и Новейшая история», в которой автор предпринял попытку отойти от старых марксистских догматов и посмотреть свежим взглядом на этические принципы анархизма.

Среди трудов современных российских исследователей истории анархизма и анархической мысли можно отметить работы П. В. Рябова, В. В. Дамье, А. В. Шубин, Д. И. Рублёв и др. Любопытными представляются размышления на тему синтеза христианства и анархизма в 37-ом выпуске Блогпоста протоиереия Димитрия Смирнова и в авторской передаче Якова Кротова «С христианской точки зрения».

Предмет исследования - этика Нового Завета и анархизма.

Объект исследования - Новый Завет и труды теоретиков анархизма.

Цель исследования - на основе комплексного анализа текста Нового Завета и трудов теоретиков анархизма выявить основные позиции Новозаветной и анархической этики по вопросам социальных отношений и институтов власти.

Задачи исследования:

• Изучить характерные особенности этики Нового Завета в ретроспективе (трудах П.А. Кропоткина);

• Выявить позиции Новозаветной этики по вопросам социальных взаимоотношений и институтов власти;

• Выявить сравнительные особенности анархической и христианской этики;

Хронологические рамки от появления первых христианских групп в восточных провинциях Римской империи во второй половине I в. н. э. до превращения христианства в господствующую религию на всей территории империи в IV в. н. э; XIX- нач. XXI вв. как период становления и развития анархической мысли.

Понятийно-терминологический аппарат.

Христианская община - первые объединения христиан (как они засвидетельствованы в одном из самых ранних христианских сочинений - «Откровении Иоанна Богослова»).

Церковь - церковная организация со сложившимся клиром и иерархической системой должностей.

Анархизм образа жизни - под этим понятием мы подразумеваем анархическую практику, не сконцентрированную на революционной политике/активизме и не замкнутую на теоретизировании. Анархизм образа жизни - жизнь в соответствии с морально-этическими идеалами анархизма, пропаганда этих идеалов, в том числе на собственном примере, социальное действие.

Характеристика источниковой базы. Источником по данному вопросу выступает текст Нового Завета Синодального перевода как сборник 27-ми канонических книг, включающие 4 Евангелия (основная часть Нового Завета, Деяния (историческая книга), Учительные книги (Соборные Послания и Послания ап. Павла), Апокалипсис (пророческая книга). Синодальный перевод был выполнен в течение XIX в. и, впоследствии, был подвергнут резкой научной критике за отклонения и тенденциозные интерпретации. Однако такова судьба всякого текста, который подлежал когда-либо переводу, тем более, если оригинальные тексты не дошли до нашего времени или дошли в более поздних списках. Вместе с тем всякий текст, имея несколько смысловых уровней, какие-то из этих уровней может терять при переводе, какие-то сохранять, может наполняться новыми, благодаря интерпретациям переводчика и в конечном итоге - даже читателя. Потому восприятие всякого текста всегда субъективно и лишь более или менее приближено к истине. Потеря отдельного смыслового уровня в каком-то фрагменте текста может не повлиять на научное исследование, в котором использовался данный текст, если цель и задачи исследования не затрагивали данных аспектов текста. Кроме того, переводы Нового Завета на церковнославянский и русский языки, осуществлённые в разные исторические периоды христианской Руси (России) не должны были противоречить церковным догматам, подвергать их сомнению. Это означает, что, в т.ч. Синодальный перевод текста Нового Завета вполне способен выступать в качестве исторического источника для изучения характерных особенностей Новозаветной этики.

Второй корпус источников представлен трудами классиков анархической мысли XIX-нач. XX века, главным образом анархо- коммунистов, в частности трудами П.А. Кропоткина, книги которого за небольшим исключением не имели какого-то общего первоначального плана. Он писал и публиковал статьи, очерки, заметки и только впоследствии составлял из них книги, объединённые общей темой и логикой. Кроме работ П. А. Кропоткина мы рассматриваем труды других анархо-коммунистов.

Например, французского деятеля и последователя Кропоткина Жана Грава, который более популярным языком излагал идеи анархо-коммунистов и делал собственные дополнения. Его позиция более соответствует даже нашему времени, в первую очередь в том, что касается взгляда на революционные преобразования и будущее общество. Грав - человек, рубежа двух эпох, он родился в 1854 году и умер в 1939 году, увидев все сопутствующие события. Ещё одним источником выступают труды другого французского учёного, политического деятеля и теоретика анархизма - Элизе Реклю. Мы намеренно не акцентируем внимание исключительно на тех, кого по праву можно назвать столпами анархической мысли (Прудон, Бакунин). По выражению Скотта Кроу: «Анархизм... Включает разнообразные идеи, которые исторически никогда не представлялись отдельным человеком или группой людей». С одной стороны, это позволяет нам допустить некоторую вольность в подборе источников, учитывая объём заявленной темы и примерную общность морально-этических основ в различных течениях анархизма, с другой - позволяет нетривиально подойти к вопросам морально-этических основ в христианстве и анархизме, т.е. отступить от банальностей христианского анархизма. Труды анархистов вообще интересны и тем, что способны выступать в роли «лакмусовой бумажки» для определения отношения радикальной интеллигенции рубежа XIX-XX вв. к вызовам времени, вставшим перед ними в тот переломный момент истории. Также выбор обусловлен тем, что даже после изгнания бакунистов из I Интернационала анархизм оставался главным конкурентом марксизма в борьбе за влияние на умы революционеров. Любые рассуждения о социальных конструктах рано или поздно упираются в вопрос об образовании и воспитании детей. В качестве источника по анархической этике в данном вопросе мы рассматриваем труд испанского педагога и анархиста, жившего во второй половине XIX - нач. XX вв., Франсиско Феррера-и-Гуардии «Современная школа», хотя автор является анархо- синдикалистского направления, всё же анархо-синдикализм важное место уделяет кооперации. Помимо трудов анархистов XIX - нач. XX вв., мы рассматриваем две работы, относящиеся к России XX в. и США начала XXI в., чтобы подвести нашу работу к вызовам современности. Эти работы можно расценивать, как автобиографические сочинения тех, кого мы называем анархистами образа жизни. Итак, отдельного внимания заслуживает автобиографическая работа советского учёного и анархо-мистика В. В. Налимова «Канатоходец». Данная работа уникальна в своём роде, поскольку изнутри показывает деятельность и взгляды группы анархо- мистиков в России 1920-х - 1930-х годов. Другой труд представлен автобиографической работой американского анархиста Скотта Кроу, который успел на практике реализовать некоторые этические анархистские постулаты.

Методы исследования. В нашей работе мы применяем общенаучные методы (наблюдение, сравнение, описание) и принцип историзма, метод герменевтики и общий для разделов библеистики (в т.ч. истории) метод критического анализа.

Практическая значимость исследования. Результаты исследования возможно использовать при подготовке курсов внеурочной деятельности в школе по истории религий, а так же спецкурсов по истории церкви в вузах. Кроме того, некоторые наблюдения и выводы, сделанные в ходе исследования, могут быть полезны для поиска ответов на вызовы современности, о которых мы написали, указывая актуальность выбранной темы исследования.

Глава 1. Позиции Новозаветной этики по вопросам социальных взаимоотношений и институтов власти

В данной части нашего исследования мы не будем ставить вопросов о подлинности тех или иных книг Новозаветного канона или же устанавливать авторство книг. Нас интересуют те этические аспекты книг Нового Завета, которые должны были служить руководством к действию в повседневной жизни уже первых христиан и формировать их взгляды в рамках новой религии по отношению всем сторонам жизни, с которыми сталкивается человек. То, что многие из этих этических норм так и не были претворены в жизнь или же от них впоследствии отказались, исказили, изменив трактовку или отбросив на второй план христианской этики (как это было показано в первой части нашего исследования, посвящённого ретроспективе и то, как это происходит в наше время) - не имеет для нас существенного значения, т.к. мы хотим выявить Идеал и взглянуть на то, что должно было бы быть и чего не случилось.

Разумеется, центральная норма Новозаветной этики выражена в заповедях любви: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем, душою твоей и разумением твоим. И вторая, равная ей - возлюби ближнего твоего как самого себя». Вся этическая система крутится вокруг этой центральной мысли.

Об отношении Христа к земному царствованию встречаем у Матфея, где говорится о том, как на входе в город Капернаум с Петра и Христа потребовали пошлину, и Христос сказал Петру, что цари не берут пошлин со своих сынов, сыны свободны и заплатили пошлину только, чтобы не смущать собирателей. Вообще экономико-политический вопрос, как нам кажется, один из самых недооценённых евангельских вопросов. Между учениками Христа то и дело возникают споры о том, кто из них важнее, главнее, любимее учителем, и в Евангельском повествовании это всегда заканчивается уравнением всех в ряд и замечательной рекомендацией - кто захочет покомандовать, пусть сначала сам поработает, что б понять, какого это, а кто хочет, что б ему прислуживали, то сам пусть прислугой поработает. И мысль эта гораздо глубже, чем кажется на первый взгляд, т.к. она сквозит золотым принципом морали, утопией, ведь если каждый будет делать для каждого, то всем будет хорошо, а не только одному. Отчасти в этом (хотя не только) смысл притчи о хозяине дома и работниках: хозяин волен заплатить каждому работнику одинаковую сумму, независимо от того, сколько каждый из них проработал в винограднике, потому что каким-то работникам просто не повезло, что на рынке их обходили и не нанимали. А за каждым из работников стоит человеческая судьба, шансы и возможности должны быть равны. Это великий гуманистический принцип, отвергающий капиталистическую, эгоистическую этику. Знаменитая же сцена с динарием, породившая афоризм «Кесарю - кесарево, Божие - Богу», в значении «каждому - своё» - неверна. На римском динарии помещалось изображение императора (который к тому моменту считался божественной личностью и воспринимался как хозяин Империи - т.е. всего цивилизованного мира, т.е. того, что имело право называться миром) и это было принципиально важным. Ответ Христа не только отвергал языческую земную власть, но и умалял значение власти государственной. К духовенству в привычном для нас смысле отношение Христа было схожим. Как и в вопросах о том, кто главнее, он учил не делаться учителями, т.к. учитель один - Христос, а все ученики - братья. А вот фарисеи (духовенство) - хотя учат неплохо (опять же, не во всём), но сами-то ничего не делают из того к чему понуждают других.40 И здесь находим в Евангелии от Иоанна такую мысль, согласно которой люди больше любят тьму, нежели свет, а происходит это потому, что дела их злы. Это ещё одно подтверждение того, что христианство как учение - одно, а то, что со временем стало называться христианством - другое. Не менее удивительно о человеческих взаимоотношениях читаем также в Евангелии от Иоанна, где Христос говорит о совместной радости сеющего и жнущего, хотя жнущий пришёл жать то, чего не сеял.42 Эта тонкая мысль прямо противоречит капиталистическому сознанию и идее частной собственности, но хорошо согласуется с общинным, коллективистским устройством жизни. Однако в своих притчах Христос был вынужден прибегать к понятным его слушателям образам. Поэтому, для чистоты изложения вспомним притчу о верном благоразумном рабе, который был удостоен следить за слугами и в перспективе мог быть поставлен над всем имением, но в отсутствие господина решил «покутить», и в итоге был жестоко наказан. Конечно, тут речь идёт об отношениях Бога и его верных. И эта притча стоит некотором особняком в Евангельском повествовании, т.к. Христос о любых наказаниях предпочитает говорить от лица Бога, как единственного, кто вообще может наказывать людей. Но есть и другая сторона - тут раб - человек заслуживший доверие другого человека, как бы они ни относились в социальном плане, но это доверие обманул, уничтожив вверенное имущество и, конечно, положительные отношения, т.о. речь идёт о межличностных отношениях вообще. Сюда же вписывается идея двух притч, следующих друг за другом. В первой рассказывается о некоем человеке, который, уезжая надолго, оставил имение своим рабам. Все рабы, кроме одного, вложили вверенные им части денег в дело, а один не вложил. Вернувшись, человек попросил отчёта у рабов, и все рабы, кто вложил средства в дело, были вознаграждены: «В малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди же в радость господина твоего». Но с тем рабом, который не употребил в дело вверенного ему, господин жёсток. И это весьма любопытно. Раб оправдывается тем, что знал, что его господин человек жестокий, собирает там, где рассыпал, а потому решил схоронить, то, что ему было вверено. Человек называет раба лукавым, ведь раб знал, каков его господин и всё равно не сделал ничего для приумножения имения господина. Эта притча кажется несоответствующей идее любви между ближними. Но понять эту притчу помогает следующая за ней. Христос говорит, что служение Господу проявляется через любовь к ближнему: «истинно говорю вам, так как вы не сделали этого одному из меньших сих, то не сделали и Мне». Выходит, что в предыдущей притче речь идёт о том, что человек может сделать перед Богом и чего Бог ждёт от человека, но человек, сознавая эту ответственность, всё равно бездействует. Завершить разбор канонических Евангелий считаем необходимым, вспомнив об учении Христа о законе. В Евангелии от Марка Христос так говорит фарисеям: «Суббота для человека, а не человек для субботы». Эта фраза в полной мере характеризует отношение Христа к закону, рабом которого человек не должен являться, особенно когда закон, правила, обычаи и т.п. противоречат благим интересам человека. Таким образом в Евангелии дан ответ на вопрос: что выше - закон или мораль.

Вместе с тем, продолжая линию социальных отношений, обращаемся к словам ап. Павла в книге Деяний. Прощаясь с учениками из Ефеса, он оставляет им в качестве личного примера назидательный совет, согласно которому нужно не жить на средства других, а работать самому своими руками и если кто-то из слабых нуждается в чём-либо, то и ради него нужно работать. А Иаков взывает к членам христианских общин не взирать на лица, т.е. быть нелицеприятными, в т.ч., когда дело касается материальной обеспеченности человека. И напоминает, что именно богатые притесняют христиан, отдают под суд и бесславят имя христианское. В послании Павла к Филимону находим не менее любопытный сюжет, отражающий желаемое будущее социальное устройство всего христианского мира. Это письмо представляет собой короткую личную записку, отражающую случай из повседневной жизни, - одну из многих записок, которыми Павел, видимо, регулярно обменивался со своими друзьями и знакомыми. Филимон был состоятельным христианином из Колосс, владельцем дома достаточно большого, чтобы в нем могла собираться местная христианская община.

От Филимона сбежал раб по имени Онисим, который каким-то образом познакомился в Риме с Павлом. Подробностей мы не знаем, но, очевидно, Онисим то ли нанес ущерб какой-то собственности Филимона, то ли украл что-то ценное. Павел обратил Онисима и тот пожелал искупить вину перед хозяином. Как беглый раб, Онисим мог быть крайне сурово наказан. Апостол просит Филимона, ради его дружбы с Павлом, принять Онисима по-доброму, и не как раба, а как брата во Христе. Это послание показывает, как обычные человеческие контакты могут стать способом выражения христианской любви. Хотя до отмены в Римской империи института рабства оставалось еще много поколений, «когда Павел выводил в этом письме взаимоотношения хозяина и раба на новый уровень христианского братства, он сформулировал принцип, которому в конечном счете суждено было трансформировать античное общество».

Поскольку отношения с государственной властью у первых христиан складывались сложно, на первый взгляд странным может показаться текст второй главы 1-го Соборного послания Петра и 2-ой главы 2-го Соборного послания Петра, суть которых можно выразить одной цитатой: «Всех почитайте, братство любите, Бога бойтесь, царя чтите». С одной стороны, такие слова могут быть связаны с попыткой обезопасить новообращённых от гонений, однако, если вчитаться в текст внимательно, то окажется, что любая, даже плохая власть не приносит вреда христианам как такового, но даже наоборот: «Ибо что за похвала, если вы терпите, когда вас бьют за проступки? Но если, делая добро и страдая, терпите, это угодно Богу». В ещё более диссонирующих тонах предстаёт послание Иуды, где он буквально сравнивает злословящих высокие власти и отвергающих начальства с жителями Содома и Гоморры и Каином. Однако, исследования в области библеистики показывают, что это послание связано с периодом, когда Церкви серьезно угрожали ереси, проникнутые распутством. «Еретики же не сдерживают себя в словах и злословят то, чего не знают. Они только пятнают христианские “вечери любви”, где едят и пьют без благоговения и заботятся только о себе». Стало быть, речь в послании идёт о властях не светских, а духовных, представленных наставниками общин и о сохранении чистоты веры.

В целом, ряд апостольских посланий связан с борьбой за чистоту христианства. Таковы, например, послания апостола Павла. Поводом к написанию послания Галатам были тревожные вести: галаты начали отпадать от истинного благовестия о достаточности веры в Иисуса Христа и склонялись к позиции некоторых «иудействующих» агитаторов. По мнению этих учителей, для угождения Богу мало верить в Иисуса Христа, - нужно еще и соблюдать Закон Моисеев. Они считали, что, прежде чем получить право называться христианином, язычник должен совершить обрезание, соблюдать субботу и другие иудейские праздники, вкушать только кошерную пишу и соблюдать все ритуальные заповеди Ветхого Завета. Одним словом, различие состояло в следующем. Позиция Павла: спасение только верой. Позиция иудействующих: спасение верой и делами. Павел понимал, что это различие - самое что ни на есть принципиальное. Из своего горького опыта он знал: спасение есть свободный дар Бога верующим во Христа, а не нечто такое, что можно заработать путем соблюдения правил.

«Послание к Галатам часто называют великим манифестом христианской свободы. Его значимость трудно переоценить. Оно страстно и красноречиво излагает истинную роль Закона Моисеева и его отношение к воле Божьей, открытой в Иисусе Христе. Основная мысль состоит в следующем: христианская жизнь основана на благодати Божьей, а не на добрых делах человека. Декларация принципов, красной линией проходящих через эти шесть коротких глав, сделала христианство из иудейской секты мировой религией».

Подводя итог общему обзору позиций Новозаветной этики, связанных с социальным устройством и институтами власти, нельзя не сказать о Послании Иакова. Почти все послание состоит из ряда маленьких групп максим, обличений и наставлений. Рассмотрим вкратце главные темы (на протяжении всего текста большая часть из них встречается несколько раз).

Высокий социальный статус и богатство ненадежны; угодничество перед богачами и презрение к беднякам глубоко противоречат самим основам христианской этики. Царский закон состоит в том, чтобы «любить ближнего, как самого себя», нарушать эту заповедь в чем-нибудь одном, значит нарушать весь закон. Торговец, гонящийся за прибылью, полагается на свои собственные силы и забывает Бога. Бог воздаст нечестивому богатому работодателю, который эксплуатирует своих работников. Истинное служение Богу - забота о вдовах и сиротах, а также нравственный самоконтроль. Вера без дел практического милосердия мертва, как то видно из примеров Авраама и Раав. Всякий, кто знает, как поступать правильно, и не делает этого, грешит. Христианам нельзя дурно говорить друг о друге. Истинная мудрость дается Богом и проявляется в миролюбии. Конфликты и распри между читателями возникают из-за их любви к миру сему, - но дружба с миром сим означает вражду к Богу. Самый верный способ спасти наши собственные души - заботиться о душах других.

Итак, Новый Завет поставил перед человеком такую высокую этическую планку, что, сумей всё человечество достать до неё, то, согласно христианскому мистицизму настал бы Рай на всей Земле. Апостол Павел пишет, что не рекомендует, хотя и не запрещает, (т.к. Господь не запрещал), выходить замуж или жениться, поскольку муж стремится угодить сначала жене, а потом уже Богу и наоборот, жена стремится угодить сначала мужу. В сущности, он рекомендует полнейшую аскезу. Если представить весь мир христианским (не в смысле официальной государственной религии, а действительного соблюдения всех евангельских этических норм), и все люди в нём приняли целибат, то в течение уже ста с небольшим лет (4 поколения) наступит желанный Армагеддон и Судный День. Иначе говоря - конец света, полнейшее вымирание человечества как биологического вида.

Глава 2. Раннехристианская этика в ретроспективе

2.1 Христианская этика в трудах П.А. Кропоткина

Христианское учение за время своего существования непрерывно являлось предметом спора различных политических, религиозных деятелей, философов. Непосредственным объектом споров, с одной стороны, являлся вопрос построения христианского общества, преимущественной истинности тех или иных аспектов, изложенных в качестве руководства к действию в Новом Завете. С другой стороны, однажды возникнув, до сих пор остаётся нерешённым спор о том, может ли христианское учение стоять на службе у государства, должна ли Церковь подчинить государство или, хотя бы, возглавить его. Все эти вопросы являются сугубо этическими, вписанными в исторический контекст. Сомнению подвергались и сам факт существования Вселенской Церкви (до великой схизмы), как централизованной структуры, и Католическая Церковь на Западе, как централизованная структура, и Православная на Востоке, как централизованная структура, к тому же, все эти централизованные аппараты, возникая в новых регионах мира среди народов, принимавших христианство, всё более бюрократизировались и в один момент стали представлять собой ни что иное, как религиозные институты власти, чья структура является калькой с государственного управленческого аппарата.

Для того чтобы понять, почему наши современники зачастую воспринимают христианство как нечто, которое делают и говорят церковные служители, приведём только один пример, из воспоминаний отечественного учёного и анархо-мистика, анархиста образа жизни, В. В. Налимова, из его дореволюционного детства: «Еще перед началом нижегородского периода жизни Василий Петрович как-то провел лето в селе Коровяковка, где моя мать тогда была земским врачом. Осенью он вернулся в Москву и отдал паспорт на очередную прописку. Городовой приходит и говорит:

- Ваше благородие, не прописывают.

- Почему?

- Не знаю.

Отец дает ему трешку и говорит:

- Пойди выясни.

Городовой вскоре возвращается:

- Все в порядке, ваше благородие.

- В чем же было дело?

- Поп-с доносик написал-с.

Все объяснилось: в Коровяковке у родителей возник конфликт с местным священником. Они не приняли его во время очередного обхода с молитвенным служением, и вот достойный результат -- донос в полицию. Но трешки оказалось достаточно, чтобы усмирить чрезмерную ретивость служителей правопорядка».

Почему таким образом мораль христианская подменяется моралью «фарисейской», но сам отпечаток христианской морали остаётся вписанным в культурный код нашей цивилизации, стоит обратиться к периоду, когда Россия (да и весь цивилизованный мир), говоря языком А. Тойнби, стояла на пороге очередного вызова времени и «судорожно» искала на него ответ. Речь идёт о рубеже XIX-XX в. - период агонии Российской империи и канун Первой Мировой войны. П.А. Кропоткин, считающийся одним из последних русских учёных-энциклопедистов, вместе с тем являлся убеждённым анархистом, ещё при жизни ставший классиком анархической мысли, т.к. попытался максимально научно, используя все свои знания из области экономики, естествознания и опыт своих многолетних естественнонаучных экспедиций, обосновать анархическую теорию (то, чего не смогли сделать в таком объёме его предшественники). Хотя «попытка Кропоткина построить анархизм как грандиозную и законченную научную систему не увенчалась успехом», в его время многими это воспринималось иначе. Труды Кропоткина издавались на многих европейских языках при его жизни, а труды, посвящённые анархической мысли, переиздаются до сих пор. Анархическое учение, являясь наиболее радикальным среди всех социалистических течений того времени, наиболее жёстко и нетерпимо относилось ко всякого рода власти, в том числе и власти Божественной. Потому труды П.А. Кропоткина мы берём, как своеобразную «лакмусовую бумажку» для определения отношения радикальной интеллигенции того времени к действительно насущным вопросам, стоявшим перед ними в этот переломный момент истории. Тем более, что даже после изгнания бакунистов из I Интернационала анархизм оставался главным конкурентом марксизма в борьбе за влияние на умы революционеров.

Итак, какого же было отношение П.А. Кропоткина к религии вообще и к христианству в частности. Кропоткин, будучи человеком, очень хорошо образованным, происходящим из княжеской семьи, естественно, читавший текст Нового Завета (как минимум), не мог не знать двух заповедей любви, оставленных Христом: «Он (Иисус) сказал в ответ: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя». И тем не менее, он писал, что религия, софизмами оправдывающая эксплуатацию и рабство, заменила первобытную мораль, которая основывалась на отождествлении каждого индивидуума со всеми ему подобными. И религия освободила человека от нравственных обязанностей по отношению к ближним взамен на поклонение Высшему Существу, расположение которого можно купить, заплатив служителям культа. В другом месте П.А. Кропоткин пишет (по сути, повторяя Евангельские слова): «Отрицательные принципы религіозной морали: „Не воруй, не убій”, уступаютъ место более жизненнымъ положительнымъ принципамъ человеческой морали... заменяются теперь требованіями равенства и солидарности, гласящими: „Если ты хочешь быть счастливымъ, делай всемъ и каждому только то, что ты хотелъ-бы, чтобъ тебе делали”. И этотъ простой положительный принципъ, не имеющій ничего общаго съ предписаніями религіи, открываетъ сразу человечеству обширное поприще для самоусовершенствованія». Мы видим, как, на первый взгляд, удивительным образом диссонирует и это мнение с указанными выше Евангельскими словами. Однако стоит ещё раз сделать акцент на то, в какой период истории писал эти строки моралист- Кропоткин. Ведь не на пустом месте под конец жизни русского мыслителя русский народ будет полон решимости «задушить последнего царя кишкой последнего попа».

Во времена Российской империи получить государственную должность можно было только будучи православным христианином, важнейшее христианское таинство - таинство причастия Святых Христовых Таинств, было сведено до уровня глубочайшего формализма и профанации - каждый государственный служащий обязан был раз в год предоставлять «справку» от своего священника, что он причастился. И если такое происходило на государственном уровне, то оно должно было подчёркивать важность православия, как государственной религии, религии народа и царя, в которой они едины, должно было укреплять то, что в середине XIX века сформулировал граф Уваров в виде «Теории официальной народности». Но вместе с тем, отношение к духовенству в течение всего XIX века формировалось в народе весьма своеобразное. Простым примером может служить народная сказка, записанная А.С.Пушкиным в 1830ом году, «Сказка о попе и о работнике его Балде». Сказка народная, но при жизни Пушкина не издавалась по цензурным соображениям, в 1840-м была издана в редакции Жуковского, где «поп» был заменён «купцом», лишь в последней четверти XIX века вышла авторская версия Пушкина, хотя специально для народа народная же сказка, по-прежнему, издавалась в редакции Жуковского. Таким образом, можно полагать, что в среде образованной, критически мыслящей части населения России XIX - нач. XX в. остро ощущалась разница между тем, к чему призывало Евангелие и тем, что говорили и делали церковные служители, к тому же, находясь в связке с государством, которое являлось так же постоянным объектом критики. В среде низовых слоёв эта разница ощущалась на подсознательном уровне, как минимум, и выражалась в форме народного творчества. Для П.А. Кропоткина, по-видимому, было важно, что теория и практика - вещи разные и то, что в практике совершенно ушло от теории, то уже не может существовать, оно должно отмереть вместе со всем тем, с чем было связано: с государством, законами, властью, всем тем, что не соответствовало новому идеалу «свободы, равенства, братства», с тем, что способствовало угнетению людей.

Тем не менее, русский мыслитель, будучи моралистом, не мог не искать нравственности в прошлом, настоящем и будущем, не мог не попытаться найти ответа на вопрос, почему этическая система христианства (и других религиозных систем) потерпела крах и откуда должна происходить новая этическая система, что бы наконец «рай» (анархо-коммунизм) на земле наступил. Дело в том, что Кропоткин, как и его современники, был личностью, принадлежащей к цивилизации христианского культурного поля. Для них не могло быть иного идеала, кроме любви к ближнему. Они могли вычеркнуть имя бога из заповеди Христа, но имя ближнего - нет. Конечно, ответы на свои вопросы Кропоткин, как и большинство учёных современников, искали в естественных науках, в частности в биологии, зачастую следую популярному тогда позитивизму. У марксистов был социал- дарвинизм, у анархо-коммунистов - кропоткинский «закон взаимопомощи» как инстинкт общности. Причина заняться вопросами этики в тот переломный момент была такой же, как и в наше время - ответить на вопрос: куда ведёт человечество нравственное чувство - к вырождению рода и господству слабых или к позитивным, желательным последствиям. Этой проблеме Кропоткин посвятил свою последнюю работу «Этика». Задолго, то кого, как Пётр Алексеевич начал изучать раннее христианство, его брат Александр Алексеевич писал ему в письме: «Нравственность, т.е. ощущение в себе идеала человеческого достоинства, стремление жить, сообразуясь с его велениями, мучения при безнравственном поступке - все это общее, неотвязное свойство человеческой природы.<…> А Гоголь вот что говорит, привожу как пояснение; я недавно заметил это место в “Тарасе Бульбе”: “...но... у последнего подлюки, каков он ни есть, хоть весь извалялся он в саже.., есть и у того, братцы, крупица нравственного чувства; и проснётся он когда-нибудь, и... схватит себя за голову, проклявши громко подлую жизнь свою, готовый муками искупить позорное дело”. Да, - это так. Но объяснить это явление не берусь...».