Трансформация института родительства в постсоветской России

Второй демографический переход, по сути, и есть кризис нормативной семьи, и как следствие снижение рождаемости коренного населения. Английский демограф Д. Колман (Coleman) справедливо отмечает, что, по сути, авторы «второго перехода» больше затрагивают социологические аспекты ? ценности и институт семьи в постиндустриальных обществах. Сам автор предлагает термин «третьего перехода», когда коренное население стремительно уменьшается в сравнении с мигрантами и поэтому происходит радикальная трансформация самих обществ Coleman, D. Immigration and ethnic change in low-fertility countries: A third demographic transition . Population and development review. 2006. 32(3), p. 414.. Однако признаки такой трансформации пока спорны.

Существующие различия между западными странами по показателям развития института семьи, как считают европейские социологи, обусловлены и режимами обеспечения (welfare regimes), важной составляющей которых является организация государственных служб ухода за детьми, больными и престарелыми, политика гендерного равенства. Причем рождаемость ниже в странах с либеральным, консервативным и семейно-ориентированным режимами обеспечения, и, наоборот, выше в странах с социально-демократическим режимом Blossfeld, H.P. Hofmeister, H. Life courses in the globalization process. Final Report. Otto Friedrich University of Bamberg. 2005.. В ряде Европейских стран с высоким уровнем занятости женщин (Исландия, Франция, Швеция) относительно высок и уровень рождаемости.

«Глобальные масштабы унификации культуры» Штомпка П. Социология социальных изменений. Пер. с англ. Ред. В.А. Ядов. - М.: Аспект Пресс, 1996. - С. 71. также способствуют распространению различных моделей организации частной жизни, размыванию семейных традиций, сложившихся в национальных государствах. Культурная глобализация имеет следствием распространение различных образцов частной жизни, один из факторов такой вариативности ? миграция и рост межкультурных браков.

На Западе существуют полярные позиции «упадка семьи» (decline) и пластичности (resilience). Расхождения состоят не столько в оценке изменений института семьи, а в оценке последствий на развитие личности детей и общество в целом. Как справедливо подчеркивает американский специалист П. Амато (Amato), эти расхождения скорее идеологические, ценностные, а не научные. И проверить справедливость той или иной позиции очень сложно с помощью научных исследований и аргументов.

Во втором параграфе «Динамика теоретических подходов в социологии семьи» представлен краткий анализ развития семейных теорий на Западе, делается акцент на развитии феминистской перспективы в социологии семьи, которая представлена в настоящий период гендерным подходом.

Также как и в социологии в целом, количество теорий для объяснения внутрисемейных процессов и трансформации семьи увеличивается. Терминологический аппарат «больших теорий» применительно к семье (эволюционного подхода, теории ролей, структурного функционализма, теории обмена, символического интеракционизма, конфликта, системной теории, феноменологической социологии семьи и др.) продолжает оставаться в научном лексиконе. Распространенными в конце прошлого века становятся биосоциальный (в частности, в области изучения родительства) и гендерный подходы, а наиболее часто «эксплицитно присутствует в публикуемых работах теория обмена» Taylor, A., Bagdi, A. The lack of explicit theories in family research. Sourcebook of family theory and research. 2005. Ibid, p. 24..

Наряду с теориями «среднего уровня», которые создавались в середине прошлого века (например, теория выбора супруга, развития семейного жизненного цикла) появляются и новые (например, теория экологии брака, амбивалентности взаимоотношений поколений в семье и др.). В предметных областях социологии семьи появляются новые минитеории, происходит дифференциация и процесс углубления знания об отношениях в частной сфере, включая родственные и поколенческие связи, брачные и небрачные отношения, различные структурные типы семей и родительства и т.д.

Одновременно меняется и понятие теории как таковое. Ведущие западные специалисты по семейным исследованиям считают, что предпочтительнее использовать понятие «теория» в виде «теоретизирования как процесса развития идей, которые позволяют нам понять и объяснить данные», а не «использование теории» или «применение теории» Boss, P. Foreword. Ibid, p. XV; .

Д. Клейн и Дж. Уайт выделили три эпистемологии, три парадигмы знания применительно к современным семейным исследованиям Klein, D. M., White, J.M. Family theories: An introduction. Thousand Oaks, CA: Sage, 1996. . Научный подход к знанию ? признание объективных истин, процессов и реальностей, ценностно-нейтральная позиция, эмпирически верифицируемая теория с целью объяснения и предсказания. Интерпретативный подход - истина субъективна и знания создаются интерпретаторами в процессе общения, ученый должен демонстрировать свою ценностную позицию, цель ? понимание. Критический подход ? «истину» формулируют люди, обладающие властью, и заставляют принять ее других, семейные теории ценностно окрашены и могут быть подвергнуты критике, цель ? эмансипация и придание власти (empowerment) дискриминируемым социальным группам.

Именно гендерный подход в социологии семьи часто применяет две последние эпистемологии, и результаты часто представлены вполне научно. Несмотря на разнообразие течений феминизма, выделяются принципы в методологии, которые их объединяют. Это рефлексия в отношении своей возможной предвзятой позиции, а также интересов заказчика исследования, т.е. относительность «объективности» полученного знания. Обязательность не только вклада в теорию, но и практического применения результатов («исследование для чего?») с целью достижения равноправия мужчин и женщин, внедрения результатов в практику образования. Акцент на социальных процессах, которые формируют неравноправные статусы мужчин и женщин, поддерживают и воспроизводят их. И, наконец, пересмотр «мужских» парадигм и теорий, поиск возможностей дополнить их новым видением. Подчеркивается значительный прогресс в смене методологии гендерных ролей социальным конструктивизмом, что позволяет выявлять «привилегии и преимущества, которые чаще имеют мужчины, или, хотя и реже, женщины» Fox G., Murry V. Gender and families: Feminist perspectives and family research. Understanding families into the new millennium: A decade in review. R.M. Milardo (Ed.). Minneapolis, MN: NCFR, 2001, p. 383.. Исследовательницы демонстрируют, как имеющиеся стереотипы о «женском» и «мужском» мешают строить взаимоудовлетворительные отношения в браке. Представляется, что эта перспектива наряду с другими западными теориями, вполне актуальна и для российской социологии семьи.

В третьем параграфе «Развитие семьи в России в ХХ веке» описываются специфические для России, в отличие от Запада, этапы семейной трансформации.

Еще в начале века П.А. Сорокин зафиксировал «кризис семьи» в начале индустриализации и урбанизации в России, показателями которого считал рост разводов и раздельного жительства, внебрачных союзов, проституции, снижение брачной рождаемости, освобождение женщин из-под опеки мужей, ослабление охраны брака государством, изменение норм наследования. В числе причин семейного кризиса он выделял факторы, которые социологи приводят и сегодня. Это рост индивидуализма, влияние экономики, и, прежде всего, изменение уклада жизни в городах, ослабление роли религии в жизни людей. Но, мысля диалектично, он одновременно считал, что остановить распад семьи - «значит изменить в корне всю организацию современного общества и вернуть ее на несколько веков назад» Сорокин П. Кризис современной семьи (социологический очерк) // Ежемесячный журнал литературы, науки и общественной жизни. 1916. № 2-3. .

ХХ век был для России веком революций и войн, каждая из которых приводила в первую очередь к дезорганизации устоявшихся форм семейной жизни, падению брачности и рождаемости. «Проституция находится в обратном отношении к числу браков, заключение и длительность которых зависит от экономического достатка населения». Такой вывод был сделан исследователями в России еще в середине XIX века Цит. по: Голосенко И.А., Голод С.И. Социологические исследования проституции в России. - СПб.: «Петрополис», 1998. - С. 34.. И подтвердился он как после революции 1917 года, так и после распада СССР и начала новых преобразований в России, когда резко падало число браков, стала широко распространяться проституция.

В советский период семейное законодательство резко менялось от либерального к крайне консервативному, и, таким образом, не способствовало закреплению в массовом сознании устойчивых семейных норм. Нарушение же половой диспропорции в результате двух войн и уничтожения лучших представителей мужской части населения (мужского генофонда) в ходе репрессий деформировало отношения между полами, что впоследствии транслировалось от поколения к поколению.

Немногие мужчины в условиях системы могли самоутвердиться, не идя при этом на компромиссы с собственной совестью, сопротивление других мужчин осуществлялось в виде пассивных видов ухода в пьянство в кампаниях равных по статусу, где можно было найти понимание. Это приводило к массовому распространению семей алкоголиков, в которых лидерство и ответственность за семью и детей принадлежали жене, а муж становился «чемоданом без ручки, который и нести тяжело и бросить жалко». Проблема алкоголизма продолжала транслироваться и генетически, и через передачу семейных образцов поведения.

В конце 1980-х ? начале 1990-х гг. в период либерализации и структурной перестройки экономики возникает множество факторов, дестабилизирующих семейную жизнь. Автором была предпринята попытка применения теории семейного стресса к процессам, происходящим в российской семье в этот период. Было показано, что имеющиеся личностные (например, внешний локус контроля) и семейные (непрочные супружеские отношения, расхождения взглядов супругов в отношении ролей жены и мужа) ресурсы не позволяли многим семьям «совладать» со стрессом (потеря работа, нисходящая мобильность, или, наоборот, «большие деньги» и т.д.). Макросоциальные ресурсы (институт социальной работы, религиозные общины, психологические консультации) были ограничены. В итоге многие семьи переживали кризис, который потенциально, согласно теории, может вернуть семью в прежнее состояние, поднять на более высокий уровень, или же привести к полной дезорганизации. Оптимистичное восприятие сложившейся ситуации мобилизовало лишь часть семей на преодоление возникших проблем. Для незамужних матерей в качестве ресурса в этот период чаще всего выступало ближайшее социальное окружение - родственники, соседи, подруги, и группы самоподдержки. Одной из успешных стратегией адаптации супружеских семей было «разделение между супругами риска смены работы». Обычно это предполагало переход мужей в новые секторы экономики или занятие собственным бизнесом, в то время как жены продолжали работать в стабильной бюджетной сфере. Иногда на риск шли жены, но мужья не всегда были способны примириться с успехами жен в бизнесе. И тогда причиной кризиса становились неадекватные реакции мужей на их успехи.

В данном параграфе также показано, что в тот период, когда в большинстве развитых стран семейные функции продолжали «перехватываться» обществом (по выражению американского социолога А. Карлсона), в постсоветской России, наоборот, в кризисных условиях некоторые функции «вернулись» в семью. Также по мере обретения гражданами собственности брак в России становился экономическим союзом в отличие от Запада, где, по крайней мере, по мнению Э. Гидденса «интимность, сексуальность и эмоции» являются основой супружества уже в большей мере, нежели экономические соображения. Одновременно, в отличие от Запада, договорные отношения утверждаются в России медленно, в частности, в регулировании частной сферы отношений, что создает ряд дополнительных проблем.

В четвертом параграфе «Понятие «семья» и актуальность изучения родительства» приводятся различные определения семьи, показывается, что существует много критериев для таких определений, представлена типология семей по критерию биологической и юридической связи детей с родителями (или опекунами).

Автор подчеркивает, что «семья» имеет множество форм и субъективных значений даже для одного человека. Часто исследователи, респонденты и интерпретаторы подразумевают под «семьей» различные сущности. Субъективное определение семьи может отличаться от «объективного» понятия исследователем. Автор подчеркивает, что «семья» часто неправомерно ставится в один ряд с ценностями (ценностью, например, может выступать брак на всю жизнь), группами для социальной идентичности и другими не рядоположенными аспектами жизни человека. Для изучения столь динамично меняющейся категории необходима разработка более дифференцированных определений и чувствительных методик.

В качестве рабочего определения автор рассматривает семьи, в которых проживают несовершеннолетние дети, и приводит их структурную типологию. Предлагается в виду типичности практики по аналогии с понятием, которое появилось в зарубежной научной литературе - «хрупкие» (fragile) семьи, ввести новый термин, например, «гражданские» или «согласительные» семьи. В отличие от сожительства, которое предполагает ведение совместного хозяйства и является сугубо личным делом взрослых, в таких случаях родители проживают вместе с их общим ребенком (детьми), юридически оформленного «по совместному заявлению».

Во второй главе «Теоретические основания изучения родительства», включающей четыре параграфа, представлены основные западные и российские теоретические концепции отцовства и материнства, эмпирические направления изучения родительства в России и за рубежом, проанализированы основные тенденции развития института родительства, а также представлены основные направления и перспективы изучения родительства в России.

В первом параграфе «Культурно-исторические аспекты российского материнства и отцовства» описываются традиции родительства в России и их динамика.

Согласно свидетельствам историков разделение материнских и отцовских ролей существенно различалось в зависимости от социального слоя. В крестьянских семьях матери и отцы передавали детям своего пола трудовые навыки. Общее руководство воспитанием детей было предписано отцам, которые являлись трансляторами православной морали и обладали неограниченной властью над членами семьи. В дворянских семьях значительная роль отводилась нянькам, кормилицам, гувернанткам и учителям.

Матери не имели тесных эмоциональных контактов с детьми. И только во второй четверти XIX века в русском образованном обществе распространяются либеральные идеи ценности личности, любви, эмансипации женщин и детей. «Особенно сильно изменились отношения между матерями и дочерьми. Лишенные возможности найти применение своим силам на общественном поприще, образованные дворянские женщины стали активно заниматься воспитанием и образованием своих дочерей, так как образование мальчиков по традиции было прерогативой отцов и выбранных последними домашних учителей и учебных заведений» Миронов Б.Н. Социальная история России периода Империи (XVIII - начало ХХ в.). Т. 1. - СПб.: «Дмитрий Буланин», 1999. - С. 261.. Буржуазная семья с разделением сфер влияния отцов и матерей, в которой бы детям прививались ценности саморазвития и достижительности, в дореволюционной России фактически не успела сложиться в широком масштабе.

Именно материнство, а не отцовство символизируется в православной традиции. «Сын психологически ближе к матери, чем к отцу, и мать также ближе к сыну… Причем (вот сила стереотипа христианской семьи), под ребенком всегда подразумевается сын, а не дочь» Дружинин В.Н. Психология семьи. - Екатеринбург: Деловая книга, 2000. - С. 77.. Акцент на роль женщины в качестве матери в советское время, имеет более глубокую культурную традицию, чем советская идеология. «В христианстве, генетически восходящему к иудаизму, но в принятом и переработанном языческими народами, идея отцовско-дочернего союза уступает мотиву материнства и сыновства. Культ Богородицы в ее безграничной любви к сыну - едва ли не основное содержание всего христианского искусства» Эпштейн М. Отцовство. - Санкт-Петербург. «Алетейя». 2003. - С. 106.. Что является основой чадолюбия у одних народов, например, восточных, и более сдержанного отношения к детям у других, например, русских, вопрос, требующий специальных исследований.

Родительские обязанности в отношении детей были сформулированы религией, в том числе православной. Основными из них были забота о здоровье детей, нравственном воспитании и образовании. Родители «должны стараться или сами, или посредством других, образовать детей в полезных науках и искусствах, согласно своему состоянию, дабы они впоследствии могли быть полезными членами гражданского общества» Бажанов В.Б. Об обязанностях христианина. СПб.: Издание И.Л. Тузова. Гостиный двор, 1913. ? С. 131.. Считалось, что пример родителей гораздо важнее, «нежели устные их наставления».

Концепция формирования «нового человека» после революции предполагала незначительную роль родителей. Женщинам предписывалось физическое воспроизводство. Роль символического отца и транслятора норм и ценностей, по сути, передается идеологическим институтам государства. Поощрялись и доносы детей на родителей, общая обстановка страха, двойной морали не способствовала формированию открытых и доверительных отношений, в том числе и между родителями и детьми. Массовая гибель цвета нации, в основном мужчин, в годы гражданской войны и репрессий лишила отцов миллионы детей. Послевоенная «безотцовщина» также сказалась на дальнейшей культуре отношений мужчин и женщин в повседневной жизни.

Передача трудовых навыков родителей детям в городах была не столь актуальной, хотя предпринимались попытки создавать трудовые династии среди рабочих. В исследованиях М.Г. Панкратовой, проведенных в 1970-е годы, было установлено, что школьники не всегда даже знали, где работают их родители. Работающие матери и отцы уделяли детям немного времени, часто за детьми присматривали бабушки. В советских семьях интеллигенции, как свидетельствует анализ В.Я Титаренко, матери и отцы в 1980-е годы значительно чаще занимались образованием детей и были информированы об их интересах. В этом «узком слое» нарабатывались и практики партнерских, а не подавляющих, авторитарных отношений с детьми. Образованные матери и отцы изучали специальную литературу, в том числе переводную, прививали детям «неконформистские» ценности.

В конце 1980-х гг. в научной лексике стал иногда употребляться термин родительство и отцовство, дискурс отцовства был вынесен на уровень законодательства в 1989 году. Однако названия Комитетов и Комиссий на всех уровнях пока еще носят название «по делам семьи, материнства и детства». Причастность мужчин к семье и родительской роли рефлексируется постепенно.

Во втором параграфе «Теоретические подходы к изучению родительства на Западе» представлены основные теории и концепции, в которых анализируется родительство с точки зрения влияния на детей, а также специально посвященные материнству и отцовству, представлены зарубежные направления исследований родительства.

Анализируются классические концепции в отношении родительства социологов, психологов и антропологов ? Э. Дюркгейма, О. Вейнингера, М. Мид, Т. Парсонса и Р. Бейлса, Р. Мертона, Г. Спенсера, Э. Фромма, Э. Эриксона. Показывается, как в этих теориях в разные периоды обосновывается специфика материнских и отцовских ролей (функций).

Особое место отводится рассмотрению взглядов представительниц феминизма, которые проблематизировали родительские роли в разных аспектах, в зависимости от принадлежности к определенному течению. А. Коллонтай в русле идеологии марксизма подчеркивала, что, поскольку оба родителя должны работать, воспитание детей должно стать «делом государства». Представительницы либерального направления отстаивали право матерей на работу вне дома. Б. Фридан, например, привлекла внимание к опытам матерей, представительницам среднего класса, не имеющих возможности реализовать себя в профессиональной сфере. Обосновывалась необходимость государственных мер помощи работникам с родительскими обязанностями, включая финансирование детских учреждений, предоставление гибкого графика работы, равных прав на отпуск по уходу за ребенком обоим родителям. Хотя критики считали, что капиталистическая система не станет приспосабливаться к потребностям женщин, а отцы явно без энтузиазма будут включаться в сферу, которую и сами феминистки считают «не приносящей удовлетворения». По сути, так и происходит в начале нового века. Услуги нянь-мигранток используются значительно чаще, нежели помощь мужей.

Социолог Э. Оэкли (Oakley) подвергла сомнению мифы, окружающие институт материнства, согласно которым «все женщины испытывают потребность быть матерями, все женщины нуждаются в своих детях, все дети нуждаются в своих матерях. Были описаны кросскультурные вариации ухода за детьми, хотя и подчеркивалось, что практически ни в одном из обществ отцам не принадлежит ведущая роль. В радикальном течении материнство рассматривается с разных, иногда противоречащих точек зрения (например, в отношении репродуктивных технологий). По мнению С. Раддик (Ruddick) «материнство» это и потенциальная работа для мужчин Представительницы психоаналитического направления показали, что чрезмерная зависимость ребенка от матери создает проблемы отделения, особенно для мальчиков, что часто провоцирует формирование агрессивной по отношению к женщинам идентичности. Гендерный подход в постмодернистском варианте феминизма делает акцент на влиянии социальных конструкций материнства и отцовства на поведение родителей.

В рамках феминистской методологии в исследованиях ставится цель выявить дискриминирующие практики, показать не только радости, но трудности материнства, когда от женщин требуется быть «хорошими» матерями, но они не всегда располагают для этого необходимыми ресурсами Например: Miller, T. Making sense of motherhood: A narrative approach. London: Cambridge University Press, 2005. . Показывается, что материнство по-прежнему, считается для женщины самопожертвованием в ущерб собственным интересам, причем пропагандируется идеология «экстенсивного материнства», исключительной роли матери в жизни ребенка Arendell, T. Conceiving and investigating motherhood: a decade's scholarship. Understanding families into the new millennium: A decade in review. 2001. Ibid.. Описываются дискриминационные практики применения новых репродуктивных технологий, нарушения репродуктивных прав. Особое внимание уделяется изучению опытов материнства в зависимости от этнической принадлежности, социального класса, например, представительниц рабочего класса. Так, было показано, что для бедных женщин материнство часто является жизненно важной потребностью, а супружество «непозволительной роскошью» Edin, K., Kefalas, M. Promises I can keep: Why poor women put motherhood before marriage. University of California Press, 2006. . Именно поэтому «одинокое материнство» среди женщин в США распространено среди бедных слоев населения, афро-американских женщин, мигрантов из бедных стран.

В работе подчеркивается, что изучение отцовства на Западе приобрело особое значение в условиях изменения роли женщин в постиндустриальных обществах, где наблюдается движение к равенству прав и возможностей женщин и мужчин в публичной сфере, освоение женщинами большинства экономических и политических сфер деятельности. Вовлечение отцов в жизнь детей стало рассматриваться на Западе как важное направление социальной политики и законодательства.

Дж. Плек, например, проанализировал историческую динамику «американского отцовства» и выделил четыре основных этапа. Отец как авторитарный духовный и религиозный наставник (XVIII начало XIX вв.); отстраненный от семьи добытчик средств (начало XIX середина XX вв.); модель для формирования идентичности по признаку пола (1940 1965 гг.); «новый» эгалитарный отец, который ухаживает за детьми, интересуется их проблемами, а также зарабатывает деньги на их содержание (с конца 1960-х) Plek, J. American fathering in historical perspective. Changing men: New directions in research on men and masculinity. M. Kimmel (Ed.). Beverly Hills, CA: Sage, 1987, p. 88.. Роль отца различается и в обществах современного периода в зависимости от их модернизации. Анализ отцовства требует учета культурных, экономических и социальных условий. В развивающихся странах, например, эта роль до сих пор предполагает обеспечение выживания, жизненно необходимых потребностей и безопасность LaRossa R. The modernization of fatherhood: A social and political history. Chicago: University of Chicago Press, 1997..

Подход социального конструктивизма используется для изучения «отцовских образов» и анализа их вариативности среди мужчин, принадлежащих к разным социальным слоям, этническим группам. Это, например, образы «современного, ухаживающего отца», «опасного отца насильника», «папочки-неплательщика». Изучаются распространенные нормативные представления об отцах (например, кто такой сводный отец, одинокий отец и т.д.) Marsiglio, W. Procreative man. New York: University Press, 1998; Daniels, C.R. Lost fathers: the politics of fatherless in America. N.Y.: St. Martin Press, 1998.. Представители постструктуралистского направления делают акцент на «эмоциональном измерении» и индивидуальных опытах, которые позволяют улавливать вариативность отцовства на микроуровне Lupton, D. and Barclay, L. Constructing fatherhood. Discourses and experiences. Thousand Oaks, CA: Sage, 1997, p. 15..

Подчеркивается, что в США оформилось четыре основных направления изучения отцовства: культурные репрезентации отцовства, вовлеченность отцов в уход и общение с детьми, отцовство с точки зрения формирования личности ребенка, становление отцовской идентичности, в том числе под влиянием ближайшего окружения.

Так, было показано, что реализация роли отца в отличие от матери определяется в меньшей мере личностными особенностями и в большей мере социокультурными нормами и контекстом на микроуровне (поощрение его роли со стороны матери ребенка, самого ребенка и других окружающих) Doherty, W.J., Kouneski E.F., Erikson M.F. Responsible fathering: An overview and conceptual framework. Journal of Marriage and the Family. 1998. 60 (1); Sobolewski, J.M., King, V. The importance of the coparental relationship for nonresident fathers' ties to children. Journal of Marriage and the Family. 2005. 67 (5).. Это означает и важную роль матери ребенка в формировании «хорошего отца». Предложена методика для измерения отцовской вовлеченности и показана значимость отцовства с точки зрения полноценного развития личности мужчины, его генеративности Palkovitz, R. Involved fathering and men's adult development: provisional balances. Mahwah, NJ: Lawrence Erlbaum, 2003..

Специально внимание в работе уделяется рассмотрению исследований отцовства, которые были обусловлены потребностями социальной политики. Например, было установлено, что если отцы, отбывающие наказание, поддерживают контакты с детьми, они значительно реже совершают рецидивы, что, однако, сложно в виду стигматизации людей, вышедших на свободу Terry, C.M. The fellas: Overcoming prison and addiction. Belmont CA: Wadsworth, 2003.. Исследования в рамках феминистской перспективы свидетельствуют, что кампания по установлению отцовства и выплате алиментов чревата иногда ростом насилия отцов в отношении матерей.

Подчеркивается, что продолжают оставаться актуальными проблемы распределения обязанностей между родителями, совмещения родительских и профессиональных ролей матерями, а также отцами. Эти темы популярны и в Европейских странах, где в конце прошлого века существенно возрастало количество работающих матерей Abstracts, Committee on Family Research, Seminar, Bodrum, Turkey, 2004; Abstracts, CFR Seminar, Mexico, Brasil, 2005; Between paid and unpaid work: family friendly policies and gender equality in Europe. J. Reingardiene (Ed.). Vilnius, Social research center Vytautas Magnus University, 2006..

Биосоциальный подход используется при интерпретации данных исследований родительства, например, нежелания женщин иметь детей, объяснения «чадолюбия», отношений между небиологических родителями и приемными детьми, насилия.

Выделяются теории в рамках main stream, популярные на Западе, которые перспективны для использования их в российских исследованиях. Это использование понятия социального капитала применительно к анализу родительства Дж. Коулменом (Coleman); теория родительского «принятия - отвержения» Р. Ронера, которая получила подтверждение более чем в 50 исследованиях разных этнических культур в США и других странах, и теория познавательного плюрализма американского социолога Р. ЛаРоссы, делающая акцент на исторических и межкультурных особенностям.

В третьем параграфе «Родительство как предмет социологического анализа» обобщаются имеющиеся российские исследования, выделяются перспективные направления исследований родительства в России.

Так, анализ показывает, что относительно изученные в последние годы области - это многодетное родительство, проблемы родителей с детьми-инвалидами и некоторые аспекты совмещения родительских и профессиональных ролей. Преимущественно с применением феминистской методологии изучается незамужнее материнство, нарушение репродуктивных прав женщин.

Результаты исследований, затрагивающие отдельные аспекты родительства, не сопоставимы, поскольку в них используется разный инструментарий, да и число их невелико. Крайне необходима методическая работа по адаптации зарубежных, либо созданию собственность методик, в том числе верифицирующих на эмпирическом уровне такие понятия как «качество родительства», «ответственное родительство», вовлеченность отцов, успешное постразводное родительство и др. Не разработаны методики для изучения злоупотреблений в отношении детей, психологического, физического насилия над детьми. Репрезентативных исследований по этим проблемам нет, что не позволяет судить о масштабах их распространенности.

Методологически важно проводить разницу между индикаторами материнства и отцовства, т.е. использовать не только гендерно-нейтральную, но и «гендерно-чувствительную» стратегию исследования. В силу длительного исторического периода разделения родительской деятельности отцовство не тождественно материнству. Поэтому в этой области кроме количественных методов, важно применение глубинных интервью, наблюдения, применение проективных и ретроспективных методов.

Вопрос о мотивации рождения, как первого, так и последующих детей на протяжении последних десятилетий являлся предметом изучения в социально-демографических исследованиях в России. Однако, «главный вывод из анализа проведенных в России исследований мотивации рождения детей состоит в том, что этот аспект репродуктивного поведения пока еще практически не исследован…» Архангельский В.Н. Факторы рождаемости. - М.: ТЕИС, 2006. - 223.. Действительно, предлагаемые учеными (обычно мужчинами) формулировки часто рационализированы ими самими, и в любом случае, предполагают рациональное планирование ребенка. Практически нет информации о том, какую роль мужчины играют в принятии решении о рождении ребенка, какова специфика их мотивов, каковы причины разногласий между женами и мужьями, о роли ближайшего социального окружения, о том, какие проблемы возникают в связи с использование новых репродуктивных технологий.

Важны исследования проблем родителей при взаимодействии с институтами дошкольного и школьного образования, медицинских учреждений (включая практики родовспоможения), правоохранительной системы, социальных служб. Практически нет исследований о родительских проблемах в особых жизненных обстоятельствах и на различных этапах взросления детей.

Особая область - изучение, помимо педагогических и психологических, социальных проблем приемных родителей, патронатных воспитателей. В виду значительного роста таких семей во многих регионах России крайне актуально проведение мониторинга эффективности приемного родительства, в том числе, в сравнении с государственными институтами социализации детей, лишенных попечения родителей.

При формировании выборки важно учитывать различные типы родителей, выделяемы по структурному признаку. Это родители в нормативных семьях и семьях сожителей, имеющих общего ребенка, материнских, отцовских, сводных семьях (включая сожителей), а также разведенные родители. Специфические социальные проблемы могут возникать у родителей детей инвалидов, родителей подростков, оказавшихся в сложной жизненной ситуации (например, наркоманов), несовершеннолетних матерей и отцов и т.д.

Представляется важным изучение динамики норм и представлений о материнстве и отцовстве, в том числе, в отношении новых родительских статусов, родительских практик, ценностей среди представителей различных поколений, в различных этнических и социальных группах с точки зрения перспектив трансформации брака.

В четвертом параграфе «Тенденции развития института родительства» анализируются изменения института родительства в России, в том числе и на базе исследований, проведенных автором в 1990-е и 2000-е годы.

Показывается, что происходит дальнейшее изменение социо-культурной модели планирования семьи от нормативной к более рациональной, что неизбежно связано и с уменьшением числа детей в семьях. Так, по данным автора, в 1999 г. молодые (18-29 лет) женщины и мужчины (49% и 57%) почти в два раза чаще в сравнении с поколением родителей (19% и 23% соответственно) считали, что детей нужно «заводить, когда семья встанет на ноги» (другие альтернативы «сразу после свадьбы» и «как бог даст»). В сравнении, например, с советским периодом достигнут прогресс в использовании контрацепции, снизилось число абортов. Некоторые наиболее «продвинутые» молодые супруги, особенно в крупных городах, достаточно ответственно подходят к решению иметь ребенка вплоть до специальных процедур чистки организма перед зачатием, планирования пола ребенка, прохождения специальных программ в период беременности, в том числе и с участием будущих отцов.

Однако идеальные представления часто не соответствуют поведению. Разрыв между началом сексуальной жизни и обретением материальной стабильности приводит к тому, что семья формируется еще задолго до заключения брака. Специальная разработка данных переписи 2002 г. в России показала, что 35% детей, родившихся в браке, были зачаты до его регистрации. Причем среди первенцев, родившихся в браке, этот показатель равен 53% Тольц М.С., Антонова О.И., Андреев Е.М. Рождаемость и трансформация семьи в современной России // Вопросы статистики. 2005. №7. - С. 51-52.. Этот факт свидетельствует об изменении нормативной модели поведения ? ухаживание, брак, планирование и рождение детей.

Происходит расширение вариативности в реализации супружескими парами репродуктивной потребности, хотя социальные условия по-прежнему ограничивают стремления тех, кто хотел бы иметь много детей. Гипотеза, согласно которой в перспективе потребность в большем числе детей будет, в частности, определяться «спецификой новых социальных идентичностей, таких, например, как «религиозность» или «средний класс», находит свое подтверждение в отношении православных семей. В исследовании молодых семей с детьми дошкольниками в Москве было установлено, что если оба супруга считают себя православными и часто посещают церковь, ими планируется в два раза чаще иметь троих детей, нежели в целом по выборке. Начинает меняться социальный портрет и стереотип многодетной семьи. Это уже не только семьи безответственных, социально неблагополучных людей, требующих социальной помощи. Но нуждается в проверке предположение о большем числе детей в семьях среднего класса.

Количественных данных о вариативности отцовства в России нет. Известно, что многие мужчины фактически являются многодетными не только будучи отцами в многодетных семьях, но и участвуя в воспитании и содержании внебрачных детей или детей от предыдущих браков. Другие же не становятся ни биологическими, ни фактическими отцами. Не «приписывая» детей к отцам, сложно определить пропорцию несимметричности родительской нагрузки женщин и мужчин. Специальные исследования, проводимые в США, например, позволяют определить, сколько отцов несут материальную и опекунскую ответственность за определенное число детей.

Можно предположить, что в России наметилась тенденция расширения вариативности возраста первородящих матерей, в частности, вследствие снижения возраста начала сексуальной жизни. Чаще всего ранние рождения не планируются и являются вынужденными. С другой стороны, потребность как состоящих, так и не состоящих в браке женщин в профессиональном росте и экономической независимости приводит и к тому, что они решаются на рождение детей в более позднем возрасте, достигнув определенных успехов в карьере и материального благополучия. Однако гипотезу о динамике роста «раннего» и «позднего» материнства сложно проверить, так как в статистике уже не представляется возраст при рождении первого и последующих детей. Известно лишь, что «средний возраст» рождения детей повышается в постсоветский период ? в 1992 г. он составлял 24.9 лет, в 2000 г. - 25.8 лет, а в 2006г. - 26.6 лет (27.0 ? в городах) Демографический ежегодник России. Стат.сб./Росстат. - М., 2007. - С. 158..

По мере того, как молодые женщины в России включались в предпринимательство и новые высокодоходные отрасли, возможно, начинает меняться и поведение отцов, повышается их внимание к детям. Процесс этот происходит достаточно медленно и скорее не массово, и потому «уловить его» обычными методами сложно. По мнению экспертов, людей которые общаются с родителями в силу профессиональных обязанностей ? учителя, детские и подростковые врачи, сотрудники органов опеки и даже судьи, папы и девочек и мальчиков появляются в тех сферах, где раньше их не замечали вообще (например, у подростковых гинекологов).

Изменились и представления о работе матерей с детьми-дошкольниками. Например, если в 1991 г. 83% молодых жен и 61% их мужей считали, что «Намного лучше для каждого члена семьи, если муж обеспечивает семью материально, а жена не работает и заботится о муже и детях», в 2006 г. так думали уже 37% жен и 38% мужей. В 1991 г. 66% жен и 53% мужей согласились с утверждением «Дети дошкольного возраста скорее всего страдают, если их мать работает», в 2006 г. соответственно 32% и 35%.

Существенная тенденция последних десятилетий разделение родительства и супружества. Выражается это в увеличении числа супружеских пар (зарегистрированных и незарегистрированных), которые сознательно отказываются иметь детей, с одной стороны. С другой стороны, широкое распространение получили семьи с одним родителем (обычно с матерью). Эта тенденция характерна для большинства западных стран, а также России.

Отсутствие детей у супругов часто связано с физиологическими причинами, специалисты отмечают тенденцию ухудшение репродуктивного здоровья женщин и мужчин в России. Получает развитие и сознательная бездетность среди супружеских пар. Причем число осуждающих таких супругов в 1999 г. было невелико ? 15% женщин и 19% мужчин (9% младшего поколения и 30% представителей старшего поколения ответили «я их осуждаю»). Примерно половина респондентов ответили «мне их трудно понять», а треть «их вполне можно понять».

Требование к каждой женщине "быть матерью", особенно выраженное в советский период, не согласуется с реальными практиками молодых женщин. Личностные предпочтения и социальная ситуация, в которой находятся женщины часто входят в противоречие с этой нормой. По данным переписи 2002 г., среди возрастной группы женщин 45-49 лет не родили ни одного ребенка 6%. С большой вероятностью можно утверждать, что в последующие годы эта доля существенно возрастала, т.к. в репродуктивный возраст вступало поколение с другими ценностями. Распространяется стиль жизни среди женщин не связанный с браком и деторождением. Многие деловые женщины не хотят прерывать карьеру ради рождения ребенка Пока этот феномен не получил такого широко распространения как, например, в США, где 47% женщин 40?44 лет, занятых в крупных корпорациях на высоких должностях, не имеют детей. При этом только 14% их ответили, что они в молодости не хотели иметь детей. Crowley P. Compatibility of family and business life. Families International. 2003. No. 47, p. 5.. Для некоторых важным обстоятельством является и отсутствие уверенности в потенциальной поддержке партнера, отсутствие у ребенка хорошего отца.

Формирование семей с одним родителем (обычно с матерью) за счет внебрачных рождений, разводов, усыновления детей не состоящими в браке женщинами и мужчинами - еще один показатель разделения супружества и родительства. В данном случае речь идет и о тенденции уменьшения вклада биологических отцов в выполнении отцовской роли. С начала 1990-х гг. пропорция детей, рожденных вне брака, постоянно возрастала, несмотря на общее снижение числа рожденных детей. В 1991 г. 15% детей были рождены вне брака, а в 2006 г. уже 29%. Пропорция детей, рожденных вне брака, но зарегистрированных по совместному заявлению матери и отца, колеблется незначительно от 41% в 1970г. до 46% в 2006г., остальные матери юридически являются «одиночками» (что в действительности не всегда соответствует статусу).

Одна из тенденций, связанная с трансформацией института родительства, его отделение от биологической основы. Многие отцы (реже матери) не проживают вместе с детьми, причем некоторые из них являются "эпизодическими" родителями (детей, например, воспитывает бабушка), а другие, не поддерживая никаких контактов с ребенком, так и остаются только биологическими родителями. В России увеличивается число родителей, лишенных родительских прав или ограниченных в правах, а также материнских отказов. Одновременно растет число фактических родителей, не связанных с воспитываемым ребенком биологическими узами за счет распространения сводных семей и соответствующего увеличения числа отчимов и мачех, практики усыновления (удочерения) детей, в том числе не родственниками, а также количества приемных семей.

Ежегодное увеличение числа детей, принятых в семью на воспитание приемными родителями и патронатными воспитателями, означает и профессионализацию родительства. Такие родители проходят специальный отбор, заключают договор и получают заработную плату, а также отчитываются за свою работу.

Родительство иногда отделяется и от собственно сексуальной основы, когда зачатие осуществляется путем искусственного оплодотворения или имплантации эмбриона с использованием отца-донора. Кроме того, супруги могут подписать договор об имплантации эмбриона другой женщине (суррогатная мать) и вынашивании ею ребенка. В этом случае, согласно российскому законодательству, они могут быть записаны родителями ребенка только с согласия женщины, родившей ребенка. В условиях применения новых репродуктивных технологий возникает потребность изучения социальных последствий вмешательства в естественный процесс репродукции, одобряемый пока далеко не во всех развитых странах, и не всеми конфессиями.

Важная тенденция дальнейшая эмансипация детей от родителей. В западных странах дети получают все больше возможностей в отстаивании своих прав перед родителями, так развивалось западное законодательство. В России же обсуждение детских прав вообще началось только в 1990-х гг. А проблема прав детей в отношении родителей пока еще не выносится на широкое обсуждение, чаще речь идет о родительских правах.

Нельзя не упомянуть и об отношениях между взрослыми детьми и родителями. В 2006 г., например, в сравнении с 1991 г. снизилось количество молодых супругов, которые считают, что «если взрослые дети испытывают материальные трудности, родители должны оказывать им помощь» с 70% до 51%, что закономерно, поскольку в новых экономических условиях взрослые дети зарабатывают больше своих родителей. Пропорция же тех, кто считает, что и дети должны помогать нуждающимся родителям материально практически не изменилась (около 80%). В отличие от Западных стран, в России родители и взрослые дети все еще взаимозависимы, в том числе и материально, что часто обусловлено вынужденным совместным проживанием, а также традицией помощи бабушек и дедушек в уходе за внуками. Хотя, в частности, в США по мере роста числа работающих женщин, также отмечается тенденция возрастания случаев участия прародителей в уходе за внуками.

В третьей главе «Родители и подростки: адаптация к меняющемуся обществу» анализируются особенности взаимоотношений подростков и их родителей в связи с преобразованиями в российском обществе, а также обсуждаются социальные проблемы, связанные с ранним началом сексуальной жизни.

В первом параграфе «Матери и отцы подростков и проблемы трансляции ценностей» описываются данные исследований автора середины 1990-х.

Поколение родителей подростков даже в условиях относительно стабильных отношений на Западе называют «сэндвич» поколением. С одной стороны, обостряются проблемы, связанные с взрослеющими детьми, с другой, часто требуют повышенного внимания собственные родители. В российских условиях 1990-х годов эти нормативные стрессы усугублялись социально-экономическими проблемами. Платность услуг образования и детского досуга возрастала значительно быстрее доходов родителей. Одновременно постепенный отход от преимущественно общественных форм воспитания детей увеличил нагрузку и ответственность родителей подростков.

Одна из особенностей развития российского общества в 1990-е гг. переход от «узкого» типа культурной социализации (ориентация на стандарт, жесткий норматив) к «широкому», предполагающему плюрализм, вариативность норм и поведенческих практик. Автор теории культурной социализации Дж. Арнетт (Arnett) утверждает, что разные общества могут отличаться «вариативностью - унификацией» на всех уровнях социализации детей и взрослых (семья, сверстники/коллеги, ближайшее социальное окружение, школа/работа, СМИ, законодательство, идеология/религия) Arnett, J.J. Broad and narrow socialization: the family in the context of a cultural theory. Journal of Marriage and the Family. 1995. 57 (3).. В 1990-е годы родители подростков являлись носителями ценностей прежней социальной системы, что создавало проблемы в подготовке детей к жизни в новом обществе. В эпоху научно-технической революции разрыв ценностей между поколениями углубляется даже в относительно стабильных обществах. В периоды резких социальных трансформаций расхождение в представлениях о жизни детей и родителей увеличивается еще в большей мере, причем дети могут выступать и воспитателями своих родителей, помогая им адаптироваться в новом обществе. В исследовании матерей подростков из однодетных семей (450) было показано, что такая стратегия была присуща двум третям матерей подростков.

Как показали интервью, проведенные в 1997 г. с отцами и матерями подростков для поколения родителей, которые социализировались в советское время, тяжело переживалась утрата идеологии коллективизма, «морального вакуума», повсеместная власть денег, свободное обсуждение частной жизни. Родители, идентифицировавшие себя с интеллигенцией, остро воспринимали снижение уровня преподавания в школе, отсутствие профессиональной ориентации.

Одна из задач состояла в изучении содержания материнских и отцовских ролей в семьях с детьми подростками, исследования влияние структуры семьи на развитие личности подростков. Было сделано предположение, что отцовская роль могла бы проявиться в большей степени в подростковом периоде развития детей, когда они не требуют непосредственного ухода, а скорее общения, совместных занятий. Однако обнаружилось, что, хотя родные отцы уделяют детям несколько больше времени, нежели отчимы, в целом с детьми мало занимались и матери, и отцы.

В исследовании 980 подростков (с обоими родными родителями проживали 67%, с матерями и отчимами 8%, с матерями 24% и 1% без родителей) был использован метод незаконченных предложений. Анализ ответов подростков из первой группы семей показал, что только 41% девочек и 68% мальчиков, безусловно (без «всяких но») любят свою мать, а 48% девочек и 35% мальчиков ? отца. Другие ответы демонстрировали отличающиеся образы матерей и отцов и претензии к ним. Судя по ответам подростков на открытые вопросы, отцы значительно чаще авторитарны, нежели матери. Отношения подростков более конфликты и даже неприязненны с родителем своего пола, хотя этот вывод требует дополнительных исследований.

В исследовании также была использована методика M. Кона (Kohn). Было, в частности установлено, что среди матерей с высшим образованием почти в два раза чаще наблюдалась ориентация на ценности саморазвития, а не конформистские качества, как для мальчиков, так и для девочек. В незаконченных предложениях матери указывали на проблему формирования в детях качеств «для себя», главным из которых считали «честность», и для адаптации в новом обществе, которое воспринималось как враждебное.

Была использована адаптированная автором методика Л. Стейнберга родительского руководства (контроля) и методика Д. Олсона для измерения эффективности родительского стиля общения. Эти методики предназначены для измерения шкал контроля, требовательности, проявления родительской любви и поощрения автономии подростков. Выявлено следующее распределение материнских стилей в восприятии подростков. Авторитетный (15%), авторитарный (19%), «всепозволяющий» (18%), «не вовлеченный» (15%) и «отвергающий» (8%) стили. Доминирование неэффективных стилей объясняется тем обстоятельством, что в середине 1990-х в кризисный период развития страны многие матери переживали стрессы, что, отражалось и на их родительских практиках. Автору не известны кросскультурные исследования этой проблемы с участием России, а потому сложно судить о социокультурной специфике.

Проведенные полуструктурированные интервью с матерями и отцами подростков в 1997 г., в частности, показали, что выполнение отцовской роли в значительной мере различалось у представителей нового и старого секторов экономики. Это и количественное различие (временные затраты), а главное качественное. В семьях, где мужья практически полностью обеспечивали семью, они были чаще вовлечены в общение с детьми, особенно с сыновьями. Отцы, имевшие свое дело, ориентировались на будущее участие сыновей в их бизнесе, на «продолжение дела отца». Мужчины, работающие в старом секторе экономики и занятые трудом невысокой квалификации, демонстрировали советские практики отстранения от семейной жизни и родительской роли, у них был значительно снижен интерес к занятиям, как с сыновьями, так и с дочерями. В целом и представления самих мужчин и ожидания в отношении их «отцовской функции» были направлены, прежде всего, на выполнение роли добытчика.