Онтология власти. Экзистенциальные и социальные аспекты

Наиболее же, как представляется автору, глубокое проникновение в суть «власти» осуществлено в «Легенде о Великом Инквизиторе» Достоевского (в его романе «Братья Карамазовы»).

Достоевский в «Легенде…» раскрывает суть Власти, властной манипуляции людьми, основывающейся на модели «трех искушений» и «чуда, тайны и авторитета»; посредством «трех искушений» и «чуда, тайны и авторитета» Власть захватывает человека, - как извне, так, что, может быть, много важнее, изнутри, - и человек, подобным образом захваченный, сам зачастую уже хочет, а) власти и б) быть подобным образом захваченным, - дабы «реализоваться» в своих собственных уже властных вожделениях, определяемый внутренним своим небытием.

В русской философии, в частности у Ф.М. Достоевского, имеет место совершенно иное понимание и отношение к тому самому отрицательному и отчужденному вектору становления, который автор обозначает «властью», нежели в фаустовском мировоззрении, - практически противоположное. Достоевский, в частности, прекрасно, интуитивно, чувствует и прозревает эту, именно онтологическую, опасность для всего сущего Власти, ее Укона (чистого Меона), - что и выражает в своей блестящей «Легенде о Великом Инквизиторе». И что касается, шире, русской философии, то в аналогичном Достоевскому ключе рассуждали о «власти» и другие отечественные философы (Бердяев, Розанов, Вышеславцев etc.), и каждый из них, хоть и весьма специфически подходя к данной проблеме, в прафеноменальном культурном основании своих рассуждений придерживался тех же самых, что и Достоевский, интуиций.

В третьей главе «Преломление онтологии власти и Управления в различных философских аспектах» автором рассматривается то как предложенная им экзистенциально-онтологическая концепция власти преломляется в различных философских аспектах: этических, психологических, социальных, культурных, политологических etc.

Этические аспекты «власти» и Управления, наверное, есть, во-первых, наиболее яркие и насущные для каждого человека, и, с другой стороны, весьма иллюстративные и показательные в отношении постулируемой в данной работе меонической онтологии «власти».

В «этическом», аналогично управлению, обыкновенно соприсутствуют два противоположно направленных, онтологически, вектора, интенции, становления, которые, с определенными оговорками, автор обозначает как «нравственность» и «мораль»; под «нравственностью» он понимает личную нравственность (совесть) человека, то, что Кьеркегор называл «этическим», т.е. «субъективным», то действительно единичное, в котором, гармонически, удерживаются личный и общественный этос, - сферу действительной этики, собственно этического: т.е. ту сферу, в которой осуществляется, и должно осуществляться, то, что автором называется Управлением; «моралью» же, с соответствующими оговорками, автор обозначает нечто противоположное - близкое с понятием «власти» с ее меонической онтологией; она, «мораль», есть нечто подавляющее, обращающее действительную нравственность, - суть которой в субъективности, экзистенции индивида, - в нечто подавляющее и отчужденное, фарисейское, ханжеское, в идол, во «власть».

Всякая культура вырабатывает, на разных этапах своего развития, различные виды «этики», однако, в принципе, в каждой культуре, в той или иной мере, с соответствующими изменениями, можно обнаружить две эти онтологически-этические ветви, которые автор обозначил как «мораль» и «нравственность» и соотнес их с властью и Управлением; Управление - нравственно; «власть» - безнравственна, по определению, «меонична».

С другой стороны, надо отметить, что «мораль», точнее сказать, «этика», правителя есть нечто совершенно иное, нежели «этика» обывателя, единичного индивида.

Нравственный выбор - основа и проблема Управления; властный же субъект не ведает «выбора», тем более нравственного, его проблемы, по определению, поскольку не страдает «внутренним», «субъективным» (по верной мысли Кьеркегора); властный субъект - поверхность и пустота, - не имеет измерения «внутреннего», чувства вины, меоничен в себе; он, по существу, не рефлексивен.

Если кто-то над кем-то как-то и может властвовать, то только посредством его же, подвластного, Страха. Власть основывается на страхе, как на первичном Страхе, имеющем своим непосредственным источником «чистый меон» субъекта (то что Лакан называл «объектом «а»», зияющим местом «Другого»), так и на «вторичных» и тривиальных страхах, так же зиждущихся на том первичном Страхе и усиливающим его, резонирующим с ним; впрочем, на первичном страхе основываются и все прочие человеческие Вожделения, и главное из них - «вожделение власти». Управление же (в авторских понятиях) предполагает, напротив, преодоление страха, снимает страх, и основывается на самосознании (преодолении своего страха, меона в себе, своей «жажды власти»), уважении, чувстве долга и прочих, нравственных, прежде всего, моментах.

Первичный Страх, который владеет властным субъектом и предопределяет его, властного субъекта, «властное вожделение» надлежит кардинально различать с экзистенциальным страхом «ничто» (нем. Angst), который есть переживание, напротив, предстояния перед зияющей бездной своего «укона», «ничто», первое, возможное, противостояние ему, преодоление, начало экзистенциального самосознания и подлинного самоуправления.

Как уже было сказано, «власть» можно в определенной мере соотнести с тем, что называется «моралью». Мораль - тот идол, который использует властный субъект, дабы удовлетворить свой комплекс неполноценности, свой внутренний меон, рессентимент, утверждая свою власть. Властный субъект может использовать любую прекрасную идею, любую идеологию, дабы, прикрываясь ими и их посредством, утолять, говоря при этом «высокие» слова, лишь свою жажду власти, подавлять других; разумеется, при этом весьма пороча и опошляя саму Идею.

В «морали», если угодно, зачастую имеет место лишь одна, необходимая, сторона «этического»: «всеобщая». То, посредством чего (точнее, его симулякром), властные субъекты подавляют порядочных людей; впрочем, и не только порядочных; посредством «морали» властный субъект подавляет и себе подобных, зияющих внутренним меоном существ; и вследствие подобного подавления в обществе, вроде как, иногда устанавливается «порядок», но этот «порядок» - чисто внешний, поскольку никакой действительной самоорганизации, личного самоуправления он не предполагает, и даже более того - противится, по своей сути, ему; ибо Власти, властному субъекту всё равно - что меоны других людей, что их «идеальные сущности», - он подавляет всё без разбору; подавленный же в своём меоне «субъект» внешне «изображает» фигуру «порядка», «порядочности», но под этим спудом, постоянно усиливаемый в своём рессентименте, лишь возрастает тот же неизбежный комплекс неполноценности.

Мораль - лишь «всеобща», она лишена главного этического стержня - единичного этоса субъекта. А вот то, что автор называет «нравственностью» - это и есть то, что обретается в мерной личной напряженности единичного и всеобщего. И в этом смысле, нравственность можно соотнести с тем, что автор называет Управлением (которое всегда уже есть, прежде всего, самоуправление). Управление нравственно. Власть, по определению, безнравственна. Видимо, справедливо будет сказать, что в каждой культуре есть своё понимание «власти»; очевидно, что каждой культуре, в каждый период ее развития, свойственен и органичен свой тип «власти», свой тип «правления»; но так же очевидно и то, что каждая культура творит и своё представление о том, что мы называем «властью» вообще (в ее диалектике с Управлением). Онтология культуры - идеально-бытийна, в большей мере. В ее основании лежит ее, культуры, идея, специфически здесь и теперь преломленная и искаженная; культура всегда, в принципе, зиждется на некоторых ценностях; и в этом смысле культуру можно, в определенной мере, соотносить с Управлением (смысл коего, разумеется, более узкий, с его фелпт); в основании цивилизации - оставшийся, от иссякшей в своей энтелехии идеи, «идол»; цивилизация, зачастую и довольно бурно, воспроизводит свои внешние формы, поверхности, видимости, но под ними уже нет живого начала, энтелехии, ценностей, а - лишь всё ширящийся меон («власть»; в частности, ныне - как Капитал, власть Капитала; капитал - антагонист культуры).

Самоуправление, как основа Управления, требует Культуры, прежде всего - творческого самовоспитания, творческой Самости и ценности; «власть» же, напротив, всегда склонна утверждаться в культурных разрывах, зияниях, в культурном меоне и хаосе, сама же его, этот «внутренний меон», воспроизводя и создавая.

Культура как своеобразно организованное становление, в онтологическом плане, есть противоположность власти; в то же время «власть» является ее оборотной и неотъемлемой стороной, изнанкой, тенью Культуры. Культура есть несколько более широкое понятие, нежели Управление; Управление есть, если угодно, специфический частный случай целенаправленной актуализации Культуры. Культурный отбор, как и отбор Управленческий, есть и должен быть противоположен отбору «властному».

Когда культура вырождается и из нее уходит ее дух, ее действительная энтелехия, и культура обращается в цивилизацию - т.е. в чистое воспроизводство своих технических и формальных эффектов, без какой-либо своей действительной сущности, «души», - то и традиции, которые являются основанием культуры, вырождаются в сугубо властную поверхность, выражающуюся, обычно, в форме властной манипуляции столь же выхолощенными индивидами, и в тривиальную бюрократию; а народ обращается в массу, «публику» (по выражению К.С. Аксакова), со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Несмотря на то, что психологические аспекты власти - это, скорее, частности, своего рода лишь эмпирическое оправдание и иллюстрация ее онтологической сущности, однако они тоже чрезвычайно важны здесь и показательны. «Внутренний» меон субъекта развертывается и актуализируется на первых стадиях жизни ребенка, - в той или иной степени, - и выражается в таких «ранних» психологических формах как параноидный страх или страх депрессивный; и этот «меон» («укон») конституирует то, в своём «душевном» зиянии, что обыкновенно называют комплексом неполноценности, как раз и продуцирующим и воспроизводящим из себя практически неизбывную уже «жажду обладания» («власти») человека, на которой зиждутся уже все прочие его, в корне отчужденные, вожделения и страхи. Стремление власти, психологически, суть компенсация комплекса неполноценности.

Властный субъект, психопатологически, в самом простом виде, определяется и характеризуется манией величия и манией преследования. То, что властный отбор есть и будет отбором сугубо отрицательным, - и не только с точки зрения этической, но и с психологической, не говоря уж об онтологической, - элементарно подтверждает и психология: это есть отбор, в значительной степени, патологический.

Властным субъектом, с точки зрения психологической типологии, можно назвать «эпилептоида»; психика «эпилептоида» представляет собой наиболее подходящую для реализации отчужденного «стремления к власти», утоления комплекса неполноценности, «складку»; противоположностью эпилептоида является «шизоид», - однако «шизоид», чистая «субъективность», в чистом виде, никак не может быть реализован, в своей Управленческой деятельности, вовне, - и может, наверное, разве что выступать как идеальный тип «даосского» «неподвижного» правителя, завязывающего на себе все символы и ценности системы, подвигая ее к возможной самоорганизации; эпилептоид же, напротив, как властный субъект, редуцируя, подавляя, систему до своей вожделеющей поверхности, лишает ее всякой возможности, возможно, главного - способности к самоорганизации и самоуправлению.

Знание психологических особенностей людей различных типов весьма насущно в осуществлении Управленческого отбора, дабы он не обратился в отбор, наоборот, исключительно «властный». Одним, скажем так, из аспектов религии является ее управленческий аспект; и, может быть, для «религии» наиболее важно и актуально, чтобы этот, Управленческий именно, аспект не вырождался во «власть», и, тем самым, не вырождалась в сугубую «власть», подавление, сама Религия.

Бог (в Христианстве), как Бог любви, есть противоположность именно «власти», «небытия», воплощением коего, небытия, здесь, как воплощением и персонификацией Власти, является фигура Дьявола (автор здесь не берёт в расчёт и не рассматривает постоянное искажение в «историческом» «реальном» «христианстве» вышеопределенной идеи, - для данной авторской это не суть важно).

Понятие Бога, как Господина, действительно, предстаёт здесь как тотальное отчуждение человеческой сущности. «Бог» как отчужденная человеческая сущность конституируется лишь как «второй шаг» уже всегда первичного собственного человеческого отчуждения, выражающегося в его, отчужденного в своей сущности человека, рессентименте, выстраивающем, как компенсацию своей внутренней подавленности определенный, отчужденный, образ «бога»; если же мы не полагаем «бога» как наводящего Страх и карающего господина, то такой образ Бога отнюдь уже является следствием подавленного в себе человеческого существа, проецирующего свой рессентимент на «абсолютное», «трансцендентное», и, следовательно, не соотносится со властью и подавлением, «меонической онтологией».

Если же говорить о взаимоотношении человека религиозного, в терминах Кьеркегора, и власти, то, с одной стороны, действительно религиозный человек, по Кьеркегору, определяющийся в своем единичном отношении с Богом, «абсолютом», есть человек «внутренний» («Бог внутри нас»), - и в этом смысле он, такой человек, совершенно недоступен для «власти»: «власть» его может лишь убить, в крайнем случае, но не заставит быть «подвластным», т.е. бояться, не сможет подавить его в его сущности, потому как сущность его держится за действительный, абсолютный стержень, Бытие - Бога. С другой стороны, религиозный человек может быть соотнесен с Управлением. Но исключительно, по точному выражению того же Кьеркегора (высказавшегося подобным образом касательно деятельности апостолов), «парадоксально»: либо а) как несущий «бремя и крест» «правления» (Управления, в авторских понятиях), и в этом смысле «противореча» своей «религиозной», сугубо «субъективной», сущности, взвалив на себя грех правления, либо б) с тем же внутренним чувством и стержнем может, отчасти «парадоксально», соучаствовать некоему действительному Управлению (но никак не «власти»), цель которого (стратегическая) «спасение душ», «субъективная истина» каждого.

В то же время, как полагает автор, религия, отчуждаясь от своей подлинной сущности («веры»), может легко обращаться во «власть», особенно в ее, власти, магических формах, в тотальное подавление (частный случай чего - псевдоморфический «священный синод» в послепетровской России), подавляя, как действительно божественное в человеке, т.е. именно Человеческое, его экзистенцию и субъективность. В этом смысле можно говорить о фетишизме власти. Мировоззрение властного субъекта есть, в принципе, фетишистское мировоззрение.

И вообще, религию, как таковую, нужно, в принципе, отличать от магии. Религия (вера) представляет собой момент свободы и творчества, как сказал бы Бердяев, «мистики», в то время как магия имеет в себе сугубо властный мировоззренческий момент, а именно - представление о человеке, и не только о человеке, но и о «духах», «богах» и пр., как о сугубо манипулируемых существах, подчиняющихся тем или иным способам манипуляции, основанным на принципах метафоры и метонимии, полагаемых «реальными», - которые, к слову, есть аналогичные принципы и манипуляции сознанием, повсеместно осуществляемой современной массовой моделью Власти. - И тем самым отчуждает она, магия, тотально, как бы изнутри, человека от а) его творческой сущности, экзистенции и б) от общества, других людей, которые, в подобном магическом («властном») мировоззрении, полагаются, неизбежно, такими же, манипулируемыми, в принципе, марионетками, «объектами».

В частности, современные религиозные секты - как феномены религиозной симулятивной гиперреальности, есть проявления чистой «власти», лишающей людей какой-либо «бытийной» их сущности, напрочь подавляя ее, и полагая на ее место идол «гуру», - и в этом смысле, может быть, удаляя в наибольшей степени несчастного человека от Бога.

Политические, как, в определенной мере и социальные, аспекты автор полагает вторичными по отношению к экзистенциальной онтологии «власти», однако оттого не менее важными, тем более они представляют собой необходимый диалектический момент конституирования человека в его социальной целокупности. Особенно актуально, и показательно, как полагает автор, в настоящее время рассмотреть с постулируемой точки зрения такое «политическое», и, даже, шире - политэкономическое учение как «либерализм» (в широком спектре его полагания).

Либерализм есть, с одной стороны, нечто логично вытекающее из специфического развития западной, фаустовской цивилизации (культуры), вполне «органичное», с соответствующими оговорками, и свойственное именно человеку фаустовского типа, с его прафеноменальной «волей к власти» (именно, здесь, «волей», а не сугубым желанием, - волей, как чем-то, в определенной степени, конструктивным и разумным), и наличием «государства-в-себе», пусть нигде в чистом виде, даже на Западе, не существующее, - поскольку, в чистом виде, он, «либерализм», всё равно, был бы крайне разрушителен даже для человека подобной специфической, фаустовской, формации и всего общества («гражданского общества»); с другой стороны, либерализм тем более является исключительно разрушительной моделью для стран, так называемых, «третьего мира», имеющих совершенно иные культурные основания и совершенно иные типы людей, с иным менталитетом и отношением к миру, и либеральная идеология, внедряемая в подобные культурные образования служит исключительно деструктивным целям, - как в культурном, «человеческом», социальном, так и в экономическом планах, - служит исключительно подавлению этих культур и установлению на данных пространствах новой, своей, специфической Власти.

Весьма актуально, в контексте вышеизложенного, как представляется автору, сопоставить некоторые социально-политические особенности русской и фаустовской культур, а также сопоставить их друг с другом, в своих особенностях в свете рассмотренной онтологии власти.

1) Установившаяся (с петровских времен) в России, российском государственном управлении, управленческая псевдоморфоза (понятие философии Шпенглера) только лишь усиливает, во всех узлах своей системы, внутренний меон властных, «управляющих», субъектов, являясь, по сути, чуждой и отчужденной формой, отчуждающей «управляющего» («властного») субъекта от его управляемой подсистемы, народа, культуры в целом; и как вытекающая из петровского личного рессентимента ко всему русскому, не может не производить именно «власть» (подавление);

2) данная модель работает исключительно в подавляющем плане, т.е. исключительно «властном», но никак не управленческом, потому как Управление, действительное, предполагает общественное, если угодно, управленческое единство и Управляющих, и Управляемых, их действительно единую ценность и идею, подлинность и соборность, в то время как наличествующая псевдоморфическая система представляет собой как раз именно фигуру и следствие культурного, ценностного раскола, неизбежно подавляющего культуру и народ, производящую, неизбежно, отрицательный иерархический отбор и пагубно, отчуждающе и меонически, влияющую как на «верхи», так и на, развращаемые тем самым, «низы»; культура, в своих онтологических основах, лишается перспективы развития и ценности;

3) данная модель совершенно не учитывает именно культурных, в глубоком, онтологическом плане, особенностей «управляемой» системы, поскольку создана в совершенно иной культурной среде, в частности, имеющей совершенно иное понятие о «свободе», которая, «свобода», полагается там, в фаустовской культуре, как возможность и осуществление своей «воли», нечто прежде всего «внешнее», собственная проекция на внешнее, в то время как свобода в русской культуре есть прежде всего «внутреннее», для которого «внешнее» не имеет практически никакого значения и ценности; и, например, «свобода политическая» для человека данной культуры, русской, выступает почти как нечто «порабощающее», чужое и «суетное», неважное, и попытка псевдоморфической переориентации человека русской культуры на подобные, отчуждающие его, «неестественные» для него модели поведения, может приводить, и приводит, к катастрофическим, прежде всего, кстати, в личностном плане, последствиям, оборачиваются, в своих результатах, своею противоположностью;

4) та же «власть» в русской, действительной, культуре представляется, с одной стороны, как нечто недостойное и низкое, как грех, а с другой - как «священное», поскольку, видимо, человек, взваливший на себя «бремя и крест» «власти» здесь полагается как человек «страдающий более всех», поскольку взял на себя подобную миссию, - что, в принципе, является совершенной противоположностью, в трактовке и понимании «власти», для современного фаустовского человека, для коего «власть» есть отнюдь не «грех» и «низкое», а, напротив, вполне «естественное» и даже «высокое» состояние: со всеми отсюда онтологическими и экзистенциальными, не говоря уж о политических и социальных, само собой разумеющимися выводами.

Современная властная массовая модель в значительной степени основывается на манипуляции сознанием; в основе манипуляции сознанием, ее семиотики, лежит специфически преобразованный «миф». Всякий Миф, по сути, представляет собой своеобразную четверицу:

а) миф как последняя «реальность»,

б) миф как иллюзия и фантазм,

в) миф как человеческое творчество, нечто освобождающее, и

г) миф как нечто подавляющее, инструмент Власти, ее дискурсов, - и, таким образом, миф, содержа в себе подобные четыре момента, с одной стороны, аналогично, кстати, всякому человеческому «правлению», содержит в себе и моменты и «власти», с ее меонической, подавляющей онтологией, и моменты Культуры, Управления, и, значит, вполне может быть всякий раз использован как Властью, в ее меонических, по сути, целях, так, впрочем, и Управлением, в его ценностных целях творчества и освобождения человека, раскрытия его возможностей.

Современная массовая манипуляция специфически «преобразовывает» миф, выхолащивает его, низводит до некоей, «квазизнаковой», «раскрепощающей», поверхности. Современная властная массовая модель основывается, прежде всего, на манипуляции сознанием, конституирующей, посредством своих новых «мифов», вопиющие и иллюзорные, раздутые индивидуалистические «эго», потребителей, нарочно пестуя в манипулируемых массах, людях этих масс, гипертрофированный комплекс неполноценности, внутреннюю их пустоту (меон); в частности, посредством «мифологии» «свободной личности», которая, разумеется, никакой личностью, тем более свободной, в действительном смысле этого слова, не является, т.е. имеющей внутренний этос, Бытие, но - является сугубо ориентированным на Обладание существом, пустым и, оттого, вожделеющим.

Другим важнейшим моментом массовой манипуляции, своего рода прикрытием вышеупомянутого нарочито конституируемого экзистенциального «небытия» человека, являются так называемые «общечеловеческие ценности», в корне, в своём происхождении, противоречивые (тем более, исходящие из сугубо «номиналистического» источника - фаустовской цивилизации): поскольку ценности, в принципе, есть культурное производное, а каждая культура, во всякую свою эпоху, создаёт свои специфические этические и, шире, культурные ценности, а полагание их, неких, своих, «западных» и современных «ценностей», как «на все времена общечеловеческих», есть, во-первых, следствие специфической, спроецированной на Время, на Историю, фаустовской «воли к власти», во-вторых, «ложная метафора», - кстати, создание «ложных метафор» есть один из важнейших способов промывки мозгов, - поскольку, в-третьих, воспроизводит тот же столь повсеместный в нынешней идеологии манипулирующий эффект «смешения природного и культурного (исторического)». Одним из подобных мифологических орудий осуществления «воли к власти» современной «западной» цивилизации является «постмодерн». Который представляет собой

а) естественное состояние современного, «охлажденного», общества, пребывающего в принципиально поверхностном состоянии платоновской «демократии», но, в то же время, и

б) своеобразную игрушку для «внутреннего» пользования интеллектуальной западной элиты и для развращаемого ею обывателя, лишаемого тем самым устойчивого сопротивления глобальной властной массовой манипуляции сознанием; и, наконец,

в) он, «постмодерн», есть «вирус», разлагающий ценностные установки всех прочих культур и народов, так или иначе неподдающихся глобальной Власти.

Манипуляция сознанием, если говорить применительно к разбираемой проблеме онтологии «власти», прежде всего именно подавляет людей в их действительной творческой сущности, ненавязчиво, а порой и навязчиво, пестуя в них комплекс неполноценности, онтологически говоря - внутренний меон (укон), жажду Обладания, - и ставит себе на тотальную «службу», завладевая их «душой».

А что касается общеполитических выводов о качестве тех или иных типов политических устройств, то, как замечает автор, можно сказать, что нет «идеальных» типов правления: всякий народ, во всякое время своего бытия создает ту или иную, в той или иной степени оптимальную для себя, форму правления; возможно, для всякого народа, в то или иное время его культурного существования, можно обнаружить и определить наиболее оптимальную форму государственного правления, однако данная форма всякий раз, неизбежно, будет оказываться различной, и всегда со своей спецификой и вариациями.

С другой стороны, система правления, всё же, как полагает автор, не является столь уж определяющей, - более важным являются субъекты, собой ее наполняющие и определяющие; всякую вроде как «прекрасную» систему управления (если, наверное, не брать здесь в расчёт сверхбольшие и сверхсложные системы) могут напрочь испортить несколько исключительно «властных» субъектов; а всякую, казалось бы, ужасную, меоническую властную, тираническую систему могут вполне обратить в нечто достойное, в Управление, несколько достойных, аристократичных по духу, «благородных» (в терминах Конфуция), людей.

Суть не в типах правления, не в системах - а в людях, в их специфике и качествах; причем эта специфика и качество должны соответствовать культурным качествам и специфике управляемого большинства, его культуре и, как полагает автор, его экзистенциальной онтологии.

Итак, во всяком обществе, во всякой культуре, и во всяком, свойственном данном культуре, типе правления, сосуществует, специфически «перевиваясь», два вышерассмотренных «онтологических вектора», как касательно общественных, социально-политических аспектов, так и аспектов личностных, субъективных, экзистенциальных - «вектора» власти и Управления, - и для более адекватного восприятия этих культур, и типов и видов правления, «государственной власти», в них, и, тем более, для понимания людей, субъектов данных культур и государств, насущно и необходимо уметь всегда различать эти два «векторных» онтологических момента: Управление и власть. - В их своеобразной, всякий раз, специфике и выражении.

ПОЛОЖЕНИЯ, ВЫНОСИМЫЕ НА ЗАЩИТУ

1.Онтология власти есть онтология меоническая (уконическая).

2.Онтология власти есть онтология прежде всего онтология экзистенциальная (личностная); личность, с ее специфической онтологией, первична всякой властной системе.

3.Основное выражение власти, как ее определение, есть подавление других, стремление к подавлению других; в основании этого стремления к власти (подавлению других) лежит страх; источник этого изначального страха - внутренний меон (укон, небытие) субъекта; власть есть непосредственная проекция этого небытия на других.

4.Психологическим аналогом и выражением указанного внутреннего меона (укона) субъекта является комплекс неполноценности, компенсация его.

5.В этическом ракурсе, ситуативной актуализацией данной онтологической сущности власти является рессентимент; в этике необходимо четко различать мораль (отчужденный внешний момент) и нравственность (экзистенциальный внутренний); в основании морали - лежит рессентимент; нравственность - в преодолении его.

6.В едином процессе, именуемом обычно «властью», всегда имеют место два противоположных онтологических вектора становления: власть (в узком смысле, как это понятие используется в данной работе) и Управление.

7.Управление (специфически понимаемое, заведомо пишется автором с заглавной буквы), - как целенаправленное интенсифицированное творчество, - экзистенциальный вектор становления, обратный вектору власти.

8.При изучении той или иной социальной системы необходимо различать моменты власти и Управления; и на основании этого различения уже делать соответствующие выводы.

9.Управление и власть суть экзистенциальные характеристики и именно они предопределяют интенции и сущность всякой властной системы, первичны ей.

10.Власть ориентирована на обладание; Управление - на бытие. Человек для власти - средство; для Управления - цель. Онтологическая основа Управления - идея, ценность; меоническая сущность власти продуцирует идолы (симулякры).

11.Всякая конструктивно настроенная управленческая система должна преодолеть в себе момент власти, приближаясь, насколько это возможно в конкретных условиях, к Управлению.

12.Исследуя социальные процессы всегда необходимо иметь в виду и удерживать эти два экзистенциально-онтологических момента: власть и Управление.

ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ ДИССЕРТАЦИИ НАШЛИ ОТРАЖЕНИЕ В СЛЕДУЮЩИХ ОПУБЛИКОВАННЫХ РАБОТАХ:

Монографии и брошюры:

1.Васильев Г.Е. Философия Базилевса. Метафизика. Этика. (монография) - М.: Прогресс-Традиция, 2007. - 375 с. - 23, 5 п.л.

2.Васильев Г.Е. Дар благородства. Герменевтика. Политика (монография). - М.: Прогресс-Традиция. 2008. - 479 с. - 30 п.л.

3.Васильев Г.Е., Кайдаков С.В., Ляпустин А.Г. Человек: сущность и существование. Проблема человека в западноевропейской философии. (авторство не разделено) - М., 2008. - с.22-68. - 5,5 п.л.

4.Васильев Г.Е. Историографическая «шизофрения». Петровские реформы в свете философии власти и Управления. (монография) - М.: Франтера, 2008. - 73 с. - 5 п.л.

5.Васильев Г.Е. Домарки о власти. Философские проблемы власти и Управления. (монография) - М.: Франтера. - 2009. - 186 с. - 12 п.л.

Статьи, опубликованные в центральной периодической рецензируемой печати ВАК РФ:

6.Васильев Г.Е. Лев Толстой, псевдоморфоза и рессентимент. Философия культурных искажений. (статья) // Вопросы культурологии. № 10 - М., 2008. - с.66-70 - 0,5 п.л.

7.Васильев Г.Е. Л.Н. Толстой: «непротивление злу» и «противление эросу». Трагедия и игра противоположностей. (статья) // Вопросы культурологии №8 - М., 2008. - с. 15-19 - 0,6 п.л.

8.Васильев Г.Е. Заключительные экзистенциальные домарки к «Философии Базилевса». Окончание. (статья) // Вопросы культурологии №6 - М., 2008. - с. 48-51. - 0, 5 п.л.

9.Васильев Г.Е. Заключительные экзистенциальные домарки к «Философии Базилевса» (статья) // Вопросы культурологии №5. - М., 2008. - с. 57-60. - 0, 5 п.л.

10.Васильев Г.Е. Человек современной цивилизации в ракурсе власти и Управления (статья) // Вопросы культурологии №3. - М., 2008. - с.45-45. - 0, 5 п.л.

11.Васильев Г.Е. Актуальный философ К.С. Аксаков: современная публика и манипуляция сознанием (статья) // Вопросы культурологии № 12. - М., 2007. - с.80-82. - 0,5 п.л.

12.Васильев Г.Е. Актуальный философ К.С. Аксаков: современная публика и манипуляция сознанием. Окончание. (статья) // Вопросы культурологии. №1. - М., 2008. - 0, 5 п.л.

Научные статьи и тезисы:

13.Васильев Г.Е. Цель Управления и проблема свободы (тез. док.) Материалы международной научно-практической конференции «Актуальные проблемы управления» Вып. 6. - М., ГУУ, - 2008. с. 78-81 - 0,3 п.л.

14.Васильев Г.Е. Идея Управления и идол власти (статья) // Вестник университета (ГУУ). Социология и управление персоналом. № 3 (41) - М., 2008. - с. 27-29. - 0, 5 п.л.

15.Васильев Г.Е. Онтология и семиотика капитала в свете философии власти и Управления (статья) // Вестник университета. Социология и управление персоналом. № 1 (39). - М.,ГУУ, - 2008. - с. 30-33. - 0,6 п.л.

16.Васильев Г.Е. Экзистенциальное послесловие к «Философии Базилевса» (статья) // Вестник университета. Социология и управление персоналом (ГУУ). № 3( 29) - М., ГУУ, - 2007. - с. 41-46. - 1 п.л.

17.Васильев Г.Е. Размышления о науке в контексте философии власти и Управления (статья) // Вестник университета. Социология и управление персоналом (ГУУ). № 6 (32). - М., ГУУ. - с. 53-59. - 1 п.л.

18.Васильев Г.Е., Бекренева М.Г. Открытость и возвращение к Традиции как экологическая парадигма мышления (тез. док.) // Материалы международной научной конференции студентов и молодых ученых «Живые системы и биологическая безопасность населения». - М.:МГУПБ. - 2007. - с.347-348. - 0,2 п.л. (авторство не разделено)

19.Васильев Г.Е., Тулина А.Г. Духовная безопасность и «добрая память» Истории (тез. док.) // Материалы международной научной конференции студентов и молодых ученых «Живые системы и биологическая безопасность населения». - М.:МГУПБ. - 2007. - с.350-351. - 0,1 п.л. (авторство не разделено)

20.Васильев Г.Е. Личность и общество. Специфические российские проблемы управления (статья) // Вестник университета. Социология и управление персоналом. (ГУУ) №9 (35) - М.: ГУУ. - 2007. - с. 22-26. - 0,6 п.л.

21.Васильев Г.Е. О современнейшем человеке в ракурсе власти и Управления (к 190-летию со дня рождения К.С. Аксакова) (статья) // Вестник университета. Социология и управление персоналом. (ГУУ) №7 (33) - М.: ГУУ. - 2007. - с.37-41. - 0, 7 п.л.

22.Васильев Г.Е. «Левиафан» Гоббса как модель государственного фаустовского мировоззрения в свете философии власти и Управления (тез. док.) // Научная конференция «Реформы в России и проблемы управления» - М.: ГУУ. - 2007. - 0,2 п.л.

23.Васильев Г.Е. Власть теста. Тест власти (статья) // Вестник университета. (ГУУ) №5 (18) - М., ГУУ. - 2006. - с. 44-53. - 1 п.л.

24.Васильев Г.Е. Система управленческого отбора: психологические аспекты (тез. док.) // Материалы международной научно-практической конференции «Актуальные проблемы управления. Вып.5». - М.:ГУУ. - 2006. - с.230-233. - 0,2 п.л.

25.Васильев Г.Е. Принципы философии власти Макиавелли в современных условиях глобализации (тез. док.) // Материалы научной конференции молодых ученых и студентов «Реформы в России и проблемы управления». - М.:ГУУ. - 2002. - 0,3 п.л.

26.Васильев Г.Е., Королева Е.Ю. Мифология чистой воды (тез. док.) // Материалы международной научной конференции студентов и молодых ученых «Живые системы и биологическая безопасность населения». - М.:МГУПБ. - 2004. - с.148-151. - 0,2 п.л.

27.Васильев Г.Е. Мембранная теория культуры и власти (тез. док.) // Сборник научных трудов «Научная сессия МИФИ». - М.:МИФИ. - 2005. - с.106-107. - 0,2 п.л.

28.Васильев Г.Е. Этногенетическая концепция Гумилева и типология власти Платона (тез. док.) // IV Российский философский конгресс. т.2. - М.:МГУ. - 2005. - с. 213-214. - 0,2 п.л.

29.Васильев Г.Е., Тимофеев А.В. Субъективные аспекты власти и Управления (тез. док.) // Материалы международной научной конференции студентов и молодых ученых «Живые системы и биологическая безопасность населения». - М.:МГУПБ. - 2005. - 0,2 п.л. (авторство не разделено)

30.Васильев Г.Е. Первые проблемы семиократии (тез. док.) // Сборник научных трудов «Научная сессия МИФИ». - М.:МИФИ. - 2006. - с.80-81. - 0,2 п.л.

31.Васильев Г.Е. Целерациональность Управления (тез. док) // Материалы научной конференции молодых ученых и студентов «Реформы в России и проблемы управления 2006. Вып.2». - М.:ГУУ. - 2006. - с.307-309. - 0,2 п.л.

Итого: Основные положения диссертации отражены в 31-ой публикации, общим объемом 86,5 п.л.

Размещено на Allbest.ru