Динамика диссертационной индустрии в России: 2005-2015 годы

Размещено на http://www.allbest.ru/

Динамика диссертационной индустрии в России: 2005-2015 гг

Изменил ли новый институциональный трафарет академическое поведение

Губа Катерина Сергеевна

Учёные (и не только они) во всём мире сталкиваются сегодня с попытками повысить производительность и качество своей работы с помощью всевозможных формальных механизмов оценки [Trow 1996; Auranen, Niemen 2010; Hicks 2012; Ri^ke et al. 2016]. Причины повсеместного обращения к этим правилам стали предметом многочисленных дискуссий в последние годы. В качестве возможных виновников рассматривались общее наступление дисциплинарной цивилизации [Wright, Shore 1999], распространение «культуры аудита» [Power 1997] и потеря легитимности инстанциями, принимающими решения о распределении ресурсов, что предположительно и заставляет их обращаться к средствам демонстрации своей беспристрастности и объективности [Porter 1996]2.

Каковы бы ни были причины их распространения, сами системы подобных правил демонстрируют значительное единообразие. Все они опираются на универсальные, безличные и, предположительно, недвусмысленные правила. Эти правила позволяют отличить более заслуженного агента от менее заслуженного (например, использование индекса Хирша для оценки индивида, числа нобелевских лауреатов для университета), а процедуру, в большей степени соответствующую стандартам «лучших практик», от той, которая соответствует им в меньшей степени (например, двойное слепое рецензирование для журнала). В центре каждого из подобных наборов правил лежит идеализированный образ представителя какого-то класса академических агентов (отдельный профессор, университет, журнал), его мотивов и практик. Эти образцовые представители могут быть с той или иной степенью правдоподобия срисованы с реальных индивидов или учреждений либо опираться на некоторые умозрительные соображения (например, на идею о том, что, поскольку фирма является идеальной организацией, образцовый университет должен быть похож на фирму3).

Интерес к подобным легитимным образцам и к динамике, которую подражание им придаёт организационным полям, был центральным для социологического неоинституционализма [Meyer, Rowan 1977; Powell, DiMaggio 1991; Scott, Meyer 1994]. Мы предлагаем здесь ввести специальное обозначение -- «институциональный трафарет» -- для тех образцов, которые дополняются набором продуманных маркеров или индикаторов, нужных чтобы точно определить степень соответствия конкретного индивида или организации идеалу. Специфика трафаретов состоит в том, что несоответствие заложенному в них образцу может быть доказано, а не просто распознано. Можно предположить, что в современных обществах появление трафаретов неизбежно сопутствует принудительному изоморфизму [Димаджио, Пауэлл 2010]. Легитимный образец, говорят П. Димаджио и У Пауэлл, может распространяться тремя путями: (1) добровольно копироваться теми, кто хотел бы завоевать доверие и благосклонность потенциальной аудитории (имитативный изоморфизм); (2) применяться профессионалами, которые действуют в каждой новой ситуации по знакомому им шаблону (профессиональный изоморфизм); (3) насаждаться государством (принудительный изоморфизм). В этом последнем случае, однако, встаёт вопрос о том, на каком основании государственные чиновники могут принять решение о чьей-то легитимности. Бюрократические органы, карающие за несоответствие легитимному образцу, сами нуждаются в легитимации своих решений [Соколов 2020]. Формальные, безличные правила, которые в трафарете прилагаются к легитимному образцу, как раз и создают возможность для таковой.

Рассмотрим процесс рождения подобных правил на знакомом всем вероятным читателям примере. Образцовый учёный внимательно следит за работой коллег в своей области, проводит исследования, делится их результатами со специалистами и встречает интерес с их стороны. Наличие всех этих желательных качеств в конкретном профессоре, однако, весьма неопределённая величина. Она может проявляться в многозначительных эпизодах, например -- в количестве слушателей, специально пришедших на чей-то доклад на конференции, продолжительности аплодисментов, числе заданных вопросов4. Очевидные для непосредственных наблюдателей, эти маркеры успеха или неуспеха не годятся для того, чтобы обосновывать ими принятие административных решений. Как реакция на это возникает институциональный трафарет, состоящий из операционализации всех желаемых свойств; например, слежение за своим полем превращается в свидетельство о повышении квалификации, стремление поделиться своими результатами с другими -- в посещение общероссийских и международных конференций и наличие публикаций, интерес коллег -- в цитирование. Аналогично -- в случае с организацией -- создание трафарета предполагает поиск маркеров, характеризующих «лучшие практики»; например, двойное слепое рецензирование для журнала. Часто трафареты приобретают форму набора количественных показателей. Это происходит в силу ощущаемой однозначности математических операций и видимости того, что цифры позволяют свести комплексную реальность к одному простому, допускающему сравнения показателю [Porter 1996; Espeland, Sauder 2007; Espeland, Stevens 2008; Esposito, Stark 2019]. Однако, несмотря на триумфальное шествие квантификации, наравне с имеющими количественные выражения трафаретами продолжают существовать трафареты, для которых квантификация не предусматривается и заменяется чисто процедурными требованиями. В этой статье мы рассмотрим один из таких трафаретов.

Производимая при формировании институционального трафарета работа во многом аналогична работе социолога по операционализации исследовательских категорий, задающих недвусмысленные правила отнесения объекта к одной из групп. Фактически во многих случаях то, что возникает как исследовательские операционализации, потом превращается в институциональные трафареты. Примером могут быть индексы цитирования: исходно они были созданы для облегчения поиска литературы, но уже вскоре Юджин Г арфилд и его коллеги заметили, что большое число цитат маркирует ключевые тексты, сыгравшие поворотную роль в развитии некоей области знания [Garfield, Sher, Torpie 1964]. Из этого был сделан вывод, что числом цитирований можно измерить (в исследовательских целях) влиятельность учёного [Wouters 1999]. На следующем этапе показатели цитирования приобрели управленческое значение. Задача создать недвусмысленную метрику научных заслуг, стоявшая перед администраторами, была во многом аналогична стоявшей перед социологами науки, что и обусловило возможности миграции приёма в новую сферу социальной жизни. В результате этой миграции то, что возникло как Примеры взяты из интервью по проекту, посвящённого академическому статусу: см. подробнее: [Соколов et al. 2015]. исследовательские операционализации, превратилось в нормативы, определяющие обязательные требования к занимающим какую-либо позицию или претендующим на какое-либо вознаграждение.

Управление, основанное на институциональных трафаретах, осуществляется в надежде на то, что недостойные представители своего рода или будут отсеяны этим ситом, или, стремясь пройти сквозь него, постепенно станут достойными. Внедряющие институциональные трафареты не слепы к тому, что появление трафаретов может обернуться имитацией, и фактически это обычно и происходит на следующей фазе жизненного цикла. Свидетельство о повышении квалификации на самом деле может быть липовым, «конференция» -- пройти на круизном лайнере, а цитирование -- быть купленным или обменённым на другие цитирования. Однако в теории трафарет способен быть устроен так продуманно, что ему легче соответствовать на самом деле, чем соответствие имитировать. Есть надежда, что по достижении некоей критической массы продуманности, играть по-честному будет менее трудоёмко, чем притворяться. Кроме того, есть надежда и на то что часть людей, не соответствующих идеалам, отклоняется от них не по злому умыслу, а по невежеству, а когда им покажут, на что нужно походить «настоящим учёным», они уютно разместятся в предлагаемом шаблоне. В глазах изобретателей и пользователей трафарета угроза его имитации присутствует всегда. Реакцией на эту угрозу становится введение всё более и более изощрённых разновидностей трафарета.

Угроза имитации, таким образом, часто является основной силой, стоящей за развитием и усложнением трафарета. В этом усложнении присутствуют, однако, два вида рисков. Во-первых, авторы трафарета могут не уследить за появлением особенно изощрённых способов обмана, или их фантазия откажет, и они не смогут придумать, как обман можно предотвратить. Например, можно ввести правило, запрещающее копирование чужого текста в свою диссертацию, однако сложно ввести формальное правило, запрещающее пересказывать чужой текст своими словами, хотя такая работа вряд ли укладывается в представление о написании оригинального текста (тем не менее по мере развития методов, позволяющих идентифицировать парафраз, появление такого запрета более не выглядит заведомо невозможным; см.: [Kutuzov et al. 2019]). Во-вторых, есть риск, что узкое место в трафарете окажется не там, где предполагается, и фактически он задержит прохождение сквозь него тех, кого изобретатели шаблона хотели бы видеть среди остепенённых, при этом недостаточно затруднив жизнь тем, кого предполагалось оставить без степени.

В данной статье мы рассмотрим развитие правил, регулирующих присуждение учёных степеней в России, как случай эволюции институционального трафарета и, в частности, попробуем показать, как новые элементы трафарета вводились специально для того, чтобы затруднить известные способы имитации соответствия старым элементам. Стимулы к имитации во многом проистекают из того, что защита диссертации является одним из кульминационных моментов индивидуальной научной биографии, открывая индивиду дорогу к следующей ступени карьерной лестницы (так, степень кандидата открывает путь к должности доцента или старшего научного сотрудника). Соответствие между степенью и должностью, в свою очередь, возникло как элемент другого трафарета, который должен был гарантировать, что академические организации будут стремиться привлекать квалифицированные кадры. К несчастью, эта связка неизбежно побуждала недостойных претендентов прилагать все силы, чтобы обзавестись степенью, на которую у них в действительности не было прав. Девальвацию степеней можно считать частным случаем гонки брони и снаряда, при которой реакцией на имитацию становится появление новых поколений трафаретов. Имитация стала катализатором, стимулировавшим возникновение все новых и новых правил, регулирующих теперь уже саму диссертационную индустрию как организованное производство новых членов академического цеха.

Далее мы рассмотрим особенности институционального трафарета, определяющего правила присвоения степеней, и попробуем реконструировать соображения, которыми его создатели руководствовались. Используем при этом анализ правовых документов, регулировавших эту практику, а прежде всего сменявшихся редакций «Положения о порядке присуждения учёных степеней и присвоения учёных званий» и «Положения об учёном совете» (полный список документов см. в приложении 2). Затем обратимся к статистике, чтобы оценить, насколько внедрение этого трафарета позволило достичь поставленных целей, и к материалам интервью с членами и секретарями учёных советов, чтобы высказать несколько гипотез о причинах несоответствий между желаемым результатом и фактически достигнутым.

Присуждение степеней: эволюция институционального трафарета

Мы предлагаем думать о защитах диссертаций как об индустрии сертификации, в которой товаром является поручительство за получателя сертификата со стороны выпускающего его агента [Klein 1997] Диссертационная индустрия как разновидность индустрии сертификации не совсем обычна, поскольку неочевидно, кто является потребителем услуг -- тот, кто получает характеристику, или тот, кто в дальнейшем ориентируется на неё (например, наниматель). Изучение подобных рынков показывает, что платить за услуги может как характеризуемый (например, в случае аудита), так и тот, кто пользуется этой характеристикой (как в случае масс-медиа, публикующих рейтинги, за которые платят зрители или читатели [Klein 1997]).. Сертификация может быть интегрирована с функцией подготовки сертифицируемых кадров или отделена от неё. Относительно американских аспирантур сложно представить себе ситуацию, при которой индивид посещает аспирантскую программу в одном университете, а степень получает в другом, хотя в России это довольно частый случай. Доверие к результатам сертификации может строиться на том, какую подготовку получили кадры перед событием защиты, а может быть основано на том, как организовано это событие, то есть само присуждение степени. Российский случай показывает, что регулятор не делал значительных попыток вмешиваться в процедуру подготовки диссертации (что в любом случае было бы непросто сделать). Основной упор был сделан на процедуре присуждения степени.

На первый взгляд организация присуждения степеней не претерпела радикальных изменений вплоть до 2017 г., когда ряд университетов получил право присваивать собственные степени. При наличии диссертации и автореферата, опубликованных статей и положительной экспертизы можно готовиться к защите, предварительно собрав стопку различных документов. На защите соберётся совет, который заслушает доклад, задаст несколько вопросов и проголосует «за» или «против». Однако данное сходство поверхностно, и в нём обнаруживается множество нюансов. В конце 1990-х гг. защита диссертации не требовала больших усилий. Для кандидатской, помимо самой рукописи, нужно было сдать три экзамена и опубликовать результаты исследования в научном издании (годились и тезисы конференции). Диссертация могла представлять собой опубликованную монографию или учебник. Никак не регулировалось ни количество необходимых для защиты публикаций, ни журналы, в которых эти публикации должны были появиться. Фактически кандидатом наук мог стать человек, написавший (или скопировавший, поскольку «Антиплагиат» и «Диссернет» тогда ещё не вышли на тропу войны) 150 страниц какого-то текста и опубликовавший заметку в одном из университетских «Вестников». С 2000-х гг. эта простая схема начинает обрастать поправками, уточнениями и усложнениями, что хорошо заметно по увеличению объёмов основных регулирующих защиты документов. Объём текста «Положения о порядке присуждения учёных степеней» между 1994 и 2016 гг. увеличивается почти в три раза; появляются отдельные документы, регулирующие перечень ваковских журналов, работу диссертационных советов и экспертных комиссий См. список документов в разных редакциях в приложении 2..

Изменения можно разделить на те, которые касались организаций и диссертационных советов, и те, которые затрагивали диссертантов (упорядоченный список изменений см. в приложении 1), причём, судя по количеству изменений можно сказать, что основная ставка делалась на усиление контроля первых. По плану авторов реформ, повышение требований к организациям, открывающим диссертационные советы, и к самим этим советам должно было привести к снижению их количества в слабых университетах и институтах. Механизм прост: новые требования должны были стать запредельно высокими для тех организаций, где научная работа периферийна. Подтверждение можно найти в интервью В. Филиппова, в тот момент главы ВАК: «Будем вдвое сокращать количество диссертационных советов (сейчас их где-то 3300). Для начала мы строже подойдём к отбору организаций, в которых эти диссо- веты могут быть созданы. Скажем, можно оставить диссоветы только на базе ведущих университетов и академических учреждений. Или, например, один диссовет на базе трёх организаций -- уже блата будет меньше. Труднее им будет договориться между собой. А сейчас у нас в каждой организации, на каждой выпускающей кафедре свой диссовет» [Филиппов 2013b].

Какие именно правила были введены? В документах стало прописываться требование собирать подробные сведения об организации, при которой открывается диссовет. В соответствующем положении о диссертационном совете (1994 г.) есть только запись о том, что советы создаются в организациях, широко известных своими достижениями в соответствующей отрасли знаний. В документах 2014 г. уже требуется сообщать о достижениях в той области, в которой открывался совет: подготовленные кадры, научные исследования, количество публикаций. Наконец, в 2017 г. добавляются число цитирований публикаций членов совета в международных базах данных и количество статей в рецензируемых научных изданиях. В идеале советы должны были остаться только в ведущих организациях; соответственно, при открытии советов нужны доказательства, что в организации действительно занимаются наукой.

Сокращению количества действующих советов должны были способствовать изменения требований, во-первых, к количеству докторов на совет, во-вторых, к количеству советов, в которые может входить доктор, и, в-третьих, к научным достижениям членов советов. Уменьшилось количество специальностей на один диссовет: с 2011 г. совет может проводить защиты не более чем по трём специальностям, тогда как раньше можно было по пяти. Одновременно увеличивается количество докторов наук на специальность: с 2007 г. не менее семи докторов наук, в том числе не менее пяти докторов должны иметь основным местом работы организацию, при которой создаётся совет. С 2000 г. появляется пункт о том, какой процент состава диссовета должен работать в организации (в 2017 г. -- 50%). Уточняется, что доктор наук может представлять только одну специальность. В 2011-2014 гг. одному человеку разрешалось быть членом не более четырёх советов, с 2014 г. -- не более двух. Первые лица открыто рассказывали, на какие последствия они рассчитывают: «Сейчас доктор наук может быть членом не более четырёх диссоветов. Заменим четыре на два, и сразу закроются сотни диссоветов, проблема решена Отметим это отождествление наличия большого числа советов с «проблемой».. Однако предлагается идти не только этим арифметическим, но и качественным путём -- введением новых, более высоких научных требований к самим членам диссоветов, к тем организациям, которые претендуют на их открытие» [Филиппов 2013b].

Планомерно повышалось минимальное количество докторов наук на совет. В 1994 г. рекомендованное количество членов -- как правило, не менее 12 человек; в 2007 г. -- уже не менее 17 человек; с 2014 г. -- не менее 19 человек. Отдельно стало формулироваться, что члены совета должны, помимо наличия докторской степени, иметь заметные текущие научные достижения, которые оценивались по формальным критериям, то есть начали регулярно собирать данные о публикациях и цитируемости членов совета, в том числе о наличии свежей опубликованной монографии. Для сравнения: в 1994 г.

при заполнении сведений о членах совета было достаточно краткой информации -- ФИО, место работы, год рождения, специальность степени, 1-3 библиографические ссылки на работы члена совета, подтверждающие его квалификацию по специальности.

Что касается ограничений для диссертантов, то прежде всего нужно указать на увеличение числа статей. В Положении 1994 г. есть только неопределённая запись о том, что результаты диссертации должны быть опубликованы в научных изданиях, однако, никак не обозначается ни их количество, ни набор журналов. При этом к публикациям приравнивались не только статьи, но и другие продукты научной деятельности -- от патентов до препринтов и тезисов докладов. В 2002 г. упоминается, что результаты должны быть опубликованы в ведущих рецензируемых научных журналах и изданиях, без уточнения, однако, что считается рецензируемыми изданиями. В 2006 г. появляется указание на количество необходимых публикаций: одна статья для кандидатской диссертации; для докторской работы количество не указано. Однако, помимо статей в журналах, публикациями всё ещё считаются иные типы текстов (они включены в длинный список). В 2013 г. увеличивается количество необходимых публикаций: для защиты докторской диссертации в социально-гуманитарных науках не менее 15 (в остальных не менее 10 работ); для защиты кандидатских диссертаций -- три и две соответственно. Список других видов публикаций сократился, из него исчезли доклады на конференциях и препринты.

Увеличение публикаций для социально-гуманитарных наук заслуживает отдельного комментария, поскольку противоречит как общему принципу универсализма формальных правил, так и содержательным соображениям. Наукометрические исследования (см.: [Hicks 2004; Nederhof 2006]) показывают значительную разницу в публикационных паттернах естественных и социальных наук: количественно естественники публикуют больше, чем обществоведы. Казалось бы, более высокие публикационные требования должны, скорее, предъявляться в естественных науках, однако в российском случае больше статей должно публиковаться по итогам социально-гуманитарных исследований. Такая дискриминация объясняется тем, что авторы реформ подозревали гуманитариев в недобросовестности и предполагали, что правила должны быть направлены на то, чтобы возвести перед ними особенно высокие барьеры. «В диссертациях по математическим дисциплинам всё чисто. Математика, физика, химия -- там трудно что-то подделать. А вот экономика, юриспруденция, социология -- те области, куда рванули бизнес и чиновничество, -- там беда. Они же не в точные науки идут, не по ним диссертации покупают» [Филиппов 2013c]; «И, как бывший зампред ВАКа по физматнаукам, естественным наукам, техническим наукам, я могу сказать, что нельзя мазать грязью всю систему аттестации. У нас очень хорошие диссертации по математике, физике, химии, по техническим наукам, по оборонке есть очень хорошие работы и т д. Да, у нас есть проблемы в гуманитарной сфере. Экономика, юриспруденция, педагогика, чуть-чуть здравоохранение. Вот там и надо решать эти проблемы» [Филиппов 2013а].

Следующим элементом системы ограничений стали требования, предъявляемые к журналам. Редакции ваковских журналов должны предоставить данные о количестве публикаций у рецензентов и членов редколлегии, указать число академиков, членов-корреспондентов, докторов наук, кандидатов наук, а также сообщить наукометрические показатели журнала. По Положению 2015 г. определяется, что в состав редакционной коллегии и (или) редакционного совета должны входить не менее восьми специалистов -- кандидатов наук или докторов. Появляется требование хранить рецензии, а рецензент должен иметь публикации за последние три года. Всё это должно было повысить издержки для слабых учёных -- нормальным учёным не сложно опубликовать три статьи вместо одной, а карьерноориентированным или «залётным» кандидатам это будет стоить времени и денег.

В появлении формальных требований к журналам хорошо видно, что идеи новых элементов трафарета часто возникают из наблюдений за стихийно складывающимися паттернами поведения учёных. По мере того, как науки становились всё более специализированными, редакторы журналов всё чаще чувствовали, что не могут сами оценить присланный им текст. Тогда они обращались к кому-то из коллег, обещая, разумеется, что рецензируемые никогда не узнают, что они посоветуют редактору, и не смогут затаить обиду, если их статью отвергнут. В то же время, получив не просто «да» или «нет», а более развёрнутые комментарии по поводу работы, редакторы закономерно приходили к мысли, что они могут передать пожелания рецензентов авторам и доработать статьи в соответствии с ними. Система рецензирования, следовательно, естественным образом развилась из практики редакторов, озабоченных качеством публикуемых ими статей. Её превращение в институциональный трафарет произошло тогда, когда внутренняя кухня редакции стала нормативным требованием [Abbott 1999]. В рамках трафарета были разработаны формальные маркеры, свидетельствующие, что редакция в действительности следует лучшим практикам, таким как письменные рецензии.

Помимо этих изменений появляются ограничения в отношении других участников защиты -- оппонентов и ведущей организации. В 1994 г. вводятся требования к оппоненту, направленные на то, чтобы предотвратить участие в защите людей, слишком тесно связанных с соискателем (руководители или подчинённые). Для ведущих организаций есть только расплывчатая формулировка, что эти организации должны быть широко известны своими достижениями в соответствующей отрасли науки или народного хозяйства. В 2013 г. уточняется, что оппоненты должны иметь публикации в соответствующей сфере, но не совместные с диссертантом. Также в 2013 г. появляется ограничение для ведущей организации -- ими не могут быть организации, где работают соискатель учёной степени и научные руководители, а также организации, где ведутся научно-исследовательские работы, по которым соискатель является руководителем или работником организации-заказчика или исполнителем.

Запланированные и незапланированные эффекты

Анализ регулирующей рамки показывает, что профильное министерство и иные органы, стоящие за попытками реформировать диссертационную индустрию, стремились главным образом регулировать состав её участников и особенно отношения между ними. Ограничения оставляют законными участниками процедуры присвоения степени только тех, кто соответствует характеристикам образцового академического агента -- активно публикующиеся учёные, практикующие слепое рецензирование журналы, крупные научные центры. Трафарет также исключает тех, кто был слишком связан с диссертантом и мог вступить с ним в какое-то подобие сговора. Мы можем представить себе, какие картины представали перед мысленным взором авторов этих реформ: научный руководитель вместе с диссертантом, чей текст стыдно показывать посторонним, найдут лояльных оппонентов из давних знакомых, которые не откажут в дружеской услуге и напишут положительный отзыв. Соискателю помогут организовать публикацию статьи в карманном университетском издании, где, не читая, печатают всё, принесённое авторами из этого университета (или в хищническом издании, согласном за деньги опубликовать что угодно). После этого диссертант без особых затруднений пройдёт через «плюшевый» совет, значительную часть которого составляют друзья руководителя, знающие к тому же самого кандидата и готовые поддержать его продвижение9.

Введение новых институциональных трафаретов должно было предотвратить реализацию этого сценария. Можно представить себе, что в уме создателей трафаретов существовал образ идеальной защиты, при которой главным мотивом диссертанта и руководителя является привлечение внимания ведущих специалистов к работе молодого учёного. Они стремятся заполучить людей с громкими именами в свой диссертационный комитет, поскольку, во-первых, те могут выступить в будущем покровителями Большинство защищающихся во многих советах составляют сотрудники учреждения, при котором совет существует. Решение о присвоении им степени, соответственно, обычно переплетено с решением об их продвижении -- например, из доцентов в профессоров. Это не всегда играет в пользу диссертанта, но в большинстве случаев непосредственный руководитель (часто также научный руководитель) будет поддерживать продвижение своего протеже. диссертанта (написать рекомендацию, представить влиятельным коллегам), во-вторых, само присутствие таких людей гарантирует качество работы, особенно если известно, что они не являются друзьями и союзниками руководителя и, при прочих равных, настроены к тезисам диссертанта критически. Параллельно претендент на степень ездит по конференциям и стремится опубликоваться в самых разборчивых журналах с самой большой аудиторией, что гарантирует повсеместное узнавание его работ.

В такой идеальной ситуации нет ничего невероятного. Фактически, западноевропейские или американские интервью, которые авторы брали в рамках другого проекта (см.: [Соколов et al. 2015]), показывают, что руководители часто руководствуются подобной логикой. процитируем фрагмент одного из таких интервью:

В [моё] диссертационное жюри входил Бурдьё, который был руководителем диссертации, и он пригласил также Раймона Будона и Франсуа Буррико <...> Это были учёные, чьи позиции были совершенно несовместимы с нашими подходами <...> Но есть некоторые важные принципы в том, что касается состава жюри. Оно должно быть разнообразным. Члены жюри не должны принадлежать к одной школе. Если бы кто-то решил сформировать жюри из Бурдьё, Пассерона и Кастеля, это было бы абсурдно. Конечно, нельзя сказать, что они думают одно и то же, но в целом они принадлежат к одному направлению. Научный руководитель старается сделать «открытое» жюри, потому что, если этого нет, он дискредитирует кандидата. Например, у меня есть коллега Х, у него такая репутация, что в диссертационном жюри всегда заседают люди, близкие к его лаборатории. Это совсем нехорошо для кандидата (профессор, Франция).

Авторы трафаретов, однако, подозревали (похоже, не без оснований), что в российских условиях такая логика подбора членов диссовета является чем-то диковинным. Действительно, вся эта конструкция держится на том, что диссертант планирует использовать степень в качестве инструмента саморекламы на рынке труда, ожидая, что потенциальные работодатели будут рассматривать состав его диссертационного комитета как рыночный сигнал [Spence 1973], свидетельствующий об академической силе или слабости претендента. Если (а) диссертант не планирует выходить на открытый рынок труда, а работодатели (b) всё равно безразличны к тому, хороший он учёный или нет, либо (с) не являются специалистами, способными оценить выбор конкретного оппонента или ведущей организации, вся эта логика окажется неработающей. К несчастью, все три перечисленные условия часто справедливы для России, где, во-первых, большинство получателей учёных степеней работают вузовскими преподавателями, от которых до недавнего времени не ожидалось больших научных достижений, во-вторых, получатели степени обычно не планируют сразу после защиты выходить на рынок труда, и, наконец, в-третьих, сообщества слишком фрагментированы, чтобы многие могли оценить выбор оппонентов.

Введение институциональных трафаретов в этом случае, как и в других, представляет собой попытку использовать формальные правила, чтобы силой государственного принуждения заставить агентов вести себя так, как их не побуждают действовать логика рынка или ожидания сообщества. То, что в одних условиях диссертанты и их руководители предпринимают по собственной инициативе, следуя имитативному изоморфизму, в других приходится вводить указами начальства в рамках уже принудительного изоморфизма.

Был ли успешным данный конкретный эксперимент по социальной инженерии, один из самых масштабных в новейшей российской академической истории? Мы не можем оценить изменения в качестве диссертационных работ, но можем сказать, изменилась ли диссертационная индустрия в том направлении, которое авторы реформ, судя по их выступлениям, цитировавшимся выше, ожидали. Напомним, что они ожидали следующего:

число защит и советов сократится;

сокращения произойдут за счёт более слабых игроков, для которых вписаться в трафарет будет запретительно сложно. Инициаторы реформ неоднократно давали понять, что ожидают сокращений в социально-экономических и гуманитарных науках, которые как раз и являются такими игроками;

число защит и советов сократится в слабых организациях, в то время как доля ведущих университетов и институтов РАН в диссертационной индустрии возрастёт. Должно произойти перенаправление потока защит из слабых, преимущественно региональных советов в сильные центральные организации. В целом советы будут локализованы в более сильных институциях, имеющих значительное число штатных докторов наук; можно предполагать, что они также в значительной степени будут сконцентрированы в столичных городах. Соответствующие изменения произойдут и в распределении защит: значимая их часть переместится в столицы и в ведущие академические организации. Соответственно возрастёт мобильность диссертантов, увеличатся потоки, перемещающиеся с периферии в крупные академические центры, и возрастёт число защит не в той организации, где была выполнена работа.

Ниже мы покажем, соответствовала ли реальность этим ожиданиям.

Статистические данные

В проекте использовались три источника статистики о количестве защищённых диссертаций. Первый источник -- статическая таблица с сайта ВАК, в которой представлено количество защит по диссертационным советам отдельно по федеральным округам. Эти данные дают возможность восстановить область науки, по которой проходила защита диссертации. Таким образом, мы получаем точные сведения о количестве защищённых кандидатских и докторских диссертаций за 2013-2015 гг. Мы использовали эти данные для того, чтобы оценить потери в количестве защищённых диссертаций, извлечённых скриптами с сайта ВАК (см. подробнее третий источник данных). Такие потери были неизбежны в связи с тем, что не все диссертации остались на сайте ВАК.

Второй источник -- «Летописи авторефератов диссертаций», то есть электронный библиографический указатель авторефератов диссертаций, который поддерживается Российской книжной палатой11. Специфика этих данных даёт преимущества в сравнении с информацией с сайта ВАК: более подробная запись с именами авторов и названиями диссертаций и больший охват времени (записи доступны с 2005 г.). Предоставлена библиографическая запись о каждой диссертации, что даёт возможность Приведём пример записи в указателе о диссертации: Исмаилов А. М. Русскоязычное книгоиздание в межэтническом взаимодействии государств Центральной Азии: (последнее десятилетие XX -- начало XXI вв.): специальность 05.25.03 «Библиотековедение, библиографоведение и книговедение»: автореферат диссертации на соискание учёной степени доктора исторических наук / Исмаилов Агамехти Мамед-оглы ; [Гос. публ. науч.-техн. б-ка СО РАН]. -- Казань, 2014. -- 39 с. -- Библиогр.: с. 37-39. -- Место защиты : Казан. гос. ун-т культуры и искусств. -- 120 экз. -- [14-12341а]. извлечь данные в виде плоской таблицы со следующим набором переменных: автор, название диссертации, специальность, тип учёной степени, область науки, место выполнения диссертации, место защиты и год. Существует вероятность, что информация, которую содержит летопись, несколько избыточна, так как составители опираются на авторефераты, которые присылают в Книжную палату. Если диссертация была снята с защиты или совет вынес по ней отрицательное суждение, запись в летописях всё равно остаётся. Летопись использовалась как источник сведений о статистике защит. Кроме того, информация о месте защиты и месте выполнения диссертации позволила проследить паттерн географической укоренённости диссертаций за 10 лет.

Третий и самый обширный источник данных -- записи о диссертациях, защищённых в 2006-2016 гг., извлечённые с сайта ВАК специальным скриптом (далее -- База ВАК). Согласно Положению о порядке присуждения учёных степеней, с 2006 г. на сайте ВАК должны помещаться объявления о защитах докторских диссертаций, а с 2011 г. -- о кандидатских защитах. Информация извлекалась с первых двух страниц автореферата, что позволило также собрать данные об оппонентах и ведущей организации (однако нужно учесть, что эта информация представлена с пропусками). Мы смогли проследить паттерн географической укоренённости защит на основе не только информации о месте защиты и месте выполнения диссертаций, как это было возможно сделать на основе данных «Летописи» Книжной палаты, но и информации о местоположении ведущей организации.

Как сопоставляются три источника данных? Все они с той или иной полнотой позволяют проследить динамику защит диссертаций, однако по разным учёным степеням и по разным периодам. Самая подробная информация представлена в Базе ВАК, так как она содержит данные об оппонентах и научном руководителе. Однако ограничение этой базы состоит в том, что она затрагивает период только с 2006 г. (скорее, даже с 2007 г., так как в данных за 2006 г. большая часть диссертаций отсутствует), а также содержит некоторое количество пропусков. «Летописи авторефератов диссертаций» Книжной палаты дают возможность получить статистику за 10-летний период, причём и для кандидатских, и для докторских диссертаций. Статистика ВАК лучше всего подходит для анализа популяции советов, поскольку позволяет без дополнительных усилий привязать совет к организации.

В своей работе мы также опирались на интервью с председателями, учёными секретарями и членами советов в разных организациях. Мы фокусировались в интервью на эффектах государственного регулирования присуждения учёных степеней, пытаясь понять, что изменилось в поведении учёных и в науке под воздействием борьбы за повышение их качества. Всего было собрано 20 интервью в 15 разных советах, в том числе советах при региональных университетах.

Результаты

Изменилась ли динамика защит по дисциплинам в сторону уменьшения защит в социально-гуманитарном блоке?

На рисунке 1 отображена динамика защит кандидатских и докторских диссертаций по избранным дисциплинам, начиная с 2005 г. Этот рисунок позволяет увидеть спады в количестве защит, которые, по всей видимости, связаны с изменением нормативной рамки, повышающей требования к диссертанту и работе диссовета. В 2000-х гг. заметен спад (2007, 2008 гг.), что можно объяснить эффектом «Положения о присуждении степеней» (2006 г.), которое ввело требование к публикациям соискателей и «списки ВАК». В 2007 г. в дополнение к этому было принято новое «Положение о совете», которое повысило требования к представленности докторов наук в советах. Спад затронул все дисциплины, однако в разной степени (см. таблицу 1, где приводятся проценты, указывающие на сжатие дисциплин в разные временные точки, которые связаны с обновлением регулирующих документов в 2007 и 2014 гг. (периоды выбраны так, чтобы захватить год до и после изменения правил). В ячейках представлены изменения в процентах между двумя годами).

Рис. 1. Количество защит диссертаций (кандидатских и докторских) по крупнейшим областям науки, по годам

Число защит заметно возрастает уже на следующий год после спада, что указывает на способность советов и диссертантов адаптироваться к изменениям в регулировании. Так, падение в 2008 г. уже в 2009 г. компенсировалось ростом на 31%, связанным, вероятно, с тем, что потенциальные диссертанты смогли с небольшим запозданием удовлетворить публикационные требования. В 2010 г., однако, рост прекратился и число защит вернулось к уровню существенно более низкому, чем в 2006 г. В 2011 г. «Положение о совете» впервые ввело публикационные требования к членам совета (публикации в изданиях списка ВАК за последние три года), что привело к спаду защит в 2012 г. и к всплеску в 2013 г.

Таблица 1 Отношение числа защит по отдельным дисциплинам, по годам (докторские и кандидатские диссертации), по данным «Летописи авторефератов диссертаций»

В 2013 г. кратно увеличилось требование к числу публикаций, были введены новые ограничения на отношения соискателя с оппонентом и ведущей организацией, выросло минимальное количество докторов наук в совете, появились публикационные требования к членам совета и т д. Требования вводились не одномоментно, а на протяжении последующих лет, во время которых диссоветы приостанавливали свою деятельность и даже закрывались. Всё это отразилось на динамике защит в 2013-2015 гг. Согласно данным ВАК, в 2013 г. в России было защищено около 20 тыс. кандидатских и 2300 докторских диссертаций; уже год спустя -- всего 9800 кандидатских и 1500 докторских диссертаций. В этом смысле министерство справилось с возложенной на себя задачей и сократило число защит.

Произошло ли снижение за счёт «плохих» социально-гуманитарных наук, особенно многократно упоминавшихся в этом контексте педагогических, экономических и юридических? Статистика в целом не подтверждает это предположение. В 2007 г. отчётливо пострадали социально-гуманитарные науки вследствие, видимо, некоторой избыточности сети диссоветов, когда доктора могли участвовать в работе советов нескольких организаций. Однако в 2013-2015 гг. водораздел не происходил столь явно по линии социальные -- естественные науки, хотя именно на это, судя по публичным заявлениям, процитированным выше, и надеялся регулятор. Так, в 2013 г. доля кандидатских диссертаций по социально-гуманитарным наукам, несмотря на дискриминационные требования, составила 41%, в 2014 г. -- 40,5%, в 2015 г. -- 41,7% (от числа защищённых диссертаций в каждом году). Доля педагогических кандидатских диссертаций от числа всех защищённых кандидатских в 2013 г. составила 6,3%, в 2014 г. -- 7,5%, в 2015 г. -- 7,5%. Количество защит в абсолютных цифрах действительно уменьшилось, но доли дисциплин заметно не изменились. Посмотрим на расчёты немного иначе, сравнив количество защит в 2013 и 2015 гг. В 2015 г. -- в сравнении с 2013 г. -- видим обвал в среднем на 30% (для некоторых дисциплин число защит уменьшилось вдвое). Сжатие имелось во всех случаях: одинаково «пострадали» физико-математические, химические и филологические науки (см. таблицу 1). При этом можно заметить, что спад 2015 г. по отношению к 2013 г. в педагогике был всего 25,6%, а в биологии -- 46,6%.

Разница в темпах сжатия не прослеживается и на уровне диссоветов. В 2013 г. функционировал 2831 диссовет; к 2015 г. число диссоветов сократилось до 2617. Причём сокращение происходило во всех науках. Данные, приведённые в таблице 2, показывают распределение действующих диссоветов по укрупнённым областям наук. Доли для каждой области почти не изменились. При сравнении данных за 2013 и 2015 гг. мы видим, что чуть меньше диссоветов осталось действующими в случае социально-экономических наук, однако разница незначительна (доля снизилась на 2%). Нужно допустить, что закрытие советов могло носить отсроченный эффект -- организациям, при которых они были созданы, давалось время адаптироваться к новым требованиям. Тем не менее видны наиболее заметный спад в количестве советов в 2014 г. и увеличение их числа уже в следующем году, так что эффект лага был не слишком значимым, если и присутствовал.

Таблица 2 Распределение действующих советов по укрупнённым областям наук

Вслед за С. Донецкой [Донецкая 2017: 27-28] мы использовали группировку по пяти областям наук, введённую для составления рейтинга QS World University: гуманитарные науки (искусствоведческие, культурологические, исторические, педагогические, философские и филологические); социальные и экономические науки (социологические, экономические, политические и юридические); естественные науки (геолого-минералогические, географические, физико-математические и химические); технические науки (архитектурные и технические); науки о жизни и медицина (психологические, биологические, ветеринарные, медицинские, фармацевтические и сельскохозяйственные).

Снижение числа защит происходило не только за счёт закрытия советов, но и в результате снижения среднего количества защит на совет. Другими словами, через диссоветы стало проходить меньше диссертаций. В 2013 г. среднее количество защит в год на одну специальность в диссовете составляло 3,3 (значимых различий между дисциплинами не обнаружено). Год спустя среднее количество защит на специальность стало составлять 1,7. Закручивание гаек со стороны ВАК привело к тому, что издержки выросли для всех дисциплин, в том числе и для тех, которые меньше всего подозревались в низком качестве, -- в них также закрывались отдельные специальности и целые диссоветы. Если диссовет продолжил работу, то снизилось количество желающих пройти через всю процедуру защиты диссертации, вероятно, вследствие возрастающих публикационных требований и сложностей в поиске оппонентов (см. подробнее далее). В общем и целом, несмотря на успех 2008 г., Министерство образования и науки не справилось с тем, чтобы резко сократить долю защит в социально-гуманитарных дисциплинах.

Увеличилось ли количество защит в сильных организациях?

Наш дальнейший шаг -- анализ распределения защит по типам организаций. Так мы сможем ответить на вопрос, стали ли защиты концентрироваться в сильных организациях. В таблице 3 приводятся данные по изменению доли докторских защит по категориям институций за два периода -- до начала последних и наиболее значимых реформ и после них. Мы видим, что большая часть защит проходит не в ведущих организациях, на которые приходится только четверть защит, причём по сравнению с 2013 г. в 2015 г. доля защит в ведущих организациях (РАН и университеты группы «5-100») выросла незначительно (на 2,2%). Это может показаться парадоксальным результатом, учитывая, что реформы диссертационной индустрии были явно направлены на повышение роли ведущих центров, однако эта роль почти не возросла и осталась сравнительно небольшой. Решающих изменений в локализации докторских защит не произошло.

Таблица 3 Распределение докторских защит по разным типам организаций за два периода

Таблица 4 Распределение докторских защит по разным типам организаций и областям наук за два периода

Важно обратить внимание на то, что научные области различаются в том, насколько их защиты сконцентрированы в важнейших организациях. Заметно выделяются естественные науки, в которых 67% в первом периоде и 72% во втором периоде защит проходит в университетах группы «5-100» и в институтах РАН. Для всех остальных укрупнённых областей наук мы видим гораздо менее заметную концентрацию защит в сегменте сильных институций -- не больше 25% защит. При этом можно заметить увеличение доли защит в сильных организациях для всех областей наук в сравнении между двумя периодами, однако это увеличение не превысило 4% для естественных наук и составило 2-3% для остальных областей. Этот результат покажется особенно невыразительным, если учесть, что, например, доля вузовских преподавателей, работающих в топовых университетах, росла как следствие государственной политики слияний и концентрации студентов в лучших вузах.

С 2014 г. началось сокращение сети диссертационных советов -- многие приостанавливали свою деятельность и (или) закрывались. Данные позволяют увидеть те советы, которые действовали или были приостановлены (закрыты) в период 2013 и 2015 гг. Советы приостанавливались во всех типах организаций: недействующие советы были и в институтах РАН, и в университетах группы «5-100». Однако наибольшее число недействующих советов приходится на «прочие» организации: в 2015 г. там было в два раза больше недействующих советов в сравнении с более сильными институциями (см. таблицу 5).

Таблица 5 Распределение действующих и недействующих советов по типам организаций

Из таблицы 6 видно, как менялась сеть диссоветов по типам организаций и областям наук. Важно отметить, что, во-первых, советы по дисциплинам распределены неравномерно. В естественных науках они чаще действуют при сильных организациях (в половине случаев советы открыты при институтах РАН и университетах группы «5-100»). Для социальных наук эта доля не превышает трети. Во-вторых, уменьшение числа советов происходило преимущественно в «других» организаций, число же советов при вузах группы «5-100» и РАН оставалось примерно тем же (во всех областях наук). Особенно снижение количества советов в обычных организациях заметно для социально-экономических наук: если в 2013 г. их доля составляла 75%, то в 2015 г. она снизилась до 68% (но всё ещё в основном советы сосредоточены не в самом сильном сегменте).

Таблица 6 Распределение действующих советов по специальностям и видам организаций

Проценты здесь и далее -- от общего количества действующих советов по блоку дисциплин.

Мы приходим, таким образом, к несколько парадоксальному выводу: хотя распределение советов ощутимо изменилось в пользу более сильных организаций, значимого увеличения количества защит в них не произошло. Подобное могло случиться, если диссертанты, прежде ориентировавшиеся на слабый совет в периферийной организации, переориентировались на совет в другой такой же организации. Чтобы понять, произошло ли именно это, мы проанализируем географический паттерн защит.

Изменилось ли географическое распределение защит?

Изучение траекторий перемещения диссертантов может помочь ответить на важный вопрос: что, собственно, происходит с локализацией защит в результате государственной политики, направленной на повышение их качества? Архитекторы реформирования диссертационной индустрии, возможно, предполагали, что защиты будут сконцентрированы в небольшом числе советов в важнейших академических центрах, а ученые с периферии будут совершать паломничество в эти центры. Соответствие этого предположения действительности можно проверить, проанализировав потоки перемещений в крупные города (Москва и Санкт-Петербург) и сравнив эти потоки с остальными городами из нашей выборки. Анализ перемещений диссертантов учитывал место подготовки и защиты диссертации, а также расположение ведущей организации. В дополнение к базе ВАК привлекались данные, извлечённые из «Летописи авторефератов диссертаций» Российской книжной палаты, которые позволяют включить в расчёты кандидатские защиты.