Штрихи к фермерскому проекту: алтайская палитра

Размещено на http://www.allbest.ru/

Институт экономики и организации промышленного производства Сибирского отделения РАН

Штрихи к фермерскому проекту: алтайская палитра

Ольга Петровна Фадеева, кандидат социологических наук, старший научный сотрудник

Аннотация

В статье исследуется широкий круг проблем, связанных с практической реализацией «фермерского проекта» в России. Опираясь на исходные посылки теории семейно-трудового хозяйства А.В. Чаянова, автор рассматривает объективные сложности и результаты становления фермерства в России. На основе данных государственной статистики и двух Всероссийских сельскохозяйственных переписей отмечаются основные тенденции в развитии крестьянских (фермерских) хозяйств на фоне других субъектов хозяйствования. Основным источником информации являются глубинные интервью с фермерами, руководителями предприятий и представителями местной власти одного из сельских районов Алтайского края, собранные в течение 2013-2017 годов.

Результаты полевых исследований представлены в виде «Кулундинского кейса», в котором обобщены несколько типичных историй успеха/неудач. Рассмотренные фермерские истории, по мнению автора, показывают, что семейно-потребительская ориентация в деятельности фермерских хозяйств ограничивает возможности развития и во многих случаях приводит к прекращению их деятельности. В то же время в историях успешных фермеров преобладают предпринимательская, созидательная и отчасти творческая мотивация. Успешные семейно-трудовые хозяйства постепенно трансформируются в семейнопредпринимательские, в которых используются наемные работники. В таких хозяйствах аккумулируются и передаются наследникам не только материальные, но и нематериальные активы -- прежде всего в виде уникального накопленного локального знания, обладание которым и является главным фактором, обеспечивающим устойчивость семейного бизнеса и потенциал для его дальнейшего развития.

Ключевые слова: фермерский проект, аграрная реформа в России, фермерские истории, Алтайский край

Abstract

Sketches for the farm project: An Altai palette

Olga Fadeeva, PhD (Sociology), Senior Researcher, Institute of Economics and Organization of Industrial Production, Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences.

The article considers a wide range of challenges in the implementation of the “farm project” in Russia. The author refers to the initial assumptions of the Chayanov's theory of family-labor economy to identify objective difficulties and results of the development of farming in Russia. Based on the state statistics and two All-Russian agricultural censuses, the article presents key trends in the development of peasant (farm) economy as compared to other economic actors. The author conducted interviews with farmers, business leaders and representatives of local authorities in a rural district of the Altai Region in 2013-2017. The results of these field studies are presented as a “Kulunda case”, which allowed to identify some typical success and failure stories. The farmers' stories prove that the family-consumer orientation limits development opportunities and in many cases determines the cessation of farming; while the entrepreneurial and creative motivation prevails in the stories of successful farmers. Successful family-labor farms are gradually turning into family-entrepreneurial and hire employees. Such farms accumulate and provide their heirs with both tangible and intangible assets, primarily in the form of unique local knowledge, which is the main factor of sustainable family business and its further development.

Keywords: farm project; agrarian reform in Russia; farmers' stories; the Altai Region.

Идеи и результаты

Во введении к одной из самых известных своих работ «Организация крестьянского хозяйства» А.В. Чаянов следующим образом формулирует исходную посылку своей теории крестьянского хозяйства: «...мотивацию хозяйственной деятельности мы принимаем не как мотивацию предпринимателя, получающего в результате вложения своего капитала разницу между валовым доходом и издержками производства, а скорее как мотивацию рабочего, работающего на своеобразной сдельщине, позволяющей ему самому определять время и напряжение своей работы» (Чаянов, 1993: 17). В этой цитате не только квинтэссенция подхода Чаянова, позволяющего рассматривать семейное крестьянское хозяйство как универсальную производственную единицу, способную существовать в разных экономических системах -- от крепостничества до товарной рыночной экономики, но одновременно и подсказка к объяснению многих сложностей движения постсоветской России по фермерскому пути.

Преобразование аграрной сферы экономики России за счет создания благоприятных условий для развития фермерских хозяйств начиналось как амбициозный и в известном смысле «идеологический» проект, инициированный желанием реформаторов быстро и наглядно продемонстрировать преимущество «частного» (небольшого, гибкого) над «государственным» (коллективным, большим, неэффективным). Насыщение изрядно опустевших в начале 1990-х прилавков продовольственных магазинов рассматривалось как важный, но все-таки побочный результат реформирования. Институциональные ограничения: отставание и непоследовательность земельной реформы; живучесть советских практик хозяйствования на земле; исторически сложившийся еще в советские времена и постоянно воспроизводимый в дальнейшем диспаритет цен на аграрное сырье и промышленные товары (топливо, техника), необходимые для работы на земле, а также действие других, специфических для каждого региона причин привели к тому, что реальные результаты проекта заметно разошлись с ожиданиями (Узун, Шагайда, 2015; Калугина, 2015; Фадеева, Нефёдкин, 2017).

Симптоматична эволюция самого понятия «крестьянское фермерское хозяйство», введенного в юридический оборот еще в 1990 году. В соответствии с принятым тогда законом Закон РСФСР от 22.11.1990 № 348-1 (ред. от 21.03.2002) «О крестьянском (фермерском) хозяйстве» крестьянское (фермерское) хозяйство (КФХ) определялось как самостоятельный хозяйствующий субъект с правами юридического

лица, который на основе использования отдельным гражданином, семьей или группой граждан земли и имущества, находящихся в их собственности или в аренде, осуществляет производство, переработку и реализацию сельскохозяйственной продукции. По сути, речь шла о семейных производственных кооперативах с долями участия работоспособных членов семьи. Представление о фермерском хозяйстве как о небольшом семейном бизнесе, не использующем наемный труд, вполне соответствовало духу того времени.

Как показала практика, объединение земельных и имущественных паев членов семьи, полученных ими в ходе акционирования колхозов и совхозов, без кооперации между разными КФХ не позволяет создавать небольшие, но конкурентоспособные в условиях рынка хозяйства. Фермерская волна 1993 года, инициированная началом земельной реформы и масштабной программой субсидирования кредитов сельским товаропроизводителям, быстро пошла на спад.

В дальнейшем организационно-правовой статус КФХ как семейного хозяйства, занимающегося производством, постепенно размывался. В Федеральном законе от 2003 года Федеральный закон от 11.06.2003 № 74-ФЗ (ред. от 23.06.2014) «О крестьянском (фермерском) хозяйстве» отношения «родства» между членами КФХ были дополнены отношениями «свойства», т. е. возможностью включения в его состав граждан, не состоящих в родстве с главой хозяйства. Сферы деятельности КФХ расширялись и более не ограничивались производством, переработкой и реализацией сельскохозяйственных продуктов. Был включен пункт о том, что КФХ осуществляет свою деятельность без образования юридического лица (на основе соглашения). В Федеральном законе 2012 года была введена норма, в соответствии с которой главой КФХ может быть гражданин, зарегистрированный в качестве индивидуального предпринимателя. Главы хозяйств из руководителей, уполномоченных другими пайщиками «семейного кооператива», стали превращаться в индивидуальных предпринимателей (ИП), несущих полную юридическую, в том числе материальную, ответственность за результаты деятельности.

Каковы же практические итоги осуществления «фермерского проекта»? По данным Госкомстата, производство в фермерских хозяйствах (КФХ и индивидуальные предприниматели) с 1998 по 2017 год (в сопоставимых ценах) выросло более чем в 11 раз, а его доля в общем объеме продукции сельского хозяйства в целом по стране увеличилась с 2,4 до 12,7%. За тот же период объемы производства в сельскохозяйственных организациях (СХО) увеличились в 2,5 раза, а доля последних в общем производстве выросла с 40,4 до 52,7%.

Таблица і. Количество хозяйствующих субъектов и площадь пашни на одного субъекта СОВРЕМЕННОСТЬ

Рассчитано по: Основные, 2008а: 12-13; Основные, 2008b: 498-499, 530-531; Предварительные, 2017: 14-15, 152-179.

Данные Всероссийских сельскохозяйственных переписей, приведенные в таблице 1, показывают существенные изменения в количестве и средних показателях земли на одно хозяйство, произошедшие за последние годы (2006-2016 гг.). Количество КФХ (включая ИП) в целом по стране сократилось на 38,7% -- с 285,1 до 174,8 тыс. В то же время средний размер пашни в расчете на одно хозяйство, напротив, увеличился в 2,6 раза -- с 59 до 154 га. Происходит очевидная концентрация и укрупнение внутри фермерского сектора. При очевидных общих тенденциях существуют и региональные различия. Так, по Сибирскому федеральному округу (СФО) количество КФХ и ИП сокращалось заметно медленнее, чем по стране в целом. Однако во входящем в состав СФО Алтайском крае, один из сельских районов которого стал объектом нашего исследования, динамика показателей практически не отличается от среднероссийской.

Можно ли на основании приведенных данных делать вывод о том, что «фермерский проект» провалился или, напротив, развивается очень успешно? На наш взгляд, ни для первого, ни для второго вывода нет серьезных оснований. При довольно впечатляющем росте доли фермерских хозяйств в сельскохозяйственном производстве ожидания начала 1990-х и связанные с ними представления о превращении «фермерского класса» в главного кормильца страны не оправдались. Фермерство не стало, да и по многим причинам не могло стать серьезной альтернативой крупным сельхозпредприятиям.

Во второй половине 2000-х годов масштабная государственная поддержка сельского хозяйства в рамках приоритетного национального проекта «Развитие АПК» (Барсукова, 2016: 13-26) привела к изменению ситуации в отрасли, обусловив повышение ее инвестиционной привлекательности прежде всего для крупных игроков. Это, в свою очередь, способствовало ускоренному развитию агрохолдингов, растущих как за счет создания новых, так и за счет поглощения уже действующих производств. В результате во многих регионах страны увеличилась конкуренция как на рынке факторов производства (труд, рабочая сила), так и на рынках сельскохозяйственного сырья и продуктов его переработки. В отдельных сельских районах при поддержке местных администраций производственные подразделения агрохолдингов стали фактическими монополистами в производстве отдельных видов сельскохозяйственной продукции. Это серьезно ограничило возможности развития как для предприятий, сохранивших самостоятельность, так и для фермеров, стремящихся к расширению производства.

Описанные события дали повод для нового витка дискуссий о том, что эффективнее -- крупные сельхозпредприятия или фермерские хозяйства. По нашему мнению, эти дискуссии в отрыве от контекста, образуемого специфическими условиями конкретного времени и места, являются не слишком содержательными и часто контрпродуктивными в отношении практических выводов. Нам представляется, что для понимания того, что действительно происходит с КФХ, какие причины сдерживают, а какие -- напротив, способствуют их развитию, каким образом активно формирующийся фермерский уклад встраивается в деятельность сельских сообществ, важно исследовать индивидуальные истории успеха (неудачи) фермерских хозяйств в разных регионах страны, в том числе в районах «сельской глубинки», на основе информации, получаемой от непосредственных участников фермерского проекта.

«Кулундинский кейс»

Попробуем посмотреть на фермерский проект более пристально, переключив фокус нашего внимания на локальный кейс Часть эмпирических материалов была собрана автором в рамках Немецко- российского проекта «КУЛУНДА. Как предотвратить глобальный синдром “Dust Bowl” -- пыльных бурь?», 2013-2015 годы., который дает возможность сравнить диаметрально разные по результатам 146 истории. Речь идет о сельском районе Алтайского края, который расположен в 200 км от столицы края (г. Барнаул) в степной современность Кулундинской зоне, отличающейся засушливым климатом и довольно сложными условиями для земледелия. Рассматриваемый район относится к числу высокоразвитых аграрных территорий, где в равной степени представлены растениеводство и животноводство. Мы наблюдали за происходящими здесь процессами в течение последних пяти лет. На это время пришлись основные изменения в условиях предоставления государственной поддержки, заметно вырос интерес местных аграриев к новым способам обработки почвы и, в частности, к беспахотной («нулевой») технологии Современная система земледелия, при которой верхний слой почвы не рыхлится, а укрывается специально измельченными остатками растений -- мульчей. Она особенно подходит для условий засушливой зоны, поскольку предотвращает водную и ветровую эрозию почвы, а также улучшает сохранность влаги., споры об эффективности и экологичности которой продолжаются до сих пор (Виноградская, Никулин, 2013: 302-324), стали широко внедряться новые культуры и принципы севооборота. Нами было проведено 25 углубленных интервью с местными фермерами, специалистами районной и сельских администраций, руководителями сельскохозяйственных предприятий.

Особенностью района является то, что в нем сосуществуют разные по величине и специализации сельхозпроизводители. Корпоративный сектор образуют шесть сельскохозяйственных предприятий из числа бывших колхозов и совхозов, которые за последнюю четверть века прошли несколько этапов реорганизации и не раз меняли свой юридический статус. На четырех предприятиях в последние годы появились новые инвесторы, инициировавшие серьезную модернизацию и расширение производства. Помимо крупных предприятий в районе в разные годы работали от 60 до 70 фермерских хозяйств, появившихся, как правило, в результате ликвидации крупных предприятий: на месте одного обанкротившегося колхоза или совхоза возникало 5-8 фермерских хозяйств. Производство мясной и молочной продукции в основном сконцентрировано в корпоративном секторе, тогда как большинство фермерских хозяйств специализируются на земледелии.

Стоит отметить специфичность каждого из пяти сельскохозяйственных сезонов, попавших в период наблюдения, с точки зрения погодных условий. За катастрофической засухой 2012 года в следующем году последовали дожди, пришедшиеся на период уборки урожая, что привело к снижению качества зерна и закупочных цен. При заметном росте объемов производства крестьяне вновь недосчитались значительной части своих доходов. Выпавший в сентябре 2014 года снег уничтожил часть посевов, но ситуацию смягчило то, что ряду хозяйств удалось получить компенсации из федерального бюджета. В последнем пятилетнем цикле, как с точки зрения полученных урожаев, так и благоприятной конъюнктуры рынка наиболее удачными оказались 2015 и 2016 годы. В то же время 2017-й вошел в историю как год большого урожая, собранного в тяжелых условиях чрезвычайно влажной осени. Из-за падения рынка зерна (закупочные цены упали в 2 и более раз) -- вследствие избытка переходящих запасов и отсутствия зерновых интервенций -- часть хозяйств оказалась на грани банкротства.

Таблица 2. Распределение фермерских хозяйств по площади обрабатываемых земель

Фермерский сектор отличается особой «аритмичной пульсацией» -- за пять последних лет закрылось 17 и вновь образовалось 21 хозяйство, т. е. за это время фермерский корпус обновился примерно на треть. Часть крупных фермерских хозяйств сменили организационно-правовую форму и стали ООО (общество с ограниченной ответственностью), перенеся в свое название метку о своей фермерской принадлежности (ООО «КФХ такого-то»).

Количественное преобладание фермерских хозяйств отражается в распределении обрабатываемой земли. На начало 2013 года на долю фермеров приходилось 58%. К началу 2017 года доля фермерских хозяйств увеличилась до 62%. В то же время по количеству занятых наблюдается обратная картина -- на долю сельхозпредприятий приходится 70% работающих в отрасли, у фермеров, согласно их декларациям, -- только 30%. Вместе с тем усиливается неравномерность распределения земли между фермерами в разрезе трех подгрупп -- крупных хозяйств, обрабатывающих от 1500 га и больше пашни, средних хозяйств (от 500 до 1500 га) и мелких (до 500 га). Такое деление позволяет отразить специфику хозяйствования на сибирских просторах, отличающихся большими размерами доступных для обработки сельскохозяйственных угодий и умеренными показателями урожайности зерновых и других культур, чувствительных к погодным аномалиям. Недостаток земли в средних и особенно в мелких хозяйствах является серьезным ограничением для роста масштабов и прибыльности производства. Эти хозяйства не могут позволить себе закупки техники, удобрений и средств защиты растений, необходимых для применения современных агротехнологий, что в конечном счете закрепляет критическую для финансовых результатов зависимость урожая и экономики хозяйств от ежегодных погодных флуктуаций.

Таблица 3. Финансово-экономические характеристики деятельности фермерских хозяйств (в расчете на ± хозяйство каждой группы), современность гоїв год

Как видно из таблицы 2, за рассматриваемый период расслоение между тремя группами фермерских хозяйств усилилось: сократилась средняя прослойка, выросло количество крупных и особенно мелких хозяйств. Рост группы крупных землепользователей произошел за счет перехода в нее представителей средней группы. При этом значительно выросла верхняя граница этой группы: если в 2013 году самое крупное фермерское хозяйство обрабатывало порядка 6,5 тыс. га пашни, то к началу 2017 года площадь возделываемой им земли увеличилась почти на 2000 га (до 8,4 тыс. га). Фермеры-новобранцы в основном пополнили группу мелких землепользователей, в том числе среди них оказались несколько хозяйств, выделившихся из более крупных вследствие происходивших «родственных» переделов.

В таблице 3 представлены удельные финансово-экономические показатели за 2015 год в разрезе уже описанных групп, взятые нами из аналитических материалов районной администрации. В выборку ведомственной статистики вошли только те, кто получал в 2015 году государственную поддержку и предоставил в администрацию все запрашиваемые документы. В силу этих причин из списка выпали около 40% мелких хозяйств. Но даже по имеющимся данным можно сделать вывод о снижающейся эффективности хозяйствования по мере сокращения используемых земельных площадей.

Годовой финансовый результат (прибыль) в расчете на одно крупное фермерское хозяйство в 10 раз превысил показатели средних и в 45 -- мелких хозяйств. При этом различия в средней площади пашни в этих группах были не столь существенны и составили 3,6 и 14 раз соответственно. Объемы государственной поддержки, основным компонентом которой являлось так называемое «несвязанное» (погектарное) финансирование, естественным образом ранжировались в зависимости от площади обрабатываемых земель Впервые земельные выплаты были введены в 2013 году и распределялись поровну между всеми земледельцами района -- примерно по 300 руб. на гектар посевных площадей (обработка паров в эти расчеты не входила). В 2014 году при назначении субсидий стали действовать повышающие и понижающие коэффициенты: разброс составил от 120 до 333 руб. на гектар. К числу факторов, увеличивающих выплату на землю, относились наличие животноводства, превышающие средний уровень района показатели урожайности и среднегодовой зарплаты. Также наряду с общей ставкой для всех сельхозкультур были введены повышающие коэффициенты при выращивании сахарной свеклы, картофеля и кормовых культур на орошении. Земельные выплаты не получали хозяйства, которые имели задолженности по налогам и выплатам в пенсионный и другие социальные фонды.. В расчете на 1 гектар пашни величины субсидий и дотаций по трем группам хозяйств составили 696, 541 и 393 рубля соответственно. Относительно более низкие объемы господдержки у мелких хозяйств указывают на то, что крупные и средние хозяйства чаще участвовали в разных государственных программах (помимо земельных дотаций получали кредиты с субсидируемыми процентными ставками, компенсацию затрат на закупку элитных семян и др.). Важно и то, что отдача от выделяемых государством средств по рассматриваемым хозяйствам заметно дифференцирована. В группе крупных землепользователей в среднем на каждый рубль дотаций в 2015 году было получено 5 руб. прибыли, в группе средних -- 2, мелких -- 2,8 руб.

Подобные различия можно было бы объяснить эффектом масштаба, но применительно к фермерским хозяйствам этот аргумент требует специальных пояснений. С одной стороны, за более высокими показателями некоторых крупных хозяйств Из нашей выборки только половина крупных хозяйств получили в 2015 году весомый финансовый результат -- их прибыль варьировалась в пределах от 9,5 до 65 млн руб. У другой половины успехи оказались на порядок ниже -- чистый доход составил от 150 тыс. руб. до 3 млн руб. 46% средних и мелких фермеров сумели закончить 2015 год с прибылью до 300 тыс. руб., у половины из них финансовый результат не превысил 100 тыс. руб. в год, что сложно признать нормальным доходом сложившегося бизнеса. Скорее это признаки малодоходной «промысловой» деятельности. стоят не только более внушительные масштабы производства 150 и высокий технологический уровень, но и квалификация, бизнес- интуиция и организаторские способности их руководителей, вполне современность адаптированных к работе в рыночных условиях. С другой стороны, часть средних и большинство мелких хозяйств, которые порой плохо технически вооружены «Часто у такого фермера есть один трактор ДТ-75, который по возрасту старше его самого. И культиватор, который достался ему при выходе из колхоза: он его попросил, ему из металлолома его вытащили, он к нему что-то прилепил и столько лет с ним отработал» (из интервью со специалистом районной администрации)., функционируют в так называемой «серой зоне»: «Они не показывают всю урожайность, не показывают валовой сбор, продают продукцию перекупщикам без документов, потом наличными деньгами рассчитываются с неоформленными у них работниками» (из интервью со специалистом районной администрации).

Подобное поведение вполне объяснимо. Сегодня тем, кто работает на земле, сложно строить планы, точно угадывать рыночные тренды и структуру посевов, чтобы создать устойчиво работающий бизнес. Даже внутри одного сельскохозяйственного цикла перепады в закупочных ценах могут составлять от полутора до двух раз, между годами размах «ценовых ножниц» может быть еще сильнее. Фермер должен быть готов к тому, чтобы «придержать» продажи своей продукции и иметь запас ликвидности, дождавшись более выгодных предложений от зернотрейдеров Из интервью с крупным фермером: «В начале уборки цена более-менее подходящая. Когда начинается уборка, пошел намолот, цена падает. Предложений много, заготовителям можно покуражиться. Они начинают демпинговать. Мне это неинтересно. Поэтому я весь урожай отгружаю в свой склад на хранение».. Это не всегда получается у небольших хозяйств, которым необходимо погасить кредиты, взятые на пополнение оборотных средств, как раз в конце уборки, когда растут объемы продаж и падают цены. При выборе структуры посевов основная масса производителей ориентируется на цены прошлого года, но не всегда эти расчеты оправдываются: «Один год цена на гречиху была 40 рублей за килограмм, на следующий год ее все насеяли, цена упала до 7 рублей. Пошел подсолнух в цене, насеяли -- опять «дикий рынок» все уронил» (из интервью с руководителем районного комитета сельского хозяйства).

Данные таблицы 3 можно было бы интерпретировать так, что средние и особенно мелкие хозяйства или освоили безлюдные технологии, или же, в точном в соответствии с классическим представлением о фермерском хозяйстве, используют в основном труд членов семьи. В 53% хозяйств, где обрабатывалось до 500 га земли, наемный труд не использовался, в других хозяйствах этой группы число работников не превышало двух человек. В половине крупных хозяйств количество работников колебалось от 1 до 4 человек, при этом у этих же хозяйств отмечены минимальные показатели прибыли.

О природе наблюдаемого статистического феномена размышляет руководитель районного комитета сельского хозяйства: «Тут арифметика такая получается. Всего в сельскохозяйственных организациях имеется 555 работающих и обрабатывается 52 тыс. га пашни. То есть нагрузка на одного работника составляет 94 га. С учетом животноводства все нормально. В фермерских хозяйствах всего 227 работников и обрабатывают они 70,4 тыс. га. На каждого работника приходится 310 га. Какими высокоорганизованными и высокотехнологичными выглядят у нас фермерские хозяйства! Но если учесть, что в семи крупных фермерских хозяйствах, в которых и удобрения применяются, и технологии более-менее соблюдаются, занят 121 работник, то 106 работников числятся в остальных хозяйствах. Получается, что у сильных фермеров, где используется мощная современная техника, нагрузка на 1 человека составляет 226 га, а у тех, у кого старая разбитая техника, нагрузка на 1 работника, согласно цифрам их отчетности, 665 га. Им сразу нужно присваивать звание дважды Героя капиталистического труда! Но так же не может быть?!»

Статистические данные в данном случае позволяют нам говорить только о том, что за весьма условным понятием «крестьянское (фермерское) хозяйство» скрывается ряд разнообразных явлений, для описания которых недостаточно стандартной официальной статистики. Более того, использование только статистических данных может привести к выводам, плохо согласующимся с реальным положением дел.

Совокупность всех фермерских хозяйств в районе можно представить в виде двухслойного пирога. Верхний слой -- это полноценный частный бизнес с хорошо подобранной командой исполнителей, отлаженными агротехнологиями и поддерживающими их бизнес-процессами. Главы хозяйств из верхнего слоя заинтересованы в том, чтобы их деятельность была более или менее открыта, а внешняя отчетность относительно достоверна. Это нужно в первую очередь для того, чтобы иметь возможность пользоваться кредитными ресурсами и разнообразными видами государственной поддержки. Устойчивые урожаи и большие объемы производства позволяют таким хозяйствам занимать лучшие позиции на рынке. Сильный фермер, как правило, осознает зависимость результатов от качества наемных работников и стремится не только материально поощрять их в моменты пиковой сезонной нагрузки, но и закрепить их в хозяйстве, сохраняя их в штате и зимой, когда работы значительно меньше. Чтобы работник не погнался «за длинным рублем» на вахту, фермер обеспечивает ему фронт работы в его личном подсобном хозяйстве -- на льготных условиях выделяет корма и другие ресурсы для выращивания бычков, откорма поросят, производства молочной продукции (Фадеева, 2013: 29-47).

современность В нижнем слое находятся фермеры, которые не смогли или не захотели построить устойчиво развивающийся и прозрачный бизнес. Они из года в год одним и тем же способом выращивают привычные культуры и в тяжелые времена прикрываются «лукавыми» цифрами статистических налоговых отчетов, а иногда и не выполняют обязательства в отношении неофициально нанятых работников «Вот я открываю сайт в Интернете, а там такой фермер верхом на слоне где-то сидит среди нашей зимы. Я ему потом говорю: “Ты совесть имей, хоть людей в своей деревне не дразни, которым ты зарплату недоплачиваешь или задерживаешь ”» (из интервью со специалистом районной администрации).. Но подобная «оптимизация» хозяйственного поведения не добавляет стабильности, а порождает дополнительные риски и зачастую приводит не только к номинальным, но и к реальным банкротствам, вынуждает аутсайдеров покидать сферу сельскохозяйственного производства.

Большая доля неформальных трансакций в фермерском секторе ослабляет и без того скудные возможности развития сельских территорий, так как в этом случае в местные бюджеты не поступают налоги, не создаются рабочие места, недофинансируется социальная сфера: «Полгода такой фермер работает, полгода -- на печи лежит. Людей у него по ведомости нет. Зарплату не начисляет, НДФЛ не отчисляет. Но все хотят жить в хорошем благополучном районе -- чтобы были не просто школы, но и музыкальные, и спортивные школы, ФАПы, библиотеки, дома культуры. А вот кто и на какие деньги все это будет содержать -- их это не волнует». На взгляд главы районного комитета сельского хозяйства, существующие меры поддержки зачастую продлевают агонию мелких хозяйств, которые за счет государства худо-бедно проводят посевную кампанию, но без всяких гарантий конечного результата. По мнению сельского чиновника, без укрупнения землепользователей и техникотехнологического обновления зерновых хозяйств, без поддержки региональными и местными администрациями локальных новаций и инициатив устойчивое сельское хозяйство невозможно: «Все равно будущее -- за крупными производителями! Именно они сегодня звучат -- и по показателям продуктивности, и по технологиям. Нужно выделять средства тому, у кого действительно есть перспектива развития, у кого хватает интеллекта, образования и стремления. На земле должен работать специалист!» Извечная дилемма эффективность/право на выживание для всех, кто решился обрабатывать землю (как проявление социальной справедливости), в этой формулировке звучит жестко: если мелкие фермеры хотят сохраниться, им нужно объединяться и работать на земле профессионально, с заметным эффектом: «Не должно быть упрощенного севооборота, который практикуют некоторые фермеры. Это ведет к снижению потенциальной продуктивности поля и плодородию почв. Не все могут самостоятельно хозяйствовать! Все равно максимум через пять лет в районе произойдет перелом в землепользовании. Такого количества фермеров уже не будет!» семейный потребительский фермерский хозяйство

Фермерские истории

Приведем несколько реальных и в то же время типичных фермерских историй, из которых можно вычленить причины разной степени жизнеспособности хозяйств, факторы их успеха и неудач.

Как правило, траектория развития хозяйства закладывается в самом начале и связана с мотивами, которыми руководствовались будущие фермеры, их квалификацией и опытом работы в сельском хозяйстве, имеющейся технической базой, площадью и качеством (в том числе местоположением) выделенных им на первых порах земель. Дальнейшая «раскрутка» бизнеса определялась способностью фермеров правильно ориентироваться во внешних условиях, изменять при необходимости специализацию хозяйства и структуру использования земли, совершенствовать применяемые технологии. Фермеров можно разделить на тех, кто склонен к инерционному пути с рутинным воспроизводством уже сложившихся агротехнологий и способов хозяйствования; и тех, кого можно назвать «новаторами». Последние озабочены поисками рычагов управления ситуацией, в том числе за счет изменений в организации производства и его технико-технологическом оснащении.

Уходящие натуры

Чтобы разобраться в том, что мешает фермерскому движению, кратко опишем историю двух хозяйств, с главами которых удалось побеседовать в 2013 году. Оба хозяйства образовались почти одновременно (1993 и 1994 год). К моменту нашего знакомства они обрабатывали примерно равные площади земли (400 и 500 гектаров), но к 2017 году прекратили свое существование.

В первом хозяйстве-«старожиле» треть пашни из-за дефицита земли арендовалась в соседнем районе. Севооборот поддерживался только двумя культурами -- пшеницей и подсолнечником, что, по мнению фермера, было вполне достаточно с учетом количества и качества его земли. За весь период деятельности глава хозяйства не достиг больших успехов на сельской ниве: «У нас высокой урожайности и не было никогда, потому что земли, которые нам дали, десятки лет были залежными. Мы их долго разрабатывали. Нам специально отвели бросовые земли на границе с сосновым бором». Чтобы как-то исправить ситуацию, в 2012 году хозяйство закупило элитные семена, но жестокая засуха перечеркнула планы -- высокий урожай так и остался в прожектах.

СОВРЕМЕННОСТЬ

Изначально фермер не планировал хозяйствовать автономно. В середине 1990-х годов в кооперации с ним работали еще пять фермерских хозяйств, выделившихся из состава бывшего сельхозпредприятия. Со временем новоиспеченные «кооператоры» перессорились и прекратили деловыеи даже личные взаимоотношения, что, по сути, и подорвало перспективы дальнейшего развития. Финансовые возможности малоземельного хозяйства не позволяли обзавестись полной линейкой производительной техники, эффективность применения которой напрямую зависела бы от размера обрабатываемых участков и гипотетически позволяла обеспечивать необходимую для рентабельности производства нагрузку на один трактор или комбайн. Консолидация земли нескольких хозяйств могла бы оптимизировать затраты на технику, однако она же могла привести к плохо разрешаемой проблеме совместного использования ресурсов участниками фермерского пула (в какой очередности использовать общую технику для обработки полей разных хозяйств, как обеспечить ее бережную эксплуатацию и пр.).

Неудачная попытка кооперации, описанная выше, случилась на заре фермерского движения, когда еще была сильна предубежденность к коллективному труду и совместному использованию производственных ресурсов. Это привело к тому, что в локальном сообществе доверие к межфермерскому сотрудничеству было надолго подорвано и желающих попробовать еще раз или же искать другие способы партнерства так и не нашлось. В результате наш фермер в основном был вынужден работать в одиночку, иногда привлекая в сезон наемных работников, в пиковые моменты к нему на помощь приезжал из города сын. На серьезную техническую модернизацию он так и не решился. Брать крупные кредиты на долгий срок фермер опасался. Незначительность имеющейся залоговой базы крайне затрудняла поиски банка, который мог бы профинансировать его хозяйство. Поэтому наш респондент довольствовался в основном «короткими займами» на закупку ГСМ.

Не способствовали успеху и специфические местные условия, в изобилии воспроизводящие классические кейсы для учебников по институциональной экономике. В частности, во время проведения интервью глава хозяйства был сильно озабочен потравами его полей, расположенных невдалеке от деревни. Дело в том, что пасти частный скот в поселении в последние годы оказалось некому, непьющего пастуха владельцам животных найти не удалось, а организовывать своими силами «дежурство» они

отказались. В результате безнадзорные животные отправлялись гулять по фермерским полям. То, что из-за этого фермер терпел немалые убытки, мало кого волновало: «У меня подсолнечник положили почти весь. Стадо на поле зайдет -- и все. Уже два года подряд это продолжается. Сами ездим, собираем этот скот, выгоняем опять в деревню».

Нерешаемые годами и постепенно усугубляющиеся внутренние экономические и финансовые проблемы вкупе с уже упомянутыми природно-климатическими и рыночными колебаниями закономерно привели к ликвидации данного фермерского хозяйства, просуществовавшего более двадцати лет. На наш взгляд, подошли к концу жизненные силы главного героя. Иссякли его упорство, терпение и желание отдаваться борьбе с обстоятельствами, итог которой, по сути дела, был уже давно предрешен.

В истории второго фермерского хозяйства, которое также можно отнести к группе «исчезнувших», случилось несколько важных поворотных моментов, которые, впрочем, не уберегли его от ликвидации. Как и в первом случае, это хозяйство откололось от местного сельхозпредприятия в компании еще восьми фермеров. Неформальный фермерский кооператив смог просуществовать в первоначальном составе только два года и сократился до двух человек, которые продолжили работать вместе. Один из членов этого тандема, наш респондент, пояснил: «Сначала объединились девять крестьянских хозяйств. Но потом два года мы отработали и разъединились. Я и мой партнер остались -- и с 1996 года так и работаем вдвоем. Начинали мы с 50 гектаров на человека. Сейчас у меня где-то 500 гектаров -- всего 1000 гектаров на двоих. Все хозяйство мы ведем вдвоем. Отчеты в налоговую подаем, раздельно, а все производство, севообороты -- это все общее».

С середины 1990-х годов фермеры одними из первых в районе занялись закупкой мяса у населения с его последующей переработкой. Это был период стихийного открытия в селах и городах России множества малых предприятий (мельниц, пекарен, колбасных цехов и пр.), спасающих сельских жителей от безденежья за счет самостоятельного выхода на рынки сбыта продовольственных товаров. Последующее ужесточение правил сертификации продуктов «малой переработки» и удорожание связанных с этим процедур, а также действия крупных производителей и сетевых магазинов, предлагающих зачастую менее качественную, но более дешевую продукцию, серьезно подорвали базу для производства «фермерской» (нишевой) продукции: «В 1995 году у нас в селах люди держали много скота, но не могли продать мясо по хорошей цене. Поэтому мы решили заняться изготовлением колбас -- делали вареную, полукопченую колбасу. Получали на нее сертификат, хотя и тогда это было дороговато для нас. В конце 1990-х годов только в Барнауле открыли 80 колбасных цехов, не считая тех, что работали 156 по районам. Но сейчас многие из них закрылись». В момент нашей беседы фермеры почти перестали заниматься колбасным современность производством -- они перешли на систему неформальных заказов на изготовление мясной продукции (колбасы, копченое мясо) из давальческого сырья. Хозяйство переориентировалось на «пельменный бизнес», правда, маржа получилась невысокой: «Вот девочки стряпают пельмени, мы их увозим в магазин. Сдаем их по цене 160 рублей за килограмм. Берут пока. Пельмени из настоящего мяса. Но если я поставлю более высокую цену, например, 260 рублей, я их не смогу продать».

В 2000-х годах основной доход фермерам стало приносить растениеводство, тем более что за это время их совместная пашня увеличилась в 10 раз. Фермеры вновь проявили себя как новаторы и одними из первых в районе занялись выращиванием масличного льна, добавив эту культуру в свой севооборот наряду с пшеницей («по мелочам» еще сеяли подсолнух и гречку). Это решение носило экономический (рыночный) подтекст -- спрос и цены на лен не были подвержены резким колебаниям, поэтому в период резкого падения цен на пшеницу он мог компенсировать «выпадающие» доходы. Сеять лен оказывалось выгодно даже при невысокой его урожайности: «Потому что на лен цена более-менее стабильная. Когда мы с ним начали работать, его закупали у нас по 6000 рублей за тонну. И он ни разу не упал в цене, а только потихоньку рос и рос. В эту весну лен уже закупали по 19 000 руб. А цена на пшеницу скачет, скачет, скачет -- и попробуй угадай! Было два года, когда пшеница в цене более-менее подрастала, тогда мы проигрывали по льну. Потому что у него средняя урожайность в два раза ниже, чем у пшеницы». Проблем со сбытом сырья фермеры не испытывали, география продаж оказалась обширной: «Самую большую цену на лен нам давала фирма из Ростовской области. В 2010 году их представители приезжали сюда, когда у них засуха была. Они подняли цену до 14 рублей за килограмм, и вот эта цена осталась. Еще три года вплотную с таджиками работали».

На идею о выращивании льна в качестве способа придания устойчивости бизнесу фермеров натолкнули встречи на образовательных семинарах и выставках, где они сначала увидели рекламные проспекты фирм, торгующих семенами льна, а потом познакомились с алтайскими учеными, занимающимися усовершенствованием технологий по возделыванию этой культуры. В результате возник фермерско-научный альянс: «Три года мы с учеными плотно работали. Они приезжали к нам, консультировали, делали анализы почвы и семян на содержание тяжелых металлов. Сейчас я им звоню, когда есть необходимость. Спрашиваю совета». Нельзя сказать, что фермеры смогли получить максимальный эффект от выращивания льна. Недостаток инвестиционных ресурсов заставил их обойтись «малой кровью»:

вместо закупки специализированной техники они переоборудовали имеющиеся у них жатки и не использовали все возможности для увеличения урожайности.

В 2013 году в «сдвоенном» хозяйстве не было постоянных работников. Механизаторы нанимались на полгода, когда шли полевые работы. У фермеров не было возможности содержать постоянный штат сотрудников. Были риски, что собрать прежних работников в следующий сезон не удастся: они могли уехать на вахту, найти постоянную работу. Частично финансовое положение спасало производство пельменей, особенно в межсезонье. Фермеры ощущали себя заложниками монопольной системы, опутавшей российскую экономику на всех уровнях таким образом, что сельское хозяйство и прежде всего малые производители оказались «слабым звеном» в цепочке «от поля до прилавка: «Все дорожает, а продукция сельского хозяйства в цене понижается. У нас вся страна монополизирована, одно только сельское хозяйство пытаются в рынок запихнуть. В 2009 году цена на пшеницу упала до 1700 руб. за тонну. Нам всем объясняли, что элеваторы переполнены, зерно девать некуда. У нас тогда в некоторых хозяйствах ячменем топили котельные -- это было выгоднее, чем за бешеные деньги покупать уголь».

В конечном счете изменения, инициируемые руководителями, не спасли альянс хозяйств от банкротства, они так и не смогли создать точки роста, которые бы позволили обеспечить необходимый запас прочности.

К распаду фермерских хозяйств причастны не только внешние факторы. В немалой степени он определяется и естественными, внутренними обстоятельствами. Во многих случаях существенное значение имели возраст и состояние здоровья тех, кто был когда- то в числе первопроходцев и постепенно приближался к завершению трудовой карьеры. Отсутствие амбиций и предпринимательской жилки как индивидуальные черты характера зачастую делают развитие и успех невозможными. Небольшие фермерские хозяйства, которые не сумели раскрутиться за 10-15 лет с момента образования, имеют крайне невысокие шансы удержать свои позиции. Приближение пенсионного возраста и отсутствие наследников, желающих подхватить этот хлопотный бизнес, гасят даже слабые порывы серьезных изменений. Когда эти люди начинали фермерствовать, они не ставили перед собой глобальных задач, им нужно было удовлетворить простые человеческие потребности: построить или отремонтировать дом, обучить детей и по возможности пристроить их в городе, купить автомобиль. Эти личные расходы отодвигали на второй план производственные цели: «У нас много фермерских хозяйств, где главе около 60 лет. Они имеют от 200 до 400 га земли, комбайн СК-5, в лучшем случае «Ниву», трактор ДТ-75, сеялку ТЗП 3.6, культиватор П3.8. Все это двадцатилетней давности. Такой фермер вряд ли захочет 158 брать кредит, обновляться, что-то внедрять -- на такой площади и в таком возрасте это просто экономически невыгодно. современность Себе на хлеб-соль он зарабатывает. Своим наследникам в городе он квартиру купил, себе дом отремонтировал, машинешку приобрел -- ему достаточно. Он может в одночасье уйти на пенсию, скажет тем, кто отдал ему землю в аренду: “Ребята, разбирайте землю. Я закрываюсь”».

«Потребительская» ориентация ряда фермерских хозяйств и отсутствие мотивации к серьезным изменениям не означают, разумеется, что наличие склонности к риску и высокие амбиции всегда гарантируют успех. Нередко именно завышенные цели, переоценка собственных возможностей и компетенций становятся главной причиной фермерских неудач. В качестве примера приведем историю одного из некогда успешных фермеров, который захотел стать самым крупным землепользователем в районе. К этому решению его подтолкнули успехи с выращиванием подсолнечника. Будучи опытным агрономом, фермер активно вел экспериментальную работу, создавал собственные гибриды и достиг неплохой урожайности. Когда на банковском счете появились свободные средства, он задумал удвоить площадь пашни, закупил технику, влез в долги. За один год его земельный фонд увеличился с 2000 до 4500 га, в основном за счет аренды земли. Чтобы заинтересовать арендодателей, он пообещал им в качестве платы за землю по 30 ц зерна при обычных для района 10-20 ц за одну земельную долю (10 га). Таким образом, он смог выиграть конкуренцию за землю с другими производителями.

Но быстрого результата не получилось: фермер не смог наладить эффективное производство на всех полученных в аренду земельных участках, перестал вовремя гасить свои долги перед банком. Ему пришлось распродать технику и в конце концов ради сохранения бизнеса создать еще одно «параллельное» предприятие, в которое он вывел часть своих активов. Непогашенные долги остались на прежнем хозяйстве. Он также не смог выполнить своих обязательств перед владельцами земли (дольщиками) -- и не только не увеличил, как обещал, арендные платежи, но и перестал их выплачивать совсем, объясняя ситуацию сложным финансовым положением. Чтобы вырваться из банковской кабалы и начать обработку всех земель, фермер, по сути, шантажом вынудил своих арендаторов стать его кредиторами: «Он предложил дольщикам занять ему деньги под 3% в месяц. То есть внутри деревни создал такой «МММ». И люди согласились». А когда на собрании новоявленные кредиторы начали требовать свои деньги обратно, пригрозив забрать землю, фермер пошел в контратаку: «Землю заберете, совсем денег не получите! Я вам откуда их возьму?!» Итог оказался печальным -- оба (старое и новое) хозяйства были в конце концов обанкрочены, фермер остался ни с чем, обремененный долгами и с подорванным здоровьем.

Практическое осуществление поддерживаемой большинством наших собеседников идеи укрупнения фермерских хозяйств при всей ее привлекательности не гарантирует успеха. Управлять крупным хозяйством намного сложнее, нагрузка на руководителя и степень его ответственности также возрастает, многократно повышается цена неверного решения. В данном случае на кону не только успешность бизнеса и его хозяина, но и благополучие наемных работников, возможности пополнения сельских бюджетов и выполнения социальных обязательств предпринимателей перед местным сообществом. Среди наших респондентов оказались главы действующих фермерских хозяйств, отнесенных нами к числу «крупных» и имеющих явные признаки экономической неустойчивости. Приведем две характерные истории.

В первом случае речь идет о двух хозяйствах, которые номинально возглавляют отец и сын, но управляются они из одного «центра» и работают сообща. На эти хозяйства приходится свыше 2000 гектаров земли. Кроме того, в хозяйстве сына развивается мясное животноводство (откорм бычков на мясо). Интервью с отцом- фермером и реальным руководителем этих двух хозяйств было записано нами в преддверии чрезвычайно сложной уборки в 2017 году. Оно передает эмоции человека-труженика, который не может вырваться из тупика, в который он попал в силу неблагоприятно сложившихся обстоятельств. По оценкам респондента, крайне плохо в сельском хозяйстве обстоят дела практически со всем: нельзя найти достойных работников; пресловутый диспаритет между ценами на сельскохозяйственную продукцию и ценами на солярку и технику все больше обесценивает крестьянский труд; заготовители стараются снизить закупочные цены под любым предлогом. Естественным является вопрос: насколько перечисленные выше и далеко не новые проблемы, которые, несомненно, являются общими не только для производителей района, но и отрасли в целом, являются критическим и для данного хозяйства?

Кадровый голод сковывает развитие хозяйства и не позволяет фермеру, несмотря на пенсионный возраст и пошатнувшееся здоровье, отказаться от личного участия в «битве за урожай». Наравне с сыновьями и двумя работниками он, когда надо, садится «за баранку или штурвал», берется за срочный ремонт техники: «Люди разучились работать, поэтому нагрузку на себя никак не снизить. Подготовки кадров нет, выпускника ПТУ еще пять лет надо учить работать. Да и работать некому! В прошлом году младший сын пас стадо, когда надо было молотить. Пастухов нет, потому что все кругом алкоголики. Не доверишь им скот. Так и комбайн я доверить не могу, ведь новый стоит три с лишним миллиона рублей. Кого попало за руль не посадишь -- он через два дня его бросит и уйдет».

Доходы хозяйства не успевают за ростом цен на технику, техника уже дважды или трижды выработала свой ресурс, а заменить ее не получается: «Комбайнам по 30 лет. Когда брали трактор МТЗ-82, он стоил 600 тыс. руб., а сейчас уже 1 млн 200 тыс. руб.». Хозяйству элементарно не хватает средств, чтобы вовремя обработать посевы, не допустить болезней растений, собрать и сохранить выращенный урожай: «В прошлом году на поля напала ржавчина. Нынче обработал, но поздно. Финансов нет, под будущий урожай нанял фирму для обработки, но надо было на две недели раньше это сделать». Но даже собранную с таким трудом продукцию нужно еще суметь с выгодой продать, а это даже для хозяйства таких размеров оказывается непросто: «Напрямую на элеватор зерно не сдашь, ведь для этого нужны большие объемы. Объемы нужно собирать, договор заранее заключать. Но здесь же рискованная зона земледелия. Мы договор заключим -- а вдруг снег или дождь помешают уборке, и мы нужных объемов не наберем?!Кто тогда неустойку будет платить? Сейчас за пшеничку дают цену 7,50руб. за килограмм. А пока довезешь ее до пункта приемки, килограмм будет стоить 6 руб. А там еще и скидку на цену сделают -- то натуры нет, то стекловидности нет».