Информационное пространство и его субъектная основа

Таким образом, символическая интерсубъективная среда выполняет функцию субъекта, поскольку она формирует адекватное индивиду пространство его активности и свободы, его способности понимать других и общаться с ними, определять реальность, принимать решения и т. п. Но эта среда, во-первых, оказывается объективной для индивидов - они находят себя в ней как «исходный пункт» их существования в обществе и в мире; во-вторых, она позволяет выстраивать индивидуальные и групповые отношения к вещам, то есть осваивать их на основе тех схем деятельности, смыслов, целей и технологий, которыми они исторически располагают. Но историческое развитие общества предполагает и изменение «кода» этой интерсубъективности, то есть тех форм и смыслов, в которых она существует, и открывает для людей новые возможности в освоении окружающей природной и социальной среды. Это изменение всеобщности субъекта (интерсубъекивности) необходимо для сохранения самой общественной системы и выполнения всех его основных функций по отношению к этой системе, и в первую очередь - регулятивно-смысловой. Какие же формы, или воплощения, приобретала всеобщность субъекта в развитии общества?

Предварительно отметим, что всеобщность субъекта - «выражает всеобщую интенциональность» (точнее - является ее коллективным источником) и «заполнена» различными символическими, нормативными и другими реальностями, формами, текстами и свернутыми в информационные воплощения схемами поведения. Она выражает целостность общества по отношению к индивидам, то есть не только воспринимается их сознанием, но и переживается через их включенность в это пространство, которое, в конечном итоге, создали сами. Всеобщность субъекта - это выведенная на уровень общества собственная коллективная свобода индивидов, оторвавшаяся от них в своем бытии, но сохранившая (в себе) все мотивационные и побуждающие к действию элементы. Она существует в виде некоторой внутренней социально-символической формы, выражающей свою регулятивную сущность в управлении свободой (то есть поведением, ориентацией) индивидов. Создавая цели, ценности, идеалы, другие образы будущего и должного, всеобщность субъекта открывает (формирует) то общее, к которому движутся люди в своих действиях и интересах» [Бузский 2002, 52].

Уточним, что понятие «свобода» в пространстве всеобщности субъекта выражает его собственное историческое развитие: если в первобытном обществе свобода существует в рамках родовой общности (этносов), а в Средние века - в сословно-корпоративных пределах (хотя уже открыта духовная свобода верующего как его отношение к Богу), то индивидуальная свобода возникает лишь в Новое время. Но в любых своих вариантах свобода здесь выражает тот потенциал, который возникает и существует у людей конкретной исторической эпохи, - накопленные ими технологические и культурные формы своего существования.

Подчеркнем, что всеобщность субъекта - это базовое общесистемное качество, которое возникает объективно - через усложнение и развитие системы, определяя период ее собственной устойчивости и внутреннего порядка (структуры). Поэтому связь всеобщего субъекта и индивида существует через системное опосредование. «Для всеобщности субъекта характерно не прямое воздействие на объект, а создание некоторого порядка, условий, в которых как действуют сами индивиды, так и развертываются общественные отношения, связи. Всеобщность субъекта - это создание коллективной меры, охватывающей свободу и активность индивидов, а потому обеспечивающей... [любым] субъектам возможность осуществлять свои собственные функции» [Бузский 2002, 53].

И здесь необходимо сделать важное для нас пояснение. Всеобщность субъекта не является той формой, к которой адаптируется социальная система. Наоборот, этот субъект выступает как особая функция самой системы, определяющая режим ее устойчивости в определенный период исторического времени. Система, которая выходит за рамки данного субъекта, как бы становится для него «сложной», создает через свои собственные возникающие ресурсы и ведущие отношения новую форму всеобщности субъекта, в которой восстанавливается устойчивость общественной системы на новом этапе.

Эта диалектика напоминает известный закон соответствия производственных отношений уровню и характеру развития производительных сил. Так же, как последние в своем собственном развитии меняют форму производственных отношений, так и система в своем объективном изменении (рост населения, развитие и усложнение структур, разделение труда, возрастание внешних связей и др.) как бы «подбирает» необходимую для нее форму целостности - форму всеобщности субъекта. Тем самым сохраняется базовое общественное свойство - постоянство субъектно-объективного взаимодействия как условие существования самого общества на основе активности его субъектной стороны. «Облик» всеобщности субъекта - это выделенный или достигнутый уровень самой системы, который способен поднять социальные связи людей до уровня или особенностей организации, в которых может быть выражена их всеобщность на данном историческом этапе.

Таким образом, взаимодействие «система - субъект» является одним из наиболее фундаментальных онтологических свойств общества: это - базовая детерминанта, которая определяет общие характеристики и «лицо» каждой крупной исторической эпохи. При этом данное взаимодействие является особой константой, или постоянным свойством общества. Поэтому рост, развитие системы меняет «облик» всеобщности субъекта, как и свое содержание, но не может прервать это базовое соотношение. Отсюда - непрерывность истории и ее «кумулятивная» по содержанию направленность - сохранение прошлого.

Итак, какие же основные формы всеобщности субъекта явились в истории общества его наиболее глубинными регуляторами? Мы выделяем - как философские категории, выражающие эти формы, - миф, религию, деятельность, информацию. Оставляя для информационной формы субъекта больше внимания, рассмотрим остальные в самых общих чертах.

Первобытный миф - это первая форма (выражения) всеобщности, которая открывается для древнего человека. Здесь отсутствует личностное измерение, а поэтому миф легко отождествляется с реальностью. Миф - это единственная форма всеобщности субъекта, которая в своем символическом проявлении совпадает с устройством родового общества. Как замечает А.Ф. Лосев, «любое построение отвлеченной мысли, которое является только отражением действительности, для мифа является самой действительностью со всеми ее материальными и вещественными свойствами... В мифе все идеальное вполне тождественно с материальным и вещественным, а все вещественное ведет себя так, как будто бы оно было идеальным» [Лосев 1964, 458].

Это обеспечивает абсолютную включенность древнего человека в мифы своего рода или племени: здесь отношение к самому мифу принципиально отсутствует. Поэтому субъектом является «мифологизированный» род (этнос). Управление человеком в этой всеобщей форме субъекта осуществляется на уровне бессознательного: древний человек воспроизводит нормы и ритуалы своего племени как бы стихийно, они определяют его поведение и этапы жизни. «Бессознательное (в древнем обществе. - М. Б.) является инструментом с единственным значением, - отмечает К. Леви-Стросс, - оно подчиняет действительность структурным законам, которыми и исчерпывается его реальность, нерасчлененные элементы, поступающие извне: намерения, эмоции, представления, воспоминания» [Леви- Стросс 1983, 181]. И эти структурные законы, которые воспроизводятся в жизни древних людей как связанные комплексы «бинарных оппозиций», моделируются в мифах, являясь безусловной и единственной «программой» жизнедеятельности людей в эту эпоху.

Второй исторической формой всеобщности субъекта стали мировые религии. Здесь впервые сам этот субъект в превращенной форме (Бог, Дух) как бы отделяется от общественной системы, возвышается над ней и формирует отношение к нему в виде верований, трансцендентных переживаний и т. д. «Вместе с всеобщностью Бога-субъекта и на ее основе открывается (как существенное свойство человека) и свобода личности, которая как раз направлена в глубину всеобщности субъекта - к постижению Бога и переживанию его воздействия. (Вместе этим свобода направлена и внутрь личности - как ее собственный духовный мир.) Ни одна последующая форма всеобщности субъекта не открывала с такой ясностью связь между индивидом и всеобщей субъектной формой, как религия, и прежде всего потому, что субъектная функция управления, выраженная через всеобщность субъекта, никогда столь ясно не отделялась от самого общества» как системы [Бузский 2002, 66].

Но здесь возникает интересный феномен: непосредственно представшая перед этим субъектом личность, которая «пропускает» саму общественную систему и ее опосредования, вместе с тем бесконечно дистанцируется от Бога-субъекта, который находится принципиально в «другом измерении»: сам по себе Бог непознаваем и недоступен для контактов с ним. Тем не менее этот субъект связывает индивидов уже на межнациональном уровне: верующие христиане (немец, итальянец или даже православный русский) равны друг другу в духовно-религиозном плане как лица, существующие в наднациональном пространстве Церкви.

Этот субъект регулирует поведение и мышление людей через нормы морали, задавая им смысл и цели жизни, как и объясняя место человека в мире - между сферами духовного и «тварного» уровней бытия. В то же время его доминирование выхолащивает и обесценивает реальность - природно-телесное начало, связанные с ним человеческие чувства. Поэтому не случайно, что средневековый мир в «своих основах казался неподвижным. Вечность, а не время, была определяющей категорией сознания» [Гуревич 1972, 266267]. Это - еще одно проявление «надмирового» статуса Бога-субъекта и вместе с тем - особого отчуждения этой всеобщей субъектной формы от реальных людей, так как сама общественная система оказывается еще неразвитой с точки зрения своей всеобщности - отсутствуют материально-экономические и другие связи, развитое разделение труда, объективность рыночных связей и др. Отношения между людьми здесь выражаются в личном служении вассала своему господину: эта общественная позиция также моделируется врелигиозной картиной мира.

Третьей исторической формой всеобщности субъекта стал переход общества в новый объективный «режим», который обозначается как субстанциализация феномена деятельности: именно требование развития общества, осуществляемого через технологические и организационные инновации, стало основой перехода к капиталистическим общественным отношениям, основанным на новом, расширенном способе производства. Здесь важно отметить, что сама по себе деятельность не начинается в новое время - она возникает с самого начала существования общества. Но в этот период впервые возникает философски-мировоззренческое отношение к деятельности, которая открывается для сознания и осмысления как новая форма связи между человеком и миром и которая становится основным определением человека-субъекта. Внутри пространства деятельности возникают новые регулятивные цели - рост ее производительности, приоритет (линейного) времени над пространством, резко возросшая ценность свободы, активности личности, ориентация на освоение будущего как основного ресурса необходимых изменений.

Деятельность как выражение всеобщности субъекта стала наиболее плодотворной «платформой», или условием, всестороннего постижения человека, его субъективности. Вообще функция познания реальности, которая воплощается в бурном развитии науки, распространяется и на художественную культуру, в новых жанрах которой исследуются человеческие образы и выявляются новые идеалы; она становится развитием самосознания общества, социума, что впоследствии сформировало общественные науки, рациональную политическую практику и др.

Вместе с тем, несмотря на то, что здесь человек уже входит в само пространство всеобщности субъекта - воспроизводит его основные требования и специфику, дистанция между личностью и этим субъектом не устраняется, несмотря на формирование объективности и развитой инфраструктуры самой общественной системы. Прежде всего, абстрактная безличность этого субъекта выражается в постоянном требовании экономии времени: индивиды попадают в ситуацию непрерывного «сжатия» и ускорения социального (и физического) времени, которое господствует над пространством, выражая сущность бытия и движения капитала. Далее, возникает отчуждение от самого труда, который воспринимается «как проклятье» и от которого «бегут, как от чумы» (Маркс). Появляется классовый антагонизм, обостряются разного рода социальные противоречия.

Деятельность как всеобщность субъекта оборачивается дегуманизацией, стандартизацией, обезличиванием и технизацией самой общественной системы. Ее собственные риски и неустойчивость наиболее полно выражаются в ХХ веке: экологический кризис, неудержимый рост населения, абсолютное разрастание овеществленной и техногенной среды, ограничивающей и уменьшающей собственное пространство человеческой субъективности - это проявления уже более глубокого отчуждения: между всеобщностью субъекта и общественной системой, между этой последней и личностью и т. п. И совсем не случайно, что именно в ХХ веке появляются новые способы организации общественной системы (в первую очередь социалистические), в которых возникает тенденция разрешения противоречия между личностью и системой при сохранении деятельностной основы всеобщности субъекта: гуманизация труда, идеал всесторонне развитой личности, гармонизации социальных отношений между субъектами, попытка реализации идеи (или принципа) социальной справедливости и др. Однако социализм также не дал точного ответа - может ли соответствовать принципам гуманизма и гармонизации взаимодействия личности и общества сама форма всеобщности субъекта, выраженная в приоритете деятельностного подхода.

Итак, сегодня возникла и активно утверждается четвертая историческая форма всеобщности субъекта - информатизация общества. Почему все-таки она «снимает» предшествующую форму субъекта как деятельности ² - как ее объективную неспособность разрешить выявленные противоречия, или по каким-то другим причинам? Для ответа на данный вопрос можно выдвинуть гипотезу о том, что одним из глубинных «векторов» смены форм всеобщности субъекта является тенденция роста человеческой свободы, которая соответствует развитию общественной системы: чем более сложной и развитой выступает эта система, тем больше свободы (инициативы, творчества) человека, личности требуется для их существования в этой системе и ее освоения. Поэтому конкретное проявление всеобщей формы выражает растущие свойства общества обеспечить эту свободу как всеобщее отношение, или фундаментальное системное качество. Повышает ли уровень свободы личности информационное общество? Если все-таки эта тенденция здесь сохраняется, то через какие фундаментальные модификации общественной системы? Как взаимосвязаны информация и свобода?

Рассмотрим теперь этот основной аспект данной статьи. Информационное общество - это современный способ самоорганизации общественной системы, которая может реально существовать и быть относительно устойчивой лишь при условии глобализации, ускорения времени, создания виртуальной планетарной связи, постоянного включения личности в информационные потоки и перевода основных общественных связей и отношений в компьютерно-цифровой вариант, то есть усилении тенденции преобладания количественных «определений» и выражений реальности над качественными. Информационное содержание системы формирует и свою всеобщность: субъектная форма выступает как носитель и источник информационного детерминизма.

Здесь открывается и сама необходимость перехода к информации: сохранение субъектного регулирования системы, которая сама формирует такое регулирование, как основание собственной целостности, в условиях огромных темпов изменения самого общества выдвигает именно информацию, которая значительно опережает все другие компоненты общественной жизни: производительность труда, рост населения, рост производства и потребления энергии и др. Унаследовав от промышленной эпохи приоритет ускоряющегося времени, современная общественная система перевела это время из абстрактной объективной длительности во все более компактные и все более быстро самообновляющиеся потоки информации. Время превращается в информацию, которая структурируется информационным пространством (сетевое общество и его пространство как «разделенные потоки времени» - по М. Кастельсу).

А. Еляков видит фундаментальные признаки информационного общества в следующем: «Всякий субъект (человек, группа и т. д.) в любое время и в любом месте может получить за плату или бесплатно любую информацию по интересующему его личному или общественно значимому вопросу. В обществе производится и функционирует необходимая для работы информационная технология. Имеется развернутая инфраструктура, позволяющая создавать, поддерживать и развивать гигантский комплекс информационных ресурсов, обеспечивающая динамическое развитие общества. Она способна производить все виды информации, и в первую очередь научную. Наряду с социосферой, техносферой и т. д. создана специфическая инфосфера для развития коммуникационных сетей, информационных технологий, которые связывают любой континент или регион, а главное, мировое сообщество воедино. С быстрым ростом телекоммуникаций, компьютеров и компьютерных терминалов и значительным уменьшением стоимости компьютерных операций, стремительным увеличением сети хранилищ, банков данных проблема синтезирования различных средств, методов и путей передачи информации в глобальном масштабе приобретает реальный характер. Формируется единое мировое информационное пространство (курсив мой. - М. Б.). Происходит интенсивная концентрация теоретического знания, оно становится основой изменений в производстве, а в конечном итоге - в обществе» [Еляков 2001, 79].

Таким образом, здесь весьма характерным является абсолютный рост структуры, расширение пространства, ускорение событий в самом пространстве. Касаясь проблемы свободы человека, автор отмечает: «В этом обществе человеческая свобода предстает по-иному. Напомню наиболее известное изречение: свобода - осознанная необходимость. Во все времена люди мечтали о свободе, но минимум знаний мешал ее реализовать. Осознание необходимости происходит за счет информации; чем ее больше и чем она качественнее, тем свободнее становится человек, во всяком случае - и это главное - в выборе поступков. Информационное общество делает прорыв к свободе человека» [Еляков 2001, 85].