Противостояние Н.И. Вавилова и Т.Д. Лысенко по вопросам генетики

Как ученый Т.Х. Морган олицетворяет собой развитие новой области биологии - генетики - в течение первых десятилетий ХХ в. Деятельность Моргана и его учеников позволяет изучать взаимодействие между генетикой и другими биологическими дисциплинами. Это первая научная школа в генетике, благодаря которой лидерство в генетических исследованиях перешло от Европы к Америке. В формировании хромосомной теории наследственности основную роль сыграли изучение мутаций. Это послужило экспериментальным доказательством сцепления определенных генов в хромосоме, а позже привело к открытию кроссинговера. Составление хромосомных карт, изучение хромосомных перестроек берут начало в школе Моргана. В Нобелевской лекции (1934 г.) Т.Х. Морган изложил не только результаты работы своей группы, но и программу развития генетики на долгие годы вперед.

«Дрозофильная» группа - ученики, которых собрал вокруг себя Т.Х. Морган, - представляет собой уникальный случай в истории биологии, как по составу участников, так и по стилю работы, а также по результатам, которые были получены в очень короткие сроки. А. Стертевант и К. Бриджес были приняты Морганом на работу в 1910 г., Г. М?ллер - в 1912 г. Они и составили ядро «дрозофильной» группы.

Благодаря открытиям школы Моргана в генетику был введен целый ряд новых понятий. К этому относится процесс кроссинговера, с помощью которого Морган в 1911 г. объяснил факт обмена участками хромосом.

Большое значение для дальнейшего развития теоретических положений генетики имело открытие генов-модификаторов (термин А. Стертеванта). Этот термин обозначает ген, который сам по себе не оказывает особого действия, но, взаимодействуя с другим геном, заметно изменяет эффект, производимый последним.

Сама «дрозофильная» группа, безусловно, представляла собой яркий пример научной школы - неформального творческого объединения, возникающего в силу внутренней потребности ученых в общении с коллегами, решающими сходные задачи и проблемы.

Книга «Механизм мендeлeeвской нaслeдствeннoсти» (1915 г.) сыграла огромную роль в пoпyляризaции xрoмосoмной теории в США и Европе, в формировании во всем мире иccледовательских кoллeктивов, занимающихся генетической проблематикой. В ней было показано, что менделевские закономерности справедливы не только для дрoзoфилы, но и для других видов животных и растений. Результаты, полученные группой Моргана, позволили объяснить отклонения от менделевских закономерностей.

Интересно, что в первом издании «Механизма менделевской наслед- ственности» авторы не yпoтребляли термин «ген», а пользовались термином

«фактор». Это было связано с тем, что в то время слово «ген» применялось как удобное и абстрактное обозначение носителя наследственности.

Становление новой генетики совпало с началом Пeрвoй мировой войны, поэтому сведения о рабoтах Мoргaнa и его школы почти не проникали в Европу. В Америке Морган был непререкаемым авторитетом в этой области. В 1920-1921 гг., когда искусственная изоляция была прервана и идеи Моргана стали распространяться по всему миру, xрoмoсомная теория уже имела под собой такую фактическую базу, что никакие критические возражения не могли поколебать ее основ. При посещении в 1921 г. лаборатории Моргана в Колумбийском университете У. Бэйтсон был вынужден согласиться с основными выводами хромосомной теории.

Мoргaн сумел сделать тo, что не удaлoсь в свое время пeрвoму мeндeлистy мира У. Бэйтсону, - не только сoздaть шкoлy гeнeтики в Кoлyмбийскoм yниверситeте, но и придaть гeнeтикe стaтyc академической дисциплины. Это стало вoзмoжным блaгoдаря прекрасному развитию цитoлoгии в США, в чем oгрoмная заслуга принадлежит Э. Вильсону, признанному классику цитологии ХХ столетия. Постоянная поддержка, оказываемая Вильсоном Моргану и его ученикам, была важным стимулом в их работе. У. Бэйтсону созданию генетической школы помешали ocoбeннoсти его личности.

Статьи Моргана публиковались в авторитетных научных и научно- популярных журналах. Дружба со многими рeдaкторами крупных биологических журналов способствовала популяризации работ группы. Т.Х. Морган пропагандировал свои работы и чтением лекций по основным проблемам генетики в различных американских университетах, и в Европе. Но не брался за сенсационные темы Ї «биология и религия» и по евгенической проблематике.

Г. М?ллeр, будущий лayреат Нoбeлeвской премии, преподавал в yниверситетax США. Он много пyтeшeствoвал по Европе, рaбoтaл в Берлине и Эдинбурге, три года прожил в СССР, оказав огромное влияние на развитие советской генетики. Ф. Пэйн, один из первых учеников Моргана, связал свою карьеру с университетом Индианы; Ш. Метц 15 лет работал в Колд Спринг Харборе, преподавал в университете Джона Гопкинса в Балтиморе, Г. Плаф работал в Амхерсте и каждое лето читал курс лекций по генетике в Вудс-Хоуле; Д. Лэнсфилд преподавал в Колумбийском университете. Среди иностранцев, работавших по нескольку лет в лаборатории Моргана, особо следует отметить О. Мора из Норвегии, Ф. Добржанского из России, К. Штерна из Германии. Все они внесли весомый вклад в хромосомную теорию. Отто Мор, вернувшись в Норвегию, расширил область применения хромосомной теории, занявшись генетикой человека. Курт Штерн, впервые получивший цитoлoгичeское дoказательство кроссинговера в 1931 г., вынужден был эмигрировать из Германии в США в 1933 г. и много лет работал в Беркли (Калифорния). Ф. Добржанский, ученик Ю.А. Филипченко, приехал в Колумбийский университет в 1927 г. как стипендиат Рокфеллеровского фонда. В лаборатории Моргана он провел больше года, затем работал в Калифорнийском технологическом институте, в Рокфеллеровском институте, Университете Санта-Круз, в Калифорнийском университете в Дэвисе.

Добржанский способствовал началу проведения в Америке работ по эволюционной генетике. Очевидно, что при подобном составе «команды» Моргана и активности его учеников можно было ожидать, что уже через несколько лет хромосомная теория займет доминирующие позиции как в США, так и в Европе. В это время большую роль в распространении идей классической генетики сыграло применение генетических знаний в сельскохозяйственной практике. В 1932 г. было создано Американское генетическое общество. Американские экспериментальные сельскохозяйственные станции и институты с энтузиазмом восприняли принципы генетики. Многие работы, связанные с гибридизацией кукурузы, имели свои истоки именно в этих организациях. К середине 1920-х гг. генетика по праву занимает лидирующие позиции в американской биологии, превращаясь в фундаментальную биологическую дисциплину, что способствовало успеху идей школы Моргана.

Наблюдались быстрые успехи в сельскохозяйственной практике США (гибридизация кукурузы), в медицинской генетике. Морган получил в 1933 г. Нобелевскую премию по физиологии и медицине. Значение имела и прагматическая тенденция, свойственная американской науке. Финансовую поддержку получали наиболее значимые фундаментальные проекты, ориентированные на решение научных, социальных и экономических проблем. При этом от биологии перестали ожидать незамедлительных рекомендаций.

Если до 1920 г. частные ассигнования были явно недостаточными, а государственные - просто мизерными, то с 1920-х гг. финансовая поддержка благотворительных организаций стала ощутимее. К середине ХХ в. щедрое финансирование науки и хорошие материальные условия позволили США занять ведущее положение в мировой науке.

Развитие биологии в США неразрывно связано с деятельностью благотворительных организаций: Рокфеллеровские фонды, фонды Карнеги, Рассел Сейдж, Гуггенхайма. Во главе этих организаций стояли, как правило, высококомпетентные люди, такие как А. Грегг (Рокфеллеровский фонд) или Ф. Осборн (фонд Карнеги), пользовавшиеся большим авторитетом в научном сообществе, тонко улавливая потребности общественного развития.

Воспоминания о Вавилове О. Густафссона: «Будучи гостем Менделевского общества Швеции при университете в Лунде, Н. И. Вавилов 23 сентября 1931 г. сделал доклад. Во время своего приезда он посетил также Шведскую семенную ассоциацию в Свал?фе и в Вейбуллсхолме и Институт селекции в Ландскроне. Сохранившийся протокол собрания Менделевского общества представляет интерес. Менделевское общество -- одно из старейших генетических обществ. Оно было основано еще в 1910 г. и начало выпускать свой журнал «Hereditas» в 1920 г. Его председателем до 1938 г. был известный растениевод и генетик профессор Герман Нильсон-Эле, с которым Н. И. Вавилов вел научную переписку многие годы. Нильсон-Эле не был на собрании Общества. Вице-председателем собрания стал доктор Артур Хакауссон, позднее почетный профессор, уже в то время известный цитолог с мировым именем. Секретарем был избран доктор Йоган Расмуссон, который позднее стал почетным профессором и директором Института селекции сахарной свеклы в Иллисегре. Наряду с практической селекционной работой он изучал скоррелированную изменчивость и наследование количественных признаков у растений, особенно у гороха. Его гипотеза действия аддитивного и неаддитивного гена широко известна.

Среди участников собрания был один из пионеров ботанического исследования хромосом -- Отто Розенберг, профессор ботаники Стокгольмского университета. Там присутствовали также Арне Мюнтцинг и Альберт Леван, теперь профессора генетики и цитологии университета в Лунде. Мюнтцинг был преемником Нильсона-Эле на посту директора Института генетики и председателя Менделевского общества. Его учебник «Генетические исследования» был переведен со шведского на немецкий, английский и русский языки. Леван уже тогда изучал хромосомы человека, определив их точное число в тканях Homo sapiens 2n=46. Результаты его селекционной работы по полиплоидии, также как и в области цитологии рака, известны всем цитологам.

Я помню, что Н. И. Вавилов во время доклада особенно отметил работу Гете Турессона, создателя концепции об экотипе и экологии рас как новой научной дисциплины. Научные достижения Турессона широко обсуждали как в Советском Союзе, так и во всем мире. Вскоре он стал профессором Института систематической ботаники и генетики Королевского сельскохозяйственного колледжа в Упсале. Его близкий друг и коллега по работе об экотипе и образовании видов растениевод Олаф Тедин, позднее почетный профессор, также присутствовал на собрании Менделевского общества. Тедин был первым, кто познакомил шведских ученых с работами Вавилова. Еще 2 ноября 1923 г. он сделал обзор о законе гомологических рядов в наследственной изменчивости. В протоколе собрания зафиксировано:

«...после лекции началась оживленная дискуссия, каждый присутствующий на собрании участвовал в спорах». В конце 20-х гг. Тедин снова сделал сообщение, на этот раз об экспедиции Вавилова и коллекциях ВИРа, собранных в районах генетических центров культурных растений. К сожалению, протокол данного совещания не сохранился.

На собрании присутствовало и много других уже известных тогда ученых. Среди них профессор и директор Шведской семенной ассоциации в Свалефе Эрик Окерберг; известный генетик, профессор, заведующий отделом овощных культур при Королевском колледже сельского хозяйства Роберт Ланн; профессор Норвежского сельскохозяйственного колледжа Ойванд Ниссен и др. Интересно отметить, что из 33 человек, присутствовавших на собрании, не менее 19 были или стали ординарными или почетными профессорами. Лекция Вавилова была с вниманием выслушана. После нее началась оживленная дискуссия. Выступали

Херберт Нильссон, Турессон, Тедин».

Таким образом, можно с полной уверенностью утверждать, что зарубежная генетическая наука шла примерно в одном направлении с отечественной. Поездки Н.И. Вавилова по всему миру способствовали обмену научным опытом и создали репутацию прогрессивно развивающегося молодого государства в глазах мирового научного сообщества.

3. Отношение власти к генетике в СССР

На рубеже 20-30-х гг. началось наступление на российскую науку, целью которого было поставить ее под жесткий, идеологический контроль. Не осталась без внимания и зарождающаяся генетика. События в Ленинграде в конце 1920-х - начале 1930-х гг., названные «культурной революцией», были результатом трансформации российского научного сообщества в предшествующее десятилетие. По замыслу ее инициаторов, ученые должны были стать частью общегосударственного аппарата и не просто выполнять отдельные задания правительства, а быть проводниками его политики за рубежом и готовить кадры для пролетарской науки. Этим целям соответствовал Н.И. Вавилов, обаятельный ученый, много сделавший для улучшения имиджа страны в США и Западной Европе.

Под единой крышей Н.И. Вавилов собрал десятки первоклассных специалистов из разных отраслей биологии, которых старался сплотить в единый, быстро растущий коллектив (к середине 1928 г. только его центральная часть насчитывала около 300 сотрудников, увеличиваясь ежегодно на 10-15 %).

Н.И. Вавилов резко отверг прозвучавшие в 1927 г. обвинения в недостаточном внимании к научно-организационной работе, в отходе от руководства ВИР. И власти продолжали доверять Вавилову, как олицетворению провозглашаемого «союза науки и труда» и дореволюционного ученого, поверившего в идеалы социализма и соединившего теорию с насущнейшими вопросами сельскохозяйственной практики. В условиях острейшего дефицита бюджета они финансировали его многочисленные зарубежные экспедиции для сбора коллекций семян культурных растений и их диких сородичей для последующей мобилизации мирового генофонда, поддерживали уче- ного в создании широкой сети опытных станций.

В 1926 г. Н.И. Вавилов стал одним из первых пяти лауреатов премии имени В.И. Ленина, при этом сохраняя философско-методологическое свободомыслие и будучи беспартийным. Вавилов не участвовал в дискуссиях о взаимоотношениях ламаркизма, дарвинизма и генетики.

Ценя его международный авторитет и готовность к сотрудничеству, власти привлекали к государственной деятельности. Он был членом ЦИК СССР (1926-1935 гг.) и ВЦИК РСФСР (1927-1929 гг.). В феврале 1928 г. его назначили председателем Ленинградского отделения Всесоюзной ассоциации работников науки и техники для содействия социалистическому строительству (ВАРНИТСО), задуманной как «приводной ремень» между партией и научной интеллигенции. Цель организации была развернуть непримиримую борьбу с частью научной и технической интеллигенции, «враждебной социалистическому строительству», против «контрреволюции и вредительства», «прикрываемых маской внешней лояльности к советской власти, аполитичности и нейтральности, а также против маловеров, правых и левых оппортунистов, идейных помощников контрреволюции и вредительства» Ученый согласился с этим назначением, хотя не уделял внимания работе ВАРНИТСО даже в собственном Институте.

Весной 1929 г. началась «культурная революция», борьба со старорежимной профессурой. Отстраненность Н.И. Вавилова от попыток создания «пролетарской» биологии давали простор для обвинений его в идеологических ошибках, в защите «буржуазных специалистов». Еще опаснее оказалась коллективизация, резкий спад сельскохозяйственного производства, фабрикация дел против интеллигенции и т. д. Арестованные Н.Д. Кондратьев, Л.Н. Литошенко, А.В. Чаянов были многолетними друзьями и коллегами Н.И. Вавилова, и он ходатайствовал об их освобождении.

В апреле 1929 г. М.Н. Покровский (руководитель Комакадемии) заявил о пре- кращении мирного сосуществования с немарксистами-естественниками.

Официальную поддержку получила идея А.М. Деборина о перестройке естествознания на основе материалистической диалектики, что давало возможность запрещать любую научную концепцию как несовместимую с марксизмом.

Как никто другой Презент И.И умел придать любой научной дискуссии характер обострившейся классовой борьбы. Его деятельность была направлена на сокрушение традиционных научных школ. И.И. искал покровителя, популярного среди партийного руководства. Презент внимательно следил за «успехами» Т.Д. Лысенко, все чаще цитируя его труды, а также методы селекционера И.В. Мичурина. Именно 11 февраля 1932 г. он договорился о сотрудничестве с Лысенко. Окончательный переход Презента от позиции генетиков к идеям «творческого дарвинизма» зафиксирован в его брошюре, изданной Институтом естествознания Комакадемии в апреле 1932 г. к дарвиновскому юбилею. В ней он приписал Мичурину и Лысенко роль «борцов-передовиков по осуществлению соцплана по отношению к жизни животных и растений».

Были арестованы и высланы более 20 ведущих научных сотрудников ВИР, поддерживавших Н.И. Вавилова (Н.П. Авдулов, Н.П. Голубев, П.П. Зворыкин, Н.Д. Костецкий, Н.Н. Кулешов, Г.А. Левитский, А.Д. Лебедев, Н.А. Максимов, В.В. Маркович, В.Е. Писарев, М.Г. Попов. Я.И. Проханов, В.В. Таланов, С.Ю. Шиманович, Н.В. Чайковский, К.М. Чинго-Чингас и др.) Научные дискуссии завершились, начались репрессии; вскоре от ссылок перешли к расстрелам. В конце 1930-х-начале 1940-х гг. были расстреляны или погибли в тюрьмах и лагерях уже не только сторонники (А.И. Аболин, Л.И. Говоров, Г.Д. Карпеченко, Н.Н. Кулешов, Г.А. Левитский, В.И. Мацкевич, К.А. Фляксбергер, К.М. Чинго-Чингаз), но и некоторые оппоненты Н.И. Вавилова тех лет (П.К. Арт?мов, Д.Д. Арцыбашев, А.С. Бондаренко, Н.С. Переверзнев и др.). В 1930-1932 гг. Н.И. Вавилову лишь на время удалось отложить разгром своей школы.

Независимо мыслящий ученый с сомнительным социальным происхождением, беспартийный, пользовавшийся большим авторитетом у западных ("буржуазных") коллег, часто бывавший за границей по своим научным делам, не мог не вызывать раздражения властей.

Работу Н. И. Вавилова поддерживал выдающийся идеолог ВКП(б) Ї Н. И. Бухарин (расстрелян в 1937 г.) Отличался от большинства «вождей» интеллигентностью и интересом к науке. Сохранилось издание «Происхождения видов» Ч.Дарвина с двумя вводными статьями -- Н. И. Бухарина «Дарвинизм и марксизм» и Н. И. Вавилова «Роль Дарвина в развитии биологических наук» (Издательство «Сельхозгиз», Москва--Ленинград, 1935 г.). Возможно, что связь с Бухариным была одним из главных поводов преследования Вавилова.

Власть, тем не менее, выносила обвинения не взирая на личности. При этом, И. В. Сталин принимал во внимание масштабы личности ученых и их влияния. Он так и не решился репрессировать академиков Павлова и Вернадского, хотя не были секретом их "немарксистские" политические и философские взгляды.

Как мы можем видеть, политическая обстановка в СССР до 1930-х гг. вполне располагала к международному научному общению, даже с такой крупной капстраной, как США. Зарубежные поездки, обмен опытом дают картину молодого, интенсивно развивающегося в том числе и в научном плане государства. Бэтсон в 1925 г. по приезде в Советский Союз предложил обучать нескольких молодых сотрудников из СССР с предоставлением стипендии.

Если мы посмотрим на события начала 1930-х гг., то увидим разительные перемены. В 1934 г. Наркомат земледелия подготовил проект решения Совнаркома о реорганизации ВАСХНИЛ. В 1935 г. президентом ВАСХНИЛ стал заместитель наркома земледелия А.И. Муралов. Николай Иванович был назначен вице президентом. Тогда же признали нежелательным празднование двойного юбилея: 25-летия творческой деятельности Н.И. Вавилова и десятилетия Всесоюзного института растениеводства.

Деятельность Н. И. Вавилова протекала в исторически сложную эпоху, а решавшиеся им масштабные задачи перестройки сельского хозяйства на научной основе в силу как объективных, так и субъективных причин не могли быть осуществлены в течение жизни одного поколения, к которому принадлежал Николай Иванович. В этом один из истоков постигшей его трагедии, когда в последний период жизни Николаю Ивановичу пришлось мужественно отстаивать и свои научные убеждения, прежде всего в области генетики, и свою линию внедрения достижений науки в практику сельского хозяйства.

Предвоенная обстановка в стране накаляется с увеличением угрозы внешней агрессии в сочетании с дефицитом времени и дефицитом ресурсов. Единственно возможной моделью модернизации в этих условиях является мобилизационная модель, а ее политической формой -- жесткая милитаризованная политическая система. Именно кризис, проявившийся с конца 1920-х гг. дал импульс формированию политической системы мобилизационного типа -- с жестким милитаризованным режимом. Первые разработки концепции политической системы подобного типа можно отнести к началу 1920-х гг.

В 1921 г. Сталиным была написана представлявшая конспект более обширной брошюры заметка "О политической стратегии и тактике", опубликованная лишь в 1947 г. и вошедшая в собрание сочинений Сталина (т. 5). Основные положения этой концепции на языке современной политологии: монопольная организация власти (однопартийная система); всеобъемлющее использование мобилизационных механизмов управления, при котором институты и структуры гражданского общества полностью поглощены государством и превращены в инструменты мобилизации (общественные организации -- комсомол, профсоюзы и т.п., система образования, СМИ и т.д. -- "приводные ремни" государства); приоритет аппарата власти над выборными органами; милитаризация государственного управления и его ключевого элемента -- политической элиты ("партии" в терминологии Сталина); высокая степень идеологизации политической элиты и политической системы в целом.

По сути, это характеристика политической системы мобилизационного типа. Реализация датированного 1921 г. наброска вышла далеко за намеченные рамки, и сталинский переворот 1929--39-х гг. по глубине и последствиям стал революцией. В признании масштаба сталинского переворота, как тождественного революционному, были солидарны столь разные авторы, как Л. Троцкий и Г. Федотов, С. Коэн и Р. Такер, хотя оценивали его значение с противоположных позиций.

По содержанию сталинская революция не была реализацией курса Троцкого, а во многом предстала контрреволюцией в противовес революции Ленина. Содержание сталинской революции не только не было разрывом с прошлым, но означало возвращение к традиционной исторической модели российских модернизаций. Таким образом, вначале 1930-х гг. произошло возвратное историческое движение в период Московского государства. Основные параметры сталинской революции повторяют петровские преобразования.

Именно политическая элита стала главной мишенью кровавого террора конца 1930-х гг., а характер "большого террора" напоминает опричнину. Хотя жертвой террора Ивана Грозного стало все общество, его приоритетным адресатом было боярство. Так и репрессии 1930--40-х гг. затронули прежде всего правящую номенклатуру, хотя в той или иной мере от них пострадали все социальные группы. С этим трудно не согласиться.

Модель борьбы верховной власти с новым "боярством" была выстроена И.В. Сталиным по известной из российской истории политической схеме: подобно тому, как Иван Грозный в борьбе со всесильными боярами стремился опереться на внеэлитные слои, созывая с этой целью Земские соборы, Сталин также попытался опереться на "маленького человека" в борьбе с партийными вождями.

Организованный Н. И. Вавиловым Институт генетики АН СССР был первым генетическим учреждением в системе Академии наук СССР. Лабораторию Н. И. Вавилов старался превратить в мировой центр генетики. В нее были приглашены крупнейшие советские ученые: генетик и селекционер А. А. Сапегин, цитолог Г. А. Левитский, талантливый болгарский цитогенетик Д. Костов, выдающиеся американские генетики К. Бриджес и Г. М?ллер.

Институт просуществовал как учреждение Академии наук до 1966 г. С 1941 г., то есть на протяжении 25 лет, директором его был академик Т. Д. Лысенко. Генетические исследования не проводились. Большинство сотрудников, работавших с Н. И. Вавиловым, было уволено или же они ушли сами. Только трое, перестроившиеся в духе «мичуринской биологии», остались и стали заведовать лабораториями -- К. В. Косиков, Н. И. Нуждин и Ф. Х. Кушнер.

В 1932 г., задолго до начала дискуссий Т. Д. Лысенко с генетиками и тем более до их трагической развязки, Н. И. Вавилов был избран вице-президентом VI Международного генетического конгресса, проходившего в США, что, безусловно, свидетельствует о его высоком научном авторитете. В июле 1939 г. (т. е. после известного письма И. Презента В. М. Молотову) нарком внутренних дел Л. П. Берия направил просьбу тому же Молотову дать санкцию на арест академика Н. И. Вавилова. Одно из обоснований необходимости ареста -- «продвижение заведомо враждебных теорий и борьба против работ Лысенко, Цицина, Мичурина, имеющих решающее значение для сельского хозяйства СССР».

В постановлении на арест Г. Д. Карпеченко, говорится, что он под руководством Вавилова вел открытую борьбу против «передовых методов научно- исследовательской работы и ценнейших достижений академика Лысенко по получению высоких урожаев»

Отдельные современные публикации, ссылаясь на свидетельства современников процесса утверждают, что в результате процесса никто не пострадал. В этой связи следует привести трагическую статистику: из 77 ведущих сотрудников ВИР, работавших под руководством Н. И. Вавилова, репрессиям подверглись 18 (то есть почти четверть). В 1933 г. были арестованы: Н. Н. Кулешов, чл.-корр. АН Г. А. Левитский, чл.- корр. АН Н. А. Максимов, В. Е. Писарев, М. Г. Попов, К. М. Чинго- Чингас, в 1935 г. М. Ф. Петропавловский. В этот период приговоры были относительно «мягкими», все названные ученые позднее были освобождены. В 1937 г. были взяты четверо: Р. И. Аборин, Н. П. Авдулов, Виктория Мацкевич, М. А. Веселовская, первые трое были расстреляны. Известно, что Н. И. Вавилов как директор ВИР и президент ВАСХНИЛ, пытался заступаться за арестованных ученых. Эти его обращения в дальнейшем ставились в вину ему самому.

В 1930 г. кабинет был переименован в Отделение генетики, и в нем серьезное внимание было обращено на изучение наследственных характеристик близнецов. Зеленин в том году попал в немилость властей, и Левита назначили директором всего института. Заняв кресло руководителя учреждения, он сфокусировал исследовательскую программу института полностью на проблемах генетики и исследовании наследственных болезней человека. Как уже упоминалось выше, Левит вместе с Дебориным, Каревым, Стэном, Гессеном, Аголом и другими «диалектиками» подписал письмо с протестом против обвинений, прозвучавших из уст Ярославского, заявившего, что диалектики отклонились от сталинской линии.

«Письмо десяти» было опубликовано в журнале «Под знаменем марксизма» в мае 1930 г., и тут же начались нападки на всех поставивших подписи под письмом. Стэн и Карев уже были обвинены. Левит подверг сомнению верность слов Сталина, произнес?нных на конференции марксистов-аграрников в декабре 1929 г., что теория отста?т от успехов и запросов практики. Левит вместе с Аголом воспользовались приглашением американского Рокфеллеровского фонда, который брался оплатить их годичное пребывание в США для ознакомления с новыми методами исследований.

В декабре 1930 г. вместе с М.С. Навашиным Агол и Левит выехали в США. Для стажировки они направились в лабораторию Германа Джозефа М?ллера (1890- 1967 гг.). М?ллер родился в Нью-Йорке в бедной семье (остался без отца в возрасте 9 лет). Он хорошо учился в средней школе, и, благодаря блестяще сданным в школе выпускным экзаменам, получил в 1907 г. стипендию для первого года уч?бы в Колумбийском университете в Нью-Йорке. В 1909 г. он впервые в этом университете организовал студенческий клуб для обсуждения насущных биологических проблем. В нем участвовали его школьный товарищ Эдгар Алтенбург и двое студентов курсом младше Бриджес и Ст?ртевант, которые позже составили (вместе с М?ллером) костяк лаборатории, организованной Томасом Хантом Морганом -- будущим создателем хромосомной теории наследственности, награжденным в 1933 г. Нобелевской премией. В лаборатории Моргана М?ллер выполнил несколько исследований: изучил обмен хромосом участками (кроссинговер), предложил методы слежения за так называемыми маркерными генами, а в 1916 г. обосновал «теорию сбалансированных леталей». В 1915 г. Морган, Ст?ртевант, Бриджес и М?ллер опубликовали книгу «Механизм менделевской наследственности» («The Mechanism of Mendelian Heredity»), которую Курт Штерн назвал «фундаментальным учебником новой генетики», а Конрад Уоддингтон посчитал равной по своему значению работам Галилея или Ньютона. С 1918 г. М?ллер начал вести самостоятельные исследования, посвящая основное время обдумыванию возможностей искусственного вызывания мутаций генов внешними факторами (сначала повышенной температурой, а затем, вместе с Алтенбургом -- облучениями). В 1918, 1920, 1921 и 1926 гг. он опубликовал результаты исследований, указывавших на роль точечных мутаций в эволюции и первые данные об индукции мутаций рентгеновскими лучами. Его доклад о последней работе на 5-м генетическом конгрессе в Берлине в 1927 г. (за три года до приезда Левита и Агола в США) стал событием, и в 1946 г. ему присудили за эту работу Нобелевскую премию.

В 1920 г. он организовал свою лабораторию в Остине, в штате Техас, которой руководил более 10 лет. В 1921 г. на конференции в Колд Спринг Харборской лаборатории (вблизи от Нью-Йорка, во главе е? был тогда убежд?нный евгеник Ч. Дэвенпорт) он познакомился с Н.И. Вавиловым, который пригласил его приехать в СССР. В августе 1922 г. М?ллер посетил СССР с кратким визитом, побывал в Кольцовском институте, 19 августа 1922 года побывал на летней биостанции Кольцовского института, где передал С.С. Четверикову небольшой набор мутантов дрозофилы, с которой работали в лаборатории Моргана. Четвериков организовал спецкурс для студентов-биологов в МГУ, в ходе которого использовал эти линии для обучения студентов и аспирантов хромосомной генетике (по-видимому, впервые в Европе). В первой половине 1930 г. М?ллер, регулярно наезжавший в лабораторию своего учителя Томаса Моргана в Калифорнийском технологическом институте, пров?л немало дней в беседах с другим известным советским генетиком, Антоном Романовичем Жебраком, который в течение двух лет (с 1930 по 1932 гг.) работал в лабораториях Моргана и Данна в США. Жебрак сохранял всю жизнь уважительное отношение к М?ллеру как специалисту и вспоминал:

«В дни приезда Г. Меллера… в лабораторию Моргана я становился его ассистентом… и очень внимательно наблюдал за его виртуозной работой, пытаясь подражать ему. Меня поражала его большая работоспособность, собранность и умение дорожить временем. Он безошибочно оценивал по тем или иным признакам большое количество гибридных комбинаций, легко ориентировался в колоссальном экспериментальном материале».

В СССР с начала 1920-х гг. было хорошо известно, что М?ллер разделяет коммунистические взгляды. Поэтому, когда Жебрак -- ученый, многолетний член партии большевиков, убежд?нный марксист, стал беседовать с М?ллером в Пасадине, гость из СССР оказал на американского уч?ного огромное влияние, усилив его прокоммунистические настроения. Приехавший с Левитом к М?ллеру Израиль Иосифович Агол (1891-1937 гг.) вступил в большевистскую партию в октябре 1917 г., с 1921 г. работал в редакции газет «Правда» и «Труд», одновременно обучаясь на медицинском факультете Московского университета, который он закончил в 1923 г. Короткое время он работал психиатром, а в 1924 г. поступил на философский факультет, а потом при патронаже Серебровского переш?л на факультет естественных наук. В 1927 г. издал книгу «Диалектический метод и эволюционная теория». Затем переш?л в лабораторию Серебровского в Комакадемии, где вместе с другими молодыми сотрудниками исследовал сложную структуру гена. В 1929 г. он опубликовал первую в мире работу по изучению тр?хмерного строения гена, и его назначили директором Биологического института им. К.А. Тимирязева Комакадемии. Также он был включ?н в состав редакционного совета журнала «Естествознание и марксизм» (1929 - 1930 гг.).

После возвращения из США он сохранял позиции активного члена научного сообщества. В 1932 г. Агол начал работать на Украине на ответственной должности во Всеукраинской ассоциации марксистско-ленинских научно-исследовательских институтов, затем в 1934 г. был избран академиком Всеукраинской академии наук (ВУАН), исполнял обязанности Непременного секретаря ВУАН, в 1934-1937 гг. заведовал лабораторией генетики Института зоологии и биологии ВУАН. С 1937 г. его одновременно назначили руководителем управления науки Наркомата образования СССР. Левиту по возвращении из США от М?ллера пришлось вначале несколько труднее. В его отсутствие директором Медико-биологического института был назначен Борис Борисович Коган, который постарался свернуть в институте все генетические исследования и переориентировать сотрудников на чисто медицинские работы. Левиту пришлось около полугода провести во 2-м Московском мединституте, где он исполнял обязанности заведующего кафедрой патофизиологии. Но, пользуясь своими прежними связями в ЦК партии (где кандидатом в члены Политбюро ЦК был с 1929 по 1932 гг. Карл Янович Бауман, человек с высшим образованием), Левиту удалось в начале 1932 г. добиться возвращения на должность директора института. Он продолжал тесное сотрудничество с Кольцовым и Серебровским.

Исследовательская программа института в 1933 г. была разветвл?нной и многообразной. Прежде всего нужно упомянуть об анализе близнецов. Интерес к сравнению наследственных различий у близнецов уже был проявлен в мире. Именно на модели близнецов различного возраста, особенно членов пар, живших разобщенно, можно было пытаться понять роль наследуемых характеристик и признаков и оценить роль среды обитания на них. Однако нигде в мире эту работу не проводили столь систематично и многопланово. В 1933 г. в институте изучали медицинские и биологические характеристики почти 600 пар одно- и двуяйцевых близнецов, на следующий год их число достигло 800 пар, к весне 1937 г. сотрудники исследовали уже более 1700. Это была самая крупная по размеру исследовательская программа близнецов в мире, которых обследовали врачи всевозможных специальностей.

В середине декабря 1936 г. партийные власти разрешили провести в Академии сельхознаук (ВАСХНИЛ) обсуждение проблем роли генетики и «мичуринского учения» в развитии наук, связанных с сельским хозяйством. На этом совещании выступил Герман М?ллер, который полугодом ранее отправил Сталину письмо на 17 страницах и свою книгу о евгенике и медицинской генетике, только что вышедшую в Нью-Йорке. М?ллер призывал Сталина поддержать эти направления в науке, но на письмо Сталин не ответил. Перед началом дискуссии в ВАСХНИЛ Сталин приказал Бауману (официально его должность именовалась заведующий отделом науки, научно-технических изобретений и открытий ЦК партии), чтобы тот предупредил М?ллера, что ему запрещено говорить на публике о генетике человека в тех выражениях, которые содержались в м?ллеровском письме Сталину. М?ллер рассказал тридцатью годами позже американскому историку генетики Дэвиду Жоравскому, который писал: «Герман М?ллер вспоминал инструкцию, которую он [Бауман] передал ему с глазу на глаз. С нескрываемым удовольствием М?ллер рассказал мне, как он вызывающе игнорировал запрет Баумана об упоминании генетики человека в своей речи». Не касаться генетики человека просил М?ллера и Вавилов, с которым как с директором института, где работал М?ллер, Бауман видимо переговорил перед началом сессии. Вавилов относился серь?зно к таким вопросам и считал, что не надо идти против воли Сталина.

Однако М?ллер, будучи поддержанным Кольцовым, Серебровским и Левитом, решил ослушаться и произн?с «запрещ?нный текст». Он сказал, что возможность быстрого изменения наследственности под влиянием внешней среды невозможна (подчеркнув, что такую возможность признают фашисты). Он совершенно ясно предупредил, что репутация СССР серь?зно пострадает на мировой арене, если власти поддержат взгляды, рассматриваемые во всем мире как типично фашистские. Он назвал по именам адвокатов ламаркистских взглядов в СССР -- Лысенко и Презента, охарактеризовав их как носителей «явно абсурдных теорий и мнений», «не обладающих даже элементарными знаниями в генетике».

Присутствовавшие в зале генетики и селекционеры с энтузиазмом встретили основные положения докладчика, тогда как лысенкоисты в прениях набросились на него с политиканскими обвинениями. Но он наверняка обращался непосредственно к Сталину. Он предупреждал его, что признание законов генетики и отказ от веры в быстрое изменение наследственности под влиянием среды не безобидный научный, а острый политический вопрос. Из опубликованной стенограммы конференции этот раздел речи М?ллера был исключ?н и замен?н одним абзацем, в котором смысл сказанного был до неузнаваемости искаж?н (М?ллер хранил эту часть своего выступления и показывал е? Дэвиду Жоравскому, о чем тот написал в примечаниях к его книге, сохранился этот раздел и в советских архивах).

Воспоминания Меллера: «Всех, кто знал Николая Ивановича, воодушевляли его неисчерпаемая жизнерадостность, его великодушие, его щедрая и обаятельная натура, многосторонность его интересов и его энергия. Эта яркая, привлекательная и общительная личность как бы вливала в окружающих свою страсть к неутомимому труду. Я не знал никого другого, кто бы разрабатывал мероприятия такого гигантского масштаба, руководил ими и развивал их и при этом вникал бы так внимательно во все детали. Только в двух случаях я наблюдал моего друга в состоянии потери душевного равновесия. Первый раз, когда он с волнением рассказал мне о том, что только что произошло с ним в Кремле. После заседания ЦИК он торопясь проходил один по коридору и, завернув за угол, неожиданно столкнулся лицом к лицу со Сталиным, шедшим в противоположную сторону. К счастью, оба сразу же поняли, что эта встреча была совершенно случайной, но все же у Вавилова еще не улеглось волнение, когда он возвратился в Институт генетики.

В другой раз он был взволнован, придя ко мне в номер в гостинице рано утром в декабре 1936 г. Накануне состоялось одно из трех главных моих выступлений в защиту генетики в ходе публичной дискуссии между генетиками и сторонниками Лысенко. Вавилов сказал, что мое вчерашнее выступление было бы именно таким, какое можно было от меня ожидать, если бы я не заявил в заключение, что учение о наследовании приобретенных признаков в противоположность принципам генетики служит обоснованием для одиозных расистских взглядов, согласно которым представители слоев населения, угнетавшихся на протяжении многих поколений, якобы являются людьми низшего сорта по своим врожденным свойствам. Он сообщил мне, что это мое заявление вызвало горячие дебаты на всю ночь среди организаторов публичной дискуссии и тех, кто стоял за их спиной. Целью этих дебатов было выработать линию, которую следует проводить в отношении вообще всех генетиков (для обоснования этой линии -- ссылаться на меня), а также предопределить результат дискуссии. Поэтому он умолял меня в какой-то форме публично взять назад мое заявление.

Уступая его просьбе, я высказался публично таким образом, чтобы, с одной стороны, полностью снять с Лысенко и его группы ответственность за реакционные выводы, о которых идет речь, но с другой стороны, чтобы никоим образом не отказаться от своих взглядов, согласно которым эти выводы неизбежно вытекают логически из ошибочной доктрины о наследовании приобретенных признаков. После этого ни Вавилов, никто-либо другой больше не говорили мне ничего на эту тему, но не было недостатка в признаках все возрастающего расширения пропасти между двумя противостоящими группами».

События ноября-декабря 1936 г. отрезвили М?ллера и пригасили его пробольшевистские настроения. Исключение из партии Левита, арест Агола, предостережения Баумана, нападки на генетику в «Правде» и в «Известиях» и многие другие события стали для него ясным сигналом, что если он останется в СССР, то и его жизнь окажется под ударом. Уже многие иностранцы, приехавшие раньше его или одновременно с ним строить социализм в СССР, оказались арестованными и попали в тюрьмы и лагеря. Но и выехать из СССР по собственному желанию было непросто. Он связался с коммунарами в Испании, восставшими против диктатуры Франциско Франко, и получил приглашение присоединиться к ним.

Более того, ему сообщили из Испании, что он уже приписан в канадской группе по переливанию крови. М?ллер известил об этом советские власти. Чтобы обезопасить его отъезд из СССР, по договор?нности с ним в Москву прибыли представители Интербригад, и в сопровождении такого эскорта в апреле 1937 г. он беспрепятственно покинул СССР. Помешать отъезду Сталин не мог: это грозило слишком большим международным скандалом. На следующий день после его отъезда по личному распоряжению Сталина был расстрелян И.И. Агол. Та же судьба, как сообщили в 1998 г. французские журналисты, постигла переводчика книги М?ллера для Сталина. Через несколько месяцев, М?ллер ненадолго вернулся в СССР, чтобы забрать остававшиеся в Москве материалы его научных работ. СССР покинул человек, уже опубликовавший исследование, за которое вскоре ему присудят Нобелевскую премию.

Августовская сессия ВАСХНИЛ 1948 г. (31 июля -- 7 августа) явилась кульминацией разгрома генетики в СССР. Она готовилась в обстановке строжайшей секретности Т. Д. Лысенко и его приспешниками, получившими прямое одобрение И. В. Сталина. Большинство докладчиков выступило с грубыми нападками на генетику. Если ранее генетику обвиняли в отрыве от практики, то теперь к этим нападкам добавились обвинения в прямом вредительстве: если бы не менделизм- морганизм-вейсманизм, то замечательные открытия Лысенко и его последователей уже завалили бы страну дешевым и качественным продовольствием. Последствия для советской биологии оказались катастрофическими. Почти на двадцать лет «менделизм» сделался ругательным словом.

Взлет Лысенко стал закономерным итогом партийного диктата в науке, единственно возможным в условиях политического ограничения идеи плюрализма, подавления всякого инакомыслия, ряда других причин, имеющих первоосновой политические факторы. Таким образом, лысенкоизм это вовсе не система антинаучных взглядов одного человека, поддерживаемого лидерами официальной идеологии, а социальное явление, возникающее в условиях жесткого диктата партии над учеными.

Осенью 1964 г., сразу после отстранения от руководства партией и страной Н. С. Хрущева, генетика была реабилитирована. Специально созданная комиссия проанализировала научно-практическую деятельность Т. Д. Лысенко и сочла ее бесперспективной.

Вывод: с 1929 г. наблюдается явная идеологизация естественных (и не только) наук в ходе так называемой «культурной революции». Учены-генетики попадают в опалу; судьба генетики предрешена.

Заключение

В данном исследовании была выяснена цель работы: как научные концепции и дискуссии разных генетических школ стали поводом для политических процессов.

Для этого были рассмотрены вопросы, касающиеся научного наследия Н.И. Вавилова; научного наследия Т.Д. Лысенко; причин личного противостояния двух советских ученых и его последствия; отношения власти к развитию генетики в СССР и представителям этой науки.

Николай Иванович Вавилов по праву относится к числу основоположников отечественной генетики. Представитель классической школы генетики, он был последователем взглядов А. Вейсмана -- создателя представлений о зародышевой плазме, которое является веществом наследственности, и известного американского генетика Томаса Ханта Моргана.

Вавилов разделял точку зрения о том, что наследственная информация передается посредством молекул. Закон гомологических рядов, открытый ученым, сравнивают с открытием периодической системы Менделеевым. Он гласит: близкие роды и виды имеют сходные формы рас и разновидностей, по которым на примере одного известного рода можно прогнозировать изменчивость другого. Теория Н. И. Вавилова получила развитие в трудах его сотрудников.

Уровень советской генетики, растениеводства, агрономии в конце 1930-х гг. был очень высоким, что обеспечивало бурный рост сельскохозяйственного производства. Повсеместно организовывались новые научно-исследовательские институты, открывались опытные станции и питомники, в том числе и стараниями Н.И. Вавилова, к тому времени занимавшего не один руководящий пост. Проводились дорогостоящие исследования и организовывались хорошо финансировавшиеся экспедиции в дальние страны, например, под руководством Вавилова состоялось около 180 экспедиций по всему миру.

Лысенко был приверженцем ламаркизма, который утверждает, что по наследству передаются приобретенные признаки путем тренировки органов и отвергал генетику как науку. Представления Лысенко, сходные со взглядами Ж. Б. Ламарка попали на благодатную почву в СССР, который обещал получение высокоурожайных сортов в очень короткие сроки.

Представления Лысенко в высокой степени соответствовали идеологии коммунистической партии СССР; Лысенко противопоставлял «коммунистическую» и «буржуазную» науку. Под «буржуазной» наукой понималась классическая генетика. Классических генетиков в СССР презрительно называли «вейсманисты- морганисты», в соответствии с фамилиями А. Вейсмана -- создателя представлений о зародышевой плазме, которое является веществом наследственности, и известного американского генетика Томаса Ханта Моргана.

Опираясь на данные своих научных исследований, Н. Кольцов, А. Филипченко и др. генетики предлагали облагородить общество путем приоритета выдающихся личностей. Однако произошло то, что можно назвать евгеникой наоборот. Вместо культивирования талантов стимулировалась посредственность.

Принцип неравенства резко диссонировал с принципами социалистического равноправия. Идеологические основы советской власти опирались на идеалистические представления философов, а не на биологическую природу человека, не учитывая разнородность наследственных задатков («От каждого по способностям, каждому по потребностям»).

Иерархическая, централизованная и монополизированная система советской порождала беспощадное столкновение научных групп в борьбе за лидерские позиции в системе. Лысенковщина была результатом борьбы за власть в науке, в которой почти с неизбежностью терпела поражение сама наука.

Выходец из крестьянской семьи был предан советскому строю и поставил ему на службу свои весьма ограниченные способности. Чего бы ни требовала партия -- Лысенко поддерживал все эти требования. В последующие годы подобное маневрирование стало для Лысенко осознанной практикой. После Второй мировой войны Сталин заявил о своих намерениях «переделать природу» путем посадок лесозащитных полос -- и Лысенко тут же выступил с планом такого рода посадок; после смерти Сталина его преемник -- Маленков призвал к увеличению урожаев в нечерноземных областях страны -- и Лысенко предложил метод удобрения этих земель; затем Хрущев, после своего визита в США, заинтересовался выращиванием кукурузы -- и Лысенко предлагает квадратно-гнездовой метод посадки кукурузы; позднее Хрущев выдвигает лозунг, призывающий перегнать США по производству молока и масла, -- и Лысенко переключает внимание на разведение коров, дающих молоко высокой жирности.

Научная полемика вышла за рамки цивилизованного диалога, начались доносы на оппонентов, которые сводили на нет усилия ученых, и часто приводили к трагическим последствиям. Социально-экономические и политические процессы в промежутке с конца 1920-х гг. по 1943 гг. в СССР шли весьма активно. Условия не просто изменялись, а изменялись на диаметрально противоположные, что не могло не повлиять на состояние генетики, курируемой политической элитой.

При жизни Сталина принудительное внедрение мичуринской и вытеснение истинной биологии происходило не только в Советском Союзе, но и в тех социалистических странах, где его диктат был достаточно силен2.

Противостояние Вавилова и Лысенко предопределено логикой развития советской биологии: ее «пролетаризацией», «сталинизацией» и т. д. Там, где власть решает, какие теории правильные, а какие нет, победу всегда одерживает псевдонаука. Вот с этим Николай Иванович Вавилов при всей своей склонности к компромиссам смириться никогда не смог.

В данной работе мы попытались охватить колоссальное научное наследие Н.И. Вавилова, его разработки в генетической области, труды, практические наработки, выявить отношение к науке, показать его стремление принести пользу своей стране. Также показано более чем скромное, особенно, на фоне трудов Н.И. Вавилова, наследие Т.Д. Лысенко. Исследованы причины противостояния двух советских ученых. В работе показано, как менялось на протяжении изучаемого временного отрезка отношение власти к развитию биологической науки в СССР и ее представителям.

Методическая часть

Становление и развитие генетической науки в первую треть XX в. в СССР

План лекции состоит из четырех частей:

-Введение

- Предпосылки зарождения генетической науки в СССР

- Роль Н.И. Вавилова и других представителей в становлении генетической науки в нашей стране

- Заключение

Лекция будет преследовать цели:

1. Культурную

2. Образовательную

3. Информационную

Введение. Идеи о наследовании и передаче признаков потомству при помощи молекул занимали умы ещ? древнегреческих натурфилософов, так, Гиппократ полагал кровь ответственной за передачу наследственной информации.

Умозрительная гипотеза, не подтвержд?нная наблюдениями и экспериментами, была выдвинута немецким уч?ным К. Негели в 1884 г. Он предположил существование идиоплазмы, состоящей из молекул, собранных в клетках в крупные нитевидные структуры -- мицеллы. Мицеллы соединяются в пучки и образуют сеть, которая пронизывает все клетки. Идиоплазмой обладают как половые, так и соматические клетки. Остальная часть цитоплазмы в передаче наследственных свойств участия не принимает. Как и гипотеза Ч. Дарвина, не будучи подкреплена фактами, гипотеза К. Негели, тем не менее, предвосхитила данные о существовании материальных носителей наследственности.

Биологическая наука, как и многие другие, в сво?м развитии проходит путь накопления знания, когда прибавляются вс? новые факты, изобретаются и оттачиваются новые методы изучения исследуемого, что вед?т к периодическим сменам научных парадигм и даже к перестройкам психологии восприятия действительности.

К началу XX века сложилось несколько представлений об эволюции живого.

Первая - теория Ж.Б. Ламарка, которая утверждает, что по наследству передаются приобретенные признаки путем тренировки органов. В 1868 г. Ч. Дарвиным была выдвинута теория пангенезиса, согласно которой от всех клеток организма отделяются мельчайшие частицы-геммулы, которые и участвуют в передаче наследственной информации.