Мавзолей Гюмюшкесен в контексте местной анатолийской и римской архитектурных традиций

Одним из наиболее почетных мест для героонов было место наибольшей человеческой активности - агора Cormack, 2004, 47. Традиция возведения монументов в пространстве городской площади использовалась, по крайней мере со второй половины VI в. до н.э. Так, героон Фалеса, вопреки его собственному желанию Плутарх. Солон. 12, по всей видимости был возведен на агоре Милета Herda, 2013, 67 [1.12]. В период империи герооны обычно возводились неподалеку от входа на главную городскую площадь. В качестве примера можно привести расположение погребальных сооружений Эфеса [1.13, 1.14]. В частности, саркофаг софиста Клавдия Флавиана Дионисия (Claudius Flavianus Dionysius) 120-30-х гг. н.э. находился к востоку от южных ворот агоры, напротив библиотеки Цельса [1.15]. Возведение гробницы между двумя портиками - по аналогии с расположением храмов внутри эллинистических общественных площадей - также популярный способ подчеркнуть значимость героонов Ewald, 2008, 627.

Монументальные погребальные сооружения могли располагаться рядом с местами эвергетической деятельности. Еще в первой половине IV в. до н.э. по крайней мере в Карии эвергетизм (от греч. е?есгефЭщ «делать добрые дела»), предполагающий распределение высокопоставленным лицом собственных благ среди всего общества, был основным механизмом осуществления общественного строительства Novakova, 2018, 213 и пользовался особой популярностью в I - II вв. н.э. Arjan Zuiderhoek The politics of munificence in the Roman Empire: Citizens, elites and benefactors in Asia Minor. Cambridge University Press, 2009 Такие места, как гимназии, стадионы и театры, около которых находились гробницы, могли напрямую указывать на щедрость их владельцев. Иногда погребения непосредственно включались в общественные постройки, примером чему может служить саркофаг Юлия Цельса Полимена - консула (92 г. н.э.) и проконсула (106/7 г. н.э.) Азии, в погребальной камере, размещенной под центральной апсидой Houston, George W. Inside Roman Libraries: Book Collections and Their Management in Antiquity. Chapel Hill: The University of North Carolina Press, 2014 P. 189. одноименной библиотеки начала II в. н.э. Cormack, 2004, 222 [1.16]. Подобный прием нес в себе двойной смысл - с одной стороны, герои продолжали осуществлять свою «жизнедеятельность», с другой - общественные здания становились пространством, в котором, в частности, проводились публичные ритуалы поминовения умерших, а также агонистические фестивали в честь героев - спортивные, конные соревнования, театральные или музыкальные конкурсы Nijf O. Agonistic festivals, Roman Empire. New Jersey: Blackwell Publishing Ltd, 2013, пользовавшиеся особой популярностью в Малой Азии во II - III вв. н.э. Spawforth A. J. S. Agonistic festivals of Roman Greece. Oxford University Press, 1989

Нередко перед своей смертью, будущий герой определял характер своего погребального культа, а также детали будущего обряда. Так, надпись I в. н.э. из Апатейры близ Эфеса Cormack, 2004, 120, содержала требования в отношении предметов, которые должны были находиться внутри гробницы, на ней или около нее. Список включал в себя такие предметы, как акротерий в виде льва, солнечные часы, стелу, портреты, мраморные и бронзовые головы, мраморную чашу; а также оборудование - наличие отверстий для либаций Либация предполагает жертвоприношения в виде жидкостей, за исключением животной и человеческой крови. Примеч. автора, скамьи для отдыха людей. Из этого следует, что анатолийцы заботились не только об эстетических, но и о практических аспектах погребального культа. Подобные списки составляли также и в западной части Римской империи. Об этом может свидетельствовать завещание гражданина из Лангра (древнего Andomatunnum), в котором, в частности, содержатся подробности в отношении требований к одежде.

Несмотря на схожее внимательное отношение к своему загробному культу, свойственное как для западных, так и восточных территорий Империи, масштаб обрядов был различен. Ритуальные процессии, устраиваемые в честь умерших представителей аристократии, не свойственные Риму, являлись локальной особенностью. На анатолийском полуострове процессии включали в себя каждого гражданина города и были выстроены по принципу иерархии - люди, обладающие большим статусом, находились во главе процессии. Сами ритуалы порой несли в себе эвергетический смысл. Примером этому могут служить похоронные трапезы, часто проводившиеся за счет семьи умершего, проходившие в непосредственной близости от гробницы Cormack, 2004, 120.

Погребальные ритуалы в честь героя сохранялись на протяжении веков, а сами герооны играли значительную роль в священной топографии города Cormack, 2004, 63.

Люди, удостоенные героизации не только являлись неотъемлемой частью облика полиса, но их гробницы, воспринимались как важная составляющая идентичности полиса, гордость всех его жителей Cormack, 2004, 61. С одной стороны, это объясняет такую, черту погребальной архитектуры Анатолии времени Империи, как локальность. С другой, в результате особого статуса этих сооружений, были открыты перспективы для восприятия новых, наиболее репрезентативых архитектурных, а также декоративных элементов. Один из наиболее ярких примеров воплощения этих двух особенностей - так называемый мавзолей Гюмюшкесен из Милас В англоязычных трудах Mylasa, реже - Milas. В отечественном искусствоведении наиболее часто используется античный термин Миласы (Кишбали, 2016, 149).

1.8 Миласы

Миласы - древняя карийская столица, расположенная в западной части региона неподалеку от горы Содра Abuzer Kizil. Mylasa ve cervesi, 2002. P. 21. Наиболее ранние археологические находки на территории города относятся ко времени микенской цивилизации.

В V в. до н.э. в Миласах правила династия тиранов, один из которых возглавил силы Ионийского восстания Геродот. История, V, 37 против персов, поскольку Миласы входили в Первый Афинский морской союз (Делосский союз). В IV в. до н.э. Миласы являлись главным городом династии Гекатомнидов. Несмотря на статус Карии в качестве персидской сатрапии Там же, III, местные правители обладали почти полной автономией. Около 353 г. до н.э. представитель амбициозного рода Гекатомнидов Кишбали, 2016, 176 - Мавсол - перенес карийскую столицу в Галикарнасс. Однако Миласы продолжали оставаться чрезвычайно значимым городом Draycott C.M. (2012) Mylasa. New Jersey: Blackwell Publishing Ltd. P. 1. Во время эпохи эллинизма бывшая столица являлась предметом спора между последователями Александра Македонского, однако жители города отстояли автономию и сохранение местной власти Ibid. P 1. В 40 г. до н.э. Миласы были разграблены римским полководцем Квинтием Лабиеном вместе с парфянами. Тем не менее, уже в период Империи город переживал очередной «Ренессанс». Процветание города было обусловлено его географическим расположением - он был основан на плодородной равнине около горы с залежами белого мрамора Страбон, XIV, II, 22-26, широко применявшемся при возведении местных построек. В настоящее время значительная часть древних Милас «погребена» под новым турецким городом Милас, фундаменты античных построек выполняют ту же роль для современных зданий. Это обстоятельство, в частности, значительно затрудняет решение вопроса об изначальной планировке города.

Миласы являлись важным религиозным центром Карии Durusoy E. (2012) Understanding the place: The road between Milas and Labraunda P. 22-40. Жреческие должности пожизненно занимали наиболее знатнейшие граждане города Страбон, XIV, II, 22-26. Страбон отмечает три важные культовые постройки, созданные до/в период эллинизма. Первая - храм Зевса Осого, посвященная местному богу, совмещающему в себе, согласно изображениям на монетах Schef Johannes Zenoposeidon P. 576-582 функции Зевса (орел, двусторонний топор) и Посейдона (краб, трезубец). Вторая постройка - святилище Зевса, находящаяся в 14 километрах Акургал, 2007, P. 244 севернее Милас в селении Лабранды. Из Милас к святилищу вела священная дорога [1.17], по которой к святилищу направлялись священные праздничные процессии. Два первых храма, согласно Страбону Страбон, XIV, II, 22-26, являлись собственностью города - это подразумевало присутствие в них миласцев, а также жителей окрестных поселений. Третий храм - храм Зевса Карийского, изначально был посвящен карийскому богу, являлся общим святилищем для всех жителей региона. В I - II вв. в Миласах был построен еще один римский храм, посвященный Августу [1.18], обладавший по крайней мере до конца XVIII в. высокой степенью сохранности, но впоследствии разобранный на строительный материал.

В римское время, примерно во II в. н.э. Акургал, 2007, 248 были построены ворота с арочным проемом, сегодняшнее название которых Балталы-Капы (от турец. «ворота с топором»). [1.19] Также в период Империи они выполняли роль акведука Draycott, 2012, 1. Современному названию данный памятник обязан изображению двустороннего топора на краеугольном камне [1.20].

Помимо погребального сооружения Гюмюшкесен, в Миласах приблизительно в 360-х гг. до н.э. был построен фундамент неоконченной монументальной гробницы, долгое время, по причине расположения на нем коринфской колонны, считавшаяся руинами храма Зевса Карийского - так называемая Узун-Юва Оливье Анри использует термин “Uzunyuva” (Henry O. A Tribute to the Ionian Renaissance // 4th Century Karia. Defining a Karian identity under the Hekatomnids.Istanbul : Institut Franзais d'Йtudes Anatoliennes-Georges Dumйzil, 2013 P. 81-90.) (от турец. «высокое гнездо» Rumscheid F. Maussollos and the `Uzun Yuva' in Mylasa: an unfinished Proto-Maussolleion at the heart of a new urban centre? // Hellenistic Karia. Pessac: Ausonius Йditions, 2010 P. 69-121) [1.21]. В настоящее время наиболее сохранившейся постройкой бывшей карийской столицы является так называемый мавзолей Гюмюшкесен.

1.9 Мавзолей Гюмюшкесен - фактические сведения и описание

Мавзолей Гюмюшкесен находится в пространстве одноименного квартала, расположенного в северо-западной части современного города Милас, около древней дороги, ведущей в античный Ясос [1.22]. Памятник, сооруженный на возвышенности у восточного подножья горы Содра был выполнен из серо-белого мрамора - материала, который добывался в каменоломнях Содры и активно использовался местными строителями. В результате отсутствия античных надписей, а также археологических находок, которые могли бы указать на конкретное время создания и пролить свет на фигуру заказчика монумента, проблема точной датировки, а также то, кому конкретно была посвящена постройка - вопросы, остающиеся открытыми. Предположительное время создания монумента, основанное на стилистических параллелях - II в. н.э. Акургал, 2007, 248 Список людей, которым могла бы принадлежать гробница, ограничивается числом представителей миласской элиты (жрецов, магистратов их жен, детей и др.) Рядом с памятником находился некрополь эллинистического и римского времени.

Монументальная гробница представляет собой квадратную в плане постройку, и достигает в высоту 8.45 метров https://www.turkiyesehirrehberi.org/en/gumuskesen-grave-monument-milas/ . Вследствие расположения на наклонной поверхности, она возведена на фундаменте и состоит из трех основных частей - подиума

, внутри которого находится погребальная камера, перистиля и пирамидальной крыши. Фундамент гробницы состоит из двух ярусов - нижний выполнен в технике opus incertum из мелкого и крупного щебня, мраморных блоков, пространство между которыми заполнено бетоном [1.23]. Верхняя часть фундамента представляет собой составную мраморную плиту - платформу для сооружения.

Стены подиума мавзолея состоят из трех рядов больших мраморных плит и двух декоративных выступов, располагающихся в нижней и верхней части подиума. Плиты первого и третьего ряда положены вертикально, плиты второго ряда - горизонтально. Подобный прием привел к образованию выступа и двух полостей во внутренней части здания, которое было заполнено щебнем и бетонным раствором. Сам мавзолей не ориентирован строго по четырем сторонам [1.24]; вход в погребальную камеру, располагающийся ближе к западу (далее - на западе), подчеркнут декоративным раскрепованным обрамлением с имитацией стереобата. При этом он смещен влево от центра таким образом, что располагается по одной вертикальной оси с одной из колонн второго ярус мавзолея. Внутри погребальной камеры [1.25] находится четыре мраморных квадратных в плане столба, несущие две мраморные балки и выполняющие опорную функцию для второго яруса постройки. Кронштейны столбов декорированы простейшими элементами, которыми своими очертаниями напоминают ионическую капитель с валютами и значительно увеличенной, расширяющейся кверху абакой.

Внутри погребальной камеры на полу, выложенному из мраморных плит, [1.26] видны следы, указывающие на то, что раньше там находилось два прямоугольных саркофага Kizil, 2002, 22. Первый располагался около противоположной от входа стены и был смещен влево по отношению к оси запад-восток. Второй, меньшего размера, находился возле южной стены и был незначительно смещен влево по оси север-юг. Англичанин Ричард Чендлер, участвовавший в первых археологических раскопках, проведенных европейцами на территории Турции (в частности, в Миласах) в рамках экспедиции Общества дилетантов, упоминает обнаруженные им в погребальной камере урны с прахом умерших людейChandler, 1776, 189. Подобная традиция, подразумевающая несколько захоронений в пространстве, а также многократное использование погребальной камеры - локальная традиция, свойственная таким областям, как, к примеру, Кария, и обнаруживающая себя еще в V - IV вв. до н.э. Кишбали, 2016, 204

Ричард Чендлер, упомянув о погребальных урнах, не указал на точное их количество. Более того, Ричард Поукок - писатель и путешественник английского происхождения, посетивший Миласы примерно за 15 лет до Р. Чендлера, достаточно подробно описавший миласскую монументальную гробницу Pococke, Richard, 1745, P. 61-62, в частности, указавший на четыре опоры в погребальной камере, об урнах не упоминает. Однако в зарисовке монумента, которую приводит Р. Поукок Ibid. LVI , P. 62 , вход в погребальную камеру, по всей видимости, завален [1.27]. Стоит также отметить, что в самой зарисовке гробницы, в совокупности с довольно точной детальной проработкой, близкой к реальности, допущен ряд неточностей. Так, форма выемки в потолке мавзолея квадратная, а не октагональная, а вход в погребальную камеру сдвинут Р. Поукоком не влево, а вправо. Последнее может быть объяснено тем, что гравюра Р. Поукока была опубликована в зеркальном отображении Duggan, 2018, 98.

По всей видимости, отсутствие упоминаний погребальных урн Р. Поукоком объясняется тем, что археологические работы в погребальной камере им не были произведены. Так или иначе, сегодняшнее местонахождение погребальных урн, описываемых Р. Чендлером, неизвестно.

Второй ярус мавзолея Гюмюшкесен имитирует храмовую архитектуру и состоит из квадратного в плане стереобата, колоннады, антаблемента. По четырем краям постройки располагаются квадратные в плане колонны. Между ними помещены так называемые «сдвоенные полуколонны» Термин, “double half-columns” в том числе, использован в работе Я. Федаком (Fedak, 1990, 49) , в плане являющие два примыкающих друг к другу полукружья колонн, между которыми находится прямой, слегка выступающий на всем продолжении полуколонн промежуток. Фланкирующие колонны и сдвоенные полуколонны прямые, без энтазиса, состоят из базы, фуста и капители. Расстояние между опорами приблизительно составляет 1.5 от диаметра колонн, что является характерной чертой пикностиля Витрувий. III, III, 1-13 [см. илл. 5]. Стволы колонн и полуколонн каннелированы таким образом, что нижняя их часть, составляющая примерно 2/3 от всего фуста, остается гладкой. Капители [см. илл. 6] квадратных в плане колонн представляют собой один ряд больших и меньших листьев аканта, чередующихся между собой и каннелированной, расширяющейся к верху поверхностью. В пространстве капителей сдвоенных колоколонн два ряда листьев аканта чередуются с одним рядом. На нижней части абак, находящихся на капителях сдвоенных полуколонн, по четырем углам располагается небольшой декоративный рельеф с изображением цветочных бутонов [1.28].

Промежутки между сдвоенными полуколоннами в большинстве случаев сильно повреждены и по ширине равняются повреждениям на боковых частях четырех боковых колонн [1.29]. В этих поврежденных местах на одном уровне всех опор располагаются отверстия, являющиеся свидетельством крепления перегородок. Состояние повреждений на каждой колонне/полуколонне разное. Так, повреждения на боковой колонне южного и восточного фасада не затрагивают капитель [1.30, 1.31], в то время как на обеих боковых колоннах западного фасада отсутствуют листья аканта, а также задета каннелированная поверхность над ними [1.32]. В пространстве некоторых капителей выступающий промежуток подчеркнут декоративным мотивом - раздваивающимся растением, со стеблями, загнутыми по форме ионических валют [1.33]. Единственное место, где повреждения отсутствуют - пространство между двумя центральными сдвоенными полуколоннами южного фасада [1.34, 1.35].

Антаблемент мавзолея Гюмюшкесен не высокий - он образован одним рядом раскрепованных блоков, имитирующих три составные части - архитрав, фриз и карниз [1.36]. В нижней части антаблемента, в промежутках между капителями расположены вытянутые прямоугольные выемки [1.37]. Выемки, располагающиеся между колоннами и полуколоннами, декорированы флоральным мотивом, в то время как те, которые находятся между двумя центральными сдвоенными полуколоннами оформлены зернистым орнаментом.

Верхняя часть гробницы представляет собой завершение в виде пирамиды с пятью ступенями [1.38, 1.39]. По крайней мере две нижние ступени пирамиды срезаны по четырем углам, в результате чего между каждым углом антаблемента и краем крыши образуется проем в форме треугольника [1.40]. Стоит отметить, что блоки верхней части повреждены в большей степени, нежели остальные элементы постройки. Также на поверхности большинства блоков видны следы обработки.

Самая знаменитая часть мавзолея Гюмюшкесен, давшая современное турецкое название этому памятнику При этом термин «серебрчный» (gьmьє) вероятнее всего подчеркивает богатство декора потолка. Примеч. автора - потолок второго яруса гробницы, [1.41]. Он представляет собой развитие типа «потолка-лантерны» Термин использован Я. Федаком. (Fedak, 1990 170), и образован в результате обработки пяти степеней пирамидальной кровли изнутри [см. илл. 5]. Первая ступень пирамиды, из-за наружного среза ее углов, изнутри образует октагональную раму. Во второй ступени, также октагональной по форме (вследствие обработки первой), до середины граней, образованных путем среза, вырезано большое отверстие в форме квадрата. Благодаря этому отверстию, в свою очередь, становится возможным увидеть третью ступень пирамиды. В ней аналогичным образом выполнено четырехугольное отверстие, причем таким образом, что стороны верхнего четырехугольника (следующей четвертой ступени) расположены по отношению к нижнему по диагонали, то есть, в случае с центрическими постройками, под углом в 45 градусов. Подобным образом было сделано отверстие в четвертой ступени, пятая же ступень подверглась незначительной (в сравнении с остальными) внутренней обработке.

Получившаяся сложная архитектурная форма была украшена богатыми рельефными симметричными по обеим осям изображениями - геометрическими орнаментами и флоральными мотивами. Первая ступень пирамиды изнутри декорирована аналогично антаблементу гробницы. Также, в пространстве ее четырех граней, полученных посредством среза боковых углов, выполнены вытянутые прямоугольные выемки по аналогии с теми, что были вырезаны в нижней стороне антаблемента. Оформление оставшихся вертикальных плоскостей также имитирует антаблемент [1.42]. Декор второй и третьей ступени представляет собой мотив потолка с кессонами под 45 градусов. Пространство для декора второй ступени состоит из четырех трапециевидных горизонтальных поверхностей [1.43]. Каждая из трапеций разделена тремя декоративными перегородками, образующими равные треугольники по ее бокам, и два квадрата, занимающими центральное пространство. При этом декорированы все стороны трапеции, а в перегородках выполнены вытянутые прямоугольные (так же декорированные) выемки. В центре двух треугольников, полученных посредством деления трапеции, находится плод с тремя стеблями-листьями [1.44]. Внутри двух центральных квадратов располагаются меньшие, повернутые под углом в 45 градусов. Внутри каждого квадрата вырезано по одному четырехлепестковому цветку. Оставшееся внутренне пространство двух треугольников, ромбов и восьми треугольников, полученных посредством поворачивания кессонов декорировано иониками.

Горизонтальная внутренняя поверхность третьей ступени пирамиды оформлена по принципу второй, однако, в данном случае по четырем треугольным плоскостям расположено по одному кессону [1.45]. На внутренней части четвертой ступени в силу сокращения масштаба поверхности кессоны отсутствуют, а четыре получившиеся треугольные поверхности оформлены в соответствии с треугольными поверхностями предыдущих ступеней. Наконец, пространство самой верхней части потолка, оформлено несколькими уменьшающимися по радиусу окружностями с общим центром [1.46]. В центре находится рельеф с изображением цветка.

Таким образом, конструкцию и декор потолка мавзолея Гюмюшкесен образует множество подобных треугольников и квадратов, уменьшающихся в своем масштабе при сокращении поверхностей по мере приближения к центру. Повторяются также декоративные узоры, основными из которых являются цветы в кессонах, плоды и ионики. Подобные геометрические и декоративные повторения в совокупности составляют сложный неповторимый узор. Помимо изысканного рельефного оформления, потолок был раскрашен.

Ричард Чендлер впервые упоминает обнаруженные им следы синей краски на потолке Chandler, 1776, 189; их можно увидеть на зарисовках Огюста де Шуазёль-Гуфье 1782 года.

Под потолком в полу второго яруса вырезано поле с ячейками для античных настольных игр Cormack, 2004, 119, а также небольшое круглое сквозное отверстие, наподобие воронки [см. илл. 5] Диаметр верхней части воронки составляет около 20 см, диаметр нижней части - около 7.5/5 см Параматры, приводимые Поукоком - 8 и 3 дюйма, что составляет 20.32 и 7.62 см соответственно (Pococke, 1745, 62). Однако, согласно Кормак, диаметр нижней части отверстия составляет около 5 см. (Cormack, 2004, 119). Оно размещенор в северной части здания за линией перистиля и слегка смещено на восток. Во время Империи, это небольшое отверстие играло важную роль в ритуалах, проводимых в пространстве мавзолея Гюмюшкесен.

1.10 Мавзолей Гюмюшкесен - вопрос ритуального предназначения

Первым, кто упомянул отверстие в полу второго яруса мавзолея, стал писатель и путешественник английского происхождения Ричард Поукок Pockoce, 1745, 62. Именно ему принадлежит гипотеза о том, что этот элемент - свидетельство проведения ритуала. Р. Поукок говорит о следах наличия алтаря. Ibid. P. 62 Возможно, один из объектов [см. илл. 1.25], ныне хранящихся в погребальной камере мавзолея, как раз выполнял эту функцию.

Р. Поукок также выдвигает предположение о проведении в пространстве мавзолея и его окрестностей тавроболия - ритуала почитания быка. Бык - животное, которое после середины II в. н.э. начало ассоциироваться с Кибелой - богиней-матерью, культ которой, по всей видимости, зародился во Фригии Beeks Etymological Dictionary of Greek, p. 794 При этом, после 159 г. н.э. упоминается Magna Mater, не соотносящаяся с Кибелой, а с 135 до 159 г. н.э. обряды не были связаны с культом Кибелы и Magna Mater (Rutter, the three phases of taurobolium, с. 226-249) и в период Империи получил широкое распространение. При этом, согласно Р. Поукоку, часть церемонии включала в себя излияние жертвенной крови через отверстие второго яруса на человека, выбранного для обряда. Путешественник предполагает, что человек стоял под самим отверстием внутри нижнего яруса постройки. При этом Р. Поукок выдвигает гипотезу о том, что с трех сторон, за исключением северной, пространство между опорами второго яруса было ограждено. Северная сторона, выходящая согласно Р. Поукоку на высокий холм Возвышение в городе в настоящее время находится западнее мавзолея Гюмюшкесен, Примеч. Автора , с которого местные жители могли наблюдать жертвенную церемонию. Однако стоит учитывать, что английский путешественник интерпретировал миласскую гробницу в качестве жертвенного храма Pockoce, 1745, 62, следовательно не предполагал наличия в нижней ее части погребения, исключающего проведение подобного обряда. Стоит также отметить, что аналогии ритуального отверстия, приводимые Р. Поукоком (в частности, резервуар в христианской базилике Св. Иоанна в Эфесе VI в. н.э. Ibid. P. 62), символически, типологически и хронологически далеки от описываемого им элемента языческой постройки.

Следующим европейцем, попытавшимся объяснить предназначение отверстия и ритуал, связанный с ним, стал английский археолог Ричард Чендлер Chamdler, 1776, 189, как уже было сказано ранее, признавший погребальную функцию постройки. Стоит отметить, что несмотря на небольшой объем текст Р. Чендлера содержит чрезвычайно важные сведения и потому в дальнейшем использовался в качестве описания мавзолея Гюмюшкесен, и свидетельства о его функции в трудах, посвященных архитектурному наследию Малой Азии John Pinkerton A General Collection of the Best and Most Interesting Voyages and Travels in All Parts of the World, Many of which are Now First Translated Into English ; Digested on a New Plan 1811 с. 668; Thomas Dudley Fosbroke Foreign Topography; Or, An Encyclopedick Account, Alphabetically Arranged, of the Ancient remains: Africa, Asia, Europe. 1828, c. 171 и др..

Согласно Р. Чендлеру ритуал заключался в «задабривании душ умерших или божеств» Чендлер определяет цель обряда, в качестве “gratify the manes or spirits”. (Chandler, 1776, 189) путем излияния в пространство погребальной камеры меда, молока или вина Ibid. P. 189. Ричард Чендлер так же, как и Ричард Поукок описывает необычную форму сдвоенных полуколонн и предполагает наличие перегородок между опорами второго яруса, говоря о мраморных панелях Ibid. P. 189. Р. Чендлер впервые объясняет форму сдвоенных полуколонн как следствие конструктивного решения, следовательно, определяет ее как вынужденную архитектурную, а не декоративную Ibid. P. 189. Также исследователь впервые говорит о наличии переносных ступеней, которые позволяли, когда это было необходимо, попадать на второй ярус миласской гробницы Ibid. P. 189.

Существование лестницы/ступенчатого подъема подтверждается не только археологическими данными (наличие отверстия), но и объясняет отсутствие повреждений между двумя сдвоенными полуколоннами на южном фасаде - именно к этой части постройки, согласно Абузеру Кызылу Kizil, 2002, 24, примыкала переносная конструкция. Изначальное наличие перегородок между опорами предполагает наличие ограниченного пространства - целлы (перибол). Об этом свидетельствует вырезанное поле для настольных игр, которое предполагает длительное нахождение людей во втором ярусе, а также расширяет понятия о «границах дозволенного» - сфера человеческой деятельности, осуществляемая в пространстве второго яруса не ограничена проведением обрядов. Возможность подобного неформального поведения, в свою очередь, предполагает особый характер обрядов либации. Излияние жидкостей в погребальную камеру стоит рассматривать, как символический акт обеспечения умершего нужными ему ресурсами. Подобные действия, согласно эпиграфическим свидетельствам, интерпретировались в период Империи как часть сделки, выгодной как мертвым, так и живым Cormack, 2004, 119. При этом нарушение обрядов могло привести к негативным последствиям для живых Ibid. P. 120. Это, в свою очередь, свидетельствует о том, что погребальный культ выходил за рамки простых договорных взаимоотношений. Согласно Саре Кормак, либации являлись частью обряда почитания памяти мертвых Ibid. P. 120, которые, как было рассмотрено выше, могли быть установлены заказчиками героонов. Это говорит о более широкой смысловой составляющей погребальных обрядов, выходящей за рамки определенной Р. Чендлером схеме «задабривания».

1.11 Мавзолей Гюмюшкесен - гипотеза о герооне Ibid. P. 246

Мавзолей Гюмюшкесен в период Империи совмещал в себе две функции - погребальную и ритуальную. В силу наличия изначально огражденного пространства, предполагавшего проведение в нем обрядов, а также других «неформальных» действий, можно утверждать, что памятник был инкорпорирован в современный ему социальный, культурный и религиозный контекст. По причине сложного архитектурного и декоративного решения следует полагать, что возможностями для реализации подобного проекта обладали одни из самых выдающихся представителей города/представители наиболее значимого рода. Благодаря специфическому анатолийскому погребальному культу, а также особому для этого времени пониманию героя, вероятнее всего, заказчик мавзолея Гюмюшкесен также был героизирован, следовательно, сам мавзолей являлся герооном. Отличительная черта мавзолея Гюмюшкесен от большинства героонов римского времени заключается в выборе места для ее возведения.

1.12 Мавзолей Гюмюшкесен - Гипотеза о рбсЬдейупн

Характерной чертой героонов периода Империи являлось их расположение возле наиболее оживленных частей города (около/на агоре, около общественных построек), в результате чего выбор места для возведения мавзолея Гюмюшкесен рядом с западным некрополем, может быть интерпретирован как более традиционный. В настоящее время невозможно определить границы древних Милас, однако некоторые архитектурные и письменные свидетельства дают основание предполагать, что изначально мавзолей Гюмюшкесен вместе с некрополем, был вынесен за черту города. Так, он располагается севернее городских ворот Балталы-Капы, являвшихся частью городской стены. Наиболее раннее письменное упоминание памятника, сделанное английским археологом Джорджем Велером в 1682 году, в рамках совместного с Джейкобом Споном путешествия по АнатолииWheler, 1678, 278. Примечательно, что Уиллер употребляет выражение «upon an Arch», однако, остальное описание и зарисовка монумента, в целом схожи с мавзолеем Гюмюшкесен. , свидетельствует о том, что монумент находился в полумиле от города.

Размещение гробниц возле некрополя за городом - по сути, традиционный прием - осуществлялось также в римский период. Так, в эолийском городе Ассос [1.47], некрополь, эллинистического-римского времени, расположенный в непосредственной близости от городских ворот, образовывал «улицу гробниц» [1.48]. К северу от городских ворот находился героон Публия Вара Аквилы (Publius Varus Aquila)Akurgal, 2007, 69 позднего I в. до н.э. [1.49].

Прием, при котором гробницы находились на более удаленном расстоянии от города и были дистанцированы от некрополя мог быть обусловлен характерной для времени Империи черты - создании “рбсЬдейупн” (с греч. - «рай») для гробницы, первоначально означающий организацию закрытого парка или сада Cormack, 2004, 121 возле погребального сооружения. В пространстве этих садов, в частности, выращивали фрукты, овощи, ягоды (виноград), которые затем употреблялись в пищу на погребальных трапезах; цветы и другую растительность, которой можно было украсить место вокруг монументальной гробницы и тем самым создать для умершего своего рода идиллическое окружение. При этом сами огражденные сады являлись частью перибола Ibid. P. 120. Организация садового пространства внутри города была использована в уже упомянутом герооне в Трисе (380 - 370-х гг. до н.э.), в пространстве которого, согласно реконструкции, находились растения и деревья. Свидетельствами организации подобного пространства вокруг мемориальной постройки, расположенной за пределами города, может выступать местность вокруг гробницы на холме Ниязи-Тепе (Niyazitepe) около Пергама Ibid. P. 121, а также некоторые гробницы в некрополе Сиа в Писидии Ibid. P. 121 [1.50].

Наличие погребального сада предполагало не только повышение статуса гробницы, но и последующий уход за ним. Существование хранителей погребальных садов в Малой Азии подтверждается рядом примеров. Так, надпись из Миры в Ликии указывает на лиц, ухаживающих за гробницей и имеющих право проживать в небольшой постройке на территории сада Ibid. P. 121. Эпитафия из Миры конца второго - начала III в. н.э. содержит в себе упоминание постройки, возведенной напротив погребального сооружения, жильцам которой было поручен уход за садом и самим монументом Ibid. P. 121. Вышеупомянутая гробница из Апатейры также, вероятно имела хранителя - в 5 строка надписи на гробнице содержала термин phylax (с греч. - «охранитель») Ibid. P. 121. Наличие хранителей погребальных сооружений и сада не только подчеркивало священную природу второго, но и подразумевало определенную форму обязательств живых перед мертвыми.

При этом должность хранителя могла быть добровольной. Так, надпись Ариканды из Ликии свидетельствует, что раб по имени Зосимос - автор надписи - добровольно установил алтарь, чтобы почтить память своей возлюбленной Ibid. P. 121. При этом, Зосимос называет себя “мнзмьдпхлпт” Chaniotis A. Epigraphic Bulletin for Greek Religion. Kernos, 2012 P. 14 (от греч. “мнзмьухнп” - «мемориал», “дпхлпт” - «служащий»). Надпись из Патары, включает в себя упоминание “фбцьдпхлпт” Ibid. P. 14 (от греч. “ф?мцпт” - «гробница», “дпхлпт” - «служащий»), задача которого заключается в выдаче 500 динариев в год за уходом гробницы. Данная надпись свидетельствуют также, что должность хранителя гробницы могли занимать не только рабы, но и свободные в данном случае, участники культа. Подобная идея служения умершему в пространстве, принадлежащем последнему, находит параллели между идеей преемственности, характерной для жителей Апеннинского полуострова, при которой кремированные останки рабов или свободных слуг Cormack, 2004, 121 могли располагаться на территории, их хозяина/покровителя.

Выводы

Управление на территориях Малой Азии, земли которой к началу II в. н.э. были полностью подчинены Римской империи, не предполагало активного вмешательства во внутреннюю жизнь анатолийцев. Жители Анатолии, веками находившиеся под контролем таких государств, как Персия и Македония, успешно инкорпорировали политические, религиозные, культурные и социальные локальные особенности, при этом в значительной степени сохраняя собственную идентичность. Еще до прихода Александра Македонского, значительная часть Малой Азии была эллинизирована; с приходом римлян во второй половине II в. до н.э., греческий культурный элемент был воспринят в качестве традиционного. Со временем все римское было воспринято и интерпретировано анатолийцами в соответствии с опытом прошлых веков. Романизация анатолийского населения обнаруживала себя, в частности, в сфере архитектуры - местными жителями были восприняты архитектурные типы и элементы.

Наиболее традиционные представления - представления о загробном мире, выражающиеся посредством погребальной архитектуры, в период Империи обнаруживали определенные параллели между римским и анатолийским миром. Однако существенное отличие заключалось в масштабе погребального культа. Для Малой Азии характерен процесс героизации местной элиты, предпосылки для которого можно наблюдать еще в первой половине I тысячелетия до н.э. Соотнесение фигуры представителя аристократии конкретного полиса с образом героя, свойственное для эллинизма - фактор, определивший вектор развития культа мертвых в период Империи. В римское время, понятие «герой» практически отождествлялось с термином «умерший», а героизации было удостоено значительное количество представителей местных элит.

Погребальная постройка, посвященная герою - героон - сочетает в себе две функции - погребальную и ритуальную, не подразумевает закрепления за собой определенной архитектурной формы, а также определенного места. В разных городах Малой Азии, герооны, будучи включенными в городскую среду или находясь за пределами поселения, играли важную роль в его репутации. Вследствие этого, с одной стороны, при строительстве героонов особенно важным являлось поддержание локальных традиций. С другой стороны, они были открыты для новых архитектурных и декоративных интерпретаций.

Эта тенденция не могла обойти стороной и авторов мавзолея Гюмюшкесен - памятника, являющего лучшую сохранность среди античных монументов Милас. Этот город, до 350-х гг. являвшийся столицей Карии, продолжал оставаться важным центром во время Империи. Мавзолей Гюмюшкесен, изначально находившийся, по всей видимости, в пространстве ритуального сада, по своим чертам (совмещенной погребальной и ритуальной функции, расположения, масштабу и изысканности исполнения) а также в силу определенного социокультурного контекста, вероятнее всего не стал исключением и может быть интерпретирован в качестве героона. Отражая погребальные традиции Анатолии времени Империи по своему назначению, по своей архитектурной и декоративной трактовкам, мавзолей Гюмюшкесен являлся сложным синкретическим явлением. Именно эти две составляющие - архитектура и декор монументальной гробницы из Милас, будут рассматриваться нами в следующих главах.

Глава II

2.1 Генезис культовых форм мемориальной архитектуры

Мавзолей Гюмюшкесен представляет собой постройку, состоящую из трех основных частей - подиума, перистиля и завершения в виде пирамиды. В силу этой конструктивной организации, гробница из Милас относится к так называемому типу “maussolleia” Далее - «тип Мавзолея», описанному Л. Новаковой Novakova, 2018, 188. Данный тип является вариацией внутри группы гробниц-храмов Термин используется Т. Кишбали. (Кишбали, 2016, 171) (temple-like tombs), которые, в свою очередь, относятся к широкому кругу отдельно стоящих мемориальных сооружений (free-standing tombs).

Отдельно стоящие погребальные сооружения, наиболее ранние из которых принадлежат VI в. до н.э., наряду со скальными гробницами и более древними тумулусами, на протяжении многих веков составляли основной ландшафт погребальной архитектуры Малой Азии. Одни из наиболее древних типов погребальных сооружений - тумулусы - использовались по крайней мере с IX - VIII вв. до н.э. и представляли собой курганы, внутри которых размещалась погребальная камера, не предполагавшая изначального доступа к ней [2.1]. Тумулусы, предполагавшие возможность прохода во внутреннее пространство с помощью коридора - дромоса появятся в более позднее время.

Скальные гробницы, получившие широкое распространение в IV в. до н.э., в первую очередь, в Ликии и в западной части Карии, стали закономерным явлением в процессе освоения горной породы. В качестве истоков скальных гробниц, как это ни странно, следует рассматривать скальные рельефы хеттского времени, к примеру, рельефы из святилища Язылыкая близ Хатуссы, возможно включавшего в комплекс погребение хеттского царя Тудхалии IV Zannger E. & Gautschy R. Celestial Aspects of Hittite Religion: An Investigation of the Rock Sanctuary Yazэlэkaya // JSA 5.1, 2019. P. 10 [2.2, 2.3]. Осознание возможности использования горной поверхности в качестве материала привело к созданию в его пространстве монументальных форм и, как следствие, к возникновению скальных фасадов. Эти объекты, в частности, получили распространение во Фригии в VIII - VI в. до н.э. Они представляли собой обработанную скальную поверхность, стилизованную под фасад фригийского мегарона. Скальные фасады предполагали проведение рядом с ними ритуальных обрядов. Один из наиболее известных объектов рассматриваемого типа - монумент Мидаса VIII - VI вв. до н.э. https://turkisharchaeonews.net/site/yaz%C4%B1l%C4%B1kaya-midas-monument [2.4]. Примечательно, что данный объект имел культовую и мемориальную функции, являясь местом поклонения фригийской богини-матери Кишбали, 2016, 114, а также местом почитания легендарного правителя (или группы одноименных правителей). Превращение ниши фригийских скальных гробниц, имитирующей вход в проем, ведущий в погребальную камеру с одним/несколькими саркофагами с клине, привело к появлению скальных гробниц. Скальные гробницы, использовавшиеся по крайней мере с VII в. до н.э. были «генетически» связаны с имитацией архитектурных форм и культовым предназначением. Неизбежным результатом этого стала их стилизация под храмовую архитектуру.

Использование храмовых форм в погребальной архитектуре - прием, заключающий в себе, кроме сакрального смысла, довольно наглядный репрезентативный аспект. Проблема того, когда именно в пространстве отдельно стоящих гробниц произошло обращение к культовым постройкам остается открытой, однако это явление не стоит связывать с прямым влиянием со стороны скальных гробниц. Необходимо отметить, что вышеуказанное типологическое разделение не предполагало изолированного развития в рамках конкретных типов. Так, границу между тумулусами и отдельно стоящими надземными монументами размывали так называемые «укрепления лелегов» [2.5] - курганов, сооруженных из щебня Ibid. P. 152; ликийские столбовые гробницы-саркофаги - могли иметь общий с монументальными гробницами архитектурный элемент в виде подиума [2.6]. Совмещение нескольких стилистических аспектов не являлось исключением.

Так или иначе, в результате применения культовых форм в пространстве отдельно стоящих монументов стал тип “temple-like tombs”. Постройки данного типа представляли собой структуру, состоящую из нижнего яруса, подиума, среднего, состоящего из колоннады и антаблемента, имитирующего различные варианты храмовой архитектуры (храм в антах, простиль, амфипростиль, периптер, псевдопериптер), а также завершения в виде двускатной/пирамидальной крыши. При этом в рамках данного типа построек верхний ярус мог быть редуцирован.

Одним из первых сооружений этого типа стала гробница Кира Великого, датируемая 530-ми годами до н.э. [2.7] Она была создана на территории современного Ирана в Пасаргадах - первой столице Ахеменидской державы. Монумент состоит из двух частей - подиума в виде пирамиды, состоящего из шести (в подавляющем большинстве гробниц последующих лет ступени будут редуцированы) а также прямоугольной в плане постройки с двускатной крышей, образующей целлу - элемента, воспроизводимого по греческим образцам.

В качестве погребальных построек, в значительной степени повлиявших на распространение данного типа на анатолийских территориях, принято считать упомянутые выше памятники первой половины IV в. до н.э. - монумент Нереид в Ксанфе [2.8], героон Перикла в Лимире [2.10], а также Мавзолей Novakova, 2018, 197 [2.12]. В результате этого утверждения, которое принадлежит Ч. Ньютону, в последующих трудах три указанных памятника будут неразрывно связываться друг с другом. Гробница Эрбины в Ксанфе, при этом, зачастую воспринимается как сооружение, подготовившее почву для постройки в Галикарнасе.

Ориентирами для монумента Нереид и героона Перикла стали греческие постройки - храм Афины-Ники [2.9] и Эрехтейон [2.11] соответственно. Мавзолей до недавнего времени считался воплощением нового типа погребальной архитектуры, который возник в середине IV в. до н.э. в результате синтеза «карийского», «греческого» (храм Артемиды в Эфесе) и «восточного» (пирамиды) Henry, 2013, 81. Создание нового типа связывалось с явлением «ионического Возрождения» на территории Карии времени правления династии Гекатомнидов, сопровождавшегося ростом экономики и политического веса данного региона. Отличительной конструктивной особенностью этого типа стала оформленная в виде пирамиды кровля Newton, 1862, а также план, близкий к квадрату. Утверждение Ч. Ньютона о том, что постройки, созданные позже Мавзолея - в эпоху эллинизма и в римское время, обнаруживающие сходства с его конструкцией, в большей или меньшей степени являются имитацией Галикарнасского мавзолея, в конечном счете привело к появлению термина “maussolleia type”.

2.2 Истоки типа “maussoleia”

В качестве аналогов для определенных частей гробницы Мавсола рассматривались храм Артемиды в Эфесе, египетские пирамиды. Однако, в результате археологических находок недавних лет есть основания полагать, что до Мавзолея в Карии предполагалось создание по крайней мере двух сооружений с аналогичной структурой.

Первая из этих построек - упомянутая в первой главе исследования Узун-Юва Название постройка получила из-за гнезда аистов на вершине колонны, надстроенной над структурой в более позднее время. Примеч. автора в Миласах [см. илл. 1.21], долгое время считавшаяся подиумом, на котором ранее находился храм. Первым ученым, предложившим иную интерпретацию структуры, а именно - мемориальную стал Ф. Румшайд. В статье 2010 года Rumscheid, 2010, 69-121 археолог приводит план сохранившейся части постройки, а также отдельные ее фрагменты. В результате подробного анализа архитектурных и декоративных (таких, как сима) элементов Ф. Румшайд приходит к выводу о том, что Узун-Юва являлась своего рода прото-Мавзолеем, строительство которого было начато Мавсолом до перенесения столицы в Галикарнас. Примечательно, что согласно Ф. Румшайду, структура из Милас, так же, как и Мавзолей была возведена на террасе около 130 х 90 м, а длины сторон подиума - 32.6 х 39.2 м могут быть сопоставимы с аналогичными параметрами гробницы в Галикарнасе, являющими соотношение 32.5 х 38.5 м Ibid.. Ф. Румшайд предполагает, что проект был заброшен, следовательно, само мемориальное сооружение не использовалось по назначению. Однако в 2013 году в результате разграбления Узун-Юва под подиумом была открыта погребальная камера, в которую вел дромос с ложным сводом, составляющий около 8 метров в длину [2.13, 2.14]. Внутри погребальной камеры находился саркофаг, декорированный рельефами. Факт того, что погребальная камера Узан-Юва была задействована, стал причиной научной полемики вокруг структуры. Большинство ученых склонно считать, что саркофаг принадлежал отцу Мавсола - Гекатомну, следовательно, была воздвигнута после его смерти в 370-360-х гг. Henry, 2013, 88; Novakova, 2018, 190 Другие, в частности, Оливье Анри в качестве усыпальницы карийского династа рассматривают скальную гробницу Бербер-Ини, находящуюся неподалеку от Милас Henry O. Hekatomnos, Persian Satrap or Greek Dynast? The Tomb at Berber Эni // Hellenistic Caria. Bordeaux, 2010 P. 103-120., а структуру Узун-Юва связывают с другим представителем династии Гекатомнидов - братом Мавсола Идреем. В случае, если Узун-Юва действительно была создана при Гекатомне, своим конструктивным решением она могла бы стать для архитекторов Мавзолея - Пифея и Сатира - более вероятной моделью, чем монумент Нереид Henry указ. Соч. с. 88. Во всяком случае, велика вероятность того, что структура в Миласах являла/должна была принадлежать к тому же типу, что и постройка в Галикарнасе.

В окрестностях Милас сохранились руины еще одной постройки, датирующейся более ранним, нежели IV в. до н.э. временем. В Бечине, в 3 км к югу от Милас под руинами крепости сельджуков находится постройка, полностью выполненная из мрамора Там же, с. 81 [2.15]. Она датируется последней четвертью VI в. до н.э. и до недавнего времени интерпретировалась как некогда мавзолей Гюмюшкесен и Узун-Юва - в качестве храма Зевса Карийского. От постройки поздней архаики сохранилась часть подиума, а также две камеры [2.16]. Они были открыты вместе с постройкой в 1971 году и рассматривались в качестве частей фундамента храма, задачей которых было выравнивание грубой горной породы, на которых была возведена постройка A. Akarca, 'Becin', Belleten 137, 1971. Однако впоследствии, в структуре был обнаружен дромос, ведущий к западной камере Henry указ. Соч. с. 87. Схожая структура камер позволила О. Анри выдвинуть предположение о том, что восточная камера была соединена с западной камерой подобным дромосом. Такая организация внутреннего пространства схожа с планировкой некоторых тумулусов, а также других гробниц и образует переднюю камеру - своего рода «прихожую» и саму погребальную камеру. Свидетельством этого является так называемая «Построенная гробница» (Built tomb) в Лабрандах IV в. до н.э. [2.17]. Однако, в структуре из Лабранд площадь погребальной камеры превышает площадь прихожей, а сами камеры перекрыты полуциркульным ложным сводом.

Немаловажную роль в гипотезе О. Анри о том, что поздне-архаическая структура в Бечине имела погребальную функцию, сыграла трактовка верхней части камер [2.18]. Горизонтальные плиты крыши каждой из камер поддерживало три поперечные балки [2.19]. Этот прием был свойственен погребальной архитектуре Карии и был применен в более чем 20-ти гробницах V - IV вв. до н.э., в том числе, в Галикарнасском мавзолее Ibid. P. 87. Подобная организация верхней части погребальной камеры, только с использованием вертикальных опор, была использована и в мавзолее Гюмюшкесен [2.20].

Необходимо отметить, что сам мотив пирамиды, примененный в Мавзолее, не являлся новым элементом для погребальной архитектуры Малой Азии. Появление данного элемента на территории Анатолии изначально связано с персидской архитектурой. Так, одной из первых построек с использованием пирамидальной структуры является рассмотренная выше гробница Кира в Пасаргадах [см. илл. 2.7], ставшая ориентиром для так называемой гробницы-пирамиды в Сардах [2.21]. Примером использования пирамидального завершения может стать так называемая «Таш Куле» (от тур. «каменная башня» Кишбали, 2016, 158) в городе Эолиды - в Фокее, построенная на рубеже VI - V вв. до н.э. Указ. Соч. С. 158 [2.22] Она состоит из двух основных объемов, нижнего в плане прямоугольного и верхнего кубического, расположенного в северо-западной части постройки. Переход между двумя объемами, а также завершение верхнего объема выполнено в виде пирамиды.

Согласно О. Анри, последняя четверть VI в. до н.э. была отмечена временем расцвета Карии, о чем свидетельствуют архитектурные объекты поздней архаики (из Лабранд, Евромоса, Милас, его окрестностей и др.) Henry, 2013, 89. Несмотря на тесные связи с Грецией, в Карии был разработан/существовал местный тип священного памятника - героона, посвященного правителю, воплощением которого стала постройка в Бечине Ibid. P. 89. При этом, О. Анри связывает семантику структуры в Бечине с герооном Перикла. . После поражения, нанесенного карийцам армией персов, область пережила ряд серьезных потрясений, чем объясняется отсутствие крупных построек в V в. до н.э. Только во время династии Гекатомнидов (390-330 гг. до н.э.) карийцам удалось достичь экономического роста, который привел к возобновлению интенсивного строительства на территориях региона. Ионический «Ренессанс», таким образом, был связан не только с созданием храмов и святилищ по образцу архаических моделей из Ионии, но и с обращением к местным образцам. Следовательно, Галикарнасский мавзолей, ранее интерпретировавшийся в качестве воплощения идеи создания карийской самоидентичности, основанной на греческих, египетских и ликийских образцах, вероятнее всего, наряду с Узун-Юва являл собой возрождение существовавшей ранее традиции, воплощенной двумя веками ранее в Бечине Ibid. P. 90. К этому же типу может быть отнесена и так называемая “Built tomb” в Лабрандах. Примеч. автора.