Трансформация медийного образа Шерлока Холмса под воздействием массовой культуры

Первый же рассказ, который дал толчок практически всем последующим пастишам, на самом деле лишь соединение всё того же Эдгара По и крайне идеалистических взглядов на брак Дойла - «Скандал в Богемии». Поиск компромата повергает в ужас плохой продуманностью. Каким образом женщина, которая знает, что за ней следят, а дом постоянно обыскивают, приводит в дом незнакомого человека, да ещё и не проверяет, насколько он реально ранен? Почему кладёт его именно в той комнате, где тайник, и как Холмс мог на это рассчитывать? Почему тайник не обнаружили при обыске? В «Похищенном письме» (это далеко не единственный раз, когда Дойл будет его копировать) всё заканчивалось обнаружением крайне хитроумного тайника. В «Скандале» слишком много элементов, которые никак не могли бы совпасть в реальной жизни, тем более у человека, который ждёт нападения, чтобы считать рассказ остроумным. Самым странным выглядит сам повод шантажа. Связь королевской особы с женщиной не является поводом для разрыва помолвки. Тем более, что фото, даже с подписью, не доказывает чего-то непристойного. Лишь в чересчур правильном мозгу Дойла могла возникнуть идея, что отсутствие девственности у жениха может послужить к разрыву отношений. Дойл был склонен к сказочности в тот период и короли, и королевы представлялись ему чем-то из рыцарских времён, к которым он так и будет тяготеть в своих исторических романах. Но, как и всегда с холмсианой, не важно, что закладывал автор, важнее, что прочитал читатель. В реальности чувства принцессы при династическом браке мало бы учитывались, важнее было бы мнение её родителей, и они разорвали бы предстоящий выгодный брак, если бы только посчитали, что подобный брак приведёт к скандалу. Наличие любовниц (даже в браке) к такому скандалу бы не привело, а вот сексуальные перверсии жениха, о которых могло стать известно газетам, вполне. В этом разрезе абсолютно по-иному звучат слова Адлер о том, что ей не привыкать переодеваться в мужское платье, которые Дойл, скорее всего, наивно вставил, намекая на её театральное прошлое.

Из трёх первых произведений о Холмсе, все - о любви. В первой книге про странную любовь Люси Ферье и Джефферсона Хоупа. Во второй - любовь Уотсона и Мэри Морстон. В третьей - восхищение Холмса перед умом и красотой Ирэн Адлер. Ума женщина, которая выдала свой тайник, не проявляет, а в тексте ещё и сказано, что Холмс не влюблён в неё, однако Ирэн в сознании читателей и продолжателей становится версией Холмса в юбке, да ещё и с криминальными наклонностями. Человеческий ум склонен к легкому восприятию дуализма: добро-зло, мужчина-женщина. Двух человек Холмс признаёт равными себе: это Ирэн и Мориарти. И оба отлично занимают вторую сторону монеты: если Холмс на стороне добра, то Мориарти на стороне зла, если Холмс за законы, то Ирэн может их нарушать. На самом деле реальный дуализм есть только с Мориарти, его Дойл ввёл исключительно для того, чтобы Холмс и Мориарти уничтожили друг друга, как противоположно заряженные заряды с одинаковой массой. Что же до Ирэн, она больше не появляется ни в одном произведении (в отличие от короля Богемии, который упомянут, как человек, презентовавший дорогую табакерку). Однако, общественное мнение уже связало вместе Холмса с Ирэн.

Она появляется в ряде кинокартин (например, «Звезда оперетты» (1991 г.) режиссера Петера Шашди или «Шерлок Холмс в Нью-Йорке» (1976 г.) кинокомпании 20^th Century Fox), которые не являются экранизациями рассказов, а придумывают собственную историю. То, что Ирэн является оперной певицей, позволяет добавить к повествованию ещё один готический элемент - оперу как место действия. Довольно часто возникает мотив, что Ирэн - единственная женщина, с которой мог бы построить отношения Холмс, а так как её он получить не может, то отношения не строит ни с кем. Интересно то, что не только в кино, но и в достаточном количестве известных пастишей не существует демонстрации любовных или сексуальных отношений между Холмсом и Уотсоном. Даже если не рассматривать времена, когда гомосексуальная связь была запрещена для демонстрации, то таких произведений нет и в наше время. Видимо, отношения двух мужчин, которые живут вместе на протяжении многих лет, ведут общее хозяйство и не имеют с определённого момента сексуальных контактов с женщинами, кажутся настолько очевидными, что для этих отношений придумывают иное обоснование, хотя бы для того, чтобы быть оригинальными. Наиболее близко к демонстрации гомосексуальности Шерлока подошли в фильме «Частная жизнь Шерлока Холмса» (1970 г.) режиссера Билли Уайлдера. Фильм подвергался критике за то, что в нём демонстрировались голые женщины в кровати Холмса, что лишний раз свидетельствует об экстраординарной сакрализации образа Холмса. Но помимо намёков на возможность гетеросексуальных отношений, в фильме слова о возможном характере отношений между Холмсом и Уотсоном звучат довольно прямо. Холмс врёт оперной диве (видимо, снова намёк на Ирэн), которая хочет родить от него ребёнка, о том, что у него интимные отношения с Уотсоном. Как говорил Уайлдер в документальном фильме «Целлулоидный шкаф» (1995 г.), он хотел на самом деле дать понять, что желания Холмса именно таковы: «Я должен был проявить больше храбрости. У меня есть теория. Я хотел, чтобы Холмс у меня был гомосексуален и не признавался в этом никому, может быть, даже самому себе. Бремя этой тайны -- причина, по которой он принимал наркотики» Тысяча и одна жизнь Шерлока Холмса // РИА Новости URL: https://ria.ru/20121201/785965762.html (дата обращения: 03.02.2020). Но всё опять же свелось к очередной реинкарнации Адлер и к верности любви на всю жизнь. Можно вспомнить и фильм Барри Левинсона «Молодой Шерлок Холмс» (1985 г.), где любовь в шестнадцать лет и погибшая возлюбленная Шерлока должны объяснить вечное соблюдение целибата.

Так или иначе, «Скандал в Богемии» лишён готических черт, однако сексуальная тема, тем более, которая в отношении Холмса появится лишь однажды, обеспечила рассказу долгое будущее.

Следующие два рассказа отличает скорее остроумие, чем запутанная история. В «Союзе рыжих» (1891 г.) хозяина пытались выставить из лавки, чтобы сделать подкоп, а в «Установлении личности» (1891 г.), пользуясь слепотой девушки, её отчим выдавал себя за её возлюбленного. В обоих рассказах есть нелогичности, так Союз распался на сутки раньше, чем стоило бы, что и заставило хозяина предприятия нервничать и обратиться к детективу. Ну, и как во всех этих сюжетах, которые Дойл будет использовать много больше одного раза, преступники привлекают слишком много внимания вместо того, чтобы придумать менее оригинальный способ. То же и с девушкой из «Установления личности» - можно сказать, что Холмс терпит поражение, так как не только не пресекает подлые действия отчима, но и не собирается ставить в известность свою клиентку (кстати, на основе этого рассказа можно построить целую теорию о том, какого невысокого мнения Дойл был об интеллектуальных способностях женщин), а ко всему, нет никаких гарантий, что у хорошо для своего класса обеспеченной девушки не появится новый поклонник, который вытеснит из её сердца пропавшего возлюбленного. Но оригинальность этих рассказов, несхожесть их ни с чем виденным (или же схожесть с чем-то малораспространённым), поражала воображение публики.

Наконец Холмсу выпадает возможность расследовать убийство. Тут два мотива, один из которых был использован в «Знаке четырёх», второй - использован впервые, но будет повторяться в холмсиане раз за разом: это грехи прошлого настигают человека, вернувшегося из колоний, и шантажист, который знает о преступлении. Как и во всех этих случаях, очень сложно объяснить, почему человек, который был запятнан иногда и в убийстве, не пытается убить шантажиста сразу. Тут можно наблюдать за ещё одним воззрением Дойла - верой преступника в то, что английский сыск более искусен и им не уйти от наказания. Обратим внимание и на то, что пока Дойл не готов браться за криминальные сюжеты, если они не заканчиваются обязательной свадьбой, так и в этом рассказе, хотя убийство состоялась именно для того, чтобы свадьбу расстроить, сын шантажиста и дочь убийцы собираются под венец.

«Человек с рассечённой губой» (1891 г.) является уникальным для Дойла рассказом, действительно интересный сюжет, полное непонимание читателя, что происходит, и внезапная развязка. Больше подобного сюжета Дойл практиковать не будет, это действительно жемчужина. Вызывает сомнение, что кто-то может собирать громадные деньги в Лондоне, просто нищенствуя. И что попрошаек не контролируют уличные шайки. Но сам по себе сюжет, когда подозреваемый и является человеком, в чьём убийстве его подозревают, будут использовать другие писатели, но сам Дойл лишь косвенно, в «Долине ужаса» (1915 г.). Ко всему, тут есть описание опиумного притона. В пародии в сериале «Симпсоны» используют в холмсиане (Холмса играет Лиза Симпсон) как раз эпизод с опиумным притоном. Это ещё одно культурное заимствование, которое Дойл сделал, скорее всего, ненамеренно, так как викторианский Лондон связывали с опиумом и до того из-за книги Томаса де Квинси «Исповедь курильщика опиума» (1822 г.), а вот Опиумные войны, что примечательно, практически не оставили следа в культурном представлении о девятнадцатом веке. Так Дойлу удалось ещё раз вписать в себя в представление об эпохе.

А вот мотив из «Голубого карбункула» (1892 г.), когда украденную драгоценность прячут в неподходящем для этого месте, Дойл использует ещё раз. Рассказ «Шесть Наполеонов» (1904 г.) пользуется большим успехом, но начало ему было положено в «Голубом карбункуле». Остановимся здесь ради того, чтобы обратить внимание - Холмс снова простил преступника. Мало того, он читает целую лекцию о том, почему надо прощать грехи и что, если бы он упёк вора в тюрьму, тот бы навсегда остался бы вором. То, что Холмс в первых рассказах частенько выполняет роль не только Справедливости, но и подменяет Правосудие, делает его фигуру более мифологической, возводит его в ряд олимпийцев.

Сам Дойл считал рассказ «Пёстрая лента» (1892 г.) лучшим в сборнике Миллер, Рассел. Приключения Конан Дойла. - М.: КоЛибри, 2012, - 43 с.. Его действительно чаще экранизируют, и он обладает большим драматическим потенциалом. Иной вопрос, почему умершую девушку не проверили на наличие ядов, учитывая, что её отчим уже сидел за убийство, а в доме должно было быть немало привезённых с востока вещиц. Но это тоже одна из особенностей Дойла, не понимать врождённого недоверия англичан к выходцам из колоний. Впоследствии его защита несправедливо обвинённого в убийстве скота Элдаджи будет частью этого космополитизма, который при этом мог у него уживаться с шовинистическим патриотизмом. Ещё одной особенностью рассказа является то, что пусть эпизодом, но тут промелькнул самый худший элемент, который появится в холмсиане - преступник заранее предупреждает о преступлении. Он приходит к сыщику и угрозами заставляет его держаться подальше, что только заставляет сыщика сильнее стремиться предотвратить готовящееся преступление. Необыкновенное количество допущенных Дойлом ошибок из-за незнания им повадок змей, заставило породить версию, что мисс Стоунер убила отчима раньше и никакая змея по шнуру не ползла, а уехать двадцатишестилетняя женщина из дома не могла потому, что отчим подвергал сестёр сексуальному насилию, что и привело к смерти первой близняшки.

Можно предположить, почему «Пёстрая лента» названа «лучшим» рассказом. Это очень напряжённое и абсолютно готическое повествование, когда присутствует и сидение в темноте, и невидимая опасность. А ко всему, это один из первых рассказов, который был превращён в пьесу, которую многажды раз показывали на сцене, ещё при жизни Дойла. Когда мы смотрим на то, какие именно произведения выбирают для постановок, то можем уверенно утверждать, что обязательно выберут наиболее готические.

Следующий рассказ «Палец инженера» (1892 г.), с одной стороны, обладает хорошим готическим элементом - человека везут туда, куда он не знает. Хотя готические элементы обычно пытаются преподносить списком и ссылаться при определении готики на использование данных элементов в уже признанных готических произведениях, на самом деле есть несколько особенностей, которые помогают определять готический элемент даже в случаях, если он никогда раньше не использовался в других произведениях - это темнота, неизвестная опасность, возможное романтическое наполнение предстоящей тайны. Но у тайны оказалось на редкость прозаическое наполнение - подделка денег. Да и Холмс прибывает слишком поздно, когда уже нечего расследовать и все улики сгорели.

«Знатный холостяк» (1892 г.) не обладает ни остроумием развязки, ни готической атмосферой. Свадьба расстроена от того, что невеста встретила прежнего жениха и сбежала с ним. Снова любовная линия, смешное противостояние Холмса и Лестрейда, так как Лестрейд обычно появляется в случаях, когда надо заткнуть появившиеся лакуны сюжетом «не верящий Фома и посрамление не верящего».

В «Берилловой диадеме» (1892 г.) мы опять сталкиваемся с мультяшным аристократом, что, возможно, является свидетельством того, что Дойл ещё не достиг высот в обществе и аристократов представляет достаточно скудно. Хотя аристократ должен быть обеспечен, он почему-то закладывает украшение, являющееся национальным достоянием. А вор крадёт его, не думая о том, что продать «народное достояние» на самом деле невозможно. Обстановка очень похожа на «Лунный камень» Уилки Коллинза (1868 г.). Есть юноша и девушка, юноша влюблён в девушку, присутствует мотив молчания, чтобы не предавать возлюбленную, замешанную в преступление. Рассказ не пользуется успехом, но на самом деле у него хороший потенциал для холмсианы. Этой версии нет в сети, выдвинем свою. То, что аристократ даёт в залог именно национальную реликвию, больше всего похоже на классическую подставу, когда вещь похищают и не сохранивший залог должен выплатить всю сумму вещи, таким образом человек возвращает себе и свою вещь, и получает её полную цену. Тогда и понятно, как за пару минут возлюбленному удаётся уговорить девушку предать дядю (он уговаривал её так поступить при удобном случае много раньше), как преступник решился на похищение (всё было согласовано с владельцем), почему аристократ обратился именно к этому банкиру (именно за его племянницей ухаживал друг аристократа, ведь преступник - вполне светский человек).

В этом и интерес холмсианы. Всё то, что убило бы другое произведение, на самом деле может сложиться в совершенно иную картину, причём внутренне непротиворечивую. И это самое странное в произведениях Дойла. Он не закладывает второе дно и никогда не пытался этого делать. Но при этом его книги вполне могут это второе дно иметь. И предполагая, что Уотсон написал не всё, читатель вступает в постмодернистскую игру, которая действительно существует, но без желания автора.

Последний рассказ сборника «Медные буки» (1892 г.) можно назвать ещё одним маленьким шедевром. Он полон готических элементов - заброшенный в глуши дом (чтобы подчеркнуть его уединённость, Холмс говорит о том, что в домах загородом и происходят все самые опасные события), заброшенное крыло, таинственный пленник, волосы такие же, что остригла героиня, загадочное поведение хозяев и неясные угрозы. Почти никто не обращает внимание, что Виктория Хантер является второй Ирэн Адлер, иными словами Холмс проявляет к ней интерес, он впечатлен её рассудительностью и манерами, когда она приходит на приём, а в конце Уотсон с сожалением замечает, что более Холмс Викторией не интересовался, видимо, предполагая, что первые страницы могут дать пищу для подобных предположений. Повествование завершает круг, и как первая женщина не увлекла Холмса, так и последняя.

Всякий раз, завершая очередное произведение о Холмсе, Дойл больше был не намерен возвращаться к персонажу. Но проблема заключалась в том, что Дойл стал известным писателем исключительно благодаря обаятельности Холмса. За свои другие книги он станет получать сдержанную похвалу, но только потому, что уже будет известным писателем. Сейчас, более ста лет спустя, очевидно, что другие его произведения практически забыты. Временами используют не столько сюжеты, сколько локации из «Затерянного мира» (1912 г.) и «Маракотовой бездны» (1927 - 1929 гг.), но только специалисты могут сразу сказать, чьё именно произведение было использовано, широкая публика, как правило, эти произведения не знает. В то же время книги про Холмса стоят на полках в любых книжных магазинах.

Второй сборник «Записки о Шерлоке Холмсе» появился потому, что Дойл запросил совсем нереальные деньги за новый цикл рассказов, 1000 фунтов, а журнал «Стрэнд» неожиданно согласился Doyle, Steven, Crowder, David. Sherlock Holmes for Dummies. - For Dummies, 2010, -14 с..

Не стоит так подробно разбирать все рассказы, как это было сделано с первым сборником, отметим наиболее значимые. Прежде всего, «Жёлтое лицо» (1893 г.). Это манифест против расизма, при том, что Дойлу удаётся предварительно создать ужас перед неживым жёлтым лицом. Мотив с женщиной, которая скрывает своего чернокожего ребёнка, впоследствии используют в советском фильме Григория Александрова «Цирк» (1936 г.).

Интересны рассказы «Глория Скотт» и «Обряд дома Мэсгрейвов» (1893 г.). Первый рассказ интересен исключительно тем, что он открывает дверь в прошлое Холмса и мы встречаемся с единственным его другом - Виктором Тревором. В то же время сам рассказ не представляет собой интереса, так как является всё тем же старым рассказом про шантажиста и преступления вне Англии, а также про предупреждение, полученное по почте. Единственное расследование, которое проводит Холмс - чтение письма с довольно простым шифром. В «Обряде дома Мэсгрейвов» очень интересные поиски клада. Но с одной стороны они чересчур сильно похожи на «Золотого жука» Эдгара По (1843 г.), а с другой страдают от внутренних противоречий. Старинная корона спрятана в подвале, даже не зарыта. Люк в полу подвала обозначает железное кольцо на плите. Совершенно незачем придумывать карту-шифр, чтобы потом спрятать сокровище в том месте, какое в первую голову будут обыскивать враги. Странно ведущая сюда служанка тоже напоминает «Лунный камень» Коллинза. Впрочем, этот рассказ, несомненно, послужил источником вдохновения для повести «Бронзовая птица» А. Рыбакова (1956 г.).

«Горбун» (1893 г.) оказывается достаточно близок как к «Убийству на улице Морг» (место преступления со странными следами), так и к «Знатному холостяку» (возвращается бывший возлюбленный героини).

«Случай с переводчиком» (1893 г.) -- это переработанный «Палец инженера». Присутствуют элементы поездки за город в неизвестность, внезапное появление женщины. Но тут мы уже, наконец, видим более деятельную даму, которая мстит за смерть брата.

«Последнее дело Холмса» (1893 г.) не является детективом как таковым. Всего лишь обозначен противник, от которого Холмс и Уотсон спасаются на континенте, а затем Холмс погибает, прихватив с собой преступника. Довольно интересно, что сыщик и преступник оказываются в одной водной могиле.

Дойл написал в своём дневнике: «Убил Холмса. Бедняга Холмс погиб навеки. Я получил такую его передозировку, что ощущаю по отношению к нему примерно то же самое, что к pate de foi gras, которым как-то объелся, -- меня до сих пор тошнит от одного его имени» Мишаненкова, Е. А. Шерлок Холмс. - М.: АСТ, 2015, - 72 с..

Главным произведением, которое необходимо нам для анализа, является «Собака Баскервилей» (1901 г.). Именно она выдержит бессчётные переиздания и экранизации. Роман в самом деле сильно отличается от всего, что написал Дойл и является несомненным шедевром. Даже при том, что ошибок в нём в разы больше, чем в любом другом произведении Дойла. И первое, и второе объясняется тем, что роман лишь отчасти принадлежит перу Дойла. Идея принадлежала корреспонденту «Дэйли Экспресс» Флетчеру Робинсону Bechtel, Stefan. Through a Glass, Darkly: Sir Arthur Conan Doyle and the Quest to Solve the Greatest Mystery of All Time. - St. Martin's Press, 2017, - 4 с.. Вместе с ним Дойл поехал на Дартмуртские болота изучать местность будущего романа. Так как требовался персонаж, который свяжет между собой все куски, проведёт расследование, то Дойл предложил временно «воскресить» Холмса, правда, так сказать, «задним числом», то есть Холмс не воскресал в полной мере, а события как бы произошли до его смерти. Дойл написал в «Стрэнд», предложив либо свою обычную цену по 50 гиней за 1000 слов, либо двойную, если произведение будет с Холмсом. О том, как ценился Холмс, и как остальное творчество Дойла, свидетельствует, что редактор сразу ухватился за предложение.

Хотя предполагалось, что соавторы будут равнозначны, книга вышла под фамилией Дойла, лишь с благодарностью Робинсону… за изложение легенды, но вовсе не за сюжет. В американском издании книги благодарность стала и того короче, а потом исчезла из книги напрочь и теперь только специалисты знают истоки происхождения самого знаменитого романа Дойла. Сам Робинсон умер через пять лет от тифа, что породило уже в наше время книгу-исследование с художественными допущениями «The Baskerville Legacy» (2011 г.) под авторством John O'Connell, где утверждается, что Дойл отравил Робинсона, чтобы не делиться с ним славой. Думается, пять лет - громадный срок, чтобы Робинсон успел предъявить свои права на книгу, если у него были какие-то доказательства.

Намного более интересным выглядит скандал в 1959 году, когда в газете «Дэйли экспресс» выступил человек по литературным имени-фамилии Генри Баскервиль, который был кучером Дойла и Робинсона во время их поездки в Норфолк (именно его полное имя соавторы взяли для отражения в тексте), и стал утверждать, что реальным автором книги был Робинсон, который выполнял для Дойла работу «литературного негра». Но намного интереснее ответ сына писателя Адриана Конан Дойла, который написал, что да, Робинсон предложил идею и разработал сюжетные линии, но всё отец писал сам.

Судя по всему, наименее реалистичной представляется версия Адриана. Сюжетные линии не свойственны Дойлу, и в сюжете мы видим не только две законченные параллельные линии (вторая законченная линия, это линия беглого Селдона, это совершенно не свойственно Дойлу, у него всегда одна линия Холмса плюс сюжетная линия истории-вставки, так построены все три из трёх остальных романа про Холмса), но и остатки непроработанных линий. А количество несообразностей в романе на несколько голов превосходит обычную небрежность Дойла.

Версий для холмсианы достаточно, «Собака Баскервилей» является самым идеальным произведением для постмодернистской игры. Перечислим те несоответствия, которые были отмечены фанатами Холмса в сети, а также в книге Пьера Байяра «Дело собаки Баскервилей» (2017 г.). Ни разу в тексте не появляется жена доктора Мортимера, а ведь ради этой женитьбы он бросил практику в Чаррингтонском госпитале (о чём сожалеет на приёме у Холмса). Причём не скажешь, что поторопиться со свадьбой заставила беременность невесты, так как о детях доктора не упоминается. Несомненно, это одна из начатых, но непроработанных линий. Степлтону нет никакого резона следить за приездом Баскервиля. Тем более нет смысла воровать у него башмаки: Холмс упоминает, что прислуга в отеле была подкуплена, но делать всё, чтобы тебя запомнила прислуга и лишь для того, чтобы похитить вещь, которую можно спокойно украсть, когда сэр Генри приедет в поместье - верх глупости. Скорее всего, эту линию выдумал именно Дойл, так как ему надо было дать читателям зацепку и сгустить туман тайны в начале произведения. И самое подозрительное - слежка. Если бы не было слежки, Холмс никогда не заинтересовался бы делом, которое основано исключительно на старинном мифическом предании. Тут чувствуется линия, которая была начата Робинсоном, но потом выброшена с середины за ненадобностью. Слежкой Степлтон лишь показывает, что опасения доктора не беспочвенны, слежка - худшее, что может сделать Степлтон. Практически все версии холмсианы гласят, что Степлтон не виновен, виновата жена, которая несколько раз берёт Баскервиля «на слабо»: присылает письмо, которое не может объяснить происходящее, но показывает, насколько слаб и глуп предупреждающий, подбегает к Уотсону и пытается «предупредить», причём опять же не объясняя причины, что лишний раз заставит человека не уехать, а остаться. Ну и, наконец, гарантий, что собака сумеет загрызть Баскервиля, никаких. Тот вполне может выжить. А если не выживет, то по болотам точно будет розыск, а следующий наследник стопроцентно попадёт под подозрение, так как доказать, что в ранах сэра Генри собачья слюна невозможно с современным героям уровнем медицины, а следовательно сэру Генри мог разорвать горло наследник и подделать отметины на теле под собачьи укусы.

Отметим и наши собственные наблюдения. Основываясь на посвящении Робинсону, практически все литературоведы пытаются провести генезис собаки к какой-нибудь конкретной легенде, мол, именно её и поведал Робинсон. Но почему-то никто не обращает внимание, что самой подобной легенды, как она представлена в романе, не могло существовать. Сэр Хьюго обещает свою душу тёмным силам, если он сумеет догнать и вернуть сбежавшую девушку, но условие не выполнено. Девушка, которая явно является невинной, а значит должна быть защищена от магии тёмных сил и может быть уничтожена только непосредственным воздействием, падает замертво, пробежав всего три мили. На сэра Хьюго нападает собака, хотя объяснений почему, нет. Она посланница дьявольских сил и пришла забрать обещанную Хьюго душу? Тогда почему она преследует других представителей семейства? Или она пришла наказать Хьюго за похищение девушки и божбу? Но тогда она не дьявольская, а вершащая справедливость. И всё равно это никак не объясняет, почему собака нападает на других членов семейства Баскервилей. Довершим всё ещё одной смертью от потрясения этой ночью - умирает один из гуляк, увидев, как сэра Хьюго пожирает собака. Ни у кого из пьяной банды нет ни винтовок, ни мушкетов, никто спьяну не нападает на чудовище, дожирающее их предводителя. Ни один из элементов легенды не похож на народную легенду. Больше это похоже на детскую страшилку про «чёрную руку». Монстр без мотивации, все в ужасе и именно описание чужого ужаса, который перечёркивает любую возможную мотивацию поступков, и составляет весь текст.

Очень похоже на то, что легенда была составлена Робинсоном, но Дойл выкинул из неё куски, чтобы она больше соответствовала его новой задумке. Обратим внимание на ещё одну линию, тень которой мы видим и в легенде, и которая не только не получила развития, но и практически невидима для экранизаторов. Это линия с местом действия. Читатели постоянно получают напоминания, что на месте нападения собаки стояли два столба-дольмена, по всем холмам разбросаны неолитические сооружения и деревни, а доктор Мортимер занимается их раскопками. На самом деле все эти элементы идеально подходят к сюжету «проклятие мумии», что не приходится сомневаться, мы видим руины прежней сюжетной линии.

Существующие две параллельные линии - это линия убийства, задуманного Степлтоном, а также линия убийцы Селдена и странного поведения Бэрриморов. Есть и ещё одна линия, которая, видимо, и должна была в первой версии романа быть линией, которая свяжет все брошенные куски. Это линия «духа болот», которого ночью видят на верхушке холма сэр Генри и Уотсон. Потом выясняется, что это Холмс, и потому подозрения Уотсона, который связывает его с обоими кусками недописанных линий, то есть со старинными руинами, и со слежкой, пропадают втуне. Слежка приписывается Степлтону, которому следить не было никакого резона, а руинами пренебрегают. Поведение Холмса тоже странно. Если он уже в начале прихода Мортимера знал, что, скорее всего, собаку спустил Степлтон, чего он ждёт несколько недель, проживая в Кумб Трейси или, временами, на болотах? Почему твердит, что они столкнулись с самым хитроумным преступником в их общей карьере?

Представляется очевидным, что Дойл понятия не имел, что именно он пишет. Наверняка он сам, как и все его современники, считал, что успех книги связан с успехом Холмса как таковым, что люди реагируют исключительно на знакомое имя. Но в наши дни, когда роман интересен и тем, кто не читал другие произведения с Холмсом, ясно, что роман в разы превзошёл замысел. Читатели видят в романе нечто между строк, наполняют его своими страхами и не хотят с ним расставаться.

После успеха «Собаки Бскервилей» Дойлу уже гораздо проще через два года было воскресить Холмса, тем более что ему обещали 45 тысяч долларов только за американское издание рассказов. После такого перерыва, после понимания, что Шерлок Холмс является одним из главных его произведений, можно было бы ожидать, что Дойл отнесётся более ответственно к рассказам. Но с первого же рассказа мы видим, что Дойл опять не вчитывается в окончательный вариант рассказов. Холмс после воскрешения убеждает, что скрывался три года ради того, чтобы враги сочли его мёртвым, и в то же время рассказывает, как полковник Моран точно видел, что Холмс выжил после Рейхенбахского водопада, да ещё и ждал ответного удара Холмса.

Таких ужасающих логических ошибок просто не может быть, если человек не допускает их в той или иной мере специально. И снова обращаемся к вопросу об автоматическом письме или о любой иной технике, которая позволяет не задумываться над тем, что человек пишет.

Если не брать мистические объяснения, то Шерлок - это продукт подсознания Дойла, потому и существует затаённое соперничество между автором и персонажем, когда автор не может поверить, что всё то, что он пишет полностью «в сознании» уступает тем строчкам, где сознательная деятельность специально глушится.

Рассказы позднего периода уже намного сильнее подчинены рассудку Дойла и выглядят более вымученными. Если в ранних рассказах существовало немало вставок, которые могли указать на развитие характера Холмса, то теперь «загадка Холмса» никогда не становится предметом рассмотрения автора. В ранних рассказах Холмс мог позволить себе отступления в прошлое или в пространные рассуждения, которые могли дать представление о его прошлом. Так замечание в «Медных буках» о том, насколько опасны домики в глуши, можно считать замечанием для нагнетания атмосферы, но можно и с полным правом законов холмсианы, которые понимают Холмса как реального человека, и вспомнить, что его родители были простыми сельскими сквайрами, счесть, что он говорит о себе, когда упоминает, что в сельской глуши никто не откликнется на крик ребёнка.

Теперь Дойлу мало быть Уотсоном при Холмсе, годы восхвалений упали на почву его обычной ни на чём не зиждущейся самоуверенности, теперь Дойл говорит, что, если и есть Холмс, это он сам Миллер, Рассел. Приключения Конан Дойла. - М.: КоЛибри, 2012, - 12 с.. С Уотсоном теперь довольно часто проводится фокус, когда тот сперва не может поверить, что Холмс пришёл к своим выводам посредством простой логики, а потом либо разочаровывается, либо неуёмно хвалит. В принципе, это не противоречит идее о реальности Холмса, так как человек, долго с ним проживший, должен уже попросту знать, насколько такие реакции льстят тщеславию сыщика. Забавно, что как раз реальные эмоции Уотсона и не описываются, только ожидаемые реакции, что позволяет поддерживать иллюзию.

На основе новых рассказов видно, какие проблемы начинают волновать Дойла. Например, появляется мотив «старший брат из ревности пытается убить младшего». Можно было бы счесть, что Дойл просто случайно выдумал хороший сюжет, который использовал в двух рассказах - «Случай в интернате» (1904 г.) и «Вампир в Суссексе» (1925 г.), но стоит обратить внимание, что для мальчика-жертвы из первого рассказа, Дойл выбрал собственное имя - Артур. Сам Артур не сталкивался со старшими братьями, так как сам был старше остальных детей, но вот что касается его семейной ситуации, то после смерти своей жены Туи Дойл женится второй раз на своей давней любви Джин Лекки. В отличии от кроткой Туи, Джин - женщина властная, артистичная и подверженная вере в собственные иллюзии. Она сразу отстранила сына и дочь от прежнего брака Дойла от дома. И учитывая страхи Дойла, прорывающиеся в рассказах, можно запросто предположить, что Дойл боялся, что дети от старого брака причинят вред детям от нового. Насколько это было реально - неизвестно, но характер Джин предполагает, что источником таких предположений была она.

Только один рассказ из поздних можно назвать тем, что ведёт читателя в глубины характера Холмса - это «Конец Чарлз Огастеса Милвертона» (1904 г.). Это не детектив, Холмс демонстрирует свою беспомощность перед шантажистом и решается пойти на преступление. Идея так понравится Дойлу, что Холмс ещё дважды попытается обчистить чужие дома и дважды его застанут - это «Сиятельный клиент» (1924 г.) и «На заслуженном отдыхе» (1926 г.). Причём во втором рассказе у Холмса есть сутки, чтобы найти трупы, но он ничего не может сделать, кроме как привести рассказ к неоправданной драме, где вместо улик достаточно обвинения в убийстве, от чего убийца сразу сбрасывает с себя маску, становится злобным монстром и пытается принять яд.

Стиль Дойла крайне узнаваем из-за постоянных наивных попыток выставить плохих персонажей ещё и как далеко не красавцев со зловещими взглядами. Одним из главных доказательств авторства «Собаки Баскервилей» является внешность дикаря и обезьяны у Селдона, неприятность в лице Степлтона и безвольность в лице Лоры Лайонс. Те, кто привык к стилю Дойла, могут угадывать убийцу просто по нелицеприятным характеристикам персонажей, которые даёт доктор Уотсон.

«Вампир в Суссексе» хорош хотя бы тем, что повествование начинается с попытки придать готическую атмосферу. Семейные тайны тоже являются частью готики, но вот южноамериканский антураж снижает тот драматизм, который всегда задавали готические элементы в холмсиане. А ко всему все поздние рассказы, которые вошли в «Архив Шерлока Холмса» сделаны по одной и той же схеме - шокирующие событие, Шерлок демонстрирует аналитический метод, как правило, на восхищающемся Уотсоне, затем следует расследование. Практически каждому рассказу в «Архиве» можно найти аналог среди ранних рассказов. Дойл стал повторяться. Ко всему, отсутствие логики, которое раньше можно было как-то объяснить с точки зрения игры с читателем, теперь тоже поддельно. В уже упомянутом «Вампире» первое шоковое событие, которое должно вызвать интерес, это письмо из компании по торговле чаем, которое запрашивает у Холмса существуют ли вампиры. Никаких внятных объяснений, почему клиент обратился в компанию по торговле чаем с вопросом о вампирах не только не существует, но и существовать не может. Если Дойл раньше действовал по наитию, то теперь он пытается шутить, в данном случае смешав казённый язык и средневековые суеверия. И эти шутки ужасно тяжеловесны и неуместны.

Подводя итог, стоит сказать, что Дойл лишь продолжил и развил идеи Эдгара По, осовременив Холмса. В его интерпретации Холмс противостоит миру, как любой гений, который не в состоянии вписаться в быт. Пока Дойл придерживается этого образа - человек, отлично вписавшийся в викторианскую Англию, но не порождённый ею, пока он использует для придания объёмности Холмсу черты таких одиозных личностей, как Оскар Уайльд, Холмс живёт. Но в какой-то момент Дойл начинает использовать Холмса для трансляции своих собственных взглядов, как в пропагандистском рассказе «Его прощальный поклон» (1917 г.), который является, по сути, не просто сиквелом всех приключений Холмса, но слабым рассказом, потерявшим всю атмосферу, эксплуатирующим штампы дешёвых шпионских триллеров.

К счастью, Холмса Дойл боится использовать для пропаганды своих спиритических взглядов. Роман «Страна туманов» (1926 г.), где для пропаганды использован второй популярный (хотя и не настолько, как Холмс) персонаж Дойла, как профессор Челленджер, поражает натяжками. Медиума, которого ловят во время сеанса, когда он притворялся привидением, оправдывают тем, что он находился в трансе под влиянием духов. К несчастью, Холмс не использован для второго верования Дойла - веры в фей, так как Холмс не только принадлежит к континентальному типу, он - типичный харизматичный эгоистичный герой, обладающий магическими способностями, вроде короля гоблинов из фильма «Лабиринт» Джима Хенсона (1986 г.). Аналитические способности Холмса превосходят способности обычного человека настолько, что Уотсон даже шутит, что в средневековье Холмса бы сожгли на костре. При всех попытках Дойла бороться с Холмсом, он не пытался использовать его как рекламную афишу. Возможно, странное отношение Дойла к своему лучшему творению было продиктовано теми же причинами, что заставили его так истово верить в спиритизм, он столкнулся с кем-то, в чьей реальности не смел сомневаться, но чья реальность была лишь частично признана миром.

2. Этапы создания медийного образа Шерлока Холмса

2.1 Медийный образ Артура Конан Дойла

Артур Конан Дойл обладает тем, что не дано его главному персонажу - реальной готической историей в биографии. Его увлечение спиритизмом, громкая защита фотографий фей из Коттингли, а также широкая пропаганда его мистических взглядов, делают его идеальным героем для мистических историй. Тут мы подходим к очень странной теме двойственного отношения аудитории к фигуре Холмса. На Дойла проецировалось отношение к Холмсу. Когда Дойл устраивал шумные общественные кампании по спасению Джорджа Элдаджи и Оскара Слейтера, он выступал в той своей ипостаси, которую публика ассоциировала с Холмсом. Но когда Дойл стал выступать за реальность фей из Коттингли (1920 год), он уже обходился без поддержки Холмса как персонажа, но по-прежнему надеялся на то, что у него уже есть репутация гения аналитика, который может и сам распутать дело. Однако если за Дойлом остается право ошибаться и верить в любое мистическое явление, Холмс должен оставаться холодным, скептически настроенным детективом. И в этом заключена двойственность не Дойла, а Холмса. Холмс не может ошибаться, он непогрешим. Из-за ошибок Дойла Холмс не становится сыщиком, расследующим мистические дела, мистика становится той самой постоянной ошибкой, которую может совершать Дойл, но не Холмс. Даже в тех сюжетах, где мистика оказывается правдой, предпочитают использовать Дойла, но не Холмса. Соотнеся это с тем фактом, что Холмс одной своей фигурой предполагает готические сюжеты, становится очевидно, что в очень большом числе пастишей Холмс предстаёт человеком, который развенчивает мистику, находит рациональное объяснение сверхъестественному, что снижает интерес читателей, так как никому не удалось повторить атмосферы «Собаки Баскерилей», где материалистическое объяснение осталось готическим - изгнанный наследник, как две капли похожий на преступника предка, скрывается на болотах от возмездия за свои злодеяния.

Лауреат букеровской премии Джулиан Барнс написал в 2005 году книгу «Артур и Джордж», где Дойл выступает скорее во второй ипостаси - он нетерпелив, не может предвидеть последствия своих действий, отправляется обыскивать предполагаемого свидетеля только вместе с Элдаджи, не понимая, что такие улики не примут в суде. Это выдуманный эпизод, но он должен демонстрировать амплуа «Дойл - глупец» в тех рамках, в которых допустимо в исторической литературе. Один из эпизодов того реального дела, который Барнс не рассмотрел, а лишь поверхностно коснулся, демонстрирует, что Дойл был предвзят, не допуская сексуальных мотивов не только в придуманных им преступлениях, но и в реальных. Один из обвинителей Элдаджи выдвинул предположение, что молодой человек не в себе по той причине, что его отец состоит с ним в инцестуальной связи. Обоснования были не велики, Элдаджи с отцом просто жили в одной комнате. Но Дойл не только без каких-либо аргументов отмёл саму подобную возможность, но и постоянно приводил в полемике это обвинение, как пример нечистоплотности обвинителей. До какой-то степени Дойл не понимал, что реальная жизнь не похожа на его художественную литературу. И из этого эпизода лишний раз можно судить, что сексуальные намёки, которые есть в произведениях о Холмсе, ни в коем случае не закладывались самим Дойлом. До какой-то степени приходится согласиться с Пьером Байяром, который утверждал в «Деле собаки Баскервилей», что некоторые персонажи начинают жить в подсознании писателя.

Совсем иной Дойл предстаёт в дилогии Марка Фроста «Список семи» (1993 г.) и «Шесть мессий» (1995 г.). Он тоже самоуверен, несколько ограничен, но погружаясь в мистические приключения и исследуя тайные нити, которые правят Лондоном, он обретает совсем иной взгляд на мир. Дойл становится спутником Джонатана Спаркса - агента на службе Её Величества, человека, у которого довольно много черт Шерлока Холмса, но при этом его история не повторяет историю Шерлока (хотя впоследствии будет упомянуто, что Артур именно с него будет писать портрет самого своего популярного персонажа). Этот пастиш интересен не только тем, что его писал один из сценаристов известной франшизы «Твин Пикс», но и тем, что хорошо разработано прошлое «Холмса», вернее, его прототипа. Есть немало семейных тайн, и противостоит Спаркс своему старшему брату, что опять же возвращает нас к мифологическому противостоянию схожих героев, которые тождественны почти во всём, кроме выбора стороны, за которую они сражаются. Как уже было сказано, тайна Шерлока находится в прошлом, в семейном прошлом. Тот, кто обращается к тайнам семьи Холмсов, вскрывает главный элемент всего интереса к саге.

Есть целый ряд романов, где Дойл используется как специалист по спиритизму - это «Арканум» Томаса Уиллера, «Врата Грейвз» Денниса Берджеса и «Призрак замка Тракстон-холл» Вон Этвистла. Последний роман имеет продолжение, которое не издавалось на русском языке, «The Dead Assassin» (2015), и может быть отнесён к другому подмножеству - романы про Дойла и Оскара Уайльда. Но пока таких циклов два, так что более важный для определения признак - это мистика, которая творится в романе. Во всех этих романах Дойл ещё предстаёт правым, в произведениях следующей главы Дойл будет представать человеком, который более склонен к ошибкам, чем к прозорливости.

Три упомянутых романа очень разные и по стилю, и по наполнению. Первый представляет собой, скорее всего, поджанр «трэш», так как он переполнен упоминаниями мистики, экшеном, плохо проработанным сюжетом и большим количеством известных лиц. Второй роман - исторический детектив с мистикой. Он намного серьёзнее, но Дойл играет в нём не центральную роль. Третьему роману больше соответствует жанр «сказка», так как он просто переполнен элементами готических романов (бледная наследница, мрачный дом, слепые слуги, подземелья с призраками), мистике никто не удивляется (приглашённый на званный вечер модный маг попросту буквально влетает в зал), а всё происходящее разбавляется юмором, который генерирует тщеславный Уайльд. В этом романе Дойл предстаёт человеком, который играет роль «бесстрашного рыцаря», немного не осознавая, что выглядит комично, когда не соответствует гротескной мрачной обстановке.

Следует также отметить классический детектив 2010-го года Грэма Мура «Дневник Шерлока Холмса», который начинается как обычный исторический роман, который должен рассказать про период, когда Дойл только-только «убил» Холмса, а также показать, какую злость у Дойла вызывает лондонская публика, которая обвиняет автора так, будто он совершил реальное убийство. Но постепенно в повествовании появляются и выдуманные события с раскрытием преступления и феминистскими мотивами, что даёт повод Дойлу «воскресить» персонажа.

И теперь время бегло рассмотреть такой постепенно появляющийся поджанр, как «Дойл и Уайльд». Помимо Вон Энтвистла, существует серия «The Oscar Wilde Murder Mysteries Series» Джайлза Брандрета. На русском языке издавалось только два первых романа серии из семи книг, Дойл действует не во всех романах серии, но появляется именно для того, чтобы помочь Уайльду расследовать то или иное дело. Брандрет профессиональный биограф Уайльда и потому ему интереснее сосредотачиваться на реальных событиях из жизни этого писателя, привнося в неё элемент фантазии в виде убийств. Дойл предстаёт несколько чересчур приличным по сравнению с привычками Уайльда, но при этом не глупым, хотя и не обладающим острым умом Холмса.

Также знакомству Уайльда и Дойла посвящена ещё одна книга - это «Белый огонь» Дугласа Престона и Линкольна Чайльда 2013-го года, четырнадцатый их роман из цикла про специального агента Алоизия Пендергаста. Так что можно уверенно говорить о том, что следующим поджанром историй про Дойла станут именно его приключения с Уайльдом.

Также ни в коем случае нельзя обойти вниманием попытку экранизаторов соединить Дойла и «Холмса», вернее, того, кого Дойл называл - прототипом персонажа, доктора Джозефа Белла. Это сериал «Комнаты смерти: Загадки настоящего Шерлок Холмса» (Murder Rooms: Mysteries of the Real Sherlock Holmes, 2001). Вышло всего четыре серии, не считая пилотного выпуска. До определённой степени этот сериал можно считать пробным шаром для успеха последующего сериала «Шерлок», так как «Комнаты смерти» были выпущены схожим департаментом BBC Films. Никто из исследователей не обращает внимания, что в сериале «Шерлок» в серии «Безобразная невеста», где действие происходит в викторианскую эпоху, происходит тот же конфликт, что и в пилотной серии «Комнат». Не только борьба женщин за свои права, но и персонаж Молли вынуждена переодеваться в мужчину, чтобы получить возможность работать доктором, так как проблема с получением девушками медицинского образования - это проблема как раз пилотной серии «Комнат». Все «Комнаты» выдержаны в мрачноватом готическом стиле, до какой-то степени они даже опережали своё время, поднимая социальные темы, но это же и делало сериал скучным, так как только обозначая проблему, сериал ещё не мог придумать, в каком ключе её разрешать и оставлял проблему нерешённой.

Подводя итог, стоит отметить, что Дойл и Холмс являются в сознании тех, кто пишет про него романы, снимает фильмы или сериалы (а их тоже можно считать довольно показательным срезом западного общества), полностью разделены и не являются одним человеком. Даже в тех случаях, когда Дойл сам расследует дела, он не несёт на себе черты своего персонажа. Если Холмса вводят в сюжет, то это всегда другой человек, чьи черты Дойл может позаимствовать для персонажа. Даже в случае с Уайльдом, вступает в дело уже упоминавшийся выше обед у издателя. Если у Вон Энтвистла Уайльд совсем не похож на Холмса, то в книжном сериале Брандрета Уайльд зачастую говорит афоризмами, которые можно считать производными от его собственных и высказываний Холмса, а также проявляет чудеса наблюдательности, что в конечном счёте приводит к тому, что именно он расследует убийство.

Как бы ни хотел Дойл выставить себя Холмсом, в сознании читателей он либо остаётся Уотсоном при Холмсе, либо самим собой, со своими мистическими воззрениями, но при этом теряет умение Холмса быть всегда правым и ошибаться в исключительных случаях.

2.2 Развитие образа Шерлока с конца XIX в. до первой половины XX в.

“Можете женить его, убить и вообще сделать с ним все, что вам будет угодно” Миллер, Рассел. Приключения Конан Дойла. - М.: КоЛибри, 2012, - 34 с.. Так ответил Дойл актёру и драматургу Уильяму Джилетту, когда тот попросил разрешения женить Холмса в своей новой пьесе, которую он писал по мотивам произведений автора.

Именно Джилетт стал использовать на сцене изогнутую трубку, которая эффектно смотрелась и не мешала ему говорить реплики. На самом деле мало кто отмечает, насколько важно персонажу превратиться в бренд. Несколько штрихов, чтобы можно было сразу узнать, о ком идёт речь. Такое превращение персонажа в бренд происходило на наших глазах с Гарри Поттером - круглые очки, шрам на лбу и красно-жёлтый шарф создавали узнаваемый образ. В самый пик тиражирования образа даже просто круглые очки у любого иного персонажа заставляли шутить на тему, что это реинкарнация Поттера.

Так Холмс стал узнаваем - резкие черты лица, трубка и какой-нибудь головной убор. Как правило, используется двух козырное охотничье кепи, которое впервые появилось на иллюстрациях Сидни Пейджета. Но на самом деле головным убором может быть даже цилиндр, важнее просто покрытая голова и орлиный профиль.

Главным изобретением, изменившим облик массовой культуры, стало изобретение кино. В немом кино, где отличительные черты героя являются визуальными, Холмс стал звездой. Первый сорокасекундный фильм с Холмсом был снят режиссером Артуром Марвиным в 1903-м году и назывался «Sherlock Holmes Baffled». Долгое время фильм считался утерянным, но потом его восстановили по найденным фотографиям кадров.

В 1906-м появился первый фильм с сюжетом «Sherlock Holmes and the Great Murder Mystery» режиссера Фреда Балсхофера, который вернулся фактически к тому же, с чего начинался сам Холмс - сюжет повторял рассказ Эдгара По «Убийство на улице Морг» и в убийство была вовлечена горилла.

Прежде всего, стоит отметить, что британский рынок немого кино был очень плохо развит, американцы ещё не захватили первенства и кинорынок принадлежал континентальной Европе, так что долго фильмы с Холмсом снимались там. Но первый сериал про Холмса принадлежит Британии. В 1921 году Морисом Элвйем было снято пятнадцать серий под общим названием «Приключения Шерлока Холмса». Если Уияльм Джилетт воплотил образ Холмса на сцене, то актер Эйл Норвуд стал главным киновоплощением Холмса двадцатых. «Studying the first script at home, Norwood had been horrified to read the words: 'Enter Sherlock Holmes in a white beard.' He protested strongly. 'But Holmes would never have done that,' he said. It was obvious that the him executives had little idea what Holmes would have done, and when Norwood outlined his plans for disguises, they were dubious» Davies, David, Cushing, Peter. Holmes of the Movies: The Screen Career of Sherlock Holmes. - Bramhall House, 1978, - 69 с. - «Когда Норвуд изучил первый вариант сценария у себя дома, то пришёл в ужас от слов: «Входит Холмс с белой бородой». «Но Холмс бы никогда этого не сделал!», заявил он. Было очевидно, что руководители проекта понятия не имели о том, что мог бы, а чего не мог бы сделать Холмс». И остаётся только благодарить Норвуда, который стал основывать образ на иллюстрациях Пейджета.