Основные этапы развития отечественной историографии

3) Зарубежная историография. В зарубежной историографии практика нэпа получила свое освещение первоначально в трудах представителей русской эмиграции, в первую очередь, идеологов “сменовеховства”. Сборник “Смена вех” (Прага, 1921 г.) стал первым завершенным документом, отражавшим взгляды сменовеховцев на новую экономическую политику в России. В числе авторов выступили буржуазные профессора и публицисты - Н.В.Устрялов, Ю.В.Ключников, С.С.Лукьянов, А.В.Бобрищев-Пушкин и др.

Для определения перехода от военного коммунизма к нэпу сменовеховцами использовалась категория “термидор”. Однако Устрялов не рассматривал это понятие как контрреволюцию. Он считал, что “русский термидор” защитит достижения революции с помощью “имперской централизации”, единого национального рынка, сильной государственной власти, значительной политической роли России на мировой арене. То есть, понятие “русского термидора” использовалось сменовеховцами, с одной стороны, в качестве синонима “преодоления революционного утопизма”, с другой - оно означало сохранение “революционного содержания” в политике большевиков. При этом Запад в оценках сменовеховцев выступал как регион декадентства, упадка. Поэтому нэп никогда не рассматривался ими как “возвращение к западной модели”, как попытка трансплантации “западного капитализма” в России (хотя и не исключалась “прививка капиталов” с Запада).

Будучи этатистами, национал-большевики (как называли сменовеховцев) более сочувствовали “государственному капитализму” нэпа, нежели революционному “хаосу”. Цель развития советской экономики Устрялов видел в укоренении именно русского капитализма, появлении нового класса собственников - из рабочих и колхозных крестьян и в возрождении “простой капиталистической буржуазии”. Опасность “термидора”, о которой заявляли сменовеховцы, оставалась одной из важнейших доминант в сознании большевиков, постоянным аргументом во внутрипартийных спорах 20-х гг.

В связи с введением нэпа надежды на эволюцию большевистского режима в сторону буржуазного строя и установления более демократического режима высказывали также представители либеральной политической мысли русского зарубежья - П.Н.Милюков, А.С.Изгоев, Г.П.Федотов. Категорически возражал против этого П.Б.Струве, который с самого начала был уверен, что коммунистическая система “и логически, и практически исключала экономическую свободу, не оставляла места и для свободы политической, из нее вытекающей и ею обусловленной”. В сталинской революции “сверху” Струве увидел меры “не только и не столько экономической или социальной политики, сколько, прежде всего, полицейского самосохранения власти”.

В 1960-е - начале 70-х гг. представители западной историографии - М.Левин (автор монографии “Русские крестьяне и советская власть” (1968), Р.Такер (автор первого тома биографии Сталина - “Сталин как революционер” (1973) и С.Коэн (автор книги “Бухарин и большевистская партия” (1974) - пришли к выводу, что социализацию и модернизацию России можно было достичь путем реализации основных принципов нэпа. В связи с этим “тема Бухарина” и бухаринской альтернативы вызывала особый интерес у зарубежных исследователей. На сегодняшний день самой фундаментальной остается переведенная на русский язык книга С.Коэна “Бухарин. Политическая биография. 1888-1938”. В ней биография вписана в широчайший исторический контекст. С.Коэн считает Бухарина главным теоретиком нэпа, а его программу по развитию промышленности, сельского хозяйства и планирования - нэповской, умеренной. Вслед за М.Левиным Коэн оценивал курс Бухарина как возможную и законную большевистскую альтернативу курсу Сталина.

Роберт С.Такер занял более смягченную ревизионистскую позицию, доказывая, что исторически существовало по крайней мере два варианта ленинизма: один, связанный с военным коммунизмом и историей гражданской войны, другой - с нэпом. По этой схеме Бухарин был наследником ленинизма нэпа, а Сталин - ленинизма гражданской войны.

Довольно противоречиво оценивалась в зарубежной историографии концепция левой оппозиции (Троцкого, Преображенского, Ларина и др.). В работах Л.Шапиро, А.Улама, И.Дейчера содержится мнение о том, что троцкизм и левая оппозиция были настроены против нэпа, они несли в себе зародыши сталинизма и заложили основы “почти всех важнейших пунктов политической программы, впоследствии выполненной Сталиным”. Иными словами, Сталин адаптировал в 1928 г. идеи Троцкого по экономической политике. Наоборот, М.Левин считает, что сталинская система не была продолжением большевистских программ или планов. Она возникла в результате отчаянных попыток справиться с социальным хаосом и кризисом. А.Ноув - автор монографии “Экономическая политика СССР” (1969), также пришел к заключению о том, что ни Троцкий, ни Преображенский, ни Зиновьев не предлагали упразднять нэп. Хотя в речах партийных руководителей немало говорилось о необходимости усиления государственного (социалистического) сектора, но до 1925г. все, включая будущую “левую оппозицию”, считали, что надо действовать в рамках нэпа, что с частником можно бороться лишь “экономически”. Даже концепция Е.А.Преображенского - “эксплуатации мелкого производителя” и “первоначального социалистического накопления”, по мнению зарубежных историков, не предполагала ограбления крестьян и тем более насильственной коллективизации.

Лекция 4. Национальная политика советского государства: теория и практика

1)Современная отечественная и зарубежная историография - Баграмов, Бромлей, Дробижева, Л..В.Тишков, О.Чистяков, С.Якубовская, А. Авторханов («Империя Кремля. Советский тип колониализма» (Вильнюс. 1990 г.). А.Н.Медушевский считает, что Конституция 1924 г. сыграла важную роль в интеграции в унитарное государство. Э.Карр рассматривал Конституцию как попытку пересадить на неподготовленную почву конституционные обычаи и средства буржуазного мира, тем не менее считал этот порядок шагом вперед. А.Авторханов рассматривал Конституцию СССР как попытку перейти к фактической ликвидации федерации на основе тоталитарной диктатуры партии, при этом не объясняет, почему продержался так долго этот режим.

Западные советологи: отмечают стремление партии создать наднациональное государство, которое столкнулось с оппозицией национальных регионов.

1) Конституция способствовала возрождению в новом виде патриарх-х монархических идей, объективно вела к консолидации. деспотич. власти. В отл. от послед. Конституций не регулировала полномочий республ. и местных органов, оставляя право решения за высшими органами союзных республик. Они дублиировали союзные - громоздкие - съезды, - ЦИК-Президидиум.

2) Сразу после принятия Союзной Конституции - пересмотр республик. законодательства - в направлении унификации законодательства и централизации власти. На деле проводилась линия на создание единой и неделимой России в новой форме. (впервые об этом в эмигрантской литературе писали сменовеховцы).

3) При этом монополия партии на власть являлась вероятно единственным способом восстановить и сохранить утраченное единство многонационального государства. (в связи с чем оно именуется критиками «империей»).

4) Преемственность с курсом царского правительства: В своей политике централизации власти партия использовала тот же набор методов, что и самодержавие - русификация национ. культур, с одной стороны. - с другой - включение национальных элит в центральную политическую элиту. Этот процесс направлялся из центра.

В зарубежной историографии (глав. образом англо-амер.) данные концепции перешли и в современную историографию: Дж. Армстронг, А.Бенигсен, З.Бжезинский, У,Коннор, Р.Пайпс, Р.Суни. А.Улам и др. Сохраняются представления об СССР как империи (З.Бжезинский, Роналд Суни), в которой противостоят друг другу колонизаторская по своей сути русификаторская политика высшей общесоюзной власти и антиколониальное (скрытое или открытое) сопротивление нерусских народов страны.

З.Бжезинский: СССР - империя, посекольку сохранялось стремление к территор. экспансии на протяжении нескольких веков. Господство ее над евразийской массой земли - ее первая и центральная геостратегическая задача. Алекс. Мотыль - ставит СССР в один ряд с Оттоманской и Габсбургской империями (признаки: господствующее государство, подчиненные «политии»). Сложившуюся империю постоянно называет «московской», что должно подчеркнуть ее феодальный характер (во многом традиционно) в противовес представлению о «петербургской», западной империи Петра. Носители имперской власти - «моковиты». Методы управления - кооптация и подавление

В зарубежной и современной отечественной историографии подчеркивается преемственность между Росс. империей, СССР 1930-50-х гг., послесталинским и перестроечным СССР. Говорится об изменении методов национальной политики, но сущность - колониальная остается неизменной (в том числе применительно к постсоветской России - З.Бжезинский). Весь нерусский мир представляется в виде единообразно эксплуатируемой массы.

Р.Дэниэл, А. Медушевский: Вопрос о сотрудничестве с имперской элитой той части национальных элит, на которые распространяются методы «кооптации». Можно говорить о некоторой степени самостоятельности на респ. уровне - но особого внимания этому не уделяют. Национальные элиты заинтересованы в продолжении существования режима (благодаря различным формам поощрения, социальным и экономическим преимуществам).

Была ли Советская империя - «русской»? - т.е. выражала ли интересы русского этноса, т.е. этнически русских, которые соответственно были господствующей группой?

Большинство вынуждено признать, что русский этнос не получил от государства больших преимуществ. Более того, русские понесли наибольший ущерб (им не было дано собственное государство - РСФСР - никогда не рассматривалась как русское объединение). СССР осложнял развитие русской идентичности и русского национализма. Противоречие у западных советологов по этому вопросу. А.Мотыль: КПСС - сверхэтнический руководящий институт, вместе с тем - является собственностью русских. Советское государство распределяет власть в пользу русских: преобладание русских на высших руководящих должностях. Изначально РСДРП ориентировалась на этнических русских, т.к. они составляли большинство пролетариата Российской империи. - на них опора в борьбе за власть. Делается вывод о господствующем положении русских в СССР как сознательный выбор союзной (правящей) элиты.

Прогнозировался распад СССР, в первую очередь как следствие этнополитической смуты - нерусской угрозы (чаще всего мусульманской) (З. Бжезинский, А.Амальрик и др.). А.Мотыль: этнические русские представляли для государства не меньшую угрозу, чем любой другой этнос, будучи также лишены выражения своих интересов, как и нерусские. Союз недовольных нерусских с русскими националистами рассматривали политологи как достаточно взрывоопасную смесь. Однако в послевоенный период происходит сокращении роли русского языка и культуры. Наблюдалось превышение тиража на казахском, грузинском, латышском, литовском и эстонском языках, что превышало долю соответствующего этноса в составе населения СССР. При этом процесс лингвистической русификации возрастал в период между 1959-1979 (переписи), но с 1979-1989 - практически остановился (прирост 0,2% - за десятилетие - кто считал русский - родным языком). То есть этому процессу после войны активно противостояла этнокультурная коренизация.

Все исследователи сходятся в том, что Конституция 1924 г.- и ее следствием стала централизация власти союзных органов и прежде всего партии, которая стала не только носителем классового начала, но и гарантом целостности огромного государства. Т.е. стала выполнять ту функцию, которую выполняло до революции самодержавие, что объясняет появление новых ("«патриотических») тенденций в.легитимации режима на исходе 20-х гг. (идеология национал-большевизма).

Отношение к Востоку (мусульманскому миру) - утилитаристское как «коридор в мировую революцию». Незнание Востока и мусульманской культуры, игнорирование предложений национальных лидеров - Башкирии (Валидов) назначить в центре сильного и авторитетного представителя мусульман Востока, пусть и некоммуниста. Предл-л лидера Алаш-Орды (Казахстан) - Алихана Букейханова, лидера Туркестана (Рыскулова). В сфере управления национальной политикой большевики создали действенный функциональный механизм - Наркомнац из национальных комиссариатов. В ЦК - национальный сектор - возглавлял С.Диманштейн - директор Института национальностей и редактор журнала «Революция и национальности». Партия отказалась от «бундовского» лозунга нац.- культ. автономии, хотя предпринимались важные шаги по культурному развитию народов. Ряд национ. Деятелей, разделявших коммунистич. идеологию - Султан-Галиев, Рыскулов -стремились приспособить коммунистич. доктрину к специфике региона - идея тюркских, «мусульман.» республик - «социализм в тюбетейке». Но были обвинены в национал-уклонизме -подрыве дружбы народов- связь с Троцким и Бухариным. В 20-е гг. -лояльное отношение к религ. Советского Востока. Но к концу 20- х усиление темпов соц. строительства - предпринята попытка «прыжка из феодализма в социализм.». При этом модернизация социально-экономической жизни шла параллельно с консервацией традиционного уклада, клановых, и семейно-родовых отношений.

Власть демонстрировала приверженность принципу - «одна нация - одно государство», что противоречило мировой практике и этнополитической ситуации в стране. В результате национально-государственного строительства границы образовавшихся республик часто не совпадали с историческим ареалом расселения того или иного этноса. Логика строительства государственности по национальному (этническому) принципу вела к политике расселения и переселения. Размежевание 20-х гг. имело также негативные результаты. Так, казачьи земли Северного Кавказа вошли в состав различных автономных образований (17 казачьих станиц - в составе Горской республики - погромы набеги против 65 тыс. русских)

В Средней Азии в ходе национально-государственного размежевания 1924-25 гг., где этническая чересполосица, территорию рассекли путем административной реформы. Туркестанские коммунисты - предлагали и считали, что можно говорить о тюркских племенах, а не о узбекской, туркменской нациях.

В результате образования СССР - сложилась многонациональная общность со своей социокультурной спецификой, поведенческими стереотипами, ментальностью. В то же время система демонстрировал пренебрежение к человеку, его национальным чувствам. В полной мере противоречия обнаружились в годы войны, когда, с одной стороны, дружба народов, единая семья, с другой сто - невиданный коллаборационизм, в т.ч. на этносоциальной почве - национальные формирования (включая русских) в числе гитлеровских отрядов.

2) Основные принципы национальной политики большевиков. В достаточно острых формах национальный вопрос применительно к нерусским народам встал в дни Февральской революции, когда в условиях развала самодержавия у различных этнических групп появилась возможность не только декларировать свои требования, но и настаивать на их удовлетворении. Идею федеративного устройства государства в этот период отстаивали многие национальные партии и общественные движения, в том числе Украинская центральная рада, Белорусская социалистическая громада, Тюркская партия “Мусават”.

Большевики хорошо понимали значимость национального вопроса для реализации стратегических задач партии в условиях многонационального государства, где наряду с отдельными промышленно развитыми районами, существовали области с родоплеменной структурой. Принцип права наций на самоопределение, расширенный до права отделения и образования самостоятельного государства, был закреплен еще в программе РСДРП 1903 г. На VII (Апрельской) 1917 г. конференции РСДРП(б) областная автономия была объявлена наиболее целесообразной формой национального строительства. В июне Ленин признал правомерность создания национальных республик, однако большевики ряда районов (Эстонии, Латвии и др.) продолжали придерживаться курса на краевую автономию. Эту же линию в конце 1917 - первой половине 1918 г. проводил наркомнац И.В.Сталин. Ее отголоски проявились в плане “автономизации” накануне образования СССР.

Взгляды Ленина на проблемы национальной политики претерпели определенную эволюцию: от идеи унитарного государства, которой он придерживался до Первой мировой войны, Ленин пришел к признанию федерации, точно также как от полного отрицания культурно-национальной автономии пришел к признанию ее как в территориальном, так и экстерриториальном аспектах. В дальнейшем Ленин выступал за национально-территориальный принцип формирования самостоятельных государственных образований на уровне автономий РСФСР и договорных самоопределяющихся республик.

Одним из первых шагов советской власти в области национальной политики стало принятие Декларации прав народов России (2 ноября 1917 г.) и Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа (в январе 1918 г.), которые провозгласили принцип равенства всех наций и народностей и декларировали право наций на самоопределение. В составе советского правительства был учрежден народный комиссариат по делам национальностей во главе с наркомом И.В.Сталиным. При наркомате были созданы комиссариаты по польским, армянским национальным делам, литовский комиссариат, временный комиссариат по еврейским национальным делам, комиссариат по делам мусульман и другие (всего 18 комиссариатов). Соответствующие организации в виде национальных отделов существовали и в партийном аппарате, а также в ЦК РКП(б) - Туркбюро, Средазбюро, Кавбюро, Донбюро.

20 ноября 1917 г. в воззвании “Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока” объявлялись свободными и неприкосновенными верования, обычаи, национальные и культурные учреждения народов Поволжья и Крыма, Сибири и Туркестана, Кавказа и Закавказья, что способствовало росту доверия к новой власти не только со стороны инородцев России (составлявших 57% населения), но и в странах Европы, Азии. Сталин определял это явление как “молчаливое сочувствие инородцев”, которое никто не видит и не слышит, но которое решает все.

В мае 1921 г. Сталин в одной из своих статей назвал четыре отличительных признака коммунистического отношения к национальному вопросу: первый - это связь между “национальным” вопросом и “вопросом о колониях” (т.е. освобождение народов Европы связывалось с освобождением африканских и азиатских народов); второй - замена расплывчатого лозунга о самоопределении признанием права народов на отделение и образование самостоятельного государства; третий - связь между национальным угнетением и капитализмом; четвертый - принятие принципа “фактического” (а не только правового) выравнивания наций через развитие языка, культуры, просвещения, приобщения к хозяйственным связям.

Однако национальное в большевистской программе имело второстепенное значение по отношению к классовому приоритету, поскольку конечной целью провозглашалось создание мировой коммунистической республики. Отсюда попытка форсирования процессов советизации национальных районов и использования силового давления в целях объединения их в единое государство. При этом, как справедливо заметил Э.Карр, “масштаб вооруженного вмешательства явно не соответствовал принципу самоопределения наций”.

Главной опорой советской власти в национальных районах были коммунисты, часто не представлявшие коренного населения, и отряды Красной Армии. С их помощью на территории Средней Азии происходила борьба с “пережитками феодализма”: устанавливался минимальный возраст для вступления в брак, отменялся калым, обычай похищения невесты; запрещалось многоженство; вместо судов шариата вводились народные суды. Борьба с религией, вековыми социокультурными обычаями и нормами, экономическими укладами приводила к самым негативным последствиям. В результате в ходе Гражданской войны во многих регионах события приняли характер национально-освободительных движений. На Востоке им стало басмачество, которое, с одной стороны, несло в себе насилие, разгул религиозных и националистических страстей, с другой - явилось реакцией на “опыт пролетарской диктатуры” на территории Средней Азии.

Под флагом советизации и освобождения трудящихся в годы Гражданской войны происходило постепенное восстановление прежней имперской идеи, чему способствовала концепция пролетарского интернационализма как основа сохранения единого многонационального социалистического государства. Данный факт положительно был оценен в лагере белой эмиграции, в частности, идеологами сменовеховства, которые пришли к убеждению, что “красными руками” делается “русское дело” - восстанавливается “русское великодержавие”. Сменовеховство видело в действиях советского правительства попытку добиться “скорейшего присоединения к “пролетарской революции” тех мелких государств, что подобно сыпи высыпали на теле “бывшей Российской империи”.

Образование СССР. Для совершенствования договорных отношений 11 августа 1922 г. была создана комиссия под председательством В.В. Куйбышева. В ее состав вошли: И.В.Сталин, Г.К.Орджоникидзе, Х.Г.Раковский, Г.Я.Сокольников; от республик - П.Г.Мдивани (Грузия), А.Ф.Мясников (Армения), А.Г.Червяков (Белоруссия), Г.И.Петровский (Украина), С.А.Агамали-оглы (Азербайджан), А.Ходжаев (Хорезм), Я.Д.Янсон (ДВР). 10 сентября 1922 г. комиссия предложила проект резолюции “О взаимоотношениях РСФСР с независимыми республиками”, разработанный Сталиным и известный как план “автономизации” (вхождения независимых республик в состав РСФСР на правах автономий). План был поддержан делегациями Армении, Азербайджана. ЦК Компартии Белоруссии отдавал предпочтение сохранению договорных отношений. Председатель Совнаркома Украины Х.Г.Раковский отрицательно отнесся к сталинскому проекту. Полностью его отвергли также представители Грузии.

Ленин в связи с болезнью в первоначальном рассмотрении вопроса участия не принимал и узнал о существовании спора только в конце сентября. Он осудил “слишком поспешные действия Сталина”, отверг идею автономизации и предложил форму добровольного и равноправного объединения самостоятельных советских республик.

Сталин, согласившись в этой части вопроса с ленинскими поправками, выступил против его и Каменева соображений о необходимости создания общесоюзных органов власти. Он полагал, что это должно было непременно повести к созданию русского ЦИКа, а затем и к выходу автономных республик из состава РСФСР и к объявлению последних независимыми наряду с Украиной и прочими независимыми республиками. 6 октября Пленум ЦК РКП(б) поддержал предложения Ленина и представил новый документ, который предусматривал равные права республик, включая право свободного выхода из союза.

30 декабря 1922 г. Первый съезд Советов СССР утвердил Декларацию и Договор об образовании СССР в составе четырех республик - РСФСР, УССР, БССР, ЗСФСР. В январе 1924 г. была принята Конституция СССР, согласно которой высшим органом власти объявлялся Съезд Советов СССР. Делегаты на него избирались на губернских или республиканских съездах. При этом сохранялось преимущество для рабочих: от городских советов - 1 делегат на 25 тыс. избирателей, а от губернских съездов - 1 на 125 тыс. Сохранялось ограничение политических прав, установленное Конституцией 1918 г. В 1922 - 1925 гг. к выборам не допускалось от 2 до 9% населения страны старше 18 лет.

В перерывах между съездами, которые созывались ежегодно, власть осуществлял ЦИК СССР, созываемый три раза в год. ЦИК состоял из двух законодательных палат - Совета Союза (400 человек) и Совета Национальностей (130 человек). ЦИК СССР образовывал правительство - СНК. Создавалось три вида комиссариатов (союзные - иностранных дел, армии и флота, внешней торговли, путей сообщений, связи); унифицированные (на союзном и республиканском уровне); республиканские (внутренняя политика, юриспруденция, народное образование). ОГПУ получил статус союзного комиссариата. Союзным органам передавались также полномочия по международной обороне границ, внутренней безопасности, планированию и бюджету.

Одновременно с объединением республик в СССР коммунистическая партия становится его цементирующей силой (национальный состав ВКП(б) к 1924 г.: русских -72%; украинцев -5,9%; евреев - 5,2%; представителей всех мусульманских народов - 4%). В дальнейшем понятие самоопределения наций исчезло из лексикона партийных документов, а право на отделение приобрело формальный характер, поскольку даже в самой Конституции не оговаривался механизм выхода из состава СССР и поощрялось вмешательство центра в дела республик.

Национально-государственное строительство в СССР. Со времени принятия Конституции 1924 г. и до Конституции 1936 г. происходило национально-государственное строительство, которое осуществлялось по следующим направлениям: образование новых союзных республик; изменение государственно-правовой формы некоторых республик и автономных областей; усиление роли центра и союзных органов власти.

В 1924 г. в результате размежевания образовались Узбекская и Туркменская ССР (с 1925 г. - в составе СССР), Таджикская АССР в составе Узбекской ССР, Кара-Киргизская автономная область (с 1926 г.- Киргизская АССР) в составе РСФСР, Кара-Калпакская автономная область в составе Казахской АССР (с 1925 г.). В 1925 г. в состав Таджикистана вошла территория Памира в качестве Горно-Бадакшанской автономной области. Самарканд и Бухара, населенные преимущественно таджиками, отошли к Узбекской ССР, в результате чего проживавшие здесь таджики были вынуждены записываться в документах как узбеки. Одновременно с территориальным проводилось экономическое размежевание - распределение ценностей (фабрик, заводов, скота, посевных площадей).

В ходе уточнения границ к Белоруссии отошла часть территорий РСФСР (район Витебской, Гомельской, Смоленской губерний, где преобладало белорусское население). В середине 20-х годов происходит размежевание Горской республики, образованной в 1921 г. на территории Северного Кавказа, с выделением Кабардино-Балкарской, Северо-Осетинской, Ингушской, Чеченской автономных областей, которые вошли в состав Северо-Кавказского края. Статус автономий в составе Азербайджанской ССР получили Нагорный Карабах (1923 г.) и Нахичеванский край (1924 г.). В 1930 г. Абхазия была включена в состав Грузинской ССР. В 1931 г. Таджикская ССР вошла как самостоятельная в состав СССР.

Сложный и совершенно уникальный по национальному составу регион России представляла территория Северного Кавказа, где проживало свыше 50 народов (в одном Дагестане - около 30). Процессы национально-государственного строительства здесь происходили сложно. Передача Азербайджану в 1920 г. части районов с преимущественно лезгинским населением привела к тому, что почти половина лезгин оказалась вне пределов Дагестанской АССР. Часть территории, которую адыги считают своей исторической родиной - побережье от Туапсе до Сочи (ныне это Лазаревский и Туапсинский районы Краснодарского края) не вошла в состав Адыгейской АО.

После 1936 г., в связи с принятием новой Конституции, происходили дальнейшие национально-государственные изменения в составе СССР. В 1936 г. образовались Киргизская ССР и Казахская ССР. В том же году упраздняется Закавказская Федерация, и Армения, Азербайджан, Грузия непосредственно входят в состав СССР как самостоятельные союзные республики. В 1939 г., после подписания советско-германского пакта о ненападении и вступления Красной Армии на территорию Польши произошло расширение СССР. К нему были присоединены захваченные Польшей в 1920 г. Западная Украина и Западная Белоруссия. В августе 1940 г. в состав СССР (после введения на территорию Прибалтики дополнительных войск) были включены Латвия, Литва, Эстония и бывшие российские земли, захваченные в 1918 г. Румынией - Бессарабия (в состав Молдавской ССР) и Северная Буковина (в состав УССР). При этом Литве были возвращены г.Вильно и Виленская область, отторгнутые у нее в 1920 г. в результате польской агрессии. К осени 1940 г. в составе СССР насчитывалось 16 союзных республик.

В ходе национально-государственного строительства проводилась политика “подтягивания” отсталых национальных регионов, “достижения фактического равенства”. Из РСФСР в Среднюю Азию и Закавказье переводились фабрики, заводы с оборудованием и частью квалифицированных кадров. Республикам выделялись ассигнования на ирригацию, строительство железных дорог, электрификацию, предоставлялись значительные налоговые отчисления. Положительным был процесс “коренизации” в ходе социально-экономического развития регионов (выделение местных национальных кадров, перевод деятельности аппарата на использование родного языка, поддержка развития национальных языков в системе управления, судопроизводства, школе, печати; создание письменности). Национальная политика СССР имела свои позитивные результаты также в области культуры, образования, системы здравоохранения (так, если до 1917 г. на Северном Кавказе имелось 12 больниц и 32 врача, то к 1939 г. только в Дагестане, например, работало уже 335 врачей, из которых 14,7% являлись представителями коренных народностей). Однако задача создания на окраинах России национального рабочего класса к концу 30-х годов так и не была выполнена; не удалось добиться полной занятости среди народов национальных автономий (она не превышала 50% от общего состава населения).

Вместе с тем, следует иметь в виду, что в 1930-е гг. развитие СССР происходило уже в рамках оформившейся административной системы, обусловившей переход к унитарной модели государства в ее сталинском варианте. В этих условиях многие республиканские предприятия были переданы в непосредственное подчинение союзных органов, компетенция которых значительно расширилась в связи с ликвидацией в 1932 г. ВСНХ. Объем полномочий и прав общесоюзных органов руководства промышленностью и финансами значительно расширился, что явилось следствием ужесточения централизации управления. Выросло число союзных и союзно-республиканских наркоматов. С 1930 г. все кредитование сосредоточилось в союзных органах, в частности, Госбанке СССР. Произошла централизация судебной системы и ограничение законодательной инициативы республик. Одновременно шло укрепление мощной прослойки представителей интересов центра в государственном аппарате национальных республик. Армия также фактически превратилась в государственную структуру. При этом в составе вооруженных сил достаточно высокой и стабильной была доля русских по национальности (две трети); командный состав почти целиком состоял из великороссов и русифицированных украинцев и белорусов.

После 1936 г., когда встал вопрос о дальнейшем развитии социалистических наций, был выдвинут тезис об отмирании по пути продвижения к коммунизму многообразия, в т.ч. национально-языкового. Проявилась тенденция ускорить стирание межнациональных граней, о чем свидетельствовала перепись 1939 г., в которой вместо 194 (по переписи 1926 г.) было зарегистрировано лишь 99 национальностей. В области образования и культуры данная тенденция нашла отражение в расширении национального нигилизма, унификации образования, языковой ассимиляции. В области экономических отношений происходило плановое моноразвитие регионов. В дальнейшем интернационализм в его практической реализации стал рассматриваться как право игнорирования национальной независимости, что консервировало почву для потенциальных очагов межнациональных конфликтов.

Лекция 5. Теория и историография «великого скачка»

В советской историографии значительная часть литературы была непосредственно посвящена проблемам социалистической индустриализации как основы построения материально-технической базы социализма^.. При этом социально-экономические проблемы СССР периода первых пятилеток рассматривались в ней с точки зрения сталинской схемы советской истории, в соответствии с которой 1926-1929 гг. был представлен как период “борьбы за индустриализацию”; 1930-1934 гг. - “борьба за коллективизацию”; с 1934 г. - время “завершения строительства социалистического общества”. В 1961 г. в новой Программе КПСС был сформулирован тезис об “основных звеньях ленинского плана построения социалистического общества”, включавшего “индустриализацию страны, кооперирование сельского хозяйства, культурную революцию”. Вся проблематика последующих исторических исследований строилась в соответствии с этой программной формулой^.

В разные годы в советской историографии выходили труды по истории отдельных отраслей (машиностроения, топливной, химической, металлургической промышленности) и их развития в различных регионах, а также по истории новых производств. Наряду с этим изучались состав и структура рабочего класса, который быстро менялся в годы первой пятилетки, что позволяло представить картину темпов роста рядов рабочего класса по регионам, его возрастную структуру, степень занятости. К числу такого рода работ относятся исследования Р.П.Дадыкина “Формирование и развитие советского рабочего класса. 1917-1961”(1964), А.И.Вдовина и В.З.Дробижева “Рост рабочего класса СССР. 1917-1940”(1976), “Рабочий класс СССР накануне и в годы Великой Отечественной войны. 1938-1945”(1981) и др., где в качестве основного источника рабочей силы, хлынувшей на фабрики и стройки, называлась деревня. Одновременно авторами решалась задача освещения авангардной роли рабочего класса СССР. При этом вне поля зрения исследователей оставался психологический портрет рабочих 30-х годов, характерными элементами которого были “окрестьянивание”, безграмотность или малограмотность большого числа рабочих, сохранение традиционных патриархальных ценностей в быту и др.

В советской историографии господствовало также утверждение о постоянном росте жизненного уровня рабочего класса и о постоянном улучшении его жилищных условий. Лишь в 1989 г. в книге Л.А.Гордона и Е.В.Клопова “Что это было? Размышления о предпосылках и итогах того, что случилось с нами в 30 - 40-е годы” впервые в советской историографии в научный оборот были введены основные показатели жизненного уровня советских людей 30-х гг. (заработная плата, продукты питания, жилищные условия и др.), подтвердившие факт его снижения. В целом можно говорить о том, что период 30-х годов был изучен в отечественной историографии поверхностно.

В современной отечественной историографии одной из активно дискутируемых проблем остается вопрос, связанный со свертыванием нэпа и осуществлением сталинской “революции сверху”. Часть исследователей оценивает ее как акт грубого субъективистского произвола Сталина, его ближайшего окружения и партийно-государственной верхушки в целом. Наряду с этим появились работы, авторы которых объясняют свертывание нэпа обострением его внутренних противоречий. Большинство из этой группы ученых относит отказ от нэпа к рубежу 1925/1926 гг., хотя истоки данного процесса многие видят уже в событиях осени 1923 г. - начала 1924 г., когда наметился отход от нэпа экономически (политически он произошел в конце 20-х гг. с утверждением режима сталинской диктатуры и уничтожением остатков реальной многоукладности в советской экономике). Этими авторами не разделяются оптимистические оценки в отношении первого пятилетнего плана как альтернативы сталинскому “великому перелому”.

Следует признать, что современные подходы в отношении освещения событий периода 30-х годов часто сводятся к преувеличению роли Сталина в создании экономической модели советского типа, а также принудительного труда (системы ГУЛАГа), что характерно для тоталитарной школы.

Вместе с тем, экономика этого периода представляла собой сложное и противоречивое явление, включавшее, с одной стороны, централизацию и огосударствление, с другой - элементы рыночных отношений (работа колхозного рынка, наличие рынка труда, кооперативной и мелкой торговли и др.).

О.Хлевнюк и его английский коллега Р.У.Дэвис, анализируя ход и итоги второй пятилетки, вопреки традиционному мнению тоталитарной школы о том, что единственным субъектом решений в тот период были высшие партийные инстанции (советская историография рассматривала данное обстоятельство со знаком ”плюс”, “тоталитаристы” - со знаком ”минус“), отмечают нарастание “разномыслия” в структурах партийно-государственного аппарата, проявление прагматичных ведомственных интересов (в первую очередь, в Госплане, Наркомфине, хозяйственных наркоматах). Авторы считают, что “в СССР, как и в других государствах, основанных на жесткой централизации, сохранялась некоторая независимость отдельных структур”, в деятельности которых проявилась тенденция (хотя и слабая) на оздоровление системы через экономическое стимулирование т.е. элементы рынка (колхозный рынок, “квазирынок” рабочей силы, национализированный розничный рынок)^..^. Этот баланс между административным вмешательством государства в экономику и рыночными ее регуляторами получил в современной литературе название “сталинский неонэп”.

Известные историки А.А.Данилов и М.М.Горинов также считают, что в широком историческом контексте формирование в СССР тоталитарного режима вписывалось в переломный этап структурной перестройки, происходившей в те годы в мире. Сталинизм, по их мнению, представлял собой один из “крайних, экстремальных вариантов общемирового общественного развития, а именно - ультралевый (в отличие от ультраправого - фашистского и в противоположность неолиберальному - американскому и западноевропейскому)” Причины перехода к административно-командной модели государства авторы справедливо связывают как с “императивом индустриализации”, так и с “цивилизационным” императивом русской истории, в которой “государство всегда играло существенную роль в экономической жизни страны как в форме административно-правового вмешательства в хозяйственные процессы, так и через собственно непосредственное участие в производстве”.

Как очередную попытку традиционной модернизации в развитии советского общества рассматривают сталинизм В.Красильщиков, А.Вишневский, Е.Плимак. И.Пантин, Ю.Левада, В.Согрин и др., хотя для определения сталинской модернизации все чаще используется термин “квазимодернизация”, “контрмодернизация” и подчеркивается неэффективность такого пути.

3) Проблемы коллективизации в отечественной историографии. История аграрных преобразований в России после Гражданской войны занимала важное место в советской историографии. В 20-е гг. в трудах т.н. “неонародников” - А.В.Чаянова, А.Н.Челинцева была представлена концепция кооперативного социализма через союз крестьянских общин. А.В.Чаянов подчеркивал особую роль кооперации, которая в дореволюционную эпоху означала формирование параллельной капитализму народнохозяйственной системы, а после революции ограничивалась сферой сбыта и снабжения. Экономика, по мнению Чаянова, должна была базироваться на двух устоях: государственной крупной промышленности и кооперативном земледелии при мелкокрестьянском производстве. Представителям школы Чаянова были близки взгляды меньшевистских теоретиков - П.П.Маслова (“Теория кооперации”. Чита, 1922); “Аграрный вопрос в России”, 1926), Н.Суханова (“К вопросу об эволюции сельского хозяйства”, 1924) и др., которые также связывали перспективы развития аграрной политики в деревне с сохранением индивидуального крестьянского хозяйства.

В 30-е гг., с переходом к сплошной коллективизации, в советской историографии главной фигурой теории и практики социалистической коллективизации становится Сталин. Именно ему принадлежало определение коллективизации как “революции сверху”, своеобразие которой заключалось в том, что “она была произведена сверху, по инициативе государственной власти, при прямой поддержке снизу со стороны миллионных масс крестьян, боровшихся против кулацкой кабалы, за свободную колхозную жизнь”.

Концепция Краткого кура истории ВКП(б), в рамках которой рассматривалась изучаемая проблема, исключала альтернативность исторического развития. В середине 50-х годов выявилось несоответствие данной схемы объективной реальности. В некоторых новаторских исследованиях, не потерявших своего значения и сегодня, было убедительно показано, что необходимые материально-технические предпосылки для производственной кооперации деревни к концу 20-х годов не были созданы; подчеркивалась роль административных рычагов в осуществлении коллективизации. Возникал вопрос о ее необходимости и правомерности. Историки-аграрники В.П.Данилов, Н.А.Ивницкий, М.Л.Богденко, И.Е.Зеленин подготовили в середине 60-х годов двухтомный труд, где, вопреки принятым в историографии догматам, обращалось внимание на допущенные сталинским руководством ошибки, извращения официальной линии на местах (однако на издание двухтомника был наложен запрет).

В ходе дискуссии В.П.Данилов отмечал, что изменения в характере земельных отношений после Октября и особенно в 1928-1929 гг. не трансформировали общины, не превратили ее в переходную ступень к сплошной коллективизации. Противоположную позицию по данному вопросу занимали С.П.Трапезников, С.Д.Зак, М.М.Широков, позитивно отвечавшие на вопрос о перерастания общины в социалистическую форму земледелия. В целом в советской историографии 60-70-х гг. трактовка процессов развития индустриального сектора экономики оставалась традиционной. Несмотря на то, что в работах В.П.Данилова, Ю.А.Мошкова говорилось о жертвах сталинской коллективизации, авторы по-прежнему обосновывали ее необходимость, давая положительную оценку процессу коллективизации, особенно в связи с тем, что она позволила ликвидировать эксплуататорские классы в деревни. Исходя из этого, вариантность общественной эволюции в конце 20-х - начале 30-х годов рассматривалась преимущественно с точки зрения того, была ли коллективизация проведена своевременно и правильно ли были определены ее темпы и методы.

В советской историографии второй половины 80-х гг. в работах ряда авторов (академика ВАСХНИЛ В.А.Тихонова, Н.Шмелева и др.) коллективизация предстала уже как альтернатива ленинскому кооперативному плану, самой концепции нэпа. В.П.Даниловым в качестве альтернативы коллективизации по-сталински (наряду с бухаринской) был рассмотрен первый пятилетний план, согласно которому различными формами сельскохозяйственной кооперации должны быть охвачены до 85% крестьянских хозяйств. В основе плана, по мнению В.П.Данилова, сохранялись принципы нэпа и кооперативного развития, направленные на значительный подъем производства в “индивидуальном секторе”.

В работах современных авторов обращается внимание на такой аспект коллективизации, как ее поддержка бедными и средними крестьянами, как организационное сходство колхозов и сельских общин, особенно в бедных селениях (общественная запашка, разверстка платежей, индивидуальное усадебное хозяйство и т.д.), сохранение общинно-крестьянского архетипа и после коллективизации.

В.В.Бабашкин, оценивая реакцию крестьянства на политику коллективизации, отметил, что она не описывается единой формулой, как не была однородной деревня к концу нэповского периода. Многие (в том числе под влиянием распространения агрономических знаний, советской пропаганды) были готовы отказаться от общинной формы ведения хозяйства как устаревшей. При этом свои мотивы были как у богатой части деревни, так и у бедноты, которая «уповала на то, что функции общины возьмет на себя Советская власть». В свою очередь, власть была едина и полна решимости покончить с общиной - оплотом крестьянского сопротивления и тормозом индустриализации. В работах Н.А. Ивницкого по истории коллективизации получила освещение мало изученная в отечественной историографии проблема сопротивления середняцкой и зажиточной части крестьянства курсу на сплошную коллективизацию, которое, по мнению автора, зимой-весной 1930 г. начало приобретать формы гражданской войны.

4)Зарубежная историография. В рамках социальной истории предметом исследования стало домашнее хозяйство рабочих семей, уровень их потребления в годы так называемого социалистического строительства, характер повседневной жизни рабочих и крестьян в 30-е годы. В зарубежной историографии до Второй мировой войны мало внимания уделялось исследованию советской экономики. Наиболее важные труды по этой проблеме, опубликованные в 30-е годы, были написаны эмигрантами из России. В частности, бывшим министром Временного правительства С.Н.Прокоповичем с 1924-1937 гг. в Берлине, а затем в Праге издавались информационные бюллетени о развитии советской экономики. В Лондоне С.Коновалов (сын русского промышленника), организовавший Бюро исследований российской экономики, издавал “Меморандумы о состоянии российской экономики”. В 1948 г. вышли в свет два обобщающих исследования по проблемам советской экономики - ”Развитие советской экономической системы” Байкова и “Советское экономическое развитие с 1917 г.” Добба. Основная слабость этих исследований заключалась в недостаточном внимании авторов к авторитарной политической структуре, в рамках которой функционировала экономика, не совсем критическое отношение к официальной статистике (недооценка экономических потерь и человеческих жертв, сопровождавших индустриализацию).

В послевоенной зарубежной историографии проблемам экономики были посвящены несколько томов “Истории Советской России” Э.Карра. По его мнению, международная и внутренняя обстановка требовала от советских лидеров реформ сверху. Трудности индустриализации обусловили переход от смешанной экономики нэпа к глобальному планированию, подчинение рынка плану. Карр считал несовместимыми планирование и индустриализацию, с одной стороны, нэп и рыночное хозяйство - с другой.

В целом, историки-экономисты - Карр, Добб, Байков и их сторонники оценивали Октябрьскую революцию и преобразования в экономике, последовавшие вслед за ней, положительно, а “революцию сверху” как ответ на глубокий экономический кризис в СССР в конце 20-х гг. Однако доминирующая школа политологов все же видела в сталинской “революции сверху” типичную реакцию тоталитарного режима.

В 70 - 80-е гг. дискуссия продолжилась. В ней участвовали те историки и экономисты, которые отстаивали альтернативные оценки нэпа. Первая группа исследователей (в их числе американские экономисты М.Доэн, П.Грегори и др.) поддержала точку зрения советского экономиста Г.Ханина. В соответствии с ней, нэп был неудачной политикой, ибо не смог обеспечить удовлетворительное состояние функционирования рыночных механизмов даже в пору своего расцвета (1925-1926 гг.). А.Гершенкрон утверждал, что уже сама революция сделала невозможным развитие капиталистического хозяйства, а под влиянием неблагоприятных условий середины 20-х гг. произошел сдвиг в сторону принудительной индустриализации через экономическую диктатуру.

Вторая группа исследователей, в их числе Э.Х.Карр, была согласна с первой в том, что экономику нэпа изначально отличала нестабильность. Однако, на их взгляд, советская система являла собой яркий пример всеобщего процесса эволюции мировой экономики от частного капитала к формам государственного планирования (кейнсианству).

Третья группа исследователей (Дж.М.Купер, Р.М.Гаррисон, Р.У.Дэвис и др.) отвергла обе точки зрения, считая, что к 1927 г. советская экономика достигла вполне достаточного для обеспечения умеренных темпов развития уровня капиталовложений. При тех темпах индустриализации, которые навязывало экономике советское руководство, провал нэпа был предопределен. Р.Дэвис (автор многотомного издания “Индустриализация Советской России (1929-1937)”) считает, что скромные темпы индустриализации были совместимы с нэпом, и что именно решение их ускорить привело к неизбежному краху этой политики в СССР. В своих исследованиях Дэвис выделяет три наиболее важных, на его взгляд, аспекта этой проблемы: во первых, то, что “экономика находилась под сильным влиянием идеологических установок; во-вторых, экономическая система 30-х годов не была стабильной, она по-своему эволюционировала и подчинялась как бы собственным законам”; “в-третьих, на экономическое развитие влияли географические и климатические факторы, неадекватно оцениваемые политиками”.

В зарубежной историографии (в работах А.Улама, Т.Шанина и др.) с самого начала коллективизация рассматривалась как война государства против мелкотоварных производителей с целью устрашения “мировой деревни”. В 80-е гг. тема российского крестьянства стала основной в американской историографии. Здесь, как и в области социальной истории в целом, зачинателем был М.Левин. В 1985 г. он опубликовал классическую работу “Русские крестьяне и советская власть”, в которой исследуются основы коллективизации. Рассматривая аграрную политику большевиков 20-30-х гг., М.Левин уделил особое внимание спорам в их среде вокруг “кулацкого слоя”, непониманию партией сути социальных реалий в деревне. Известный английский советолог Р.Дэвис, также занимающийся проблемами коллективизации, с самого начала отрицал ее объективные предпосылки, подчеркивая насильственный характер политики в отношении деревни, навязывание крестьянству интересов правящей партии. Многие западные авторы склонны считать сегодня, что при проведении аграрных преобразований советской властью не был достаточно использован потенциал российской общины. Японский исследователь Искоума Хинада назвал величайшей исторической ошибкой разрушение русской общины в период сталинской коллективизации

Демографические последствия экономических и политических сдвигов в СССР в 30-40-е гг. привлекают внимание британских ученых - Роберта Конквеста и Стивена Уиткрофта. Утверждение Конквеста о том, что Сталин умышленно создал голод на Украине как средство геноцида против украинского народа, вызвало немало споров и в Англии, и в других странах. По дискуссионному вопросу о численности умерших от голода дебаты продолжаются. Один из томов “Истории Советской России” Р.Дэвиса (в соавторстве с С.Уиткрофтом) называется “Голодные годы, 1931-1933”. Уиткрофт допускает, что смертность от голода составила 3 млн., а возможно и 5 млн. человек. По последним данным историков и демографов прямые потери от голода составили 7-7,5 млн человек.

Лекция 6. Советская политическая система 1930-х годов в отечественной историографии

1) Советская историография. Советская историография многие годы занималась изучением проблем развития политической системы СССР в 30-е годы, которые в соответствии с официальной концепцией истории ВКП(б) рассматривались лишь в одной плоскости - доказательства закономерности победы социалистического строя в СССР и последовательного и все более углублявшегося народовластия в стране, что на сегодняшний день делает данные исследования методологически несостоятельными.