Образ П.И. Пестеля в оценках современников

1.1 П.И. Пестель в представлении семьи

После ареста в конце 1825 года у П.И. Пестеля были конфискованы все его бумаги и вся его документация, среди которой была его обширная переписка с семьей. Несостоявшийся диктатор педантично и кропотливо разложил все письма по годам и надписал каждый конверт, дабы не было беспорядка. Возможно, этим он ощутимо облегчил работу следователей по его делу. Писем было действительно много, ведь Пестель получал их от семьи на протяжении многих лет, с самого детства до последних своих дней. Изъяв и изучив переписку, следователи отправили ее на хранение в следственный архив, и полностью она так и не была опубликована, несмотря на постоянную востребованность фигуры Пестеля для отечественной историографии.

Какую же ценность представляют эти письма для нашего исследования? Во-первых, в этих письмах отразилось восприятие Пестеля его семьей, что очень важно, поскольку семья знала его лучше, чем кто бы то ни было. Но в то же время, Пестели знали о своем сыне далеко не всё, что по переписке вполне очевидно. Во-вторых, эти письма позволяют нам узнать, в какой семье и каких условиях рос и воспитывался Пестель, что повлияло на формирование его личности, мировоззрения на начальных этапах взрослой жизни.

Несмотря на то, что официальная биография П.И. Пестеля многократно освещалась в отечественных исторических трудах, следует перечислить некоторые ее факты, прежде всего, касающиеся его происхождения.

П.И. Пестель родился 24 июня 1793 года в Москве, в семье московского почт-директора И.Б. Пестеля и Е.И. фон Крок. О происхождении семьи существуют три версии, согласно одной Пестели происходили из Дании, второй - из Саксонии, третьей - из Англии: «В самом начале XVIII века в России появился лютеранин Вольфганг Пестель. Откуда он прибыл и каков был его социальный статус, неизвестно. В документах и свидетельствах современников можно найти разные версии его происхождения - одни называют его саксонским разночинцем, другие - потомком английских священников или датским разорившимся дворянином».

Отец Павла Ивановича был успешный карьерист, начал свое возвышение еще при Екатерине II, когда, будучи почт-директором, участвовал в слежке за масонами и активно способствовал аресту Н.И. Новикова. При Павле I ему было поручено возглавить Петербургскую почту, и он вместе с семьей в конце 1790-х переехал в Санкт-Петербург. В 1801 году, после воцарения Александра I, Иван Борисович стал сенатором, а в 1806 году

– генерал-губернатором Сибири. Однако, итоги сей деятельности оказались плачевными - в 1819 году был отправлен в отставку со скандалом. Причиной скандала стали слухи о жестокости и непомерном взяточничестве бывшего генерал-губернатора: «Генерал-губернаторство в итоге принесло Пестелю

большие неприятности, светские прозвища «сибирский сатрап» и «проконсул Сибири» и недобрую репутацию среди современников и потомков. Враг «всякой свободной идеи, всякого благородного порыва», «суровый, жестокий, неумолимый» человек, который «любил зло как стихию, без которой он дышать не может, как рыба любит воду? -- таким запомнился Иван Пестель знавшим его в период генерал-губернаторства людям». Отзывы, приведенные О.И. Киянской, говорят сами за себя. Можно сделать вывод, что, несмотря на то, что И.Б. Пестель являлся приверженцем самодержавных устоев и лояльным к власти человеком, черты его характера были схожи с чертами его сына, а именно: амбиции, решительность, достижение собственных целей всеми возможными способами. Вот что, в последующем, Павел унаследует от своего отца.

Теперь обратимся к матери, Елизавете Ивановне фон Крок. С матерью Пестель-младший беседовал в основном о Боге и о политике. Мать спорила с сыном на тему существования Бога, пытаясь развеять его атеистические сомнения, а также выступала резкой противницей революции, полагая, что оно влечет за собой убийство. Гражданское неравенство она оправдывала тем, что оно необходимо для поддержания общественного порядка: «Она убеждена, что гражданское неравенство -- не результат «Божественной воли», а необходимое «во имя порядка» в обществе явление. Тот же, кто не желает этому «подчиняться», по ее мнению, безусловно, заслуживает наказания». Данные взгляды матери П.И. Пестель, по мнению О.И.

Киянской, принял и согласился с ними, и их отражение мы можем наблюдать в тексте «Русской правды»: «В том и другом случае разделяются члены общества на Повелевающих и на Повинующихся. Сие разделение неизбежно и потому что происходит от природы человеческой, а следовательно везде существует и существовать должно. На естественном сем разделении основано различие в обязанностях и правах тех и других»2. Таким образом, можно сделать вывод о том, что родители, несомненно, оказали определенное влияние на формирование политических взглядов будущего декабриста.

У Павла Пестеля были младшие братья и сестра: Владимир, Борис, Александр и Софья. С Владимиром он был очень дружен, оба учились в Дрездене и в Пажеском корпусе, сделали себе военную карьеру. С Борисом и Александром отношения были не такие теплые: Борис был калекой (отсутствовала одна нога), и он в основном работал у своего отца, избрав путь чиновника. Александр видел в Павле лишь источник финансирования. Что касается Софьи, то она мало видела Павла, но относилась к нему со всей теплотой. Один раз они даже обменялись нательными крестиками. Сам Павел всегда переживал за ее судьбу, о чем упоминает О.И. Киянская: «Отвлекаясь от несомненной литературности в отношениях сестры и брата, можно сказать, что Софью Павел Пестель на самом деле любил, заботился о ней и пытался обеспечить ее будущее».

Таковы были взаимоотношения внутри семьи Пестеля. Несмотря на разногласия в некоторых вопросах (особенно с отцом), Павел Иванович безмерно любил родителей, братьев и сестру, и они отвечали ему полной взаимностью.

В 1803 году Павел и Владимир были зачислены в Пажеский корпус, но перед учебой они были отправлены в Дрезден к бабушке на домашнее обучение. Именно на это время пришелся разгар Наполеоновских войн. На глазах мальчиков Саксония вошла в Рейнский союз в 1806 году, рухнули старые феодальные устои, Европа стала резко меняться. Возможно, это и было тем самым первым осознанием разницы между Россией и Западом.

С 1810 года Павел был зачислен в Пажеский корпус, правда, не без труда. Начальство корпуса заявило, что «мест нет», и Ивану Борисовичу Пестелю пришлось обратиться к самому императору, чтобы тот посодействовал. Павел был зачислен в корпус, но у его отца возник конфликт с начальником корпуса генералом Клингером, который пытался добиться, чтобы Павла оставили еще на один лишний год в корпусе, правда, безуспешно.

Учеба в корпусе, безусловно, оказала влияние на формирование личности Пестеля. Здесь существовали своеобразные традиции, главные из которых: элитарность, кастовая замкнутость, военизированность. И именно в Пажеском корпусе Пестель вступил в масоны, узнал их традиции и обряды, на основе которых внедрил в будущие декабристские организации строгую подотчетность, контроль «высших» над «низшими», правила конспирации и многое другое. По окончании корпуса Пестель был уже мастером в ложе Соединенных Друзей, что говорит о его амбициях и незаурядности.

В 1811 году Пестель сдал экзамены в присутствии Александра I, стал первым в списке по баллам. Его имя было высечено на мраморной доске, которая после разгрома декабристов была разбита. После окончания корпуса Пестель стал прапорщиком в лейб-гвардии Литовского полка. Этот человек получил, безусловно, блестящее образование: «Образование Пестель получил безусловно хорошее, в особенности для своего времени. Послужной список гласит: «Российский, французский, немецкий языки, арифметику, алгебру, геометрию, тригонометрию, физику, артиллерию, фортификацию, географию и историю знает»».

В следующем году в Россию вторгся Наполеон. Началась война. Однако Литовский лейб-гвардии полк первое время находился в резерве, и боевое крещение П.И. Пестель прошел 26 августа 1812 года в Битве при Бородино. Сражался Пестель храбро, получил ранение в ногу и был награжден золотой шпагой с надписью «За храбрость». Вот что писала Пестелю в то время его мать (письмо от 8 сентября 1812 года) : «Слава Богу! Мой милый друг, мы, по крайней мере, теперь избавились от смертельной тревоги! Брат графа Аракчеева сообщил папеньке, что вы были убиты или тяжело ранены. Я не знала этой ужасной новости, но я хорошо видела по лицу и по влажным глазам вашего отца, что он знал больше, чем говорил мне». Как мы можем видеть из письма, Пестель поначалу прослыл «убитым». Произошло это в связи с тем, что его подобрали без сознания после сражения при Бородино и доставили на лечение в Калугу. И найти его удалось только графу Аракчееву, который и передал родителям первое письмо сына.

Оправившись после ранения, в 1813 году Пестель отправляется в Заграничный поход в качестве адъютанта графа Петра Христиановича Витгенштейна. Участвует во многих сражениях, за что был удостоен нескольких наград: «Его храбрость была вознаграждена российскими орденами Святой Анны 2-й степени и Святого Владимира 4-й степени с бантом, австрийским орденом Леопольда 3-й степени, баденским орденом Карла Фридриха. Получил Пестель и высший прусский военный орден -- Пурлемерит («За заслуги»)». Далее Пестель получает чин поручика и орден св. Владимира IV степени. Причем, по данным, которые приводит О.И. Киянская, Пестель выполнял какие-то особые поручения: «Именно тогда, в заграничных походах, определилась основная специальность Павла Пестеля

— военная разведка. Его служба в 1813--1814 годах -- это не просто деятельность адъютанта. Сохранилось немало сведений об особого рода заданиях, которые ему довелось выполнять»3. Таким образом, последующие награды Пестелем были заработаны в результате выполнения особых, секретных операций. Об этих непонятных поручениях можно прочитать и в мемуарах Николая Греча, русского филолога и литературоведа, близкого друга многих декабристов: «В 1814 году он был адъютантом графа Витгенштейна. Его послали с немногими казаками с каким-то поручением в Бар-сюр-Об»1.

Таким образом, Пестель в двадцать лет становится героем войны, которая для него окончилась весной 1814 года. Через полтора года Пестель вступает в Союз Спасения, тайную организацию, считавшей своей главной целью уничтожение в России существующего строя, то есть самодержавия.

Теперь видится логичным перейти непосредственно к исследованию семейной переписки и выявлению в ней оценки образа П.И. Пестеля. Следует отметить, что по большей части увидела свет переписка отца и сына, писем от Е.И. фон Крок сохранилось, увы, гораздо меньше.

Письма, как и полагается для исследуемой эпохи, написаны в основном на французском языке. Также присутствовали письма и на родном для Пестелей языке - немецком. Именно в этом состоит специфика исследования - при переводе писем возникают определенные стилистические проблемы.

Семья разговаривала и писала на нескольких языках, часто чередуя эти языки. Например, И.Б. Пестель мог писать письмо на французском языке, но при этом цитировать кого-то из своих детей, желавших что-то передать Павлу, по-русски. Используя французский язык, Пестель-старший обращался к сыну на «вы», используя немецкий или русский - на «ты» и т.д. К тому же, сам стиль речи на разных языках заметно отличается. Русский язык, в отличие от французского и немецкого, исполнен архаизмов. Французский он знал, очевидно, хуже остальных языков. По сравнению с мужем, Елизавета Ивановна фон Крок демонстрирует в своих письмах хорошее владение русским языком и образованность. Сам стиль письма, вне зависимости от языка, представляется элегантным и изящным. Мать Пестеля прекрасно использовала различные речевые обороты и приемы, писала красивым, аккуратным почерком.

Среди увидевших свет писем, первое письмо датируется 1801 годом. Тогда будущему лидеру декабристов едва исполнилось 8 лет. Отправителем являлся отец, Иван Борисович. В письмах к маленькому Павлу он выразил всю любовь, на которую только способен отец. Иван Борисович постоянно делает акцент на том, насколько дорого ему его чадо. Однако, в своих письмах будущий генерал-губернатор Сибири ставил целью не только продемонстрировать отцовскую любовь, но и наставить свое дитя и научить, как правильно и учтиво обращаться к людям:

«Мои дражайшие Друзья, Павел, Борис и Воло! Пишу вам всем троим одно письмо, потому что не имею времени писать каждому отдельно, и к тому же моя нежность и привязанность ко всем вам так одинаковы, что могу сказать всем троим одно и то же… Горячо молюсь, чтобы я смог закончить поскорее дела здесь и мог бы быть с вами и прижать вас к сердцу, я дышу лишь нежнейшей дружбой к вам, мои добрые Друзья. Вы знаете, дети мои, как я нежно люблю вашу дорогую Матушку. Так что прошу вас вообразить, как мне тяжело быть разлученным с Ней…Так что советую вам позаботиться о ней, развлекать ее и возместить ей мое отсутствие удовольствием, какое вы можете ей доставить своим хорошим поведением и прилежанием в учёбе».

В письмах Ивана Борисовича содержатся суждения о важности образования. Связано это было с тем, что семья Пестелей, в отличие от типичных русских фамилий, получала доход исключительно благодаря своей службе, в то время как другие семьи могли получать прибыль благодаря родовым имениям и накопленным состояниям:

«Продолжайте, мой дорогой Друг, прилежно учиться, быть добронравным и послушным. Это самое верное средство заслужить одобрение ваших родителей и учителей».

Особый интерес представляет следующее письмо, датируемое 27-м марта 1804 года. В нем Иван Борисович описывает, в каких условиях пребывали крестьяне Казанской губернии, в которую он прибыл с ревизией:

«Я обнаружил толпу народа, угнетённого нашими начальниками, но что было приятно, так это доставить облегчение этим бедным людям, освободив их от угнетателей, которым я отказал в их местах. Это, в самом деле, трогательное зрелище, видеть благодарность, которую мне выражали эти бедные крестьяне».

Иван Борисович, как и вся политическая элита страны той эпохи, был воспитан в духе «просвещения». Он принадлежал к поколению, которое даровало нашей стране таких отечественных «просветителей», как Радищев и Новиков (посаженный в тюрьму, как мы помним, не без помощи Ивана Борисовича). И вполне естественно, что он испытывал определенное сострадание к угнетённым крестьянам, которых мучили начальники на местах, отстраненные Иваном Борисовичем от своих должностей. Момент этот интересен тем, что он даёт повод задуматься о том, что идея о смене политического режима и общественного устройства в стране появилась у Павла Пестеля не на пустом месте. Родители, также воспитывая своего сына в духе просветителей, посеяли в нем своеобразное «семя», которое будущий декабрист «взращивал» в дальнейшем самостоятельно, изучая различные теории и черпая вдохновения в масонских ложах и тайных организациях. Плодами так называемого «семени» стали «Русская правда» и Южное общество.

Что касается писем матери, то, в отличие от устоявшегося мнения, по переписке складывается впечатление, что более близкие отношения на раннем этапе у Пестеля сложились именно с отцом. До нас не дошли отдельные письма Елизаветы Ивановны, написанные ею маленькому Пестелю. Однако во многих письмах Ивана Борисовича присутствуют её

«приписки». Полноценные письма матери датируются годами, когда Павел Иванович был уже в более сознательном возрасте.

Письма Елизаветы Ивановны наполнены горячим интересом к жизни своих детей и призывами к педантизму и порядку. Она также напоминает сыну о пользе экономии, помечая, что отрывает половину конвертного листа, дабы сбавить цену за отправку письма. Характерно следующее письмо, датированное 1812 годом, когда Пестель впервые отправлялся в армию:

«Несмотря на то, что не прошло суток с тех пор, как вы нас покинули, дорогой Павел, нужно все же воспользоваться этой оказией, чтобы еще раз вас благословить и сказать вам, чего стоит материнскому сердцу расстаться с любимым сыном! Да будет с вами Господь! Я тревожусь всякую минуту, чтобы не забыли что-нибудь из ваших вещей. Уже есть забытая ваша чайная ложка, 5 рублей и пр. Во имя Неба, соблюдайте порядок и экономию».

Из писем видно, что Елизавета Ивановна, помимо высокодуховных, активно затрагивала хозяйственно-бытовые темы, пытаясь напомнить детям и научить их грамотно распоряжаться своим имуществом и не допускать бардака. По-видимому, именно мать привила Павлу Ивановичу привычку «раскладывать всё по полочкам».

Большое место в письмах Елизаветы Ивановны (да и местами Ивана Борисовича) занимает тема веры. Когда у Павла начались религиозные сомнения, характерные для того времени, его мать всеми силами старалась переубедить сына и вернуть его к вере в Бога. О.И. Киянская приводит очень интересный отрывок из одного письма: «Итак, если предположить даже, что нельзя тоже доказать существование Бога, то согласись, что тому недоказанному мнению, которое меня утешает, поддерживает и мною руководит, я должна отдать предпочтение перед тем, тоже недоказанным, мнением, которое меня огорчает, делает меня одинокой, лишает меня всего и не дает мне ничего. Вот уже одно большое преимущество, получаемое от Веры»1. Как и всякие родители, И.Б. Пестель и Е.И. Пестель любили своего ребенка и переживали за его духовное состояние. Они сделали все для того, чтобы воспитать его настоящим мужчиной того времени - учтивым, вежливым, благородным. Павел отвечал своим родителям взаимностью.

Из всего вышесказанного нами выявляется первый образ и его оценка. П.И. Пестель, прежде всего, воспринимается родителями как любимое чадо, нуждающееся в заботе, советах, опеке и воспитании. Имела место быть и жесткая корректировка поведения, особенно со стороны матери. Имеется одно письмо, связанное с каким-то неприятным инцидентом, в котором был замешан юный Пестель. Реакция матери была, в целом, негативная:

«Я хочу, мой дорогой Пауль, поделиться с тобой некоторыми наблюдениями, которые я с материнской заботой сделала относительно тебя на днях. Хорошо, если бы ты мог извлечь из них убеждение, что не все то является мелочью, что мелочью кажется, и что для человека твердых принципов, стремящегося к добру, каждый шаг и каждое слово имеют значение и смысл.

1. На мое недавнее замечание о болезненности Л…, ты ответил: Сохрани Боже! Он на это не способен! Ты, конечно же, не подумал, что лежит за этими словами. Сохрани Боже - свидетельствует об отвращении, которое ты питаешь перед такой возможностью, хотя ты в глубине души, к несчастью, совершенно равнодушно об этом думаешь. Он ведь в неважном состоянии! Итак, подобный человек заслуживает тем самым презрения. Ты, разумеется, не считаешь, что Л… лучше тебя - так позволь мне указать твоей совести на это воспоминание - а давно ли ты сам был, да ты, может и теперь был бы в состоянии, хотя твой ответ заставляет предполагать, что в твоем случае никогда такого и быть не могло! - Слабый человек может однажды ошибиться, лучший человек в этом раскаивается, этого избегает и не хвастается своей фальшивой добродетелью; на это способно лишь лицемерие; презреннейшее из всех пороков. Простой ответ: нет, или не думаю, или же не знаю, подобал бы чистосердечному человеку во всех обстоятельствах; но лицемер выказывает свою собственную низость, пытаясь прикрыть ее обманчивой внешностью напускной добродетели - и таким образом унижает сам себя до крайности. Чистосердечию и подлинному достоинству человека всякого пола, возраста и сословия подобный обман противен, дурного человека он заставляет пасть еще ниже. Твой ответ по своему намерению не был лицемерен, я вполне в этом убеждена; он был преклонением пред принципами твоего и моего Отца, однако нежное, тонкое чувство прямодушия и собственного достоинства должно было бы просветить тебя относительно смысла и уместности твоего ответа. Кто при воспоминании о каком-либо проступке, о какой-либо дурной склонности не краснеет, тот весьма близок к пороку; и потому мне тем более страшно за тебя, ибо тебя это нисколько не страшит. Пауль, рассмотри и оцени по достоинству этот намек и ужаснись пред будущностью! выходил из своей комнаты! Лицемерие и ложь - два сапога пара. И этому ужаснись! - Мы, однако, рассмотрим дело с другой стороны. Я признаю, что общение с дядей вероятно не может иметь для тебя большой привлекательности. Но - помимо того, что он, как брат твоего отца, заслуживает твоего внимания и имеет на это право - он никогда не был повинен в совершении какого-либо дурного, низкого поступка. Про Альберта ты знаешь, что он дурной человек; ты знаешь, что он отплатил твой матери чернейшей неблагодарностью, что он мог ее опорочить и оклеветать, чтобы этим похвалиться; ты знаешь, что он в Тобольске вошел с врагами твоего отца в соглашение и дружбу; что он неоднократно из своекорыстных или из низких побуждений хотел покинуть твоего отца, - которому он, между прочим, обязан своим здешним существованием в качестве врача, - который его поддерживал, привечал, осыпал благодеяниями, цену каковых неблагодарный ни единого раза не пожелал признать. То, что он большинство из нас лечил, наблюдал и за нами ухаживал - так это принадлежало к его первым врачебным обязанностям, и это было бы ему зачтено, если бы ему не вменялось в вину то, что заслуживает наказания. Я все же не хотела бы уменьшать твою признательность, если бы ты так же прекрасно знал все то, о чем твоя совесть при всем при этом свидетельствует против тебя и против него. Ты можешь быть ему благодарным, не становясь его другом. Но при всем том, что ты о нем знаешь, ты ищешь его (лишь видимого) общества, в то время как ты избегаешь или убегаешь от всех тех, кто нас посещает, которые имеют некоторое право на твое уважение или внимание, и к чьему кругу ты более принадлежишь, чем к обществу неблагодарного, беспутного, бесхарактерного вертопраха.

Как видишь, дорогой Пауль, подобные наблюдения не годятся для того, чтобы разгладить мой лоб, чтобы увеличить или укрепить мое доверие к тебе.

И когда ты к этому меня вынуждаешь? В тот момент, когда твоя благородная душа приносит самые святые обещания; когда ты уже готов, как многообещающий юноша начать свою карьеру, чтобы стать достойным мужчиной; когда все твои отношения, все твои обязанности, все твои поступки должны приобрести для тебя новый вес; когда ты должен стремиться вознаградить своих родителей за все заботы, за тысячекратные пожертвования, причиной которых ты явился, и которые долго еще не прекратятся. Мне очень жаль, что приходится так с тобой говорить, но как твоя нежная заботливая мать, как твоя лучшая подруга я должна обратить твое внимание на то, чего не замечает твое легкомыслие. - Твой отец молчит, но его сердце не менее удручено. Что его доверие к тебе уменьшилось, ты видишь также еще и по тому, что он тебя, на твоем 19-ом году и с твоей мужественной внешностью, так неохотно выпускает из корпуса, и вместо того, чтобы в тебе - как мы вскорости надеялись - видеть утешение и гордость наших преклонных лет, мы при всяком случае должны заранее предполагать новые огорчения и заботы из-за тебя. Знания для делового человека, для государственного деятеля - он может служить государству своими духовными силами или же с оружием в руках - всенепременно важны и необходимы; но они не составляют единственного достоинства человека. Учись познавать его по его истинному, лучшему предназначению; познай самого себя, свои обязанности, учись думать о своей будущей ответственности перед тем, кто создал тебя с хорошими задатками, дал тебе все возможности их развивать и которому в его всезнающей справедливости ничто не может казаться незначительным. Пусть эти увещевания не покажутся тебе докучными, дорогой Пауль, и узнай в них нежность матери, которая всегда столь заботливо вами занимается и которая столь охотно купила бы ваше настоящее, истинное счастье ценой своего, пусть даже ценой собственной жизни».

Это послание очень важное и ценное, поскольку здесь образ Пестеля отличается от того, что мы наблюдали ранее. Здесь Павел Иванович предстаёт человеком, подозреваемый во лжи и лицемерии, хотя мать категорически не хочет в это верить. Елизавета Ивановна, предчувствуя, что поведение её сына отклоняется от принятых ею моральных норм, старается указать ему на его поступки, которые могут в дальнейшем вылиться в дальнейшую модель поведения. По мнению матери, морально-нравственное состояние Павла оказалось под определенной угрозой: то, что он, судя по всему, несколько раз солгал, может стать началом для развития в нём плохих качеств. Поэтому Елизавета Ивановна настоятельно предупреждает сына о том, чем могут обернуться его плохие поступки для него же самого. Мать явно опечалена и расстроена всем происходящим, но по-прежнему любит своего рёбенка. Представляется очень важным этот отрывок: «Твой отец молчит, но его сердце не менее удручено. Что его доверие к тебе уменьшилось, ты видишь также еще и по тому, что он тебя, на твоем 19-ом году и с твоей мужественной внешностью, так неохотно выпускает из корпуса, и вместо того, чтобы в тебе - как мы вскорости надеялись - видеть утешение и гордость наших преклонных лет, мы при всяком случае должны заранее предполагать новые огорчения и заботы из-за тебя».

Анализируя отрывок, можно сделать предположение, что с годами поведение Пестеля менялось так, что родители, несмотря на свою любовь, не смогли проигнорировать эти метаморфозы. Была ли эта естественная ситуация, когда наступает период непонимания между родителями и детьми, или же Павел Пестель действительно менялся, причем не в лучшую сторону? В любом случае, у будущего идеолога декабристов, как и у каждого человека, были свои достоинства и недостатки, и последние не остались незамеченными родителями. Пестель пойман на лжи, и это вызывает их беспокойство.

Оценка образа Пестеля родителями становится более понятной при сравнении с оценкой его младшего брата, Владимира Ивановича Пестеля.

Владимир Иванович Пестель вместе с братом обучался в Пажеском корпусе. Историк Семевский прозвал его «ничтожным братом великого человека». В отличие от Павла, Владимир не принимал активного участия в деятельности тайных обществ, хотя и состоял в них. Судя по всему, его интересовала забота, прежде всего, о своем благополучии, он не стремился поменять общественное устройство. Можно предположить, что участие в Союзе Спасения и Союзе Благоденствия были для него чем-то вроде игры, веянием моды, примером брата, в конце концов. Все это вылилось в то, что

14 декабря 1825 года Владимир Пестель находился на стороне правительственных войск и участвовал в подавлении восстания, за что получил «монаршую признательность» и презрение со стороны сторонников декабристов. Но предателем его назвать нельзя, так как он тяжело переживал случившееся.

Судя по письмам родителей, Владимир, по сравнению с Павлом, был более инфантильный и необязательный: «До нас не дошли два ваших письма, № 24 и 25. Быть может, вы там писали, видели ли вы Воло. Он нам об этом ничего не говорит. Я написал о нем к графу Аракчееву, дабы просить, чтобы он был помещен при графе Воронцове, который согласен его взять к себе. Вы узнаете значительно раньше меня, если это произойдет. Но я в этом немного сомневаюсь, из-за великого князя. Если узнаете что-нибудь о Воло, известите нас. Я недоволен им из-за небрежности, с какой он нас извещает о себе». Это письмо Ивана Борисовича Пестеля от 27 ноября 1813 года, когда оба его сына были в действующей армии.

Здесь Павел имеет образ старшего, ответственного сына и брата, на которого возложена забота о своих братьях и сестрах. Он является ближайшим помощником своих родителей в вопросе воспитания, ведь если с их младшими детьми что-то не так, то они могут со спокойной душой положиться на Павла. Владимир полная противоположность Павлу. Для родителей он был еще мальчишкой, в то время как Павел уже стал мужчиной (учитывая, что разница в возрасте у братьев была всего два года).

Во время Отечественной войны 1812 года и Заграничных походов русской армии любовь к сыну и страх за него проявились как никогда раньше. В том же письме от 27 ноября 1813 года Иван Борисович пишет: «Зная аккуратность, с какой вы нам пишете, мой дорогой друг Павел, вам будет легко вообразить, до какой степени мы были обеспокоены, так долго не получая от вас новостей, и особенно не зная ничего о вас после Лейпцигского дела. Тем временем гуляли слухи, что вы были ранены и даже без вести пропал, что заставляло меня бояться, не в плену ли вы. Ваша превосходная мать, которая была больна, проводила ночи, мучая себя, я со своей стороны так же. Это так повлияло на мое физическое состояние, что даже сейчас я мучим бессонницей, проводя ночи без сна. Среди этого смертельного трепета из-за вас пришло однажды большое письмо от Марченко. Я открыл его с поспешностью - и нет письма от вас, а в его письме ко мне - ни слова о вас. И вот наше беспокойство стало еще серьезнее. Восемь дней спустя, а именно 18-го числа сего месяца, в момент, когда мы собирались ужинать, я получил ваше письмо из Франкфурта-на-Майне от 26 октября. Судите о моем счастье. Как только прочел его, я бросился на колени и возблагодарил Всевышнего, приславшего мне это утешение, в котором я так нуждался. Я побежал скорее к вашей матери, которая прочла ваше письмо, дрожа от радости. Оно не только сообщило нам, что вы здоровы, но даже что вы были награждены орденом Св. Владимира с бантом'. Новая причина возблагодарить провидение за то, что сохранило вас и поддержало ваше рвение к службе. Я сказал себе, что вот я и отец кавалера, делающего мне честь, ибо он ревностный слуга своего отечества. Поздравляю вас с этим от всего сердца, и мы посылаем вам при сем, ваша мать - хорошенький маленький крест Св. Владимира, какие сейчас носят здесь элегантные люди, а я - 3 аршина ленты этого ордена. Вспоминайте, мой добрый друг, нося то и другое, что они от ваших лучших друзей, которые любят вас очень, очень нежно и благословляют от глубины души. Марченко ничего не говорит мне о вашем награждении, но он говорит, что вы и Воло, что вы оба здоровы, а о вас прибавляет следующее: Павла Ивановича отменно все любят и, конечно, нет сомнения, что в теперешней службе ничего он не потеряет. Дай Бог!!! В конце концов, не награды и большие отличия более всего трогают наши сердца. Лишь бы вы были здоровы и довольны - вот что всегда будет составлять мое величайшее счастье».