Взаимополезность также предполагает понимание предпринимателем социальной полезности своей предпринимательской деятельности. Предприниматель самостоятелен в выборе целей, задач и средств их реализации. Но его выбор обусловлен спросом. Он организует своё дело не только для собственного потребления, но и для удовлетворения нужд общества, под которым понимается полезность предметов и услуг, удовлетворяющих интересы и запросы людей. Таким образом, предпринимательская деятельность имеет потребительскую ценность и приносит взаимную пользу.

Указанные и другие ценности, нормы ведения бизнеса являются детерминантами западной европейской деловой культуры и соблюдаются при заключении сделок, ведении переговоров, выполнении договорных обязательств. В середине прошлого века в западной науке преобладала точка зрения, что мировое общество движется к всеобщей унификации. Однако такой прогноз оказался не вполне корректным. Оказалось, что единообразие способа производства и проникновение единых технологий в так называемые «традиционные» общества вовсе не ведёт к стандартизации других элементов культуры. Как показывает история развития человеческого общества, сходные способы и технологии производства порождали несхожие принципы национальных культур.

Тенденция последнего времени к усилению межкультурных контактов ведёт к повышению роли этнической идентичности как реакции на обезличивание. Такое проявление идентичности оказывает решающее влияние на экономические и социальные процессы, происходящие в мире.

Таким образом, важнейшей характеристикой любой культуры является то, какой социальной общностью она формируется и осваивается. С этих позиций можно выделить национальные или этнические культуры. Интересующие нас деловые культуры включают разные национальные деловые культуры, поскольку деловое поведение населения разных стран и этносов в сходных условиях разнится.

1.2 Классификации деловых культур

Первые исследования и попытки классифицировать деловые культуры по преимуществу имели в своей основе индивидуальные наблюдения и опыт консультантов в области управления или учёных, занятых вопросами социальной или организационной антропологии. Они носили фрагментарный характер и описывали отдельные явления. Со второй половины 70-х годов XX века такие исследования приобретают системный характер. В начале 80- х годов XX века учёными предпринимаются попытки классификации типов деловых культур, определяются типологические критерии.

В настоящее время наибольшее признание получили пять критериев классификации деловой культуры, предлагаемых Г. Хофстеде. Рассматривая их как базовые, можно дополнить их другими, разработанными и сформулированными П. Андерсеном, Г. Триандисом, Ф. Тромпенаарсом, Э. Холлом и Ш. Шварцем. Классификация была расширена критериями, разработанными в классических трудах по социологии Т. Парсонсом и по деловой культуре Р. Льюисом. Всего в работах различных исследователей предлагается до 30 различных параметров и критериев классификации деловой культуры.

Классификация Г. Хофштед опирается на опрос, разработанный на основе методик традиционных этнологических и социально- психологических исследований.

Он выделил четыре критерия, по которым можно классифицировать культуры.

Индивидуализм - коллективизм. Индивидуализм имеет место, когда люди определяют себя как индивидуальность и заботятся только о самих себе, своей семье и своих родственниках. Коллективизм характеризуется тесной взаимосвязью человека с группой. Группа заботится об удовлетворении потребностей членов группы, обеспечивает им поддержку и безопасность взамен на их преданность.

Таблица 1. Характеристика деловой культуры по параметру «индивидуализм - коллективизм»

С показателями «индивидуализм-коллективизм» связан уровень открытости-закрытости деловой культуры, определяемый по критериям соответствия групповым нормам, терпимости к отклонению от групповых норм, способы компенсации ненормативного поведения, степени проявления чувств тревоги и угрозы.

Дистанция власти - параметр, измеряющий степень, в которой наименее наделённый властью индивид в организации принимает неравноправие в распределении власти и считает его нормальным положением вещей.

Стремление к избежанию неопределённости - параметр, измеряющий степень, в которой люди чувствуют угрозу от неопределённых, неясных ситуаций, и степень, в которой они стараются избегать таких ситуаций. Для снижения ситуации неопределённости люди создают условия, обеспечивающие им большую стабильность, посредством примененияболее формальных правил, отвержения девиантных идей и поведения; принимается вера в возможность абсолютной истины. Культура, стремящаяся к определённости, отличается активностью, агрессивностью, эмоциональностью и нетерпимостью. Культура, принимающая неопределённость, характеризуется большей рефлексией, меньшей агрессивностью, бесстрастностью и относительной толерантностью (терпимостью).

Маскулинность - фемининность (мужественность-женственность). Г. Хофштед определяет маскулинность (мужественность) как степень, в которой доминирующими ценностями в обществе считаются ассертивность (настойчивость, напористость), добывание денег и приобретение вещей (материализм) и не придаётся особого значения заботе о людях. Фемининность определяется им как степень, в которой доминирующими ценностями в обществе считаются взаимоотношения между людьми, забота о других и всеобщее качество жизни. Измерение «мужественности- женственности» имеет важное значение для определения методов мотивации на рабочем месте, выбора способа решения наиболее сложных задач, для разрешения конфликтов .

В середине 90-х годов прошлого века была предложена классификация по модели образцовых переменных Т. Парсонса и базовых переменных Клакхона-Стродтбека, известная как модель Смита-Тромпенаарса.

В 1988 году Г. Хофштед вместе с М. Бондом после проведённых исследований китайских организаций предложил ещё один критерий -«конфуцианский подход к труду» или «конфуцианский динамизм». Данный критерий имеет комплексный характер и отражает трудовые ориентации, преобладающие в культурах стран Юго-Восточной Азии.Он включает в себя такие характеристики, как бережливость, постоянство и лояльность в отношениях с организацией и полную идентификацию с ней, строго иерархические отношения, наличие чувства долга и стыда как механизма внутреннего социального контроля.

Учёные объясняют «синдром конфуцианства» тем, что в странах Юго- Восточной Азии, которые добились невероятных экономических успехов, принципы управления и организации деятельности отличаются от западных. Они отмечают, что в данных культурах до минимума сведена роль рационального индивидуализма и личного успеха как основного мотива трудовой деятельности, на которых в течение столетий базируется экономика и менеджмент в западных странах.

Исследователи подчёркивают, что расположение культур по данному критерию никоим образом не соответствует уровню экономической отсталости или уровню модернизации экономики. По оценкам исследователей, деловые культуры таких стран, как Зимбабве, Филиппин, Пакистана, Нигерии имеют такие же низкие показатели по этой шкале, как деловые культуры Англии и Канады. Они отмечают высокие показатели по этой шкале в деловых культурах Гонконга, Тайваня, Японии, Южной Кореи, Сингапура.

Это позволяет выявить такую характеристику как краткосрочность - долгосрочность ориентаций, что оформляется как его второе название. Она связана с его интенсивностью, поскольку люди ориентированы на получение результата своей деятельности либо в отдалённом будущем, возможно, даже при жизни других поколений, либо немедленно. Это также сказывается на высоком или низком уровнях сбережений.

Критерий «контекстуальность культуры» предложил американский исследователь П. Андерсен. Он позволяет рассмотреть роль невербальных коммуникаций при передаче информации. Учёные отметили, что в западных деловых культурах основная часть информации передаётся посредством письменной и устной речи, т.е. они занимают низкий рейтинг на этой шкале контекстуальности. Высокими показателями обладают культуры, в которых содержание передаваемого сообщения в значительной степени зависит от ситуации, причём для каждой из них существуют свои собственные средства языка. Здесь большое значение имеют жесты и одежда.

К высококонтекстуальным культурам относится, например, японская культура, где существуют приветствия и выражения, которые понимаются по-разному в зависимости от ситуации. Так, сверхвежливая форма обращения, принятая для приветствия старших и высокопоставленных лиц, может иметь значение оскорбления, когда она применяется к равному по социальному статусу партнёру.

В низкоконтекстуальных культурах роль ситуации также имеет определённое значение. Однако в высококонтекстуальных культурах существуют чёткие и однозначно понимаемые всеми правила, связывающие вербальные и невербальные коммуникации в единый код, тогда как в низкоконтекстуальных (например, американской и русской) таких чётких правил не существует. Роль ситуации учитывается скорее на уровне интуиции, в таких культурах сходные ситуации разными людьми могут трактоваться по-разному (1.3).

Следующий критерий представлен шкалой непосредственности, которая характеризует уровень психической и физической дистанции между партнёрами в ходе вербальной коммуникации. Это позволяет различать деловые культуры, где при непосредственных контактах принято использовать приёмы, понижающие психологическую дистанцию между партнёрами (мимика, свободная речь, сокращение пространственной дистанции), и где принято сохранять социально-психологическую дистанцию.

Критерий «связанные/несвязанные культуры» предложил Г. Триандис в своей книге «Культура и социальное поведение». Данный критерий отражает допустимый уровень конформизма/ нонконформизма в той или иной культуре. Автор отмечает, что в каждой культуре поддерживается конформизм и порицается нонконформизм. Однако допустимость нон- конформного поведения и степень жёсткости формальных и неформальных санкций по отношению к девиантам очень различны.

К «несвязанным» культурам относятся такие типы, в которых отсутствует жёсткое требование конформного поведения и вполне допускаются отклонения, не переходящие определённых рамок.

К «связанным» относятся культуры, в которых требуется жёсткое следование определённым образцам и нормам поведения. Так, по мнению Г. Триандиса, американская культура - «несвязанная», а японская культура является типичным примером «связанной» культуры.

Сходный с предыдущим критерием параметр «открытость/ закрытость по отношению к переменам» был предложен Ш. Шварцем. Закрытые к переменам культуры характеризуются консерватизмом, сохранением семей- ных устоев, уважением традиции, высокой ценностью социальной иерархии и официальных статусов, достигаемых через формальное образование. От- крытые к переменам культуры характеризуются интеллектуальной автоно- мией индивидов, доминированием эгалитарных ценностей: свобода, равенст- во, социальная справедливость.

По мнению учёных, данный критерий отражает скорее идеологическую установку автора, чем реальную действительность. Эгалитарные ценности зачастую оказываются более декларациями, чем реальными ориентирами в открытых обществах. Закрытые к переменам культуры на самом деле оказывались более динамичными, чем открытые.

Т. Парсонс предложил критерий «образцовые переменные». В данной модели предложил пять параметров:

1) аффективная активность или нейтральность позволяют определять, какие занятия в данной культуре считаются более престижными;

2) ориентация на предписанный или достигаемый статус даёт оценку индивиду по социальному положению, которым он обладает от рождения или достигает в течение жизни;

3) партикуляризм/универсализм позволяет в культуре первого типа оценить индивида в зависимости либо от отношений, в которых вы с ним находитесь, либо от статуса, который он занимает;

4) диффузность/специфичность отношений раскрывает характер восприятия субъектов делового взаимодействия. В диффузных культурах принято воспринимать партнёра во всём богатстве его личных проявлений, во множестве социальных ролей. В современных индустриальных обществах людей воспринимают по конкретной социальной роли, которую они выполняют в процессе данного конкретного акта общения;

5) коллективизм/ индивидуализм. Данный параметр был впоследствии исключён из списка Т. Парсонсом. Он считал, что развитие общества происходит от традиционных культур (аффективных, ориентированных на предписанные статусы, партикулярных, диффузных) к современным (аффективно-нейтральным, ориентированным на достигаемый статус, универсализм и специфичность отношений).

Развитие межкультурного делового взаимодействия потребовало принципиально новой информации относительно таких контактов. В связи с глобализацией и интернационализацией мировой экономики межкультурное взаимодействие представителей разных стран стало явлением массовым, кроме менеджеров крупных компаний в специальных знаниях заинтересова- ны широкие круги мелких и средних предпринимателей.

На рубеже веков сменилась доминирующая научная парадигма. Согласно позитивистской парадигме, лежащей в основе большинства рассмотренных подходов, каждая культура описывается как точка в многомерном пространстве формальных переменных. В настоящее время, с практической точки зрения, для описания любой деловой культуры недостаточно классифицировать её при помощи только формальных критериев, необходимо вникнуть в сущность этой культуры, вжиться в неё, почувствовать её исторические корни и уникальность.

В основе исследования феномена деловой культуры лежат стандартные критерии. Главным становится описание конкретной культуры. Приоритет переходит от формализованных анкет и интервью к этнографическому описанию, наблюдению, анализу текстов. Это делает исследование более основательным и полезным.

Интересной для нашего исследования является классификация Э. Холла. При характеристике культур он опирается на следующие критерии:

· контекстность культуры;

· монохромность - полихромность, т.е. отношение ко времени; ориентация на прошлое-настоящее-будущее;

· быстрая - медленная коммуникация: оценка коммуникаций внутри культуры;

· большое - малое: характер структуры личного пространства;

· сильная - слабая тенденция к завершению проектов:представление о нормативных требованиях к завершению проектов.

В своей книге «Как понять иностранца без слов» (1995) Э.Холл сравнивает культуры четырёх стран: США, Германии, Франции, Японии. По мнению учёного, одним из важнейших достоинств этой классификации является то, что она основывается на объективных характеристиках процессов обмена информацией в каждом из обществ. Исследователь стремится избежать привязки своей классификации к системе ценностей американского или какого-либо другого общества.

Фундаментальной работой является труд известного британского культуролога Р. Льюиса «Деловые культуры в международном бизнесе. От столкновения к взаимопониманию». В ней учёный предлагает свою классификацию деловых культур. Используя кросс-культурный метод, он ввёл три важных критерия сопоставления культур: отношение ко времени, к информации, к власти. Это позволило выделить три типа: моноактивные (линейно-организованные), полиактивные и реактивные.

По мнению Р. Льюиса, деловые культуры «могут быть приблизительно разделены на три группы: моноактивные, ориентированные на задачу (task- oriented), чётко планирующие свою деятельность; полиактивные, ориентированные на людей (people-oriented);словоохотливые и общительные; реактивные, интровертивные, ориентированные на сохранение уважения (respect-orientedlisteners)».

Отношение ко времени является важнейшим критерием различения культур. Для каждого типа характерно особое отношение ко времени. Взаимоотношение человека со временем, включая его восприятие, освоение, калькуляцию выступает важным параметром. Этот критерий позволяет рассмотреть и сравнить в любой деловой культуре такие параметры, как отношение к работе и отдыху, соблюдение режима и графиков, темпоральные особенности принятия решений. Представления о времени пронизывают все сферы бизнеса. Практически любые его формы несут на себе темпоральную характеристику. Понимание времени в разных культурах определяется двумя параметрами: отношением общей временной перспективы или общей ориентации культуры во времени и отношением использования времени. По Э. Холлу мы выделяем монохромную и полихромную культурную ориентацию, по Р. Льюису линейную и нелинейную или циклическую модели времени.

Моноактивные культуры имеют в своей основе модель линейного времени. Тезис «время - деньги» характерен именно для моноактивных культур, поскольку сопоставляет две количественные переменные, что определяет пунктуальность членов моноактивных культур, поскольку для них потеря времени аналогична потере денег, которые можно заработать за это время. При этом время (как и деньги) воспринимается как величина объективная, не зависящая от восприятия и ценностей каждого конкретного человека. В моноактивных культурах люди ориентированы, прежде всего, на выполнение дела, задачи (task-oriented). Следовательно, они организуют своё время и жизнедеятельность по плану, методично и последовательно. Люди, принадлежащие к такой культуре, полагают, что при организации труда повышаются эффективность и производительность. Сюда Р. Льюис относит американскую, английскую, немецкую и другие деловые культуры.

В полиактивных культурах время тоже воспринимается как однонаправленный процесс, текущий из прошлого в будущее. Однако он в значительной степени субъективен. Важность и протяжённость того или иного интервала времени определяются не по объективной шкале, а по интенсивности деятельности индивида. Пунктуальность не столь существенна в таких культурах, важнее - событие, даже если оно началось с опозданием и закончилось за пределами ранее оговорённых временных рамок.

В полиактивной культуре, которая ориентирована на людей (people- oriented), позволено совершать несколько дел одновременно, часто не доводя их до конца и в незапланированной последовательности. Её представители по характеру экстраверты, разговорчивы и общительны, ориентированы на создание хороших отношений как гарантии дальнейшего успешного взаимодействия. Сюда учёный относит латиноамериканскую, испанскую, итальянскую, русскую и др. деловые культуры.

В реактивных культурах время воспринимается как цикл. Отношение к нему весьма экономное, но оно принципиально отличается от линейной модели. Здесь большое значение имеет полное и последовательное соблюдение ритуала, в то время как в моноактивных культурах важно достижение конкретной поставленной цели. В реактивной культуре, присущей азиатским народам, люди организуют своё время и деятельность в зависимости от меняющейся ситуации. Её представители редко сами начинают действия или дискуссию, предпочитая сначала выслушать другую сторону и определить её позицию, а затем реагировать и формулировать собственную. Люди, принадлежащие этому типу культуры, в большинстве своём интроверты. Они ориентированы на сохранение уважения, своего лица и репутации. Р. Льюис называет их «слушающими»(respect-oriented listeners).

«Слушающие» культуры, реактивные по своей природе, сочетают использование баз данных и печатной информации (Япония, Финляндия, Сингапур и Тайвань - страны высокой технологии) с естественной склонностью внимательно слушать и вступать в дружелюбный диалог. Японцы и китайцы будут рады говорить очень долго, если это поможет достичь предельной гармонии. В этом отношении они так же ориентированы на людей, как и романские народы. Финны, неизменно более немногословные, тем не менее, в своём диалоге тщательно учитывают пожелания другой стороны. Они редко используют тактику «катка», которую часто можно наблюдать в американских, немецких и французских спорах. В Финляндии монолог присущ только иностранцам.

«Слушающие» культуры полагают, что при сборе информации придерживаются правильной установки. Они не совершают необдуманных поступков, но вынашивают идеи, охотно адаптируют свои решения. Успех Японии и четырёх «азиатских тигров» - Южной Кореи, Гонконга, Тайваня и Сингапура, - равно как и процветание Финляндии вопреки некоторым трудностям, свидетельствует о жизнестойкости «слушающих» культур.

Учёный считает, что деловые культуры могут быть классифицированы по источникам информации, которыми пользуются представители разных культур. Он различает культуры, ориентированные на получение информации из формализованных источников, и культуры, получающие информациив ходе живого диалога.

В реактивных культурах предпочтительный способ общения осуществляется по схеме «монолог - пауза - размышление - монолог», в моноактивной и полиактивной культурах преобладающим способом коммуникации является диалог.

Представитель полиактивной культуры практически не выносит молчания, а реактивной - рассматривает паузы как очень важную часть разговора, так как осмысленный и продуманный ответ требует длительного и молчаливого рассмотрения.

В моноактивных культурах люди отдают предпочтение формализованным источникам информации. Представители полиактивных культур предпочитают неформальные - сплетни, частные мнения и т.п.

Представители реактивных культур в одинаковой мере используют оба вышеуказанных источника информации.

Отношение к власти, по мнению Р. Льюиса, является важным критерием различия культур. Основой принятия решений в реактивных культурах обычно является принцип консенсуса при иерархической системе организации. Необходимо добавить, что восточные культуры также различаются по этому показателю. В основе японской деловой культуры лежит принцип консенсуса.

В китайской деловой культуре структура власти в организации выстраивается по типу отношений в семье. Для моноактивных культур характерны вертикальные иерархические структуры и высокая степень формализации.

В полиактивных культурах также преобладают вертикальные структуры, но на нижних уровнях отсутствует жёсткая иерархия, а взаимоотношения, как по вертикали, так и по горизонтали зачастую строятся на основе неформальных отношений.

Деловое взаимодействие между представителями этих типов культур является не простым. Р. Льюис в своей книге приводит много примеров по- добного рода. Люди, представляющие разные деловые культуры, уверены, что наиболее продуктивным является их способ ведения дела.

Учёный приводит в своей работе несколько таблиц, в которых представители разных культур ранжированы по различным критериям. В качестветаких критериев Р. Льюис использует шкалу линейной активности и полиактивности.

Нахождение в верхних рядах характеризуется линейностью мышления, а в нижних рядах - полиактивностью. В первых рядах расположены представители моноактивных культур: немцы, швейцарцы, американцы (белые англосаксы-протестанты), скандинавы. Промежуточное положение занимают представители реактивной культуры, но с тенденциями моноактивности - японцы. Нижние ряды занимают латиноамериканцы, испанцы. В своей работе Р. Льюис, к сожалению, не обосновывает выбор ранжирования культур по шкале линейной активности. Он относит это разделение только к культурам говорящим, не относит этот критерий к культурам слушающим.

Предложенные Р. Льюисом типы культур реализуются в ментальных моделях. Понятие «ментальные модели» определяется Р. Хантингтоном как «глубоко укоренённые предпосылки, обобщения или даже картины и образы, предопределяющие то, как мы познаем мир и как действуем в нём». Они формируют поступки людей. Если культура - это макроуровень, то ментальные модели - это микроуровень. Культура представляет собой совокупность индивидуальных ментальных моделей. Таким образом, деловая культура является составной частью культуры того или иного народа и реализуется именно в ментальных моделях поведения.

Представляет интерес для нашего исследования и теория «моделей жизни» Т. Хойрупа. В своей книге «Модели жизни» (1998) учёный пишет, что попытки исследователей внедриться в чужую культуру во многом несостоятельны, потому что реально существуют относительно самозамкнутые модели жизни. Согласно данной теории, каждая модель, находясь в постоянном процессе самовоспроизводства, имеет только ей присущую жизненную логику, на которую она опирается при самоутверждении и интерпретации других. Эта теория развилась как результат попыток решить вопрос, почему различные культурные ценности даже в случае их постоянного взаимодействия не становятся общими. Т. Хойруп применяет свою концепцию даже для сред, где люди говорят на одном языке, так как они, выражая мнения и установки различных миров, вкладывают в них различный культурный смысл.

При исследовании деловой культуры представляется интересным анализ моделей жизни «работающих не по найму», «работающих по найму» и «ориентированных на карьеру», которые Т. Хойруп обозначил как «модель жизни 1», «модель жизни 2», «модель жизни 3». Он считает, что представители одной и той же модели в разных культурах способны понять друг друга лучше, чем представители разных моделей в рамках одной и той же культуры. Такие важные понятия, как работа, дело, семья, свобода используются различными сегментами населения для выражения разных идей. В деловой культуре можно наблюдать, что наниматель и нанимаемый имеют разную жизненную модель.

В основе многих вышеперечисленных западных классификаций лежат теоретические схемы, заимствованные из североамериканской социологии и антропологии. Следовательно, нужна большая осторожность при определении параметров и типов китайской деловой культуры. Так, по мнению A.A. Сусоколова, возникает своеобразная этнокультурная аберрация (отклонение от нормы; ошибка, нарушение, погрешности), при которой несущественные различия между близкими предметами, в данном случае характеристиками культур, кажутся гораздо больше, чем значительные различия между удалёнными предметами (культурами).

А.А. Сусоколов приводит пример такой этнокультурной аберрации, когда в различных исследованиях как китайская, так и русская культуры относятся преимущественно к коллективистским культурам: «коллективизм китайских и русских крестьян - это не просто разные степени, а скорее разные измерения этого явления, и отличие русского коллективизма от китайского не меньше, чем отличие русского коллективизма от американского индивидуализма».

Проведённый анализ позволил выявить эпистемологический смысл различных научных направлений, изучающих феномен деловой культуры, концептуализировать содержание понятия «деловая культура», определить его концепт, уточнить его структуру и параметры как общекультурного явления и продукта научного осмысления. Обобщение критериев классификации деловой культуры в зарубежной и отечественной литературе позволило определить специфику содержания, внешних и внутренних детерминаций данного феномена. Деловую культуру мы понимаем как характеристику исторически обусловленной системы общепринятых форм делового взаимодействия, конвенциональных правил и норм поведения, отражающих существенные особенности национальной культуры.

Деловая культура представляет совокупность материальных и нематериальных составляющих. Их развитие происходит через институциональные изменения, через изменения правил и неформальных ограничений.

Деловая культура представляет собой комплекс отношений человека к процессу делового взаимодействия. Она представляет собой совокупность ценностей, норм, символов и знаний, которые определяют мышление, представления, восприятие и особенности поведения субъектов делового взаимодействия.

Проведённый анализ современных отечественных и зарубежных концепций позволяет выявить ряд общих подходов, определяющих базовый характер феномена деловой культуры:

· интегральный характер деловой культуры выражается в создании системы обязательных элементов и превращении их в единую и уникальную характеристику;

· исторически определённый тип отражает как динамику развития, так и социально-исторический аспекты внешней и внутренней сфер или слоёв деловой культуры;

· системно-ценностный подход позволяет представить данный феномен как систему ценностей, норм, символов;

· базис развития предполагает направленность деятельности, который представлен экономической деятельностью, направленной на достижение прибыли;

Таким образом, представляем деловую культуру как совокупность элементов, каждый из которых поддаётся оценке. Они могут быть осмысле- ны с позиций соответствия существующим эстетическим, технологическим, инновационным нормам и стандартам. Одна концепция характеризуется под- ходом к определению деловой культуры, основывающимся преимуществен- но на объективных, качественно технократических характеристиках, которые находятся в определённой эволюции. Другая концепция объединяет различные подходы к понятию деловая культура, концентрирующие наше внимание на духовных, историко-социальных, социокультурных и социо- психологических составляющих.

ГЛАВА 2. СТРАТАГЕМНОСТЬ КАК ОСНОВА СОВРЕМЕННОЙ ДЕЛОВОЙ КУЛЬТУРЫ КИТАЯ В СИСТЕМЕ МЕЖДУНАРОДНОГО БИЗНЕСА

Среди характеристик китайской деловой культуры представляется целесообразным выделение наиболее сущностных её параметров (философичность, рациональность, стратагемность и т.д.), которые в равной мере определяют её специфику и отличие от деловых культур других народов. Выбор стратагемности в качестве одного из элементов ядра деловой культуры Китая определяется недостаточной изученностью этого явления, его спецификой и значением в реальной практике международного бизнеса.

Для более полного анализа объекта исследования применим специфический китайский понятийно-категориальный аппарат. В науке существует понятие «стратагема».Вместе с тем в китайских источниках и специальных словарях нет толкования понятия «стратагемность» на китайском языке. Кроме того, по нашему мнению, необходимо дифференцировать понятия «стратагемность» и «стратагема».

Учитывая длительное существование этого явления, его систематизацию и разработанность в Китае, можно предложить использование понятия «стратагемность» в научном обиходе в таком виде, как оно звучит и пишется на китайском языке, зафиксировав транскрибированное понятие. Такая практика использования китайских научных категорий и терминов сложилась в российском и зарубежном китаеведении.

Очевидно, что стратагемность существует не только в Китае, но именно в нашей стране на раннем этапе развития цивилизации родился и получил развитие этот феномен, проникший в сознание целой нации.

Понятие «стратагемностъ» на китайском языке, возможно, впервые использовано при анализе деловой культуры Китая в исследовании О.Р. Очирова.

Исследователем был осуществлён текстовый анализ традиционных классических китайских источников, таких как «Военный трактат Сунь-цзы», «Тридцать шесть стратагем», «Троецарствие», «Хань Фэй-цзы» и др., а также современных работ отечественных и зарубежных исследователей, китайских деловых бумаг, деловой переписки, законодательных актов.

Интерес научной и деловой общественности к изучению стратагем был детерминирован двумя причинами: успехами китайской политической и деловой элиты в получении и приобретении преференций и преимуществ, а также опыт национальной научной рефлексии данного явления. Несмотря на то, что в самом Китае в последнее время появилось достаточно много литературы по этой теме, она остаётся практически неосвещённой в российской науке. До недавних пор тема о стратагемах держалась в секрете от иностранцев.

Китайская стратагемность ( ’q ? ђ« - «чжимоусин») проявляется в наличии социально поощряемых и культурально транслируемых паттернов (образцов) поведения, созданных на основе известных в китайской культуре 36 стратагем, являющихся результатом тысячелетней рефлексии практического опыта хозяйственной и предпринимательской деятельности.

В Китае искусство составления стратагем всегда оценивалось очень высоко. Высшие чиновники Китая должны были владеть в совершенстве стратагемами и применять умело их в своих замыслах, выстраивая хитроумные планы. Стратагемы были распределены по категориям и получили собственные названия. Знание древних стратагем, умение применять их в соответствии с обстоятельствами и временем настолько гармонично вошло в практику китайцев, что стало изысканной традицией.

Она характеризует не только деловую культуру, но и повседневный образ жизни.

Составление хитроумных планов, разработка уловок, введение противника в заблуждение - это умения, которые могут быть обнаружены и в других культурах. Однако только в Китае выработка и применение стратегических планов за многие тысячелетия достигли уровня искусства и науки, были закреплены в научных трактатах. Объяснение этого факта заключается в специфике китайского менталитета и объективных причинах культурно-исторического развития этноса.

ВTheOxfordEnglishDictionary, Vol. X(1933), слову «стратагема» даётся следующее разъяснение:

· an operation or act of generalship; usually, an artifice or trickdesignedtooutwitorsurprisetheenemy.- Военная операция или прием, обычно хитрость или уловка, предназначенная, чтобы ввести в заблуждение или застать врасплох врага;

· in generalized sense: Military artifice.- В обобщённомсмысле: военнаяхитрость;

· any artifice or trick; a device or scheme for obtaining an advantage.- Любая хитрость или уловка; приём или интрига с целью достигнуть преимущества;

· in generalized sense: Skill in devising expedients; artifice, cunning.- Вобобщённомсмысле: изобретательностьвпоискахвыхода; хитрость, изворотливость.

Стратагема - это уловка или план для того, чтобы обмануть или ввести в заблуждение врага, или для того, чтобы добиться преимущества у кого-либо в чём-либо.

Анализ значения слова позволяет сделать вывод о том, что область их значения достаточно широка: от ничтожной уловки до запланированного и заранее подготовленного плана. Однако именно правильное и эффективное применение этой маленькой уловки, пускай даже в виде совершенно спонтанного сиюминутного действия, предполагает наличие у человека именно такого качества, как стратагемность.

Таким образом, стратагемность означает «хитрость», «замысел», «план», «тактику», «тактический план» или «способ», подготовленные заранее и предназначенные для того, чтобы одолеть кого-либо или что-либо, ввести в заблуждение врага или добиться у кого-либо преимущества или выгоды. Это стратегический план, в котором для противника или для противной стороны подготовлена какая-либо ловушка или хитрость.

В «Хань шу» (1 в.) под категорией «чжи» (ђҐ”ЫЌ‡—ќ)- «разумность» - понимается «способность участия в совершении добра и неспособность в совершении зла». Она определяется как «высшая разумность» при обязательном и естественном противопоставлении с «низшей глупостью», которой приписывается «способность к совершению зла». Существует и промежуточное положение «средний человек», способный творить и добро и зло.

Стратагемность связана с проблемой природы человека. Вопрос о природе человека является одной из фундаментальных проблем традиционной китайской философии. Подробное рассмотрение этой проблемы мы можем найти в работах Н.В. Абаева, A.M. Карапетьянца, А.И. Кобзева , Ю.Л. Кроля и др. Опираясь на исследования отечественных и зарубежных учёных о природе человека можно глубже и шире изучить и объяснить природу стратагемности. Конфуций говорит и о близости человеческой природы у разных людей: «Природные качества сближают людей, а приобретённые привычки - отдаляют» (Луньюй, XVII, 2).

Конфуций говорит о сути человеческой природы следующее: «Богатство и знатность - вот к чему стремятся все люди. Если не установить им Дао-путь для достижения этого, то они этого и не достигнут. Бедность и презрение - вот что ненавидят все люди. Если не установить им Дао-путь для избавления от этого, то они от этого так и не избавятся» (Луньюй, IV,5).

Введение Дао использовано Конфуцием для того, чтобы показать большое значение проблемы воспитания человека и достижения им уровня «цзюнь-цзы». «Цзюнь-цзы» и «сяо жэнь» рассматривается нами, прежде всего, как этические категории. Добавим лишь ещё два стремления людей, характеризующие сущность человеческой природы, которые выделил Ян Чжу (395-335 гг. до н.э.) через сто лет после Конфуция: долголетие и слава.

Представляет интерес с позиций стратагемности позиция Дун Чжуншу о изначальной нейтральности человеческой природы. Он вводит идею доброты как потенциального состояния. Он же указал на дуальную структуру человеческой природы, состоящей из природы в узком смысле (ђ«?-«син») и чувственности (?—~-«цин»). Он считал, что человеку присущи эти два качества, так же как небу присущи «инь» и «ян».

Продолжил дискуссию о природе человека Чжу Си. Он предложил концепцию изначально-общей доброй природы, обладающей вторичными и конкретными модусами, которым в разной степени присуще добро и зло. Для понимания феномена стратагемности важно заключение Чжу Си о различении соотношений добра и природы с онтологической и антропологической точек зрения. Чжу Си считал (цит. цо А.И. Кобзеву): «в плане неба и земли добро - предшествующее, а природа - последующее... в человеческом плане природа - предшествующее, а добро - последующее».

На основании вышеизложенного можно предположить, что сущность феномена «стратагемность» можно объяснить, прежде всего, с антропологической точки зрения на природу человека. Данный феномен возник и развивался в Китае на основе естественных стремлений человека к богатству, знатности, долголетию, славе и т.д. Таким образом, он является исконно присущим человеческой природе. На протяжении тысячелетней истории оно культивировалось и развивалось у китайцев и достигло высокого уровня науки и искусства.

В своей книге о стратагемах «Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать» известный швейцарский синолог Х. фон Зенгер даёт подробнейший анализ этимологии слова стратагема. Опираясь на этот анализ, кратко рассмотрим историю возникновения слова стратагема.

Оно восходит к древнегреческому слову strategema,которое означает военноедело вообще и в частности военную хитрость. Х. фон Зенгер приводит пример; римский государственный деятель Секст Юлий Фронтин (до 103 н.э.) избрал для своего трактата название stratagemata,множественное число от слова strategema.Этот древний трактат был переведён на немецкий язык в и вышел в Германии в 1963 году под названием«Военные хитрости».

Вообще составление хитроумных планов для обмана и введения противника в заблуждение - это умение, которым обладают не только китайцы, оно присуще практически каждому народу. Однако только в Китае, в силу китайского менталитета и объективных причин культурно- исторического развития этноса, выработка и применение стратегических планов в течение тысячелетий достигло уровня искусства и науки, а также было закреплено в научных трактатах. Стратагемы были распределены по категориям и получили собственные названия. Знание древних стратагем, умение применять их в соответствии с обстоятельствами и временем настолько гармонично вошли в практику китайцев, что стали в Китае традицией.

Х. фон Зенгер замечает, что «в связи с некоторыми культурными и религиозными условиями, на Западе почти отсутствуют исследования по этой теме. Понимание стратагемности на Западе развито слабо. Представители Запада - до определённой степени - поражены «стратагемной слепотой», хотя в своей повседневной жизни они постоянно являются жертвами стратагем и часто сами применяют их в зависимости от ситуации, иными словами, без всякой теории и без подлинного предварительного расчёта».

Подчеркнём, что понятие стратагемность нечасто используется при анализе феномена деловой культуры. Однако понятие стратагемы и связанное с ним понятие стратагемность использовались отечественными и зарубежными исследователями при анализе политических, военных и других проблем.

История этого понятия уходит корнями в глубокую древность многотысячелетней китайской цивилизации. Тогда в древнем Китае местные купцы оттачивали своё мастерство ведения торговли, используя стратагемы для достижения успеха и извлечения коммерческой выгоды. В настоящее время китайские предприниматели при ведении бизнеса успешно применяют их, модернизируя древние китайские хитроумные стратегические планы. Как в древнее время, так и в наши днибизнес и коммерция рассматриваются китайцами как поле битвы, арена сражений, где необходимо применять стратагемы.

В Китае стратагемы с древнейших времён играют важную роль. В течение столетий вновь и вновь возникали идиоматические выражения, образные, метафорические обороты речи для стратагем различного рода. Эти обороты оттачивались среди народа и создавались авторами сочинений по военной теории, философии, истории и литературе. Под «стратагемными» метафорами скрываются выражения, относящиеся к историческим событиям истории древнего Китая и к народным преданиям, повествующим об обстоятельствах, в которых применялась та или иная стратагема. Собрание 36 стратагем с лингвистической точки зрения представляет собой список из 36 речевых оборотов. Полный список 36 стратагем состоит из 138 китайских иероглифов, по 4 иероглифа на каждую стратагему. Стратагемы могут относиться к различным категориям: камуфлирование; введение в заблуждение; захват добычи; блокада; получение преимущества; соблазнение; бегство. Кроме того, имеются стратагемы различной степени утончённости, обман на словах и в действиях, специальные военные хитрости и уловки, которые с тем же успехом можно применять в политической и частной жизни.

В основе концепции стратагем лежат древние китайские представления (впервые письменно зафиксированные в «Книге перемен») о взаимодействии между двумя противоположными началами, теневым Инь и солнечным Ян. При этом с китайской точки зрения стратагемы вовсе не обязательно служат «злому», чтобы перехитрить «доброе». Очень часто возникают ситуации, в которых как раз добрый, но находящийся в более слабой позиции человек может достигнуть достойной цели исключительно с помощью стратагемы. Так было в классическом китайском обществе, в котором законы не служили защитой отдельной личности, и никакой независимый суд не был способен помочь человеку в его праве.

В древнем китайском обществе, где отсутствовала юриспруденция, служащая интересам личности, стратагемика (практическое знание уловок, необходимых для выживания в жизни) давала человеку жизненно необходимую опору.

Что касается «36 цзи», то по существу они действительно представляют собой перечень военных хитростей. Ведь древнейший трактат о 36 стратагемах имеет подзаголовок «Сокровенная книга о военном искусстве». В этом сочинении каждая стратагема поясняется преимущественно примерами из китайской истории. В связи с этим перевод выражения «36 цзи» как «36 стратагем» является наиболее удачным.

В своей книге Х. фон Зенгер приводит следующую классификацию списка 36 стратагем:

1) стратагемы подделки (имитации): создание иллюзорной действительности (например, стратагемы 7, 27, 29);

2) стратагемы утаивания: имеющиеся в действительности обстоятельства делаются скрытыми от взгляда (например, стратагемы 1, 6, 8, 10);

3) дезинформирующие стратагемы: о том, что на самом деле неизвестно, сообщается как об известном (например, стратагемы 13, 26);

4) стратагемы извлечения выгоды: своевременно используются активно вызванные или случайно создавшиеся благоприятные обстоятельства (например, стратагемы 2, 4, 5, 9, 12 (инсценировка совпадения и т. п.), 18, 19, 20);

5) стратагемы бегства: уклоняются от неблагоприятных обстоятельств (например, стратагемы 11, 21, 36);

6) смешанные стратагемы: одно и то же действие можно отнести к стратагемам раз личных категорий.

Таким образом, все 36 стратагем могут быть разделены на 3 основных класса:

а) стратагемы обмана (основные разновидности 1 и 2);

б) стратагемы присутствия (основные разновидности 3, 4 и 5);

в) смешанные стратагемы (основная разновидность 6).

Распределение 36 стратагем на шесть основных разновидностей и три класса проведено Х.фон Зенгером, в китайских источниках такой градации нет. В Китае преобладают две разновидности классификации: применяемые при сильном положении (наступательные) и при слабом положении (оборонительные).

По мнению Х. фон Зенгера, умение пользоваться стратагемами всегда помогало китайцам не только уберечься от чужих уловок, но и понять суть происходящего, найти взаимосвязь с другими случаями такого же рода и овладеть более высоким искусством общения. Европейцы же видят лишь конкретные проявления хитрости, не замечая при этом общего в однотипных уловках и не сопоставляя их с аналогичными примерами из истории, художественной литературы и т. д..

Анализ китайских стратагем в контексте их влияния на развитие китайской деловой культуры позволяет по-новому взглянуть на предпринимательство с китайской спецификой, лучше понять мышление китайского этноса.

Анализ литературы, включая источники на китайском языке, дал возможность проанализировать учение о хитроумных планах, «китайскую философию хитрости» и включить это понятие в исследование феномена китайской деловой культуры. Недостаточная разработанность стратагемности в научной литературе порождает потребность его дальнейшего изучения. Это, прежде всего, необходимо для понимания Китая, его культуры, для осознания накопленного опыта применения китайских стратагем, для успешного решения актуальных практических задач, стоящих перед и бизнесменами.

Данный подход к рассмотрению этой проблемы подразумевает знакомство с представлениями, которые накоплены в отечественной и зарубежной научной литературе. Многие понятия ранее применялись другими авторами при исследовании культуры и философии Китая. Это позволило нам использовать их, продолжить разработку и углубление содержания, уточнить некоторые понятия в контексте рассматриваемого нами явления, а также раскрыть их содержание.

По мнению академика B.C. Мясникова, у китайцев стратагемность - это сплав стратегии с умением расставлять скрытые от противника западни, который за тысячелетия существования китайской цивилизации вошёл в практику китайского этноса.

Стратагемность как элемент деловой культуры Китая была проанализирована на основе традиционных классических китайских источников, таких как «Военный трактат Сунь-цзы», «Тридцать шесть стратагем», «Троецарствие», «Хань Фэй-цзы» и др., а также на основе современных работ отечественных и зарубежных (в т.ч. китайских) исследователей, китайских деловых бумаг, деловой переписки, законодательных актов.

Как отмечает B.C. Мясников, российское и западноевропейское китаеведение пришли к открытиюстратагемностипочти одновременно в середине прошлого века. Анализ полного свода дипломатической переписки китайской империи Цин с Россией в XVII веке, проведённый Мясниковым, выявил определённую закономерность формирования дипломатической документации и, соответственно, действий китайцев. В этих действиях учёный обнаружил совокупность определённых, последовательно выполняемых стратегических планов. Дальнейшее исследование подтвердило концепцию стратагемности в действиях китайцев. Изучение источников показало, что в Китае искусство составления стратагем всегда оценивалось очень высоко. Высшие чиновники Китая должны были владеть в совершенстве стратагемами и умело применять их в своих замыслах. Тот, кто наиболее всесторонне подготовлен, знает все стратагемы, обучен выстраиванию различных комбинаций, кто изучил особенности стратагемного мышления и действий, тот сумеет обеспечить выигрыш в состязании с противником. Сунь-цзы учил: «Непобедимость заключена в самом себе, возможность победы заключена в противнике». Умение составлять стратагемы свидетельствовало о способностях человека. Умелое применение хорошего плана способствовало успеху любого предприятия. Поэтому в Китае всегда с большим уважением относились к стратагемам и составлению на их основе различных планов.

Первую ссылку на стратагемы можно найти в «Истории династии Южная Ци» - «Нань Ци Шу». В эпоху Южных и Северных династий (Наньбэй- чао, 317 - 589 гг.) Китай был частично завоёван несколькими племенными союзами во главе с сяньбийцами (тобийцы) и сюннами (гунны). Этот период времени ещё именую «эпохой Шести династий» - «Лю Чао» (220-589), где одной из южнокитайских династий была династия Южная Ци (479-502 гг.).

Известно, что «Нань Ци Шу» составлена Сяо Цзысянем (489-537 гг.). Она содержит биографию государственного деятеля той эпохи Ван Цзинцзэ, в которой упоминаются «тридцать шесть стратагем (санынилю цэ) почтенного господина Тана». В истории рассказывается, как знаменитый вое- начальник Тан Даоцзи, состоящий на службе императорского двора династии Южная Сун или Лю Сун (420-479 гг.), в затруднительной ситуации в отсутствии продовольствия в своей армии на вражеской территории ввёл в заблуждение врагов, демонстративно взвешивая песок и просыпав немного риса, чтобы враг подумал, что в армии Тан Даоцзи имеются запасы продовольствия. Этот обманный трюк ему удался.

Приводится ещё несколько примеров, когда военачальник, используя различные стратагемы, смог уберечь войско и выйти из затруднительных положений. В данной истории упоминаются «тридцать шесть стратагем», однако следует учесть, что китайцы с древних пор питают слабость к численным метафорам. Поэтому они не всегда используют числительные в буквальном смысле, так что в случае с Ван Цзинцзэ это могло подразумевать просто слово «многочисленные» стратагемы.

При изучении древних китайских источников, таких как «И цзин» - «Книга перемен», создание которой условно датируют X - VIII вв. до н.э., можно обнаружить «определённые «стратагемные» типы поведения» Это позволяет предположить зарождение этого явления уже в тот период времени.