Внутренние и внешние особенности дипломатии эпохи Константина Великого

Помимо политических договоренностей между империей и готами, можно констатировать, что дипломатическая связь поддерживается и религиозным влиянием. В 325 г. на Никейском соборе уже присутствовал готский епископ Феофил, подписавший символ веры.1 Поэтому дипломатические отношения императора Константина с готами были не только на уровне военно- политического союзничества, но и на культурно-религиозном тоже. Известно также, что переселенческая политика императора тоже способствовала проникновению христианства к готам. Политика захвата заложников и договорах о проживании на территории империи на правах федератов тоже способствовала христианизации варварской среды. Например, ярким представителем популяризации христианства среди готов был Ульфила, который по происхождению был частично готом. По договору 332 года он сопровождал заложников, которые прибыли в Константинополь.1 Конечно, христианизация не всегда проходила миром, часто она встречала сопротивление. Кстати от части, именно гонение на христианских готов было связано их перемещение на территорию Римской империи.

Константин использовал готов как наемников, оплачивая их труд золотом и продовольствием. Папирус начала IV века, найденный в северной Африке, называет Константина "предводителем готов и карпов". Из этого следует, по Евсевию, политика Константина была весьма дальновидна и миролюбива.2

Что касается жителей Херсонеса, то за помощь в борьбе с готами, Константин тоже применил вполне дипломатический тактический ход, он одарил их главного сановника украшениями, договорились и о свободном плавании судов, без пошлин, по Черному морю. Также херсонесцы получали постоянный поток различных продуктов: железо, хлеб, оливковое масло.3 Это также не просто вознаграждение Рима, это часть экономической дружбы с народами, которые полезны империи.

Сарматы же остались ни с чем, их империя и так спасла от готов, более того, Константин вычел из военных расходов средства, которые ранее обеспечивали сарматам денежные награды. Сарматы были не довольны, они вторглись в пределы империи.4 Однако Константин не пошел на провокацию. Зосим5 кратко рассказывает о сарматской кампании Константина 332 - 333 гг.: сарматы переправились через Дунай и подошли к Кампоне на берегу этой реки в Нижней Паннонии; попытки поджечь верхнюю деревянную часть стены города потерпели неудачу из-за отчаянного сопротивления осажденных. Во время этой осады римляне напали на сарматов с тыла и разбили их. Из-за угрозы нового нападения император перешел Дунай и окончательно разгромил противника, пытавшегося обороняться на лесистом холме. Часть сарматов была уничтожена вместе с царем, а сдавшиеся были поселены на римской территории. В этой кампании влияющим дипломатическим и военным лицом являлся сын Константина Констанций. Аврелий Виктор сообщает, что Констанций “дал сарматам царя, к их возвеличиванию пробыв некоторое время среди них”.1

О подчинении сарматов Евсевий пишет, что волей случая они попали под руку Константина. Скифы напали на сарматов, бой был выигран, а вот после внутри сарматов началось восстание “слуг”, варварам пришлось обратиться к Константину. По сведениям Евсевия он принял их в чертоги Римской империи.2Некоторые из сарматов нанялись к готам, но большинство все же захотело примкнуть к Римской империи. Гиббон пишет, что сарматам были отведены земли в Паннонии, Фракии, Македонии и Италии.3 Констанций как дипломатическое лицо вмешивается в этот конфликт.

Кстати, Евсевий описывает внешнюю дипломатию императора как бы вскользь, понятно, это не является объектом его внимания. Тем не менее, покорение варварских племен для Константина, согласно Евсевию, - это христианская экспансия. Хотя терминологию Евсевий сохраняет достаточно жесткую - “возложил иго власти на скифов, не привыкших к рабству, и заставил их против воли признать римлян своими господами”.4 Евсевий даёт две возможных линии развития событий с варварскими племенами. Всех не согласных с властью Рима Константин “усмирил вооруженной рукой”, с другими очевидно можно было вести переговоры, т. е. применять свой дипломатический корпус, и везде меняется юридическая модель общества.5

К числу внешних дипломатических отношений стоит отнести и торговые связи с Индией. В конце жизни Константин уже плохо себя чувствовал и после празднования своего тридцатого года правления жить ему оставалось не долго. Однако император продолжал свою деятельность и принял посольство из Индии. По сведениям Евсевия индийские послы привезли Константину восхитительные дары, драгоценные камни и жемчуг, а также животных, которых ранее в Европе не видели. Возможно это означало возобновление торговых отношений между странами, так как взаимодействие ранее было не слишком активным. Сам Евсевий делает интересный вывод: в начале карьеры Константину подчинились британцы, а теперь на исходе жизни дипломатические отношения установились с индийцами. Крайние места Римской империи сомкнулись под рукой императора.

Среди отношений Константина и варваров есть эпизод о покорении скифов и сарматов. Евсевий пишет, что эти племена к рабству не привыкли, но император заставил их признать римлян своими господами. В данном случае Константин решил переустановить отношения с варварами. По сведениям Евсевия скифам ранее местные архонты и жители платили дань.1 О дипломатических переговорах Евсевий не упоминает, указывает, что Константин сразу ринулся в бой, самых возмущенных он усмирил силой, а других подчинил себе благодаря посольствам. Так, скифы перешли на сторону империи.

О широте дипломатических связей империи Евсевий тоже пишет. Например, он сам поражается, что при дворе императора можно встретить абсолютно разных послов, варваров, в которых все чужеродно. Евсевий не раз подчеркивает, что дары Константину приносили такие, которые ценны именно там откуда они едут. Евсевий перечисляет: “одни дарили его золотыми венцами, другие из драгоценных камней диадемами, иные красноволосыми мальчиками, те варварскими одеждами, которые вышиты были золотом и цветами, эти конями, а некоторые щитами, длинными копьями, стрелами и луками”1. Евсевий также отмечает, что и Константин одаривал послов, “жаловал их римским достоинством”, так что некоторые оставались на службе у императора.

Об отношениях империи с персами Евсевий пишет дважды. Дело в том, что между Римской империей и Персией уже около сорока лет длилось перемирие, но Сапор, персидский царь, решил его нарушить. Сапро выдвинул требование, чтобы Константин вернул персидской монархии пять провинций расположенные за Тигром. С таким же успехом можно было объявить войну Риму. Пока послы добирались до Константинополя, персидские воины напали на Месопотамию, где находился сын императора Констанций. Константин решил действовать быстро и, собрав многочисленную армию встал в ее главе, он отмечал, что для апогея его славы не хватает только победы над персами.

Как только персы узнали о мобилизации римской армии, царь послал еще одно посольство к Константину. Император и персидский царь обменялись дарами, и последний попросил о союзе.2 Здесь же Евсевий рассматривает в этих межгосударственных отношениях религиозный аспект, поскольку пишет о том, что среди персов христианство распространяется быстро. Евсевий приводит письмо Константина Сапору, персидскому царю. Стиль письма, конечно, гармонично сочетается со стилистикой изложения материала Евсевием. В письме Константин использует оборот “брат мой” по отношению к персидскому царю, когда размышляет о Боге и вере. Константин был талантливым правителем и к данному отрывку источника стоит отнестись особенно внимательно, поскольку такое обращение - это один из методов шикарной дипломатии. Главное, что Константин размышляет о вере в целом, но и пытается доказать, что христианство все же главенствует. Письмо убедительно. Император даже упоминает в письме Валериана, который попал в плен и скончался там. У Евсевия этот факт выставлен с позиции того, что Валериан не был христианином, так на него обрушился “Божий гнев”. Это тоже особенности дипломатического языка: факт есть, а антураж складывается из текущих обстоятельств.

Так же Константин в письме просит Сапора продолжать заботится о христианах в Персии. Иными словами, религиозный фактор играет в этой дипломатической переписке особенную роль, так как выступает в качестве медиатора между политиками. У Константина истинно христианские размышления, психологически очень убедительно. Он ставит акцент на том, как всем будет хорошо, если персидский царь позаботится о христианах. Константин здесь выступает в качестве защитника всей Ойкумены. Так же в этом письме отчетливо слышится как бы окрепшая монархическая власть. Константин укрепил свое единоличное влияние на Римскую империю и во внешних отношениях оказывается не менее влиятельным лицом. Сам император говорил о себе - “епископ внешних дел”. Так он иронизировал, говоря о своей важности во внутренней и внешней политике государства и жизни всей Ойкумены в целом. Уже весной велись разговоры о войне с Персией, Константин принял решение идти в поход против персов.1 Евсевий пишет, что он взял с собой и епископов. Однако, незадолго до Пасхи персидский царь отправил посольство к императору. Был заключен “дружественный” договор. Так напряжение между странами спало. Прием этого посольства стал последним общественным мероприятиям, проведенным императором.

Он построил церковь Апостолов, которую задумывал как усыпальницу для себя. Константин болел и чувствовал приближение смерти, он решил лечиться горячими ваннами, сначала в Константинополе, а потом в Еленополе. Там, в городе, названном в честь его матери, он молился в церкви Святых Мучеников и, видимо, пришел к заключению, что дни его сочтены. Поэтому он решил принять крещение.

Известно, что Константин не принимал христианство в течении всей своей карьеры, но на смертном одре все же решился на этот шаг. По сведениям Евсевия

Константин безусловно верующий христианин, по мнению других нехристианских авторов Константин и его поступки совсем не вписываются в христианство. Вероятно, у императора были свои причины на крещение. Возможно ему не хотелось слишком открыто покровительствовать христианам, хотя он действительно сделал много, чтобы примирить противоборствующие стороны и обеспечить их мирное сосуществование. В глазах своих подданных- язычников он был просвещенным язычником - точно так же, как, впрочем, и его отец. С другой стороны, Константин мог не принимать христианство потому что не хотел оставаться императором и христианином одновременно, поскольку как император он часто действовал совсем не по-христиански. В сущности, принятые им законы, уравнивавшие христиан в правах с поборниками языческих верований, никогда не выходили за рамки простой справедливости. Вероятно, любой язычник считал разумным и необходимым пойти на те уступки христианству, на которые пошел Константин. Так что вряд ли эта сторона деятельности Константина была оценена по достоинству.

Внешняя дипломатия Константина отличается быстротой реакции, талантливыми решениями и имперской мудростью. Константин сумел сосредоточить в своих руках огромную власть и за период гражданской войны уничтожил не мало своих врагов. Расшатанное здание Римской империи ненадолго замерло, это была заслуга Диоклетиана и Константина. Дипломатия императора интересна интригами, продуманными действиями, поступательными движениями и, что важно, не только внутри государства, он и “епископ дел внешних”.

Глава 3. Дипломатия Константина: цели и объекты

Дипломатический аспект в религиозной политике императора

Дипломатия Константина не возможна без религиозного аспекта его политики. Целью дипломатии Константина всегда являлось достижение лучшего результата. Константин действовал по определенной схеме, причем это его отличительная дипломатическая черта. Цель дипломатии Константина - добиться меньшими потерями большего результата. В частности, он пользовался своего рода ножницами дипломатии: с одной стороны, умел выжидать и не вмешиваться в события, а с другой стороны, умел действовать быстро и решительно. Константин добился единоличной власти и установил хорошие отношения с внешними акторами.

Во внешних отношениях Константин тоже применял религиозную политику. Например, когда обострились отношения с Персией, император написал письмо Сапору, персидскому царю. Это письмо приводит в своем

“Жизнеописании Константина” Евсевий1. Константин ясно дает понять, что христиане являются заметной силой не только в пределах Римской империи, поэтому он просит царя заботиться о христианах, которые проживают в Персии. Цель Константина в религиозной международной политике - выступить актором миропорядка и властителя, который считает, что он главный надзиратель христианского мира, при том, что сам язычник. Однако, обращение к царю царей с подобной просьбой говорит не только о том, что Евсевий хвалил Константина, но и о том, что Костин ставит христианство на баланс своей дипломатии.

Также Евсевий неоднократно приводит в своем труде сведения, что и варвары были христианами, не все конечно, и на Вселенские соборы приезжали епископы, например, от готов. Так, империя боролась с варварами, но у них уже возникала взаимосвязь на общей религиозной основе. Поэтому, когда Константин вел внутреннюю религиозную политику, на самом деле это была и внешняя религиозная политика тоже.

Одним из объектов дипломатии императора можно выделить его вмешательство в распространении христианства и его структуризации.

В 313 г. Миланским эдиктом христианство утверждается в качестве государственной религии. Лициний и Константин этим указом ответили на вызов времени. Правители были вынуждены уступить христианству с целью снятия напряжения, возросшего в обществе из-за конфликта религий.

В качестве разрешения ситуаций, связанных с гражданской войной в империи или же внешней политикой, Константин понимал, что христианское епископство - это союзник, к которому выгоднее прислушиваться нежели игнорировать. Нельзя сказать, что Константин был пропагандистом христианской религии. Это не так. На этот счет много мифов, но точно ясно, что Константин пытался учитывать эту важную часть жизни империи. И выглядел действительно большим дипломатом на поприще религиозной политики. Римская империя обладала многовековой мировой культурой, достигла совершенных для своего времени форм государственности и имела великое прошлое. В IV веке, превращаясь в государство христианское, т. е. вступая на путь противоречия с прошлым, иногда до полного его отрицания, переживала острый и тяжелый кризис. Константин понял, что в христианстве заключается мировая сила, и пользовался им именно с этой точки зрения, в этом есть великая заслуга Константина.

Культурный и религиозный кризис, который Римская империя переживала в IV веке, является одним из самых важных моментов, какие когда-либо переживала всемирная история. Древняя языческая культура столкнулась с христианством, которое, будучи признано Константином Великим в начале IV века, было объявлено в конце того же века Феодосием Великим (346-395гг.) религией господствующей, религией государственной.1 Христианство и языческий эллинизм слились, в одно целое, и создали христианскую греко- восточную культуру, которая позже получила название византийской культуры.

Центром последней сделалась новая столица Римской империи, Константинополь.

Разделив все провинции империи на четыре разряда по степени большего или меньшего распространения в них христианства, и рассмотрев данный вопрос в каждом из четырех разрядов, можно заметить, что главный центр христианской церкви в начале IV века был в Малой Азии.

Константин много лет жил в Никомедии и был заложником при дворе Диоклетиана.1 Малоазиатские впечатления сопровождали его в Галлию и превратились в ряд политических соображений, которые привели к решительным заключениям: он мог опереться на церковь. Во всяком случае, победа христианства во всей Малой Азии была уже решена до времени Константина, в других же областях она была хорошо подготовлена. Нужен был только проницательный и сильный политик, который бы в то же время имел внутреннее влечение к религиозным переживаниям. Таким человеком был Константин. Его гениальностью было ясное распознание и верное понимание того, что должно было случиться.2

Во время Константина Великого христианство получило законное право на существование и дальнейшее развитие, легализованное эдиктом Галерия, и подтвержденное Миланским эдиктом в 313 году. Первый указ в пользу христианства вышел из рук одного из самых свирепых его гонителей, а именно Галерия, который в 311 году издал указ, на основании которого христиане, получая прощение за свое прежнее упорство в борьбе с правительственными распоряжениями, имевшими целью вернуть христиан к язычеству. Вместе с тем признавалось законное право христиан на существование.3

Через два года, после победы над Максенцием, Константин и вступивший с ним в соглашение Лициний сошлись в Милане и, обсудив положение дел в Империи, издали интереснейший документ.

Миланский эдикт разрешает христианским общинам вернуть себе места, которые были у них отняты в результате гонений. В одном из постановлений эдикта авторы (Лициний и Константин) весьма вежливо, но аргументировано объясняют Анулину (проконсулу Африки), что чужая собственность неприкосновенна, но собственность христиан должна быть им возвращена. Это очень интересный дипломатических нюанс и юридически это обосновано. Постановление Миланского эдикта написано в вежливом, но повелительном наклонении. Указано возвращение собственности католической Церкви.1 На основании этого указа христианам и всем другим предоставлялась полная свобода следовать той вере, какой кто пожелает; всякие мероприятия, направленные против христиан, устранялись.

Вообще Миланский эдикт - это предмет спора в науке, поскольку в первозданном виде он до нас не дошел. Но он сохранился у христианского писателя Лактанция в форме написанного по-латыни рескрипта Лициния, данного на имя префекта Никомедии. безвозмездно я беспрекословно, отобранные у них частные здания и церкви.2

На основании текста Миланского эдикта можно прийти к заключению, что Константин признал христианство религией, равноправной с другими религиями, а значит, и с язычеством. Но он также давал определенные гарантии и язычеству. Какой-либо системы у этого человека напрасно было бы искать, была лишь случайность. Христиане, будучи к IV веку уже довольно многочисленными представляя собой значительную силу в государстве, тем не менее, не составляли еще большинства населения. Численная сила и влияние не везде совпадали друг с другом: меньшее число могло пользоваться очень сильным влиянием, если оно опиралось на руководящие классы, и большое число могло мало значить, если оно состояло из низших слоев общества или, главным образом, из сельского населения. Христианство было городской религией, чем больше город, тем больше число христиан. Это было необычайным преимуществом. Но вместе с тем христианство проникло и в провинции, и в деревню.1

В течение нескольких лет Константин предпринял ряд благоприятных для христиан мер. Отныне церковь и государство были призваны действовать в тесной связи. У императора все более крепла уверенность в своей божественной миссии слуги Господа, одерживающего победы божьей милостью, а церковные соборы в Арелате (314 г.) и в Никее (325 г.) со всей ясностью показали, кто на самом деле их возглавляет.

История с епископами в правление Константина вообще ясно отражает суть его политической и дипломатической мысли. Внимание привлекает речь Константина. В письме епископам он использует стиль, достаточно осторожный: Константин пишет, что доверяет решение епископам, потому что он верит в их твердость и справедливость, император заинтересован в отсутствии раскола и недопонимания, выражает своё почтенное отношение к церкви.

Для Константина в его религиозной политике было несколько объектов, одним из них являются донатисты. В споре с донатистами самого начала с соперничеством за выбор епископов переплетались глубокие противоречия в общинах Северной Африки. Они были связаны с отступниками, теми, кто во времена гонений отдал церковные сосуды и христианские книги.

Евсевий описывает: в 311 г. умер Карфагенский епископ Менсурий. Был нужен преемник. Однако нового епископа не все признали, потому что не все были согласны с новой кандидатурой - Цецилианом, и потому что сами нумидийские епископы не принимали участие в голосовании. Карфагенский собор из 70-ти нумидийских епископов низложил Цецилиана. В итоге в 313 г. его место занял Донат, по его имени и назвали раскольническое движение - донатисты. Но Константин, подчинив себе Северную Африку, он признал Цецилиана епископом Карфагена. Донатисты просили Константина о церковном суде, чтобы все-таки разобраться кто является правомерным епископом. Донатисты были недовольны, что Антуанский епископ Феликс отрёкся от Христа во время Диоклетианова гонения. Поэтому рукоположение Феликсом Цецилиана делает последнего не действительным епископом. В христианской церкви нет единства, епископы не признают поведения друг друга, поэтому Константин в данном случае выступает в качестве медиатора этих отношений.

Император издаёт указ, по которому в октябре 313 г. съезжается собор из 15- ти италийских и 3-х галльских епископов под председательством Римского епископа Мильтиада. И Феликс, и Цецилиан были оправданы. Донатисты на этом не успокоились. Они недовольны. Константин назначил новый собор в 314 г. в Арле, но донатисты не приняли решение и этого собора.

В 316 г. терпение императора лопнуло. Его медиация была не достаточной, поэтому он решил вмешаться. На суде в Милане он издал жесткие указы, которыми вновь оправдал Цецилиана и постановил отбирать у донатистов церкви и церковное имущество, руководителей раскольников отправляли в изгнание. Лишь в 321 г. Константин предоставил им свободу, что приумножило их число.1 По этим событиям можно проследить, что внутренняя дипломатия Константина по отношению к церкви была терпимой, но он не мог позволить церкви переступить некий допустимый уровень тишины в империи. Ему приходилось действовать смело, однако вся политика Константина на протяжении жизни подтверждает, что он не был импульсивным, он умел подождать и в течении ситуации вовремя начать действовать. Это и есть дипломатия императора.

За всем этим стояло непреодолимое противоречие между фанатичной церковью мучеников и называемой тогда “католической” церковью, которая снисходительно относилась к отрекшимся христианам.2

Официальная церковь осудила движение донатистов, а правительство Константина отнеслось к донатизму и вовсе враждебно.1

Надо отметить, что спор Константина с донатистами показал императора не в лучшем свете. Здесь прослеживается нетерпимость императора. Константин взял на себя смелость учить епископов как правильно служить. В письме викарию Африки Цельсу он пишет: “Я покажу своим приговором этим донатистам, какое почитание подобает Богу и какой вид богослужения доставляет ему радость... Я выведу на свет Божий, что скрывают эти глупые и неразумные люди. Тех, кто совершает дела, противные воле Божьей, я уничтожу и раздавлю. Для меня нет ничего более важного, чем разрушить все заблуждения и заботится о том, чтобы все исповедовали истинную религию”.2 Речь идёт о христианах, о раздоре между ними. И император лишь усилил этот раздор своим вмешательством, хотя в теологии он был не очень подкован. С.М. Власов пишет: "империя потом долго платила по его счётам: религиозные споры стали тяжким грузом для внутренней государственной политики".3 Император Константин, поддерживающий христианскую церковь, был противником раздоров в ее среде, так как только единая церковь могла быть ему надежной союзницей. Он стремился к примирению группировок, потому что полемика ослабляла церковную организацию.

В письме Константина епископу Сиракузскому Христу стиль и наклонение речи Константина меняет свой окрас. Речь становиться раздражительной, склонной к нетерпению по отношению к раскольникам. Чувствуется противостояние императора к донатистам. Они и настаивают на пересмотре решения, но явно этим только злят императора. Конечно, Константин принимал решение назначить Цецилина не только из соображений духовных, но и соображений политических. Раскол показывает, что власть Рима оспариваема, неустойчива. Донатисты настойчивы. Но Константин неистово прискорбно

относится к сложившейся ситуации, он пишет: “...те, кто должны бы иметь братское единодушие, находятся в постыдном, даже гнусном, разделении и подают людям, далеким от святейшей веры, повод для насмешек.”1

Следующим важным объектом в дипломатии императора является спор об арианской ереси. В спорах Ария и Александра Константин принимал самое прямое участие. Александрийский священник Арий поднял спор о Сыне Божьем и силился доказать, что Он сотворен, а не рожден от Бога-Отца, и как творение, не единосущен и не равен Богу-Отцу. Епископ Александр, видя в этих толкованиях ересь, отлучил Ария от церкви. В государстве мнения христиан разделились. Слабо разбираясь в христианском учении, Константин отстаивал традиционную точку зрения о полном равенстве Христа и Бога-Отца. Правда он пользовался своим дипломатическим даром и пытался примирить между собой разногласия сторон.

Константин прежде всего политик и его решение вмешаться в богословские споры оправданы его стремлением предотвратить очередной не нужный раскол в империи. Римское государство и так, занимая огромные пространства и имея весьма широкий чиновничий аппарат, была раздираема противоречиями. Это наглядно видно и из той борьбы за власть между августами и цезарями, которую Константин примерил на себя. Помнимо всего, империя страдала ещё и из-за борьбы язычества с христианством. А теперь ко всему прочему добавился и раскол внутри самого христианства. Не порядок. Константин желал собрать империю под сильной рукой, он всеми силами стремился наладить единство различных слоёв населения, как экономическое, так и религиозное. Он просто не мог допустить очередного раскола. Вот что он пишет в Александрию, читаем у Евсевия: “во-первых, я сильно желал учения всех народов о божестве, по существу дела, привести как бы в один состав, во- вторых, телу всей Ойкумены, как страждущему тяжкой некой болезнью возвратить прежнее здравие”. Вот как он представлял империю, как единый здоровый организм Ойкумены. В IV веке государство -это организм. Константин продолжает: “Предположив эту цель, иное рассматривал я внутренним оком ума, а иное старался совершить силой воинской руки и знал <...> восстановлено будет единомыслие, то ход общественных дел получит изменение, соответствующее благочестивыми намерениям каждого”.1 Единство - вот его цель. Он открыто об этом говорит. Константин считал, что вопросы о равенстве Иисуса Христа Богу Отцу, это скорее философские дискуссии, нежели реальность, которую стоит выносить на всеобщее обозрение. Он писал, что не много тех, кто разбирается в этих вопросах, а дебаты и неопределённость ведёт к богохульству и расколу церкви. "Мы должны быть едины в отношении основы основ. Пусть будет одна вера и одно понимание великого Бога... Возвратите мне спокойные дни и беззаботные ночи, чтобы я пользовался радостью спокойной жизни"2. Итак, эти споры для Константина не представлялись целесообразными. Однако маятник уже был запущен. Никаких примирений на горизонте не предвиделось.

Пожалуй, одной из целей дипломатии Константина было не допустить раскола в церкви, но не получилось. Церковный раскол распространялся достаточно быстро и широко. По сведениям Евсевия споры выявились не только в самой Александрии, но в Египте, верхней Фиваиде, он пишет, что “церкви везде разделились, а вместе с ними, подобно расстроенному телу, впала и вся Ливия”.3 Таким образом, раскол был вездесущ и устрашающ для власти.

В своих посланиях епископу Александру и пресвитеру Арию, Константин признается, что он намерен действовать жестко чтобы остановить раскол: “для остановки болезни, не находил другого удовлетворительного в этом случае врачевания как уничтожить общего врага Ойкумены”.4 Константин пишет о том, что он не находит повод к расколу важным. Константин, как правитель, берет на себя весьма важные дипломатические функции. По сведениям Евсевия, император вникает в спор и сам обещает быть “посредником в вашем недоумении и как бы покровителем мира между вами”.1 Константин уверяет спорящих, что образ мыслей у них одинаковый, поэтому спор бессмысленный.

Важной вехой в дипломатии Константина был созыв Вселенского Собора в Никее в 325 г., поскольку на него собрались представители разных земель, в частности, по сведениям Евсевия были даже епископы Персии, Скифии, Каппадокии и т.д. Действительно решали вопрос большим организмом Ойкумены. Этот собор примет символ веры, первые соборы будут проходить под руководством императора, это его отличительная черта. Константин всеми силами пытался примирить священников межу собой, поскольку сами они лишь усиливали противоречия в учении. Константину постоянно поступали жалобы от собравшихся священников друг на друга. Как -то Константин не выдержал: “на соборе, который посвящён примирению нашей Церкви не должно быть места осуждению друг друга. <...> Я приказал не показывать мне больше этих жалоб, потому что они возмущают меня. Разве не вы первые призваны следовать Христу? И разве не Он учил нас прощать заблуждающегося брата, если мы сами надеемся на прощение? Так и я прощаю всех, кто прислал мне эти унизительные документы. И требую, чтобы вы простили друг друга. Пусть ваши раздоры сгорят в этом огне”2. Все доносы Константин прилюдно сжёг. Не смотря на пламенные речи, произнесённые им на соборе, единства между священниками все равно не существовало. Может Константин и влиял на них своей дипломатической миссией, но ему все равно пришлось принять решение и выбрать либо учение Ария, либо Александра. Только там модно было решить вопрос раскола. Константин выбрал Александра.

Константину были важны эти соборы, это не только сохранение единства церкви, но и народные мосты с различными областями страны. В 325 году в императорском дворце в Нике (в Малой Азии) собрались более 300 епископов,

цвет христианского духовенства как по значению, так по учености и образованности.1 Собор составил приговор, который положил, что объяснение епископа Александра есть единое истинное, православное, т.е. что Бог-Сын не сотворен, а рожден и есть единого существа с Богом-Отцом. Толкования же Ария должны быть отвергнуты как еретические. На Никейском соборе, был сформулирован Никейский Символ Веры, доказывавший, что Сын единосущен Отцу, чтобы предостеречь на будущие времена христиан от ложных толков о предметах святой веры.

Это не положило конец арианству, а, напротив, с новой силой разжигало борьбу внутри церкви. Религиозные споры в недрах церкви продолжались во все время правления Константина и даже при его преемниках. В этом Константину не удалось примирить до конца оппонентов.

Открывая собор в Никее в 325 г. Константин был во всеоружии: от прекрасной одежды до красноречия. Он открыл собор вступительным словом, но после этого он выслушал, по данным Евсевия, всех, принимал их предложения, кратко беседовал с каждым из них, к каждому находил подход и склонял их к единому мнению касательно спора.2 Собор пришёл к единому мнению, когда стоит праздновать Пасху, это была ещё одна победа, которую Константин причислил себе.

Евсевий описывает неслыханную щедрость Константина по отношению к проигравшей стороне на суде. “Он весело одарял побеждённых из своей казны”3. Из этого можно сделать вывод, что, во-первых, концепция Евсевия не оставляет ни единой бреши в облике нравственности Константина, что естественно приукрашено, во -вторых, если учесть это описание протянутой руки Константина побежденным, то возможно данный дипломатический аспект нужен императору для укрепления личной власти и пропаганды своей доброй воли. Дипломатия - это искусство возможного, она сопровождает внешние

отношения, но не менее важен её аспект и внутри политической организации, потому что внешняя и внутренняя политика во многом являются зеркалом друг другу.

Нельзя совершенно оставлять без внимания и его политические планы; последние также должны были сыграть роль в его отношении к христианству, которое во многом могло ему помочь.

Во всяком случае, не политические планы явились причиной обращения Константина, он обратился к христианству, по мнению некоторых историков, в силу внутреннего убеждения, возникшего и окрепшего не под влиянием политики.1 В том-то и заключается гениальность Константина, что он, сам искренне сочувствуя христианству, понял, что в будущем оно будет главным объединяющим элементом разноплеменной Империи.

В этом и состоит его великая идея, показывающая в Константине одного из тех немногих исторических гениев, которые умеют открыть человечеству новую линию движения и строения.

Церковь для государства ничем своим не хотела поступиться. Но в ней не было государственного элемента, она не могла брать на себя государственных функций, ибо по существу имела иные цели и не имела той принудительной власти, без которой немыслимо государство. Но в то же время ясно, что христиане не могли обойтись без какого-нибудь государства. Церковь и не отрицала государственной власти в принципе; напротив, она объявляла власть Божественным установлением.

Таким образом, при более глубоком анализе взаимных нужд, оказалось, что Церковь и империя могли помочь друг другу. Константин решился это сделать. Этот момент соединения столь противоположных по существу начал, как Церковь и государство, поставил перед ними обоими ряд сложнейших задач, которые, вероятно, в то время даже не сознавались во всей своей сложности.

Кроме религиозных споров, Никейский собор вошел в историю, как собор, на котором был принят церковный христианский календарь, в котором христианские праздники распределялись по месяцам и числам, а также была уточнена схема христианской иерархии.1

Решение Константина христианизировать империю было исключительно его личным поступком. Потому что, несмотря на давление, которое оказывали на него епископы, и на быстрый рост христианских общин, более не подвергаемых непрерывным гонениям, церковь не обладала ни политическим, ни экономическим, ни общественным, ни культурным влиянием.

Более того, хотя сам Константин проявлял набожность, он, по-видимому, разбирался лишь в самых основных теологических вопросах, а его религиозные чувства и взгляды несколько раз коренным образом менялись. Тем не менее, он со своими советниками пришел к выводу, что лишь христианство способно дать разобщенному государству ясную цель и четкую организацию, способную, в конечном счете, сплотить раздираемые противоречиями различные слои населения в единое целое, что требовалось для успешного проведения политики Империи.

Приверженность Константина церкви послужила причиной того, что при нем началось самое масштабное строительство в римской и мировой истории: в его время произошел переворот в архитектуре, который был откликом на религиозные перемены и поощрялся щедрыми обещаниями властей. Так, в новой столице, Константинополе, император воздвиг церковь святых Апостолов, которая имела крестообразную форму и венчалась конической крышей. Эта церковь служила одновременно храмом памяти апостолов и собственным мавзолеем Константина (как бы тринадцатого апостола), здесь под центральной частью храма некоторое время покоились его останки.2

После царствования Константина образовалось три важных центра христианства: ранний христианский Рим в Италии, хотя языческие симпатии и продолжали существовать некоторое время; христианский Константинополь, который очень скоро стал вторым Римом в глазах христиан Востока; и, наконец, христианский Иерусалим. И все эти три объекта будут играть важную роль в дипломатии государств, потому что отныне христианство становиться частью внешней и внутренней политики государей и за пределами Римской империи. Со временем папство, например, станет самостоятельной дипломатической единицей. По сути, Константин заложил основу будущей ветви дипломатии, религиозный фактор всегда будет учитываться в международных отношениях.

Христианский Иерусалим возродился к новой жизни во времена Константина. Церковь скоро стала государственной. Новая идея царства земного была прямо противоположной первичной христианской концепции “царства небесного” и скорого приближения конца света.

Тогда как мы можем рассматривать Константина как первого христианского императора и первого императора, который поставил христианство в равные условия с язычеством, он не был первым, кто стремился сделать христианство легальным, ибо Галерий, осуществил это в 311 году.

Поворот к христианству замечается, после эдикта о веротерпимости, в изданном в 313 году постановлении об освобождении клириков от всех личных повинностей; оно не распространялось лишь на еретиков-донатистов.

В 313 или 315 гг. церковь была освобождена от податей. Право убежища было распространено на христианские церкви. Закон 321 года разрешил делать всевозможные вклады в христианские церкви, в 322 году воспрещено было насильно привлекать христиан на языческие празднества.

Репрессивных мер против язычества еще не принималось. Культ Геркулеса и Митры в эти годы существовал в Риме беспрепятственно, язычники по- прежнему достигали высших должностей.

Константин способствовал тому, что при его преемниках государство и христианская церковь слились в одно органическое целое. Сыновьям своим он дал христианское воспитание, в церкви старался поддерживать мир и согласие, называя себя общим блюстителем.

Особенности дипломатии в эпоху Константина. Новая столица

Многие исторические процессы, начатые в эпоху Константина Великого, были призваны закрепиться в общественном развитии на долгое время. Иными словами, это период, завершивший не актуальные процессы взаимодействия акторов международных отношений и построивший новые пути дипломатического влияния империи на периферию и обратно. И пути эти пролегают не только через милитаризм и политику, а религиозный фактор в международных отношениях и культурное взаимовлияние. Следовательно, в данной работе невозможно избежать рассмотрения и этой стороны вопроса о дипломатии.

Христианизация империи привела к колоссальным сдвигам в дипломатических отношениях. Дело в том, что именно при Константине Великом явными становятся предпосылки к формальным дипломатическим протоколам, поскольку был начат процесс варваризации и ослабления римской армии за счет поселения союзников на территории империи. Да, при Константине можно лишь по крупицам собрать отдельные дипломатические элементы его внешней политики, но это дает точку отсчета дальнейшим событиям в дипломатии Рима. Дипломатия - это искусство договариваться, однако, как и любое искусство, оно зависит от исторического контекста. Исходя из ситуации император использует цели и способы дипломатического воздействия на врага, особенности среды влияют.

Нельзя не отметить, что в эпоху принципата характерно было, что племена варваров располагались именно за границами империи, так, они естественным путем служили заслоном от всех остальных варваров. В период кризиса III века империя перестала экономически поддерживать соседних варваров. Таким образом, ко времени правления Константина Великого система дипломатических отношений с варварами изменилась.

Для Константина армия - это определяющая сила для защиты границы. Реформы армии были ориентированы на защиту приграничной зоны, римляне использовали рейды с целью ослабления противника, были взяты на вооружение набеги.1 Варвары, входившие в состав римской армии, иногда формировали вспомогательные отряды, иногда просто поставляли воинский контингент. В этот период сохраняются и союзнические отношения с варварами за пределами империи.

Что касается религиозного фактора, то среди готов широко было распространено арианство, т.е. учение, которое признавалось Константином и официальной церковью. Поэтому, дипломатические отношения устанавливать и соблюдать было легче при наличии условия объединяющего эти миры.

Особую роль в дипломатии этого периода и этих исторических условий играют различные формы договоренности между акторами. У Аммиана Марцеллина читаем: “Атанарих заверял, что он связан страшной клятвой и заветом своего отца, никогда не вступать на римскую землю”.2 Готский союз племен - это один из самых устойчивых племен того времени. В эпоху Константина и благодаря его личной дипломатии и его дипломатов готский вопрос, хотя и не терял своей актуальности, все же был стабильным.

Юридическое закрепление договоров между варварами и империей тоже имеет место быть в этом хронологическом периоде. Рассматривая порядок дипломатических контактов, стоит отметить, что сохранились они с 20-30- х гг. IV в. Прежде всего о них пишут Аноним Валезий, Аммиан Марцеллин и Аврелий Виктор. Историография не освещает в достаточной мере вопрос о юридическом оформлении дипломатических соглашений. Изучение этой темы привнесло бы в историческую науку больше понимания процессов взаимодействия варварского и имперского обществ.

В эпоху Константина Великого и вообще в Поздней империи переговоры и заключение договоров - это особая система, которая отражает мировоззрение обоих миров этого периода.

Рассматривая историю дипломатии этого периода структурно, можно отметить, что: во-первых, дипломатические контакты возникали по случаю, они очень редко были постоянными, в этом не было необходимости; во-вторых, отличительной особенностью считается отсутствие в источниках описания дипломатических отношений в мирных условиях, возможно в них не было ничего примечательного и потому не требуется и разъяснение; в-третьих, к особым категориям дипломатических процедур, которым в источниках уделяется внимание, относится начало переговоров и завершение военных действий.

Например, Аммиан Марцеллин концентрирует внимание на том, кто стал инициатором переговоров. Значит, проигравший запрашивает мира, это как правило всегда указано. Соглашение о мире заключалось там, где находился победитель, как правило и само место должно быть выдающимся.

В рассмотренных источниках по эпохе Константина недостаточно сведений о составе делегаций для заключения дипломатического протокола. Однако, известно, что переговоры от варваров, чаще всего, велись вождями племен, а, например, делегаты от Персии могли занимать определенные должности, т.е. указывается кто в каком сане. Дело в том, что в варварском мире социальная иерархия еще не была хорошо структурирована, потому, с точки зрения империи, было важнее договориться с человеком занимающим определенную знатную позицию в племени. В дипломатических отношениях с варварами император принимал участие лично.1

Об оформлении договоров можно отметить, что для римлян с учетом их правой системы были важны письменные формальные акты, но варварский мир в этот момент времени был устроен иначе, для них важнее обычай, слово: “они дали клятву по формуле соответствующей их национальным обычаям, что не причинят никаких беспокойств, но будут соблюдать договор до условленного дня…”1. Потому, когда варвары проигрывали сражение, они запрашивали мира или “слезно умоляли о помощи”2 как бы с тем, чтобы император простил им их грехи. Варвары и не разбирались в римском праве достаточно, потому письменные процедуры актуальны только для империи. И, конечно, от формального типа договоров империя не могла отказаться, поскольку император априори выше вождя, поэтому о равных переговорах не может быть и речи.

О сроках договоров известно, что чаще всего договор длиться пока жив вождь или царь варваров, который давал клятву и участвовал в подобных переговорах. Например, во время правления Константина Великого Атанарих, готский вождь, дал клятву, что не приступит границ империи, это можно узнать из переговоров между Атанарихом и Валентом.3 Причем даже воюя с римлянами готы все равно не пересекали границу. Это действие личной клятвы.

По содержанию договоры не отличались от перемирий, в основном все сводится к прекращению военных действий, возврат территорий захваченных в ходе войны и обмен пленными. Были и договоры о союзе, когда варвары поставляли в римскую армию должное количество отрядов. Такие отношения, например, с готами действовали именно со времен Константина Великого.

Таким образом, можно отметить, что при Константине Великом закладываются основы форм дипломатических контактов, где сочетается договорное римское право и обычное право варваров. Также появились новые процедуры заключения мира. Дипломатия этого времени синтезирует культуру двух миров, это значимо для политики интеграции варваров в римское общество. Эта дипломатическая политика помогает в дальнейших переселениях варваров на территорию Римской империи.

Источники по-разному сообщают об этой тенденции в политике императора Константина и последующих правителей. Скажем, Аноним Валезия1 сообщает, что император принял сарматов, после их внутреннего конфликта, и охотно расселил их во Фракии, Италии и пр., но источник не дает оценки этой деятельности. Зосим2, например, более резко отзывается о переселенческой политике императора. Он обвиняет Константина, что тот увел с границ империи войска и оставил периферию без помощи и поддержки, что и послужило в дальнейшем причиной распада Римской империи. Тем не менее, такое направление в политике императора приводит к дипломатическому влиянию на процессы внутри варварских племен. К тому же и религиозный фактор тоже начинает работать на дипломатическое сближение варваров и империи.

Еще во времена Диоклетиана интеграция империи и варваров и их дипломатические отношения выстраивались и за счет расселения военнопленных по границе империи. Так был организован лимес по Рейну. У военнопленных с точки зрения правового статуса все было хуже, чем у добровольно переселенных варваров. Аммиан Марцеллин пишет, что эти варвары должны были предоставлять рекрутов в римскую армию, но тема набора рекрутов решалась согласно вопросам земельного и налогового законодательства, а также с помощью императорских конституций.3 Следовательно, большая часть законодательства распространялась на пленников. Римское правительство стремиться к контролю над переселенцами, что побуждает к развитию дипломатических отношений.

Институт заложничества сыграл важную роль в последующем дипломатическом соприкосновении варварского и римского миров. Заложники, прежде всего представители знати, проводили огромное количество времени при дворе императора, могли получить римское образование, усвоить мировоззрение римлян, и приходя к власти среди своих племен, они выстраивали с империей уже другое взаимодействие, они были включены в политическую систему Рима. Например, Аноним Валезия1 сообщает, что в римско-готской войне, когда Константин одержал победу, он захватил заложников, среди которых был сын короля Атанариха. Сам Атанарих по сообщению Аммиана Марцеллина после своего отстранения от власти бежал в Константинополь, где и скончался: “с подобающим великолепием его погребение было совершено по нашему (римскому) обряду”2.

Особую роль в политике и дипломатии императора Константина все-таки играет Константинополь. Константин создает новую столицу империи - Новый Рим. Это особый шаг с точки зрения всей системы политики императора, особенный и дипломатическими аспектами.

С Константином, таким образом, кончается Рим и начинается Византия. Возможно Константин революционно переориентировал жизнь империи, имевшую корни в римском населении. Так, Константин сумел порвать с традицией, отжившей идеей, он думал не о возрождении старого мира, а о создании нового. Рим уже не был тем политическим центром. 3 Многие императоры переносили свои резиденции в другие города. Константин решился в корне изменить и это.

Константин, решив создать новую столицу, не сразу остановил свой выбор на Византии. Он подумывал, по меньшей мере, еще о двух местах для устройства новой столице: Сардике (ныне София) и Трое. Особенное внимание Константина было привлечено местом древней Трои, откуда, по преданию, прибыл в Италию Эней и положил основание римскому государству. В основе этой идеи политически лежи желание переменами укрепить единство государства. Город, который бы подкреплял политический центр с особой идеологией подошел бы идеально.

Император лично отправился в знаменитые места, где сам определял очертания будущего города. Ворота были уже построены, но однажды (по свидетельствам древних историков), ночью Константину во сне явился Господь и убедил его искать для столицы другое место. После этого Константин остановил окончательно свой выбор на Византии.1

Зосим2 сообщает, что, увидев Византий, император решил именно здесь построить свою резиденцию. В 326 году им была начата стройка новой имперской столицы на месте древнегреческого городка Византий на берегу Босфора.3 Древний город Византий был вполне языческим поселением с древним святилищами на акрополе. Константин не стал их разрушать, а деликатно переделав, превратил в общественные здания. Также Зосим пишет: “Я часто удивляюсь тому, как город Византии возрос так быстро и широко, что никакой другой город не превзойдет его в процветании или размерах.”4

Уже древние, задолго до Константина, прекрасно оценили исключительное по важности военное и торговое положение Византия на границе между Европой и Азией, дававшее господство над двумя морями, Черным и Средиземным, и приблизившее империю к источникам древних блестящих культур. С точки зрения дипломатии Константинополь имел огромное значение. Во-первых, геополитически город расположен на перекрестке Европы и Азии, значит отношения с акторами международных отношений здесь вести удобнее всего; во-вторых, при Константине Великом дипломатические отношения выстроенные с варварами являются базой для дальнейшего развития искусства дипломатии в империи и, что немало важно, для дипломатии будущей Византии; в-третьих, самыми контактными районами во времена Константина и далее при его приемниках были Дунайские районы с одной стороны и страны Азии с другой.

Перенесение центра империи на Восток имело несколько причин:

· требовалось постоянное присутствие Императора на Востоке, чтобы сдерживать напор персов и готов на границах Сирии и берегах Черного моря;

· Восток привлекал Императора своими многочисленными христианскими общинами, сильными христианскими традициями, на которые Константин хотел опереться в своей политике;

· новая столица, которая была названа Новый Рим (впоследствии Константинополь), должна была символизировать построение обновленной империи и быть зримым знаком исполнения государственной миссии Константина.