Ложные друзья переводчика: основная характеристика, способы перевода

" -- Скажи, как там, в космосе?

...Полминуты отец стоял, молча, подыскивая ответ, потом пожал плечами.

-- Там... это лучше всего самого лучшего в жизни. -- Он осекся. -- Да нет, ничего особенного. Рутина. Тебе бы не понравилось". (Фантастика Рея Бредбери, изд. "Знание", М., 1964, стр. 183).

Аналогичные случаи широко наблюдаются в языке прессы. В переводах с английского и в корреспонденциях из стран английского языка нередки такие кальки, вызванные к жизни "ложными друзьями переводчика", как вагон -- о конном дилижансе, англ., waggon ("Правда" за 13 сентября 1964 г., стр. 6), ассистент профессора из англ., assistant professor, т.е. "доцент" ("Литературная газета" за 21 января 1965 г., стр. 4) и др. Особенно показательны случаи такого словоупотребления в оригинальных текстах авторов, часто работающих с английской литературой, например: "И как бы ни резервировало (резервировать "оставлять про запас" -- ср. англ., reserve "оговаривать") ныне английское правительство свое отношение к "смешанным силам", очевидно, что оно благословило их создание..." („Правда” за 29 декабря 1964 г., стр. 3) [24, 218].

Влияние "ложных друзей переводчика" в переводах научных или деловых текстов нередко ведет к серьезным недоразумениям. Например, русский редактор книги английского историка А. Робертсона "The Origins of Christianity", указывая, что "неточное или слишком широкое употребление.., терминов может привести к методологическим, а значит, по существу, и к фактическим ошибкам", ставит в вину автору неправильное употребление слова и понятия революция, используемого в книге применительно к возникновению городов на Среднем Востоке, к радикальной религиозной реформе Эхнатона в Египте и к политическому перевороту в древнем. Между тем, замечания редактора должны быть адресованы не автору, а переводчику, который систематически переводил английское слово revolution во всех его своеобразных значениях русским словом революция.

С точки зрения теории языковых контактов в калькировании под влиянием "ложных друзей переводчика" можно видеть частный случай интерференции, переустройства моделей, т. е. отклонения от структуры или нормы данного языка под влиянием образцов второго языка, -- отклонения, имеющего вначале временный характер, но могущего повлечь за собой и перестройку структурно более организованных областей данного языка. Потенциальные направления такого переустройства под влиянием активного соприкосновения языков можно заранее предвидеть, имея синхронно-сопоставительные описания языков, в частности, описания "ложных друзей переводчика" для конкретных пар языков.

Некоторые случаи «ложных друзей переводчика» фактически уже легли в основу не случайных, речевых, а постоянных языковых интерференции. Примерами могут служить русские слова типа администрация, альтернатива, практически, которые приобрели новые значения под влиянием своих английских аналогов. В частности, на пути к приобретению нового значения находится слово администрация (ср. англ.-амер. administration "правительство"), которое систематически употребляется в печати в значении "правительство" применительно к США и некоторым другим странам. Слово практически, наряду с прежним значением "с точки зрения практики, а не теории" развило новое значение "по сути, фактически" под влиянием англ., practically; значение это, широко встречающееся в современной литературной речи, еще не апробировано словарями. Также почти не признаны пока словарями, хотя вошли в широкое употребление не только в переводах, но и в оригинальном словоупотреблении, новые значения слова альтернатива. В нарушение рекомендаций толковых словарей это слово передает сейчас почти все значения своего английского аналога и значит не только "необходимость выбора между двумя возможностями", но и "выбор, вариант" и также "противоположный выбор, иной исход" [27, 69].

Хотя вопрос о "ложных друзьях переводчика" привлекает внимание многих специалистов по переводу и по преподаванию иностранного (и вообще второго) языка, детальное обследование этой категории слов для подавляющего большинства языков отсутствует. Если не касаться кратких, более или менее случайных списков в отдельных статьях и учебных изданиях, здесь можно назвать, по сути, только двуязычные словари на материале французского и английского, испанского и французского, немецкого и французского, русского и польского языков.

Многие словари этого рода объединяет та особенность, что они не заменяют -- для рассматриваемых слов -- обычных двуязычных словарей, а являются сборниками своеобразных, нередко весьма ценных, но порой случайных комментариев к ним. Такие комментарии направлены на предупреждение ошибок при пользовании иностранным языком, иногда -- на повышение качества переводов на родной язык и даже просто на повышение культуры родной речи. В теоретическом и практическом отношениях более полезны словари "ложных друзей переводчика", дающие описание всех значений, свойственных каждому слову, и отражающие его стилистические, эмоционально-экспрессивные, важнейшие грамматические характеристики и лексическую сочетаемость [28, 5].

В зависимости от конкретной цели применения двуязычного словаря, методика описания слов в нем может быть различной. Описание лексики может быть произведено в собственных терминах описываемого языка (с позиций его собственной системы), как это имеет место и в одноязычных толковых словарях. Устанавливаемые в этом случае значения можно назвать абсолютными. Каждое из них устанавливается в противопоставлении другим, связанным с ним, значениям данного языка. Это и отражается в словаре, где значение слова описывается в противопоставлении смежным значениям более общего, родового, а затем более частного, видового порядка. Так, основное значение английского слова fruit определяется как "часть растения или дерева, содержащая семя и пригодная в пищу (включая, например, яблоки, груши, персики, бананы, сливы, вишни и пр.)": здесь лексикограф основывается на многочисленных противопоставлениях, свойственных конкретной лексическо-семантической подсистеме (словарному полю) английского языка. Данного рода значения лежат в основе практического овладения языком как средством общения.

С другой стороны, для использования при переводе более удобны двуязычные словари, дающие сопоставление лексики иностранного и родного языков. Здесь описание семантики слов языка производится с позиции какого-то другого языка. Методика такого описания может быть двоякой. Во-первых, оба языка "сополагаются", т. е. описываются параллельно, причем основанием сравнения служит какой-то третий язык (в том числе метаязык соответствующей науки, система графических изображений и т. д.). Примером могут служить иллюстрированные двуязычные словари серии Bildwcrterbucher, издаваемой Лейпцигским издательством "Enzyklopadie" (ГДР). Во-вторых, значения слов исходного языка могут описываться сквозь призму системы значений второго языка, что более или менее последовательно и делается в двуязычных переводных словарях. Получаемые при таком описании лексические значения можно назвать относительными. Они устанавливаются путем проецирования систем абсолютных значений исходного языка на системы абсолютных же значений переводящего языка, причем результаты описания (т. е. переводные эквиваленты) являются действительными только для данной пары языков, односторонними и необратимыми. Так, значение английского слова fruit отражается в англо-русском словаре в виде двух относительных значений: «фрукт» (например, о яблоках и т. п.) и «ягода» (например, о вишнях и черешнях). Но, естественно, отсюда нельзя еще сделать вывод о передаче абсолютных русских значений «фрукт» и «ягода» в английском языке: для этого требуется детальное рассмотрение отражения этих значений в соответствующей лексико-семантической подсистеме английского языка [1, 209].

В той же мере, в какой интернациональная лексика служит подспорьем переводчику, псевдоинтернациональная может являться помехой -- вводить в заблуждение, толкать к разного рода оплошностям и ошибкам. «Ложные друзья» не так опасны, когда их значения настолько расходятся со значениями сходных с ними русских слов, что ближайший контекст исключает возможность неправильного понимания, а следовательно, и перевода. Никому не придет в голову переводить to read a magazine как читать магазин или to lay smb under an obligation как положить кого-либо под облигацию. Любой переводчик сам или с помощью словаря переведет эти словосочетания как читать журнал или связать кого-либо обязательством. Но эти же слова в другом окружении могут не свидетельствовать так явно о своем смысловом несходстве с русским «двойником»: I like this magazine, I have no obligations [29, 145].

В устной речи сама экстралингвистическая ситуация нередко подсказывает правильный смысл. При переводе письменного текста мы лишены такой дополнительной опоры. Однако магия внешнего сходства слов настолько велика, что даже опытные переводчики подчас, попадая под нее, допускают ошибки. Для начинающего переводчика псевдоинтернациональная лексика особенно опасна. Возможно, определенную помощь ему окажут следующие напутствия [30]:

1)нельзя забывать о том, что у ряда слов в обоих языках сходство чисто формальное -- у них нет ни одного общего, пересекающегося значения. При этом контекст зачастую не подает сигналов о том, что напрашивающееся по аналогии «соответствие» -- ложное. В основном это бывает следствием того, что разноязычные «аналоги» принадлежат к одному кругу понятий. К примеру, английское слово decade и русское декада означают определенный отрезок времени, но первое -- десятилетие, а второе -- десять дней. Английское biscuit и русское бисквит относятся к гастрономической сфере, но первое -- это сухое печенье, галета, а второе -- выпечка из сладкого сдобного теста.

2) еще большую опасность несут в себе слова, которые при наличии общего значения с соотносимыми с ними русскими словами имеют и другие значения, не присущие последним. Например, fiction -- это не только фикция, но художественная литература, беллетристика, false -- это не только фальшивый, но и ошибочный, искусственный (о волосах, зубах), officer -- это не только офицер, но и чиновник, полицейский, капитан на торговом судне и т. д. Такая лексика составляет большую часть «ложных друзей переводчика» и поэтому требует особого внимания. Страховкой от ошибок может быть лишь очень внимательный анализ контекста и проверка всех значений слова по словарю. Приводимый ниже пример -- иллюстрация того, насколько необходимо пристально вчитываться в оригинал, чтобы выбрать нужное значение слова и увязать все звенья текста:

The African nation of Togo has sent more physicians and professors to France than France has sent to Togo.

Эта, на первый взгляд, кажущаяся очень простой содержит в себе две «ловушки». Даже миновав первую слово physician, которое означает врач, доктор (а не физик), -- можно попасть во вторую и перевести: «Африканское государство Того отправило больше врачей и профессоров во Францию, чем Франция в Того». Однако логическая неувязка даже в рамках внутрифразового контекста должна насторожить переводчика: ведь врач может быть профессором и наоборот (т. е. одно понятие включает в себя другое которое, соответственно, является частным случаем первого). Английское предложение не содержит в себе этого логического сбоя, так как слово professor имеет и значение преподаватель. Дополнительное подтверждение правильности выбора именно этого значения содержится в другом месте той же самой статьи, Young physicians, nurses, engineers and teachers are abandoning poor countries for richer ones.

В этой же группе «ложных друзей переводчика» есть количество слов, у которых общее с русским сходным словом значение не является основным, ведущим, оно менее частотно и находится на периферии словарной статьи: novel -- это в первую очередь роман и гораздо реже новелла; partisan -- это сторонник, приверженец и значительно реже партизан; sympathetic -- это сочувственный, полный сочувствия и исключительно редко симпатичный и т. д. Фактор частотности надо принимать во внимание, нередко он играет не последнюю роль в выборе нужного соответствия переводе.

3) очень часто, даже в тех случаях, когда в контексте реализуется как раз то значение, которое является общим для английского и русского слов, приходится отказываться от одноименного соответствия из-за различных норм сочетаемости в русском языке. К примеру, если Administration of the US переводится как администрация США, то coalition Administration как коалиционное правительство. При переводе целиком состоящего из интернациональных слов словосочетания theoretical and organizational defects желательно из соображений более привычной, естественной сочетаемости заменить последнее слово: теоретические и организационные просчеты (промахи). Иногда -- опять-таки под давлением норм сочетаемости -- в переводе удобно воспользоваться готовыми клише: "...the general and his fellow-officers" «...генерал и его товарищи по оружию»; "...unpopular nature of the KKK bands" «...дурная слава ку-клукс-клановских банд». Использование подобных устойчивых сочетаний придает переводу естественность звучания и в какой-то мере компенсирует возможные стилистические потери в других участках текста.

4) нельзя упускать из виду, что одноименные соответствия в обоих языках могут иметь разную эмоционально-оценочную окраску. Так, до недавнего времени слово бизнесмен в русском языке несло в себе отрицательный заряд, хотя в английском языке, из которого оно было заимствовано, употребляется в основном нейтрально. Поэтому в переводе часто приходилось пользоваться сочетанием деловые люди, представители деловых кругов.

Семантическая структура английского слова nationalism представлена как значением с отрицательными коннотациями -- национализм -- так и значениями с явно выраженной положительной оценкой -- национальное самосознание; патриотизм, стремление к национальной независимости:

5) к последнему примеру примыкают случаи, когда выбор нужного соответствия в переводе диктуется экстралингвистическими факторами и переводчику необходимо обладать теми же фоновыми знаниями, которыми располагают читатели оригинала. Ведь слово может иметь не только лингвистический контекст -- оно живет и в контексте определенной эпохи и культуры. За сходной оболочкой в разных языках могут стоять различные понятия, связанные с жизнью и историей данной страны. У носителей русского языка слово революция связано, в первую очередь, с представлением о событиях 1917 года, у англичан the Revolution --происшедшим в 1688 году свержением с престола Якова II американцев -- с войной за независимость 1775-1783 гг. избежание ложных ассоциаций в переводе нередко приходится отказываться от внешне сходного соответствия и использовать обозначение, явное и недвусмысленное для читателей [31, 37].

Коннотация -- дополнительное содержание слова (или выражения), сопутствующие семантические или стилистические оттенки, которые накладываются на его основное значение, служат выражения разного рода экспрессивно-эмоционально-оценочных обертонов. Но в другом контексте -- и это опять перекликается с последним примером из предыдущего параграфа -- слово revolution реализует свое другое значение, зарегистрированное в словаре, с коннотациями отнюдь не положительными:

The revolution in Chile was headed by Pinochet.

Переворт в Чили возглавил Пиночет.

Экстралингвистика и учет фоновых знаний читателя определяют выбор варианта и в следующем случае: "...the counter-revolutionary organization was set up to suppress the Negro-poor white alliance, that sought to bring democracy to the South in the Reconstruction period...".

По-видимому, не каждому читателю будет понятно, что такое период Реконструкции, хотя в специальной исторической литературе это сочетание переводится именно так. Здесь предпочтительнее перевод, несущий в себе разъяснение, -- в таком случае любой читатель получит необходимый для понимания объем информации: «...эта контрреволюционная организация была создана плантаторами юга для подавления совместной борьбы негров и белых бедняков, которые добивались установления демократии на юге после отмены рабства...» [32, 87].

Из всего сказанного нетрудно заключить, что данная группа лексики требует повышенного внимания со стороны переводчика. Тщательный анализ контекста -- как узкого, так и широкого, -- словари и энциклопедии могут обезопасить «ложных друзей переводчика» и даже превратить их в настоящих друзей.

Семантические несоответствия часто связаны с тем, что в одном языке слово может иметь более общее значение, а в другом - более конкретное. Семантические отношения между сопоставляемыми интернациональными словами могут быть следующими:

- полное семантическое соответствие

- полное несоответствие значений;

- частичное несоответствие значений.

В группу полных несоответствий можно отнести «слова, не вполне сходные по форме, но могущие вызвать ложные ассоциации и отождествляться друг с другом, несмотря на фактическое расхождение их значений». Например, слово humanity (ср. an act of humanity; to treat smb. with humanity) переводится на русский язык словом гуманность, но не гуманизм. Причины такого рода ошибок кроются, как мы видим, не в иноязычном тексте, а в слабой языковой ориентации самого переводчика.

Следует всегда помнить, что возможны различные случаи расхождения значения псевдоинтернациональных слов[33, 81]:

1. Русское слово совпадает с английским, но только в одном из его нескольких значений:

В эту группу интернациональной лексики входит сравнительно большое количество слов, перевод которых представляет существенные трудности.

Так, например, слово revolution может означать не только революционный, но и реакционный переворот. Например:

champion - не только "чемпион", но и "победитель", "защитник", "сторонник", "борец".

record - не только "рекорд" (высшее достижение), но и "протокол", "запись", "регистрация", "пластинка" и др.

popular - не только "популярный", но и "народный", "доступный", "распространенный" и др.

sympathy - не только "симпатия", но и "сочувствие".

meeting - не только "митинг", но и "встреча", "собрание" и др.

Таким образом, при переводе необходимо обращать внимание и на частотность употребления того или иного значения английского слова, нередко это может помочь выбрать правильный вариант в переводе.

2. У русского слова есть значения, отсутствующие у его английского соответствия (значительно более редкий случай): данный случай встречается значительно реже: русское слово имеет ряд значений и лишь одно из них соответствует английскому. При этом контекст никак не «сигнализирует» переводчику что подобранный им вариант перевода является неверным. На помощь контекста не приходится рассчитывать, особенно в тех случаях, когда лексические единицы в двух языках принадлежат к одному кругу понятий. Обычно это наблюдается тогда, когда слово заимствовано из какого-либо третьего языка: так, русское слово аудитория шире по значению английского auditorium. По-русски можно сказать аудитория читателей; по-английски слово auditorium в таком значении не употребляется, и эквивалентами в английском языке для передачи этого значения будут такие единицы, как the readership, the reading audience, the readers или даже market (ср. the book has a good market). Так, слово faculty прочно «зарезервировано» в нашем сознании в значении 'факультет' (из-за созвучия), но не в смысле 'преподавательский состав', institution - это, разумеется, 'институт', в лучшем случае, 'учреждение', но никак не 'детское учреждение', 'сиротский приют'.

Возможен и вариант, когда и у русского, и у английского слова, кроме совпадающего значения, есть еще и дополнительные - у каждого свои:

<- письма ->

КОРРЕСПОНДЕНЦИЯ_____=____CORRESPONDENCE

^ ^

заметка в газете соответствие

3. Русское и английское слова, сходные по форме, не совпадают ни в одном значении:

complexion - не "комплекция", а "цвет лица"

magazine - не "магазин", а "журнал"

decade - не "декада" (десять дней), а "десятилетие"

fabric - не "фабрика", а "ткань"

replica - не "реплика", а "копия"

compositor - не "композитор", а "наборщик"

balloon -не "баллон", а "воздушный шар"

4. Русское и английское слова, сходные по форме, близки по значению, но отличаются по стилистическим коннотациям:

Английские слова ambition, career - в оценочном отношении нейтральны, а их русские соответствия - "амбиция", "карьера" - содержат негативную оценку.

Особенно внимательным следует быть переводчику при переводе общественно-политических текстов, т.к. нередко по виду интернациональная лексика обнаруживает значительные расхождения в словоупотреблении:

revolution - в отличие от "революции", относится к любым, а не только заведомо "прогрессивным" изменениям.

internationalism - в политическом лексиконе США - линия на активное участие США в глобальной мировой политике.

Особое внимание следует уделять стилистическим различиям при переводе псевдоинтернациональной лексики. Так, например, ряд значений интернационального слова в языке-источнике может носить нейтральный, нормированный характер, а в языке перевода данное слово может принадлежать к книжному или, наоборот, разговорному стилю.

При переводе с английского языка на русский трудность возникает прежде всего в тех случаях, когда у интернациональных слов есть исконно русские синонимы: injection -- инъекция (укол), hotel -- отель (гостиница), image -- имидж (образ), consensus -- консенсус (согласие), strategy -- стратегия (методика) и др.

Как видно из приведенных примеров, интернациональное слово носит более «ученый», книжный характер, а выбор между двумя синонимами будет зависеть от типа текста и его адресата.

Английские слова и их сходные по форме русские эквиваленты, имеющие одно и то же денотативное значение, могут иметь различные коннотации.

Например, английское слово ambition является нейтральным, тогда как русское амбиция 'обостренное самолюбие', а также 'спесивость, чванство' содержит негативную оценку. Английское career, равно как и русское карьера, является стилистически нейтральным, а вот производные от русского карьера -- 'карьерист', 'карьеризм' подчеркивают неодобрительное отношение говорящего.

Семантическая структура английского слова discrimination представлена как нейтральными значениями 'различение', 'выделение', 'дифференциация', 'разграничение', 'установление различий', так и значениями с отрицательной коннотацией: 'дискриминация', 'умаление в правах', 'принижение роли', 'неодинаковое отношение'.

Например: They cooked without skill and ate without discrimination.

Они готовили, как придется и ели все подряд.

В русском языке слово дискриминация 'ограничение в правах', 'лишение равноправия' имеет только негативную коннотацию и употребляется в таких словосочетаниях, как расовая дискриминация, дискриминация по половому признаку, дискриминация по возрасту и др.

Отмеченные выше особенности слов, относимых к категории «ложных друзей переводчика», показывают, как важно для переводчика учитывать стилистико-семантические различия между словами, возникающие из-за разной сферы употребления этих слов в разных языках.

Мало систематизированным и недостаточно изученным остается еще один вид «ложных друзей» переводчика, где причиной ошибки служит не слово, а целое высказывание. Порой смысловая структура высказывания кажется вполне очевидной, но высказывание имеет совсем иное содержание.

Примером может служить следующее предложение:

It's a long lane that has no turning.

На русский язык оно, казалось бы, легко переводится дословно: Это длинная дорога, которая нигде не сворачивает. На самом деле в предложении выражена совсем другая мысль: Дорога, которая нигде не сворачивает, была бы такой длинной, что на самом деле она, и существовать не может. Попросту говоря, всякая дорога когда-нибудь да свернет.

Наличие языковых универсалий, особенно в лексическом составе языков, порождает еще одно интересное явление в переводе, которое также может быть рассмотрено в рамках переводческой интерференции. Это явление заключается в том, что переводчики в ряде случаев ошибочно принимают за универсалии и используют в качестве эквивалентов знаки переводящего языка, имеющие сходные внешние оболочки (чаще всего фонетические) со знаками исходного языка, но отличающиеся семантикой или особенностями функционирования в речи.

Эти сходные по внешней форме лексемы двух языков В.В. Акуленко [1, 370] называет диалексемами. Такое определение представляется весьма удачным для теории перевода в связи с тем, что переводчик в процессе работы над конкретным текстом всегда сталкивается с конкретной парой языков, т.е. с лексическими единицами именно двух, а не более языков.

Однако обычно сознание переводчика «отягощено» не одним, а несколькими иностранными языками. Поэтому в некоторых ситуациях влияние на выбор эквивалента может быть оказано не только анализом форм языков, непосредственно соприкасающихся в переводе, но и какого-либо третьего языка. Но и в этом случае переводчик проводит сравнительный анализ языковых форм попарно.

Среди диалексем языков, оказывающихся в соприкосновения в переводе, особую и довольно большую группу составляют лексемы, значения которых не эквивалентны. А.А. Реформатский приводя пример сходных по внешней форме слов близкородственных языков, имеющих разные значения (болгарское слово стол, означающее стул, чешское cerstvj- chleb означающее свежий хлеб), предупреждал: «При сопоставлении языков не надо искать сходства. Оно, как правило, провокационно!»^. В самом деле, межъязыковая асимметрия плана содержания подобных диалексем, заключающаяся в несовпадении объема значений, стилистических, эмоционально-оценочных коннотаций, в различной денотативной соотнесенности и т.п., доставляет немало трудностей переводчикам. Именно поэтому данная категория языковых явлений хорошо известна в теории перевода также под именем «ложных друзей переводчика» [34]. Так назвали эту группу сходных по внешней форме слов разных языков еще в 20-е гг. XX столетия французские исследователи и переводчики М. Кеслер и Ж. Дерокиньи.

Подобие внешней оболочки диалексем, сталкивающихся в переводе, может быть фонетическим, когда в контакте оказываются языки, имеющие различное письмо, как, например, английский, французский, немецкий и другие западные языки, с одной стороны, и русский -- с другой, или графическое для языков с одинаковой письменностью, как, например, английский и французский, русский и сербский и т.п. Однако в большинстве случаев речь идет не о полном подобии формы, т.е. тождестве, а об аналогии, близости форм, которая может иметь различную степень. Это дает основания некоторым исследователям утверждать, что перенесение термина «омонимия» в межъязыковой план неправомерно. Они предлагают определять явление межъязыковой асимметрии плана содержания диалексем как «межъязычную аналогию», а слова с аналогичным звуковым оформлением при различном значении -- «межъязычными аналогизмами».

Однако термины «аналогия» и «аналогизм» не раскрывают сути данного языкового явления, более того, затушевывают её, так как на первый план выдвигается аналогия форм, а асимметрия содержания, представляющая собой главную трудность для переводчика, остается скрытой. Что касается термина «межъязыковая омонимия», то при всей его условности, возникающей в результате неполного совпадения форм, он представляется нам предпочтительным, так как в нем делается акцент и на сходство форм, и на различие содержания. Ведь даже внутри одного языка омонимы могут быть полными и неполными, совпадая лишь в отдельных формах, например омоформы английского языка saw -- существительное пила и saw -- форма глагола to see -- видеть, английские омографы lead [led] свинец и lead [li:d] вести, омофоны, такие как русские лук -- луг и т.п. [25, 11].

Межъязыковая асимметрия плана содержания множества диалексем также не абсолютна и может иметь несколько степеней, за которыми стоят различные типы отношений семантического, стилистического и даже, как это ни парадоксально на первый взгляд, структурного несоответствия.

Однако говорить о межъязыковой омонимии правомерно только тогда, когда сравниваемые слова двух языков с подобными внешними оболочками не имеют общих сем (элементов смысла) и не связаны ассоциативно, т.е. отвечают определению омонима.

Учитывая все эти противоречия, можно выделить из класса диалексем асимметричные диалексемы, подобие внешней формы которых сочетается с самыми различными типами несоответствий плана содержания. Эти асимметричные диалексемы и составляют категорию «ложных друзей переводчика» [1, 307].

Возникает вопрос: насколько проблема «ложных друзей переводчика» действительно актуальна в теории перевода? Ведь переводчик, если он сомневается в выборе той или иной формы в качестве эквивалента, может обратиться к словарю, где асимметричные явления показаны полно и подробно, да и контекст может подсказать иногда правильное решение.

Но на самом деле проблема существует, и проблема довольно сложная. Она становится тем сложней, чем тоньше нюансы различий значений сталкивающихся слов. Более того, не всегда словари помогают различить эти нюансы, особенно когда речь идет о многозначных словах. И, наконец, сходство формы психологически «давит» на переводчика, притупляет его бдительность, словом, не стимулирует его обращение к словарю.

Р.А. Будагов в работе «Ложные друзья переводчика» наметил восемь основных типов несоответствий, выделяемых в сфере слов, относимой им к данной категории, внутри родственных и прежде всего близкородственных языков. Эти типы отношений, которые могут рассматриваться как проявления частной межъязыковой омонимии, сформулированы следующим образом: 1) в одном языке слово имеет более общее (менее специальное) значение, чем в другом языке; 2) родовое значение в одном языке, видовое -- в другом; 3) однозначность в одном языке, многозначность -- в другом; 4) межъязыковая стилистическая неэквивалентность слов и словосочетаний; 5) живое, неархаическое значение в одном языке, архаическое (в большей или меньшей степени) -- в другом; 6) лексически свободное значение в одном языке, лексически несвободное значение -- в другом языке; 7) термин в одном языке, не термин -- в другом языке; 8) слово в одном языке, словосочетание -- в другом [13, 268].

Данная классификация, охватывающая практически все типы отношений, существующих в сфере асимметричных диалексем, лишена, однако, единого основания, необходимого для построения любой типологии. Семантические принципы (асимметрия частного и общего значений, видового и родового, многозначности к однозначности) перемежаются со стилистическими (асимметрия живого и устаревшего, общего и специального, отнесенность слов к разным стилистическим регистрам) и структурными (противопоставление слов словосочетаниям).

Для теории перевода и переводческой практики нужна иная классификация межъязыковых расхождений, построенная на тех же основаниях, что и типология переводческих преобразований текста. В самом деле, если четко представлять себе сущность того или иного асимметричного явления, можно избрать и наиболее приемлемый путь для перевода соответствующей единицы исходного текста.

Все типы «ловушек», обусловленных межъязыковой асимметрией в области сходных по внешней форме лексических единиц, могут быть разделены, прежде всего, на две большие группы: реально существующие диалексемы и потенциально возможные. На первый взгляд такое деление представляется довольно странным: какую трудность для переводчика может составить то, что реально не существует? Но на самом деле не существующие реально лексемы довольно часто оказываются «ложным другом переводчика». Обратимся к тому типу отношений несоответствия, который Будагов сформулировал так: «Слово в одном языке вступает во взаимодействие со словосочетанием в другом» [5, 111].

Дело, видимо, здесь не в том, что слову в одном языке соответствует словосочетание в другом. Эта довольно поверхностная характеристика данного типа несоответствия не позволяет нам понять сущность межъязыковой асимметрии и предупредить переводчика о поджидающей его опасности. В самом деле, сравнение любой пары языков показывает массу случаев, когда слову в одном языке соответствует словосочетание в другом. Чтобы убедиться в этом, достаточно проанализировать незначительную часть любого двуязычного словаря.

Не существующие в языке перевода слова, которые возникают иногда в речи переводчиков, могут быть названы межъязыковыми псевдоаналогизмами. Псевдоаналогизмы -- это слова, существующие только в одном из сопоставляемых языков, но по своей фонетической форме и словообразовательной модели кажущиеся возможными в языке перевода.

Изобретение псевдоаналогизмов -- довольно часто встречающаяся переводческая операция. Так, в словаре «ложных друзей переводчика» для пары английского и французского языков приводится целый список глаголов, не существующих во французском языке, но создаваемых торопливыми переводчиками на основе английских глаголов по словообразовательным моделям.

Как бы ни были каверзны псевдоаналогизмы, чаще доставляют неприятности переводчикам реально существующие в языках, сталкивающихся в переводе, сходные по форме слова, которые различаются значениями или употреблением. Полное несовпадение плана содержания, т.е. отсутствие общих элементов смысла, наиболее часто встречается в случайных межъязыковых омонимах, не имеющих этимологических связей. Так, английское слово crane, соответствующее по значению русскому кран, заимствованному из немецкого и обозначающему подъемное устройство, не соответствует французскому crane, означающему череп; английское слово crab обозначает не краба, а лобковую вошь и созвездие Рака в отличие от французского слова crabe, совпадающего по основному значению с русским словом краб. Русское слово крик случайно совпадает по форме с французским словом сric, обозначающим домкрат.

Однако случайные межъязыковые совпадения форм не представляют большой сложности для переводчика, так как в большинстве случаев данные слова не имеют никаких общих сем и соответственно появляются в различных контекстах.

Сложнее дело обстоит тогда, когда у случайно совпадающих по форме слов оказываются общие семы.

Еще сложнее дело обстоит с теми словами, которые при различии их значений, т.е. при отсутствии общих сем, оказываются этимологически связанными. В таких диалексемах отношения межъязыковой асимметрии затрагивают как область значений, т.е. семантику, так и область употребления сходных по форме слов, т.е. стилистику, хотя, разумеется, граница между этими областями весьма прозрачна.

Категория «ложных друзей переводчика» отражает довольно сложное и многогранное явление межъязыковой асимметрии. Даже наличие двуязычных словарей не всегда способно помочь переводчику избежать ложных шагов. Подобие формы и представление о том, что языковые универсалии возможны, создают особую психологическую обстановку, в которой переводчик может даже не заглядывать в словарь, чтобы убедиться в справедливости выбора эквивалента. Поэтому проблема «ложных друзей переводчика» и составляет неотъемлемую часть теории переводческой эквивалентности [24, 219].

Для того чтобы избежать ошибок при переводе псевдоинтернациональной лексики с английского языка на русский и наоборот, рекомендуется следовать схеме:

1) внимательно изучите семантическую структуру, значения и примеры употребления английского слова в английском словаре;

2) изучите возможные варианты перевода данного слова, представленные в англо-русском словаре (например, «Новый большой англо-русский словарь» в 3 томах Ю.Д. Апресяна и Э.М. Медниковой);

3) внимательно изучите контекст, в котором употребляется слово;

4) проанализируйте значения выбранного вами варианта перевода, представленные в русском словаре (например, «Толковый словарь русского языка» С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой);

5) посмотрите в русско-английском словаре, какие существуют способы перевода выбранного вами эквивалента с русского на английский (можно использовать, например, «Большой русско-английский словарь» под редакцией Д. И. Ермоловича).

1.3 Разновидности перевода в зависимости от жанрового типа переводимого материала

Каждая из разновидностей переводимого материала отличается своими специфическими чертами, которые ставят особые требования к переводу. Сравнение разновидностей перевода поучительно и полезно потому, что оно ведет, прежде всего, к выявлению различий между ними, характерного своеобразия каждой из них. Это не столько сопоставление, сколько противопоставление как самих типов переводимого материала, так и принципов и методов перевода, обусловленных их внутренними особенностями. Построение общей теории перевода немыслимо без анализа разновидностей перевода, без учета их внутренних особенностей и соотношения их друг с другом. Об этом говорил и французский теоретик перевода Эдмон Кари, рассматривавший вопрос не с лингвистических, а с культурно-познавательных позиций:

«Создание общей теории перевода требует, возможно, полного учета разных видов перевода, существующих в наше время... Оно требует более глубокого анализа каждого из них, взятого не в отдельности и не возводимого в абсолют, а рассматриваемого в связи с другими видами и по отношению к ним... Только теория, смело опирающаяся на все эти факты, возникшие в наш век и столь разнородные на первый взгляд, сможет считаться общей теорией перевода» [35, 89].

Именно путем сопоставления и противопоставления могут и должны быть выявлены черты отличия каждой из разновидностей перевода.

То, что, например, может быть признано точным и правильным в переводе научного или делового текста, допускающего обороты книжно-письменной речи, легко может оказаться неуместным и неверным в переводе произведения художественной литературы, где полноценность перевода часто достигается именно путем отступлений от более дословной передачи, и наоборот. Вопросу о различиях в подходе к переводимому материалу посвящена статья Л. Н. Соболева под заглавием «О мере точности в переводе», где автор следующим образом выразил свое главное положение: «мера точности меняется в зависимости от цели перевода, характера переводимого текста и читателя, которому перевод предназначается».

С точки зрения требуемой «меры точности» переводимый материал рассматривается по трем основным группам текстов - художественных, публицистических и деловых (к которым, по смыслу его статьи, могут быть отнесены и научные тексты). В качестве критерия точности художественного перевода выдвинута передача разнообразных выразительных средств образности, эмоциональности.

«Специфика публицистических текстов заключается в их сугубо пропагандистской установке. При соблюдении всех прочих условий точности, недоходчивый перевод публицистического текста... - это не точный перевод». И, наконец, «основой технического и делового перевода является термин. Но и тут буквализм исключается» [36].

Положение о необходимости по-разному подходить к переводу разных видов материала само по себе возражений не вызывает; в литературе о переводе оно неоднократно высказывалось и раньше. Но применяемые Л. Н. Соболевым формулировки и само заглавие статьи («О мере точности в переводе») способны, пожалуй, вызвать и ошибочное истолкование, т. е. подать повод к мысли, что все дело - в количественной стороне задачи, что при переводе одних текстов нужна большая, в других - меньшая точность. В действительности же дело не в количественных различиях требований к точности при работе над разными видами материала, а в качественной разнице между последними, которая и требует при переводе особого внимания к качественно существенным чертам каждого из них. И характерно, что по указанию Л. Н. Соболева, «буквализм исключается» в любом случае.

Различия в составе речевых стилей двух разных языков, естественно, создают известные практические трудности при переводе, но, разумеется, отнюдь не означают невозможности найти функциональное соответствие. При этом наряду с задачей практического преодоления отдельных трудностей перевода, обусловленных расхождениями в особенностях речевых стилей разных языков, встает теоретическая задача обобщения особенностей перевод, ческой работы в области разных жанров. Эта теоретическая задача - не абстрактна, и решение ее может принести ту практическую пользу, что наполнит конкретным языковым содержанием вопрос о степени «точности перевода», предполагаемой тем или иным видом материала. Попытка же охарактеризовать в интересах теории перевода общие для разных языков специфические особенности стиля различных видов переводимого материала может быть сделана, исходя из понятия о их целенаправленности, о их функциях и на основе сравнения с тем языком, на который делается перевод и по отношению к которому должны быть выявлены как черты сходства, так и черты различия [37].

В работах о переводе, когда дело не ограничивалось в них вопросом о художественной литературе, материал разбивался обычно на три группы: 1) тексты газетно-информационные, документальные и специально научные, 2) произведения публицистические, 3) произведения художественной литературы.

При этом обычно указывалось, что существуют и переходные или смешанные типы материала (например, в художественной литературе - произведения на производственные темы с обилием терминов, фактических сведений и т. п.; в научной литературе, произведения популярного жанра с использованием выразительных средств художественной образности).

Критерий такой классификации - явно стилистический (в широком смысле слова); это учет роли, выполняемой той или иной категорией языковых средств (терминов, фразеологии, характерной для данного жанра, преобладающих в нем синтаксических конструкций, образных и эмоционально окрашенных средств словаря и грамматики и т. д.) в связи с общим характером выражаемого содержания [38, 49].

Общеупотребительная лексика представлена, естественно, во всех типах литературного, книжно-письменного и устно-речевого материала, ибо она образует ту основу, на которой вообще возможно понимание. Она образует тот фон, на котором выделяются, с которым в определенное отношение вступают различные элементы словарного состава языка, представляющие его различные пласты.

Для текстов газетно-информационных, документальных и специальных научных, насыщенных фактическим материалом (конкретными сведениями, указаниями и т. п.), характерно наличие терминов, выделяющихся на фоне слов общеобиходного характера, и наличие некоторых фразеологических комплексов, более частых в данном жанре в связи с его целенаправленностью (для русского научного текста, например, «Как мы видели», «Следует иметь в виду», «Следует отметить» и т. д.; для текста газетно-информационного - «Как сообщает агентство», «По сведениям, полученным из хорошо информированных кругов», «Как стало известно» и т.п.). Для газетно-информационного материала, равно как и для некоторых разновидностей научных текстов (по истории, по географии, по политической экономии) показательно частое упоминание собственных имен (личных и географических). Среднее место между термином в узком смысле слова (обозначением специального научного понятия) и собственным именем занимают названия учреждений, общественных организаций, должностей и т. п., зачастую составляющие целые словосочетания (в отличие от терминов, чаще выражаемых одним-двумя словами). Чем специальнее текст по своему содержанию, тем выше частотность терминов - по крайней мере, как основная тенденция. В научно-популярных текстах эта частотность, разумеется, гораздо ниже по самому характеру задачи, разрешаемой в них. Для всей этой категории материала характерно отсутствие слов, стилистически окрашенных принадлежностью к тому или иному пласту словарного состава языка (к архаизмам, к просторечию, к поэтизмам и т. п.), за исключением, разумеется, терминов, стилистически характерных именно для данного разряда текстов и поэтому обычных в нем. Для литературы по общественным наукам показательно частичное использование идиоматики - некоторых идиом и метафорических устойчивых сочетаний (что почти не наблюдается в области точных наук, в официальном документе и в газетно-информационном тексте). Для всего этого разряда материала характерно использование слов в их прямых значениях или, в редких случаях, языковых тропов, не играющих специальной стилистической роли. Тропы же стилистически действенные, играющие образную роль, встречаются в литературе научно-популярной [35, 211].

Следующую разновидность материала с точки зрения особенностей словаря можно выделить из состава литературы по общественным наукам (историческим, экономическим, философским), из литературной критики, газетно-журнальной публицистики, а также из области ораторской речи. Это те произведения общественно-политического и философского содержания, в которых проявляется пропагандистская или агитационная установка, которые рассчитаны как средство воздействия на широкие читательские массы, касаются вопросов широкого масштаба и сочетании: в себе как черты научной речи (терминологию), так и черты языка художественной литературы (образные элементы и эмоциональную окраску). К этой категории могут быть отнесены произведения классиков русской революционно-демократической критики. Для этого разряда произведений типично сравнительно умеренное применение терминов, часто приближающихся к общеобиходным словам, широкое использование общеупотребительной лексики (понятных и доступных слов) и широкое применение слов с разнообразной стилистической окраской (не только элементов идиоматики, но и просторечия, архаизмов в ироническом употреблении и т. п.). Стилистически действенные тропы разных типов встречаются здесь сравнительно редко, но играют важную роль, выделяясь на фоне слов, употребленных в прямом значении.

Язык художественной литературы, являющейся прежде всего искусством, располагает широчайшим диапазоном средств и преломляет в себе различные как книжно-письменные, так и устно-речевые стили, представляя тем самым необыкновенное разнообразие лексических элементов. Отличием его словаря от словаря языка литературы научной является отсутствие или большая редкость терминов, причем в тех случаях, когда они встречаются (как, например, в произведениях с производственной, военной и т. п. тематикой), они играют не главенствующую роль, в то же время, выделяясь на общем фоне. Другая отличительная черта - широкое применение диалектизмов, профессионализмов, архаизмов, слов иностранного происхождения, элементов просторечия и т. п. (разумеется, вовсе не всегда встречающихся в составе одного произведения). Столь же широк в художественной литературе диапазон использования разных возможностей словоупотребления прямых и переносных значений слов, тропов языковых и тропов стилистически действенных (последние, конечно, не являются непременной принадлежностью всякого произведения или творчества любого автора).

Остается охарактеризовать рассмотренные три группы материала с точки зрения их грамматических (преимущественно синтаксических) особенностей. Последние не поддаются столь четкой градации, как особенности словаря, но все же и для них возможно наметить некоторые закономерности по этим трем группам.

Для первой группы характерна ориентация на книжно-письменную речь с преобладанием сложных- сложносочиненных и сложноподчиненных предложений (конечно, различного объема), и без всех фразеологических единиц, которые указывали бы на связь со стилем устной речи (кроме разве таких, принятых и в научном изложении, оборотов-штампов, как «Теперь посмотрим», «Вот, например,..», «Или еще один пример»; они, конечно, связаны с устно-фонологической речью лектора или докладчика, но столь же употребительны и в книжно-письменной форме и не имеют специальной стилистической окраски, которая контрастировала бы с ах общим окружением). Для синтаксиса всего этого разряда материала показательна полносоставность предложений, и лишь в некоторых более специальных разновидностях текстов закономерным оказывается применение предложений односоставных. Например, в статьях энциклопедических словарей, в технических справочниках, каталогах, описаниях поставок, технических инструкциях нередко отсутствует то сказуемое (при перечислении технических данных и т. п.), то подлежащее (опускаемое ради краткости, если оно подразумевается по контексту, совпадая, например, с заглавным существительным статьи в энциклопедии или в справочнике или с подлежащим предыдущего предложения). В подобных синтаксических особенностях можно усмотреть характерный стилистический признак этих узких разновидностей научной литературы и научно-технического материала, связанный, во-первых, с принципом краткости и сжатости в подаче нужных сведений, и, во-вторых, с отсутствием какой бы то ни было индивидуальной окраски (то и другое составляет здесь отличительную черту) [35, 217].

В специально-научном, научно-техническом, документальном и газетно-информационном материале наблюдаются словесные повторения, формально тождественные с теми, какие встречаются в художественной и общественно-политической литературе, в публицистике и ораторской речи (в начале и в конце соответствующих отрезков текста - предложений, абзацев; также параллелизмы в построении соседних предложений, абзацев и т. п.). Но здесь эти синтаксические средства или выступают как способ смыслового членения, привлекая внимание читателя к определенным местам текста, логически параллельным, или являются просто случайными.

Характеризуя способ изложения, принятый для подобного материала, А. Л. Пумпянский обобщает [39, 81]:

«Основная задача научной и технической литературы - предельно ясно и точно довести определенную информацию до читателей. Это достигается логически обоснованным членением фактического материала, без применения эмоционально окрашенных слов, выражений и грамматических конструкций. Такой способ изложения можно назвать формально-логическим».