Размещено на http://www.allbest.ru/

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Филологический факультет

Кафедра английской филологии и перевода

Магистерская диссертация

Репрезентация образа России в англоязычном публицистическом дискурсе

БАРАНОВА Анна Дмитриевна

Научный руководитель

д. филол. наук, проф. Недялков И.В.

Санкт-Петербург, 2017

Содержание

Введение

Глава I. Имагологические и лингвокультурологические особенности англоязычного образа России

1.1 Имагологическая концепция национального образа

1.2 Понятия языковой и концептуальной картины мира и их основные особенности

1.3 Понятие стереотипа и устойчивые стереотипы о России

1.4 Становление образа России в Западном мире

1.5 Особенности современного публицистического дискурса

1.6 Основные лексические и стилистические особенности публицистического текста

1.7 Коннотативное значение и его роль в создании прагматических смыслов высказывания и текста

Глава II. Лингвистические особенности образа России в англоязычном публицистическом дискурсе

2.1 Обоснование выбора материалов для исследования

2.2 Лингвистические уровни репрезентации образа России

2.2.1 Денотативный уровень

2.2.2 Коннотативный уровень

2.2.3 Ассоциативный уровень

2.2.4 Метафорический уровень

2.3 Лингвистические особенности тематических компонентов образа России

2.3.1 Политические аспекты образа России

2.3.2 Образ президента России

2.3.3 Характеристика российских СМИ в англоязычной публицистике

2.3.4 Спортивные события с участием России в англоязычной публицистике

2.3.5 Российская культура в англоязычной публицистике

Заключение

Список литературы

Список условных сокращений

Введение

Магистерская диссертация на тему «Репрезентация образа России в англоязычном публицистическом дискурсе» посвящена исследованию лингвистических приемов раскрытия образа России в средствах массовой информации англоговорящих стран (Великобритании и США).

Актуальность. Образ страны и методы его репрезентации представляют в современном мире особый интерес. Национальный образ влияет на отношение участников мирового диалога к тому или иному государству: положительный образ способствует установлению партнерских отношений, отрицательный, наоборот, вносит вклад в разобщение, столкновение интересов и конфронтацию. Отношение мирового сообщества к России определяет направление экономических, политических, социальных и культурных взаимодействий с нашей страной. Следовательно, мониторинг репрезентации современного образа России за рубежом представляется крайне важным. Данная работа исследует лингвистическое раскрытие образа России в англоязычных СМИ с точки зрения имагологии, лексикологии и стилистики. Данные научные дисциплины интенсивно развиваются и привлекают внимание многих современных исследователей.

Научная новизна работы состоит в выборе актуальных материалов периода 2015-2016 года, которые отражают взаимоотношения России, Великобритании и США на современном этапе и позволяют охарактеризовать современный образ нашего государства, конструируемый крупнейшими англоязычными СМИ. Исследуемая в магистерской диссертации проблема является перспективной и открыта для дальнейших исследований, поскольку национальный образ, равно как и его лингвистическая репрезентация могут меняться в зависимости от исторических и социально-политических условий.

Целью работы является выявление и изучение приемов репрезентации образа России в публицистическом дискурсе Великобритании и США.

Для достижения цели разработаны следующие задачи: 1) рассмотреть понятие национального образа с точки зрения имагологии; 2) охарактеризовать основные черты западного образа России; 3) выявить способы лингвистической репрезентации образа России; 4) исследовать приемы описания образа России с точки зрения лексикологии и стилистики; 5) провести лингвистический анализ основных тематических компонентов англоязычного образа России.

Исследовательский материал. Материал собран методом сплошной выборки в анализируемых публицистических источниках. Общий объем материала: 100 публицистических статей и 488 примеров. В работу включена часть собранных примеров.

Объектом исследования выступает образ России в англоязычном публицистическом дискурсе.

Предметом исследования являются средства репрезентации образа России на материале британских сайтов BBC и The Guardian, а также американских сайтов CNN и The New York Times за 2015-2016 гг.

Методы исследования. В работе используются следующие методы: 1) метод сплошной выборки; 2) метод лингвистического наблюдения и описания; 3) дефиниционный анализ словарных толкований; 4) лингвокультурологический анализ; 5) стилистический анализ; 6) метод количественных подсчетов.

Апробация работы. Результаты работы были представлены на XX Открытой конференции студентов-филологов в Санкт-Петербургском государственном университете 18 апреля 2017 года.

Структура работы. Работа состоит из введения, двух глав и заключения. Во введении обосновывается актуальность и научная новизна магистерской диссертации, формулируются цель и задачи, оговариваются объект, предмет, методы и материалы исследования. Первая глава «Имагологические и лингвокультурологические особенности англоязычного образа России» посвящена теоретическому рассмотрению таких феноменов, как национальный образ, картина мира, стереотип, а также публицистический дискурс и его особенности. Прослеживается становление образа России на Западе и его основные характеристики. Во второй главе «Лингвистические особенности образа России в англоязычном публицистическом дискурсе» анализируются приемы раскрытия образа России в СМИ Великобритании и США. Приводятся две классификации примеров. С помощью первой, лингвистической, выявляются основные приемы, которые используют англоязычные публицисты для характеристики России. С помощью второй классификации, тематической, показано функционирование данных приемов в разных тематических группах статей. Выявляется, какие особенности современного образа России помогают выразить лингвистические средства. В заключении подводятся итоги проведенного исследования.

имагологический стереотип публицистический лексический

Глава I. Имагологические и лингвокультурологические особенности англоязычного образа России

1.1 Имагологическая концепция национального образа

Изучение лингвистических особенностей образа России целесообразно начать с рассмотрения понятия образа, его особенностей и основных составляющих. Концепция образа разрабатывается в русле такой науки, как имагология. Имагология исследует роль литературы в формировании национальной идентичности, представлений о национальном характере, складывающихся в системе словесности образов народов и национальных стереотипов (Поляков 2013: 7). Термин введен Х. Дизеринком в работе «Компаративистская имагология. О политической значимости литературоведения в Европе» (1988). Являясь разделом сравнительного литературоведения, данная наука обратила внимание исследователей как на изучение выраженного в текстах национального сознания, так и на исторически обусловленные образы наций, устойчивые культурные стереотипы, сравнение и противопоставление образов своего и чужого. Л.В. Чернец определяет имагологию как «изучение духовного образа народа с точки зрения иного национального сознания» (цит. по Поляков 2013: 49).

Стремление к осмыслению этнических различий между народами наблюдается уже со времен античности и связано, прежде всего, с именем Геродота, которому удалось создать типологию этнографических признаков. Для античного восприятия национальной инаковости среди прочего характерен этноцентризм, то есть, согласно Социологическому энциклопедическому словарю под ред. Г.В. Осипова, стремление описывать и оценивать окружающий мир сквозь призму своих традиций и ценностей, причем собственная этническая общность выступает в качестве эталона. Попытка систематизировать знания о других культурах впервые была предпринята Ю.Ц. Скалигером в его «Поэтике» 1561 года (цит. по Поляков 2013: 10), после чего европейские ученые обратились к сравнительно-сопоставительному анализу наций, основанному на изучении темперамента, моральных качеств, обычаев, отношения к религии, соседним народам и т.д. В XVII веке появляются так называемые «матрицы» национальных характеров, то есть упорядоченные своды прежде разрозненных представлений об этнической инаковости. Сюда относится трактат «Физико-математические и исторические зерцала примечательных и чудесных вещей» И. Цана (1696) (цит. по Поляков 2013: 10), один из разделов которого посвящен характеристике «пяти важнейших наций Европы - немцев, испанцев, итальянцев, французов и англичан» (там же: 11). Продолжая традицию античных времен, нации Европы формировали представление о собственной идентичности через определение инаковости по отношению к другим, или, как пишет О.Ю. Поляков, через процесс «партикуляризации» (там же). В XVIII веке эта идея нашла законченное теоретическое выражение в работах И.Г. Гердера, который отметил уникальность каждого народа, неповторимость его истории, традиций и обычаев. Учение И.Г. Гердера стало предтечей компаративистских лингвистических исследований, в том числе положений В. фон Гумбольдта, братьев Шлегелей и братьев Гримм о том, что выражением души нации и ее идентичности является язык.

В нашей стране имагология как научная дисциплина складывалась постепенно. Существенное влияние на ее развитие оказал В.Б. Земсков, который отмечал, что для каждой отдельно взятой культуры вне зависимости от уровня ее политического, социального или культурного развития характерно уникальное содержательное наполнение понятия «другого», или «чужого» в отношении как отдельных черт, так и в целостном восприятии (Земсков 2011: 8). Подобное восприятие обеспечивается созданием соответствующих образа, имиджа и стереотипов.

Толковый словарь С.И. Ожегова дает определение образа как обобщенного художественного отражения действительности, облеченного в форму конкретного индивидуального явления. В русле имагологии принято говорить о культурном образе, который французский ученый Д.-А. Пажо называет результатом значительной несхожести двух культур. Д.-А. Пажо указывает, что образ относится не к объективно существующей действительности, а к представлениям наблюдателя о ней, то есть к сфере воображаемого (Пажо 2013: 137). Являясь сложным и многогранным явлением, образ привлекает внимание различных наук, таких как социология, социальная психология, теория коммуникации. Для данного исследования нам интересно понятие имаготипов, то есть образов наций. Согласно нидерландскому имагологу Й. Леерссену, в понятие имаготипа не входят эмпирически достоверные суждения о нациях, поскольку имагологический дискурс о национальном имеет «воображаемый» характер (Leerssen 2007: 342). Создание национального образа другой культуры способствует формированию представления о ней и разработке соответствующего поведения при возможном коммуникативном контакте. Данный национальный образ находится в неразрывном взаимодействии с образом другого. Как пишет Й. Леерссен, этническая общность конструируется, с одной стороны, благодаря выделению себя из мира, а с другой, исключению из своего состава всех, кто к ней не относится (Leerssen 2006: 17). Однако не стоит забывать и о концепции «диалога культур», разработанной М.М. Бахтиным, которая является противовесом естественному этноцентризму народов. В основе данной концепции лежит мысль о том, что культура полнее и глубже раскрывается не в самоанализе, а через восприятие другой культуры, что является необходимым условием многогранного и всестороннего познания того или иного этноса (Викторова 1992).

Подробнее остановимся на соотношении понятий образа и имиджа, которые в русском языке часто употребляются как синонимы. Образ, как уже отмечалось выше, включает в себя различные субъективные представления о стране или ее народе, формирующие в сознании носителей данной культуры или внешних наблюдателей единую целостную картину, обобщенный «портрет» национального сообщества и государства в целом. Заимствованное из английского языка слово «имидж» соотносится с более узким явлением и означает лишь определенную часть национального образа, которая намеренно конструируется с помощью тех или иных стратегий и технологий для достижения конкретных целей. В.Б. Земсков утверждает, что имидж выполняет функцию стереотипа пропагандистской направленности, который выступает орудием геополитической борьбы (Земсков 2011: 19). Т.Э. Гринберг приводит отличительные черты имиджа, среди прочих называя упрощенность по сравнению с портретируемым объектом, конкретность и подвижность и способность изменяться в зависимости от текущей ситуации и ожиданий аудитории (Гринберг 2008). Наука о конструировании имиджей получила особое название имиджелогия. Существует политическая имиджелогия (Деркач 2006), которая исследует политический имидж и его использование для регулирования восприятия в системе власти. В русле данного научного направления речь идет не о государстве в целом, а об отдельных лидерах, партиях, государственных структурах, социальных и институциональных группах.

Национальный образ государства может восприниматься по-разному носителями другой культуры. Д.-А. Пажо выделяет четыре типа рецепции национального: 1) иностранная культура может рассматриваться как высшая по отношению к родной; 2) иностранная культура может рассматриваться как низшая по отношению к родной; 3) иностранная культура воспринимается положительно; 4) иностранная культура принимается безоценочно, т.е. происходит объединение культур (цит. по Поляков 2013: 22-23).

Как отмечает Н.В. Загладин, для западноевропейцев третья модель, то есть позитивное восприятие другого государства, возможна при соблюдении ряда условий, к важнейшим из которых относятся либерально-демократические нормы, независимость СМИ, отсутствие насилия и принуждения, предсказуемость внешней политики и соответствие, пусть даже формальное, принципам «единой Европы» (Загладин 2008: 35). По мнению исследователя, положительное восприятие западноевропейцами России практически невозможно, поскольку наша страна остается крупной ядерной державой, что вызывает озабоченность Запада. Активный экспорт нефти и газа также может являться инструментом политического давления на международной арене. Кроме того, принципы демократии в представлении западного сообщества не находят отражения в современной внутренней политике России. Следовательно, западный образ России, построенный на основании традиционного этноцентризма и противопоставлении «свой-чужой», тяготеет к негативному.

1.2 Понятия языковой и концептуальной картины мира и их основные особенности

Национальный образ государства имеет ярко выраженные лингвокультурные особенности, поэтому невозможно рассматривать его в отвлечении от таких явлений, как язык, культура и картина мира. Первое научное осмысление взаимосвязи языка и культуры было предпринято В. фон Гумбольдтом, который установил, что язык воплощает в себе уникальную для каждой нации материальную и духовную культуру. Национальная специфика культуры отражается во внутренней форме языка, которая представляет «народный дух». В дальнейшем идеи В. фон Гумбольдта были развиты в работах Ш. Балли, И.А. Бодуэна де Куртенэ, Р.О. Якобсона, А.А. Потебни и других ученых (Маслова 2001: 59).

В современной лингвистике существует несколько взглядов на соотношение языка и культуры. Первый из них гласит, что язык является простым отражением культуры как компонента действительности. Сторонниками этой концепции являются С.А. Атановский, Г.А. Брутян, Е.И. Кукушкин, Э.С. Маркарян (Базарова 2007: 74). Второй подход, или теория лингвистической относительности, разрабатывался американскими учеными Э. Сепиром и Б. Уорфом. Суть концепции заключается в том, что каждому народу присуще уникальное видение действительности, обусловленное языком (цит. по Black 1959: 228). С.Г. Тер-Минасова отмечает четыре функции языка в его отношении к культуре: язык - это «зеркало», «кладовая», «передатчик» и «инструмент» культуры. Иными словами, язык отражает действительный мир с учетом особенностей национального менталитета, традиций и обычаев, закрепляет культурные ценности на различных уровнях лексики, грамматики и фразеологии, способствует передаче ценностей из поколения в поколение и участвует в формировании культурной идентичности носителя языка как члена той или иной лингвокультурной общности (далее ЛКО) (Тер-Минасова 2000: 14-15). По мнению А. Вежбицкой, культурная окрашенность характерна для всех лексических единиц того или иного языка за исключением универсалий, или базовых понятий: хороший (good), плохой (bad), знать (know), думать (think) и т.д. (цит. по Иванова 2011: 270).

Активное применение антропоцентрического подхода в современной лингвистике обусловило развитие такой науки, как лингвокультурология, ставшей результатом теоретического осмысления взаимосвязи языка народа и его культуры. Оформившись в самостоятельную дисциплину в 90-х гг. XX в., лингвокультурология обратила на себя внимание таких отечественных исследователей, как В.Н. Телия, Ю.С. Степанов, Н.Д. Арутюнова, В.В. Воробьев, В.М. Шаклеин, В.А. Маслова (Шаклеин 2012: 5). Данная дисциплина исследует языковые явления в русле их культурной семантики. Как отмечает В.Н. Телия, непосредственная задача лингвокультурологии - изучение актов коммуникации с точки зрения взаимосвязи задействованных в них языковых единиц и национального менталитета (Телия 1996: 218). Стоит уточнить, что менталитет, согласно В.А. Масловой, представляет собой мировосприятие, характерное для языковой личности как члена той или иной культурной общности (Маслова 2007: 61), однако некоторые исследователи используют в данном отношении термин «ментальность». Так, В.В. Колесов понимает под ментальностью интеллектуальные, духовные и волевые качества народа, закрепленные в национальном языке (Колесов 1995: 14). В данной работе понятия менталитета и ментальности не разграничиваются.

Говоря о лингвокультурологии и тесной взаимосвязи языка и культуры, нельзя не заострить внимание на понятии картины мира (далее КМ). Являясь, как пишет С.Г. Тер-Минасова, «зеркалом» культуры, язык, тем не менее, отражает действительность не объективно, а через призму национального менталитета, верований, традиций, убеждений, стереотипов и т.д. Иначе говоря, зеркало языка является кривым (Тер-Минасова 2000: 40), и его искривленность обуславливается своеобразием КМ данной ЛКО. Большой вклад в разработку концепции КМ внесли А.А. Потебня, Э. Сепир, Б. Уорф, Л. Вайсгербер, Э. Бенвенист. Активное изучение данного феномена началось в 1960-1970 гг. В настоящее время понятие КМ используется множеством направлений языкознания: когнитивной лингвистикой, лингвокультурологией, этнолингвистикой, лингвистикой текста и т.д. (Зыкова 2015: 16).

С.Г. Тер-Минасова различает 1) реальную КМ, представленную объективной действительностью; 2) концептуальную КМ, то есть преломление реальной КМ через национальные культурные представления; 3) языковую КМ, которая выражает преломленную через ККМ действительность (Тер-Минасова 2000: 41). При этом автор отмечает нечеткое научное разграничение ККМ и ЯКМ с преобладанием понимания их как части и целого. ЯКМ представляется уже ККМ, поскольку в формировании последней участвуют не только языковые, но и мыслительные процессы (Тер-Минасова 2000: 46-47).

Е.С. Яковлева определяет ЯКМ как «зафиксированную в языке и специфическую для данного языкового коллектива схему восприятия действительности» (Яковлева 1996: 47). ЯКМ отражает бытовые, или обывательские знания об окружающей действительности, закрепленной на ментальном уровне в виде внутренних образов. Как отмечает Е.В. Иванова, ЯКМ представляет собой концептуальное пространство, или когнитивную структуру, которая отражает широкую с точки зрения временного охвата интерпретацию действительности в языке, причем мир отражается не фотографически, а как совокупное закрепленное представление социума о нем (Иванова 2014: 136, 138). Вслед за Ю.Д. Апресяном ЯКМ также называют наивной, поскольку она не стремится к объективному отображению мира, а субъективно обобщает накопленные в обществе знания. В.А. Маслова называет понятие ЯКМ метафорой, поскольку каждый народ обладает не совершенно уникальным пониманием окружающей действительности, но национально окрашенным, имеющим множество точек пересечения с объективно представленным миром (Маслова 2001: 66).

Разработка феномена ЯКМ непосредственно связана с гипотезой лингвистической относительности Сепира-Уорфа (Иванова 2011: 265). Е.В. Иванова отмечает, что для описания ЯКМ необходимо, прежде всего, осуществить ее реконструкцию, т.е. моделирование концептуальной области, стоящей над семантикой составляющих язык знаков. Являясь обширной и сложной когнитивной структурой, ЯКМ не может быть описана во всей своей совокупности. Исследователи реконструируют только отдельные ее фрагменты (Иванова 2014: 136).

В процессе овладения национальным языком каждый член ЛКО усваивает также и ЯКМ, которая является крайне устойчивой и консервативной и во многом отражает устаревшие представления о мире (Иванова 2014: 136). Свидетельством этого процесса служит фразеология. Например, фразеологизм «воспарить душой» восходит к архаичным временам, когда душа человека считалась самостоятельной субстанцией, способной покидать тело (Маслова 2001: 65). Фразеологизм «на краю земли» отражает устаревшие представления человека о том, что Земля плоская и, хотя данная концепция изжила себя много веков назад, фразеологизм продолжает функционировать в бытовом употреблении. Английский язык также имеет образ края земли в своей фразеологии (to go to the ends of the earth), однако здесь измеряется не географическая удаленность, но интенсивность усилий, которые необходимо затратить для достижения результата. Таким образом, как пишет Е.В. Иванова, язык создает некий «промежуточный мир», не в полной мере соответствующий современному объективному миру (Иванова 2014: 137).

Изучение ЯКМ тесно связано с понятием концепта. Впервые термин «концепт» был употреблен в переводах А. Вежбицкой и Ч. Филлмора (Митяева 2015: 1420). Концепт связан с мышлением. С.А. Аскольдов-Алексеев называет концепты «образованиями ума» (Аскольдов-Алексеев 1997: 267). Существуют различные направления исследования концептов, из которых следует выделить лингвокогнитивный и лингвокультурологический. Как отмечает В.И. Карасик, основное различие между ними состоит в векторной направленности к индивиду: лингвокогнитивный подход направлен от индивидуального сознания к культуре, а лингвокультурологиеский наоборот (Карасик 2002: 97). Лингвокогнитивное направление представлено такими учеными, как Н.Д. Арутюнова, Е.С. Кубрякова, З.Д. Попова, И.А. Стернин, В.Н. Телия (Митяева 2015: 1421). Данный подход рассматривает концепт как ментальное образование, которое обобщает познавательную деятельность и позволяет сконструировать ЯКМ. С другой стороны, лингвокультурологическое направление понимает концепт как базовую единицу культуры и занимается исследованием различных культурных концептов. Представителями данного подхода являются Ю.С. Степанов, В.И. Карасик, В.В. Красных, В.А. Маслова (Митяева 2015: 1462). В.А. Маслова дает понятие ключевых концептов культуры, которые представляют собой базовые элементы КМ, имеющие значимость как для отдельно взятого индивида, так и для всей ЛКО (Маслова 2011: 51). Ю.С. Степанов определяет концепт, с одной стороны, как сгусток культуры в сознании человека, а с другой, как средство включения индивида в культуру (Степанов 1997: 40).

Д.С. Лихачев пишет о единстве лингвистических и культурологических аспектов концепта, отмечая прямую зависимость между культурным опытом человека и богатством его языка и концептосферы (Лихачев 1997: 320). Под концептосферой Д.С. Лихачев, впервые употребивший это понятие в отечественном языкознании, понимает совокупность потенций в словарном запасе личности и всего общества, совокупность концептов как потенций значений слов, концентрацию духовного богатства культуры и т.д. (Зыкова 2015: 17). В современной лингвистике термин «концептосфера» трактуется по-разному с учетом трех ее разновидностей, прослеживаемых в работах Д.С. Лихачева: концептосферы языка, культуры и личности. Ряд исследователей выделяет из трех лишь одну концептосферу. Иные полагают, что концептосфера есть неделимое обобщающее понятие. Сторонники третьего подхода обнаруживают связь между тремя видами концептосфер. Например, с точки зрения вербализованности концептосфера культуры противостоит концептосфере языка, а с точки зрения коллективности они отличаются от концептосферы личности. Данный вопрос разрабатывается у таких ученых, как Ю.Н. Караулов, В.А. Виноградов, В.Н. Телия, Н.Н. Болдырев, И.А. Стернин, В.В. Красных, В.И. Карасик (Зыкова 2015: 18). Большинство современных работ посвящено отдельному изучению трех концептосфер. Так, концептосфера культуры была впервые рассмотрена В.Н. Телия, которая понимала данное явление как совокупность материальной культуры и результатов социального и духовного самосознания личности, складывающегося на основе коллективных представлений (Телия, Дорошенко 2008: 210). Концептосфера делает возможным исследование национальных обычаев, традиций, верований, а также отношения народа к прочим ЛКО.

Т.Г. Добросклонская отмечает существование культуроспецифичной информационной КМ, непосредственно связанной с функционированием СМИ и способом подачи информации в медиа-источниках. Исследователь утверждает, что культурологические параметры измерения культур, такие как отношение ко времени, пространству, индивиду и т.д., оказывают существенное влияние на новостной поток. Например, американская культура характеризуется большим этноцентризмом, чем русская, поэтому в американских СМИ преобладают местные, а не зарубежные новости (Добросклонская 2005: 186).

Таким образом, КМ отражает не объективные свойства действительности, а лишь обусловленные культурой представления человека об окружающем его мире. Следовательно, можно утверждать, что подача материала в СМИ во многом обусловлена именно национальной спецификой КМ.

1.3 Понятие стереотипа и устойчивые стереотипы о России

Национальный образ государства в восприятии представителей иной ЛКО неизбежно опирается на КМ и закрепленные в ней стереотипы. Работа американского социолога У. Липпмана «Общественное мнение» (1922) стала первой попыткой научного осмысления феномена стереотипа. Стереотипизация описывалась У. Липпманом как способность сознания человека преобразовывать поступающую из внешнего мира информацию по определенной схеме. По мысли ученого, стереотипы определяются культурой и представляют собой упорядоченные «картинки мира», помогающие как ориентироваться в обширном информационном потоке, так и сохранять в сознании человека определенные ценности. У. Липпман отмечал, что, несмотря на очевидную умозрительность, необоснованность эмпирическим опытом, клишированность и тесную связь с предрассудками, стереотипы, тем не менее, помогают при первичной ориентации и социализации индивида в незнакомой ему культуре. Работа У. Липпмана была взята за основу более поздних исследований данной проблемы как на Западе, так и в России (Ужегова 1999: 10). Впоследствии ученые продолжали отмечать, с одной стороны, обобщенность, предвзятость и малоподвижность стереотипов, а с другой, их относительную связь с действительностью и роль в формировании социальной идентичности.

Как пишет В.В. Красных, с точки зрения когнитивной лингвистики стереотип представляет собой детерминированный культурой инвариант участка КМ, или некую закрепленную в сознании метальную «картинку», в которой отражен определенный «типовой» фрагмент действительности (Красных 2003: 231). Стереотип дает представление о феноменах, которые являются не прецедентными, а гипотетическими. Исследователь выделяет две группы стереотипов: поведенческие, функционирующие как клише, в частности стереотипы коммуникативного поведения, и стереотипы-представления, функционирующие как эталоны, которые продуцируют определенные устойчивые ассоциации с тем или иным объектом и тем самым предопределяют языковое описание данного объекта.

Национальные стереотипы, как отмечает польский ученый А. Шафф, усваиваются индивидуумом в процессе воспитания и социализации в той или иной культурной среде, направлены на определенную расовую, национальную, классовую или иную общность и отношения между ними и всегда связаны со словом-названием. Ошибочно принимаемые за истину, национальные стереотипы могут лишь частично соотноситься с действительностью и отличаются независимой от своей эмоциональной нагрузки устойчивостью. А. Шафф утверждает, что стереотипы имеют функцию защиты принятых в данном обществе ценностей и являются важным условием личностной интеграции в группе (цит. по Поляков 2013: 97). Влияние стереотипов на человека тесно связано с соотношением его личного и группового опыта (Ужегова 1999: 5). Чем обширнее личный опыт освоения действительности, тем легче изменяются заложенные социализацией стереотипы. И наоборот, чем меньше личный опыт и больше групповой, тем устойчивей становятся стереотипы. В.А. Хорев пишет, что разные социальные слои отличаются разным уровнем стереотипизации представлений о других народах и культурах. Интеллектуальная элита склонна опираться на знания, в то время как «массы» в основном полагаются на бытующие в обществе стереотипы (цит. по Поляков 2013: 62).

В отношении национальных стереотипов имаголог М. Синирелла выделяет активные стереотипы, то есть регулярно циркулирующие в таких общественных сферах, как медиа и искусство, и дормантные, которые могут обнаружиться при определенных исторических и социально-политических условиях и требуют в связи с этим особого внимания со стороны специалистов по межкультурной коммуникации (цит. по Поляков 2013: 94).

Оппозиция «свое-чужое», дополненная этноцентризмом, является мощным инструментом порождения малоподвижных и зачастую негативных стереотипов о других странах и народах. В.А. Хорев отмечает, что противопоставление культур нередко перерастает в их конфронтацию, подкрепленную чувством собственного превосходства и наделением другой культуры отрицательными характеристиками: бесчеловечностью, жадностью, хитростью, лицемерием, жестокостью и т. д. (цит. по Поляков 2013: 63). Все это ведет к закреплению в обыденном сознании этнических стереотипов, которые зачастую становятся частью господствующей в обществе идеологии.

Как отмечает С.Г. Тер-Минасова, в научной литературе нет однозначного определения понятия «идеология». В то время как в русском языке слово идеология является нейтральным и обозначает общественно-политический термин, англоязычные источники говорят о негативном, даже пренебрежительном коннотативном наполнении соответствующего слова ideology, например, фашистская или нацистская идеология. Тем не менее, и русские, и английские определения сходятся в том, что идеология - это определенная система идей и верований (Тер-Минасова 2000: 195).

Как отмечает М.С. Ретунская, социально-идеологической оценке подвергаются, как правило, политика и политическая деятельность, государственный аппарат, экономическая ситуация, формы социального поведения, национальные и религиозные отношения, причем оценка неразрывно связана с исторической эпохой и временем (Ретунская 1996: 169). Идеологически ориентированная лексика выражает социальную оценку: machiavellian - «беспринципный политик», toryism - «наличие идеологических свойств консерватизма, стойкой приверженности традициям» (там же: 171). Лингвистически выражая оценку того или иного политического явления, субъект заявляет о своей гражданской позиции.

С.Г. Тер-Минасова проводит идеологическое разграничение между, с одной стороны, советским и постсоветским русским языком, а с другой, между британским и американским вариантами английского языка, утверждая, что с идеологической точки зрения современный американский английский близок советскому русскому (Тер-Минасова 2000: 197). Это подтверждается подчеркнутым патриотическим содержанием языковых единиц, например, американцы называют свою страну America the beautiful -«Америка-красавица» и используют олицетворение в виде местоимения she: Where America was and where she is now - «Где Америка была и где она сейчас» (Тер-Минасова 2000: 197). Однако СССР и США принципиально различаются своим подходом к восприятию личности. Идеология СССР фокусировалась на коллективизме, который продолжает доминировать в сознании русских людей и на современном этапе. В США традиционно для западного общества пропагандируется индивидуализм. Лингвистически эта разница отчетливее всего прослеживается в лексическом слое языка на примере отдельных слов, словосочетаний или паремий. Так, В.Н. Телия упоминает характерную для носителя русского языка базовую метафору «Народ - это семья» и связанные с ней единицы «Родина-мать», «братский народ» (Телия 1996: 259). П.Л. Коробка иллюстрирует английский индивидуализм такими пословицами, как Every man for himself - «Каждый за себя» и Charity begins at home - «Благотворительность начинается дома» (Коробка 1999: 124).

Западному образу России свойственна высокая степень мифологизации и обилие мифологем. Понятие мифологемы было введено К.Г. Юнгом в рамках его теории психоанализа, однако с точки зрения лингвистики данный феномен может пониматься по-разному. Так, в когнитивистике мифологемой называют элемент наивного представления о мире. В социолингвистике мифологему отождествляют со стереотипами массового сознания (Коновалова 2013: 210). З.А. Ужегова отмечает, что российский национальный миф включает в себя три уровня мифологем, или стереотипов: бытовой, литературный и политический (Ужегова 1999: 10). Таким образом, исследователь ставит знак равенства между мифологемой и стереотипом. В рамках данной работы мифологема и стереотип также не разграничиваются.

Бытовые мифологемы о России связаны с представлениями о русском климате и национальной психологии. Сюда включены культурные реалии, например, водка, балалайка или самовар. Бытовой миф может поддерживаться самим государством в коммерческих целях благодаря созданию соответствующего имиджа, привлечению иностранных туристов, продаже сувениров и т.д. Что касается литературного мифа, то он способствует отождествлению иностранцами реальной российской действительности с ее отображением в национальной литературе. Как пишет В.С. Елистратов, классическая русская литература становится синекдохой для российской действительности и единственной призмой, сквозь которую иностранцы воспринимают Россию. Причем за пределами России известны, как правило, лишь те произведения, которые укрепляют национальный миф. Это книги Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского, А.П. Чехова, но не, к примеру, Н.С. Лескова (Yelistratov 2012). Что касается политических мифологем, то, как отмечает норвежский специалист по проблемам международных отношений И. Нойманн, для образа России характерны доминантные мифологемы «варвар у ворот» и «ученик» (Нойманн 2004: 214). В XVI-XVII вв. русские ассоциировались со скифами, татарами и калмыками. Путешественники и исследователи называли царя тираном, народ рабами и описывали обряды, напоминающие языческие. Петр I также воспринимался европейцами как варвар, однако отношение к нему, ученику Европы, было положительным. В XX в. добавились новые оппозиции: демократический - тоталитарный, рыночный - планируемый. В годы перестройки и после распада СССР активизировалась мифологема «ученика», но в дальнейшем, включая современную международную обстановку, укрепилась мифологема «варвара».

Существуют немногочисленные позитивные стереотипы о России, в основном связанные с российской культурой и фольклором. Так, в 1980 г. была опубликована книга американской журналистки Сюзанны Масси «Земля Жар-птицы. Краса былой России» (Massie 1982). Автор отмечает художественную одаренность русских, разнообразие фольклора, природную музыкальность и обилие народных песен, которые вдохновили таких великих композиторов, как П.И. Чайковский, М.И. Глинка, Н.А. Римский-Корсаков, М.П. Мусоргский и И.Ф. Стравинский. Однако в большинстве своем стереотипы о России являются негативными. Известный французский историк, социолог и журналист Э. Тодд пишет: «Многие из наших СМИ, слишком привыкшие к изнеженности сверхразвитого общества, находят удовольствие в создании имиджа России как государства, внушающего опасения» (Тодд 2004: 190). Как отмечает Н.П. Михальская, у англичан символами нашей страны являются топор и икона (Михальская 1995: 145).

Согласно стереотипам, русские живут в условиях экстремального климата, поэтому им свойственна угрюмость, подозрительность и пристрастие к спиртному, особенно водке. Как пишет А.В. Павловская, на протяжении нескольких веков первейшими ассоциациями со словом «Россия» на Западе являются мороз, снег, зима и все, что с ними связано, например, меха, шубы и шапки-ушанки (Pavlovskaya 2012). Распространены гиперболизации: страна не просто большая, но огромная, богатство - несметное, нищета - невиданная, рабство - полное, власть - абсолютная, мороз - ужасный, жизнь - суровая (Михальская 1995: 145). В представлении европейцев русский человек чужд духу предпринимательства, он не обладает дисциплиной, его поведение непредсказуемо. В восприятии западного человека отсутствие индивидуализма мешает нашей стране развиваться с экономической точки зрения (Pavlovskaya 2012). В целом, отношение наших западных современников к России совпадает с тем, что было сто лет назад. Так, Т.Р. Титова пишет, что в 2013 г. стала участником такого диалога в Испании: Он: «Вы русская?» Она: «Да». Он: «Я знаю, как называется Ваш президент. Его называют tzar!» (Титова 2014: 104).

Таким образом, обобщенность и семантическая ограниченность стереотипов о нашей стране порождают оппозицию сформированного культурой, фольклором и литературой образа «загадочной русской души» и агрессивной непредсказуемости политического развития России.

1.4 Становление образа России в Западном мире

Россия и страны Запада имеют длительную историю взаимоотношений. Первые упоминания о Руси встречаются в средневековых источниках IX-XIII вв., однако постоянные контакты были установлены позже, во времена правления Ивана IV Грозного, в 1550-х гг.

Серьезный вклад в становление европейских представлений о России был внесен во второй половине XVI века благодаря работам австрийского дипломата С. Герберштейна «Записки о Московии» (1549) и английского дипломата Д. Флетчера «О государстве русском» (1591). Гораздо позже сформированный образ был подкреплен и развит в книге французского аристократа маркиза А. де Кюстина «Россия в 1839 году». В отличие от предшественников, стремившихся объективировать увиденное, маркиз де Кюстин внес вклад в формирование европейской русофобии. Среди государственных пороков он отметил деспотизм самодержавия, чинопоклонство и бюрократизм: «Россией управляет класс чиновников. Из недр своих канцелярий эти невидимые деспоты, эти пигмеи-тираны безнаказанно угнетают страну» (Кюстин 2008: 529). В Европе книга имела громадный успех, в России же была запрещена.

Как известно из истории, отношения России и стран Запада часто находились в стадии конфронтации, а неоднократно отмечаемое отсутствие демократических свобод и существовавшее до 1861 года крепостное право, называемое на Западе рабством, только усугубляли периодически обострявшиеся антирусские настроения. В целом, сложившийся на начало XX в. образ России характеризовался противоречивостью. Так, британские путешественники и литераторы отмечали огромные пространства, несметные богатства и мощь нашей страны, силу и бесстрашие народа, вместе с тем называя Россию страной варваров. Нищета народа и богатство царя, необразованность масс и просвещенность аристократии, порабощенность крестьян и абсолютная власть дворян стали основными оппозициями, которые, трансформировавшись в стереотипы, дошли до наших дней.

Анализируя исторические события, можно сделать вывод, что интерес Западных стран к России обострялся в переломные периоды, определявшие вектор дальнейшего развития. Это революция 1917 г., рубеж 1920-1930х гг., когда благодаря успехам индустриализации СССР был признан многими государствами мира. Период Второй мировой войны, особенно после Сталинградской битвы, отмечен ростом симпатий к России и СССР. Однако во второй половине XX в. в связи с международной политической ситуацией СССР стал восприниматься на Западе в крайне негативном ключе как враг, препятствующий развитию демократии и представляющий военную угрозу для цивилизованного мира. Взлет интереса к России пришелся на начало 1990-х гг., когда внутренние события нашей страны вызвали положительную реакцию Западного мира. В этот кратковременный период наблюдался пик совместных проектов в науке, культуре и образовании, в изучении политической истории страны и русского языка. На современном этапе мы наблюдаем явное обострение отношений между Россией и странами Запада, что безусловно оказывает определяющее влияние на репрезентацию образа нашей страны за рубежом.

В связи с этим интересное лингвистическое наблюдение провела Е.М. Масленникова (2014). Проанализировав прилагательные-определения со словом Russian в художественных и публицистических текстах британских авторов XX в., исследователь обнаружила следующее: во время Второй мировой войны компонентами словосочетаний со словом Russian являлись «безбожный, безнравственный» (ungodly, 1941), «стойкий» (resisting, 1943), «практичный, реалистичный» (realistic, 1944), «победивший» (victorious, 1945). Во время холодной войны использовалось слово «подозрительный» (deeply distrustful, 1945). Период 1950-х гг. отмечен такими характеристиками русских, как «пьяный» (drunken, 1958), «ненавистный» (hated, 1958). Русские 1960-х гг. показаны как прогрессивно мыслящие (progress-conscious, 1967). Русские 1980-х гг. заражены ксенофобией (xenophobic, 1982), при этом являются сторонниками реформ (reform-minded, 1982). Источники 1990-2000 гг. более резки: «проклятый» (fucking, 1993), «кровожадный» (bloody, 2003). Примеры показывают, что языковые единицы, использующиеся для качественной характеристики «русского», в каждом периоде обладают собственными, позитивными или негативными, коннотациями в зависимости от текущей международной ситуации.

В 2014 г. служба BBC составила рейтинг отношения к различным государствам на основании опроса рядовых граждан в 24 странах мира. Негативное отношение к России выказали 45% респондентов, в то время как положительное мнение о нашей стране выразили 31% опрошенных. Это худший показатель за девять лет наблюдений. Самые низкие позиции Россия имеет в восприятии граждан Европы и Северной Америки. Так, 69% французов, 67% немцев, 64% англичан и американцев и 62% канадцев относятся к нашей стране негативно. С другой стороны, азиатские страны выказывают России симпатии. 55% китайцев и 38% индийцев положительно относятся к нашей стране (Русская служба BBC 2014). В 2015 г., по данным службы Pew Global, негативное отношение к России выразили 67% американцев, 66% англичан, 59% канадцев, 70% французов и немцев. С другой стороны, 75% вьетнамцев, 51% китайцев и 43% индийцев относятся к нашей стране положительно (RewResearchCenter, 2015). Таким образом, современный образ России на Западе является преимущественно отрицательным, что находит отражение и в публицистическом дискурсе.

1.5 Особенности современного публицистического дискурса

Понятие дискурса является широко распространенным в современном языкознании, однако единого, общепризнанного определения данного феномена до сих пор не существует. Термин «дискурс» был введен в научный оборот Ю. Хабермасом как обозначение такого вида речевого взаимодействия, при котором исследуются общественные ценности и нормы. На современном этапе развития научного знания выделяют три основных группы подходов к определению понятия дискурса. Первый из них является собственно лингвистическим. Начало ему положил З.З. Харрис, использовав термин «дискурс» в заголовке своей статьи «Дискурс-анализ» (цит. по Ленкова 2010: 95). Данный подход предполагает описание дискурса как речи, используемой в коммуникативной ситуации и, следовательно, приобретающей те или иные социальные характеристики. Лингвистическое понимание дискурса представлено англоязычным научным сообществом, а также работами Э. Бюиссанса и Э. Бенвениста (Ленкова 2010: 96). Второй подход к дискурсу связан с исследованием стиля и идиолектов и восходит к французским структуралистам и постструктуралистам, в частности, М. Фуко. Также в данном направлении работали А. Греймас, Ж. Деррида, Ю. Кристева, М. Пеше (Чернышева 2003: 110-111). В рамках третьего подхода дискурс понимается как идеальная коммуникация, максимально удаленная от социальной реальности и традиций и служащая изучению характеристик участников речевого взаимодействия. Данное направление восходит к работам Ю. Хабермаса (Костомаров 1989: 99-100). Как пишет В. В. Красных, дискурс может рассматриваться в трех ипостасях: формально как речевое произведение, превышающее по объему предложение, функционально как любое использование языка и формально-функционально как совокупность функционально организованных в контексте языковых единиц (Красных 2003: 112). В рамках данной работы используется формально-функциональный подход к определению дискурса.

Дискурс обладает как собственно лингвистическими, так и экстралингвистическими признаками. Основными характеристиками дискурса являются его цельность и связность, то есть, с одной стороны, смысловая общность его компонентов, а с другой, обусловленное языковыми закономерностями интонационное, семантическое, грамматическое и логическое единство оформления (Григорьева 2007: 45). Связность дискурса является собственно лингвистической категорией, цельность же входит в область психолингвистики (Красных 2003: 135).

В.В. Красных выделяет две стороны дискурса. Как процесс дискурс представляет собой вербализуемую речемыслительную деятельность и связан с сознанием, то есть имеет лингвокогнитивный план. Как результат дискурс является совокупностью текстов и выражается в отборе тех или иных языковых единиц, то есть имеет собственно лингвистический план (Красных 2003: 113-114). Несмотря на то что понятия текста и дискурса тесно взаимосвязаны, они обозначают разные феномены. Так, давая определение дискурса, Т.Г. Добросклонская в первую очередь пишет, что это связный текст, после чего добавляет к определению экстралингвистические (социокультурные, прагматические, психологические) факторы, подчеркивая динамичность дискурса в противовес статичности текста (Добросклонская 2005: 28). В.В. Красных понимает текст как основную единицу дискурса, отмечая, что в широком смысле текстом можно назвать любой целостный продукт речевой деятельности (Красных 2003: 116). В рамках данной работы проводится исследование публицистических текстов (далее ПТ) как непосредственных единиц публицистического дискурса (далее ПД).

Понимание публицистики как особого вида дискурса и ее дискурс-анализ представлен в работах голландского ученого Теуна ван Дейка «Анализ новостей как дискурса» и «Структура новостей в прессе». Исследователь отмечает, что необходимо рассматривать новостные тексты как продукт когнитивной и социальной деятельности журналиста (ван Дейк 2000: 123). Е.С. Кубрякова и Л.В. Цурикова также утверждают, что материалы СМИ выражают коммуникативно-когнитивную функцию языка и являются дискурсивной деятельностью (Кубрякова, Цурикова 2008: 183). Английский лингвист Н. Феерклаф отмечает, что дискурс СМИ предполагает пространственную удаленность автора и адресата и однонаправленность речевого общения (Fairclough 1989: 49). Поскольку ПТ всегда ориентируется на определенную целевую аудиторию, то, как пишет Т.В. Чернышева, автору необходимо добиться пересечения своей и читательской концептуальных систем и тезауруса. Иными словами, для успешной реализации коммуникативной интенции автор и читатель ПТ должны иметь общую КМ и показывать коррелирующий уровень владения языком (Чернышева 2003: 34). Ю.Н. Караулов пишет, что процесс понимания включает в себя проведение фразы через тезаурус, ее соотнесение с имеющимися в сознании человека знаниями и поиск ее места в КМ. Исследователь отмечает, что благодаря этому процессу даже при неполном знании семантики языковых единиц может быть достигнуто понимание (Караулов 2010: 172). Однако, в отличие от живого диалога, где отбор языковых единиц опирается на партнера по коммуникации, дискурс СМИ ориентируется на массовую аудиторию, в связи с чем, как отмечает Н. Феерклаф, подбирает усредненные, зачастую клишированные, средства выражения и тяготеет к стереотипизации (Fairclough 1989: 49). В этом отношении Т.В. Чернышева приводит пятиступенчатую схему публицистической коммуникации: 1) автор; 2) идеологема, т.е. насыщение объективной информации субъективными авторскими оценками; 3) текст; 4) мифологема, т.е. устойчивые стереотипы сознания читателя; 5) адресат (Чернышева 2003: 36). Исследователь отмечает, что адресат ищет в ПТ не столько объективные данные, сколько родственный ему аксиологический компонент - концептуальную систему. Иными словами, журналист имплицитно манипулирует сознанием читателя с его согласия (Чернышева 2003: 54). Автор ПТ стремится убедить аудиторию в непреложной истинности своего мнения. Именно этой задаче подчинена и лингвистическая организация текста. Парадигма ПТ, по утверждению Н.И. Клушиной, включает в себя идеологему, компонент оценочности, определенные стилистические особенности, а также языковое варьирование как механизм имплицитного убеждения. По мнению исследователя, ПД является персуазивным, поскольку сочетает в себе убеждение, внушение и манипуляцию (Клушина 2008).

Помимо текста ПД тесно связан с понятием публицистического функционального стиля (далее ПС). Как пишет И.В. Арнольд, функциональные стили представляют собой подсистемы языка, каждая из которых обладает специфическими лексико-синтаксическими и функциональными характеристиками (Арнольд 2002: 169). На непосредственную связь ПС и ПД указывает А.А. Кибрик, который отождествляет ПС и дискурс СМИ (Ленкова 2010: 95). Существуют устная и письменная разновидности ПС. К первой относится ораторская речь, обзоры аналитиков в электронных СМИ, в то время как вторая охватывает газетные и журнальные статьи, эссе, очерки, памфлеты и т.д. (Лапшина 2013: 237-238). ПС объединяет в себе разнообразные жанры: газетные (статья, очерк); телевизионные (аналитическая программа, интервью); ораторские (дебаты, выступления на митинге); коммуникативные (саммит, пресс-конференция); рекламные (рекламное объявление) (Григорьева 2003: 172). ПС характеризуется информативностью и оценочностью, зависящей от интенций и ценностей автора или издания (Клушина 2003: 269). В данной работе ПС понимается как лингвистическая составляющая ПД.