Концепт "bad taste" в сопоставительно-переводческом аспекте

Немаловажно, что в отечественной теории перевода достаточно прочно укоренилась четырехчастная типология трансформаций: добавление, опущение, перестановка и замена.

При переводе некоторые трансформации носят вынужденный характер, однако можно выделить и такие переводческие трансформации, которые не обоснованы такими различиями, но при этом необходимы для сохранения коммуникативно-функциональных свойств текста. Большинство переводоведов, в частности Л. С. Бархударов и В. Н. Комиссаров, определяют понятие «переводческая трансформация» как отношение между исходным текстом и текстом перевода. Это подразумевает различные межъязыковые преобразования, осуществляемые для достижения переводческой эквивалентности. Данный подход позволяет говорить о комплексном характере переводческих трансформаций.

Проблема перевода актуальна не только для русскоязычных исследователей, но и для многочисленных англоязычных лингвистов. Однако термин «трансформации» в англоязычной литературе встречается все реже. Ему на смену приходят такие термины, как «эквивалентность» («equivalence»), переводческие стратегии («translation shift /technique / procedure»), сходность («similarity») и т.п. Р. Майорал констатирует отсутствие единства терминологии в современном переводоведении, говорит о «хаотичности, запутанности и синонимичности терминов, которыми пользуются переводоведы и лингвисты, принадлежащие к разным школам и говорящие на разных языках, и обозначает необходимость создания некого метаязыка, который помог бы сделать этот полилог более конструктивным» (Marco 2007: 17).

Так П. Сабалбеаскоа анализирует процесс осуществления перевода и предлагает модель «приоритетов и ограничений» (Priorities & Restrictions model), согласно которой эквивалентность определяется как варьирующаяся характеристика, которая зависит от набора приоритетов или же иерархии целей, которых стремится достичь переводчик. Специалист расставляет принимает решение о том, какие элементы значения необходимо сохранить в первую очередь, а какими можно пожертвовать в зависимости от типа текста и условий осуществления перевода (Zabalbeascoa 1999: 163).

C точки зрения К. Райс выбор адекватной стратегии перевода зависит от коммуникативной функции текста оригинала. Чтобы выявить данную функцию, переводчик определяет тип («text-type») и разновидность текста («text-variety»), под которой К. Райс понимает наличие своеобразного языкового оформление и структуры у такого текста, а также его принадлежность к некой социокультурной схеме коммуникации, которая свойственна языковому сообществу. К. Райс разделяет тексты на информативные, основной функцией которых является передача содержания; экспрессивные, в которых также важна художественная организация; оперативные, содержание которых имеет побуждающий характер и смешанные, в которых определение доминирующей функции представляется невозможным (Reiss 1981: 122, 124-126; Schдffner 2000: 237).

Ю. Найда замечает, что в большинстве случаев на различия в переводе влияют три основных фактора: характер передаваемой идеи, цели автора, а заодно и переводчика, и тип аудитории. Языковед является сторонником теории динамической (прагматической) эквивалентности, основанной на «принципе эквивалентного эффекта», который подразумевает, что отношение между сообщением ПЯ и его рецепторами должно максимально воспроизводить отношение между текстом оригинала и носителями ИЯ. В то время как переводчик использует понятия, принадлежащие к культурной парадигме ПЯ, стремясь сделать форму выражения переводного сообщения как можно более естественной для целевой аудитории (Nida 2000: 126-140).

Э. Пим в книге «Exploring Translational Theories» указывает на то, что эквивалентность текста оригинала и текста перевода заключается в равноценности этих текстов. По мнению Э. Пима, эквивалентность может существовать на любом лингвистическом уровне, например, как на уровне формы, так и на уровне функций. Направленность перевода (с языка «А» на язык «Б», или наоборот) не влияет естественную эквивалентность. Э. Пим также подчеркивает, что с точки зрения структурной лингвистики такая эквивалентность невозможна, поскольку языки по-разному структурируют мир, а значит, слова одного языка не могут иметь однозначного перевода или эквивалента в другом языке. При этом сам Э. Пим не разделяет мнение структуралистов, указывая на тот факт, что даже при отсутствии определенного слова из языка оригинала в языке перевода можно передать значение этого слова, используя эквивалентное ему понятие (Pym 2014: 6-11).

Еще в 1965 году шотландский лингвист Дж. Кэтфорд указал на то, что перевод, действуя не только на уровне отдельных слов, но и на уровне целых текстов, не обязательно затрагивает не все эти уровни одновременно: переводчик может стремиться к эквивалентности только на одном из таких уровней, например, фонетическом или семантическом. По мнению лингвиста, большинство переводов действует на одном или нескольких уровнях, и по тексту эквивалентность может варьироваться от больше к меньшей и наоборот, в чем и состоит комплексная динамическая теория эквивалентности (Catford 1965:76).

В. Коллер определяет пять видов эквивалентных отношений между текстами: денотативную эквивалентность (сохранение предметного содержания текста), коннотативную эквивалентность (основана на том, каким образом выражается текст источника через языковые средства), текстуально-нормативную эквивалентность (сохранение или изменение жанровых, языковых и речевых норм текста), прагматическую эквивалентность (относительно рецептора текста перевода) и формальную эквивалентность (передача формальных и эстетических свойств текста оригинала) (Pym 2014: 16-17).

В свою очередь, Э. Честерман утверждает, что отношения между переводом и исходным текстом необходимо рассматривать не в терминах эквивалентности, а с точки зрения их сходности («similarity»), указывая на существование двух видов этой характеристики: дивергентной («divergent») и конвергентной («convergent») сходности. Первый вид сходности выражается формулой A ', A” { . . .}, под которой понимается, что, появляясь, текст перевода не заменяет текст оригинала, и является лишь одной из возможных его репрезентаций. Конвергентная сходность выражается формулой АB, которая показывает, как перевод воспринимается реципиентом, полагающим, что текст А суть текст B (Chesterman 2005: 63-75).

Тем не менее, понимание процесса перевода как преобразования одной формы выражения в другую имеет условный смысл, поскольку на самом деле единицы оригинала не изменяются. Фактически в языке перевода подыскиваются коммуникативно равноценные единицы, и происходит «перевыражение» смысла. Между единицами оригинала и перевода обнаруживаются отношения, которые могут описываться условно - как будто единицы перевода получены путем каких-то манипуляций над единицами оригинала (Гарбовский 2007: 364). Более того, условность усиливается субъективным восприятием переводчика как носителя определенного языка с личным идиолектом, когнитивным полем, опытом, мировоззрением, отношением к автору текста, персонажам и ситуациям (Сапогова 2007: 122).

Общая инвентаризация и типологическая классификация всех возможных языковых преобразований может оказать несомненную пользу переводоведению, обеспечив решение трех задач: обеспечение переводчика полной гаммой средств, способных выразить данное значение; оправдание существующей практики перевода, ведь в своей работе переводчики стихийно прибегают к преобразованиям, порой весьма сложным; лингвистическое объяснение различным видам расхождений при переводе. Кроме того, знание переводчиком правил, приемов и стереотипов позволяет обеспечить более высокий уровень надежности и объективности результатов перевода.

Следует заметить, что на практике в чистом виде переводческие трансформации встречаются нечасто: обычно они тесно взаимосвязаны и переплетаются между собой.

Выводы по первой главе

1) В основе настоящего исследования лежит определение, данное концепту В.З. Демьянковым: концепт - принадлежность интеллектуального дискурса, термин, который употребляют, подчеркивая самость, априорность некоторого понятия, и стремясь реконструировать лежащую за этим понятием сущность ментального мира (Демьянков 2001). Поскольку концепт «bad taste» носит априорный характер, осознается людьми интуитивно и изначально не вербализован, попытка его реконструкции основана, на анализе контекстов употребления его лексического воплощения словосочетания «bad taste» и на выявлении и описании сопоставленных и противопоставленных ему фрагментов ментального лексикона.

2) В данном исследовании мы опираемся на такую характеристику лингвокультурных концептов, как трехкомпонентность. Именно эта характеристика, на наш взгляд, позволяет реконструировать концепт с максимально возможной полнотой. По классификации В.И. Карасика в структуре концептов выделяется следующая триада элементов: понятийные, образные и ценностные. Понятийные представляют дефиницию, обозначение и описание концепта. Образные суть зрительные, слуховые, тактильные и вкусовые характеристики, которые возможно выделить посредством Ассоциативного эксперимента. Ценностная характеристика проявляется в нормах поведения, закрепленных в языке и в наличии оценочных предикатов (Карасик 2002: 91).

3) Для вербализации концепта «bad taste» используются различные лексические единицы, значение которых при переводе передается переводческими трансформациями. В основу настоящего исследования положена классификация В. Н. Комиссарова, определяющего переводческие трансформации как носящие формально-семантический характер преобразования, с помощью которых можно осуществить переход от единиц оригинала к единицам перевода в указанном смысле (Комиссаров 1990: 172).

Глава II. Реконструкция концепта «bad taste» через триаду характеристик понятийная-образная-ценностная. Переводческие трансформации лексических единиц, вербализующих концепт «bad taste»

2.1 «Bad taste» - анализ словарных определений. Понятийная характеристика концепта

По определению В.И. Карасика, понятийная составляющая концепта являет собой его языковую фиксацию, дефиницию, обозначение, описание, признаковую структуру, сопоставительные характеристики по отношению к определенному ряду концептов (Карасик 2002: 107). Понятийная характеристика предполагает раскрытие содержания понятия при помощи логической операции определения, в ходе которой устанавливаются функции семантических признаков и их иерархия в составе понятия. Различительные, родовые признаки обеспечивают тождественность понятия самому себе при использовании его в различных теориях и фиксируют его объем. Эссенциальные признаки связаны с интерпретацией содержания понятия в рамках определенной концепции. Немаловажно, что основу понятия представляют родовые компоненты смысла, в то время как ассоциации фиксируются довольно редко.

Для определения смысловой нагрузки понятия «bad taste/ плохой вкус» прежде всего необходимо установить рамки самого понятия «taste/ вкус». Важно отметить, что в данном исследовании речь пойдет об эстетическом вкусе. Значит, согласно словарю Ефремовой, о «способности человека к эстетическому восприятию и оценке» (Ефремова 2000) или же, по Ожегову, «чувстве, понимании изящного, красивого» (Ожегов 2006: 85-86), а также, по Ушакову, «склонности, любви к чему-н., привычках, пристрастиях» (Ушаков 1940). Merriam Webster дает следующее определение понятию taste - «to have perception, experience, or enjoyment» (Merriam Webster). Cambridge dictionary определяет taste как «the particular things you like, such as styles of music, clothes, decoration, etc» и «the ability to judge what is attractive or suitable, especially in things related to art, style, beauty, etc» (Cambridge dictionary).

Плохой вкус - это безвкусица, «отсутствие хорошего вкуса, изящества или чувства изящного» (Ожегов 2006: 40). В английском языке термин «bad taste» эксплицирует следующая словарная дефиниция: «Poor, indelicate, or undiscriminating judgement, especially with regard to what is aesthetically pleasing, polite, socially appropriate, or fashionable; (hence) something which results from or embodies this» (Oxford Dictionaries). Cambridge dictionary объясняет выражение «be in bad/poor taste» как «to be unacceptable in a way that will upset or anger people» и предоставляет перевод «быть в дурном вкусе», а выражение «to be in good taste» объясняется как «to be acceptable in a way that will not upset or anger people» и переводит как «быть в хорошем вкусе». Словосочетание «bad taste» также встречается в выражении «to leave bad taste in someone's mouth», которое разъясняется следующим образом «to make someone feel bad or disgusted» (Merriam Webster).

Идея плохого вкуса представляет собой конкретизацию общеоценочного отрицательного признака. Смысловое сближение общей отрицательной оценки и эстетической отрицательной оценки является естественной оценочной квалификацией объектов, и эта квалификация осуществляется в челночном режиме: плохое - безвкусное - плохое, отсюда и понятие «плохой вкус». Слово bad толкуется в этимологическом словаре английского языка как «inferior in quality, wicked, evil, vicious, uncomfortable, sorry, ugly, defective, weak, faithless, impudent, crooked, filthy» (Online Etymology Dictionary).

Составитель «Историко-этимологического словаря современного английского языка» М.М. Маковский отмечает важность того, что, согласно древним представлениям, Вселенная расположена в центре Мироздания и со всех сторон окружена Хаосом, являющимся символом Зла, отсюда англ. диал. bad «скорлупа, внешняя оболочка ореха», англ. диал. bad «оболочка, одежда», хет. b^ad «стена» (символ женского начала, всего земного, тленного, злого) (Маковский 2002: 49). Это чрезвычайно важное наблюдение, которое позволяет сделать вывод о том, что частные отрицательные качества нередко переходят в разряд общеоценочных, как в случае с «bad taste». Здесь видится тенденция развития значения слова от конкретного к абстрактному, то есть от эмоциональной реакции на определенный неприятный или раздражающий фактор, например, цвет, к общему суждению о наличии эстетического вкуса у вызвавшего реакцию предмета/человека.

Слово «безвкусный» встречается в русском этимологическом словаре Шапошникова в статье-описании слова «аляповатый» - грубо, безвкусно сделанный; грубый, некрасивый, нечисто сработанный, а также в словарной статье для слова «труп», где делается предположение о том, что слово «труп» происходит от древнеисландского tjarfr «слабый, вялый; безвкусный» (Маковский 2002: 432). В Этимологическом словаре Шанского слово «вкус» определяется как «чувство изящного» и называется семантической калькой конца XVIII в. франц. сущ. goыt «вкус», лат. gustus «проба, образчик» (Шанский). Это подводит нас к афористическому определению хорошего вкуса или good taste, которое было дано Н.В. Ремизовым, во время работы над фильмом Фрэнка Синатры «Одиннадцать друзей Оушена» в 1960 году в Лас-Вегасе. Ремизов был недоволен оформлением площадки и бормотал «bad taste, bad taste» себе под нос. Когда его спросили, что же тогда является good taste, художник ответил: «Good taste is what is appropriate» (J.Stern, M. Stern 1990: 9).

Это определение является дополнительной опорой предположения о том, что нередко вербализация эстетической оценки развивается по трехступенчатой модели: конкретный отрицательный признак - общий отрицательный признак - эстетический отрицательный признак.

В английском языке идея негативно оцениваемого эстетического признака выражается в слове ugly, которое этимологически ведет происхождение от северогерманских слов со значением «страшный». В основе заимствованного из французского языка (ранее - из латинского) слова monstrous лежит идея «смотреть с удивлением» (изначально - смотреть с трепетом на нечто чудесное). Идея безобразного выражается через удивление, а также через оценку человеческой эмоции при виде безобразного (страх, отвращение).

В русском языке отрицательно оцениваемый эстетический признак также передается через семантику других называющих его слов. «Уродливый» значит «имеющий физическое врожденное уродство, аномалию, внешнее отклонение от нормы». «Безобразный» - буквально «не имеющий образа», т.е. «не соответствующий должному образу».

Словарные толкования синонимов, обозначающих концепт «bad taste», помогают раскрыть его понятийную характеристику. Обратившись к английскому синонимическому словарю thesaurus.com, мы обнаруживаем следующие отличия:

1) Общим признаком для таких синонимов слова «bad» как cheap, inferior, poor, garbage, junky, synthetic, crappy, cruddy, stinking, the pits выступает низкое качество и дешевизна, подкрепленные чувством эстетического отвращения из-за сопутствующей физической нечистоты. Немаловажно, что противопоставление а) непосредственно чувственного и б) эстетического как мысленно опосредованного созерцания лежит в основе выделения эстетики как специальной области знания.

2) Дифференциальные признаки сравниваемых синонимов можно сгруппировать по следующим признакам:

a) несовершенство, несоответствие идеалу (imperfect, defective, deficient, unacceptable, faulty, inadequate, incorrect, not good, substandard, unsatisfactory)

b) неверно сделанный выбор (careless, amiss, erroneous, fallacious, off, mischievous, wrong, disobedient, ill-behaved, misbehaving, naughty, unruly)

c) интенсивное эмоциональное отвращение (atrocious, abominable, awful, dreadful, godawful)

d) акцент на низком качестве, неопрятности, немытости и неприятном запахе предмета созерцания, а также сочетание рационального и эмоционального неудовольствия от чувственного созерцания физического несовершенства (bummer, poor quality, slipshod, stinky, raunchy, icky, cheesy, cruddy, beastly)

Слова из групп «а» и «b» представляют наибольший интерес, так как они соотносятся с идеей выбора, а точнее нежелания выбирать и невнимательного, «наплевательского» отношения к собственной судьбе. Сareless - 1) not giving enough attention and thought to what you are doing, so that you make mistakes, 2) resulting from a lack of attention and thought, 3) not showing interest or effort. Аmiss - 1) in a mistaken way, wrongly, 2)in a faulty way, imperfectly. Еrroneous - 1) not correct; based on wrong information. Fallacious - 1) wrong; based on a false idea.

Словарные дефиниции этих прилагательных акцентируют признаки «ошибочность», «несоответствие идеалу». Они не случайно соотносятся с идеей неверного выбора: ведь хороший вкус, в отличие от плохого, подразумевает умение выбрать лучшее (careful selection of the best).

В синонимических словарях русского языка мы видим следующие слова, обозначающие концепт «плохой вкус»: отсутствие вкуса, безвкусие, безвкусность, дурновкусие. Данный ряд существительных описывает слово плохой: нехороший, неудовлетворительный, слабый, скверный, дурной, незавидный; неважный, худой, дрянной, негодный, никакой, третьесортный, третьеразрядный, низкопробный; неважнецкий, паршивый, никудышный, завалящий, плевый, аховый, барахольный и т. д. Когда речь идет о черте характера - отрицательный, качестве вещи - низкосортный, недоброкачественный, низкого качества, низкой пробы, ниже среднего, оставляет желать лучшего, предосудительный (Александрова 2001: 59). В ряду существительных дифференциация проходит по признакам «внешний - внутренний», а в ряду прилагательных выделяются признаки «интенсивность», «качество», «стилевые характеристики - книжное, разговорное», «пренебрежительная оценка», «несоответствие идеалу».

Сравнив релевантные признаки синонимов, уточняющих концепт «bad taste» в английском и русском языках, мы можем сделать следующие выводы:

1. Общие признаки синонимов в сравниваемых языках совпадают.

2. Дифференциальные признаки приведенных синонимов обнаруживают как совпадение, так и различие. К совпадающим характеристикам можно отнести следующие: а) несовершенство, несоответствие идеалу, b) интенсивность эмоционального отвращения, c) описание негативных качеств человека через эпитеты, относящиеся к внешнему виду.

К различительным признакам можно отнести: 1) акцентирование выбора как основания для эстетической оценки (в английском языке), 2) конкретизация величины объекта эстетической оценки (маленький размер, слабость) (в русском языке), 3) конкретизация испорченности объекта эстетической оценки (грязь, неприятный запах) (в английском языке).

На наш взгляд, различия в эстетической оценке между английской и русской лингвокультурами носят глубинный закономерный характер.

По замечанию Ю.В. Мещеряковой, русской лингвокультуре присуща эмоциональность в отношении к действительности (Мещерякова 2005: 145). Для человека с западным мировосприятием свойственно интерпретировать это как эмоциональность русской культуры, поскольку в английской лингвокультуре рациональное и эмоциональное отношение к миру повсеместно противопоставляется. В русском мироощущении существует другое противопоставление: оппозиция здешнего и внешнего, земного и небесного. А значит, подлинной красотой считается внутренняя, что накладывает отпечаток и на восприятие человека или предмета с точки зрения наличия или отсутствия вкуса. В противоположность данному восприятию в русской лингвокультуре, в английском мироощущении наблюдается прочная связь между внешним и внутренним миром, внимание при этом акцентируется на внешнем, которое признают «отражением» внутреннего.

К первостепенным различиям между сопоставляемыми культурами необходимо причислить активность субъекта эстетической оценки: он всегда более активен в английской лингвокультуре. В русской лингвокультуре, которая скорее ориентирована на созерцателя, чем на деятеля, субъект зависит от судьбы и обстоятельств и обычно более пассивен. Применительно к оценке плохого вкуса в английской лингвокультуре подчеркивается идея выбора как действия субъекта.

Проведенный анализ позволил нам сформулировать собственное, более полное, экспериментальное определение для описания понятийной составляющей концепта «плохой вкус» в русском языке. Неверное, граничащее с неприличным, неразборчивое суждение, особенно в отношении того, что можно, а что нельзя отнести к категории эстетичного, тактичного, соответствующего социальным нормам и моде; поведение, которое отражает такое суждение или является его результатом.

Будучи оценочным образованием, концепт «вкус» допускает противопоставление плохого и хорошего. На наш взгляд, вкус относится к тем концептам, которые в своих противопоставлениях допускают лишь двухчастную структуру. К двухчастным образованиям относятся случаи контрадикторной антонимии: например, плохой - хороший. Здесь не дано третьего, промежуточного варианта: в эстетическом понимании отсутствие вкуса, безвкусие и заурядность есть плохой вкус, а его присутствие - хороший. Эту гипотезу подтверждает мнение Е.М. Вольф, которая пишет о том, что нейтральную зону, как правило, считают продолжением эксплицитного знака « - »: «Слова, которые обозначают среднюю степень качества, не говорят о нейтральной позиции объекта на шкале оценок, а склоняются к зоне «плохого»» (Вольф 2002: 51). Однако субъективность оценки суждения заставляет усомниться в его правильности, именно поэтому при определении плохого и хорошего вкуса обязательно необходима референция к некоему авторитету, нередко выражаемая неоднозначной фразой «так принято». Эстетический вкус в сфере искусства нередко определяют как «качество восприятия» художественных ценностей, производное от уровня эстетической компетентности людей, которая зависит от накопленного опыта взаимодействия с искусством и предполагает умение отличать подлинное искусство от суррогата и китча. Изначально происходило деление искусства на элитарное и массовое, и последнее предполагало «падение» до уровня обывателей, не способных глубоко и тонко чувствовать. Однако история показала, что растиражированные элементы «высокой» культуры легко становятся частью «низкой», обыденной культуры, и наоборот. Границы между культурами подвижны (Павлов).

Бинарная, двухчастная иерархия ценностей существует для людей с устойчивыми мировоззренческими ориентирами. А значит, эта иерархия, стоящая на столпах плохого и хорошего вкуса, в современном мире обречена на разрушение. Китч сознательно вводит моду на безобразное, спекулирует сексуальностью и жестокостью и сознательно устраняет традиционно прекрасное, духовное и возвышенное. Дионисийское начало восстанавливает права, наполняя культуру эпатажем и игрой, особенно в киберпространстве (Пушкарева 2012: 153-156). Данная тенденция «снятия культурных запретов» находит яркое отражение в языке и будет подробнее освещена в следующих трех частях данного исследования.

Итак, подробно осветив понятийную составляющую концепта bad taste в сопоставительном аспекте, мы можем сделать следующие выводы:

· Общие признаки синонимов в русском и английском языках совпадают, в то время как их дифференциальные признаки обнаруживают как совпадение (несовершенство, несоответствие идеалу, интенсивность эмоционального отвращения; описание негативных качеств человека через эпитеты, относящиеся к внешнему виду), так и различие (в английском языке - акцентирование выбора как основания для эстетической оценки конкретизация испорченности объекта эстетической оценки; в русском - конкретизация величины объекта эстетической оценки).

· Применительно к оценке плохого вкуса в английской лингвокультуре, в отличие от русской, подчеркивается идея выбора как действия субъекта.

· Концепт «bad taste» обладает двухчастной структурой, прочности которой угрожает появление таких понятий как китч и кэмп, расшатывающих здание «традиционных» ценностей.

2.2 Образная характеристика концепта «bad taste»

По В.И. Карасику, образная составляющая концепта включает в себя зрительные, слуховые, тактильные, вкусовые и воображаемые или же идеальные характеристики предметов, явлений, событий, которые в некоем виде воссозданы в нашем сознании. Данный элемент концепта имеет в составе как перцептивный образ, так и комбинацию концептуальных метафор, выводимых носителем языка из сочетаемости имени, объективирующего концепт в языке (Карасик 2002: 107).

Образная составляющая, выявляемая посредствам ассоциативного эксперимента, подвергается верификации фактами языка, наиболее полно представляет национальное своеобразие концептов, и первой отражает диахронические изменения в структуре и ценностном статусе концептов. Как следствие, данная составляющая структурируют субконцептосферы и, в конечном итоге, национальную концептосферу. Следует заметить, что образная характеристика относится к значимым конструктам концепта, отражая его бытие в актуальном срезе, однако сводить все содержание концепта к ней было бы неверно. Тем не менее, данная характеристика дает концепту возможность продолжить существование, не диссимилируясь вследствие распада актуализирующих его лексических микропарадигм.

Для выявления образной составляющей концепта «bad taste» и специфических особенностей его вербализации был проведен свободный ассоциативный эксперимент (САЭ). Приведены и проанализированы обобщенные данные количественного и качественного анализа результатов ассоциативного эксперимента с участием 300 респондентов (150 носителей американского английского и 150 носителей русского языка). Из 150 носителей английского 82 женщины и 68 мужчин, из 150 носителей русского 80 женщин и 70 мужчин. Средний возраст респондентов - 30 лет, образование - высшее и незаконченное высшее.

Респондентам было дано одно словосочетание-стимул. В английском языке - bad taste, в русском - плохой вкус. Вопрос был сформулирован следующим образом: «Dear friends, please comment on this post by typing in any associations you have with the expression “bad taste”»/ «Друзья, пожалуйста, прокомментируйте эту запись, написав первую ассоциацию на словосочетание “плохой вкус”, которая придет вам в голову».

В данном подразделе мы остановимся на анализе и сопоставлении полученных ответов. В первую очередь нами было выделено коллективное ассоциативное поле - то есть совокупность ассоциатов на слово-стимул, ядром которого являются наиболее частотные реакции, а к периферии относятся менее частотные реакции.

В результате количественного анализа полученных данных удалось выяснить, что ядро концепта «плохой вкус» в русском языке составляют такие слова и выражения как: несочетающийся/несоответствующий/неуместный (34 опрошенных), одежда (27 опрошенных), вульгарность (9 опрошенных), стразы/блестки (8 опрошенных), леопардовый (6 опрошенных), аляповатый (5 опрошенных). В свою очередь, в ядро концепта «bad taste» в американском английском языке, согласно данным проведенного опроса, входят следующие слова, выражения и паремии: clothes (43 опрошенных), leaving bad taste in someone's mouth (16 опрошенных), inappropriate (11 опрошенных), tacky (10 опрошенных), rude (9 опрошенных), uncomfortable (5 опрошенных), bad taste in relationship (4 опрошенных), offensive (4 опрошенных).

Обратимся к выделению синтагматических и парадигматических характеристик ассоциатов. Проанализировав полный список примеров (см. Приложение 1), мы пришли к заключению, что среди ответов русскоязычных респондентов преобладают синтагматические ассоциации, то есть такие ассоциации, грамматический класс которых отличается от грамматического класса словосочетания-стимула, а то время как парадигматические слова-реакции, то есть слова-реакции того же грамматического класса, что и слова-стимулы, были даны в меньшинстве случаев. Всего было выявлено 105 синтагматических и 25 парадигматических ассоциаций. В свою очередь анализ ответов англоязычных респондентов показал 115 синтагматических и 15 парадигматических ассоциаций, также указывая на преобладание первых.

Ядро концепта «bad taste»/ «плохой вкус» в русском и английском языках с разделением по гендерному признаку респондентов

Анализ полученных ассоциатов позволил определить дополнительные признаки концепта, не отмеченные в толковых словарях. Как было упомянуто выше, в русском языке, согласно словарю Ожегова, плохой вкус - это «отсутствие хорошего вкуса, изящества или чувства изящного». Данное определение не отражает следующих признаков, выявленных посредством САЭ:

1) Неумение себя вести, незнание правил поведения в обществе, неестественность, неспособность сориентироваться в социальной ситуации.

2) Неразборчивость в одежде, подбор несоответствующей, несочетаемой одежды.

3) Вульгарность в поведении и выборе гардероба.

4) Неуместное стремление выделиться посредством излишне ярких, кричащих украшений, узоров и цветов в гардеробе.

5) Негативное впечатление, которое оставляет человек или ситуация.

Немаловажно, что поиск словосочетания «плохой вкус» и его эквивалента «дурной вкус» в русских словарях ассоциативных норм, таких как «Русский ассоциативный словарь» (Ю.Н.Караулов, Г.А. Черкасова, Н.В. Уфимцева, Ю.А. Сорокин, Е.Ф. Тарасов) не дал результатов. Наше исследование может стать материалом для создания словарной статьи в одном из подобных словарей.

Любопытно, что дефиниция, предложенная Oxford Dictionaries, шире раскрывает значение концепта «bad taste» в английском языке, чем это делает словарь Ожегова для русского языка. Вновь обратимся к определению интересующего нас концепта, представленному в Oxford Dictionaries: «Poor, indelicate, or undiscriminating judgement, especially with regard to what is aesthetically pleasing, polite, socially appropriate, or fashionable; (hence) something which results from or embodies this» (Oxford Dictionaries). Повторное ознакомление с данным определением позволяет проследить, что благодаря точной формулировке, предложенной в Oxford Dictionary, для американского варианта английского языка дополнительные признаки концепта «bad taste» с опорой на проведенный САЭ выделить не удается. Это обусловлено обтекаемостью второй части определения, а именно: «something which results from or embodies this». Такое построение фразы позволяет в полной мере отразить субъективную составляющую концепта «bad taste», и дает возможность включить в его характеристику следующий признак: неблагоприятное впечатление, которое оставляет человек или ситуация. Данный признак раскрывает паремия «leaving bad taste in someone's mouth» и прилагательные inappropriate, rude, tacky, uncomfortable и offensive.

Мы видим, что в английском и русском языках рассматриваемый нами концепт имеет следующие общие признаки: негативное впечатление, которое оставляет человек или ситуация и неразборчивость в одежде, подбор несоответствующей, несочетаемой одежды.

Однако в лингвокультурной картине мира русскоязычных и англоязычных респондентов прослеживаются и небезынтересные различия. Преобладающее большинство русскоговорящих опрошенных (38 респондентов) привели визуальную ассоциацию, подчеркивая внешнюю, видимую сторону того, что для них означает «плохой вкус», приводя в пример конкретные, объемные образы, например: кислотные, яркие несочетаемые цвета (20), стразы и блестки (8), вещи с леопардовым принтом (6), босоножки с носками (4) и т.д.

Представители англоязычной культуры более скупы на визуальные ассоциации: всего лишь 8 из 150 опрошенных упомянули в ответах цвета («pink dollies», «white leather», «poor color combinations»). И хотя об одежде речь зашла в 33 случаях, в то время как русские респонденты упомянули одежду лишь 27 раз, образные и подробные описания предметов одежды среди ответов американских респондентов практически не встречаются.

Кроме того, в 37 случаях русскоязычные респонденты подчеркнули, что для них плохой вкус связан с неумением себя вести, незнанием правил поведения в обществе и неспособностью сориентироваться в социальной ситуации, например: «невежество», «необразованный», «отсутствие умения понимать эстетику», «неумение миксовать вещи и стили», «неумение выбирать адекватное случаю… вследствие отсутствия знаний или опыта», «отсутствие навыка придания особого смысла и “изюминки”», «искаженное восприятие реальности», «одеваться с картинки “из журнала”». Эти примеры особенно показательны: хотя представители русской лингвокультуры и используют лексему «выбор» для описания концепта «плохой вкус», этот выбор изначально как бы сделан за адепта такого вкуса. Плохой вкус - не предпочтение его «носителя», а нечто, появившееся в результате недостатка образования, дефицита самостоятельности или же врожденный дефект, с которым справиться нельзя. Здесь четко прослеживается идея, упомянутая в первом разделе данного исследования, а именно различие в степени активности объектов эстетической оценки анализируемых культур. В русской лингвокультуре субъект зависит от судьбы обстоятельств, он пассивен, и отсутствие эстетического вкуса для него не выбор, а бремя, и, следовательно, допустимой реакцией на отсутствие вкуса является сочувствие и жалость.

Иначе обстоят дела в английской лингвокультуре. Здесь акцентируется идея выбора как действия субъекта, личности, которая сознательно идет против принятых в обществе установок, причиняя неудобства другим членам общества: «Inappropriate, as in cultural faux pas, poor choice and comment, attire, etc.», «Something against the norm that's uncomfortable or confusing to others», «Something against social norms», «doing something socially unacceptable, and often destructive, which negatively impacts the people around you», «deliberately disrespectful» и т.д (47 примеров). В 6 случаях респонденты причислили к «bad taste» намеренные публичные оскорбления в адрес других людей, например: «shit talking in a group of people», «trash talking anyone, but especially your place of work, on social media», «saying something tacky, rude, insensitive», «to say something ... that is offensive to the sensibilities of a normal person». Более того, к «bad taste» причисляются такие лексемы, как: offensive (4), insulting (3), racism & sexism (2), bullying (2), homophobia (1), что напрямую указывает на то, как прочно идея политической корректности укоренилась в американском сознании.

Здесь важно заметить, что среди ассоциаций также были упомянуты и имена собственные. Ответы с такой составляющей ценны, так как именно в них удалось запечатлеть ту подвижную часть картины мира, которая особенно подвержена изменениям - речь идет о реакции на последние события, непосредственно влияющие на ход мыслей респондентов. Так, среди англоговорящих респондентов трое в своих ответах упомянули Дональда Трампа, а еще трое назвали имена известных режиссеров (John Waters, Peter Jackson), а двое других - имена певцов (Katy Perry, Jimmy Buffett); не обошли вниманием и писателей (Lemony Snicket), всего по результатам анализа ответов было выявлено 11 упоминаний имен собственных.

Русскоязычные респонденты в своих ответах использовали 13 различных имен собственных, а среди которых присутствовали имена певцов и певиц (Пугачева, Игорь Николаев, Борис Моисеев, Егор Крид), названия музыкальных групп (Каспийский Груз), имена писателей (Донцова, Набоков), фамилия балерины (Волочкова) и названия телевизионных программ и их частых гостей (КВН, Пусть Говорят, Дом 2, Шурыгина).

Анализ результатов САЭ позволил сделать следующие выводы:

· В русском и английском языках ассоциаты по-разному соотносятся со словарным значением: в английском наблюдается соответствие данному в словаре определению, во многом за счет удачной формулировки последнего, в то время как в русском языке были выявлены расхождения в присутствии некоторых семантических компонентов отчасти по причине недостаточной развернутости данного в словаре определения.

· В английской и русской языковой картине мира совпадают следующие компоненты: негативное впечатление, которое оставляет человек или ситуация и неразборчивость в одежде, подбор несоответствующей, несочетаемой одежды, что, вероятно, свидетельствует о значимости этих компонентов для представителей обеих лингвокультур.

· Для представителей русской лингвокультуры характерны конкретизированные визуальные ассоциации, в то время как среди ответов англоязычных респондентов количество таких ассоциаций значительно ниже.

· В английской лингвокультуре идея выбора как действия субъекта, личности, которая сознательно идет против принятых в обществе установок, причиняя неудобства другим членам общества, в то время как в русской культуре субъект более пассивен, и допустимой реакцией на отсутствие вкуса является сочувствие и жалость.

Фактические результаты ассоциативного эксперимента могут быть представлены как фрагмент корпуса русского и английского языка, который дает более широкое, чем стандартный словарь, представление о месте исследуемого концепта в соответствующих картинах мира. Перспективы дальнейшего исследования в этом ключе видятся в применении корпусного подхода к отбору и анализу изучаемого материала, а также в интеграции методов лингвокультурологии, психолингвистики и теории перевода в целях изучения конкретного концепта.

2.3 Ценностная характеристика концепта «bad taste»

По определению В.И. Карасика, ценностная составляющая концепта характеризует его важность как для индивидуума, так и для коллектива, и проявляется в нормах поведения, закрепленных в языке (Карасик 2002: 107). Как писал В.И. Карасик, нормы поведения имеют прототипный характер - мы храним в памяти знания о типичных установках, действиях, ожиданиях ответных действий и оценочных реакциях применительно к определенным ситуациям (Карасик 2002: 22).

Опираясь на подход, предложенный Г.Г. Слышкиным, мы разделим аксиологическую составляющую концепта на два аспекта: актуальность и оценочность (Слышкин 2004: 7). Аспект актуальности, наличие которого проверяется методом количественного подсчета, реализуется в численности языковых единиц, представляющих собой средства апелляции к данному концепту. В рассмотренных примерах, взятых из статьи «Avant-guarde and kitch» К. Гринберга, заметок «Notes On "Camp"» Cьюзан Зонтаг и книги «Art Since 1900: Modernism, Antimodernism, Postmodernism» и их переводов, аспект актуальности выражен наличием 57 языковых единиц, которые являются средствами апелляции к концепту «bad taste», иначе говоря, номинациями его отдельных признаков. Оценочность, в свою очередь, выражается в присутствии оценочной составляющей в значении языковой единицы, являющейся именем концепта, а также в сочетании этой единицы с оценочными эпитетами. Наличие данного аспекта проверяется методами компонентного и контекстуального анализа, и будет рассмотрено ниже.

Норма поведения подразумевает нормативную ситуацию, которая охватывает несколько типов участников, объект оценки и его идеальный (нормативный) прототип, нормативный модус и мотивацию. В нашем случае авторы анализируемых произведений выступают в роли кураторов - хранителей и своего рода создателей норм, а также экспрессоров - личностей, выражающих свое отношение к кому-либо или чему-либо на основании определенной, нередко установленной ими же самими нормы. Немаловажно, что аксиологическую систему определяет языковая личность, адаптирующая ее системные и функциональные параметры к конкретным условиям ситуации речевого взаимодействия и производя выбор и взаимосоотношение разноуровневых механизмов активации ценностных смыслов (Казыдуб 2009: 133).

Объект нормативной оценки - качество респондента, которое включает его установки и действия; прототипом данной оценки мы называем соответствующее качество с позиций куратора. В исследуемых текстах авторы-кураторы указывают на те качества, предпочтения и различные признаки респондентов-читателей и абстрактной публики, которые, по их мнению, являются индикаторами плохого вкуса.

Нормативный модус суть комбинация измерений нормативной ситуации, таких как:

1) нормативный знак (нормативный квадрат: «необходимо», «запрещено», «разрешено», «безразлично»);

2) нормативная шкала, включающая полярные и промежуточные степени определенного качества;

3) нормативное поле (в данном случае - сфера морального и утилитарного суждения);

4) нормативная эксплицитность (степень вербального выражения нормы поведения, которая, в случае с рассматриваемым концептом, обычно подразумевается в бытовом общении) (Карасик 2002: 22).

В анализируемых текстах кураторы в основном оперируют нормативными знаками «запрещено» и «необходимо», лишь в отдельных случаях прибегая к «разрешено» и безразлично».

По В.И. Карасику нормативная мотивация -- это обусловленность нормативной ситуации определенными культурными ценностями. Нормативные ситуации воспроизводятся в языке и в наиболее эксплицитном виде находят отражение в пословицах, которые в компактном виде содержат наиболее существенные предписания и оценки поведения людей. Однако, как подчеркивает В.И. Карасик, пословица как жанр словесного творчества свойственна прежде всего крестьянскому сословию, а значит в современной культуре отражает ценностные установки отнюдь не всего населения. Так, в англоязычном узусе была замечена тенденция избегать употребления пословиц как выражений, содержащих элемент поучения. Паремии нередко ставят адресата в положение провинившегося или недостаточно опытного человека (Карасик 2002: 23). Более того, в результате проведенного исследования было выявлено, что концепт «bad taste» редко выражается посредством паремий. Единственной паремией, в которой присутствует данный концепт, является паремия «to leave bad taste in smn's mouth».

По причине скудности паремиологического материала для освещения аксиологической характеристики концепта «bad taste» было принято решение проанализировать избранные англоязычные (американский английский) научно-популярные тексты об актуальных проблемах искусства и теории культуры. Всего было рассмотрено 226 примеров на 1599 страницах (см. Приложение 2).

В первую очередь необходимо заметить, что концепт «bad taste» не может быть полностью выражен без обращения к его антиподу, концепту good taste. Ассоциативная параллель плохой вкус - хороший вкус раскрывается прежде всего на основе антонимического сближения словосочетания плохой/дурной вкус со словосочетанием хороший вкус. В процессе оценивания субъекту безусловно необходима точка отсчета, «мерка», которая имплицитно существует в сознании индивида и запускает оценочный механизм. Именно этот механизм выражает отношение субъекта оценки к объекту внеязыковой действительности: происходит соотнесение отдельных признаков объекта с системой ценностей, принятых в данном языковом сообществе. Оценка в языке связана с понятием нормы, однако норма распространяется исключительно на позитивные оценки. Положительная оценка подразумевает тот факт, что процесс протекает согласно норме, а отрицательная подразумевает некое отклонение от нормы.

Трудность проблемы такой точки отсчета заключается в определении данной нормы в русскоязычном и англоязычном пространстве, а также нахождение векторов отклонения от этой нормы, учитывая тот факт, что на шкале оценок нет четких делений, что приводит к асимметрии оценки. Асимметрия оценки обусловлена стереотипными представлениями о ценностной картине мира, антропоцентричностью и субъективностью оценки и тем, что ее знаки зависят от картины мира данного социума (Белобородова 2010: 267-270). В связи с жанровой спецификой рассматриваемого материала, новое и необычное в искусстве нередко относят к передовому и, как следствие, лучшему, хорошему вкусу. Это обусловлено тем, что в анализируемых примерах речь идет о тех произведениях искусства, мнение о которых уже сформировалось как в общественном сознании, так и в представлении сообщества экспертов в области искусства:

Мы видим, что кризис искусства воспринимается как событие, обусловленное расхождением во вкусах общества и передовых художников. Здесь следует заметить, что плохой вкус нередко связывают с его популярностью у части населения со средним и низким уровнем образованности, то есть, традиционно, у превалирующей части общества. Это подтверждается обилием соответствующих оценочных лексем, номинаций сопутствующих слову taste в анализируемых текстах, например: public, popular, mass-level, smth. that accedes to the wishes of the masses, consumer-spectator, routine and the bad taste of the mob и т.д.

Вторым признаком, характеризующим аксиологическую составляющую концепта «bad taste» является ненатуральность и неестественность, обусловленная несвоевременным отказом индивидуума от народной культуры и попыткой приобщиться к культуре элитарной. Как подчеркивает К. Гринберг, для того, чтобы быть причастным к кругу людей высокой культуры и хорошего вкуса, необходимо не просто уметь читать и писать, но и в избытке располагать досугом и комфортом. Распространившись практически повсеместно, грамотность потеряла флер необычности и выпала из разряда тех умений, которые можно считать следствием рафинированного вкуса. Но научившиеся читать и писать крестьяне, переселившись в город и став представителями иных сословий, при этом не обрели досуга и, особенно, комфорта, столь необходимых для того, чтобы стать сопричастными к подлинной культуре. Однако вследствие такого перемещения вкус к родной, естественной и самобытной культуре, взращенной в сельской местности, был утерян, и городские массы требовали обеспечить их пригодной для потребления культурой. Создать такую культуру можно было лишь искусственным путем.

Характеристики концепта «bad taste» указывают на неестественность входящих в его номинативное поле предметов и явлений. В первую очередь можно выделить подчеркнуто-ненатуральные цвета, такие как: pink, purple, turquoise, candy spectrum, sugar-sweet tones of a wedding cake's frosting, diamond dust sparkles, acidic, candy pink, apple green. Кроме того, следует обратить внимание на целый пласт прилагательных, указывающих на неестественность как на один из ключевых признаков номинативного поля концепта: artificial, quasi-architectural, ersatz, dissembling, decorative prettiness, gratuitous, fake gems. Выделяется также ряд соответствующих существительных со сходным значением, например: simulacra, imitation, inauthenticity, spectacle, the meretricious.