Проблема межгрупповых отношений и оппозиция "свой-чужой"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Оглавление

Введение

Глава 1. Проблема межгрупповых отношений и оппозиция «свой-чужой»

1.1 История исследования межгрупповых отношений в различных гуманитарных науках

1.2 Оппозиция «свой-чужой» в лингвистике

1.2.1 Основные направления исследований оппозиции «свой-чужой»

1.2.2 Языковые средства актуализации оппозиции «свой-чужой» в английском языке

Выводы по главе 1

Глава 2. Местоимения Us и Them в роли маркеров групповой идентификации

2.1 Анализ значения и функционирования местоимения Us

2.2 Анализ значения и функционирования местоимения Them

2.3 Анализ сочетаний с компонентами Us и Them

Выводы по главе 2

Заключение

Список литературы

Список использованных словарей

Список источников примеров

английский оппозиция местоимение

Введение

Настоящее диссертационное исследование посвящено анализу функционирования местоимений us и them в качестве маркеров групповой идентификации на современном этапе развития английского языка.

Актуальность исследования связана с тем, что проблема взаимодействия социальных групп уходит корнями в далекое прошлое и стала объектом многочисленных исследований в разных научных сферах. В последние годы в связи с антропоориентированностью науки в целом и лингвистики в частности многие исследователи проявляют интерес к вербальной стороне реализации межгрупповых отношений.

В качестве объекта исследования в настоящей работе выступает репрезентация межгрупповой идентификации в языке, а предметом исследования является функционирование местоимений us и them в качестве маркеров групповой идентификации.

Цель работы заключается в том, чтобы установить тенденцию использования местоимений us и them в качестве маркеров групповой идентификации на современном этапе развития английского языка и возможность выделения указанных словесных знаков в качестве самостоятельных местоимений.

В соответствии с поставленной целью в работе решаются следующие задачи:

Рассмотреть подходы к изучению межгрупповых отношений с точки зрения социологии, социальной психологии и лингвистики

Проанализировать толкование местоимений us и them в словарях

Сравнить толкование местоимений us и them в словарях с их функционированием в различных контекстах

Проанализировать сочетания с компонентами us и them и попытаться установить их морфологический статус и значение

Теоретической основой исследования послужили работы отечественных и зарубежных исследователей по проблеме межгрупповых отношений (В.С. Агеев, Г. Тэджфел, Дж. Тернер, У. Самнер, А.В. Олескин, З. Фрейд, Э. Эриксон, А.В. Шипилов и др.), категории «свойственности-чуждости» (В.В. Богомазова, Е.В. Кишина, А.Б. Пеньковский, Р.Н. Порядина, Е.Г. Орлянская и др.), оппозиции «свой-чужой» / us vs. them category (Т.В. Алиева, О.В. Емельянова, А.А. Матвеева, M. Davies, T.A. Dijk и др.)

Материалом исследования рассматриваемых в работе местоимений us и them послужили толковые словари The American Heritage, Merriam Webster Online, The Oxford Dictionary, Cambridge Dictionary Online, Cambridge Idioms Dictionary, Dictionary.com, а также контексты, отобранные из поисковой машины Google и языкового корпуса (the Corpus of Contemporary American English).

Для достижения цели исследования и поставленных задач используются следующие методы: метод анализа словарных дефиниций, методы контекстологического, морфологического и функционально-семантического анализа.

Научная новизна настоящей работы заключается в том, что в ней впервые предложена интерпретация местоимений us и them в качестве самостоятельных местоимений, подробно рассмотрены зафиксированные в словарях сочетания us and them, them and us, us-them и не зафиксированное сочетание us versus them, а также предпринята попытка установить морфологический статус указанных сочетаний.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что в ней представлен способ комплексного анализа словесных знаков с использованием не только словарей, языкового корпуса, но и Google, позволяющий сделать более точное их описание и который может быть использован в лексикологии и грамматике.

Практическая значимость работы заключается в возможности применения ее результатов в курсах теоретической грамматики, лексикологии английского языка, а также в спецкурсах по лингвокультурологии.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Межгрупповые отношения в лингвистике изучаются, в основном, в рамках оппозиции «свой-чужой». Условно все языковые средства, репрезентирующие оппозицию «свой-чужой» можно разделить на включающие/присваивающие и исключающие/отчуждающие.

2. «Своя» группа или ин-группа в большинстве случаев оценивается положительно, «чужая» группа или аут-группа в основном оценивается отрицательно. Второй вариант, когда «чужие» (или «другие», «иные») воспринимаются скорее как странные, непривычные, малопонятные без явно выраженной отрицательной оценки представлен реже.

3. Местоимения us и them на современном этапе развития английского языка могут выходить за рамки своего «стандартного» употребления в качестве объектной формы местоимений we и they и функционировать как самостоятельные местоимения. Указанное явление обнаруживается через комплексный анализ, сочетающий в себе метод анализа словарных дефиниций и анализ контекстов из Google и языковых корпусов.

4. В словарях обнаруживаются следующие сочетания с компонентами us и them: us and them, them and us, us-them, однако не обнаруживается вариант us versus them, который встречается в контекстах из Google, COCA. Указанные сочетания маркируют ситуацию конфликта, недопонимания между двумя группами. Словари по-разному трактуют морфологический статус указанных сочетаний (compound adjective, idiom, phrase), однако не предложен вариант compound noun.

Объем и структура работы. Настоящее исследование общим объемом 96 страницы печатного текста (из них 86 основного текста) состоит из введения, двух глав и заключения. К работе прилагается список использованной литературы, включающий 54 наименований на русском и 6 на английском языках, список использованных словарей и список источников примеров.

Глава 1. Проблема межгрупповых отношений и оппозиция «свой-чужой»

1.1 Проблема межгрупповых отношений в различных гуманитарных науках

Вопрос о взаимоотношениях между людьми, причинах конфликтов, непонимания далеко не нов. Уже в период Античности, например, в трудах древнегреческого историка Геродота содержатся наблюдения по поводу причин вражды между народами как действительных, так и мнимых, рассуждения о том, что в XX веке назовут этническими стереотипами и предрассудками (Агеев 1990:6). Однако, осветить все богатство литературы на тему отношений между людьми или деления на «своих» и «чужих» не представляется возможным, поскольку данную проблему пытаются решить на протяжении двух с половиной тысячи лет философы, историки, государственные деятели, социологи, антропологи, психологи и т.д. В рамках настоящего исследования для нас достаточно обратиться к некоторым концепциям, внесшим значительный вклад в разработку вопроса о межгрупповых отношениях и оказывающим влияние на его разработку в настоящее время.

Как известно, человек - биосоциальное существо, генетически связанное с другими формами жизни, выделившееся из них благодаря способности производить орудия, обладающее членораздельной речью, мышлением и сознанием, нравственно-этическими качествами (Культурология. XX век. Энциклопедия. 1998). Таким образом, по мнению ученых, невозможно игнорировать тот факт, что человек унаследовал многие стереотипы и модели поведения из животного мира. Ю.Чайковский отмечает, что идентификация «свой-чужой» существует на клеточном уровне у любого организма, даже у бактерий. Так, например, иммунитет является системой «свой-чужой» (Чайковский 2009:34-43). Согласно А.В. Олескину, представителю такого направления как биополитика, разделение других особей своего вида на “своих” и “чужих” - практически универсальная характеристика живых существ (и даже клеточных клонов). Она присуща и представителям вида Homo sapiens, как на стадии первобытных охотников собирателей, так и в современном “цивилизованном” обществе» (Олескин 2001: 132). Представители биологической парадигмы приходят к довольно радикальным заключениям: из данных социобиологии вытекает достаточно нигилистический вывод о глубокой эволюционной укорененности и по существу непреодолимости агрессии как тенденции социального поведения (Олескин 1995:49). Однако, чтобы делать вывод о преодолимости или непреодолимости агрессии у человека по отношению к «другим», стоит обратиться к исследованиям в других областях знаний, например, к психологии.

Впервые система психологических взглядов на проблему отношений между группами людей была выдвинута З. Фрейдом в его поздних работах (Фрейд 1925, 1930). З. Фрейд позаимствовал основные идеи относительно агрессивного поведения «толпы неорганизованной» (Г.Лебон) и «толпы организованной» (У. Мак-Даугол) и дал им законченную психоаналитическую интерпретацию. Так, собственная точка зрения З. Фрейда характеризуется тремя моментами. Во-первых, в рамках межгруппового взаимодействия агрессия к «не своим» неизбежна и универсальна. Во-вторых, функция враждебности, по мнению З. Фрейда, является главным средством поддержания сплоченности и стабильности группы. В-третьих, он описал сам механизм формирования враждебности к «чужим» и привязанности к «своим». Этот механизм получил название Эдипов комплекс или комплекс детских переживаний, состоящий из влечения мальчика к своей матери одновременно с ревностью и недоброжелательством по отношению к отцу. Амбивалентность эмоциональных отношений раннего детства переносится на социальное взаимодействие. Одну из ипостасей Эдипова комплекса, согласно З. Фрейду, является идентификация с лидером группы, а идентификация, в свою очередь, представляет собой источник группообразования (Агеев 1990:7). Идентификация, согласно З. Фрейду, известна психоанализу как самое раннее проявление эмоциональной связи с другим лицом (Фрейд 1921:53).

Вслед за З. Фрейдом, Э. Фромм рассуждает о роли принадлежности к группе в жизни человека: «для среднего человека нет ничего тяжелее, чем чувствовать себя одиноким, не принадлежащим ни к какой большой группе, пытаясь же избежать одиночества и достигнуть позитивного самоощущения за счет такой групповой идентификации, он сообщает группе собственную нарциссичность, завистливость, мстительность и подобные черты характера, так что индивидуальный нарциссизм становится групповым и действует схема «МЫ» достойны восхищения - «ОНИ» достойны презрения, «МЫ» добры - «ОНИ» злы» (цит. по Шипилов 2008: 25).

Под влиянием идей З.Фрейда, Э. Эрикссон уточняет и вводит понятие идентичность, которое обозначает твердо усвоенный и личностно принимаемый образ себя во всем богатстве отношений личности к окружающему миру, чувство адекватности и стабильного владения личностью собственным "я" независимо от изменений "я" и ситуации; способность личности к полноценному решению задач, возникающих перед ней на каждом этапе ее развития (Эриксон 1996: 11). Также автор отмечает, что идентичность человека или группы может быть соотнесена с идентичностью другого или других и что гордость за сильную идентичность может свидетельствовать о внутренней свободе от более влиятельной групповой идентичности (там же: 30).

Однако взаимодействие между группами представляет собой довольно сложное и многогранное явление. Помимо биологического и психологического аспекта, необходимо рассмотреть и социологическую интерпретацию данной проблемы. Начиная с 1920--1930-х гг. проблема социальных групп становится пограничной для двух наук -- социологии и социальной психологии. В социологии в отличие от социальной психологии (речь о которой пойдет ниже), изучается не столько поведение и восприятие, сколько взаимодействие социальный групп, включающее в себя также враждебное и конфликтное взаимодействие. Одним из условий группового взаимодействия является прямая взаимосвязь между степенью сплоченности группы и степенью враждебности ее акций по отношению к другим (Шипилов 2005:12). Представителей социальной психологии интересует в большей степени содержательная характеристика социальных групп и выявление специфики воздействия конкретной социальной группы на личность (Андреева 1996: 140).

Для начала стоит уделить внимание такому понятию как социальная группа. Социальная группа - любая относительно устойчивая совокупность людей, находящихся во взаимодействии и объединенных общими интересами и целями (Социология: Энциклопедия 2003). Интерес к изучению социальных групп возник в социологии на фоне модернизации общества и становления личностного самосознания. Одним из основоположников теории социальных групп является Г. Зиммель. Г. Зиммель считал враждебность одной из основ отношений между людьми. В теории «Зеркального Я» Ч. Х. Кули групповая идентичность производна от индивидуальной, но подразумевает противопоставление другой группе, что и является предпосылкой межгрупповой дискриминации. По мнению Дж. Мид межгрупповая враждебность гомогенизирует группы и интенсифицирует коллективную самость, а расширение коммуникаций и контактов имеет обратный эффект. П. Сорокин считает, что расширение контактов приводит к увеличению количества войн, поскольку общества обладают разными системами ценностей. Среди представителей конфликтологического направления, Г. Моска к причинам конфликта относил инстинкт борьбы и отмечал, что перенесение агрессии из внутригрупповых отношений в межгрупповые отношения служит поддержанию ее стабильности и гомогенности; К. Шмитт считал политическую сферу сферой борьбы общественных групп, сферой борьбы по определению (цит. по Шипилов 2005:13). Стоит отдельно отметить одного из представителя социалдарвинизма - социолога Уильяма Самнера. В своей работе «Народные обычаи» (1906) У.Самнер ввел такие понятия как мы-группа (we-group) или ин-группа (in-group) и они-группа (they-group) или аут-группа (out-group), которые стали базовыми терминами для социологии и социальной психологии, а позже будет заимствованы и лингвистикой. Согласно У. Самнеру, отношения в мы-группе характеризуются сплоченностью, а в они-группе, наоборот, враждебностью. Членов мы-группы сплачивает постоянна опасность войны с чужими, а необходимость защищаться создает правительство и закон внутри мы-группы, чтобы предотвратить ссоры и укрепить дисциплину. У. Самнер также отмечает, что товарищество между членами группы, воинственность к другим формируются неразрывно и является результатом единого начала (Самнер 1959). Кроме того, в работе Самнера впервые встречается понятие этноцентризм или «специальное название для такого взгляда на вещи, при котором чья-то собственная группа является центром всего, а все остальные располагаются и рассматриваются, отталкиваясь от него» (там же). Понятие этноцентризм как механизм формирования межэтнических, межгрупповых отношений было заимствовано З. Фрейдом (1930) и позже стало широко использоваться в различных научных областях.

Особенный интерес в рамках проблемы межгрупповых отношений вызывает такая отрасль как социальная психология. Начиная примерно с 50-60 гг. складываются основные направления социальной психологии, такие как мотивационное, ситуативное и когнитивное.

Среди представителей мотивационного подхода стоит отметить Л. Берковица. Отличительной чертой концепции Л. Берковица является то, что в ней понятие объекта агрессии расширилось до целой группы, а если точнее, то объектом агрессии может стать не только отдельная личность, оказывающая непосредственное фрустрирующее воздействие, но и те, кто ассоциируются с таковой. В качестве таких признаков прежде всего выступает именно групповая и, в частности, этническая принадлежность. Таким образом, Берковитц постулировал неизбежность переноса агрессии на всех «других», т.е. здесь вновь постулируется неизбежность аутгрупповой агрессии (Агеев 1990:9). Также в рамках мотивационного направления стоит отметить знаменитое исследование «авторитарной личности» Г. Адорно (1950) и сформулированный им «синдром авторитарной, или этноцентрической, личности». Если дать короткую характеристику авторитарной личности, то она будет звучат следующим образом: жалкая, разорванная, подавленная личность, но вместе с тем это и опасная, легко поддающаяся любому сильному влиянию (Агеев 1990:12). Бессознательно такие личности сохраняют постоянно сдерживаемую агрессию и враждебность, которая по принципу замещения направляется на другие социальные группы, в основном на другие этнические общности и меньшинства (там же).

Мотивационный подход критиковался представителями ситуативного и когнитивного подходов. Среди критиков-представителей ситуативного подхода выделяется М. Шериф, который усматривал причины межгрупповых конфликтов в непосредственном взаимодействии между группами, а не в индивидуальных мотивационных факторах и предложил принципиально другой путь анализа данной проблемы в целом (Агеев 1990: 13). Одной из важных отличительных черт исследований Шерифа стало то, что его эксперименты проводились на реальных группах, а не созданных искусственно. Эксперименты М. Шерифа показали, что в межгрупповых отношениях враждебные установки и агрессивные действия возникают в ситуации конкуренции за ресурсы (Шипилов 2008: 44). Данное положение применимо и к объяснению поведения больших социальных групп и находит свое отражение в теории реалистического конфликта - конкуренция за ограниченные ресурсы приводит к возникновению предрассудков, дискриминации и конфликтам (там же).

Дальнейшие исследования межгрупповых отношений стали проводится в рамках когнитивистского подхода, целью которых была установить когнитивные механизмы межгрупповых взаимоотношений (Шипилов 2008:44). Самым яркими представителями указанного направления являются Генри Тэджфел и его приемник и последователь Дж. Тернер, создателей теории социальной идентичности и теории социальной категоризации. На основе данных теорий построены почти все современные представления о феномене межгрупповых отношений (Агеев 1990: 27-29).

Представим далее основные термины, введенные Г. Тэджфелом и Дж. Тернером:

Социальная идентичность - направление индивидуального знания о принадлежности к определенной социальной группе, имеющее эмоциональное и оценочное значение для индивида и его членства в группе.

Социальная категоризация - способ систематизации и упорядочивания социального окружения, часто в соответствии с ролью участника процесса.

Под социальным сравнением подразумевается, что чувство социальной идентичности, и как результат этого состояния, феномен межгрупповой дискриминации, возникают на основе сравнения ин-группы и аут-группы.

Социальная дискриминация понимается как аутгрупповая враждебность (см. Turner 1981:7).

Основная идея его концепции заключается в следующем: позитивная дифференциация между «Я» внутри и «Я» вне группы достигается через социальное сравнение между собой и членами своей группы (in-group), а также людьми вне этой группы (out-group). Это означает, что если у человека сформировалась идентичность с определенной социальной группой, то эта группа пусть немного, но представляется в сознании личности лучше остальных (Иванова, Мортон 2010:91). Кроме того, как отмечает Г. Тэджфел, у каждого человека есть стремление к «хорошему» или положительному образу себя. Таким образом, одной из основных закономерностей в динамике социальной идентичности будет стремление человека к достижению или сохранению позитивной социальной идентичности (там же)

Стоит отметить, несмотря на некоторую созвучность, термин социальная идентичность не тождественен термину социальная идентификация. Так, идентичность включает в себя различные аспекты, а идентификация - описание таких аспектов. Идентичность - результат, ставшее, отстаивание и защита себя, идентификация - приспособление, процесс постоянного выбора, принятие норм, традиций, установок. Потому на каждом уровне описания процесс идентификации предшествует осмыслению идентичности» (Заковоротная 1999).

Кроме того, Г. Тэджфел и Дж. Тернер предлагают свое определение группы. По мнению этих авторов, группа -- это совокупность индивидов, которые воспринимают себя как членов одной и той же социальной категории, разделяют эмоциональные последствия этого самоопределения и достигают некоторой степени согласованности в оценке группы и их членства в ней (цит. по Агеев 1990:21).

С позиций теории социальной идентичности предпринимаются попытки осмысления различных вопросов. Например, язык как основание для социального сравнения и позитивного отличия ин-группы от аутгруппы (Болл и др., 1984); исследование влияния категоризации и социальной идентичности на восприятие членов «своей» и «чужой» групп, в частности на точность распознавания лиц (Чанс и др., 1982), личностных особенностей и поведения (Джоунс и др., 1981), на запоминание информации о членах ингруппы и аутгруппы (Аркури, 1982; Парк, Ротбар, 1982); влияние социальной идентичности на стереотипизацию людей и событий (Тэйлор, Фалько-не, 1982), например, перенос восприятия и оценки одного члена аут-группы на восприятие и оценку всей аут-группы (Крокер, Мак-грау, 1984) и многие другие (цит. по Агеев 1990:29).

Таким образом, как видно из приведенных в данном разделе взглядов на межгрупповые отношения, данный вопрос интересует представителей не только психологии, социологии, конфликтологии, но также и биологии, образуя такие новые направления как биополитика и социобиология. Во всех направлениях прослеживается мысль о неизбежности агрессии по отношению к «другим». Проблема межгрупповых отношений в настоящее время вызывает интерес и у лингвистов и в основном исследуется в рамках оппозиции «свой-чужой».

1.2.1 Основные направления исследования оппозиции «свой-чужой» в лингвистике

Прежде чем перейти к рассмотрению межгрупповых отношений в лингвистическом аспекте, представляется целесообразным отметить основные важные моменты в развитии лингвистики XX-XXI веков.

Наиболее значимым событием не только для языкознания, но для любой науки вообще, является смена научной парадигмы. В лингвистике выделяют три основные научные парадигмы: сравнительно-историческая, системно-структурная и антропоцентрическая. Как отмечает В. Маслова, «Антропоцентрическая парадигма - это переключение интересов исследователя с объектов познания на субъекта, т.е. анализируется человек в языке и язык в человеке, поскольку, по словам И. А. Бодуэна де Куртэне, «язык существует только в индивидуальных мозгах, только в душах, только в психике индивидов или особей, составляющих данное языковое общество» (Маслова 2001:7).

В рамках антропоцентрической парадигмы в лингвистике складывается такие направления как когнитивная лингвистика и лингвокультурология; в рамках последнего направления осуществляется настоящее исследование.

Существует несколько определений лингвокультурологии. Отметим некоторые из них. Так, согласно В.А.Масловой, лингвокультурология - это отрасль лингвистики, возникшая на стыке лингвистики и культурологии и исследующая проявления культуры народа, которые отразились и закрепились в языке (Маслова 2001:28). По мнению В.В. Красных лингвокультурология - это дисциплина, изучающую проявление, отражение и фиксацию культуры в языке и дискурсе, непосредственно связанную с изучением национальной картины мира, языкового сознания, особенностей ментально-лингвального комплекса (Красных 2002:12).

Более детализированное определение указанному термину дают Е.И. Зиновьева, Е.Е. Юркова: «Нам представляется возможным признать лингвокультурологию филологической наукой, которая исследует различные способы представления знаний о мире носителей того или иного языка через изучение языковых единиц разных уровней, речевой деятельности, речевого поведения, дискурса, что должно позволить дать такое описание этих объектов, которое во всей полноте раскрывало бы значение анализируемых единиц, его оттенки, коннотации и ассоциации, отражающие сознание носителей языка. При этом важно учитывать информацию энциклопедического характера, коррелирующую с собственно языковым значением, разработка принципов отбора которой является одной из проблем лингвокультурологии» (Зиновьева, Юрков 2009:13).

Лингвокультурология - это комплексная пограничная наука, которая «существует на стыке целого ряда гуманитарных дисциплин: лингвистики, культурологии, философии, семиотики, литературоведения, психологии, социологии, конфликтологии, этнологии, теории коммуникации и теории межкультурной коммуникации (Иванова 2002:23; Иванова 2004: 10).

Истоки лингвокультурологии были заложены еще в XIX веке в работах В. Гумбольдта, А.А. Потебни и других ученых (Маслова 2001:26). Также считается, что одной из теоретических предпосылок для возникновения лингвокультурологии стала гипотеза Сепира-Уорфа или гипотеза лингвистической относительности, выдвинутая в 1930-е годы и оказавшая влияние на развитие различных дисциплин, таких как: философия, антропология, психология, когнитивная лингвистика, лингвокультурология и др. Основная мысль этой гипотезы заключается в том, что язык определяет восприятие и мировоззрение его носителей (там же).

С 90-х годов XX века начинают формироваться несколько отечественных лингвокультуролгических школ под руководством Н. Д. Арутюновой, В. В. Воробьева, В. И. Карасика, В. В. Красных, Ю. С. Степанова, В. Н. Телия и др., вырабатывается понятийно-терминологический аппарат данного молодого направления в лингвистике, привлекаются методы и достижения других фундаментальных наук, таких как психология, социология, антропология, политология и т.д. Как отмечает Маслова, не следует акцентировать внимание на «стыковом» характере новой науки, ибо это не простое «сложение» возможностей двух контактирующих наук, а именно разработка нового научного направления, способного преодолеть ограниченность «узковедомственного» изучения фактов и тем самым обеспечить новое их видение и объяснение (Маслова 2001:27).

После краткого обзора некоторых общих важных моментов в развитии лингвистики на рубеже XX-XXI веков, значимых для настоящего исследования, можно перейти непосредственно к рассмотрению проблемы межгрупповых отношений через призму лингвистики, в отечественных исследованиях чаще всего излучающейся в рамках т.н. оппозиций «свой-чужой», в зарубежных наиболее близкое соответствие us vs. them dichotomy/category (о проблеме соотнесения названий данного явления в английском и русском языках будет сказано ниже). Начнем обзор с работ отечественных ученых.

Проблема разделения мира на «своё» и «чужое» становится объектом интереса лингвистов еще с 30-х годов прошлого века. Среди первых работ, в которых лингвисты обратились к данному феномену можно отметить работы М.М. Бахтина (Бахтин 1963, 1975) и Волошинова В.Н (1929). В качестве материала для исследования используются в основном литературные тексты (цит. по Балясникова 2003:16). Так, например, М.М. Бахтин исследовал «свой» и «чужой» мир в романе: «мир греческих романов - абстрактно-чужой мир, притом чужой весь сплошь и до конца, так как нигде в нем не маячит образ того родного мира, откуда пришел и откуда смотрит автор» (Бахтин, 2000:28).

Следующей значимой работой в данном направлении стала монография В.Н. Топорова и В.В. Иванова «Исследования в области славянских древностей» (1974). Ученые занимались воссозданием праславянской культуры по данным языка и пришли к заключению, что оппозиция «свой-чужой» реализуется в трех планах:1) социальное толкование этой оппозиции, когда «свой» интерпретируется как принадлежащий данной социальной группе, а под чужим понимается все то, что не является символом данной группы; в качестве примера может выступать отношение Перуна как «своего бога» для Владимировой дружины к Велесу; 2) этнический аспект; 3) характеристика человек - не человек, «свой» означает принадлежность к человеческому, а «чужой» - к нечеловеческому, звериному, колдовскому (цит. по Богомазова 2015:15). Кроме того, исследователи обозначили смежные с противопоставлением «свой-чужой» оппозиции, такие как «дом» - «лес», «далеко» - «близко», «внутренний» - «внешний» и ряд других. В качестве вывода они заключили, что оппозиция «свой-чужой» играет доминирующую роль в описании социальной действительности (там же).

Далее в 1989 году А.Б Пеньковский выдвигает гипотезу о существовании особой семантической категории в русском языке, а именно - категории «чуждости»: «На обсуждение предлагается гипотеза о существовании семантической категории «чуждости» («отчуждения»? «алиенации»?), которая, в силу сказанного, должна сопрягаться с категорией отрицательной оценки («чужое - плохое») и иметь специальные средства языкового выражения (хотя бы в виде отдельных, не связанных друг с другом звеньев) (Пеньковский 1989:54).

Идеи А.Б. Пеньковского, сформировавшиеся в рамках структуралистского подхода, нашли отражение в работах ученых различных лингвистических направлений. Условно представляется возможным выделить классический подход (подход традиционной лингвистики) к проблеме взаимоотношения «своего» и «чужого» (Балясникова 2003:11) и современный подход, т.е. исследования, начиная с 1990-х годов в рамках таких направлений, как лингвокультурология, когнитивная лингвистика и дискурс-анализ.

Классический подход предполагает, что «свой» и «чужой» в русском языке могут рассматриваться как единицы лексического и грамматического уровней языка (Балясникова 2003:11-12). К основным средствам, проявляющим семантику «свой/чужой», относят собственно единицы «свой» и «чужой» (Петроченко 2005:34). В связи с этим появились многочисленные исследования по этимологии указанных единиц следующими учеными: Ю.С. Степанов, В.Н. Торопов, А.Б. Пеньковский, Вяч. Вс. Иванов, Л.П. Дронова и др. (цит. по Петроченко 2005:34). Поскольку настоящее исследование посвящено анализу языковой репрезентации оппозиции «свой/чужой» в английском языке, подробно рассматривать работы по русскому языку не представляется целесообразным. Можно отметить лишь несколько важных моментов. В работе М.Н. Петроченко говорится о том, что исторически семантическое ядро, составляющее концепт «чужой» тесно связано с оценкой «плохо» (Петроченко 2005:35). Во всех славянских языках, например, отмечается общая специфика семантической структуры производных, образующих лексические гнезда с корнем чуж-/чужд. Таким образом, выдвигается предположение, что «чужой» - «чуждый» - «враждебный» - «плохой» представляют собой комплекс взаимосвязанных значений (Пеньковский 1989:53). Ю.С. Степанов приходит к выводу, что между концептом «чужой» и концептом «чудо» возможно существует этимологическая связь, сложившаяся в результате соседства племен с народом, называемым «Чудь» (Степанов 1997). Таким образом, можно отметить, что уже в первых исследованиях оппозиции «свой-чужой» прослеживается ее отличительная черта - наличие оценочности: «чужой» связывается с негативной оценкой. Об аксилогическом аспекте оппозиции «свой-чужой» будет сказано ниже.

Как было уже отмечено выше, в 1990-х появляются такие направления, как лингвокультурология и когнитивная лингвистика, что привнесло ряд изменений в исследования оппозиции «свой-чужой». Проведя анализ современных работ, посвященных указанной оппозиции, А.А. Матвеева приходит к заключению, что она предстает в современных исследованиях в четырех гранях: архетипом, мифологемой, концептом и категорией (Матвеева 2011:52). В рамках настоящего исследования для нас особый интерес представляет интерпретация оппозиции «свой-чужой» как категории. Вслед за А.А. Матвеевой, мы считаем, что статус категории дает большие возможности для исследования и представляет собой «максимально широкий и общий разряд, рубрику опыта» (Матвеева 2011:67) В качестве рабочего определения оппозиции «свой-чужой» возьмем следующее: «свой-чужой» - это универсальная категория, основывающаяся на самоотождествлении личности с определенной общностью, принимаемой как «свой», и отграничении себя от некоего континуума, соотнесение с которым определяет «чужих» (там же:71). Оппозиция «свой-чужой» как категория рассматривается в работах В.В. Иванова, Е.П. Захаровой, А.Б., Е.В. Кишиной, Пеньковского, Р.Н. Петроченко, А.Н. Серебренниковой, В.Н. Топорова, Е.И. Шейгал и др. Если быть еще точнее, указанные авторы рассматривают категорию «свойственности-чуждости» в языке, т.е. в круг интересующих их проблем входит не только определение природы «свойственности-чуждости», но и описание ее формально-семантических оснований, ряд возможных способов ее экспликации (Серебренникова 2005:3). Настоящее диссертационное исследование также ставит перед собой задачу рассмотреть именно вербальную сторону репрезентации оппозиции «свой-чужой» и выдвинуть предложение трактовать местоимения us, them как маркеры групповой идентификации и, соответственно, как один из способов экспликации категории «свойственности-чуждости» в английском языке. Остановимся на указанной категории поподробнее ниже. Прежде нам кажется необходимым упомянуть о том, что в зарубежных лингвистических исследованиях (в первую очередь нас интересуют исследования, посвященные английскому языку) вопрос о «своих» и «чужих» получил наиболее широкое освещение в таком направлении как дискурс-анализ.

Существует довольно много определений понятия дискурс, но мы ограничимся двумя дефинициями предложенных Т.А. Ван Дейком, который считается одним из ведущих специалистов в данном направлении: «…дискурс - это сложное коммуникативное явление, включающее, кроме текста, ещё и экстралингвистические факторы (знания о мире, установки, цели адресанта), необходимые для понимания текста» (Ван Дейк 1989:7) и «дискурс - это речевой поток, язык в его постоянном движении, вбирающий в себя всё многообразие исторической эпохи, индивидуальных и социальных особенностей как коммуниканта, так и коммуникативной ситуации, в которой происходит общение. В дискурсе отражается менталитет и культура, как национальная, всеобщая, так и индивидуальная, частная» (Ван Дейк 1998: 47).

Одними из самых ярких представителей направления дискурс-анализа, занимающихся изучением языковой репрезентацией оппозиции «свой-чужой» / us vs. them category являются: Т.А. Ван Дейк (Teun A. Van Dijk), Мэтт Дэвис (Matt Davies), Норман Фейрклаф (Norman Fairclough), Рут Водак (Ruth Wodak), Роджер Фаулер (Roger Fowler) и др.

В России исследования в направлении дискурс-анализ стали появляться в 90-е гг. XX века, когда отечественная лингвистика признала научную правомерность такого рода исследований. Особенный интерес в рамках настоящего исследования представляет политический дискурс. Во-первых, целый ряд ученых пришли к мнению, что рассматриваемая нами оппозиция «свой-чужой» является базовой для указанного типа дискурса (Шейгал 2000; Кишина 2011 и др.) и проявляется лексическом, морфологическом и синтаксическом уровнях. Во-вторых, в основном отечественные исследования в рамках дискурс-анализа, посвященные реализации оппозиции «свой-чужой» в английском языке проводятся на материале с политической тематикой (Алиева 2011, 2012; Андрющенко 2012 и др.). Привлекает внимание одно из исследований, рассматривающее оппозицию «свой-чужой» в дискурсе контркультурной рок-лирики США и СССР (Григорьева 2008). Как и авторы, изучающие политический дискурс, О.В. Григорьева затрагивает проблему разделения общественного-политического континуума через создание образов «друзей» и «врагов» или «своих» и «чужих». Подобные образы часто создаются искусственно, с целью манипуляции общественным сознанием (Davies 2013:194) и маргинализации определенных социальных групп (Bishop, Jaworski 2003: 246). Таким образом, мы можем заключить, что вербальная сторона реализации отношений между социальными группами на современном этапе наиболее широко исследуется в рамках дискурс-анализа. О некоторых языковых средствах реализации оппозиции «свой-чужой» в английском языке, выделенных учеными, работающих в указанном направлении, подробнее будет сказано в разделе 1.2.2.

После того, как мы кратко рассмотрели основные направления исследования оппозиции «свой-чужой» в современной лингвистике, стоит подробнее рассмотреть категорию «свойственности-чуждости», представляющую особый интерес в рамках настоящего исследования.

Как было сказано ранее, А.Б. Пеньковский выдвинул гипотезу о существовании так называемой семантической категории чуждости в русском языке, которая должна сопрягаться с категорией отрицательной оценки («чужое - плохое») и иметь специальные средства языкового выражения (хотя бы в виде отдельных, не связанных друг с другом звеньев) (Пеньковский 1989:54). Использование отчуждающих и очуждающих номинаций, характеризующих противника и его личную сферу как «чужой мир», ср.: «Свой» мир для говорящего конкретен, и в силу этой конкретности, дискретности объекты этого мира названы говорящим собственными именами. «Свой мир - это мир собственных имён» (Пеньковский 1989: 57).

Как справедливо отмечает В.В. Богомазова, опираясь на мнения психологов, больше внимания уделяется исследователями изучению «чужого», чем «своего». Связывают это с тем, что человек бессознательно более детально различает то, что вызывает у него неприятные эмоции, дискомфорт. Все это отражается в языковой картине мира (Богомазова 2015:11). Об этом же, как нам кажется, свидетельствует и тот факт, что именно категория чуждости была выделена в первую очередь. Категория «свойственности» довольно широкое освещение получила в работе Р. Н. Порядиной (Порядина 2002). Автор приходит к выводу о том, что данная категория распадается на три взаимосвязанные зоны: «близкий к «Я», «необходимый для существования «Я» и «требующий участия «Я». К ядерным средствам выражения категории «свойственность» автор относит лексические единицы, обозначающие наименования субъекта речи, ребенка, родственников, божеств, домашних животных, частей тела, природных явлений и космических объектов (Порядина 2002: 78), что совпадает с мыслью А.Б. Пеньковского - «Свой мир - это мир собственных имён» (Пеньковский 1989). Таким образом, в самых новых на данный момент исследованиях, ученые стали обращаются к такому понятию, как категория «свойственности-чуждости» (Кишина 2009:13) или коммуникативная категория «свойственности-чуждости» (Богомазова 2015: 20), в основе которой лежит оппозиция «свой-чужой». Как нам кажется, еще одну интересную трактовку взаимоотношений между «своими» и «чужими» приводит Е.Г. Орлянская: взаимодействие между «своим» и «чужим» интерпретируется как взаимодействие между личными сферами двух субъектов и для него характерно либо введение, либо выведение объектов из одной сферы в другую. В качестве результата такого взаимодействия происходит включение в «свой» мир или присвоение (интериоризация), либо исключение объектов из «своего» мира и переведение их в «чужой» мир, т.е. самоотчуждение (экстериоризация) (Орлянская 2002:8). Следовательно, на основе приведенных умозаключений, условно, как нам кажется, все языковые средства того или иного уровня можно разделить на включающие/присваивающие и исключающие/отчуждающие. Кроме того, по словам Е.В. Кишиной, базовой семантикой дихотомии «свой-чужой» является: интеграция/сплочённость ? разъединение/отчуждения и обыгрывание значения единения - разобщённости в политической коммуникации наделяет данную дихотомию идеолого-манипулятивным смыслом (Кишина 2011:177)

На наш взгляд, для того, чтобы относить языковые единицы либо к исключающим, либо к включающим, необходимо выделить критерии, на которые можно ориентироваться при проведении классификации. Так, Е.Г. Орлянская выделяет обязательные компоненты ситуации отчуждения: 1) субъект (лицо, выражающее определенное отношение к объекту), 2) объект (в качестве которого выступает не любая, зрительно воспринимаемая или мысленно созерцаемая сущность реального мира, а лишь та, в которой субъект испытывает потребность), 3) контрагент (дополнительный участник отчуждения, который в ситуациях перехода объекта отчуждения от субъекта действия обозначает потенциального обладателя, в пользу которого отчуждается объект, а в ситуациях перехода объекта к субъекту действия обозначает ущемленное лицо), 4) предикат отчуждения (который репрезентируется глаголами, описывающими переход объекта личной сферы в двух направлениях: а) из сферы субъекта действия в сферу другого лица; б) из сферы другого лица в сферу субъекта действия) (Орлянская 2002:12). Подобной модели для ситуации присвоения или включения в «свой» мир в работах ученых на настоящий момент нам обнаружить не удалось, что, возможно, подтверждает мысль о первичном интересе к «чужому», а также о том, что необходимо проводить дальнейшие исследования по данному вопросу.

Еще одна важная мысль, на наш взгляд, высказана Е.В Кишиной: «членение мира на сферы «своё» и «чужое» осуществляется субъектом познания, категоризирующего мир относительно себя <…> Для определения границы между «своим» и «чужим» необходимо осознание себя как Я в противопоставлении ДРУГОМУ. Оппозиция Я - ДРУГОЙ, организующая единство семантического образования «свой - чужой», является производящей основой для образования групп более сложного характера, предполагающих не только различие, но и потенциальное взаимодействие» (Кишина 2011:176). На основе вышеуказанных рассуждений, автор приходи к мнению, что для оппозиции «свой-чужой» характерна эгоцентричность. Похожую мысль высказывает А.А. Матвеева, считая понятие «Я» и, чуть шире, понятие «Мы» точкой отсчета для названной оппозиции (Матвеева 2015:217). Оппозиция «свой-чужой» оказывает непосредственное влияние на формирование идентичности, выраженное средствами языка (Кислякова, Соломина 2011:73).

Ранее мы также уже упоминали, что отечественные исследователи сходятся в выводах о том, что «свое» является хорошим, «чужое» - плохим (Петроченко 2005; Матвеева 2011; Пеньковский 1989 и др.). Отношение к «чужому» характеризуется наличием отрицательных эмоций, отторжения, неприятия (Андрющенко 2011:166).

В работах зарубежных ученых прослеживается схожие точки зрения, например, Т.А. ван Дейк, ведущий из специалистов в дискурс-анализе, отмечает «положительную презентацию себя» (positive self-presentation) и «отрицательную презентацию других» (negative other-presentation) (Dijk 2006:373).

Однако в работах некоторых исследователей встречается и мнение о том, что «чужой» не всегда оценивается негативно или, иначе говоря, оценка имеет двойственный характер. Столкновение с другой культурой способно вызвать у воспринимающего ощущение странного, непривычного, малопонятного, что вызывает естественное чувство недоверия, настороженности по отношению к чужой культуре (см. коллективную монографию «Своё» и «чужое»: Межкультурные коммуникации в полипарадигмальном аспекте», Челябинск 2003). Так в этой связи наблюдается некоторая «неоднородность» в вербальном оформлении оппозиции «свой-чужой», а именно существование таких вариантов как: «свой-другой», «мы-они» (Иванова 2010:23); дихотомия «я/мы» - «другой/они» и «я/мы/свои» - «они/другие/чужие» (Голодная 2015:18, 25) «свой-чужой-иной» (Кислякова, Соломина 2011:73). Терминологическое варьирование лишь еще раз подтверждает тот факт, что категория «свой-чужой» является сложной и многогранной, пронизывающей все сферы жизни человека и поэтому подобрать наилучший способ ее вербализации довольно сложно (Иванова 2010:23).

Поскольку в последнее время особо актуальным стал вопрос о толерантности и политкорректности, некоторые ученые в связи с тем, что «чужой» оценивается как «плохой», настаивают на пересмотре понятия «свой-чужой». Так, по мнению И. Гришаевой и Л.В. Цуриковой, а также О.С. Иссерс, М.Х. Рахинбергеновой, замена «чужого» на «другой» может снять отрицательную оценочность в данной оппозиции. «Другой» вызывает интерес, а «чужой» - отторжение (прив. по Иванова 2010:24). Однако Иванова С.В. утверждает, что лексема «другой» все равно несет в себе аксиологичность, поскольку аксиологичность лежит в основе бинарных оппозиции (в данном случае в оппозиции «свой-чужой»). Более удачным выбором для ученого представляется вариант из социальной психологии - «мы-они». Местоименная пара в качестве названия данной оппозиции делит и физическое и ментально пространство, дифференцирует «своих» и «не своих», причем вторая сторона может входит как в круг «мы», так и в круг «они», что говорит о гибком характере размежевания. Таким образом, наименование «мы-они» может снять эксплицитно выраженную оценку (Иванова 2010:24-25).

Различие в наименовании оппозиции «свой-чужой» также наблюдается в англоязычных источниках: «us vs.them category» (van Dijk), «alienation» (Alienation 1972; Alienation 1976; Bart 1976; Comer 1976; Garrison, Thomas1976; Glasgow-Winters 1976; Morgan 1976; Pinkney 1976; Rogler 1976), «marginality» (Forsythe 1976), «segregation» (Mouw, Entwisle 2006) (цит. по Матвеева 2011:74). Судя по нашему материалу, зарубежные авторы склоняются к использованию варианта us vs. them category как в лингвистике (в основном имеется в виду дискурс-анализ), так и в других науках, так или иначе затрагивающих вопрос о взаимоотношении групп людей (например, социальная психология). В связи с этим возник вопрос, почему носители английского языка сделали выбор в пользу объектных местоимений us, them, а не субъектные we, they, которые, на первый взгляд, кажутся более подходящими. Отечественные лингвисты при переводе своих статей, посвященных категории «свой-чужой», выбирали вариант `we and they' category (Матвеева 2007), в более поздней статье `us vs. them' (Матвеева 2015); opposition 'we-they' (Алиева 2012); the semantic opposition 'own-alien' (Кишина 2011); conceptual opposition 'friend or foe' (Матвеева 2007; Алиева 2008; Цебровская 2014) и др. С.В. Иванова отмечает, что в языковой традиции англоязычных исследователей оппозиции «свой-чужой» больше всего соответствует понятие us-them divide / opposition (Иванова 2010:25). Тот факт, что формы местоимений we, they были выбраны носителями английского языка для обозначения такой, как мы выяснили, основополагающей для человека оппозиции как «свой-чужой» или как разновидность названия «мы-они», как нам кажется, говорит о том, что носители английского языка, как нам кажется, чувствуют потенциал в местоимениях us, them исполнять роль маркеров групповой идентификации наряду с местоимениями we, they. О роли местоимений в реализации оппозиции «свой-чужой» подробнее в пункте 1.2.2.

Таким образом, нам удалось убедиться, что оппозиция «свой-чужой» в настоящее время вызывает интерес и у лингвистов. Прежде всего их интересует отражение указанной оппозиции в языке, поэтому представляется целесообразным далее рассмотреть языковые средства реализации данной оппозиции в английском языке.

1.2.2 Языковые средства реализации оппозиции «свой-чужой» в английском языке

Переходя непосредственно к рассмотрению языковых средств реализации оппозиции «свой-чужой», следует указать, что семантика «свойственности-чуждости» проявляется на разных уровнях языка. К экспликантам указанной семантики относят единицы прагматического, словообразовательного, синтаксического уровней (Кишина 2009:13). Однако по общему признанию приоритетное положение занимают единицы лексического уровня (Кишина 2009:13; Богомазова 2015:42). На данный момент освещение получили лишь отдельные аспекты исследуемой оппозиции, в частности лексико-семантический уровень и синтаксическая сочетаемость ряда слов, ряд некоторых синтаксических конструкций. Начнем наш обзор с лексического уровня.

Как мы могли наблюдать в пункте 1.2.1., к базовым средствам выражения оппозиции «свой-чужой» в русском языке относят в первую очередь лексемы свой и чужой (см. Ю.С. Степанов, В.Н. Торопов, А.Б. Пеньковский, Вяч. Вс. Иванов и др.). Той же логики ученые придерживаются, обращаясь к проблеме языковой репрезентации «свой-чужой» в английском языке. Так, Т.В. Алиева, рассматривая концептуальную оппозицию «свой-чужой», т.е. состоящую из концептов «свой» и «чужой», высказывает мысль о том, что ядро данных концептов можно выявить с опорой на анализ словарных дефиниций “self” («свой») и “other”, “alien” («чужой»), исходя из того, что в англоязычной лингвистической литературе для обозначения данной оппозиции используются именно эти слова. Автор приводит дефиниции из толкового словаря А.С. Хорнби:

Self, n. 1. person's nature, special qualities; one's own personality; 2. one's own interests or pleasure.

Other, adj., pron 1. an additional one; a different one; 2. when one member of a group is compared with any ~ member of the group, other is usually used; 3. Different.

Alien n. (legal or official use) foreigner who is not a subject of the country in which he lives.

Alien, adj. 1. foreign; 2. alien (to), differing in nature or character; 3. contrary or opposed (to).

Проведя анализ, автор заключает, что содержательные признаки концепта «свой» в англоязычной концептосфере являются следующими: 1) я; 2) такие, как я; 3) мои качества и особенности; 4) качества и особенности таких, как я; 5) мои интересы; 6) интересы таких, как я; 7) то, что доставляет мне удовольствие; 8) то, что доставляет удовольствие таким, как я (Алиева 2008:217).

В работе А.Ф. Юлдушбаева встречается более длинный ряд лексем в английском языке, которые ученый относит к вербальной репрезентации концепту «чужой»: strange, alien, another, unfamiliar, host, odd, strangely, stranger (Юлдашбаев 2011).

Проводя исследование на материале англоязычных фильмов, А.Ф. Юлдушбаев отмечает, что лексема alien употребляется преимущественно в форме существительного и прилагательного и обладает такими же функционально-семантическими параметрами как лексема strange (Юлдашбаев 2011). Среди еще одной базовой лексемы, по мнению отечественных ученых, можно выделить лексему own (там же). Об этом свидетельствует и вариант перевода оппозиции «свой-чужой» отечественными учеными как the semantic opposition 'own-alien' (см. Кишина 2011). Подробнее на лексеме own мы остановимся ниже, поскольку ее относят в группу дейктиков.

В некотором смысле близкой к лексеме other может считаться лексема another, которая может передавать несколько значений 1) ещё один, другой (такой же); 2) новый, еще один похожий, второй; 3) другой, иной, отличный. (Юлдашбаев 2011).

Лексемами, отражающими не только пространственную чуждость, но и психологическую, можно считать лексемы visitor, newcomer, stranger. Так по линии «свой-чужой» может возникать такое противопоставление по временному критерию, как permanent resident («свой») - stranger («чужой») (Емельянова 2012:53).

В рамках вербальной реализации оппозиции «свой-чужой» представляют особый интерес такие неопределенные местоимения как someone и somebody. Долгое время считалось, что значения неопределенных местоимений someone и somebody тождественны, однако, в своем обстоятельном исследовании О.Н. Селиверстова приходит к выводу, что someone используется тогда, когда внимание говорящего сосредоточено не только на событии в целом, но и на личности участника. Somebody выбирается в случае, когда в центре внимания говорящего стоит само событие или «сам факт заполнения «ролевых» позиций, выступающих в качестве ингредиентов описываемого события» (Селиверстова 1988: 127) (цит. по Емельянова 2012:58). О.Н. Селиверстова отмечает, что «Somebody часто избирается для того, чтобы подчеркнуть небрежное и даже пренебрежительное отношение к участнику события» (Селиверстова 1988: 117) (там же: 59). Someone используется, как правило, с последующей идентификацией референта неопределенного местоимения, что «может свидетельствовать о потенциальной готовности говорящего включить обозначенный данным неопределенным местоимением объект в «свой» мир, границы которого весьма подвижны и могут меняться в зависимости от различных, в том числе психологических, факторов (там же: 60).