Лингвокультурологические характеристики сказочного дискурса

Дидактичность как морально-этические рекомендации присутствует во всех типах сказочных текстов, в отличие от развлекательности, не отмеченной в былинах и факультативной в легендах [Н.И. Кравцов 1973; С.А. Скороходько 1991].

Почти все типы сказочных текстов отличает эстетичность, формирующая чувство прекрасного у читателя. Однако в качестве основных признаков сказочного дискурса рассматривается чудо, не подвергаемое сомнению в сказках, воспринимаемое как реальная действительность в легендах и связанное с «полуреальным» прошлым в былинах, и установка на вымысел, который отсутствует в легендах и былинах, но является неотъемлемым признаком сказки [М. Люти 1964; Э. В. Померанцева 1963; В. Я. Пропп 2000]. Вариативность признаков в текстах сказочного дискурса представлена на Таблице 1.

Будучи по своей природе явлением интегративным, сказочный дискурс представляет собой разветвленную систему сказочных текстов, разнообразная тематическая рубрикация которых отражает базовые ценности социума и распадается на подтипы, из которых наиболее динамично развивающимся является волшебная сказка [Н.И. Кравцов 1973; Н.М. Ведерникова 1975; В.Я. Пропп 2000].

Рассмотрение вопросов дифференциации сказочных текстов неминуемо приводит к изучению жанров, поскольку жанр представляет собой сложный феномен, вовлекающий в зону своего действия определенный массив текстов, интегрированных на основе когнитивных, стилистических, тематических, коммуникативно-функциональных параметров [М.М. Бахтин 1979; Н.С. Ковалев 2001; М.Н. Кожина 1985; В.В. Ученова 1971]. В данной работе под жанром понимается специфическая динамическая модель структурно-композиционной организации некоторой коммуникативной разновидности текстов, сформированная экстралингвистическими факторами и отождествляемая с текстом [А.А. Акишина 1982; С. А. Скороходько 1991].

Взаимодействие конститутивных признаков сказочного дискурса позволяет выделить его ядерные и периферийные жанры в соответствии с реализацией в них категории сказочности на графико-фонетическом, лексическом, синтаксическом и стилистическом уровнях. В качестве ядерного жанра сказочного дискурса рассматривается сказка (анималистская, волшебная, бытовая), в которой отмечены все выделенные признаки сказочного дискурса. Лингвокультурное пространство сказочного дискурса структурируется от ядерного жанра к периферийным, образованным легендами, былинами и их фольклорными разновидностями, в которых наблюдается качественная и количественная вариативность признаков сказочного дискурса.

1.4 Тематическое содержание сказочного дискурса

Выявленные выше специфические конститутивные признаки сказочного дискурса позволили обозначить его тематическое содержание и границы. Тематика и ценности сказок изменяются от жанра к жанру. В нашей работе принята следующая классификация сказок: 1) анималистические сказки; 2) кумулятивные сказки; 3) волшебные сказки.

В анималистских сказках преобладают антропоморфные персонажи-звери. Участники дискурса посредством незатейливого рассказа пытаются постичь тайны природы. К ценностям дискурса анималистских сказок относятся такие качества, как умения, сноровка, сообразительность, ловкость, хитрость.

В кумулятивных сказках животные также наделены антропоморфными чертами. Основная тематика сказок - глупость персонажей пагубна и имеет последствия. К основным ценностям этой группы сказок относится создание адресантом малосюжетного рассказа, вне зависимости от оригинальности его смысла.

Тематика волшебных сказок более разнообразна. Это поиски счастья на стороне, приключения в волшебных странах, борьба с великанами, помощь безобразных существ людям за определенную услугу, принуждение героев выполнить данные обещания, превращение некрасивых, некогда заколдованных существ в прекрасных принцев, обогащение, свадьба, воцарение. Например, ситуации превращения, относящиеся к имлицитным формам репрезентации сказочности: … when Ann lifted the lid off the pot, off falls her own pretty head,and on jumps a sheep's head [Kate Crackernuts]. К ценностям дискурса волшебных сказок относятся доброе отношение ко всем, даже безобразным существам, любовь, преодолевающая все преграды и побеждающая злых духов. Справедливость, по убеждению рассказчика, восторжествует, так как миром правит любовь и доброта. Зло рано или поздно будет раскрыто и наказано. Красота не тускнеет, даже если она спрятана под бедной одеждой и грязью.

Жанр легенд также разнообразен по тематике и словарному составу, что объясняется универсальными характеристиками популярного древнего жанра, несколько видоизменившегося в наши дни [см. Д. Чубала 1994: 38]. В наиболее древних легендах актуальны ситуации столкновения с феями и эльфами и религиозно-нравственная тематика. Ценности дискурса этого жанра связаны преимущественно с религиозными догматами и канонами: грех будет неизбежно наказан, а феи и эльфы («нечистая сила») навлекут беду.

В “Le Morte d'Arthur” Т. Мэлори на первый план выступают хроники событий из жизни короля Артура, сменившие героический эпос (12-14 вв.). По определению Ю. А. Веселовского в «Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона», в центре эпического жанра средневековой куртуазной литературы - индивидуализированный образ героя-рыцаря, его подвиги во имя собственной славы, любви, религиозно-нравственного совершенства.

Король Артур и рыцари Круглого стола (King Arthur and the Knights of the Round Table) подобно персонажам сказок обладают особыми функциями, хранящимися в эпической памяти участников сказочного дискурса (устных или письменных рассказчиков, слушателей и читателей). Волшебник Мерлин (Merlin) колдует, предсказывает, незаметно появляется и исчезает. Сестры Артура злоумышляют против короля и т. д. Фея Моргана (Queen Morgan le Fay), моля о прощении, посылает Артуру в подарок плащ, который убивал тех, кто надевал его. Моргауза (Queen Morgawse of Orkney) учится колдовать, вызывать духов и менять свой облик в монастыре на зачарованном острове. Соблазнив Артура, она рождает предателя Мордреда. Ланселот, Тристан и другие персонажи всегда поражают драконов, врагов земных и небесных, отправляются на поиски святого Грааля (the Holy Grail). Тристан и Изольда (Sir Tristram de Liones and Queen/ La Beale Isoud), Гиневра и Ланселот (Queen Guenever and Sir Launcelot du Lake) на веки влюблены друг в друга. Король Пелинор (Pellinore), а впоследствии Сарацин Паломид (Sir Palomides) преследует Зверя Рыкающего (the Glatisant/Questing Beast) и перед своим крещением совершает подвиги во имя Иисуса Христа. Сэр Мордред (Mordred), во время сражений Артура во Франции, провозглашает себя Верховным Королем и требует руки жены своего отца. Убив в сражении Артура, Мордред гибнет сам. Галахад (Galahad), зачатый не без помощи магии, в жилах которого течет кровь лучшего рыцаря в мире сэра Ланселота и кровь короля Грааля, сопровождаемый ангелами, находит Грааль, потому что он самый достойный рыцарь в мире.

Ключевое понятие произведения “Sangreal” крайне обобщенное. В многочисленных исследованиях выделяются древние корни мифов о Граале как котле возрождения (кельтский Грааль), об ирландском роге изобилия, валлийской магической корзине, дарующей изобилие и счастье cryol > graal и т. д. Для христиан Грааль предстает как таинственная чаша -- символ евхаристии. Она отождествляется с чашей, в которую Иосиф Аримафейский собрал кровь распятого Христа (the signification of the blessed blood of our Lord Jesus Christ the which was brought into this land by Joseph Arimathie). Для Востока - это камень мудрости и другие не всегда официально принятые теории [И. М. Бернштейн 1993: 859; Ю. П. Вышенская 2001: 14; Н. И. Ходаковский 2003: 5-6].

Представители животного мира создают особый сказочный колорит: the Questing/glatisant Beast (Зверь Рыкающий), leopard, lion, hart, dragon, brachet, hounds. Звери населяют условное пространство “лес” (не случайно употребление словосочетания “the Forest Perilous”, так как лес таит опасность всякого рода [Book IX, Ch. XVI] ), “поле”, “луг” или “водный источник”: “… so the beast went to the well and drank, and the noise was in the beast's belly like unto the questing of thirty couple hounds; but all the while the beast drank there was no noise in the beast's belly: and there with the beast departed with a great noise, whereof the king had great marvel.” [Book I, Ch. XIX].

Вторжение зверей, а с ними и духов иных миров в запретное пространство, “замок”, “двор короля”, означает начало новых приключений рыцарей Круглого Стола, свершение ожидаемого королем и придворными чуда по случаю Великих праздников (Christmas, Easter) или торжеств, связанных с периодом правления Артура. Например: “Right so as they [knights of the Round Table], sat there came running in a white hart into the hall, and a white brachet next him, and thirty couple of black running hounds came after with a great cry, and the hart went about the Table Round as he went by other boards. The white brachet bit him by the buttock and pulled out a piece, wherethrough the hart leapt a great leap and overthrew a knight that sat at the board side; and therewith the knight arose and took up the brachet, and so went forth out of the hall, and took his horse and rode his way with the brachet” [Book III, Ch. V].

К периферии сказочного дискурса отнесено структурно неоднородная древнеэпическая поэма “Beowulf” (первая треть 8 в.), называемая в работе русским термином “былина” на основании сходства языка, стиля, композиции и прагматических целей произведения с героико-патриотическими песнями-сказаниями о богатырях и исторических событиях Древней Руси. “Беовульф” повествует о событиях, свершившихся до эпохи Великого переселения народов, где на первый план выступает героика, и сказочный компонент в них является лишь одним из пластов более масштабного по объемам повествования.

Система ценностей, утверждаемая в древнеэпическом произведении “Беовульф”, связана с языческой верой в судьбу, “ветхозаветного” Бога (скорее всего, как более позднее привнесение), принадлежность к роду, долг перед ним. Расчленение целостной ткани поэмы на языческие и христианские, с одной стороны, мифо-героические (былинные) и сказочные пласты повествования, с другой стороны, становится задачей трудноразрешимой, поскольку они слиты воедино в речи и сознании адресанта. Христианские “вкрапления” адресанта включают ветхозаветные, но никак не новозаветные сюжеты (несомненно, известные сказителю), что, вероятно, связано с их относительной близостью основным сюжетам древнегерманской космогонической мифологии: Almighty they knew not, Doomsman of Deeds and dreadful Lord [Chapter I].

Адъективное существительное Almighty, субстантивные словосочетания dreadful Lord, Doomsman of Deeds являются реминисценцией на библейскую книгу Исход 6:3: «Являлся Я Аврааму, Исааку и Иакову с именем «Бог Всемогущий», а с именем Моим «Господь» не открылся им»; на первую заповедь Ветхого Завета 20, 1-6 и др. В главе 1 описывается отрывок из книги Бытия 1, 1-22 о сотворении мира. Описание Гренделя в главе 1 служит аллюзией на сюжет книги Бытия 4:8-16 о первом убийстве на Земле. В сознании рассказчика он сочетается с языческими верованиями в великанов, эльфов и фей.

Слушателям и читателям поэмы интересны детали убранства роскошного дворца Хеорот, подробные описания поединков, ритуала угощения на пиру, праздничеств героев. Не менее важны для песносказителя и слушателей культ оружия: “блестящих” мечей, шлемов, щитов, лат. Они представляют как практическую, так и материальную ценность. Золото и его качества, блеск и яркость, являются наиболее частотными описаниями в произведении: Then shone the boars [Beowulf's helmet] over the cheek-guard; chased with gold, keen and gleaming, guard it kept o'er the man of war [Chapter IV].

Цель жизни эпического героя - искание земной славы, дающей материальные выгоды (уважение, почет, драгоценное оружие, дары, золото и другие сокровища) и обеспечивающей память о себе среди потомков, которая добывается мечом. Поэтому меч получает имя, что еще более сближает ее с волшебной сказкой, где отсутствуют четкие границы между денотатами животных, людей и неодушевленных персонажей: "Hrunting" they named the hilted sword, of old-time heirlooms easily first…[Ch. XXI]. В “Le Morte d'Arthur” письмена на чудесном мече, помещенном в камень, указывают также на его предназначение и будущего обладателя.

По сравнению с анималистскими и волшебными сказками, бытовые сказки предельно приближены к реальной действительности. Цель бытовой сказки заключается в изменении социальных и нравственных устоев общества, выдвижении новых общественных идеалов. Критика социального устройства осуществляется иносказательно, поэтому основными персонажами являются глупцы, действия которых высмеиваются.

В сказочных текстах, которые в межпоколенной передаче становятся прецедентными, аккумулируя ментальные стереотипы, также актуализируется лингвосемиотика сказочности, включающая знаки языковой и смешанной природы. К смешанным знакам мы относим символические изображения сказочного дискурса в виде синтеза первой заглавной буквы сказочного текста и иллюстрации, а также разного рода стилизацию шрифта заголовка сказочного текста. К языковым знакам относятся лексемы, обозначающие сказочных персонажей, признаки и действия, ирреальные и невыполнимые обычными людьми в обычных ситуациях, но реализующиеся несмотря на это, что и определяет знаковость сказочного события: a fish that can speak twelve languages (рыба, говорящая на двенадцати языках); a goose that lays golden eggs (курица, несущая золотые яйца); mirror in which you can see what anybody is thinking about (волшебное зеркало, в котором отражаются мысли); smb's magic power to see lost things (волшебная способность видеть потерянные вещи); to take the form of the rabbit/hare (превращаться в зайца - о ведьме).

Предшественниками волшебной сказки были миф и ритуал, в которых слово и действие наделены магической силой, постепенно утраченной в сказках [Д. Н. Медриш 1969]. Сказочный и религиозный дискурсы, как основные носители этнического начала в любой лингвокультуре, представляют две самые древние сферы коммуникации, взаимоотношения и взаимопересечения которых в диахроническом срезе были самыми разнообразными, вплоть до враждебных, но несмотря на известные запреты, рассказывание сказок широко практиковалось в народной среде в устной форме. При переходе из устной формы в письменную ключевым признаком становится не асимметрия ролевых отношений между сказочником и слушателем, а следование формульному стилю, обогащенному «описательными средствами» [Л.Ю. Брауде 1974], благодаря чему сказочный дискурс все более приобретает эстетическую ценность и дидактичность.

Изначально сказочный дискурс существовал в ситуациях с неравноправными участниками общения - рассказчиками-информантами и собирателями, фиксирующими реальное коммуникативное использование сказочного языка исполнителями, допускающими вариативность словесных форм одного и того же речемыслительного произведения, что влекло невосстановимость утраченной в устном изложении сказочной информации. Позже, в письменном модусе сказочного дискурса, фиксированная информация достигала получателей при помощи неравноправного участника сказочного дискурса - типографского наборщика или переписчика.

Спектр ролей участников сказочного дискурса со временем становится шире: творцы-составители, сказочники-импровизаторы, рядовые исполнители, собиратели-фиксаторы, собиратели-обработчики, авторы, технические исполнители-наборщики, получатели - слушатели или читатели.

Самовыражение языковой личности сказочного дискурса, т.е. автора сказочного текста, проявление его лингвокреативных способностей, индивидуальный своеобразный взгляд на явления, события и ситуации окружающей реальности воплощаются в лексико-семантическом и функциональном своеобразии разноуровневых языковых средств сказочного дискурса.

Каждая из подсистем общей языковой системы характеризуется совокупностью относительно однородных единиц и набором правил, регулирующих их использование и группировку в различные классы и подклассы. На графико-фонетическом уровне единицей исследования категории является фонетическая (графическая репрезентация). Единицами исследования лексического уровня категории сказочности являются слова (существительные, прилагательные, глаголы), заключающие в свою внутреннюю форму значение сказочности, сложные слова нестойкого типа, характеризующиеся непрочностью своей структуры, устойчивые несвободные фразеологические словосочетания, общеупотребительные или связанные со сказочной сферой употребления словосочетания (большей частью аппелятивная лексика), а также слова, ассоциируемые со сказочной тематикой, но не заключающие в свою внутреннюю форму значение сказочности.

В основе разработанной лингвокультурной концепции сказочный текст в рамках лингвистической парадигмы рассматривается в качестве сложного структурно-семантического образования, обладающего целостностью и смысловой завершенностью. В нашей работе сказочный дискурс понимается как коммуникативный процесс, вписанный в сказочный контекст, и его результат - текст, в котором находят отражение специфические параметры категории сказочности (чудо, аксиологичность, размытый хронотоп, структурная и семантическая итеративность). Актуализация сказочного дискурса связана с его общественной и социальной востребованностью.

Сказочный дискурс на раннем этапе своего становления и развития был облечен в форму ситуативно-ролевого дискурса с его непосредственными участниками - исполнителями-сказочниками и слушателями. При переходе из устной коммуникации в письменную, где ключевым признаком становится не ассиметрия ролевых отношений между сказочником и слушателем и следование традиционному формульному стилю, а язык в употреблении в широком значении, сказочный дискурс все более приобретает эстетическую ценность.

Участники общения и их роль в сказочном дискурсе изменяются (творцы-составители, сказочники-импровизаторы, рядовые исполнители, собиратели-фиксаторы, собиратели-обработчики, авторы, технические исполнители-наборщики, получатели слушатели или читатели). Соответственно, сказочному дискурсу, наряду с традиционно выделяемыми критериями, также присущ такой параметр, как эволюционность, переходность. В сказочном коммуникативном процессе, относящемуся к прошлому, отмечена вариативность фиксированных словесных форм одного и того же речемыслительного произведения у разных рассказчиков и необратимости времени для восстановления утраченной в процессе усвоения речевой информации.

Подтверждение существования, проявления и особой знаковости сказочного дискурса становится очевидным благодаря наличию областей проявления сказочного содержания, возможности рассмотрения явления в историческом ракурсе, его взаимосвязей с другими типами дискурсов, что указывает на социальные характеристики изучаемого объекта. Совместимость/несовместимость сказочного дискурса с другими видами дискурса, как нам представляется, основана на генетической связи и родовой общности дискурсов. Сказочный дискурс как реально существующая древняя коммуникативная система взаимодействует со многими видами дискурсов (религиозный, политический и т. д.). Наибольшая общность и родство сказочного дискурса отмечается с литературно-художественным.

Содержание сказочного дискурса можно трактовать как общее по отношению к жанрам сказочного дискурса - анималистским сказкам, волшебным и бытовым сказкам и другими. Сказка направлена на эстетическое восприятие чудесного вымышленного рассказа, имеющего развлекательную прагматическую направленность. Содержание сказочного дискурса соотносительно, например, с дискурсом правдоподобного рассказа.

В зависимости от древности и специфики жанра сказочного дискурса непосредственные участники моделируют общение, что указывает на эволюционно-закономерное развитие явлений языковой и неязыковой действительности в английской сказочной лингвокультуре. “сакральное:: десакрализованное”, “солидаризирующее:: дистанцирующее”, “ассиметричное:: относительно симметричное”.

Цель сказочного дискурса - эстетическое восприятие чудесного вымышленного рассказа для времяпровождения и достижения сатирического либо дидактического эффекта. Тональность общения варьируется в зависимости от жанра сказочного дискурса. В волшебной сказке она художественная, эстетическая, в легендарной - информативная, поучительная, в бытовой - шутливая, юмористическая. В сказочном дискурсе выявлены наряду с универсальными признаками (участники, цели, стратегии и т.д.) специфические: эпичность, повествовательность, установка на вымысел, эстетичность, развлекательность. Специфические свойства сказочного дискурса - устойчивость, надвременность, универсальность, что указывает на социальные характеристики изучаемого объекта. На этом основании сказочный дискурс рассматривается как психическая реальность созданных воображением виртуальных миров или ментальных пространств, в которой персонажи и разворачивающиеся сказочные события существуют в виртуальной среде дискурса, так как они реальны именно в ней.

2. Особенности репрезентации сказочного дискурса

Наличие общей прагматической функции жанров сказочного дискурса позволяет говорить о сказочности как категории лингвопрагматического характера, имеющей уровневое выражение, возможный и допустимый репертуар языковых средств применительно к различным ситуациям сказочного общения. Для характеристики исследуемых жанров сказочного пространства англосаксонской лингвокультуры необходимо решить следующие задачи: 1) определить основные способы вербализации лингвопрагматической категории сказочности на графико-фонетическом, лексическом, синтактико-стилистическом уровне, 2) определить специфику композиционной структуры текстов сказочного дискурса и основной набор стратегий рассказчика.

2.1 Репрезентация категории сказочности на графико-фонетическом уровне

Исследователи фольклора единодушно относят исполнение сказки к совершенно особому словесному искусству, искусству художественного слова. Задачей языковой личности сказочного дискурса является оказание наибольшего прагматического воздействия на слушателей во взрослой (первобытное общество, средневековье, становление капиталистических отношений, более поздние периоды непосредственной записи сюжетов) / или в детской аудитории (во все времена). Адресант сказочного дискурса стремится увлечь слушателей неправдоподобным рассказом, обладающим высокой связностью, создать художественную иллюзию чуда, придать звучанию сказки как можно больше сценической образности, что собственно, и связано с выделенными параметрами категории сказочности.

З.А. Сахарова относит чтение сказки к сценическому стилю, где изобразительный аспект интонации, интонационный показ, преобладает над рассказом с представленными слушателям образами говорящих персонажей. Интонационными параметрами, участвующими в акте изображения характеристик предмета или явления, выступают модуляции высотных и темпоральных показателей [З. А. Сахарова 1980:119]. Из-за незнаковой природы элементов звуковой подсистемы языка (кинакем, фонем, слогов) не обеспечивается функциональная связь звуковой подсистемы с двумя знаковыми языковыми подсистемами - грамматической и лексической [В. Я. Плоткин 1989:170]. При анализе письменного модуса сказочного дискурса мы вынуждены ограничиться графической репрезентацией фонетической стороны речи, так называемым "внутренним слушанием" [J. E. Behrend 1985:313].

Согласно проведенному анализу, основными способами графической репрезентации интонационных и произносительных особенностей речи, эксплицирования языковой личности в письменном модусе дискурса являются изменение шрифта, курсив, растягивание слова и другое. Следует отметить, что перечисленные способы относятся одними исследователями к графико-изобразительному оформлению текста [В. А. Кухаренко 1988:22], другими - к стилистическому анализу графики [И. В. Арнольд 1990:226-243]. Мы в своей работе относим графические изменения шрифта, не имеющие функции изменения просодических свойств устного модуса сказочного дискурса, к графическому уровню оформления дискурса, а графические способы, отражающие взаимодействие графики и звучания - к фонетическому.

Особого внимания заслуживает репрезентация графических средств актуализации сказочности непосредственно в сказочном тексте. Синтез первой буквы сказки и изображения представляет собой один из семиотических механизмов создания сказочного эффекта. Рисунок, как одно из архитектонических средств, составляет единонераздельную целостность и связность с письменным модусом дискурса, подчеркивая его знаковость.

Еще один участник сказочного дискурса - художник-интерпретатор, способствует оказанию большего прагматического воздействия на читателя посредством использования знаков смешанной природы. Сообщение, передаваемое смешанным знаком сказочного дискурса, позволяет прибрести читателю начальный, предтекстовый опыт. Таким образом, сказочный дискурс представляет собой взаимодействие разноуровневых семиотических систем, где сам текст сказки и категория сказочности выступают как знак, где означаемым является отражение опыта адресанта, фактов и явлений виртуального сказочного мира.

Очевидна и знаковость в тексте графической репрезентации фонетических средств, используемых личностью адресанта (48 примеров). К ним относятся:

1. Растягивание, членение слова на морфемы (слоги). В волшебной сказке растягивание используется адресантом для показа хвастливости ожившего пирожка:

Johnny-cake said: "I've outrun an old man, and an old woman, and a little boy, and two well-diggers, and two ditch-diggers, a bear, and a wolf, and I can outrun you too-o-o!" [Johnny-cake].

В сказке "My own self” ребенок фей растягивает слово из-за причиненной ему боли: "It's my own self," sobbed the fairy child, "and my foot's burnt sore. O-o-h!"

Данные примеры относятся к аксиологическому параметру категории сказочности. Растягиванием слова рассказчик подчеркивает и устрашающую таинственность мест, где живет полусказочный персонаж Tiddy Mun, что выявляет дискретный, ситуативный параметр чуда в легендах:

… my word! 'Twor a stra-ange an' ill place to be in, come evens” [Tiddy Mun].

Растягивание слова может сочетаться со стилистическим приемом звукоподражания, что относится к сфере итеративного параметра категории сказочности. Например, гудение ветра в американской сказке, близкой по сюжету сказки “The Bull, the Tup, the Cock, and the Steg”, передается следующим образом:

The wind said “Buzz-zoo-o-o-o-o!”… The wind found cracks and blew in them. “Bizzy, bizzy, buzz-zoo-o-o-o-o!”

2. Написание прописных букв всего слова (не первого) в предложении, словосочетании или предложении заглавными буквами. Например, в волшебно-легендарной сказке этот прием используется адресантом для показа эмоционального отношения бедной женщины к найденному “золоту”, оказавшемуся впоследствии коровьим оборотнем. Пример относится к аксиологическому параметру сказочности:

"Now that," said she, stopping to look at it, "would be just the very thing for me if I had anything to put into it!" … "Mercy me!" she cried, and jumped back to the other side of the road, "if it isn't brim full o' gold PIECES!!" [The Heddley Kow].

В кульминационном тематическом эпизоде волшебной сказке “Tom Tit Tot” используется рифма и аллитерационный повтор, показывающие его принадлежность к итеративному параметру сказочности:

Well, she backed a step or two, and she looked at it, and then she laughed out, and says she, pointing her finger at it: "Nimmy nimmy not||Your name's TOM TIT TOT."

В волшебной сказке о трех медведях и легенде написание предложений с заглавных букв сочетается со стилистическим приемом нарастания. Каждое последующее предложение превосходит предыдущее интенсивностью эмоционального тона. Это указывает на сочетаемость итеративного и аксиологического параметра сказочности в данном сегменте дискурса:

… the big Bear went to his chair and said "WHO'S BEEN SITTING IN MY CHAIR?" and the middling Bear said, "WHO'S BEEN SITTING IN MY CHAIR?" and the little Bear said, "Who's been sitting in my chair and has broken it all to pieces? " [Scrapefoot - K].

Наличие этих параметров сказочности наблюдается и в легендах.

At eleven she began to cry louder, and at twelve o'clock she heard a voice saying in a whisper, but gradually getting louder and louder: "Sally, I'm up one step."|| "Sally, I'm up two steps."|| …|| "Sally, I'm up twelve steps!"|| "Sally, I'm at thy bedroom door!!"|| "Sally, I HAVE HOLD OF THEE!!!" [The Old Man…].

3. Выделение всего слова или его части курсивом. Например, в волшебно-легендарной сказке “The Pied Piper of Franchville” курсив используется для указания на высокую плату за услуги (избавление города от крыс). Курсив сочетается со стилистическим подхватом. Во фрагменте взаимодействуют итеративный и аксиологический параметры:

- "Before night, " said he, "I shall have dispatched all the rats in Hamel if you will but pay me a gros a head."|| -"A gros a head!" cried the citizens…

Интересным случаем является взаимодействие курсива и недискретного аспекта сказочности в лживой сказке, где под сказочностью понимается не чудо как таковое, а ложь, то есть полное несоответствие явления реальной действительности, в корне противоречащей его природе. Например:

"But how am I to know the house?" said I. "Ho, 'tis easy enough," said they, "for 'tis a brick house, built entirely of flints, standing alone by itself in the middle of sixty or seventy others just like it." "Oh, nothing in the world is easier," said I. “Nothing can be easier,” said they: so I went on my way. Now this Sir G. Vans was a giant, and bottle-maker. And as all giants who are bottle-makers usually pop out of a little thumb-bottle from benind the door, so did Sir G. Vans. … and in the fourth there were twenty-four hipper switches threshing tobacco, and at the sight of me they threshed so hard that they drove the plug through the wall, and through a little dog that was passing by on the other side.

4. Написание полужирным и жирным шрифтом. Например, в отрывке, где продвижение героини в страшный замок жениха мистера Фокса, в целях показа адресантом усилительного нарастания голос повышается, а на письме увеличивается буквенный шрифт. Аксиологический параметр сочетается с итеративным параметром сказочности из-за использования параллельных конструкций: And when she came up to the gateway she saw written on it: Be bold, be bold ||…|| Be bold, be bold, but not too bold ||…||Be bold, be bold, but not too bold, || Lest that your heart's blood should run cold [Mr. Fox].

5. Скандирование с его графической репрезентацией относится к аксиологическому параметру сказочности:

… Cinderella was desirous to dance only with the prince as he with her, and so, when midnight came round, she had forgotten to leave till the clock began to strike, one -- two -- three -- four -- five -- six, -- and then she began to run away down the stairs as the clock struck eight -- nine -- ten.

Двенадцатый, роковой час все же отмечается адресантом при помощи более усилительного средства - заглавных букв:

… and as the clock struck eleven her shoes stuck in the tar, and when she jumped to the foot of the stairs one of her golden shoes was left behind, and just then the clock struck TWELVE, and the golden coach with its horses and footmen, disappeared, and the beautiful dress of Cinder Maid changed again into her ragged clothes and she had to run home with only one golden shoe.

6. Эмоциональные паузы [И. В. Арнольд 1990:229-230, Л. Г. Фомиченко 1995:17 и др.], отмеченные тире или многоточием. Они могут указывать на затянутую паузу перед каким-нибудь важным словом для того, чтобы привлечь к слову внимание или указать на ее ситуативность (физиологическая пауза хезитации). Может сочетаться с каким-нибудь заполнителем типа er, ugh, well. Наличие подобных пауз адресанта является признаком устной разновидности языка сказок, для которого свойственна краткость, эллиптичность, недоговоренность, определенная непоследовательность. Например, в волшебной сказке пауза является дополнительным средством создания сказочности:

"I told you you couldn't guess. What do you say to these beans? They're magical. Plant them overnight and --" [Jack and the Beanstalk]. В волшебно-легендарной сказке паузы передают эмоциональный накал высказывания: Yon gold pieces would have been a sight of bother to keep 'em safe. - Ay, I'm well quit of them, and with my bonny lump I'm as rich as rich ---!" [The Heddley Kow].

В бытовой сказке "A Pottle O'Brains” замешательство глупца при покупке горшка ума маркируется паузами хезитации (итеративный параметр сказочности): "Well," says he, "I can't mind nothing else about the weather, but let me see - the crops are getting on fine." || "Fine," says she.|| "And-and-the beasts is fattening," says he.|| "They are," says she.|| "And-and-" says he, and comes to a stop -" || I reckon we'll tackle business now, having done the polite like. Have you any brains for to sell?"

В волшебной сказке "The Blood Brothers” вынужденная пауза в речи персонажа выполняет функцию разграничения двух тематических событий:

Overjoyed, the two brothers made they way back toward the castle. On their way, each one told the other of his adventures. When it was the younger brother's turn to speak, he told of how the white wine had turned to blood red, how he had found his way to the castle, how he had slept with the princess -- --. He was not able finish his sentence. The older twin, hearing that his brother had slept with his wife, drew his sword and cut off his head.

7. Из знаков препинания наиболее часто в сочетании с другими графическими и фонетическими средствами употребляется восклицательный знак. Одним из примеров является сочетаемость восклицательного знака и звукоподражания с контактным лексическим повтором. Здесь наблюдается взаимодействие аксиологического и итеративного параметров сказочности:

But he had scarcely begun munching it as slowly as he could when thump! thump! thump! they heard the giant's footstep, and his wife hid Jack away in the oven.

8. Абзацный отступ в сказке иногда используется адресантами на письме для показа, что новый, встроенный в сказку рассказ, включенный в композицию текста, представляет собой самостоятельное произведение или сюжетный отрезок сказки. При устной репрезентации появляется новый речевой голос, обладающий индивидуальными качествами и интонационными возможностями. Например, в сказке [Jack and the Beanstalk]:

Jack was rather frightened at this caution, but promised to follow her directions.

Your father was a rich man, with a disposition greatly benevolent …;

"No," said the old lady. "Listen, and I will tell you the story of that castle:"

Once upon a time there was a noble knight, who lived in this castle, which is on the borders of fairyland…

Однако, как отмечает ряд исследователей, графическое членение письменного текста на абзацы может и не совпадать с его просодическим членением [Л. Г. Фомиченко 1995:13и другие].

Во многих случаях разнообразные графико-фонетические средства используются адресантом в комплексе, так как язык и естественное общение поддаются лишь искусственному расчлению для удобства описания в определенных, узко очерченных исследовательских целях.

2.2 Репрезентация категории сказочности на лексическом уровне

При анализе и определении сказочных признаков в ядерных и периферийных жанрах исследуемого дискурса слова и словосочетания с различным порогом устойчивости, передающие своей семантикой понятие сказочности, рассмотрены в текстах в следующей последовательности: анималистские, кумулятивные, волшебные сказки, легенды, “Le Morte d'Arthur”, “Beowulf”, бытовые сказки, то есть основные жанровые разновидности согласно классификациям советских и западных фольклористов (каталог сказок Аарне-Томпсона), а также масштабные эпические произведения, очерчивающие сказочное пространство англосаксонской лингвокультуры.

1. Как показывает проведенный анализ, в самом древнем жанре английских анималистских сказок отсутствуют слова (существительные, прилагательные, глаголы), в семантике которых зафиксировано понятие сказочности. Но в нем присутствуют устойчивые, свойственные практически всем жанрам ядра сказочного дискурса, словесные комплексы, относящиеся к хронотопическому параметру сказочности, типа:

“Once upon a time, when pigs spoke rhyme and monkeys chewed tobacco, and hens took snuff to make them tough, and ducks went quack, quack, quack, O!”

При разложении типичной для зачина речевой формулы выявляются следующие фразеологические единства, относящиеся к хроносу сказки: once upon a time; when pigs spoke rhyme, when monkeys chewed tobacco, when hens took snuff to make them tough.

Фразеологические единства воспроизводятся в сказочном дискурсе в качестве готовых единиц, но эти несвободные словосочетания различны по степени спаянности своих компонентов.

Что касается словосочетания once upon a time, то оно в более поздних жанрах сказок редуцируется до слова once, что на воображаемой шкале сказочного времени означает постепенный переход от неопределенного ирреального хроноса действия к более или менее определенному. Хронотопические словосочетания when pigs spoke rhyme, when monkeys chewed tobacco, when hens took snuff to make them tough, некогда употребленные как свободные словосочетания, из-за постоянного воспроизводства в процессе коммуникации приобрели устойчивый характер.

Основной структурный принцип образования этих сочетаний - существительное + глагол. Лексико-фразеологическая сочетаемость обусловлена спецификой сказочного общения, направленного на эстетическое восприятие чудесного вымышленного повествования, вследствие этого словосочетания демонстрируют отклонения от естественной логики реальных вещей. Адресант относит сказочное действие к тому периоду времени, когда животное выполняло действия, не свойственные своей природе. Вариативность компонентов устойчивых словосочетаний проявляется в наличии переменных аналитических форм и разных контекстов. Например, в узусе языка закреплен фразеологизм “when pigs fly”, то есть “когда свиньи полетят”, что полностью противоречит их природе, то есть фразеологическое словосочетание можно заменить на соответствующее ему слово “never”, “никогда”.

Кроме того, в сказочном дискурсе имеются слова и выражения, не заключающие в свою внутреннюю форму значение сказочности, но имеющие устойчивые ассоциации со сказочными ситуациями. Особенностью анималистских сказок является наличие лексико-семантической группы “birds” с входящими в нее такими представителями класса птиц, как the magpie, the thrush, the blackbird, the owl, the sparrow, the starling, the turtle-dove. Единственный представитель диких млекопитающих в анималистских сказках - the fox.

Аксиологический параметр сказочности выражается посредством описания персонажей атрибутивными словосочетаниями типа прилагательное + существительное. Чудесная антропоморфность персонажей-животных в самом древнем из имеющихся жанров, в анималистских сказках, передается негативными (the silly turtle-dove) либо позитивными характеристиками (the wise owl). Последнее словосочетание, возможно, впоследствии послужило для формирования устойчивого сравнения типа as wise as an owl в более поздних жанрах фольклора.

Чудо в анималистских сказках также передается свободным сочетанием слов (глаголов говорения, эмоционально-речевой деятельности и имен существительных, персонажей-животных), имеющих устойчивые ассоциации со сказочными ситуациями в дискурсе:

All the birds of the air came to the magpie and asked her to teach them how to build their nests; “Oh, that's how it's done,” said the thrush, and away it flew; “That suits me,” cried the starling, and off it flew.

Сказочность основана на представлении древней языковой личности о всеобщем говорении природы, отсутствии четких границ между животными и человеческими персонажами.

К группе слов и словосочетаний, ассоциирующихся с различными ситуациями в сказочном дискурсе, относится аппелятивная лексика и имя собственное анималистских сказок. По структурным характеристикам прозвище либо имя может быть монолексемным (Taffy - прозвище жителей Уэльса; Reynard) и полилексемным (Madge Magpie - птица сипуха). Cлово или номинативная группа в контекстном окружении обрастает «сказочными» коннотациями за счет употребления адресантом и персонажами-участниками различных прозвищных номинаций по отношению к ведущему персонажу. Вариация нейтральных, узуальных, шутливо-иронических номинаций (the magpie > Madge Magpie > Taffy) сигнализирует о взаимообусловленности сказочности с категорией оценки. Выдвижение категории сказочности в дискурсе также становится возможным благодаря наличию оппозиции узуального имени реального персонажа-человека и узуального имени антропоморфного персонажа. Например, в сказке “Reynard Steals Fish” противопоставленные имена Ann: Reynard (the Fox) являются маркерами того, что сказочное действие происходит на границе реального и виртуального миров.

Дополнительным средством создания сказочности являются пространственные характеристики сказки. Спецификой анималистских сказок является размытый хронотоп. Например:

Аll the birds of the air came to the magpie, однако местонахождение сороки неизвестно. В сказке о лисе Рейнарде пространство распространяется от дороги до дома мужчины: So he ran and he ran and he ran till he got far away in front of the cart and lay down in the road as still as if he were dead. … Reynard began to throw the fish out till there were none left, and then he jumped out himself without the man noticing it, who drove up to his door…

2. Сказочность в группе английских кумулятивных сказок передается специфичными для этой группы рифмующимися именами собственными. Например, Henny-Penny, Cocky-locky, Foxy-woxy. Вторые семантически менее значимые компоненты слова при помощи рифмы, чередования гласных, аллитерации передают общий ритм дискурса кумулятивных сказок, где ведущим является итеративный параметр сказочности. Имена персонажей часто рифмуются между собой: Titty Mouse and Tatty Mouse.

Герои кумулятивных сказок в основной массе являются животными: the pig, the dog, the ox. Определенная часть из них обозначается привычными номинациями зверей, служащими одновременно и их прозвищами, маркирующимися на письме заглавными буквами: the Mouse, the Duck, the Cat. Обычными персонажами кумулятивных сказок являются неодушевленные предметы: the stick, the fire, the rope. Чудо формируется на стыке реального и сказочного миров. Поэтому персонажами сказок могут быть и люди, маркируемые прозвищами, образованными по профессиональному, внешнему или возрастному признаку: farmer, baker; the old man, the оld woman. Последние представляют переходный случай между словосочетаниями и сложными словами, отличающимися высокой степенью связности компонентов, где значение целого выводится из его значений частей. Из-за отсутствия у личности адресата на данном этапе языкового развития четких границ между денотатами неодушевленных, животных и человеческих персонажей герои сказок выступают в качестве равноправных участников и могут вступать в конфронтацию между собой.

Все типы персонажей обладают антропоморфной способностью говорить, изъявлять свою волю и желания, выполнять действия, присущие человеку высокой социальной ступени развития:

“Then,” said the window, “I'll creak,” so the window creaked. She said to the fire: “Fire, fire, burn stick; Stick won't beat dog; The Mouse went to visit the Cat and found her sitting behind the hall door, spinning old breeches.

Имя прилагательное, как ведущий компонент в создании аксиологического параметра сказочности, употребляется в основном в составе атрибутивного словосочетания для описания качеств субъектов и объектов, выраженных именем существительным. В структурном отношении происходит редупликация прилагательного или его употребление после всех семантически значимых слов. Повтор имени прилагательного способствует созданию особого ритма дискурса и интенсифицирует качества предметов и признаки совершаемого действия при употреблении прилагательного перед наречием. Аксиологический параметр для создания особого колорита кумулятивных сказок взаимодействует с итеративным параметром сказочности. Например: a pair of broad, broad soles, ~ small small legs, ~ thick thick knees.

Поскольку в сказке традиционно наличие парных противопоставленных признаков, получающих определенную оценку, то в дискурсе противоборствующие персонажи маркируются прилагательными-антонимами: a wee, wee Mannie: a big, big Coo. Несмотря на наличие антагонистичных персонажей в кумулятивных сказках, их оценка со стороны адресанта не имеет объективного характера.

Персонажи четко не подразделены на отрицательных и положительных, как в волшебных сказках. Оценка персонажей, характеризующихся прилагательными, субъективна и заключает в себе определенное отношение к ним адресанта. Наибольшей частотностью обладают прилагательные с общей семой “маленький размер”. Наиболее нейтральным из них словом-гиперонимом является прилагательное small. Интенсификация признака происходит путем удвоения разговорного, стилистически сниженного wee и посредством сложного двухчастного прилагательного teeny-tiny с уменьшительно-ласкательным суффиксом -y, где в качестве двух основ выступают стилистически сниженное teeny. Аналогичными прилагательными, образованными по тому же принципу словосложения, являются teeny-weeny, teensy-weensy.

Пространство кумулятивной сказки ограничено обжитой территорией жилых объектов (the house) и местами общественных посещений (the market, the churchyard). Временные характеристики представлены нечетко. В более чем половине сказок временные характеристики неконкретны и размыты. Менее половины сказок означено временными словосочетаниями one day или one night. Незначительная часть сказок имеет типично сказочный зачин с устойчивыми сочетаниями слов once upon a time, ~ when all big folks were wee ones and all were true, there was а wee wee Mannie. Таким образом, основной отличительной чертой кумулятивных сказок является взаимодействие итеративного и аксиологического параметра сказочности для создания особого сказочного колорита посредством рифмы, чередования гласных, аллитерации.

3. В волшебных сказках выявлена группа существительных, прилагательных, глаголов (45 номинаций), передающих своей семантикой понятие “сказочности”. Расширяющийся лексикон адресата сказочного дискурса связан с новым этапом в языке сказки, обогащением системы понятий и представлений языковой личности в сказочной картине мира, а также изменяющимися потребностями и сознанием адресанта. Система оценок языковой личности этого периода более или менее четко группируется вокруг отрицательного и положительного полюсов. Сказочная, фикциональная лексика у участников сказочного дискурса приобретает определенную экспрессивно-оценочную окраску.

Для отбора лексических единиц, передающих своей семантикой понятие сказочности базовой явилась оппозиция поля реальный/нереальный. Критерием отнесения лексем этой группы к рассматриваемому полю сказочности считается наличие в их семантической структуре сем, указывающих на противоречащий реальному миру спектр сказочных понятий или их нахождение на стыке реального и фикционального миров. Поле сказочности распадается на микрополя, наиболее крупное из которых составляет микрополе “a living thing”. Оно делится на секторы “a living being” (magical creature) и “a human being” (person). Основными типами отношений единиц микрополя “a living thing” являются гиперо-гипонимия и синонимия, что указывает на наличие в сознании языковой личности представлений о параллельном существовании сказочных, виртуальных миров, населенных различными фикциональными созданиями.

В сектор “a living being” входят три ЛСГ: “spirit”, “animal”, “ semi-animal - semi-man”, где гиперонимом является “creature”, поскольку каждое слово-гипоним из ЛСГ дефинируется посредством указанного родового слова с более обобщенным значением. Аксиологический и чудесный параметр являются доминантными в волшебных сказках.

ЛСГ с доминантой “spirit” состоит из слов, находящихся между собой в отношении градации. Градуальное нарастание негативных качеств волшебных существ происходит в направлении: ghost > bogy > imp > demon > the Fiend > Lucifer. Градация негативных качеств отрицательных сказочных персонажей, вступающих в оппозицию с реальными героями-людьми, позволяет рассмотреть их в отношении синонимии.

Каждое из слов, за исключением слова Lucifer, дефинируется как “spirit”. При разбиении слов на элементарные смыслы (семы) установлено, что некоторые слова ЛСГ являются квазисинонимами на том основании, что, обладая частичной эквивалентностью, они не являются взаимозаменяемыми в контексте [В. Г. Вилюман 1980:72].

Идеографическими частичными синонимами могут быть признаны слова bogy, imp, demon, поскольку по данным Оксфордского энциклопедического словаря, словаря английского языка и культуры Лонгмана и словаря Хорнби, bogy - imaginary evil spirit (used to frighten children); imp - small devil or evil spirit; demon - wicked, cruel or evil spirit. Слово ghost означает spirit of a dead person, поэтому не может быть включено в данный синонимический ряд.

Слова demon, the Fiend, Lucifer можно считать стилистическими синонимами, так как the Fiend - это evil spirit, devil. Devil означает the greatest evil spirit. Lucifer - Satan, the Devil. Satan определяется как the Devil, the chief evil power, God's opponent. В стилистическом отношении слово demon - нейтральное, Lucifer - литературное. Образное слово the Fiend принадлежит к книжной поэтической лексике, характерной для древнеэпического произведения «Беовульф», Легенд о короле Артуре и другой средневековой литературы. Присутствие слова в одной из волшебных сказок, вероятно, объясняется ролью участников сказочного дискурса, собирателей и литературных обработчиков сказок.

ЛСГ с доминантой “animal” включает синонимичные слова: monster - a strange typically imaginary animal that is large, frightening, and usu. fierce; dragon - a large imaginary animal with wings and the power to breathe out fire; beast - esp. lit. an animal, esp. a four-footed one. Слово worm относится к классу устаревших. В настоящее время оно практически вышло из употребления и не фиксируется современными толковыми и двуязычными словарями. Слово закрепилось в жанрах фольклора, средневековых новеллах и названиях некоторых английских деревень, где по поверьям некогда обитали драконы.