Лингвокультурологические характеристики сказочного дискурса

Для ЛСГ с доминантой “semi-animal - semi-man” характерны отношения синонимии (giant, ogre) и комплементарной антонимии (giant/ fem. giantess; ogre/ fem. ogress). Giant - a creature in the form of an extremely tall strong man, esp. one who is cruel to humans. Ogre - a cruel and frightening giant who eats people.

Сектор “a human being” (person) включает две ЛСГ: ”fairy” “occupation” (человек, творящий чудо). Синонимический ряд с доминантой ”fairy” включает слова fairy > brownie > pixie > elf > goblin, расположенные по возрастающей степени враждебности к персонажам-людям. По данным словарей, fairy - small imaginary being with magical powers and shaped like a human. В волшебных сказках слово fairy наиболее частотное и нейтральное. Феи, обычно маркируемые по гендерным признакам, выполняют функцию помощниц героев. Brownie - small, good-natured, friendly fairy; определение автора-рассказчика в дискурсе сказки: a funny little thing, half man, half goblin, with pointed ears and hairy hide. Pixy - a small fairy believed to enjoy playing tricks on people. Elf - type of a small fairy, mischievous little creature. Goblin - a small, often ugly, fairy that is usu. unkind or evil and plays tricks on people.

ЛСГ “occupation” (человек, творящий чудо) представленa появившимся родом занятий, связанным с магией и потусторонним фикциональным миром. Слова этой группы противопоставляются по гендерному и возрастному признаку. Мужские наименования: magician - a person who can make strange things happen by magic; warlock - magician or wizard, esp. an evil one; enchanter - a person who uses magic spells, eg. in fairy stories, a magician; sorcerer - a person who is believed to practice magic, esp. with the help of evil spirits; conjurer - person who performs conjuring tricks, a magician. Женские наименования: enchantress; sorceress; witch - a woman who has magic powers, esp. one who can make bad things happen to people, such as an illness or accident; hag - ugly old woman or witch. Злыми и безобразными, как правило, бывают колдуньи и ведьмы, в то время как колдуны являются нейтральным членом оппозиции. Единственное сложное слово giant-killer, состоящее из двух основ, не входит в данный синонимический ряд и составляет оппозицию giant.

Отдельную синонимическую группу слов образуют абстрактные имена существительные с общей семой “the present state of a thing”: spell, charm, witchery, enchantment. Spell - a condition caused by magical power, enchantment, wichery; charm - act or words believed to have magic power, magic spell; enchantment - lit. or old use: a condition caused by magic powers, spell.

В волшебных сказках появляются три синонимичных абстрактных существительных wonder, marvel и ferly. Wonder - a feeling of strangeness, surprise, admiration, bewilderment or disbelief, that is produced by something unusually fine or beautiful, or by something unexpected or new to one's experience; marvel - something that causes wonder, admiration, (pleased) astonishment; слово “ferly” не зафиксировано англо-английскими словарями, в большом англо-русском словаре зафиксировано как принадлежащее к диалектизмам. Вещественные имена существительные представлены собирательными сказочными топонимами fairyland, elfland (the home of fairies) и единичным существительным wand (a slender stick or rod held in hand by a magician or a fairy when performing magic or magic tricks).

Группа имен прилагательных представлена тремя относительными прилагательными, передающими своей семантикой признак сказочности по производимому действию, эффекту, впечатлению. Прилагательные выражают указанные признаки через отношение к предмету, выраженному существительным: monstrous - like a monster in appearance, ugly and frightening; magic - caused by or used by magic; и синонимичное ему, по данным тезауруса Роже, прилагательное wonderful - causing wonder, very surprising. Данные прилагательные произведены от передающих понятие сказочности существительных: monster, magic, wonder.

В связи с присутствием группы существительных “occupation” (человек, творящий чудо) в лексиконе языковой личности появляются глаголы, означающие особый вид деятельности магов, волшебников и производные от этих глаголов причастия вторые, обладающие адъективными чертами. Bewitch - put a magic spell on sb. По данным тезауруса Роже, его синонимом является глагол enchant, а антонимом - глагол disenchant.

В волшебных сказках имеется группа лексических сочетаний, образованных при непосредственном соединении двух именных основ. Это сложные слова нестойкого типа, характеризующиеся непрочностью своей структуры. Они обладают способностью распадаться на составные компоненты и превращаться в словосочетания: the fairy baby, the magic wand.

Устойчивые фразеологические словосочетания в волшебных сказках встречаются редко. Некоторые из них не заключают в выводимое адресатом метафорическое значение, связанное с выработанными параметрами категории сказочности. Например, “before you could say `Jack Robinson'”, то есть “немедленно; в мгновение ока; не успел и глазом моргнуть”. Э. Партридж, ссылаясь на словарь вульгаризмов Гроуза, говорит о человеке по имени Jack Robinson, который наносил короткие визиты знакомым и удалялся прежде, чем успевали доложить о нем [цит. по А. Ф. Артемова, О. А. Леонович 2002:3]. Употребление словосочетания, относящегося к хронотопическому параметру сказочности, и установление его сочетаемостных свойств в структуре предложения позволяет определить выполняемую им функцию в сказочном дискурсе - указании на мгновенность, сиюминутность исполнения чудесного действия: … before you could say Jack Robinson his nose was the longer for a noble link of black pudding.

Фразеологическое словосочетание “when pigs spoke rhyme”, закрепленное также в паремиологическом фонде английского языка, также связано с хронотопическим параметром категории сказочности. Аналогичную структуру словосочетания, являющуюся по существу моделью не словосочетания, а предложения (when (cj) + N + V + N) имеют выражения when monkeys chewed tobacco, when hens took snuff to make them tough, то есть когда определенное животное или птица обладали свойствами, противоречащими своей природе. В плане семантики общее выводимое метафорическое значение словосочетаний - “никогда”.

Процесс перехода некогда свободного словосочетания в разряд устойчивых наглядно отражен в фольклоре. Например, словосочетание “goose/hen that lays the golden eggs”, встречается не только в сказках, но и в баснях Эзопа. В волшебной сказке “Jack and the Beanstalk” данное словосочетание еще не является фразеологическим, и, следовательно, сумма его компонентов не употребляется в переносном смысле: “Then he said, "Wife, bring me the hen that lays the golden eggs." So she brought it, and the ogre said, "Lay," and it laid an egg all of gold. …Then Jack crept out of the oven on tiptoe and caught hold of the golden hen, and was off before you could say "Jack Robinson." … And when he got home he showed his mother the wonderful hen, and said "Lay" to it; and it laid a golden egg every time he said "Lay."

В басне словосочетание проходит некоторый порог устойчивости: “One day while gathering eggs in the barn, the farmer discovered a large heavy goose egg that felt like a stone. … “Why, this looks and feels like a golden egg,” he said. … Daily they found a golden goose egg which they promptly sold. …Greedily they said, “Maybe the goose is full of eggs”. So they killed the goose and cut it open. They found, in their greed, that the inside of the goose differed not at all from any other goose. The Moral: Greed will always kill the goose that lays the golden egg” [Aesop Fables 1992:30]. Словосочетание “the goose that lays the golden egg” в широко известной басне является компонентом ставшего уже идиоматическим выражения “to kill the goose that lays the golden egg”, то есть “to spoil or destroy the thing that is or will be the main cause of one's profit or success”. Таким образом, свободные словосочетания, употребленные в сказках, послужили богатейшим источником формирования национально-прецедентных фразеологических единиц.

К лексическим средствам сказочности относятся многочисленные топонимы, прозвища и онимы существ, общеупотребительные и/или связанные в основном со “сказочной” сферой употребления. Например, прозвища: the small people, Tom Thumb и др.; имена существ, принадлежащих как земному, так и потустороннему миру: the Warlock Merlin; имена сказочных героев: Jack the Giant Killer; имена королей, правивших в стародавние времена (пространственно-временные маркеры сказки): William the Conqueror; топонимы: ороним the Land of Fairy, дромоним “Bridge of One Hair”, урочище the Forest of No Return, гидроним the Well of the World's End.

7. В текстах бытовых сказок отсутствует сказочная лексика, но описание нереальных действий, исключительных неповторимых ситуаций при помощи так называемых нонсенс-словосочетаний (a mare's egg - яйцо кобылы, the clicking toad - тикающая лягушка) создает своеобразный сказочный фон и дидактический комический эффект.

Под словосочетанием a mare's egg подразумевается тыква, под the clicking Toad - часы. В сказках высмеивается глупость персонажей, незнание элементарных вещей (кобыла не может вынашивать яйца) и религиозная забитость жителей отдаленной деревни (оброненные часы, “тикающая лягушка”, по мнению старейшин клана, предвещают наступление Судного дня). Распространенное словосочетание the parrot announcing to everyone the little circumstances which fell under its observation раскрывает суть социального конфликта: правду говорить, только себе вредить. Глагольные словосочетания раскрывают шуточные ситуации обмана, нонсенса. Словосочетание to have a golden thumb относится к сказке, в которой купец решает посмеяться над мельником, объявленным лжецом, так как его большой палец не золотой. Мельник, не растерявшись, отвечает, что палец у него золотой, но муж-рогоносец не способен этого заметить: A merchant that thought to deride a miller sitting among company said to him, "Sir, I have heard that every honest miller that tells the truth has a golden thumb."The miller answered, and said, "Sir, the truth is that my thumb is gold, but you have no power to see it, for it has the property that he who is a cuckold shall never have power to see it." Таким образом, в бытовой сказке выход из затруднительного положения находится не сам по себе, не при содействии неведомого чудесного помощника или заклинания, как в волшебных сказках, а посредством находчивости и смекалки героя бытовой сказки.

Ряд бытовых сказок о Готтемских умниках, ведущих себя неадекватно для того, чтобы быть избавленными от обременительных расходов по приему короля Иоанна Безземельного, проезжающего в окрестностях деревни, содержат глагольные словосочетания: to run to the market (about the cheese), to drown eels, to send the rent to the landlord with the hare. В определенном смысле они сходны с группой лживых сказок. За мягким юмором адресанта кроятся истоки социального конфликта английского общества 12-13 веков.

Бытовые сказки о глупцах “A Pottle O'Brains”, “The Three Sillies” содержат глагольные словосочетания, раскрывающие соответствующие качества героев. Например: to buy brains, to get the cow on to the roof to eat the grass; to rake the moon out of the pond и др. В сказке “Три глупца” полет фантазии уносит героиню так далеко, что, потеряв чувство реальности, она верит в надуманные беды. Такому же паническому эффекту поддаются ее родители. Молодой человек обещает жениться на девушке, если повстречает трех глупцов на своем пути. Поскольку глупцы на свете существуют, сказка для героини заканчивается благополучно. Среди немногочисленных устойчивых словесных комплексов в бытовых сказках встречается типичный сказочный зачин, несколько расширенный в бытовых сказках: “Once upon a time - and a very good time it was - when pigs were swine and dogs ate lime, and monkeys chewed tobacco, when the houses were thatched with pancakes, streets paved with plum puddings, and roasted pigs ran up and down the streets with knives and forks on their backs, crying “Come and eat me”...”

2.3 Репрезентация категории сказочности на синтактико-стилистическом уровне

Структура сказочного текста отличается в основном высокой степенью связности, что объясняется общим распространением различного вида фонетических, морфологических, лексических, синтаксических и других видов повторов, создающих основу ритмической организации текстов эпической направленности. Повторы играют важную роль в формировании текстовой базы первоначально устного модуса сказочного дискурса и соответственно эволюционирующих коммуникативных навыков языковой личности. Как было установлено нами ранее, различные виды повторов являются актуализаторами итеративного параметра сказочности. Судя по языковым особенностям, выдвижение данного параметра категории, наиболее значимо в группе кумулятивных сказок, представляющих интерес в качестве показателя структурация раннего, архаичного сознания. Мы рассматриваем их наряду с традиционными жанровыми формами сказочного дискурса на том основании, что этот особый тип сказок, идентифицируемый не по содержательному, а по композиционному принципу.

Кумулятивная сказка концентрируется на одном ходе, о любви нет и речи, нет морали, нет антагониста-вредителя и наказания, волшебство не играет никакой роли [A. Taylor 1934:165]. Все же, несмотря на примитивный сюжет, синтаксические, лексические, интонационные повторы в кумулятивных сказках являлись продуктивным способом порождения дискурса. В кумулятивных сказках принцип кумуляции наиболее отчетливо выражен и играет важную роль в смысловой организации сказочного дискурса. Кумулятивные сказки и сходные с ними по структурным характеристикам жанровые разновидности были разделены на группы.

В группу 1 включены ряд сказок со стандартным набором стилистических средств и более или менее сходной композиционной структурой дискурсов, построенной по принципу последовательного развития предикативной цепи в прямом и далее обратном порядке (принцип кумуляции). В дискурсе “The Old Woman and her Pig” контактные лексические повторы в составе одного предложения выполняют эмоциональную усилительную функцию: “Pig, pig, get over the stile…”, “Dog, dog, bite pig…”, “Stick, stick, beat the dog”.

Нарастание действия происходит при помощи приема градации, параллельных конструкций в цепи, перечисления предыдущих действий и введения нового действующего лица. Предикативные действия цепи выражены глаголами, характеризующими свойства сказочных персонажей. Последнее звено цепи первого событийного ряда (темы) аккумулирует действия предыдущих звеньев: “Cat, cat, bite the rat; Rat won't gnaw rope; Rope won't whip butcher; Butcher won't pen ox; Ox won't drink water; Water won't quench fire; Fire won't burn stick; Stick won't beat dog; Dog won't bite pig; Pig won't get over the stile; And I can not get home tonight.”

Служебное слово then связывает звенья цепи девять раз. Звенья 1-8 оканчиваются на “But персонаж 1-8 would not.” Цепь последовательных повторов прерывается на десятом персонаже. Действия совершаются в обратном порядке, что сигнализирует о начале новой темы, второго событийного ряда с контактными лексическими повторами. Конец сказки, связанный с заголовком и «трудной задачей» в начале, благополучен.

Группа 2 представлена сказкой “The Little Red Hen and the Grain of Wheat”. Дискурс состоит из шести звеньев цепи, последнее из которых ее разрушает. Структура дискурса такова, что в ней отчетливо наблюдается прием нанизывания, отличающийся от кумуляции тем, что предыдущие звенья предикативной цепи не повторяются вновь и вновь вплоть до установления причины возникновения цепи. Шесть предикативных звеньев построены при помощи тема-рематической прогрессии, не сводимой к повторению предыдущих действий. Тем не менее, дискурс обладает высокой степенью связности его элементов из-за повторов и параллельных конструкций в нем: первое звено:

… This wheat should be planted”, she said. “Who will plant this grain of wheat?” “Not I”, said the Duck. “Not I”, said the Cat. “Not I”, said the Dog. “Then I will,” said the Little Red Hen. …Последнее звено: … She made and baked the bread. Then she said, “Who will eat this bread?” “Oh! I will,” said the Duck. “And I will,” said the Cat. “And I will,” said the Dog. “No, no!” said the Little Red Hen. “I will do that.” And she did.

Группа 3 представлена так называемыми “horrible stories”, сказками, основанными на замедленном повторе. Сказки такого типа рассчитаны на детскую аудиторию. Действие в них нарастает постепенно, замедление действия достигается при помощи употребления различных видов повтора, параллельных конструкций. Оттягивание действия контрастирует с его неожиданной устрашающей концовкой. Дискурсы таких сказок произносятся с особой интонацией (характер произнесения высказываний обязательных персонажей - духов либо привидений может указываться на письме в скобках). Прагматическая интенция рассказчика в том и заключается, чтобы при создании эффекта громкости кульминационного высказывания и некоторых экстралингвистических способов (задувания горящих свечей в темной комнате), вызвать ощущение ужаса у слушателей и нежелание узнать дальнейшую развязку.

Сказка “The Strange visitor“ состоит из двух тематических частей. Первая часть - появление странного посетителя, вторая часть - диалог посетителя с одинокой женщиной. Первая часть представляет собой авторскую речь, связность в ней обеспечивается параллельными конструкциями и анафорическими повторами в них: “A woman was sitting at her reel one night; And still she sat, and still she reeled, and still she wished for company.” В используемом в дискурсе приеме нанизывания это предложение повторяется одиннадцать раз, образуя тема-рематическую прогрессию с вновь введенной информацией по формуле: In came a pair of n, and sat down on n-1, где под n подразумевается появившийся фрагмент тела странного посетителя, маркированный удвоенным лексическим повтором эпитетом. Это - small, small legs; thick, thick knees; thin, thin thighs; huge, huge hips; a wee, wee waist; broad, broad shoulders; small, small arms; huge, huge hands; a small, small neck; a huge, huge head. Инверсия, параллельные конструкции, повторы замедляют ход действия, держат в напряжении слушателей при постепенном нарастании напряжения вплоть до его разрешения.

Вторая часть построена в форме диалога, преобладающего над авторскими пояснениями на характер произнесения высказываний. Одиннадцать нанизываемых друг на друга звеньев представляют собой стандартные вопросы: “How did you get such n1, n2, n3, n4, n5, n6, n7, n8, n9, n10, n11.” Части тела повторяются в порядке их появления в отличие от обратного порядка в дискурсах группы 1. Происходит чередование членов большого и маленького размеров при постепенном нарастании эмоционального напряжения (climax). Ответы на вопросы стандартны. При употреблении в вопросах эпитетов small, small ответ один и тот же: “Aih-h-h! - late-and wee-e-e-moul.”(whiningly - четыре раза, pitifully - один раз). При употреблении в вопросах развитых частей тела ответы даются двукратными повторами деятельности персонажа, выраженными герундием: much tramping, sitting (gruffly), praying (piously), with carrying broom, threshing with an iron flail (gruffly). Последний вопрос двенадцатого звена выпадает из логического ряда: “What do you come for?” Краткий ответ “FOR YOU!”, произносимый очень громким голосом служит эмоциональной развязкой сдерживаемого ранее действия (suspense).

Группа 4 по структуре дискурса представляет собой маятниковый повтор. К ней относится сказка “Mouse and Mouser” на том основании, что принцип маятникового повтора предполагает поочередное воспроизведение двух равноправных в формально-смысловом аспекте сегментов дискурса, образующих между собой бинарную оппозицию +/ - [И. Ф. Амроян]. Основа структуры дискурса - диалог между мышкой и кошкой, состоящий из восьми равнозначных по структуре звеньев. Авторская речь использована лишь для указания в скобках на характер произнесения высказываний мышеловом и описания его действий в сильных позициях дискурса (в начале и в конце). Мышка - положительный персонаж, мышелов (she)- отрицательный. Схема диалога следующая: (2а+2в) х 8, где а - реплики мышки, в - реплики кошки, 8 - число звеньев дискурса. Принцип повтора реплики - замедлить ход действия, вследствие чего усложняется структура дискурса и увеличивается его объем. Основная схема дискурса усложняется усилительными лексическими повторами словосочетаний в составе всех предложений диалога: Mouse: What are you doing, my lady, my lady? (twice)|| Cat (sharply): I'm spinning old breeches, good body, good body…(twice).||

В звеньях реплик 3-7 наблюдается два формальных смысловых центра (положительный и отрицательный) с высокой степенью стереотипности и четкой ритмической структурой. Активным коммуникантом является мышка (положительное отношение). Общение строится по принципу стимул (мышка) > реакция (мышелов). I was sweeping my room, my lady, my lady, (twice)|| The cleaner you'd be, good body, good body, (twice)|| I found a six silver pence, my lady, my lady, (twice)|| The richer you were, good body, good body.||

Основные средства выражения связности высказываний мышки (положительный центр) между собой - их идентичное построение. Эти параллельные конструкции построены по принципу: прямого порядка слов, то есть подлежащее, сказуемое (в Past Indefinite и один раз Past Continiuos), прямое дополнение и далее дружеское обращение к коммуниканту-кошке в форме двух рифмующихся лексических повторов. Обращение к коммуниканту-кошке строится по принципу: объект > его сходство по внешнему виду, производимому впечатлению (метафора).

Основные средства выражения связности высказываний кошки (отрицательный центр) - экспрессивно-стилистическая функция порядка слов. Инверсия высказывания построена так, что в начале находится определительно-уточняющее слово, выраженное сравнительной степенью прилагательного с формой сослагательного наклонения were или аналитической формой с вспомогательным глаголом would. Высказывание оканчивается на рифмующийся лексический повтор-обращение. Обращение к коммуниканту-мышке как источнику пищи строится по принципу: объект > его размер (метонимия). Ритмичность дискурса подкрепляется параллельными конструкциями, повторами высказываний, полной рифмой между ними (my lady, good body). Ритмичность дискурса подчеркивается и его заголовком (не “Mouse and Cat”, а “Mouse and Mouser”).

Особой структурой текстов обладают английские волшебные сказки. Волшебно-кумулятивные сказки обладают чрезвычайно высокой степенью связности своих компонентов текста. В сказках регулярно воспроизводятся адресантом служебные (so, and, then) и самостоятельные части речи. Знаменательные слова могут заменяться на слова-субституты. В сказках этого типа повторяются словосочетания, предложения, целые сегменты дискурса. Одинаковые синтаксические конструкции, полностью взаимозаменяющие друг друга синонимичные конструкции либо частично замещающие, дополняющие друг друга конструкции, синонимические повторы с близкими по значению, но различающимися по семантическим оттенкам и стилистическим свойствам словами, выполняют в его составе постоянную, однозначную функцию, которая задается установкой на отражение определенной детали сказочной ситуации. Например: …and day by day her hate grew and grew and she plotted and she planned how to get rid of her [Binnorie]. The child gave a hop, skip and jump into the cradle [The Fairy Child and the Tailor]. В сказках частотны параллельные конструкции, перечисление сказочных персонажей и их действий, сочетающихся со стилистическим приемом градации, что указывает на присутствие аксиологического параметра сказочности. Параллельные конструкции сочетаются с лексическим повтором, аллитерацией, полисиндетоном: he was drowned dead, and dead, and dead indeed [Nix Nought Nothing]. Иденичные действия персонажей по мере развертывания дискурса могут быть предугаданы адресатом. Отличие сказок этого типа от кумулятивных заключается в наличии типичных сказочных клише в сильных позициях текстов волшебных сказок.

В типично волшебных английских сказках адресантом используются как контактные, так и дистантные лексические и синтаксические повторы, стихотворные вставки-заговоры, служебные слова. Например:

… and the swan maiden begged and begged that he would give her back her robe.

Ритмизация прямой стихотворной речи в волшебных сказках и ее переплетение с прозаическим пластом повествования является индикатором древнего происхождения текста и высокой степени связности его ритмико-мелодической структуры в сказках The Maiden and the Frog, The Old Witch, Binnorie и других. Например:

While she was speaking the frog knocked again at the door, and said,|| Open the door, my princess dear,|| Open the door to thy true love here!|| And mind the words that thou and I said|| By the fountain cool in the greenwood shade|| [The Maiden and the Frog]. Apple-tree, apple-tree, hide me,|| So the old witch can't find me;|| If she does she'll pick my bones,|| And bury me under the marble stones|| [The Old Witch].

Контактные лексические повторы, как стратегические составляющие языковых средств адресанта в сказках и легендах, сочетаются с приемом ономатопеи, выявляя интерпретацию внеязыкового звучания рассказчиком со схожыми звуками речи: Well, we sat up in bed, and then we could `ear someone coming upstairs - bump, bump, and kerflop, kerflop [Annie Luker's Ghost].

Часто встречаемой синтаксической конструкцией является сложноподчиненное предложение с придаточным времени, в котором используются союзы till, until. Например: аnd he flew, and he flew, and he flew, over seven Bends, and seven Glens, and seven Mountain Moors, until at last he came to the Crystal Mountain [The Swan Maidens].

Многократно в сказках встречаются рифмующиеся фразы, содержащие повтор, идентичные глаголы с послелогами или повторяющиеся контактные послелоги без глаголов, зачастую поставленные адресантом в начало предложения путем инверсии: And by-and-by it was time for the wife to send them away… [The Red Ettin]. So she went along and went along, till she came to the end of the wood [Catskin]. They ran hard, and on, and on, and on till they were out of sight [Nix Nought].

Рассказчики часто употребляют не только контактные троекратные лексические, синтаксические повторы, но и дистантные повторы эпизодов через регулярный интервал. Подобные эпизоды подразделяются на эпизоды, в которых повторяются однотипные действия следующих друг за другом персонажей. Например, сказки The Old Witch и The Green Lady подразделяются на два основные части: поиски счастья и преодоление препятствий доброй девушки, а впоследствии ее злой сестры. В первой части сказок преобладает структурная разновидность итеративного параметра категории сказочности. Действия сказочного персонажа имеют троекратный характер (эпический повтор). Во второй части сказки все более по сравнению с первой частью адресант использует прием компрессии. Итеративный параметр сказочности приобретает большей частью семантический характер, замещающий структурный итеративный параметр сказочности в менее древних текстах: Например, используются слова и словосочетания: The other sister thought she would do the same. It happed to her just the same as to the other girl - she forgot what she was told. [The Green Lady]. So the second head came up, and met with no better treatment than the first [Princess of Canterbury].

Ко второму типу дистантных повторов эпизодов через регулярный интервал относятся ритмические повторы, которые служат пограничными маркерами в тех отрезках сказочного дискурса, где происходит опосредование нового блока информации и формальное закрепление качественных изменений языковых способов актуализации категории сказочности в тексте. Повтор, таким образом, является индикатором определенного ритма в последовательном и попеременном чередовании способов введения признака сказочности. Например, в сказке “Molly Whuppie” происходит выдвижение параметра чуда/волшебства за счет акцентировании внимания адресата на предшествующем итеративном параметре сказочности. They all got out safe, and they ran and ran (структурно-итеративный параметр сказочности): They never stopped until morning (семантико-итеративный параметр сказочности), when they saw a grand house before them. It turned out to be a King's house, so Molly went in and told her story (введение параметра чуда/волшебства при помощи типично сказочного топонима - замка и его знатного владельца - короля). Molly ran out of the door, and took the sword with her. She ran, and the giant ran, till they came to the “Bridge of One Hair.” She got over, but he couldn't; and he cried, “Woe unto ye, Molly Whuppie, if ye ever come here again!”.

В легендах и волшебно-легендарных сказках встречается анадиплоза, подхват адресантом последнего слова или словосочетания предыдущей фразы (части фразы) в начале последующей: Turn again, Whittington, Thrice Lord Mayor of London. “Lord Mayor of London!” said he to himself [Whittington and His Cat].

В некоторых легендах, кумулятивных и волшебных сказках повторение ключевых слов и словосочетаний создает различную степень ритмизации текста. В кумулятивных сказках распространен итеративный параметр сказочности через регулярный интервал, в волшебно-бытовых и легендарных - через нерегулярный интервал для усиления категоричности высказывания, в которое адресат должен поверить либо принять за занятную комическую ситуацию [Teeny-Tiny, Room for one More, Visitor from Paradise].

Повторы, иногда тавтологические, свойственные территориальным диалектам и просторечным выражениям, сопровождаются паузами делиберации, паузами самокоррекции, запинки или прерывания вследствии вмешательства собеседника: `Granpapa!' The king went on talking. `Granpapa!' `Be quiet, David.' `But, Granpapa - ' The king finished the conversation, and then said, `Well, what was it?' Oh, it's nothing, Granpapa. There was a slug on your lettuce, but you've eaten it now [King Edward…].

Древнегерманское стихосложение основывалось на ритме, определявшем число ударных слогов в стихе. В эпической поэме “Беовульф” итеративный параметр сказочности представлен аллитерационным повтором, то есть созвучием начальных звуков слов, находящихся под смысловым ударением и повторяющихся в двух соседних стихах: wide and wondrous, wound with bands; and in artful wise it all was wrought; unhallowed wight, grim and greedy, he grasped betimes, wrathful, reckless, from resting-places, thirty of the thanes, and thence he rushed fain of his fell spoil, faring homeward, laden with slaughter, his lair to seek [Ch. II].

Адресант использует контактные синонимические повторы слов, клишированных и свободных словосочетаний. Повторы слов и словосочетаний бывают синонимичными и частичными “корневыми”. Ядерное слово в синонимичных словосочетаниях может находиться как в препозиции, так и в постпозиции, а также обрамляться соответствующими определениями с обеих сторон или в цепочечном порядке: the band sat down, and watched on the water worm-like things, sea-dragons strange; these liegemen mine he ruined and ravaged. Reft of life, in arms he fell; the strangest being, loathsome, lying their leader near, prone on the field, the fiery dragon, fearful fiend, with flame was scorched и др. Особым видом повтора в поэме может быть назван интертекстуальный повтор: On kin of Cain was the killing avenged by sovran God for slaughtered Abel [Chapter I]. В тексте “Беовульфа” присутствует множество аллюзий, на которых адресант не акцентирует внимание слушателей, вероятно, из-за их прецедентности в ту далекую от современного читателя эпоху. По этой причине в настоящее время адресат при декодировании смысла приходит к заключению, что адресант в “Беовульфе” все время возвращается к уже сказанному, прерывается реминисценциями и отступлениями от основной линии произведения. “Беовульф”, как и Легенды о короле Артуре содержит немало эпических противоречий, считающихся разновидностью повтора.

Стилю “Le Morte d'Arthur” присущи общефольклорные эпические черты: аллитерация имен собственных действующих персонажей и созвучных топонимов. По сложившейся германской традиции аллитерируются имена близких родственников: So Sir Uwane was discharged. And when Sir Gawaine wist that, he made him ready to go with him; and said, Whoso banished my cousin-germain shall banish me [Book IV, Ch. XVI]; how Balin met with his brother Balan; two strong castles of his, of the which the one hight Tintagil, and the other castle hight Terrabil [Ch.I].

В тексте встречаются постоянные субстантивно-адъективные и адвербиально-адъективные словосочетания:fair damosel, wonderly wroth. Повтор созвучных, рифмующихся, зачастую синонимичных слов встречается по всему тексту “Le Morte d'Arthur”: When the duke had this warning, anon he went and furnished and garnished two strong castles of his, of the which the one hight Tintagil, and the other castle hight Terrabil [Ch.I]; Then Sir Tristram used daily and nightly to go to Queen Isoud [Book VII, Ch. XXXIV].

Адресант использует частичный корневой повтор: the hart leapt a great leap [Book III, Ch. V]. Контактные синонимические и дистантные повторы, полные и частичные параллельные конструкции, приводящие зачастую к своеобразной тавтологии, вероятно, необходимы для достижения особой эстетической функции фольклорного текста: … that came from as false a sorceress and witch as then was living; and the duke was called the Duke of Tintagil. And so by means King Uther sent for this duke, charging him to bring his wife with him, for she was called a fair lady, and a passing wise, and her name was called Igraine [Book I, Ch.I]. … the Questing Beast that had in shape a head like a serpent's head, and a body like a leopard, buttock like a lion, and footed like a hart [Book VIII, Ch. XII]. … for the high Lord which he served He him preserved [Book XV, Ch. II].

Параллельные конструкции и повтор часто сочетаются со стилистическим приемом антитезы:

What the devil is upon thee this day? For Sir Palomides' strength feebled never this day, but ever he doubled his strength [Book VIII, Ch. LXXI]. Полисиндетон и анафорическое употребление лексически тождественных слов и словосочетаний создают ритмико-мелодическую структуру текста, уподобляющую его устному произведению:

And then he laid him down to sleep. And then him thought there came an old afore, the which said: Ah, Launcelot of evil faith and poor belief, wherefore is thy will turned so lightly toward thy deadly sin? And when he had said thus he vanished away, and Launcelot wist not where he was become... [Book XV, Ch. V] And then he told her altogether word by word, and the truth how it befell him at the tournament. And after told her his advision that he had had that night in his sleep [Book XV, Ch. VI]. Троекратный эпический повтор используется как в структуре отдельной главы, так и в макроструктуре отдельной книги или всего произведения. Например, Мерлин имеет обыкновение дважды являться в чужом обличье, а затем в своем: Right so came by him Merlin like a child of fourteen year of age, and saluted the king, and asked him why he was so pensive. …So departed Merlin, and came again in the likeness of an old man of fourscore year of age, whereof the king was right glad, for he seemed to be right wise. … I am Merlin, and I was he in the child's likeness [Book I, Ch. XX].

Макроструктурный повтор-проспекция того, что произойдет впоследствии, используется как автором, так и персонажами (в основном Мерлином): Ah, said King Arthur, ye are a marvellous man, but I marvel much of thy words that I must die in battle. Marvel not, said Merlin, for it is

God's will your body to be punished for your foul deeds; but I may well be sorry, said Merlin, for I shall die a shameful death, to be put in the earth quick, and ye shall die a worshipful death [Book I, Ch. XX].

Кроме того, в “Le Morte d'Arthur” встречаются макроструктурные повторы-ретроспеции (итеративные отступления от основной линии повествования). Описание уже знакомых адресату событий происходит при помощи компрессии и семантического повтора. Например, рассказ о том, когда и при каких обстоятельствах был зачат Артур будущей супругой короля Утера, который впоследствии признался, что отцом ребенка был он сам: The same night that my lord was dead, the hour of his death, as his knights record, there came into the castle of Tintagil a man like my lord in speech and in countenance, and two knights with him in likeness of his two knights Prastias and Jordanus, and so I went unto bed with him as I ought to do with my lord, and the same night, as I shall answer unto God, this child was begotten upon me [Book I, Ch. II].

Повторы эпизодов и типичных коммуникативных ситуаций играют далеко не последнюю роль в произведении (ритуализированное поведение в битве, вытаскивание меча из камня Артуром и Галахадом, узнавание имени персонажей, чудо по случаю религиозного праздника). В тексте встречаются интертекстуальные и интертекстуально-аллюзивные повторы. К интертекстуальным повторам относится встроенный рассказ о любви Тристана и Изольды, а к интертекстуально-аллюзивным повторам - рассказ Моисея, автора Пятикнижия, о толковании снов библейским персонажем Иосифом (Быт. 41: 17-33), продолжаемый далее персонажем “Le Morte d'Arthur”, и другие аллюзии на разнообразные религиозные источники, что перспективно рассматривать в свете когнитивной подхода к исследованию повторов.

Анализ актуализации графико-фонетических средств категории сказочности выявил знаковость сказочного дискурса посредством подчеркивания роли участников дискурса, графически репрезентированных в нем, и отчасти прагматических, риторических и стилистических характеристик языка сказки. Графические средства актуализации сказочности представлены в синтезе инициальной буквы с иллюстрацией, в стилизации шрифта, представляющими семиотические механизмы создания сказочного эффекта.

Графическая репрезентация автора-рассказчика в сказочном дискурсе представлена растягиванием слов, написанием слова, словосочетания или предложения заглавными буквами, выделение всего слова или его части курсивом, полужирный и жирный шрифт, скандирование, эмоциональные паузы, восклицательный знак. Немаловажную роль играет абзацный отступ и более всего вся система графико-фонетических средств, в комплексе используемых адресантом.

Анализ актуализации лексических средств категории сказочности выявил специфику лексики сказочного дискурса. Сказочные персонажи и чудесные ситуации как фоновые знания получают в сознании адресанта языковую интерпретацию в виде лексем (существительных, прилагательных, глаголов, причастий) со значением сказочности, которые сгруппированы в микрополя, лексико-семантические группы, отдельные пары синонимов и антонимов. Основными парадигматическими отношениями внутри поля являются синонимия, гиперо-гипонимия и комплементарная антонимия. Особую роль в формировании категории сказочности играют фразеологические словосочетания, а также аппелятивная лексика сказочного дискурса.

В волшебных сказках параметр чуда зачастую сочетается с аксиологическим (наличие ценностей и антиценостей) и размытым хронотопом. В состав ядра сказочного дискурса входят анималистские и кумулятивные сказки, где доминируют чудесный, аксиологический и итеративный параметр сказочности. К ближней периферии сказочного дискурса нами отнесены сходные по семантико-структурному строению и тематике с волшебными сказками легенды и “Le Morte d'Arthur”. Ведущими параметрами в легендах являются чудо, аксиологический параметр, специфичный пейоративным характером слов и словосочетаний, позитивным либо негативным отношением к чудесному явлению, в которое, в отличие от волшебных сказок, участники дискурса верят. Хронотоп соизмерим с реальным временем и местом, реализуя информативную функцию легенд. 6. В былинах интегративный параметр чуда представлен обобщенными типизированными сказочными функциями героев-антагонистов. Сказочность получает более глубокое и четкое осмысление в аксиологическом параметре исследуемой категории посредством словосочетаний, обладающих относительной вариативностью и цельностью номинации в пределах эпической нормы. Хронотоп ограничен дворцом, логовом чудовищ и морем. Английские бытовые сказки, входящие в классическую триаду со сказками о животных и волшебными сказками в классификациях советской фольклористической школы, отмечены реалистичными чертами и своим сходством с анекдотами, плавно соскальзывающими в юмористический тип дискурса. Лексика и словосочетания этих жанров описывают ситуации с завуалированным комическим или абсурдным характером для веселья и развлечения (чудо реалистично).

Заключение

В проведенном исследовании была предпринята попытка рассмотреть лингвокультурные характеристики сказок в англоязычном сказочном дискурсе. Под сказочным дискурсом в работе понимается коммуникативный процесс, вписанный в сказочный контекст, и его результат - текст, погруженный в ситуацию англосаксонской культуры, в котором находят отражение специфические параметры категории сказочности (чудо, аксиологичность, размытый хронотоп).

Для адекватного понимания лингвокультурной специфики англоязычной сферы сказочного общения была поставлена цель определить основные характеристики английской сказочности, составляющие специфику именно английской лингвокультуры.

Актуализация сказочного дискурса связана с его общественной и социальной востребованностью. Сказочный дискурс представляет собой общение с целью эстетического восприятия чудесного вымышленного рассказа для времяпрепровожения, развлечения и достижения дидактического либо сатирического эффекта. Канал общения в сказочном дискурсе устный или письменный, контактный или дистантный, непосредственный или опосредованный.

В сказочном дискурсе выявлены наряду с универсальными признаками (участники, цели, стратегии и т. д.) специфические: эпичность, повествовательность, установка на вымысел, эстетичность, развлекательность. Специфические свойства сказочного дискурса - устойчивость, надвременность, универсальность, что указывает на социальные характеристики изучаемого объекта. Сказочный дискурс рассматривается как психическая реальность созданных воображением виртуальных миров или ментальных пространств, в которой персонажи и разворачивающиеся сказочные события существуют в виртуальной среде дискурса, так как они реальны именно в ней.

Сказочный дискурс активно взаимодействует с другими типами дискурсов, что обосновывает его рассмотрение как отдельного вида дискурса. Совместимость сказочного дискурса с другими видами дискурса основана на их генетической связи и родовой общности. Наибольшая общность и родство сказочного дискурса отмечается с художественным и религиозным дискурсами.

В системе основных параметров категории сказочности выделяются оппозиции различительных признаков, основной из которых является сказочное:: несказочное. Исходя из фактического материала показано, что базовыми параметрами категории сказочности являются чудо, аксиологичность (наличие ценностей и антиценностей), размытый хронотоп, структурно-семантическая итеративность. Определено, что механизмы актуализациии сказочности наиболее отчетливо проявляются в волшебной сказке благодаря: а) стилизации графико-фонетических средств, синтезу инициальных букв сказочного текста с иллюстрациями (графико-фонетический уровень); b) активному использованию тематических групп лексем, обозначающих волшебные существа и сказочных героев, волшебников, а также многочисленных топонимов, прозвищ и онимов сказочных существ, живущих в реальном и потустороннем мире.

Языковой анализ на графико-фонетического уровне показал специфику актуализации категории сказочности в текстах сказочного дискурса и выявил знаковость сказочного дискурса посредством подчеркивания роли участников дискурса, графически репрезентированных в нем. Графические средства актуализации сказочности представлены в синтезе инициальной буквы с иллюстрацией, в стилизации шрифта, представляющими семиотические механизмы создания сказочного эффекта. Графическая репрезентация автора-рассказчика в сказочном дискурсе представлена растягиванием слов, написанием слова, словосочетания или предложения заглавными буквами, выделением всего слова или его части курсивом, полужирным и жирным шрифтом, скандированием, эмоциональными паузами, восклицательным знаком, абзацным отступом в тексте.

Анализ актуализации лексических средств категории сказочности выявил специфику лексики сказочного дискурса. Сказочные персонажи и чудесные ситуации как фоновые знания получают в сознании адресанта языковую интерпретацию в виде лексем со значением сказочности, которые сгруппированы в микрополя, лексико-семантические группы, отдельные пары синонимов и антонимов. Основными парадигматическими отношениями внутри поля являются синонимия, гиперо-гипонимия и комплементарная антонимия. Особую роль в формировании категории сказочности играют фразеологические словосочетания, а также аппелятивная лексика сказочного дискурса.

В волшебных сказках параметр чуда сочетается с аксиологическим и размытым хронотопом. В состав ядра сказочного дискурса входят анималистские и кумулятивные сказки, где доминируют чудесный, аксиологический и итеративный параметр сказочности. К ближней периферии сказочного дискурса отнесены легенды и “Le Morte d'Arthur”. Ведущими параметрами в легендах являются чудо, аксиологический параметр, специфичный пейоративным характером слов и словосочетаний, позитивным либо негативным отношением к чудесному явлению, в которое верят. Хронотоп соизмерим с реальным временем и местом. В былинах параметр чуда представлен обобщенными типизированными сказочными функциями героев-антагонистов. Сказочность получает четкое осмысление в аксиологическом параметре исследуемой категории посредством словосочетаний, обладающих относительной вариативностью и цельностью номинации в пределах эпической нормы. Хронотоп ограничен дворцом, логовом чудовищ и морем. Английские бытовые сказки отмечены реалистичными чертами и своим сходством с анекдотами. Лексика в них описывает ситуации с завуалированным комическим или абсурдным характером для веселья и развлечения

Специфика коммуникативных стратегий языковой личности соответствует целям жанра сказочного дискурса и коммуникативным потребностям языковой личности той или иной эпохи. Стратегии рассказчика могут быть направлены на организацию сказочного текста определенного жанрового канона; на выбор графических, лексических и стилистических средств с целью оказания воздействия на адресата на раскрытие авторского мировоззрения и отношения к ситуациям сказочного дискурса.

Анализ языка показывает, что специфика английской культуры, как совокупности материальных и духовных особенностей народа, определяет специфику организации его мышления, общественной и повседневной жизни и находит проявление в языке сказочных текстов. Большинство английских волшебных сказок по своим структурным и семантическим особенностям приближены к легендам. На этом основании можно сделать вывод о том, что английская сказочность как лингвокультурное понятие обладает реалистичными чертами и конкретными пространственно-временными характеристиками, что говорит о рациональном характере англичан. В бытовых сказках преобладает реалистический тип сказочности (чудо реально). Сказки этого типа отражают национальные особенности английской лингвокультуры, где одной из доминантных ценностей и нормой коммуникативного этнокультурного поведения является юмор. Бытовые сказки по своим целям и функциональным особенностям приближены к английским анекдотам, плавно соскальзывающих в смежные жанры юмористического дискурса.

сказочный дискурс лексический фонетический

Список использованной литературы

1. Алефиренко Н. Ф.Смысловая структура текста // Текст как объект многоаспектного исследования. - С-Петербург-Ставрополь, 1998. - С. 35-40.

2. Аникин В. П. Русская народная сказка. - М., 1959. - 234 c.

3. Антипова А. М. Система английской речевой интонации. - М., 1979. - 129 с. Аппатова В. С. Атрибутика персонажей Британской народной волшебной сказки (Семасиологическое исследование): Автореф. дис… канд. филол. наук: - Одесса, 1990. - 21 с.

4. Арнольд И. В. Лексикология современного английского языка. - Москва: Высшая школа, 1973. - 303 с.

5. Арнольд И. В. Стилистика современного английского языка (стилистика декодирования). - Москва: Просвещение, 1990. - 300 с.

6. Артеменко Е. Б.Принципы народно-песенного тестообразования. - Воронеж: Издательство Воронежского университета, 1988. - 171 с.

7. Артемова А. Ф., Леонович О. А. Прозвища в английском языке // Иностранные языки в школе. - 1981. - № 6. - С. 78-80.

8. Арутюнова Н. Д. Дискурс // Лингвистический энциклопедический словарь.- М.: Советская энциклопедия, 1990. - С. 136-137.

9. Арутюнова Н.Д. Дискурс - анализ: оценочные семантики. - М., 1998.- 101 с.

10. Бахтин М. М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках. Опыт философского анализа// Эстетика словесного творчества. - М.: Искусство. 1979. - С.281-307.

11. Бент (Акуз) А. Г. Сказочные повести П. Трэверс о Мэри Поппинс в контексте английской игровой культуры: Автореф. дис… канд. филол. наук: - Челябинск, 1997. - 22 с.

12. Брауде Л. Ю. Сказочники Скандинавии. - Л.: Издательство «Наука», Ленинградское отделение, 1974. - 239 с.

13. Брауде Л. Ю. Скандинавская литературная сказка. К проблеме развития жанра: Автореф. дис… д-ра филол. наук. - Москва, 1978. - 35 с.

14. Брокгауз Ф. А..-И. А. Ефрон Сказки // Энциклопедический словарь. Репринтное воспроизведение издания Ф. А. Брокгауз - И. А. Ефрон.1890 г. - М.: «Терра - Terra», 1992. - С.162.

15. 38) Бурова В. Л. Когнитивный аспект мифа в составе художественного текста (на материале англоязычных художественных текстов): Автореф. дис… канд. филол. наук. - М., 2000. - 26 с.

16. Викулова Л. Г. Волшебная французская литературная сказка конца XVII - конца XVIII века: Прагмалингвистический аспект. - Иркутск: ИГЛУ, 2001. - 286 с.

17. Власова Г. И. Детская волшебная сказка в современных записях: (Традиционная поэтика): Автореф. дис… канд. филол. наук. -М.,1990. - 18 с.

18. Волков А. М., Волкова З. Н. Беовульф. Англосаксонский эпос: Учебное пособие по курсу «История английского языка». - М.: Издательство УРАО, 2000. - 104 с.