Стратегия и тактика демагогического речевого воздействия в художественной прозе Ф.М. Достоевского: "Село Степанчиково и его обитатели", "Преступление и наказание", "Братья Карамазовы", "Бесы"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Министерство высшего и среднего специального образования

Республики Узбекистан

Андижанский государственный университет

имени З.М.Бабура

Магистерская диссертация на тему:

«Стратегия и тактика демагогического речевого воздействия в художественной прозе Ф.М. Достоевского: «Село Степанчиково и его обитатели», «Преступление и наказание», «Братья Карамазовы», «Бесы»

Выполнила: магистрант кафедры филологии

По специальности родной язык и литератур

(русский язык и литература)

Семенеева Лаура Фаритовна

Научный руководитель:

канд.филол.наук, доц. Муминов М.Т.

Андижан - 2015

Содержание

Введение

Глава 1. Ф. М. Достоевский в концепции психологизма

1.1 Психологические аспекты поэтики Ф. М. Достоевского

1.2 Концепция «Потока сознания» и специфика автобиографичности

Выводы по 1 главе

Глава 2. Речевое воздействие как наука

2.1 Понятие речевого воздействия

2.2 Речевая стратегия

2.3 Речевые тактики

2.4 Демагогия как средство речевого воздействия

2.5 Лингвистические методики исследования речевого воздействия

Выводы по 2 главе

Глава 3. Изображение стратегий и тактик демагогического речевого воздействия в художественной прозе Ф.М. Достоевского («Село Степанчиково и его обитатели», «Преступление и наказание», «Братья Карамазовы», «Бесы»)

3.1 Стратегия дискредитации аргументации. Тактика «Спор-диалог»

3.2 Стратегия дискредитации аргументации. Тактика «Ваши тайные помыслы»

3.3 Стратегия опровержение аргументации. Тактика «некорректная аналогия»

3.4 Стратегия опровержение аргументации. Тактика «выдача следствия за причину» (навязанное следствие)

Выводы по 3 главе

Заключение

Библиография

достоевский речевой лингвистический поэтика

Введение

Тема, предмет и объект исследования.

Сформулированная в теме диссертации проблема речевой демагогии в прозе Ф.М. Достоевского, соотношение творчества писателя и культуры Востока содержит в себе целый ряд взаимосвязанных друг с другом аспектов. Это, в первую очередь, вопрос о влиянии поэтики Достоевского на восточное мировоззрение текста, тема историко-культурного взаимодействия Востока и Европы, проблема узнавания и осмысления творчества Достоевского восточным читателем.

Само понятие демагогии в диссертации интерпретируется как способ изображения человеческого сознания в произведениях Ф. М. Достоевского, включая специфику повествовательных методов, поэтику сюжета и образа.

Актуальность проблемы.

Общение практически полностью пронизывает всю нашу жизнь и духовную деятельность. Все социальные группы людей ежеминутно обмениваются устными или письменными сообщениями, поддерживают связи в виде определенных отношений. В общении протекает жизнь человека. Именно в общении формируются черты личности. В науке в качестве синонима термина «общение» используется термин «коммуникация» (от фр. communication - «сообщение, передача»). На пороге XXI века этот термин вошел в общую систему употребления, в первую очередь это было связано с развитием техники, связи, созданием теории коммуникации. Информационные процессы стали носить характер глобальной «эпидемии».

Что мы видим, оборачиваясь назад? XX век многое принес человечеству: возвысил личность, поднял на новый уровень культуру, изменил образ жизни и сознание людей, сделал мир в социальном плане более зрелым. Одновременно, «он значительно разъединил людей, усилил закомплексованность, лишил их доброты, внес в мировую культуру семена отчуждения, несогласия и национальной обособленности, привел человечество и мировую культуру к трагической возможности самоуничтожения».

В связи с этим, начинает проявляться интерес к природе речевого общения, а вместе с ним массовую популярность стали получать такие понятия как «речевое воздействие», «внушение», «гипноз», «демагогия». Эти понятия стали доминирующими темами многих учебников и книг по социалогии, психологии, лингвистике, психиатрии, а также художественных произведений. Проблема демагогии и речевого воздействия находит свое отражение и в произведениях великого русского писателя Ф.М.Достоевского.

Творчество Ф.М.Достоевского не раз становилось предметом разноаспектного лингвистического и психологического исследования (Н.Д. Арутюнова, М.М. Бахтин, М.М. Гиршман, Е.А. Иванчикова, Ю.Н. Караулов, В.Н. Топоров, Н.М. Чирков, З.Фрейд и др.),

в том числе и в аспекте речевой демагогии. По биографии и произведениям великого писателя снимаются фильмы и сериалы, сама личность писателя, а также созданные им «вечные» образы растиражированы в современной музыке и изобразительном искусстве, обрели нарицательное значение и низведены до уровня стереотипов в повседневно-бытовом контексте.

Актуальность темы исследования определяется также повсеместным присутствием Ф.М.Достоевского в нашем современном потоке жизни.

Как отметил М.М.Бахтин: «При ознакомлении с обширной литературой о Достоевском создается впечатление, что дело идет не об одном авторе - художнике, писавшем романы и повести, а о целом ряде философских выступлений нескольких авторов - мыслителей - Раскольникова, Мышкина, Ставрогина, Ивана Карамазова, Великого инквизитора и других».

Обоснование выбора темы.

Вопрос демагогического речевого воздействия под разными углами зрения и с разной степенью обстоятельности затрагивали многие исследователи. Однако до сих пор не был осуществлен комплексный анализ вопроса взаимообусловленности изображения демагогического речевого воздействия с сознанием и личностью самого Ф.М.Достоевского.

В первую очередь наше внимание привлекла автобиографичность прозы писателя, которая дала нам почву для более детального изучения особенностей речевого воздействия на основе художественного материала.

Объект исследования: художественные произведения Ф.М.Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели», «Бесы», «Братья Карамазовы», «Преступление и наказание», исследовательская традиция достоевсковедения, а также некоторые аспекты психологии, социологии и лингвистики.

Предмет исследования: проблема речевой демагогии в художественной прозе Ф.М.Достоевского.

Цель исследования: выявить сложный характер демагогии в художественных произведениях Ф.М.Достоевского, учитывая психологический фактор как основной, показать идейную сущность восприятия личности Достоевского и специфику прозы писателя.

Непосредственные задачи исследования:

Непосредственные задачи исследования сводятся к следующему:

1. Показать особенности прозы Ф.М.Достоевского, указав на новый тип отождествления героя и автора в его произведениях, проанализировав способы самовыражения главных героев посредством форм рассуждения, исповеди, монолога и диалога.

2. Определить межкультурный социальный аспект признания и восприятия Ф.М.Достоевского на Востоке.

3. На материале произведений Ф.М.Достоевского рассмотреть и охарактеризовать техники и способы, используемые Ф.М.Достоевским при передаче внутреннего монолога героев, а также при раскрытии демагогической зоны в художественном тексте.

4. Путем анализа смысловых конструкций в произведениях Ф.М.Достоевского определить игровой аспект текста, раскрывающий автобиографичность прозы.

Научная новизна работы:

Как уже отмечалось ранее, до сих пор не был осуществлен комплексный анализ вопроса взаимообусловленности изображения речевого демагогического воздействия с сознанием и личностью самого Ф.М.Достоевского. Как писал сам Достоевский: «Меня зовут психологом, неправда, я лишь реалист в высшем смысле, то есть я изображаю все глубины души человеческой». Наша диссертационная работа представляет собой первый опыт выявления и описания тактик, характеризующих демагогическое речевое воздействие в художественной прозе в соотношении с такими факторами как: автобиографичность идиостиля, гендерная проблематика произведений, пространственное значение «Петрбурга Достоевского». Этим определяется научная новизна работы. Конкретно она сформулирована в целях и задачах исследования.

Выдвигаются на защиту следующие положения:

Автором диссертации выдвигаются и выносятся на защиту следующие положения:

1. В ходе работы над диссертацией был освоен ряд литературоведческих, лингвистических и психологических исследований относительно творчества Ф.М.Достоевского, а также писателей Востока, в частности, Узбекистана.

2. Проведенный анализ произведений Ф.М.Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели», «Бесы», «Братья Карамазовы», «Преступление и наказание», а также романа «Подросток», позволил выявить определенные сходства в семантическом аспекте произведений, а именно повторение мотива самоубийства, безумия и образа города, а также провести параллель между личностью самого писателя и его произведениями.

3. В исследовании разрабатывается новый подход к изучению творчества Ф.М.Достоевского в нашей стране, основанной, прежде всего на выявлении основной проблемы - речевой демагогии в тексте, а также соотнесенности жизни писателя с образами и сюжетом его романов.

4. В диссертации осуществляется сравнительная характеристика проблемы демагогии романов в психологическом и лингвистическом плане на фоне города, героев, деталей.

Методология исследования.

В основу методологии диссертации был положен междисциплинарный комплексный подход, сочетающий в себе элементы литературоведческого и психологического анализов. Так как проблема речевого демагогического воздействия прозы Ф.М.Достоевского рассматривается в диссертации на литературном материале, используются приемы компаративистского и описательного методов исследования художественных текстов.

Проблемное поле диссертации относится, прежде всего, к области риторики, философии, психологии и культуры, что и обуславливает проведение в работе наблюдательского обзора и сравнительного обобщения.

Методика исследования.

В основу методологии диссертации был положен междисциплинарный комплексный подход, сочетающий в себе элементы литературоведческого и психологического анализов. Так как проблема речевого демагогического воздействия прозы Ф.М.Достоевского рассматривается в диссертации на литературном материале, используются приемы компаративистского и описательного методов исследования художественных текстов.

Проблемное поле диссертации относится, прежде всего, к области риторики, философии, психологии и культуры, что и обуславливает проведение в работе наблюдательского обзора и сравнительного обобщения.

Теоретическая значимость.

Результаты исследования могут быть взяты во внимание при решении проблемы широко психологического и поэтического описания таких структур как: речевое воздействие и художественный текст, при сопоставительном изучении проблем демагогии в литературоведении.

Практическое значение.

Данное исследование направлено преимущественно на рассмотрение психологического и демагогического аспектов, выявление специфических особенностей прозы писателя. В диссертации также рассматривается проблематика синкретичности и автобиографичности исследуемых произведений. Выявляются тенденции определения идиостиля писателя.

Диссертация может быть полезна и значима в рамках дальнейшего изучения таких лекционных курсов как «Стилистика», «Риторика», «Психология», «Культурология», «Литературоведение».

Основные положения исследования целесообразно применять при проведении семинаров по психологии, теории текста, а также синтаксиса русского языка.

Апробация работы.

Отдельные проблемы и фрагменты работы докладывались на региональных научных конференциях 2014-2015 года.

Диссертация обсуждалась на заседании кафедры филологии, факультета русского языка и литературы Андижанского государственного университета имени З.М. Бабура …..

Объем и структура диссертации.

Объем диссертации - 105 печатных страниц. Она состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы.

Глава 1. Ф. М. Достоевский в концепции психологизма

1.1 Психологические аспекты прозы Ф. М. Достоевского

Федор Михайлович Достоевский - не просто выдающийся писатель, психолог, мыслитель, педагог, философ, но и человек «эпоха». Ему удалось дотронуться до сердца, до души человека, охватить масштабные проблемы всего человечества, которые остаются нерешенными и в наши дни. Еще в возрасте восемнадцати лет в письме к своему брату Михаилу он пишет: «Человек есть тайна. Ее надо разгадать, и ежели будешь ее разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком», таким образом, уже в столь юном возрасте определяя свое предназначение на земле.

Хочется отметить, что личность Ф.М.Достоевского, его жизненные принципы вдохновляли многих гениев в различных областях науки. Например, А.Эйнштейн говорил о нем: «Достоевский дает мне больше, чем любой научный мыслитель, больше, чем Гаусс». Известный австрийский композитор Густав Малер говорил, что книги Достоевского ему «важнее, чем контрапункт», Фридрих Ницше называл Достоевского «Достоевский - единственный психолог, у которого я мог кое-чему научиться, он принадлежит к самым счастливым случаям моей жизни».

Творчество Достоевского не раз становилось объектом многих разноплановых исследований, в том числе и в области поэтики писателя. Нашей задачей в данной главе является выделение наиболее характерных особенностей поэтики Достоевского на основе краткого обзора основных работ, посвященных данной теме. В главе будут рассмотрены труды М. М. Бахтина, Л. И. Шестова, Вяч. Иванова, Л. П. Гроссмана, Б. М. Энгельгардта, и других исследователей, посвященные поэтике сюжета и образа в творчестве Достоевского.

Хочется отметить, что поэтика Достоевского, повествовательные формы, используемые писателем, тесно связаны со способами репрезентации идей, как философских, так и мировоззренческих. Эту особенность глубокого взаимодействия формы и содержания в его произведениях отмечают многие исследователи его творчества. Главным затруднением в исследовании поэтики Достоевского является неоднозначность объективного, критического принятия повествовательного пространства романа.

В «Проблемах творчества Достоевского» М. М. Бахтин приводит цитату из исследования Б. М. Энгельгардта «Идеологический роман Достоевского»: «Совершенно справедливо отмечал эту особенность литературы о Достоевском Б. М. Энгельгардт. «Разбираясь в русской критической литературе о произведениях Достоевского, - говорит он, - легко заметить, что, за немногими исключениями, она не подымается над духовным уровнем его любимых героев. Не она господствует над предстоящим материалом, но материал целиком владеет ею. Она все еще учится у Ивана Карамазова и Раскольникова, Ставрогина и Великого инквизитора, запутываясь в тех противоречиях, в которых запутывались они, останавливаясь в недоумении перед неразрешенными ими проблемами и почтительно склоняясь перед их сложными и мучительными переживаниями».

Исследуя поэтику писателя необходимо особо выделить роль внутреннего монолога героев произведений. Он является центральным, заглавным элементом творческого кредо Ф. М. Достоевского и отличается раздвоенным звучанием, которое Бахтин определил термином «диалогизм».

Современные исследователи выделяют три типа речи, встречающихся внутри монологов героев Достоевского. Во-первых, это нормативный рассказ, повествование о событиях. Кроме того, во внутренний монолог входят отвлеченные рассуждения героя о владеющих им идеях, и, наконец, непосредственно внутренняя речь, обращенная к самому себе, включающая эмоциональные восклицания, ассоциативные переходы мысли и прочее. Эти виды речи иногда трудно четко отграничить друг от друга, они тесно переплетены в отдельных текстах, и именно в этом переплетении и создается особое близкое пространство между героем и читателем.

Определяя поэтику Достоевского М.Бахтин вводит понятие полифония или полифонический роман. Оно стало весьма значимым в достоевсковедении, Сам термин «полифония», заимствованный Бахтиным из теории музыки, означал равноправие голосов-позиций героев между собой и, одновременно, их равноправие с голосом автора. Противопоставляя полифонический роман традиционному, монологическому, Бахтин приводит в качестве примера монологического повествования творчество Л. Н. Толстого: «Мир Толстого монолитно монологичен; слово героя заключено в твердую оправу авторских слов о нем. В оболочке чужого (авторского) слова дано и последнее слово героя; самосознание героя - только момент его твердого образа и, в сущности, предопределено этим образом даже там, где тематически сознание переживает кризис и радикальнейший внутренний переворот ("Хозяин и работник"). Самосознание и духовное перерождение остаются у Толстого в плане чисто содержательном и не приобретают формального значения»

Именно такое же отличие фиксирует Л. И. Шестов в монографии «Достоевский и Ницше», когда говорит о мировоззренческой пропасти, лежащей между писателями и в поэтике их произведений. Достоевский, которого, по мнению Шестова, объединяет с Ницше свобода от старых, «идеалистических» мировоззренческих установок, осмеливается на полноераскрытие сознания героя, освобождение голоса героя от авторского диктата, что немыслимо для Толстого.

Однако сложно найти двух писателей, настолько противоположных друг другу в области поэтики, чем Л. Н. Толстой и Ф. М. Достоевский. С одной стороны, Толстого с Достоевским роднит глубина психологического проникновения в сознание героев. Но, в то же время, Толстой все же отстаивает традиционную модель взаимодействия с читателем и героями.

В большинстве его произведений заметна тенденция к общему превосходству автора над героями, порой переходящему в нравоучительный мелодраматизм. Так, в сцене самоубийства Анны Карениной Толстой не может удержаться от сентиментальной и дидактичной нагрузки, высказанной с позиции «всезнающего рассказчика»: «И свеча, при которой она читала исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу, вспыхнула более ярким, чем когда-нибудь, светом, осветила ей все то, что прежде было во мраке, затрещала, стала меркнуть и навсегда потухла».

Понятия полифонии и диалогизма, при помощи которых Бахтин описывает поэтику Достоевского, происходят из проблемы «Я» и «Другого», исследуемой в работах «Автор и герой в эстетической деятельности» и «К философии поступка». В аспекте осмысления поэтики Достоевского Бахтиным категории «Я» и «Другой» достаточно важны. Выдвинутая в «К философии поступка» идея утверждения себя через противостоящего тебе «Другого», мотив соотнесения себя с другим, в итоге определяют эстетическую концепцию Бахтина.

В «Проблемах поэтики...» Бахтин отмечает эволюцию способа взаимодействия голосов героя и автора у Достоевского, которая заметна при сопоставлении ранних и поздних произведений писателя: «Самоутверждение звучит как непрерывная скрытая полемика или скрытый диалог на тему о себе самом с другим, чужим человеком. В первых произведениях Достоевского это имеет еще довольно простое и непосредственное выражение: здесь этот диалог еще не вошел внутрь, так сказать, в самые атомы мышления и переживания. Мир героев еще мал, и они еще не идеологи». В качестве иллюстрации данного высказывания Бахтин приводит в пример монолог Макара Девушкина в «Бедных людях». В более поздних произведениях диалогический монолог героев Достоевского приобретает более яркие формы.

Так, в «Преступлении и наказании» Родион Раскольников, получив от матери письмо о скором замужестве сестры и обо всех событиях, этому замужеству способствовавших, начинает лихорадочно размышлять о прочитанном. Он находится под впечатлением от своей встречи в кабаке с Мармеладовым и от его рассказа, поэтому размышление о положении Дунечки неразрывно связаны в его монологе с судьбой Сонечки Мармеладовой: «Сонечка, Сонечка Мармеладова, вечная Сонечка, пока мир стоит! Жертву-то, жертву-то обе вы измерили ли вполне? Так ли? Под силу ли? В пользу ли? Разумно ли? Знаете ли вы, Дунечка, что Сонечкин жребий ничем не сквернее жребия с господином Лужиным? …Не бывать тому, пока я жив, не бывать, не бывать! Не принимаю!».

Здесь голос героя прерывается и в диалогическом переплетении на первый план выступает нечто другое, противоположное ему голосовое начало: «Он вдруг очнулся и остановился. "Не бывать? А что же ты сделаешь, чтоб этому не бывать? Запретишь? А право какое имеешь? Что ты им можешь обещать в свою очередь, чтобы право такое иметь? …Ведь тут надо теперь же что-нибудь сделать, понимаешь ты это? А ты что теперь делаешь? Обираешь их же». В этом отрывке очень хорошо прослеживается раскрытие диалогического взаимодействия в монологе героя: раздвоенность его внутреннего голоса, с одной стороны доведена до предела, а с другой стороны, не выходит за рамки его образа. Внутренний монолог героя передан в чистом виде, эмоционально, в форме диалога с самим собой или обращения к мнимому воображаемому слушателю.

Нередко такого рода диалог героя с самим собой обретает более явные формы, внутреннее «альтер-эго» героя воплощается в самостоятельного, независимого персонажа. Это касается не только всем известной беседы Ивана Карамазова с Чертом, но и феномена двойничества героев Достоевского, когда в процессе диалога один герой обретает статус альтер-эго другого. Обретение этого двойничества происходит, главным образом, через идеологическую связь. В «Преступлении и наказании», статус двойников Раскольникова обретают сразу трое героев: Лужин, Свидригайлов, и следователь по делу Раскольникова, Порфирий Петрович.

Двойничество со Свидригайловым сразу подчеркивается автором при первой же встрече двух героев странным и пустым на первый взгляд диалогом, когда Свидригайлов сообщает Раскольникову о том, что ему мерещатся привидения: «- Отчего я так и думал, что с вами непременно что-нибудь в этом роде случается! - …

- Во-от? Вы это подумали? - с удивлением спросил Свидригайлов, - да неужели? Ну, не сказал ли я, что между нами есть какая-то точка общая, а? ... Давеча, как я вошел и увидел, что вы с закрытыми глазами лежите, а сами делаете вид, - тут же и сказал себе: "Это тот самый и есть!"«

Образ Лужина также необходим в рамке идеи, охватывающей Раскольникова и сподвигшей его на преступление. Эта идея, на самом деле отражает распространившиеся в России во второй половине XIX в. концепцию позитивистской этики, идеи о важности фактора экономического преуспевания для развития культуры и общества.

Хотя Бахтин и отмечает в качестве заглавного элемента «вненаходимость» автора, все же герои произведений подвергаются некоторой оценке, не как со стороны автора, а как со стороны рассказчика. В «Бесах», например, рассказчик присутствует на вполне зримом, осязаемом уровне: повествование ведется от первого лица, рассказчик выделяется как лицо, достаточно близко знакомое с героями и непосредственно принимавшее участие в событиях, описываемых в романе. Через фигуру рассказчика осуществляется дистанцированная оценка героев.

Например, в главе «У наших», описывая собравшееся у Виргинского общество, рассказчик не отказывает себе в едкой иронии: «Они представляли собою цвет самого ярко-красного либерализма в нашем древнем городе и были весьма тщательно подобраны Виргинским для этого "заседания"«.

В «Преступлении и наказании», в отличие от «Бесов», рассказчик не является участником происходящих событий, но, тем не менее, внешняя, эмоционально окрашенная оценка явственно присутствует в описании героев. В большинстве случаев у Достоевского встречается достаточно внешнее, но весьма детальное описание героев с нескрываемой временами иронией в отношении их наружности или костюма. В этом описании нередко используется набор эпитетов, которые характеризуют героев и впоследствии не раз повторяющихся в произведении при каждом его появлении.

Например, в образе Лужина автором выделяются такие характеристики, как «солидность», «достоинство», «приличие». Во время общего объяснения после ссоры Лужина с Раскольниковым описывается внешнее, «мизансценное» поведение Лужина и его реакции: «Петр Петрович, для приличия, замешкался несколько в прихожей, снимая пальто. ...Петр Петрович вошел и довольно любезно, хотя и с удвоенною солидностью, раскланялся с дамами... ...Петр Петрович не спеша вынул батистовый платок, от которого понесло духами, и высморкался с видом хотя и добродетельного, но всё же несколько оскорбленного в своем достоинстве человека, и притом твердо решившегося потребовать объяснений». Затем, уже после сцены разрыва намеченной помолвки с Дуней перед читателем, наконец, раскрывается внутренний мир героя, его надежды, желания и мечты: «Дуня же была ему просто необходима; отказаться от нее для него было немыслимо. …Тут являлось даже несколько более того, о чем он мечтал: явилась девушка гордая, характерная, добродетельная, воспитанием и развитием выше его (он чувствовал это), и такое-то существо будет рабски благодарно ему всю жизнь за его подвиг и благоговейно уничтожится перед ним, а он-то будет безгранично и всецело владычествовать!..»

Здесь прослеживается особенный для Достоевского способ репрезентации сознания героя: в определенные моменты это обычная формула взаимодействия героя и рассказчика, предполагающая внешнее описание, постепенно герой приближается к читателю, максимально раскрываясь во внутреннем монологе. Такой свободный переход от внешнего описания героя к раскрытию его внутреннего голоса весьма характерен для европейского авантюрного романа середины XIX в., однако, до Достоевского, внутренний монолог не имел такой откровенности в своей передаче.

Другой особенностью поэтики Достоевского является глубокая символичность образов и сюжетов его произведений. Вячеслав Иванов в работе «Достоевский и роман-трагедия» определяет жанровую природу поэтики Достоевского как «мистический» или «символический» реализм и подчеркивает мифологический подтекст его произведений, раскрывшийся в образах героев и сюжетных мотивах. Б. М. Энгельгардт говорит о создании Достоевским жанра «идеологического романа», использование этого термина имеет под собой явные основания: в произведениях Достоевского идея часто становится важнее самого героя, именно она укутывает и повинует его себе полностью. Одержимость идеей, никаким образом независимая внешним миром и не ограниченная самим героем, ведет к потере человеческой идентичности, природной сущности героя, на что открыто намекает читателю название романа «Бесы».

С мотивом одержимости идеей тесно переплетается феномен появления героя-символа в произведениях Достоевского. Некоторые герои играют только сюжетную роль или представляют в произведении определенный архетип. Так, юродивая Лизавета в «Преступлении и наказании» символизирует невинность и человечность, которые убивает в себе Раскольников в момент убийства старухи-процентщицы, а также показывает саму противоестественность человекоубийства. Нередко герои-символы выполняют особую сюжетную функцию, являются главными действующими лицами романа: образ Хромоножки (Марьи Лебядкиной) в «Бесах» представляет собой архетип вещей девы, а образ старца Зосимы в «Братьях Карамазовых» заключает в себе архетип мудрого старца.

В большинстве случаев герои могут приобретать символическую многозначность и возможность их расшифровки на самых разных уровнях. Ярким примером тому может служить образ Ставрогина. В романе «Бесы» во вполне значимой форме выделен мифологический символ «премудрого змия» (название одной из глав романа, где впервые появляются Ставрогин и Петр Верховенский). Прежде всего, это название является аллюзией к известной евангельской цитате. В Евангелии от Матфея, напутствуя Апостолов, Иисус говорит: «Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков: и так будьте мудры, как змеи, и просты, как голуби» (Мф 10, 16).

На более сложном уровне, название главы отсылает и к ветхозаветной, дохристианской символике (змей-искуситель в Эдеме), причем данное название явно адресуется автором кому-то из героев.

Уже сложившаяся в литературоведении интерпретация названия главы «премудрый змий» предполагает некую схожесть Ставрогина со змием-искусителем, мифическим существом, которое обольщает людей и вводит их в заблуждение. На самом деле такое толкование отнюдь не так однозначно.

С одной стороны, образ Ставрогина наделен главным свойством «премудрого змия» - удивительным даром обольщения. На это указывают его отношения с другими персонажами романа. В действительности, все главные женские образы представлены в романе именно через образ Ставрогина: Варвара Петровна, его мать, боготворит своего сына, красавица Лиза Тушина также влюблена в него, Дарья Шатова выполняет при нем роль «сиделки», а Марья Тимофеевна Лебядкина питает к нему восторженные, романтические чувства, даже жена Шатова, которая появляется лишь в конце романа, также, очевидно, любила его и была им обманута. С другой стороны, настоящий внутренний мир героя, раскрывается только в эпилоге романа «Исповедь» старцу Тихону, и поэтому его личная судьба заставляет несколько усомниться читателя в такой трактовке образа. Н. А. Бердяев отмечает, что на момент происшествия основных событий романа Ставрогин, по сути, уже духовно мертв.

Главной движущей силой становится, как пишет сам Ставрогин о себе в письме к Дарье Шатовой, «отрицание». Конечно же, Ставрогин говорил не только об отрицании бога, но и всякой нравственной идеи вообще.

В моменты своих «чудачеств» Ставрогин, совершает одно за другим абсурдные преступления, активно занимается «отрицанием», но, в итоге, разочаровывается и в этом. Здесь он предстает перед нами нравственно мертвым. На самом же деле, Ставрогин просто играет роль мнимого «премудрого змия». Архетип Самозванца постоянно сливается в его образе с архетипом Царевича. Такой дуализм вполне осознанно отмечен самим Достоевским: другие герои и сам автор неоднократно именуют Ставрогина «принцем Гарри», как бы аллюзией к пьесе Шекспира «Генрих IV» и скрывает более глубокую, мифологическую сущность псевдонима.

Истинным змием-искусителем в «Бесах» является Петр Верховенский.

Сам его образ в высшей степени символичен, в первую очередь это наблюдается в описании его наружности: «Это был молодой человек лет двадцати семи или около,… …Одетый чисто и даже по моде, но не щегольски; как будто с первого взгляда сутуловатый и мешковатый, но, однако ж, совсем не сутуловатый и даже развязный. Как будто какой-то чудак, и, однако же, все у нас находили потом его манеры весьма приличными, а разговор всегда идущим к делу. Никто не скажет, что он дурен собой, но лицо его никому не нравится. … Выражение лица словно болезненное, но это только кажется. У него какая-то сухая складка на щеках и около скул, что придает ему вид как бы выздоравливающего после тяжкой болезни. И однако же он совершенно здоров, силен и даже никогда не был болен».Двойственность образа Верховенского исходит из понятий света и тьмы, добра и зла, что определяет темную сущность этого персонажа. «Вам как-то начинает представляться, что язык у него во рту должно быть какой-нибудь особенной формы, какой-нибудь необыкновенно длинный и тонкий, ужасно красный и с чрезвычайно вострым, беспрерывно и невольно вертящимся кончиком». Метафора о «заостренном», змеином языке уже сама выдает авторскую мысль о том, что именно Верховенский является в романе настоящим бесом, Мефистофелем, «премудрым змием». Немного другой аллегорический намек содержится в эпитете «обезьяна», которым награждают Верховенского сразу два героя: Ставрогин в Скворешниках («Я на обезьяну мою смеюсь») и Кириллов в сцене перед самоубийством («Обезьяна, ты поддакиваешь, чтобы меня покорить…»).

Здесь стоит вспомнить известное изречение, приписываемое Иринею Лионскому, о том, что «дьявол - обезьяна бога», в этом случае образ Верховенского становится гораздо более ясным.

В итоге, трактовка образа Ставрогина как змея-искусителя, Мефистофеля оказывается в конечном итоге ложной. По сюжету Ставрогин представляется скорее Фаустом, обольщенным дьяволом, который расплачивается за свое тщеславие. Об этом пишет Вячеслав Иванов, раскрывая мифологический смысл романа «Бесы»: «...Достоевский естественно должен был оглянуться на уже данное во всемирной поэзии изображение того же по символическому составу мифа - в "Фаусте" Гете. Хромоножка заняла место Гретхен, которая, по разоблачениям второй части трагедии, тождественна и с Еленою, и с Матерью-Землей; Николай Ставрогин - отрицательный русский Фауст, - отрицательный потому, что в нем угасла любовь и с нею угасло то неустанное стремление, которое спасает Фауста; роль Мефистофеля играет Петр Верховенский, во все важные мгновения возникающий за Ставрогиным с ужимками своего прототипа».

В сюжете «Мятеж против матери-земли» Иванов видит сквозной мотив, рефреном повторяющиймся из одного произведения в другое: так, Раскольникова, совершившего преступление против природы человеческой ( или матери-земли) и князя Мышкина, всецело ей преданного, он представляет как персонификации двух полюсов «одного художественного замысла».

В архетипе «чужеземца» также собраны черты разных героев Достоевского. «Чужеземцем» (пример, который Иванов приводит из западной литературы -- Дон Кихот) могут являться разные герои: Мышкин, Алеша Карамазов, главный герой «Хозяйки» - тут важна не индивидуальность героя, а его мифологическая «миссия» или роль. Все эти мифы (архетипы), по мнению Вяч. Иванова, повторяют один сюжетный элемент.

Интерпретация Ивановым мифологического пространства произведений Достоевского во многом определяется «символистским модусом» восприятия творчества, и, тем не менее, Иванов был прав в своем умении разглядеть мощную семиотическую потенциальность, заложенную в образах Достоевского, причем, как мы можем судить по дневнику и заметкам писателя, заложенную вполне сознательно и являющуюся частью творческого метода писателя.

В целом, поэтика образов в творчестве Ф. М. Достоевского характеризуется новым методом репрезентации сознания (через диалогическое взаимодействие) и символизацией образа героя в произведении, а также изменением отношений героя и автора в произведении - то самое равноправие голосов героев и рассказчика, которое М. М. Бахтин и описывает понятием «полифонического романа».

1.2 Концепция «Потока сознания» и специфика автобиографичности

Как уже отмечалось нами ранее, одной из особенностей прозы Достоевского считается концентрация внимания на внутренней оболочке героев, которая явно проявляется во внутреннем монологе. Специфика внутреннего монолога художественных произведений теснейшим образом связана с понятием «поток сознания». Это понятие зародилось в рамках психологической концепции Уильяма Джемса. В своей работе «Основы Психологии» он определяет сознание как непрерывный поток, в противоположность представлению о сознании как ряде (или цепи) отдельных явлений, опосредованно связанных друг с другом: «Таким образом, сознание всегда является для себя чем-то цельным, не раздробленным на части. Такие выражения, как «цепь (или ряд) психических явлений», не дают нам представления о сознании, какое мы получаем от него непосредственно. … В сознании нет связок, оно течёт непрерывно. Всего естественнее к нему применить метафору «река» или «поток». Говоря о нём ниже, будем придерживаться термина «поток сознания» (мысли или субъективной жизни)».

Это привело к переосмыслению способов репрезентации психики человека. Практически все явления и события в психической жизни человека неразрывно связаны между собой, поэтому нельзя говорить о том, что наша психика делится на рациональную и чувствительную. Скорее всего, она предстает в виде атомов с хаотичным непрерывным движением. Здесь имеется в виду не только подверженность влиянию со стороны внешней среды, но и самостоятельное внутреннее развитие, происходящее на основании полученного опыта. Философией сознания занимался еще один ученый Анри Бергсон.

Бергсон использует метафору «жемчужная нить», чтобы описать процесс распознавания нашим разумом определенных душевных состояний или явлений, а также следующего за этим искусственного соединения отдельных жемчужин-состояний нитью. Эта создаваемая искусственно связь - по сути лишь «тот субстрат, только простой знак, непрерывно напоминающий нашему сознанию об искусственном характере тех операций, которыми наше внимание соединяет одно состояние с другим, тогда как на самом деле это один непрерывный поток».

В литературоведении понятие «потока сознания» означало не только изменение техники повествования, но и изменение способа существования автора в произведении, изменение его взаимоотношений с читателем. Влияние зарубежной литературы, прежде всего французской, во многом предопределило развитие романа «потока сознания» в Британии. Роман французского драматурга и поэта Эдуара Дюжардена «Лавры срезаны», опубликованный в 1888 г., считается литературоведами первым проявлением техники «потока сознания».

Концепция потока сознания начала проявляться и в русском романе второй половины XIX в.. Помимо широко известного финального монолога Анны Карениной у Толстого. Части концепции или техники потока сознания можно встретить и в произведениях Ф. М. Достоевского. Произведением с наиболее выраженной тенденцией к изображению потока сознания является роман «Преступление и наказание». Здесь Достоевский раскрывает сознание героя не только через диалогическое взаимодействие с другими персонажами и воображаемым слушателем, а переходит порой к прямой трансляции потока сознания.

Носитель «потока сознания» в романе, Родион Раскольников, представлен Достоевским практически все время находящимся в состоянии «бреда», «лихорадки», болезни. Эта особенность авторской репрезентации героя неслучайна: фактором нетипичного, измененного состояния сознания героя Достоевский оправдывает нетрадиционную технику передачи отрывочных, беспорядочных восклицаний, передающих эмоциональный заряд и связанных друг с другом ассоциативно.

Лихорадочное, бредовое состояние выражается в стихийном потоке сознания: «Мать, сестра, как любил я их! Отчего теперь я их ненавижу? Да, я их ненавижу, физически ненавижу, подле себя не могу выносить... Бедная Лизавета! Зачем она тут подвернулась!.. Странно, однако ж, почему я об ней почти и не думаю, точно и не убивал?.. Лизавета! Соня! Бедные, кроткие, с глазами кроткими... Милые!.. Зачем они не плачут? Зачем они не стонут?.. Они всё отдают... глядят кротко и тихо... Соня, Соня! Тихая Соня!..».

В некоторых эпизодах автор занимает только, описательную позицию по отношению к герою, но углубленная, образная передача эмоциональных состояний героя, предельная концентрация на его ощущениях как бы компенсируют эту кажущуюся поверхностность: «Даже чуть не смешно ему стало и в то же время сдавило грудь до боли. В какой-то глубине, внизу, где-то чуть видно под ногами, показалось ему теперь всё это прежнее прошлое, и прежние мысли, и прежние задачи, и прежние темы, и прежние впечатления, и вся эта панорама, и он сам, и всё, всё... Казалось, он улетал куда-то вверх и всё исчезало в глазах его...».

Поэтике Ф. М. Достоевского свойственно акцентирование проблемы взаимодействия окружающей жизни и внутреннего мира человека. Эту проблему соприкосновения категорий «внутреннего» и «внешнего» рассматривает А. Л. Бем в своих статьях о русской литературе: «И здесь перед нами хорошо известная проблема Достоевского, прочно связанная в его творчестве с понятием «живой жизни». Уход от жизни, которая может окриком и колесом распугнуть все призраки, попытка найти выход в отъединении от реального тока живой действительности, закрыть глаза на человеческое горе и страдание, уйти в мир своих вымыслов или отдаться одной идее - страсти - все это для Достоевского значило, в конечном счете, совершить нравственное преступление перед собою и окружающим миром».

А. Л. Бем выделяет в концепции Ф. М. Достоевского две противоположные структуры: уход в себя, отразившийся в образах Мечтателя и Подпольного человека, и противоположная ему идейная одержимость, которая выражается в стремлении изменить окружающий мир согласно своему представлению о должном (что мы видим в образах Раскольникова, Верховенского).

Еще одной особенностью творчества Ф.М.Достоевского является автобиографичность и глубокий психологизм прозы. Многими исследователями было отмечено особое проникновение Достоевского в психологию личности. Он гораздо раньше З.Фрейда дал описание некоторым подсознательно немотивированным, на первый взгляд, проявлениям характера человека. Нельзя не согласиться с современным утверждением о том, что «только поднявшись до Достоевского, Фрейдианство могло бы стать подлинным психоанализом».

Ф.М. Достоевский долгое время занимался изучением психики безумцев, преступников, самоубийц, жуликов, которые стали героями многих его произведений. Из психологии каждой отдельно взятой личности, он постепенно проникает в психологию семьи, социальную и народную психологию. Нельзя найти такую психологическую школу, которая бы не обращалась к личности писателя, к его произведениям, к героям его романов, к их страданиям, надеждам, чаяниям, мучениям и мытарствам.

На фоне произведений Ф.М.Достоевского представители различных психологических течений утверждали право на существование той, или иной теории, обосновывая свои взгляды через героев романов. Во всех его произведениях можно найти персонажей, страдающие галлюцинациями, неврозом, садизмом, мазохизмом, истериками. Все эти состояния перекликаются с личным жизненным опытом писателя (отец-тиран, мать-подчиненная, литературный резонанс, взлеты, падения). Это и привело писателя к эпилепсии, его страсти к азартным играм и существованию на грани нервного срыва. Здесь, мы не можем не затронуть тему эпилепсии или судорожного состояния, которое переносил сам Ф.М. Достоевский еще с раннего детства. Его брат Андрей рассказывал, что Федор уже в молодые годы, перед тем, как заснуть, оставлял записки, что боится ночью заснуть смертоподобным сном и просит поэтому, чтобы его похоронили только через пять дней.

Основатель психоанализа З.Фрейд в своей статье «Достоевский и отцеубийство» говорил о так называемом Эдиповом комплексе, отождествлении Ф.М. Достоевского со своим отцом и «бессознательном» желании его убить. Глубокое чувство вины превращалось порой в болезненное состояние. С одной стороны восхищение властью отца, с другой стороны осознание того, каким путем достигается эта власть и некая одновременная ненависть и боль по отношению к родному отцу, вероятнее всего, и повлияли на жизненное кредо писателя.

Ф.М.Достоевский труден для читателей в том плане, что механизм жизни человека, который он показал в своих произведениях, не выстроен на основании какого-либо алгоритма, психологическая тонкость стала плодом беспредельных мук собственной жизни писателя. Для героев Достоевского характерен внутренний диалог. Герои зачастую оппонируют сами с собой, ругают себя, анализируют свои действия и это не единственное из значимых качеств идиостиля писателя. Непостоянство является движущей силой многих его произведений, к примеру, именно оно приводит к трагическому исходу Настасьи Филлиповны из романа «Идиот». Ее «скитания» от одного мужчины к другому и спор между двумя частями своего «Эго» останавливает один удар ножа Рогожина, который разрешил участь бьющегося в неопределенности человека.

Анализируя роман «Подросток», нельзя не заметить отпечатки автобиографичности. Ф.М. Достоевский словами главного героя Подростка предает увиденное, накопившееся, наболевшее. «Надо быть слишком подло влюбленным в себя, чтобы писать без стыда о самом себе» признается писатель. Уже такое начало произведения дает нам право провести параллель между Ф.М.Достоевским и «Подростком». В глаза бросается еще тот факт, что практически во всех произведениях великого писателя женщины-героини несут в себе ярлык «униженности и оскорбленности», они всегда жертвы насилия. В «Подростке» мы слышим такие слова: «То надо бы разом низвести всех женщин на степень простых домашних животных, и в таком только виде держать их при себе; может быть этого очень многим хотелось бы».

Не являются ли эти слова криком из детства? Криком души от жестокости и деспотичности придирчивого отца по отношению к детям, крестьянам и особенно к жене.

Образ матери - беззащитной, простодушной и готовой к подчинению женщины стал прототипом многих героинь его произведений. « Поверь, жизнь всякой женщины, что бы она там не проповедовала, это - вечное искание, кому бы подчиниться».

Смерть отца сильно повлияла на писателя, именно в это время у него случился первый припадок эпилепсии, описанный нами ранее. Сложность натуры Ф.М.Достоевского, его скорбь о судьбе обездоленных, простых людях уходят вглубь, в семью, в те впечатления, которые он вынес из детства. «Но так всегда у этих беззащитных, и знают, что гибель, а лезут» пишет он.

Чувство вины перед отцом, (за ненависть и желание его убить) уже в зрелом периоде писателя привели к болезненной страсти к азартным играм, от которых так страдала жена Ф.М. Достоевского. Обещания покончить со своей «дурной» привычкой заканчивались очередным проигрышем и бедственным состоянием семьи. Как вспоминает его жена, у Достоевского получалось хорошо писать тогда, когда он проигрывал.

Видимо для него был важен сам процесс игры, а не выигрыш. И только проиграв свое состояние, он этим как бы искупал свою «вину». Тема отождествления молодого человека, неокрепшего в осознании понятий добра и зла раскрывается в романе «Подросток». Главный герой этого произведения Аркадий, которого можно назвать прототипом самого Достоевского ищет идеал в своем отце Версилове и все это происходит на бессознательном уровне. «Борьба двух начал в душе Подростка, поиски идеала - вот, что в конечном счете определяет фабулу и композицию романа» говорил исследователь творчества Достоевского Н.К. Савченко.

Использование в романе слова «проба» тоже не случайно. Это слово всегда занимает особое место в произведениях Достоевского и обычно является движущей силой главных героев. Еще по роману «Преступление и наказание» нам известно, на какую «пробу» покушался Родион Раскольников. «Проба» - это всегда идея. В.Я. Кирпотин писал: « «проба» представляет собой какое-либо катастрофическое событие, возникающее как результат столкновения исторических, социальных, а также личных, нравственных противоречий. «Проба» может заключать в себе испытание идеи, сосредоточившей самые глубокие антиномии действительности.

В «пробе» как в фокусе, пересекаются все линии романа, решаются судьбы всех действующих лиц»«.

Роман Достоевского «Подросток» - это роман - воспитание - узнавание - переосмысление. Сам автор определил цель романа: «Главная идея. Подросток хотя и приезжает с готовой идеей, но вся мысль романа та, что он ищет руководящую нить поведения, добра и зла, чего нет в нашем обществе, этого жаждет он, ищет чутьем, и в этом цель ромна»

При чтении романа «Подросток» мы сталкиваемся со словом «вострый», которое обычно звучит в описании героев: «Это была крошечная сухая старушонка с вострыми и злыми глазками, с маленьким вострым носом и простоволосая…» (старуха-процентщица, «Преступление и наказание»). Слово «вострый» имеет несколько значений:

1) хорошо отточенный, острый.

2) Суживающийся к концу, имеющий заостренную форму.

3) перен. Пронициательный, живой (о глазах)

перен. Проворный, бойкий (о человеке).

Частое употребление этого слова может говорить о внутренней агрессии Достоевского по отношению к описываемым героям. Второе толкование слова в словаре, вероятнее всего, уже предрекает смерть и кровь.

Можно безгранично говорить об уникальности дара Ф.М.Достоевского как писателя и психолога, о своеобразной писательской манере, об исповедальном характере его идиостиля и многое другое. Но главное то, что Ф.М. Достоевский не учит нас, то есть читателей жить, он далек от критики. Главной его задачей является показать человека таким, какой он есть на самом деле. В своих произведениях он несет идею веры, добра и глубокую боль за обездоленных людей. Страдания стали для писателя истина: человек становится человеком только через страдание и сострадание.

Выводы по 1 главе

Художественная проза Ф.М.Достоевского содержит в себе целый ряд взаимосвязанных друг с другом аспектов. Творчество писателя отражается в каждом его произведении и перекликается с личными переживаниями главных героев. Исследование прозы Достоевского помогло выделить две плоскости, на которых базируется специфика стиля писателя, с одной стороны это глубокое содержание внутреннего монолога героев, а с другой стороны «полифония» произведений. Определяется тенденция к «раздвоению» героев, внутренний голос представляется здесь самостоятельным персонажем, зачастую даже оппонентом. Особенности идиостиля писателя составляет концепция «потока сознания», она представляет собой непрерывность суждений, смену впечатлений, влияющих на речевой аспект героев. Вместе с этим хотим отметить еще одну особенность поэтики Достоевского это автобиографичность его произведений. Исследование показало, что герои многих произведений Достоевского являются прототипом самого писателя. Правдоподобность произведений и достоверность описания событий являются личным жизненным опытом писателя. Все произведения проникнуты особым психологизмом. Достоевский практически всю свою жизнь занимался исследованием диалектики души, пытался раскрыть незнакомые стороны человеческого бытия. Специфика его произведений состоит в мироощущении, философии, которые он как бы расстилает перед каждым читателем.

Глава 2. Речевое воздействие как наука

2.1 Понятие речевого воздействия

Умение вести конструктивный диалог, выступать публично, строить свою речь в соответствии с ситуацией общения, добиваться поставленных целей, используя слово как важнейший инструмент коммуникации, является одним из главных качеств современного человека. По этой причине в 20 веке появляется ряд обширных работ, посвященный проблеме речевого воздействия. Традиционно проблемы речевого воздействия рассматривались в русле психологии, социологии, теории коммуникации, педагогики, например, [Леонтьев А. А. 1972, Леонтьев А. Н. 1977; Феофанов О. А. 1974, Поршнев Б. Ф. 1979, Шенк Р. 1980 (перев. с англ.), Артемов В. Л. 1985, Скуленко М. И. 1986; Дридзе Т. М. 1984; Зимняя И. А. 1976, 1978; Петренко В. Ф. 1988, 1990].

За рубежом сходный круг проблем исследуется под иными названиями. Во-первых, это «научная аргументация», в конце XIX - первой половине XX в. изучаемая в рамках философии языка, а в последнее время рассматриваемая в русле лингвистической прагматики и теории дискурса (например, [Vossler K. 1904; Kambartel F., Schneider H. 1981; McDowell J. H. 1985; Allwood J. 1986; Поппер К. 2004; Eemeren F. H. v., Grootendorst R. 2004]). Во-вторых, это «пропаганда» и «технологии убеждения» (`persuasion technology' или `persuasion techniques'), изучаемые главным образом социологией, социальной психологией и теориями политической и массовой коммуникаций [Блакар Р. М. 1987; Хабермас Ю. 2000; Ellul J. 1972; Schank R. C., Abelson R. P. 1977; Miller M. 1982; Engel S. M. 1984; Bayley P. 1985; Pratkanis A., E. Aronson E. 1992; Jowett G. 1999; Rushkoff D. 1999; Fogg B. J. 2003]. В-третьих, это «деловая коммуникация», рассматриваемая в русле ориентированных на практику делового общения школ, например, Д. Карнеги и подобных [Carnegie D. 1990; Nichols R. G. et al. 1999; Patterson K. et al. 2002; Christensen L. Th. et al. 2003; Adler R. B., Elmhorst J. M. 2004; Patterson K. et al. 2004]. В-четвертых, это «техники убеждения» в рекламе, «продвижение товара» (sales promotion) в маркетинге и т. п. [Degen C. 1987; Levin I. P., Gaeth G. J. 1988; Simonson I. et al. 1993, 1994; Ganzach Y., Karsahi N. 1995; Tellis G. J. 1998 и др.]. Изучение проблем речевого воздействия привело к появлению новой науки - науки об эффективном общении.

...