Особенности функционирования лингвистических средств выражения категории интенсивности (на материале поэзии ХХ века)

Редкое сочетание публицистичности и лиричности в поэзии Р. Рождественского предопределяет еще одну особенность авторского стиля - частое изменение ракурсов изображения: в одном произведении поэт может противопоставлять или же совмещать и гармонично сочетать обобщение и конкретику, высокий пафос и «низкое» бытописательство. Такое изменение направлено на выражение авторской картины мира - поэт часто меняет пространственно-временной план в своих произведениях, возвращается к историческим событиям или, напротив, размышляет о будущем; устройство мира, по представлению автора, довольно противоречиво и совмещает в себе как «темную», так и «светлую» стороны. Например, образ природы изображается Рождественским, с одной стороны, могущественным и прекрасным, с другой - жестоким по отношению к человеку; образ человека - мелким и ничтожным в одном случае, благородным и милосердным - в другом.

В соответствии с ракурсом изображения поэт выстраивает систему художественно - изобразительных средств и стилистических фигур.

Лексические интенсификаты направлены на формирование метафор, моделирующих ключевые философские мотивы творчества Р. Рождественского - борьбу добра и зла, гармонию Вселенной, возвышенность человеческих чувств над суетностью жизни и бренностью преходящих материальных ценностей, неумолимость рока, цикличность бытия, образ вечности и др. К таким метафорам относятся следующие: «вечность пытаемся бросить к ногам», «клокотанье бешеного ритма», «не перекричать разрастающейся в полнеба зари», «навстречу раскатам ревущего грома» и др.; используется ряд развернутых метафор, например:

«Держи себя в рамках…»

А он отвечал дерзко!

«Держи себя в рамках…»

А он презирал страхи.

А он смеялся!

Ему было в рамках

тесно.

Во всех.

Даже в траурной

рамке.

(«Человек»)

Прилагательные и наречия участвуют в образовании усилительных эпитетов, при формировании которых поэт часто использует прием инверсии, связанной с актуализацией именно признака предмета: «море густое, зловещее», «от уныния тяжкого», «был я молодым, горячим», «отличник очень старательный», «небо тысячеверстное», «дни угарны», «ребенок удивительно смирный», «с ветром неповторимым», «птицы, поющие нараспев», «горы, уверенные в себе», «время запутанное, время запуганное, время беспутное» и др.

При помощи лексических средств интенсификации в поэзии Роберта Рождественского образуются и некоторые сравнения. При выражении сравнения автор отдает предпочтение формам творительного падежа: «письма - длиною в жизнь», «Ниагарой хлещут валидолы», «угаром, табуном, лавиною с горы», «птицы грянут звонким обвалом», «летят они по проводам низинами, пригорками» и др., но нередки и случаи сравнений с союзами: «рыжим, словно апельсины на снегу», «чёрным, будто обгоревшее смолье», «мелькнувшие, как вспышка, города» и др.

В поэзии Рождественского обнаруживаются различные стилистические приемы, например, повторы. В творчестве поэта они выполняют усилительно - выделительную и композиционную функции (функцию сближения / противопоставления разных пространственно - временных планов, ситуаций и образов). Например, в стихотворении «Баллада о красках» повторы (семантический, синтаксический) участвуют в формировании художественного параллелизма: выдающиеся внешние данные героев сравниваются с яркими природными красками:

Был он рыжим,

как из рыжиков рагу.

Рыжим,

словно апельсины на снегу.

Мать шутила,

мать веселою была:

«Я от солнышка сыночка родила…»

А другой был чёрным - чёрным у неё.

Чёрным,

будто обгоревшее смолье.

Хохотала над расспросами она,

говорила:

«Слишком ночь была черна!.»

В конце произведения черный и рыжий цвет резко противопоставляются белому цвету, и здесь уже нет сопоставления с природой, т.е. внимание читателя сосредотачивается исключительно на жизни человека, а белый цвет символизирует смерть:

Стали волосы -

смертельной белизны!

Видно, много

белой краски

у войны.

Повторы взаимодействуют с другими стилистическими приемами, в частности, с градацией. Так, в стихотворении «Сауна» поэтом моделируется двоемирие, которое в начале произведения представлено образами ада и рая:

Ты -

в сауне.

Ты - грешник.

И потому -

покайся!

Вживайся оробело

в блаженство

и мученье…

Но если это -

пекло,

куда девались

черти?.

К концу же произведения изображение двоемирия сводится к изображению противоречивой сущности человеческой жизни:

Все в жизни

повторяется.

И в нас

уже

вколочено:

в холодное!

В горячее!

В горячее!

В холодное!

Повторы в этом стихотворении участвуют в создании параллелей при изображении различных «миров», а градация служит для их характеризации. Так, чтобы в полной мере раскрыть образ неподвластного человеку мира (ад/рай), поэтом создается образ «хозяина», а точнее «хозяйки» этого мира - жары. При изображении жары и наблюдается явление градации. В образовании градации сперва принимают участие словообразовательные языковые единицы («жара - жарынь - жарища»), а затем и лексические («Она теперь царица! Она всему владелица!»). Переход от более «мелких» (словообразовательных) языковых единиц к более значимым (лексические синонимы) формирует переход событий от малого к большому, от «обыденности» к «вечности».

Мгновения спрессованы в года,

Мгновения спрессованы в столетия.

(«Мгновения»)

* * *

Между мною и тобою - гул небытия,

звездные моря,

тайные моря.

(«Ноктюрн»)

* * *

Хлебом и песней,

Мечтой и стихами,

жизнью

просторной,

каждой секундой,

каждым дыханьем

будьте

достойны!

(«Реквием»)

В рассмотренном выше стихотворении «Сауна» наблюдается еще одна идиостилевая особенность поэзии Р. Рождественского - лексические средства интенсификации высказывания участвуют в образовании идиоматических сочетаний:

Ведь мы, во всяком случае,

в своем существовании

и кипятками

варены!

И холодами

кручены!

Данные средства интенсификации направлены на формирование значимых образов и мотивов творчества поэта, следовательно, образованные ими идиоматические сочетания являются концептуальными авторскими установками, определяющими его мировидение.

Лексические средства интенсификации высказывания в поэзии Р. Рождественского активно взаимодействуют с интенсифицирующими языковыми средствами других уровней - словообразовательными, морфологическими и синтаксическими.

В качестве характерных словообразовательных средств интенсификации в творчестве поэта выступают такие суффиксы, как - енн-, - ин-, - оват- Функция интенсификации высказывания данных суффиксов в контексте произведений Рождественского актуализируется в лексических единицах, содержащих значение какого-то признака. Употребление данных суффиксов направлено не только на репрезентацию усиления / ослабления того или иного признака, но и на формирование образной системы художественного мира поэта. Так, в стихотворении «Не верю в принцесс на горошинах…» суффиксы - енн- и - оват - участвуют в образовании прилагательных с разной степенью усиления и вступают в отношения противопоставления:

Оладьи для них -

толстенны.

А внученьки -

тонковаты…

Образованные с помощью указанных суффиксов прилагательные направлены на сравнение и противопоставление двух несовместимых «предметов» - оладий и внучек. Поэт намеренно как бы «переставляет местами» данные прилагательные, чтобы передать абсурдность, нескладность, тщетность обыденной человеческой жизни, в которой стерты грани между человеком и вещью: зачастую вещь оценивается дороже («оладьи толстенны»), чем человек («внучки тонковаты»).

Еще одним примером словообразовательной интенсификации является употребление суффикса - ин -:

Белесый водопад вскипает, будто пунш,

когда в тугой струе -

торпедины горбуш.

(«Горбуша в сентябре идет метать икру…»)

Семантическое наполнение лексемы «торпедины», расширяющееся при помощи указанного суффикса, сочетает в себе три интенсивных признака - большой размер, большое количество, большую силу проявления действия. Так актуализируется мысль поэта о том, что все в устройстве мира имеет свое место и должно выполнить возложенную на него роль, несмотря ни на какие обстоятельства, и в этом помогает сила, вложенная природой в каждое живое существо.

Словообразовательные средства (приставки и суффиксы) в поэзии Р. Рождественского участвуют в формировании видовой семантики глаголов, а также в образовании способов глагольного действия (СГД), важных для раскрытия идейно - смыслового содержания произведений поэта. Так, например, к приставкам, образующим совершенный вид глаголов, относятся при-, вы-, рас-, на-, со- и некоторые другие: «привалило счастье вдруг», «и тогда я вымахну, вырасту, «приду я, приползу, приникну, припаду», «февральская вьюга покорно у ног твоих распласталась», «набухли кровавые кисти рябин», «воздух наполнить свистом», «войну мы должны сокрушить».

Характеризуя СГД при выражении категории интенсивности в поэзии Роберта Рождественского, мы используем классификацию Е.В. Клобукова, который в отдельную группу выделяет «экспрессивные способы глагольного действия». В творчестве поэта наблюдаются такие «экспрессивные» СГД, как:

· усилительный СГД, который обозначает, что действие сосредоточено в субъекте и имеет интенсивный характер: «себя разбрасываю, раскидываю, рассеиваю», «при дальнейшем продвижении расползется все сооружение», «февральская вьюга покорно у ног твоих распласталась»;

· длительно - смягчительный СГД, связанный с выражением длительности ослабленного (неинтенсивного) действия: «струится и подрагивает слава», «реки подкатываются к океану»;

· прерывисто - смягчительный СГД, имеющий словообразовательное значение «время от времени с небольшой интенсивностью совершать действие, названное производящим глаголом»: «ничего не поделаешь, ничего не попишешь», «вы покуриваете, вы посвистываете, независимый делаете вид», «он посмеивался»;

· сопроводительно - смягчительный СГД, выражающий указание на действие, расцениваемое как побочное по отношению к другому действию: «начальника у дома ждет шофер, поигрывая ключиком от «Волги»»;

· интенсивно - результативный СГД, включающий глаголы, объединяемые значениями полноты и исчерпанности действия: «я вымахну, вырасту», «из горящего дома вынесу тебя, сонную», «потом не вырвется наружу», «пиджак старомодный на лацканах вытерся», «из беды тебя я выручу», «войну мы должны сокрушить»;

· интенсивно - кратный СГД, связанный с обозначением действий, совершаемых интенсивно и многократно: «славы никто у тебя не выпрашивал», «читающий пассажир выклевывает по слову».

Способы глагольного действия, как и категория вида глагола, относятся к морфологическим средствам выражения категории интенсивности.

Для более полного понимания и раскрытия образов поэзии Рождественского важно не столько само «чистое» лексическое значение глагола, сколько то, какими добавочными, более конкретными смыслами оно наполняется. Например, при характеристике силы и неистовости природных стихий в контексте важно не само «называние» действия, а такие оттенки значения, обнаруживающиеся и у других глаголов в сходных контекстах, как однократность / многократность, повторяемость / завершенность, интенсивность / экстенсивность и т.п. В рассмотренном ранее стихотворении «Гром прогрохотал незрячий…» для выражения основной интенции автора использованы способы глагольного действия, передающие значения однократности и завершенности - так автор создает картину своего прошлого, которая затем при помощи параллелей обобщается до общефилософского уровня (раскрывается философская идея цикличности бытия - как и в природе, так и в человеческой жизни - все проходят разные этапы своего развития, например, у человека - детство, юность, зрелость, старость; в природе - весна, лето, осень, зима). Значение завершенности действия говорит о том, что определенные чувства и настроения уже пережиты и осмыслены героем, и к ним он уже никогда не вернется.

К морфологическим средствам выражения категории интенсивности относятся и степени сравнения прилагательных. В данном случае значение интенсивности содержится в семантической структуре прилагательного и маркируется при помощи суффиксов - айш-, - ейш- или употребления степени сравнения прилагательного в устойчивых синтаксических конструкциях с использованием усилительных частиц. Выражение категории интенсивности в поэзии Р. Рождественского осуществляется при помощи элатива, называющего безотносительно большую меру признака:

Мы слышны

только самым ближайшим

друзьям и врагам.

(«Не убий! - в полумраке…)

* * *

И все,

кто рядом с ней сидели,

были струнами.

А я был -

как это ни странно -

самой тоненькой.

(«Гитара ахала, подрагивала, тенькала…»)

* * *

Самые дальние,

самые тайные,

ветру открытые с трех сторон,

необнаруженные,

необитаемые,

принадлежащие тем,

кто влюблен.

(«Необитаемые острова»)

По мнению С.Е. Радионовой, элатив «позволяет выразить только усиление статического признака предмета, передаваемого именем прилагательным». Данное утверждение подтверждает ранее высказанную мысль о том, что прилагательные направлены на формирование ключевых образов поэзии Рождественского, в характеристике которых важна статичность и неизменность (например, образ вечности). Кроме того, элативная форма прилагательных служит для актуализации идейных установок автора:

Давай уйдем

к своим домашним богиням,

к своим уютным богиням,

к своим ворчащим…

Они всегда считают

самой высшей радостью

те дни, когда мы дома.

(«Богини»)

Лексические средства выражения категории интенсивности в произведениях Р. Рождественского взаимодействуют с синтаксическими - часто встречается сочетание интенсифицирующих лексем и различных синтаксических средств (например, синтаксического повтора): «визжащий, орущий, разболтанный мир заболел тишиной», «…в искаженные лица врагов взглянуть, чтобы руки скрутить им! Чтоб шеи свернуть!», «Так тихо, как будто все птицы покинули землю, одна за одной. Как будто все люди оставили землю один за другим», «За нами - штормовая тишина! За нами - нашей силы нарастание!».

К собственно синтаксическим средствам выражения интенсивности в поэзии Рождественского относятся сложноподчиненные предложения, построенные по модели так, такой, настолько, столь, до того, до такой степени, столько, так много, так мало…что:

Так тихо,

что стыдно глаза распахнуть

и на землю ступить.

Так тихо,

что страшно.

Так тихо,

что ноет спина.

Так тихо,

что слово любое сказать -

все равно что убить…

(«Тишина»)

* * *

Они ревнивы так,

что это даже страшно.

Так подозрительны,

что это очень странно…

(«Богини»)

* * *

Из тучи вылупился дождь

такой наивный,

как будто в мире до него

дождей

не падало…

(«Гитара ахала, подрагивала, тенькала…»)

* * *

Я столько должен ей,

что страшно вспомнить!

(«Долги»)

* * *

Мира мне

так бесконечно мало,

что лучше об этом

не говорить!

(«Мир, состоящий из зла и счастья…»)

Употребление подобных сложных синтаксических конструкций с элементами интенсификации отражает сложность размышлений о человеческой сущности при выражении художественной картины мира - человеческая жизнь, по мнению Р. Рождественского, не подлежит однообразному, схематическому представлению.

3.2 Реализация семантики интенсификации в поэтических текстах Евгения Евтушенко

Имя Евгения Александровича Евтушенко ассоциируется прежде всего с новаторством. Поэт широко использовал богатство русского языка, по-новому переосмысливая слово, а также создавая свое, новое, нечто, ранее не существовавшее в языке. Его творчество интересно как с точки зрения идейно - тематического содержания, так и непосредственно с точки зрения использования языковых средств, посредством которых поэт передает это содержание.

При анализе творчества поэта с точки зрения характерных особенностей и идиостилевых черт обнаруживается ряд языковых средств, способных выражать значение интенсивности.

В качестве лексических средств выражения интенсивности в поэзии Е. Евтушенко выступают преимущественно интенсификаты, то есть слова, в которых семантика усиления уже включена в систему значений. Использованные интенсификаты отражают характерную особенность идиостиля Евтушенко - смысловой контраст: лучшие человеческие качества, такие как доброта, понимание, милосердие, искренность, индивидуальность («величье убивает», «рыцарство печальных Сирано», «Дай бог познать страданий благодать», «сладость безнадежного ожидать», «Кто - гений эпохи», «В своей решимости упрямой хотел добиться торжества», «Мир ждет меня, моей борьбы и мужества») противопоставляются невежественности, жестокости, лицемерию и бессмысленной суетности человека в его обыденной жизни («превратилась в ненависть любовь», «Спеша на гвалт», «от града тычков, пинков, плевков и оплеух», «наш раздор необъясним», «И вот оно - возмездье - настает», «Под гогот: «Бей жидов, спасай Россию!"», «нельзя с мерзавцами дружить»). Для представления контрастных ценностей человеческой жизни поэт использует преимущественно интенсификаты - существительные, которые часто различаются и стилистической принадлежностью. В данной стилистической неоднородности и выражается авторская картина мира - Евтушенко противопоставляет высокое - низкому, нужное - ненужному, вечное - временному.

Обозначенное концептуальное противопоставление ярко выражено в стихотворении «Я разлюбил тебя… Банальная развязка»:

Гуманней не твердить «люблю…», когда не любишь.

Как тяжело потом из этих самых уст

услышать звук пустой, вранье, насмешку, грубость,

и ложно полный мир предстанет ложно пуст.

Для образной характеристики обозначенных контрастных мотивов в качестве интенсификатов выступают некоторые прилагательные и причастия, раскрывающие позицию автора и выражающие его отношение к тем или иным явлениям жизни. Данные интенсификаты участвуют в образовании эпитетов: «честностью своею страшно гордый», «взмокший, раскрасневшийся, веселый, он крикнул», «сколько их, галдевших, било», «я думаю, грешный», «в жизни поспешной», «в затравленных глазах», «трепет безответный, но прекрасный», «рисковая нескромность», «великую возможность любви неразделенной потерял», «закон есть непреклонный», «дара божьего любви», «Ревущее море», «И в песнях твоих, раздирающих душу», «неизмеримой глубиною», «ему доверив сон мятежный свой», «Я оборву струну жестокого романса» и др. Как и существительные с семантикой усиления, рассматриваемые прилагательные и причастия (как правило, действительные) можно разделить на две противоположные группы - с «положительным» и «отрицательным» значениями.

В произведениях Евтушенко обнаруживается употребление страдательных причастий прошедшего времени с семантикой усиления и оценки. Употребление подобных языковых средств помогает выразить авторскую идею одиночества отдельного человека, выступающего против толпы и вследствие этого обруганного и притесненного:

Я за решеткой.

Я попал в кольцо.

Затравленный,

оплеванный,

оболганный.

И дамочки с брюссельскими оборками,

визжа, зонтами тычут мне в лицо…

(«Бабий Яр»)

В подтверждение мысли о том, что отдельная личность, обладающая отличительными, выдающимися признаками, может стать жертвой толпы, поэт использует глаголы, характеризующие действия «героев» его произведений. В языковой картине мира Евтушенко глаголы вообще играют не последнюю роль. Они направлены не только на передачу динамичности и «сюжетности» творчества поэта, но и служат для выражения мысли о том, что жизнь человека состоит зачастую из опрометчивых и суетных поступков, жестоких действий по отношению друг к другу. Показывая жестокость в поступках людей, поэт тем самым осуждает их и призывает ценить человеческие отношения:

Мы перед чувствами немеем,

мы их привыкли умерять,

и жить еще мы не умеем

и не умеем умирать.

Но, избегая вырождений,

нельзя с мерзавцами дружить,

как будто входим в дом враждебный,

где выстрел надо совершить.

(«Мы перед чувствами немеем…»)

В поэзии Евгения Евтушенко глаголы, выражающие усиление, встречаются достаточно часто: «Все вздыбились», «Все скопом завизжали», «поезда будут мчаться», «крутиться для тех, кого мы презираем», «Мою душу не мучай», «страх чего-то безотчетно нас леденил по временам», «день томится в зное», «Его земля за них схватила, и лебеда вцепилась в них», «Теперь не ринуться куда-то», «ветки хлещут по лицу», «И рванулась ты к ливню и к ветру» и др. Усиление в указанных глаголах содержится не только в их лексических значениях, но и передается при помощи аффиксов, видовременных форм и способов глагольного действия. Рассмотрим отрывок из произведения «Третий снег»:

Был новый снег через неделю.

Он не пошел - он повалил.

Он забивал глаза метелью,

шумел, кружил что было сил…

В приведенном лирическом отрывке можно обозначить четыре глагола, в семантическую структуру которых включено значение интенсивности: «повалил», «забивал», «шумел», «кружил». В Толковом словаре С.И. Ожегова даются следующие толкования данных глаголов: Валить - «1. Идти, двигаться или падать массой, во множестве (разг.); 2. перен. О снеге: идти хлопьями, сплошной массой»; Забивать - «…4. Наполнить до предела чем - н.; засорить; 5. Заделать, закрыть наглухо»; Шуметь - «1. Издавать шум, протекать с шумом; 2. перен. Оживленно обсуждать что - н., делать предметом всеобщего внимания; 3. Громко выражать недовольство (разг.); 4. перен. Вести себя шумно; 5. перен. О том, что воспринимается многими, производит впечатление»; Кружить - «…4. перен. О вихре, метели, вьюге: дуть, завивая кругами (снег, песок, пыль, листья и под.)».

Семантика усиления данных глаголов «поддерживается» и развивается другими лингвистическими средствами. Так, например, в стихе «Он забивал глаза метелью» интенсивность выражается не только глаголом «забивал», но и словом «метель», которое в Толковом словаре С.И. Ожегова трактуется как «сильный ветер со снегом, вьюга». Значение глаголов «шумел», «кружил» усиливается конструкцией «что было сил». Усиление глагола совершенного вида «повалил» репрезентируется за счет конкретно - фактического значения, которое «отражает конкретный единичный факт и является максимально употребительным для совершенного вида», а также при помощи сопоставления: «Он не пошел - он повалил». Интенсивность глаголов «забивал», «шумел» и «кружил» также связана со значением способов глагольного действия - с многократностью.

В качестве усиливающего добавочного действия к основному, выраженного глаголом, выступают некоторые деепричастия: «обрушившись дрекольем и вожжами, железными штырями от колес», «толпа глухою стала, разъярясь», «И море, дымясь, и вздымаясь, и дамбы долбя, соленое солнце всосало в себя», «схватив товарищей за плечи» и др.

Особая роль в поэзии Евтушенко принадлежит интенсификатам - наречиям: «грозно гарпун в траве торчит», «я не шибко тужил», «аж до боли светлы», «возмутительно нелогичный», «непростительно молодой», «увлеченно кому-то лгу», «вздымая горько», «забито проглянуло что-то вдовье», «сдирая яростно», «Деревья смотрят грозно, по-судейски», «дождь тебя наотмашь бьет», «Тревожьтесь обо мне пристрастно и глубоко», «Скулит наш бедный пес до умопомраченья» и др. В основе формирования наречий - интенсификатов лежит «человеческий» фактор - все они так или иначе по значению связаны с поведением или чувствами человека: поэт видит несправедливость, жестокость и «неправильность» этой жизни, поэтому большинство используемых им наречий, отражающих поведение людей, представляет отрицательное значение.

Характерное свойство поэзии Евтушенко - ирония, для передачи которой использованы различные языковые средства интенсификации. В качестве примера можно привести стихотворение «Работая локтями, мы бежали…»:

Работая локтями, мы бежали,-

кого-то люди били на базаре.

Как можно было это просмотреть!

Спеша на гвалт, мы прибавляли ходу,

зачерпывая валенками воду

и сопли забывали утереть.

И замерли. В сердчишках что-то сжалось,

когда мы увидали, как сужалось

кольцо тулупов, дох и капелюх,

как он стоял у овощного ряда,

вобравши в плечи голову от града

тычков, пинков, плевков и оплеух…

В рассматриваемом произведении актуализируется авторская мысль о том, что человеческая глупость и жестокость могут быть безграничны. Основанием для такого утверждения служит перечислительная конструкция, включающая многочисленные языковые единицы разговорного стиля («гвалт», «сопли», «капелюх», «тычков» и т.д.), при помощи которых поэт передает мироощущение главных «героев» - мироощущение бездушной невежественной толпы. Поэт не просто обнажает человеческие пороки, но и высмеивает их. «Остатки» истинно человеческой добродетели выражены уменьшительно - пренебрежительным словом «сердчишки» («В сердчишках что-то сжалось…»), которое в дальнейшем ассоциативно связывается с «ледяшкой» (основанием для такой ассоциации служит схожая словообразовательная модель слов «сердчишки» и «ледяшка»). Кроме того, в произведении присутствует конструкция фразеологизированного типа - «и сопли забывали утереть», которая также выражает авторскую иронию.

В стихотворении «Работая локтями, мы бежали…» помимо лексических средств выражения интенсивности используются словообразовательные и синтаксические. Лексические средства интенсификации (интенсификаты) - различные части речи, среди которых имена существительные («спеша на гвалт», «парень с честной мордой»), глаголы, причастия и деепричастия («Все вздыбились», «Все скопом завизжали, обрушившись дрекольем и вожжами», «толпа глухою стала, разъярясь», «взмокший, раскрасневшийся, веселый, он крикнул мне» и др.), наречия («страшно гордый», «Со вкусом били. С выдумкою. Сочно…», «Все скопом завизжали»).

Рассмотренные выше лексические средства выражения интенсивности, представленные различными частями речи, в поэзии Е. Евтушенко участвуют в образовании различных тропов и стилистических фигур. Так, встречаются многочисленные сравнения, служащие для выражения мировоззренческих установок автора, - «живая» жизнь человека с чувствами и поступками уподобляется / противопоставляется неодушевленному, лишенному человечности, миру предметов: «Все скопом завизжали, обрушившись дрекольем и вожжами, железными штырями от колес», «мои руки сильны, как тиски», «И неподвижность - как расплата за молодой его полет», «И только в пыльной лавке стояли, словно роты, не веря смерти Лорки игрушки-донкихоты», «крик - исповедь у стен на лестнице такой, где черт сломает ногу», «по крови, как по следу», «Мне кажется - я - это Анна Франк, прозрачная, как веточка в апреле» и некоторые другие.

Развитие мотива противопоставленности живого - мертвому, временного - вечному осуществляется при помощи метафор с элементами усиления: «От стального каната были руки в огне», «Опустевший вокзал над сумятицей судеб», «прыгнул в бездну звездную побега» и др.

Для поэзии Евтушенко свойственно использование различных словообразовательных средств интенсификации высказывания. К подобным средствам относятся приставки раз-/рас-, при - («толпа глухою стала, разъярясь», «взмокший, раскрасневшийся, веселый»), суффиксы, участвующие в основном в образовании прилагательных: - ист-, - аст-, - овит-, - чат- : «Мускулистый, лобастый, я заклепки клепал», «Один мой деловитый соплеменник», «удивляюсь баржам бокастым», «Он был пластинчатый и хрупкий». Ряд словообразовательных элементов (суффиксов) в контексте выражает ослабление проявления признака: «Они не по зубам - все зубы мягковаты. Они не по супам - кастрюли мелковаты». Поэт использует и деминутивные суффиксы, функция которых, однако, сводится не к выражению интенсивности, а к выполнению стилистической дифференциации - при помощи подобных суффиксов поэт изображает незначительность определенных явлений человеческой жизни и выражает свое пренебрежение к ним: «Зевая, мы играем, как в картишки, в засаленные, стертые страстишки», «Китеныш, а не кит» и т.п.

К периферийным средствам выражения категории интенсивности в поэзии Евгения Евтушенко относятся синтаксические средства. В качестве синтаксических интенсификаторов высказывания выступают идиоматические сочетания, включенные в состав предложений: «Тот дурень, кто велик. Кто мельче - тот умнее», «не плели ерунду», «до десятого пота гнулся я под кулем», «аж трещали швы!», «Стоял вагон, видавший виды», «я не ставлю ни во грош бессмысленно глубокий омут, где ни черта не разберешь», «гитару пополам - к чему ломать комедь!», «Пожалуй, можно так с ума сойти, метаясь…». Подобные конструкции в контексте произведений поэта направлены не только на выражение интенсивности, но и на стилизацию речи, приближающуюся к «живой» речи простого народа. Снижение стиля обусловлено авторскими интенциями - поэт стремится изобразить нелепость, бессмысленность, бесполезность бытия некоторых людей, передавая это при помощи иронии и сарказма.

Поэт часто экспериментирует с формальной стороной своих произведений, для которых характерна особая синтаксическая организация, состоящая из чередований многочленных сложных предложений с простыми предложениями, повтора определенных синтаксических конструкций. Сложность синтаксической организации свидетельствует о сложности мироощущения поэта, о стремлении изобразить жизнь более детально и динамично.

В качестве интенсификаторов могут выступать некоторые побудительные предложения, выражающие волеизъявление: «До свиданья, прости, отпусти, не неволь же!», «Ваш фотопыл умерьте!», «Довольно доброты!». Интенсивность здесь выражается при помощи актуализации лексического значения, а также при помощи специальной интонации. «Предложения, выражающие приказ, требование, произносятся высоким тоном, с большей напряженностью. Предложения, выражающие совет, просьбу, обычно произносятся более низким тоном, с меньшей напряженностью»:

Дай бог всего, всего, всего

и сразу всем - чтоб не обидно…

Дай бог всего, но лишь того,

за что потом не станет стыдно.

(«Дай Бог!»)

* * *

Благословите на мужество!

Благословите на бой!

Возьмите меня в наступление -

не упрекнете ни в чем.

(«Лучшим из поколения»)

В качестве синтаксических средств выражения интенсивности выступают и некоторые восклицательные предложения с использованием лексических интенсификатов, интонации перечисления и усилительных частиц:

О, нашей молодости споры,

о, эти взбалмошные сборы,

о, эти наши вечера!

О, наше комнатное пекло,

на чайных блюдцах горки пепла,

и сидра пузырьки, и пена,

и баклажанная икра!

(«О, нашей молодости споры…»)

К предложениям, способным выражать семантику интенсивности, в поэзии Евтушенко относятся некоторые осложненные предложения, среди которых:

· предложения с однородными членами:

Меня любила девочка одна

с повадками мальчишескими дикими,

с летящей челкой

и глазами - льдинками,

от страха

и от нежности бледна.

(«Одиночество»)

· предложения с обособленными членами:

И срамные девки тоже,

под хмельком вскочив с рогожи,

огурцом намазав рожи,

шпарят рысью -

в ляжках зуд…

(«Казнь Стеньки Разина»)

· предложения с вводными и вставными конструкциями. «Основная функция вводных компонентов - выражать отношение говорящего к сообщаемому - значение субъективной модальности, окрашивающей содержание основного высказывания или какой-либо его части»:

Белые ночи - сплошное «быть может»…

Светится что-то и странно тревожит -

может быть, солнце, а может, луна.

Может быть, с грустью, а может, с весельем,

может, Архангельском, может, Марселем

бродят новехонькие штурмана.

(«Белые ночи в Архангельске»)

* * *

Когда-нибудь потом (не дай мне бог, не дай мне!),

когда я разлюблю, когда и впрямь умру,

то будет плоть моя, ехидничая втайне,

«Ты жив!» мне по ночам нашептывать в жару.

(«Качался старый дом, в хорал слагая скрипы…»)

* * *

Не помню, сколько их, галдевших, било.

Быть может, сто, быть может, больше было,

но я, мальчишка, плакал от стыда.

И если сотня, воя оголтело,

кого-то бьет, - пусть даже и за дело! -

сто первым я не буду никогда!

(«Работая локтями, мы бежали…»)

· предложения с обращениями:

Лучшие

из поколения,

цвести вам -

не увядать!

(«Лучшим из поколения»)

* * *

Неотразимая,

ты зимним зимняя!

(«Твоя душа»)

Нередки случаи, когда в одном предложении комбинируются указанные средства осложнения:

Вперед,

ломая

и угадывая!

Вставайте, братья,-

в путь пора.

Какие с вами мы богатые,

безденежные мастера!

(«Монолог из драмы «Ван - Гог»»)

В произведениях Евгения Евтушенко как поэта - новатора понимание синтаксической организации текстов важно для более точного раскрытия авторского замысла. Преобладающими синтаксическими конструкциями являются различные типы сложных предложений, некоторые из них могут служить выразителями интенсивности. Так, интенсивность может выражаться в сложносочиненных предложениях благодаря лексической наполняемости и интонации:

А как хотелось жить! По соснам дятел чокал,

и бегал еж ручной в усадебных грибах,

и ночь плыла, как пес, косматый, мокрый, черный,

кувшинкою речной держа звезду в зубах.

(«Качался старый дом, в хорал слагая скрипы…»)

В приведенном отрывке семантика интенсивности актуализируется при употреблении перечислительных конструкций и одинаковых видо - временных форм, обособления. Ключевым предложением здесь выступает первое - «А как хотелось жить!», последующее же сложносочиненное предложение с семантикой одновременности показывает, насколько сильно желание лирического героя, как много хорошего может подарить ему жизнь, поэтому весь отрывок воспринимается достаточно эмоционально.

Усиление наблюдается и в некоторых сложносочиненных предложениях с семантикой противопоставления:

Не надо нам

ни света чопорного,

ни Магомета,

ни Христа,

а надо только хлеба черного,

бумаги,

глины

и холста!

(«Монолог из драмы «Ван - Гог»)

Еще одним синтаксическим средством выражения категории интенсивности в поэзии Евтушенко являются сложные бессоюзные предложения. Интенсивность в таких предложениях создается лексическими средствами, особенностями употребления видо - временных форм глаголов, однотипностью построения частей, интонацией перечисления, значениями одновременности, временной последовательности, противопоставления, обусловленности и др.:

Тучи шли над ним, нависнув,

ветер бил в лицо, свистя,

ну, а он молчал недвижно -

тундры мудрое дитя.

Я застыл, воображая -

вот кто знает все про нас.

Но вгляделся - вопрошали

щелки узенькие глаз…

(«По Печоре»)

Интенсивность на уровне сложноподчиненных предложений в творчестве Евтушенко представлена немногочисленными конструкциями, построенными по модели так, такой, настолько, столь, до того, до такой степени, столько, так много, так мало…что:

Пусть было здесь немало метров,

но так вода была ясна,

что оставалась неприметной

ее большая глубина.

(«Глубина»)

Евгений Евтушенко употребляет преимущественно сложноподчиненные предложения с изъяснительными и обстоятельственными придаточными. Усиление здесь может выражаться при помощи лексических средств, интонации, «спаянности» компонентов:

Хвост благодушья,

чтобы злей я был,

одним ударом

кто-то отрубил!

И я вам расскажу сейчас

о злости,

о злости той,

с которой ходят в гости,

и разговоры

чинные ведут,

и щипчиками

сахар в чай кладут.

(«Злость»)

Таким образом, использование синтаксических интенсифицирующих средств является характерной чертой идиостиля творчества Евгения Евтушенко; они направлены на выражение авторского замысла - показать жизнь человека с разных сторон, углубиться в нее, понять ее суть. Жизнь не представляется поэту чем-то простым, для него жизнь - это череда испытаний, побед и поражений, эмоций и настроений, поисков, разбор «полетов».

Синтаксические средства выражения интенсивности зачастую сочетаются с лексическими:

И вот оно - возмездье - настает.

«Предатель!» - дождь тебя наотмашь бьет.

«Предатель!» - ветки хлещут по лицу.

«Предатель!» - эхо слышится в лесу.

(«Всегда найдется женская рука…»)

Лексические средства служат для актуализации ключевых образов и мотивов (противопоставление «добра» и «зла»), а синтаксические средства развивают мысль поэта о том, что ничего в этой жизни не проходит бесследно, все взаимосвязано - мир человека непосредственно связан с миром природы, которая, в представлении поэта, гармонична, поэтому не терпит людского несовершенства и настроена враждебно против человеческой жестокости, злобы и предательства. Подтверждением этой идеи в поэзии Евтушенко служит также использование некоторых стилистических средств выражения интенсивности, например, повтора. В произведениях поэта наиболее часто встречаются лексические и синтаксические повторы, нередки случаи их сочетания:

«Есть божий суд…» - метель ревела в окна.

«Есть божий суд…» - весной стонала Волга

в раздольях исстрадавшихся степных.

«Есть божий суд…» - кандальники бренчали.

«Есть божий суд…» - безмолвствуя, кричали

глаза скидавших шапки крепостных…

(«Баллада о шефе жандармов и о стихотворении Лермонтова «На смерть поэта»)

Использование различных средств интенсификации высказывания часто встречается в философской и гражданской лирике поэта:

Как стыдно одному ходить в кинотеатры

без друга, без подруги, без жены,

где так сеансы все коротковаты

и так их ожидания длинны!

Как стыдно -

в нервной замкнутой войне

с насмешливостью парочек в фойе

жевать, краснея, в уголке пирожное,

как будто что-то в этом есть порочное…

(«Одиночество»)

В отрывке встречаются многочисленные лексические интенсификаты, среди которых ключевым чувством - образом является «стыд», который С.И. Ожегов определяет как «1. Чувство сильного смущения от сознания предосудительности поступка, вины; 2. Позор, бесчестье». Евтушенко формально маркирует данный образ сочетанием слова категории состояния с восклицательной частицей - «как стыдно»; развитие данного образа осуществляется при помощи синтаксических интенсифицирующих средств: сложноподчиненного предложения с обстоятельственным придаточным места (первая строфа) и сложным синтаксическим целым с обособлением и сравнением (вторая строфа). Выражению интенсивности высказывания способствует употребление частиц как и так, а суффикс - оват - служит репрезентации слабого проявления признака - экстенсивности, которая может свидетельствовать о недостатке положительных эмоций - «где так сеансы все коротковаты».

Рассмотренный лирический отрывок из произведения Евтушенко «Одиночество» нельзя трактовать однозначно, поскольку, на первый взгляд, автор обнажает печальную сущность одиночества, однако можно говорить и об авторской иронии: «как стыдно» - предположительно, это всего лишь установка «общественного мнения», а не истина; опровержением данной установки выступает сравнение во второй строфе, указывающее на сомнение и опровержение - «как будто что-то в этом есть порочное».

Интенсивность как своеобразная черта творчества Е. Евтушенко проявляется и на уровне жанровой организации его произведений. Например, поэт иногда обращается к религиозной теме, и его произведения предстают в жанре молитвы. Обращение к подобному жанру свидетельствует о мироощущении автора - мир представляется ему достаточно суровым и несправедливым, и только в Боге можно найти ту высшую силу, которая поможет бороться с жизненными неурядицами и не потерять веру в свои силы:

Дай бог слепцам глаза вернуть

и спины выпрямить горбатым.

Дай бог быть богом хоть чуть - чуть,

...