Особенности адекватного перевода композитов в художественных текстах биографической направленности

В почтовой карете по дороге в Вену Карл напился первый и единственный раз в своей жизни. Спустя два часа он достал бумагу из ручной сумки. «Дорогой отец! - написал Карл. - Мое первое занятие по анатомии прошло замечательно. Мы с группой находились в большом холодном зале, в котором ужасно пахло. На теле умершего от голода бездомного нам объяснили строение брюшной полости. Профессор разрезал труп и достал из него кровяной склизкий комок, как мы потом узнали, это была печень. Обязательно сообщите дяде Вильхельму, что печень пьющего человека - зрелище ужасное. Завтра профессор покажет нам строение мозга. У меня все хорошо. С наилучшими пожеланиями Ваш сын Карл».

В то время, как он вываливался из почтовой кареты, в его деревянном чемодане лежало 52 подобных письма.

У пожилой вдовы одного майора Карл снял комнату, которую по утрам тут же покидал. Целый день он проводил на улице, в кафе и театре. После того, как отец прекратил высылать ему деньги, зарабатывал на жизнь Карл тем, что разыгрывал свои смешные сценки на бочках из под молодого вина. Благодаря выступлениям он знакомился с другими писателями и поэтами. Одним своим знакомством он обязан своему первому приему на работу. В Карл-театр требовался автор текстов. Один из актеров посоветовал Карлу попробовать устроиться на эту работу. Карл, который чувствовал внутри себя недостаточно взрослым для такой должности, кивнул головой. Тем не менее, этот актер отнес директору театра смешные сценки Карла и его первое произведение. Карла приняли. Но это длилось недолго; до тех пор, пока комедии Карла не стали играть на сцене.

Этот успех изменил Карла. Он купил квартиру и редко выходил на улицу. Поэту или писателю не следует шататься по улицам и расточать свое время в кофейных домиках. К самому лучшему портному для снятия мерок на костюм он приходил с важным видом. Его советы были достойны внимания. Он был неисправным должником. В Гонцагагассе постоянно приходил элегантно одетый человек, чтобы требовать с него оплаты за высококачественные костюмы.

Однажды он споткнулся перед дирекцией театра прямо возле девушки, которая лежала, съежившись на земле. Часто случалось такое, что бывшие актрисы театра из-за разочарования пускали свою жизнь на самотек. Что-то - темные кудри девушки, одежда или может белоснежные чулки - заставило Карла остановиться и обмолвиться словом с девушкой. Она вскочила и хотела убежать прочь. Но он остановил ее. Она опустила глаза и терпела, как Карл тер ее щеки так неумело, словно выводит щеткой пятно на рубашке.

«Моя сударыня, - сказал он нежно, - не должно же быть все так плохо».

И она зашагала самостоятельно. «Мой голос слишком тонкий и, двигаюсь я как старуха. Разве это хорошо? Спросите директора! Вон он идет!»

Карл обернулся и поприветствовал директора. Он указал вниз на девушку, там она чувствовала себя в безопасности от взглядов остальных работников. Он представился как всеми известный поэт Хаффнер. Блеск в ее глазах привлекал его еще больше. В его театре ни одна из учениц не была бы изгнана. Он разрешил сударыне (Элизабет?) прийти к нему на следующий день и разучить одну важную роль.

Элизабет была второй дочерью низшего чиновника. Мать ее умерла при родах. Уже с ранних лет Элизабет проявляла свой характер посредством своеобразного кокетства, она была наглой и пугливой одновременно. Благодаря своему уму она хорошо училась в школе. Каждое незначительное стремление навстречу своим мечтам влияло на нее больше, чем на других девочек ее возраста и, надежды учителя остались неоправданными. И больше она об этом не волновалась. Она считала, что с школа не имеет никакого отношения к жизни. В настоящей жизни, как она уже научилась, ей служили ее смех, большие карие глаза и ямочки на щеках и, ничто из этого не было бесполезным при советах прочтения книг.

Когда ей было шестнадцать, ее замужняя сестра Мария разрешила сопроводить ее в пригородный театр. Это был самый волнующий день в ее жизни. Сестры вместе искали наряды и помогали друг другу при подготовке выхода в свет. Упряжка из двух лошадей привезла их прямо к театру. Там Элизабет и увидела впервые, чего ей хотелось всю свою жизнь: превращаться из одного человека в другого. Человек на сцене за считанные секунды проживал целую жизнь, она чувствовала страх и любовь, была знаменита и свергнута.

Стр. 35.

После того как ее брат покинул дом, Кристина появилась лишь к ужину, и виду не подав, что помнит об этом уличном мальчишке. Кроме того: у своей матери она переняла роль всерешающей женщины в семье. Она знала, как вертеть отцом. Ей легко удалось сделать так, чтобы Карл Хаффнер ввел ее в театральный свет. И вот вскоре Кристина дебютировала на венской сцене. Сестры и отец шесть раз кричали ее имя, перед тем как опустился занавес. И вправду, такое количество цветов, что ей подарили, было немного необычным для дебютантки. Никто и не догадывался, что самый роскошный букет она получила от Адальберта. Он пришел попозже, и занял место на одном из задних рядов, а потом пробирался сквозь толпу посетителей, когда его семья начала покидать свои места.

Сбережения Адальберта быстро иссякли. Как раз когда Кристина со своим знаменитым театром уехала в тур во Врацлав, он дал свой первый концерт на скрипке, но конечно немного по иному, нежели представлял его отец. Чтобы оплачивать съемное жилье, Адальберт вступал в жаркие споры с кучерами, художественными свистунами, певцами-самородками, музицировал перед выпившими гостями трактира за еду и пару грошей. Если же денег, которые он собрал благодаря своему брынчанию, было достаточно, то он оставался в гостевом доме. Очень часто он пропивал весь свой заработок. Хотя, в общем, ему нравилось, что в отчем доме к выпивке относились равнодушно.

Родные узнали о женитьбе Адальберта лишь спустя несколько месяцев после данного события. Художник Штрассер- друг старика Хаффнера, однажды случайно забрел в закусочную, в которой выступал Адальберт. Он узнал сына поэта, хотя, и, прошло несколько лет, с тех пор как Адальберт покинул переулок Гонзаге. Трактирщик рассказал ему все, что знал о молчаливом скрипаче: женат, детей нет, живет где-то в восьмом районе.

Адальберт получил письмо отца. В нем весьма дружелюбно писалось о том, что Адальберт был прощен, и все с нетерпением ожидают его приезда, но, тем не менее, они бы не хотели, чтобы он воспользовался этим случаем, и представил им свою супругу.

Адальберт был зол. За что его должны были простить? И что означал этот отказ в приеме его жены? Но, все же, он очень хотел вновь увидеться со своей семьей.

Сестры холодно его поприветствовали. Когда он постучал в дверь кабинета, то его сердце бешено заколотилось. Отец сидел за столом и что-то писал. Некоторое время слышен был лишь скрип пера, за окном ветер гнул ветки клена. Старик Хаффнер отложил перо в сторону, и они пожали друг другу руки.

«От тебя несет как от торговца рыбой, хотя в целом выглядишь здоровым»- сказал поэт.

Он слегка кивнул головой, указывая ему вежливо на стул, будто перед ним был его деловой партнер, а не сын. Адальберт попросил разрешения закурить, и отец пододвинул к нему настольную зажигалку. Время от времени он выпускал кольца дыма, которые как бы образовывали между ними невидимую стену. В конце- концов старик Хаффнер начал разговор.

«Тебе известны правила игры в шахматы?»

«Я плохо играю, почти и не умею»

Адальберт с улыбкой проследил за тем, как благодаря ловкому движению рук на столе возникла шахматная доска. Давно, когда Адальберт еще учился в гимназии, он играл пару партий в шахматы, но после этого он не особо ими заинтересовался. Хотя его очень удивляло то, с каким честолюбием он обдумывал свои ходы. Он не торопился. Никто из них и не взглянул на Элизабет, когда она подала в комнату кофе и ликер. Старик Хаффнер поморщил нос от того, с какой быстротой Адальберт справился с выпивкой.

« А ты неплохо держишься - сказал поэт спустя пару часов игры - я бы тебе посоветовал взять наконец-то короля, а то эта охота за пешками тебе ничего не даст.»

Положение Адальберта на доске было плачевным. Когда он вновь взглянул на отца, то вспомнил, с какой целью он сюда приехал. От этой мысли его бросило в жар.

«Моя жена Мария ждет ребенка, если родится мальчик, то я хочу назвать его Карлом».

Старик Хаффнер сделал глоток кофе и кивнул.

«Правильно, но тебе не следует рассказывать мне о своей жене, я уже имел честь познакомиться с ней в голубом доме. И я надеюсь, что твоя мать и твои сестры будут столь же терпеливы, сколь и я.»

Прошло несколько мгновений, пока Адальберт понял смысл этих слов. Он сбил рукой фигуры с доски и ринулся прочь из комнаты, оттолкнув при этом мать, возникшую у него на пути. Кристина побежала за ним по лестнице, окликая его. Адальберт забыл свое пальто.

Жена Адальберта- Мария Ригер была родом из Циллингдорфа- небольшого местечка, расположенного в нижней Австрии. Ее родители надеялись, что когда-нибудь она и ее муж унаследуют гостевой дом, их семейное дело. Но, хотя Мария и была тихой и не очень энергичной девушкой, ей удалось осуществить свою мечту, и уехать со своей подругой Лизель в столицу. Ей очень хотелось просто прогуляться по улице, и при этом не здороваться с каждым прохожим. В ее мечтах Вена представлялась ей огромной. И вот летом, в воскресный день ее и ее подругу Лизель пришла проводить на железную дорогу половина жителей деревни.

В Вене девочки подрабатывали в качестве швей и помогали в гостевых домах. Мария жила в таких условиях, которые раньше и представить себе не могла, которые ей были совершенно неизвестны, но которые раскрыли в ней невиданную энергию. Спустя несколько недель она полностью освоилась в городе. Она осталась все той же тихой и робкой девушкой, хотя каждая новая прелесть в окружающей ее обстановке трогала ее до глубины души. Мария была очень довольна тем, что она не должна была никому отчитываться. Все реже она писала письма родителям. И хотя, день за днем ей приходилось искать работу, она была беззаботна в этой суете однообразности.

Адальберт и Мария познакомились друг с другом в Хейригене. После того как он преклонил одно колено, поклонился ей и попросил разрешения присоединиться к двум девушкам. Марию нельзя было назвать ни красавицей, ни простушкой. Мужчинам больше нравилась ее свободная подружка Лизель. Но в тот вечер Адальберт делал комплименты именно ей, Марии. Они поженились.

Даже после рождения маленького Карла Адальберт не смог остепениться. Он бегал по всей Вене, играл в Хейригене. Поздно вечером он открывал дверь и протягивал недовольно Марии бумажник. Очень часто Мария пристально всматривалась в окно, стоя на ногах до утра, словно полуночник. Не только беспокойство за Адальберта, но также и вопросы о будущем лишали ее сна. Адальберт производил впечатление больного, сражающегося с болезнью. Лизель называла это брачной лихорадкой. Адальберт же просто еще не привык к тому, что теперь рядом с ним есть жена и ребенок. «Так и должно быть, не бойся».

Адальберт проводил время на улице, изредка в гостевых домах. Отнюдь не новые обстоятельства выгоняли его на улицу, с Марией его связывали очень доверительные отношения. Его волновали вопросы о смысле его бытия, а также постоянная нехватка денег лишала его надежды на лучшее. Порой его мучила совесть, и он играл с маленьким Карлом, чтобы Мария могла немного отдохнуть. В иные дни раскаяния он приглашал гостей. И вскоре ему все же стали ненавистны эти прогулки по широким безлюдным улицам, с сигаретой или зубочисткой во рту, чтобы притупить чувство голода.

Его дни были светлые и холодные.

В честь серебряной свадьбы императорской пары Адальберт очутился в Пратере, вместо привычных домов в Вене. Там он наткнулся на первые мимо проезжающие экипажи. В этот момент он должен был думать о родном доме, о двух комнатах, в которых трудилась Мария, и о лопоухом Карле, который безмолвно играл с камушками на земле. Внезапно Адальберт почувствовал такое сочувствие к малышу, что он развернулся и пошел домой.

Несколько лет спустя Карл должен был вспоминать тот день в апреле, который он прожил на улице как его отец. По дороге к кольцевой дороге Карл беспрерывно интересовался об императоре и императрице, которых он приравнивал к сказочным властителям из сказок его матери. Но при взгляде на первом встречном экипаже он замолкал.

Не торопясь, проходили мужчины в костюмах. Одни выгуливались собаку на поводке, другие тащили тяжелые мешки на плече, а кто-то нес мертвого гуся. Величественные, красиво упряженные лошади бежали рысью; хищная птица сидела на руке всадника. Карл слышал удары кнутом. Да там же прибывала императрица! Деревянная карета медленно двигалась по дороге. Со всех сторон она была украшена занавесами из листвы. Императрица сидела на гладком сидении вместе с гневным на вид мужчиной, который управлял упряжкой. Карл представлял их себе гораздо прекраснее и роскошнее. Она была одета так же как и другие женщины. Ее волосы были растрепаны и - она на ее голове не было короны. Вооруженные мужчины, которые двигались верхом, кажется, смеялись над ними. Арестовали ли их?

Карл начал хныкать. Когда он называл причину отцу, он посмеялся над ней. «Но все же это не императрица! Упряжка - это охотники, а женщина - это добыча охотников! «

С недоумением смотрел Карл на упряжку. Когда он поворачивался с недоверием к отцу, то слышал цоконье. Лошади перед каретой вставали на дыбы. Кучер рвал в поводьях. Женщина, которую Карл все еще считал императрицей, удерживала в ужасе деревянную рейку. Лошади подскакивали вперед. Кучер еле удерживался от падения. Лошади вырывались прямо на зрителях. В небе были слышны крики людей и звуки от кареты.

У Карла было ощущение, что отец был изгнан по чужой воле. Безмолвно, неподвижно он пробивал им дорогу через толпу. Вокруг несчастного случая на дороге образовалась большая толпа. Один мужчина держался за голову, другой прихрамывал, опираясь на друга. Мужчина стоял на коленях рядом с густком крови и одежды на земле. Карл был уверен, что это принадлежало той самой женщине. Когда пыль улеглась, он рассмотрел мужчину точнее. У мужчины не было бороды. Он звал врача, обмахивая женщину шапкой. Женщина не двигалась. Мужчина вскочил и ринулся из толпы, не узнавая врача в лицо.

Спохватившись, он снова вернулся к женщине. Поочередно он звал то ее, то врача. Был слышен только его взволнованный и полный отчаяния голос. Люди молча стояли в напряженном ожидании. Через некоторое время раздался крик, похожий на крик животного. Кричала женщина. Пожилой мужчина рядом с Карлом, странно улыбаясь, сказал: «Никакой врач здесь не поможет. Для юноши это большое горе».

Карл видел, как мужчина в шапке забрал у солдата винтовку, подбежал к ревущей женщине и ударил ее штыком в грудь. Люди застонали. Солдаты в своих сверкающих военных мундирах поспешили к мужчине, который бросился к женщине и держал ее, обнимая. Был слышен ветер, прошелестел могучий дуб. Адальберт никогда не искал работу. Он также был верен своей жене, в том плане, что он ни одной другой женщине не оказывал знаки внимания. Иногда при взгляде Марии он испытывал чувство нежности. Хорошо, что она была там, но все же, он не любил ее.

Он больше не читал книг. На вопросы, которые преследовали его по улицам и через мосты, приводили его на свадьбы и похороны, на безмолвные вопросы о смысле жизни и жизненном пути в книгах не было ответов. У Адальберта складывалось впечатление, что не один философ писал свои книги только для того, чтобы не ошибиться в этих вопросах.

Но Адальберт все еще чувствовал, что над ним тяготела ответственность, которая иногда казалась беспредельной. Тогда он бежал к знакомым и приглашал их на ужин. Деньги на это он как-то находил. Никого не нужно было просить дважды, ни Лизель, которая приходила в разной мужской одежде, ни супружеские пары Хазек и Лехнер, у которых никогда не было денег, но их это все же и не заботило. Мария уважала кулинарное искусство своей матери. Адальберт становился любезным хозяином. Ему доставляло удовольствие играть в игры после обеда. От стыда и труднопроизносимых слов он смеялся, корчась в своем кресле, и, беспокоя Марию, будил маленького Карла в кроватке.

Адальберт особенно любил «Игры с завязыванием глаз». Когда у кого-то из участников завязаны глаза, со стола забирают предмет. Потом повязку снимают, и этот человек должен как можно скорее назвать исчезнувший предмет.

Однажды вечером всех радовало то, что Карла после еды не уложили спать. Его уши покраснели, когда ему разрешили дольше посидеть за столом в его вязаном жилете и залатанных брюках. Игра с повязкой захватывала его. Карл был спокойным, скромным ребенком, усердие, с которым малыш просил завязать глаза, всех удивляло. Шутя, Лехнер завязывал Карлу на голове черный платок. Когда его снимали, Карл подмигивал и кричал: «Сахарница!» Правильно, Лизель прятала под столом сахарницу.

С сияющим выражением лица Карл еще раз попросил завязать глаза. На этот раз отсутствовал портсигар Хазека. Больше не было надобности завязывать глаза Карлу. Без особых усилий он обнаружил отсутствие газеты, обрубка свечи и непримечательного стакана. После чего Лехнер похлопал в ладоши.

«Очень впечатляет, Карл! Теперь мы видим, что ты мастер. Подожди за дверью, между тем, мы что-нибудь изменим в комнате. В комнате, слышишь?»

Карл надел толстые шерстяные чулки и выбежал в сырой холодный коридор. Коль покидал он жилище в обычные дни, чтобы принести угля из запаса, в нишах поджидали его кричащая женщина и другие привидения. Ныне никто не мог причинить ему вред.

Лехнер пригласил Карла в комнату. Он указал на свободное место на стене, где раньше висела картина. Последовательно Карл недосчитывался чемодана для скрипки, кочерги, букета цветов и даже скатерти, которую коварное сборище вытащили из-под посуды.

Однажды Карл должен был прогуляться подольше чем обычно. По зову Лехнера он зашел внутрь.

Улыбка сменилась чувством растерянности . Он отчетливо видел ,что чего-то не хватало. Как старик он тяжело ступал по комнате, осматривал стены, пол, всматривался в напряженные лица. Притупленная тоскливая боль разыгралась в нем. Внезапно настенные часы зазвенели так же назойливо , как церковный колокол.

«Мне кажется, это было не очень приятно», сказал Лехнер. «Карл, бедный парень, - ты не виноват, это просто безумие. Теперь вызовем духа…, - громко прокричали».

Тяжелый занавес, простирающийся до земли, образовал свод. Оттуда подмигивая вышел отец. Карл закрыл руками лицо. Он всхлипнул, развернулся и убежал в свою комнату. Отец обнимал его, до тех пор пока Карл не уснул.

Размещено на Allbest.ru