Русские порядковые числительные "пятый" и "десятый": функционально-семантическое разнообразие в устной и письменной речи

Размещено на http://www.allbest.ru//

ПРАВИТЕЛЬСТВО РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ

«САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»

ВЫПУСКНАЯ КВАЛИФИКАЦИОННАЯ РАБОТА

на тему:

Русские порядковые числительные пятый и десятый: функционально-семантическое разнообразие в устной и письменной речи

Основная образовательная программа бакалавриата по направлению подготовки 45.03.01 «Филология»

Исполнитель:

Обучающийся 4 курса

Кудлаева Алёна

Санкт-Петербург 2018



ВВЕДЕНИЕ

числительное порядковый речь прагматема

Современный русский литературный язык достаточно хорошо описан во всех возможных аспектах. Но многочисленные грамматики и словари представляют в основном язык в его литературно-письменной форме. Живая же, устная, речь, хотя и является первичной по отношению к письменной Ср.: речь «есть первое и истинное состояние языка, и всякий язык раскрывается в своей полноте только в живом употреблении, в речи говорящего лица (выделение автора. - А. К.)» (Гумбольдт 1960: 69), при этом «в сношениях между людьми нет ничего, кроме звуков и действий» (Дидро 1941: 149)., изучена далеко не в полной мере. Тем не менее, устная речь имеет свои особенности фонетики, лексики, морфологии и синтаксиса, отличные от характеристик и закономерностей письменного языка. Поэтому неудивительно, что лингвисты обратились к повседневной речи носителей языка. Предполагается даже существование лингвистики речи, отличающейся от поуровневой лингвистики языка (Николаева 2015) Еще Ф. де Соссюр писал, что «лингвист должен также рассматривать взаимоотношения книжного языка и обиходного языка, ибо развитие всякого литературного языка, продукта культуры, приводит к размежеванию его сферы со сферой разговорного языка» (Соссюр 1933: 44). Подобную мысль находим и в трудах Л. В. Щербы, ср.: «Нужно прежде всего различать у русских, т. е. у говорящих и пишущих на общерусском литературном языке, два языка: один слышимый и произносимый, а другой написанный, которые находятся один к другому в известных отношениях, но не тождественны - элементы одного не совпадают с элементами другого» (Щерба 1957: 11_12). И далее автор пишет, что «если надо различать эти два языка, то надо, очевидно, различать и их грамматики» (там же: 12). Ср. также утверждение А. Мартине: «Речь и язык обладают независимыми организациями, в связи с чем можно <…> предположить существование лингвистики речи (курсив мой. - А. К.) наряду с лингвистикой языка» (Мартине 1963: 389)., которая нуждается в таком же подробном описании во всех аспектах.

Именно в процессе порождения речи образуются порой новые лексические единицы, происходят изменение (ресемантизация) или утрата (десемантизация) лексических значений слов всех частей речи, включая и имена числительные, лексико-семантическим особенностям, переосмыслению метафорического, народно-поэтического или даже «магического» характера которых посвящено немало работ (см., например, их обзор в: Mokijenko 2017). Однако в своем функционировании в устной речи русские числительные, варьируя значения, могут приобретать и новые функции (прагматикализация), о которых в науке еще практически не было сказано и которые, вслед за устной, используются и в письменной речи. В первую очередь, речь идет о порядковых числительных. Именно им, а конкретно единицам пятый и десятый, и посвящена настоящая работа.

Таким образом, объект исследования - русская устная и письменная речь. Предметом исследования являются порядковые числительные пятый и десятый (во всех своих формах).

Целью работы является анализ функционирования единиц пятый и десятый (во всех формах) в устной и письменной речи и сопоставление полученных результатов. Выбранная цель предполагает постановку и решение следующих конкретных задач:

обзор «словарных» значений исследуемых числительных;

обзор литературы по теме (коллоквиалистика, редупликация, прагматикализация, общие особенности функционирования русских числительных, дискурсивный анализ, психолингвистика, социолингвистика);

сбор и систематизация материала письменной и устной речи;

функционально-семантический и дискурсивный анализ материала письменной и устной речи;

сопоставление результатов анализа функционирования исследуемых единиц в устной и письменной формах речи;

создание проекта статьей на исследуемые единицы в потенциальном Словаре русской повседневной разговорной речи (см. об этом подробнее: Звуковой корпус… 2015) и/или в Словаре прагматем русской устной речи (см. о его проекте: Богданова-Бегларян 2014).

Источниками материала для исследовательской части работы послужили:

устный подкорпус Национального корпуса русского языка (УП НКРЯ) - 1 508 вхождений;

основной подкорпус Национального корпуса русского языка (ОП НКРЯ) - 2 416 вхождений;

блок «Один речевой день» (ОРД) Звукового корпуса русского языка (ЗКРЯ) - 240 вхождений;

сбалансированная аннотированная текстотека (САТ) в составе ЗКРЯ - 4 вхождения.

Использованные ресурсы служат важным источником материала для исследования русской устной речи различной степени спонтанности. НКРЯ (Национальный… URL: http://www.ruscorpora.ru/index.html) и САТ - это собрания текстов в электронной форме, адаптированных для поиска и исследования. САТ, кроме того, учитывает и характеристики информантов - социальные и психологические (см. о нем подробнее: Богданова и др. 2008; Богданова 2010; Звуковой корпус… 2013; Богданова-Бегларян и др. 2017б). ОРД ставит своей целью изучение речевого поведения носителя языка в течение дня (с использованием методики 24-часовой записи на диктофон) (подробнее о нем см.: Степанова и др. 2008; Asinovsky et al. 2009; Звуковой корпус… 2013; Богданова-Бегларян и др. 2015 а, б, в, 2017а; Русский язык повседневного общения… 2016).

Актуальность исследования связана с необходимостью продолжения изучения устной речи с использованием корпусных данных. Работа над анализом устной речи в настоящее время ведется очень активно по всему миру, а корпусный подход стал одним из основных в этом вопросе. Предполагается, что такая преемственность даст свои результаты в деле описания устной речи.

Научная новизна исследования заключается в «свежем» взгляде на вариации значений и функций порядковых числительных, наблюдаемых в реальном их функционировании в живой речи, а также в попытке более подробного их описания на примере единиц пятый и десятый.

Теоретическая значимость работы состоит в рассмотрении всего функционально-семантического потенциала русских порядковых числительных, как описанного ранее (предыстория вопроса), так и установленного в ходе настоящего исследования, что позволит определить границы научного изучения числительных до сегодняшнего дня.

Практическая значимость работы усматривается в том, что полученные результаты пополнят наши представления о семантических и функциональных возможностях русских порядковых числительных. Таким образом, появится возможность создания специальных статей на единицы пятый и десятый в потенциальном Словаре русской повседневной разговорной речи и/или в Словаре прагматем русской устной речи. Предполагается, что это будет полезно в аспекте преподавания русского языка иностранцам, которым предложенная систематизация облегчит понимание русской повседневной речи, а также в практике перевода русскоязычных текстов на другие языки.

Основные методы работы:

описательный;

сравнительно-сопоставительный;

метод дискурсивного анализа;

метод простых количественных подсчетов (квантитативный).

Структура работы отражает ее содержание и включает в себя следующие разделы:

введение;

теоретическая часть (главы 1 и 2);

исследовательская часть (главы 3-5);

заключение;

список использованных сокращений;

список использованных словарей, литературы и иных источников.

Апробация работы: основные положения и результаты настоящего исследования были обсуждены в ряде докладов и сообщений на научных конференциях:

XVIII, XIX, XX и ХХI Международные конференции студентов-филологов (Санкт-Петербург, апрель 2015 г., апрель 2016 г., апрель 2017 г. и апрель 2018 г.);

Международные конференции молодых филологов (Тарту, апрель 2015 г., апрель 2016 г. и апрель 2017 г.);

XVI Невские чтения «Актуальные проблемы современной науки» (Санкт-Петербург, апрель 2016 г.);

Международная конференция студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов-2017» (Москва, апрель 2017 г.);

XII Международная научная конференция, посвященная 65-летию кафедры русского языка ВлГУ, «Языковые категории и единицы: синтагматический аспект» (Владимир, сентябрь 2017 г.).

Результаты работы отражены в следующих публикациях автора:

Об одном из маркеров-аппроксиматоров русской устной речи (пятое-десятое) // РУССКАЯ ФИЛОЛОГИЯ. 27. Сборник научных работ молодых филологов / Отв. ред.: Т. Гузаиров (литературоведение), Е. Вельман-Омелина, А. Чекада (лингвистика) - Тарту: Тартуский ун-т, 2016. - С. 348_353;

Об особенностях употребления в русской устной речи форм пятого и десятого// Актуальные проблемы современной науки / Гл. ред. Н. И. Озерова. - 2016, № 2. - СПб.: Невский ин-т языка и культуры, 2016. - С. 114_119;

Об особенностях функционирования пятого и десятого // РУССКАЯ ФИЛОЛОГИЯ. 28. Сборник научных работ молодых филологов / Отв. ред.: Т. Гузаиров (литературоведение), Е. Вельман-Омелина, А. Чекада (лингвистика) - Тарту: Тартуский ун-т, 2017. - С. 296-300;

Зависимость употребления единиц пятый и десятый от социальных характеристик говорящего // Материалы Международного молодежного научного форума «Ломоносов-2017» / Отв. ред. И. А. Алешковский, А. В. Андриянов, Е. А. Антипов [Электронный ресурс] - М.: МАКС Пресс, 2017;

Прагматическая сторона пятого и десятого (классификация и частотность употребления) // Языковые категории и единицы: синтагматический аспект. Материалы XII Международной научной конференции, посвященной 65-летию кафедры русского языка ВлГУ. 26-28 сентября 2017 г. / Отв. ред. М. В. Пименова. - Владимир: Владимирский гос. ун-т, 2017. - С. 58-62 (в соавторстве с Н. В. Богдановой-Бегларян);

К вопросу о цельности единиц пятое-десятое // РУССКАЯ ФИЛОЛОГИЯ. 29. Сборник научных работ молодых филологов / Отв. ред.: Т. Гузаиров (литературоведение), Л. Ю. Муковская, Е. Батракова (лингвистика) - Тарту: Тартуский ун-т, 2018. - С. 447-452;

Пятый и Десятый: на пути к прагматеме // Коммуникативные исследования. - № 2 (16), 2018. - С. 65-78.

От магии чисел - к прагматеме // Материалы IV Межвузовской научно-практической конференции на тему: «Язык. Культура. Образование эпохи классика мировой литературы. К 190-летию со дня рождения Л.Н.Толстого». - СПб.: МВАА, 2018 - С. 36-38 (в печати).



ГЛАВА 1.УСТНАЯ СПОНТАННАЯ РЕЧЬ В ЛИНГВИСТИЧЕСКОМ АСПЕКТЕ

1.1 Специфика устной речи на разных уровнях

В современном научном мире наблюдается повышенный интерес к устной разговорной речи, что привело к появлению нового направления - коллоквиалистики. Этот термин, введенный В. Д. Девкиным, означает лингвистическое изучение повседневной неофициальной речи (Девкин 1974: 3). Ю. М. Cкребнев писал, что основными источниками, из которых лингвистика черпала материал для своих научных построений, всегда были либо культовые, юридические, хроникальные тексты, либо современные ей логически упорядоченные тексты художественной литературы. Предопределенность такого подхода к выбору материала обусловила и специфику различных лингвистических концепций. Язык представлялся системой, нуждающейся в корректировке по неким эталонам. Такая позиция была исторически оправдана необходимостью выявления границ литературных норм национальных языков. Появились стандарты, согласно которым «истинное» предложение должно быть двусоставным, любое слово должно принадлежать к строго определенной части речи и т. д. (Скребнев 1985). Разговорная же речь не всегда вписывается в рамки, которые определяет лингвистика письменной речи, что зачастую представляет первую асистемной, хаотичной.

Устная речь (УР), как уже отмечалось выше, первична и исторически, и функционально. Однако сознание человека воспринимает ее на фоне письменной речи (см.: Гаспаров 1978; Звуковой корпус… 2013). Причину такого восприятия Ф. де Соссюр усматривал в том, что у большинства людей зрительное восприятие намного лучше слухового, поэтому «графический образ заслоняет собой звук». Кроме того, благодаря наличию различных грамматик и словарей, язык регламентирован правилами, подчиненными строгой орфографии. «Все это сообщает письму его первостепенное значение» (Соссюр 1933: 47) (см. также пространные рассуждения о причинах приоритета письма перед речью в сознании носителей языка в: Богданова 2002; Русский язык повседневного общения… 2016: 12-13).

Ю. М. Скребнев отмечал, что «совокупность употребляемых в повседневной бытовой обстановке слов и оборотов составляет ту часть национального языка, которая усваивается нами в первые годы жизни путем имитационного самообучения при незначительном воздействии языкового окружения» (Скребнев1985: 9). Именно этот пласт, собственно, и является нашим родным языком в полном смысле слова: те знания, которые мы получаем в школе, стремятся лишь упорядочить, обогатить уже усвоенную нами систему. Таким образом, неудивительно, что разговорная речь (РР), как что-то очень близкое, привычное, и является менее теоретически освоенной по сравнению с письменной речью.

Однако устная речь имеет свои особенности, которые проявляются на всех языковых уровнях - в «областях функционально однородных единиц, служащих строительным материалом» для других, иерархически высших, смежных областей (там же: 79).

О. Б. Сиротинина отмечала, что «фонетическая система (курсив мой. - А. К.) разговорной речи не отличается особым набором фонем и основными принципами организации самой системы» (Сиротинина 1974: 41). Своеобразие этой системы состоит в большей вариативности произношения, связанной с разной степенью редукции. Различают три стиля произношения: высокий, нейтральный и разговорный. При четкости произношения выделяют также полный и неполный стили. Однако, по наблюдениям, разговорный стиль почти обязательно является неполным (если мы по каким-то причинам сознательно не стараемся сделать нашу речь максимально отчетливой). В разговорном стиле звуки могут подвергаться значительным изменениям. Например, безударные гласные, особенно в заударном положении, могут выпадать (нового [н?оввъ:]). Могут выпадать и согласные ([зн?аьт]) (там же: 42). О фонетической специфике нашей повседневной речи см. также: Русский язык повседневного общения… 2016: 68-77. Здесь приведены данные о распределении в устной речи гласных и согласных фонем и аллофонов, определена длительность сегментных единиц разного уровня, проанализирован темп речи, описана реализация редуцированных форм и дискурсивных элементов.

На уровне лексики в разговорной речи тоже происходят любопытные процессы. Функционируя в устной речи, многие единицы способны отрываться от своего «словарного» значения и в результате семантических сдвигов порождать новые значения (оттенки значений). Например, кодификация единицы никакой различными словарями (в том числе неформальными) дает следующие ее значения: `ни один из всех, многих, возможных', `никуда не годный, плохой', `сильно пьяный или обкуренный наркотиком', `усталый', `вызывающий неприязнь (о человеке)', `не подготовленный к соревнованиям'. Но исследования показали, что существуют и другие значения этого слова, не зафиксированные словарями (Звуковой корпус…2015: 98-101), ср., например:

Тогда много подобной суковатины печаталось в «Роман-газете» под честными и никакими фамилиями Алексеев, Андреев и Николаев: «За всё в ответе», «Здесь твой дом», «Честный плуг», «Прямая дорога» [Д. Горелов. Москва кирзам верит. «Молодые». Режиссер Н. Москаленко. Год 1971 (2002) // «Известия», 2002.07.14] (`не имеющий окраски, банальный, обычный');

Таким, который лежит уже за пределами языка. То есть никаким. За пределы выйти никто не может [В. Отрошенко. Эссе из книги «Тайная история творений» // «Октябрь», 2001] (`не поддающийся анализу или описанию').

Некоторые из единиц, активно употребляющихся в живой речи и признаваемых носителями языка более или менее нормативными, пока не находят никакого отражения в языке. В частности, это проявляется в отсутствии их фиксации в толковых словарях русского языка, хотя бы и с пометами разг. (разговорное) или прост. (просторечное). Сведения о лексическом и лексико-дискурсивном уровнях анализа повседневной русской речи см. также в: Русский язык повседневного общения… 2016: 77-91, где указаны сопоставительные (с учетом разных социальных групп говорящих) данные об использовании в повседневной речи стилистически окрашенной лексики, профессионализмов, жаргонной лексики, неологизмов и др., определена сравнительная функциональная активность лексических единиц и богатство словаря разных социальных групп, а также специфика использования в речи прагматических единиц и конструкций (прагматем) (Русский язык повседневного общения… 2016: 77).

Среди морфологических особенностей разговорной речи можно выделить, например, преобладание (экспансию) форм Им. п., широкое использование незнаменательной лексики (местоимений, частиц, релятивов Релятивы - особый функциональный класс существительных, которые в виде определенных лексикализованных словоформ имеют тенденцию к выполнению предложных функций. Например, в случае, при условии, в ходе, в деле, на предмет и т. д. (подробнее см.: Шереметьева 2011).), снижение количества прилагательных, высокую информационную значимость знаменательных частей речи, так как незначимое в устной речи просто опускается. Очень часто трудно или невозможно определить принадлежность единицы к той или иной части речи (пропала плёнка, и только; получил четыре, хотел пять, а вышло на тебе; а я подумала: вот да!) (Сиротинина 1974: 77). О дистрибуции частей речи в устной повседневной речи, в том числе на фоне литературно-письменного языка, см. также: Звуковой корпус… 2014: 298-300; Русский язык повседневного общения… 2016: 92-93. На материале ОРД получены также данные о распределении в устной речи разных социальных групп говорящих не только грамматических классов (частей речи), но и некоторых конкретных грамматических форм, а именно аграмматичных (ср.: первее всех приходила короче) и окказиональных (цветуёчек каков!) форм, «редких» (второй родительный (с левого боку) и второй предложный (в раю, в году, иметь в виду) падежи), «сложных» (причастия и деепричастия) и «прагматически маркированных» (звательные формы типа Надь, Оль, Марин и под.) форм (Русский язык повседневного общения… 2016: 92-93).

Синтаксическое своеобразие разговорной речи связано с ее основным признаком - непосредственностью общения. Как отмечает О. Б. Сиротинина, «этим обусловлены необходимость мало развернутых высказываний, отсутствие причастных и деепричастных оборотов, иные, чем в письменной речи, закономерности порядка слов, так называемая интерференция и связи свободного соединения, возможность “интонационных”, т. е. не оформленных лексико-грамматическими средствами, вопросительных и отрицательных предложений, частая невозможность точно определить границы предложения и т. д.» (Сиротинина 1974: 94). О синтаксической специфике нашей повседневной устной речи см. также: Русский язык повседневного общения… 2016: 95-102. В этом исследовании были выявлены, в числе прочего, наиболее частотные синтаксические структуры УР:

SV (местоимение/существительное-подлежащее + глагол-сказуемое): я перезвоню //, ты посмотри!

V (глагол-сказуемое): открывай! понимаешь? поняла,

S (местоимение/существительное-подлежащее): Владик //, очочки //, номер?

Q? (вопросительное слово): зачем? куда? почему?

В ходе этого масштабного исследования была также определена синтаксическая сложность и распространенность этих структур, получены данные о частотности типовых синтаксических явлений устной речи (парцелляции, эллипсиса, обрыва, самокоррекции) и мн. др.

Таким образом, эти особенности, имеющие место на всех уровнях языка, порождают специфику разговорной речи, которую нельзя измерять мерками, применяемыми к письменной речи.

Понятие спонтанной речи. Специфика спонтанного речепорождения

Зачастую устную речь называют спонтанной, используя эти термины как синонимы, забывая о том, что УР может быть и подготовленной: например, заранее продуманное выступление перед публикой, чтение текста наизусть и под. Спонтанная же речь (СР) - это «наиболее естественное проявление самопроизвольной разговорной речи, характеризующееся неподготовленностью, непринужденностью и непосредственностью общения» (Вишневская 1990: 12). Такая речь разворачивается линейно, когда человек мысленно порождает текст и тут же его озвучивает. Таким образом, не всякая устная речь - спонтанная. Но и спонтанная речь не обязательно является устной. Без предварительного основательного обдумывания могут строиться, например, дружеские письма, дневниковые записи, изложения, которые пишутся за ограниченный период времени (см. подробнее: Адмони 1994; Лебедева 2000, 2001, 2003, 2006 а, б, 2007; Лебедева и др. 2001; Богданова 2004; 2006). И. Н. Борисова выделяет четыре степени спонтанности устной речи:

неподготовленная речь - редуцированность замысла, потенциальная возможность изменить тему, непродуманность композиции (например, бытовые диалоги);

частично подготовленная речь - тема однозначно определяется ситуацией (диалоги, сопровождающие предметно-практическую или игровую деятельность, принятие совместных решений или решение интеллектуально-познавательных задач; монолог-рассказ на заданную тему);

подготовленная речь - тщательная подготовка, возможно существование письменного прототипа (публичные выступления согласно проработанной схеме, доклад, тост, поздравление);

неспонтанная речь - заученный текст (сценическое выступление, речь дикторов; чтение) (Борисова 2001: 143).

Спонтанная, неподготовленная, речь предполагает различные перебивы, оговорки, паузы хезитации (т. е. колебания, раздумья) и т. д., потому что человек формулирует свои мысли и тут же их воспроизводит, не всегда успевая их откорректировать, правильно связать, выстроить логически верное высказывание. Отсюда возникают разного рода инверсии, поправки, оговорки. Когда говорящий не может вспомнить какое-либо слово, он тоже хезитирует, делает дополнительные, синтаксически не мотивированные, паузы, ищет нужный ему элемент. Хезитативные паузы могут быть заполненными и незаполненными. Хезитативы (заполнения пауз) могут быть неречевыми (э-э, а-а, м-м) и вербальными (вот, ну, типа, как бы, это). Существуют также целые хезитативные конструкции типа (не) это самое, (я) не знаю, (я) (не) думаю (что), в (на) самом деле, короче (говоря), собственно (говоря), боюсь (что), (…) скажем (…) и под., которые выполняют в устной речи различные функции: дискурсивную (знаешь, собственно говоря, думаю что); маркера самокоррекции (это самое); поисковую (как его, как это, это самое); ритмообразующую (вот, знаешь, там, так, ну, короче) и т. д. (подробнее см.: Звуковой корпус… 2015).

Таким образом, хезитативы имеют большое функциональное разнообразие. Употребляя незаполненные паузы, говорящий дает возможность себя перебить, а употребляя заполненные паузы, он удерживает внимание собеседника, сохраняет лидерство в разговоре, создает впечатление непрерывности монолога или реплики в диалоге. Заполненные хезитационные паузы дают говорящему время на обдумывание дальнейшего сообщения. В основном сбои наблюдаются в устной спонтанной речи, но они имеют место также и в письменной спонтанной речи, порождая описки, опечатки, исправления.

Прагматикализация как активный процесс устной речи

Говоря об устной речи, нельзя обойти стороной термин дискурс, под которым понимается, в частности, «связный текст в совокупности с экстралингвистическими - прагматическими, социокультурными, психологическими и другими факторами; текст, взятый в событийном аспекте; речь, рассматриваемая как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания (когнитивных процессах). Дискурс - это речь, “погруженная в жизнь”. Поэтому термин “дискурс”, в отличие от термина “текст”, не применяется к древним и другим текстам, связи которых с живой жизнью не восстанавливаются непосредственно» (Арутюнова 1990а: 137).

Впервые в этом значении данный термин употребил Э. Бенвенист, до которого дискурс обозначал во французской лингвистике текст вообще (Бенвенист 1974: 139). Дискурс создается последовательностью речевых актов - речевых действий, совершаемых «в соответствии с принципами и правилами речевого поведения», принятыми в данном обществе; единиц «нормативного социоречевого поведения», рассматриваемых в рамках прагматической ситуации. Для речевого акта характерны намеренность (интенциональность), целеустремленность и конвенциональность. Он всегда соотнесен с лицом говорящего (Арутюнова 1990в: 412).

Основной единицей речевого акта является слово, наиболее типичное из всех языковых знаков, изучением которых в речи занимается прагматика (подробнее см.: Уфимцева 1990: 167). Н. Д. Арутюнова выделяет вопросы, включенные в лингвистическую прагматику в связи с:

субъектом речи - явные и скрытые цели высказывания, речевая тактика и типы речевого поведения, установка говорящего, отношение говорящего к тому, что он сообщает и т. п.;

адресатом речи - интерпретация речи, воздействие высказывания на адресата и т. п.;

отношениями между участниками коммуникации - формы речевого общения, социально-этикетная сторона речи, соотношение между участниками коммуникации в тех или иных речевых актах;

ситуацией общения - влияние речевой ситуации на тематику и формы коммуникации, интерпретация дейктических знаков (здесь, сейчас, этот и т. п.) (Арутюнова 1990б: 389).

Функционирование единиц (под единицей здесь и далее будем понимать слово) в устной речи предполагает возможность расширения, изменения или даже отмирания их лексических значений и появления новых. Например, глагол уговорить, кроме своего основного значения `убеждая, склонить к чему-л., заставить согласиться с кем-, чем-л.' (Словарь русского языка… 1984: 458), в устном дискурсе может употребляться и в значении `выпить, съесть' (подробнее см.: Богданова-Бегларян 2014: 8):

[Абрамыч, nick] Ха-ха поймала, по ходу, но - философски. Тож поди абсент уговариваешь иногда? [коллективный. Спекулянты за работой (2011)].

В устной речи могут появляться не только новые значения известных слов, но и новые лексемы (например, бабец/бабца, дедун, малой и т. д.) (см.: Звуковой корпус… 2015). Очень часто у единицы может появляться новое значение, при этом оно настолько превалирует над основным «словарным» значением, что нуждается в отдельной лексикографической фиксации. Лексическое значение способно утрачиваться, уступая место прагматическому. По мнению Е. Граф, «о прагматикализации (курсив мой. - А. К.) говорят, когда в естественной речи определенные грамматические формы, отдельные лексемы переходят на коммуникативно-прагматический уровень языка и становятся сугубо прагматическими единицами, выражающими различные реакции говорящего на окружающую действительность и имеющими форму самостоятельных высказываний» (Graf 2011: 288-289; см. также: Gьnther, Mutz 2004).

Для описания подобных единиц в разное время были предложены различные термины. Например, в «Путеводителе по дискурсивным словам русского языка» А. Н. Баранова, В. А. Плунгяна и Е. В. Рахилиной вводится понятие дискурсивных слов, которое пришло на смену понятию частица. Под дискурсивными словами авторы «Путеводителя» понимают «единицы, которые, с одной стороны, обеспечивают связность текста и, с другой стороны, самым непосредственным образом отражают процесс взаимодействия говорящего и слушающего» (Баранов и др. 1993: 7). Этот термин был переведен с английского Discourse markers (Schiffrin 1988). Были и другие терминологические варианты: логические частицы, модальные частицы, коннекторы, речевые автоматизмы, дискурсивные единицы и вербальные хезитативы.

В настоящей работе, вслед за Н. В. Богдановой-Бегларян, мы будем использовать термин прагматема, имея в виду, что утрата или изменение лексического, а зачастую и грамматического, значения в процессе прагматикализации ведет к тому, что главным для единицы становится ее прагматическое значение (функция в тексте), которое закрепляется за ней в результате повседневного употребления. Такое понимание прагматемы отграничивает ее от класса дискурсивных маркеров: прагматемы, не несущие никакого концептуального значения, снижают эффективность работы любых программ автоматической обработки звучащей речи, а дискурсивные маркеры, сохраняющие свое лексическое значение, способствуют повышению качества автоматического распознавания, так как являются надежными сигналами смысловой организации высказывания (см. подробнее о разграничении понятий дискурсивного и прагматического маркеров: Bogdanova-Beglaryin, Filyasova 2018).

Н. В. Богданова-Бегларян выделяет несколько типов прагматем (подробнее см.: Богданова-Бегларян 2014; Звуковой корпус… 2015):

междометные - здрасьте, щас, тыщ, брось и т. д.;

хезитативные маркеры - там, я не знаю и т. д.;

маркеры поиска - это самое, этот и т. д.;

маркеры-рефлексивы - или как это, или как это сказать и т. д.;

дискурсивные маркеры - знаешь, значит и т. д.;

дейктические маркеры - вот этот вот, вот здесь вот и т. д.;

метакоммуникативные маркеры - понимаешь, да и т. д.;

маркеры самокоррекции - это самое и т. д.;

маркеры-ксенопоказатели - ты знаешь, типа и т. д.;

ритмообразующие маркеры - эти, там и т. д.;

маркеры-аппроксиматоры (заменители всего перечисления или его части) - туда-сюда, тыры-пыры и т. д.;

маркеры-аппроксиматоры (заменители чужой речи) - бла-бла, ля-ля-тополя и т. д.

Слова всех частей речи в разной степени способны подвергаться прагматикализации. В этом случае такие слова уже сложно относить к тем частям речи, к которым они принадлежали изначально. Это можно сказать и о русских числительных, которые в спонтанной речи способны открываться с совершенно неожиданной стороны. Следующая глава работы посвящена как раз рассмотрению имен числительных как части речи в русском языке.



ГЛАВА 2.ИМЯ ЧИСЛИТЕЛЬНОЕ В ЗЕРКАЛЕ ФУНКЦИОНАЛЬНО-СЕМАНТИЧЕСКОГО ПОТЕНЦИАЛА

2.1 Имя числительное как часть речи

Части речи - это грамматические классы слов, характеризующиеся совокупностью следующих признаков: 1) наличие обобщенного значения, абстрагированного от лексических и морфологических значений всех слов данного класса; 2) комплекс определенных морфологических категорий; 3) общая система (тождественная организация) парадигм и 4) общность основных синтаксических функций (Русская грамматика 1980: 455). Традиционно в русском языке выделяют 10 частей речи:

знаменательные: имя существительное, имя прилагательное, имя числительное, глагол, наречие, местоимение;

служебные: предлоги, союзы, частицы;

особняком стоящее междометие (Виноградов В. В. 1947: 101).

Однако в учениях разных грамматистов можно обнаружить классификации, в которых либо расширяется, либо уменьшается состав частей речи. При расширении могут добавляться причастия, деепричастия (иногда их относят к переходным частям речи), префиксы типа пре-, наи-, связки (Шахматов 1941), слова категории состояния, вопросительные слова, частицы и т. д. В работах других ученых можно найти сокращение ряда частей речи за счет имени числительного и местоимения (Пешковский 1938; Фортунатов 1956; Потебня 1958), междометия, служебных слов (предлогов, союзов, частиц), наречия и т. п.

Попытка вывести имя числительное за рамки частей речи обусловлена тем, что исторически - примерно в XII-XIII вв. - эта группа выделилась из классов существительного и прилагательного. Еще в старославянском языке такой части речи не было. Например, порядковые числительные считались прилагательными и имели полные и краткие формы (Иванова 1998). Сегодня порядковые числительные имеют с прилагательными общую синтаксическую функцию, а также формальные показатели рода, числа и падежа (окончания). С существительными числительные сходны формами склонения и наличием количественного значения у некоторых из существительных (ср.: тройка лошадей, дюжина яблок, сотня солдат, медный пятак, десяток яиц). Это же количественное значение имеют, впрочем, и некоторые глаголы (удвоить, увеличить) и наречия (дважды, трижды). Но числительные, кроме количественного, имеют еще и числовой семантический компонент.

Существенной особенностью, отличающей эти «количественные слова» от слов других частей речи, является то, что в Им. и Вин. пп. определяемое слово ставится в форму Род. п. ед. или мн. чч., а определяющее слово - нет, то есть в этом случае числительное управляет существительным, требуя после себя существительного именно в одной из названных форм (шесть чашек, три апельсина). И только в косвенных падежах определяемое и определяющее слово согласуются в роде, числе и падеже (шестью чашками; о трёх апельсинах). Таким образом, имя числительное разводится с существительными и прилагательными (Щерба 1974: 88).

Итак, в настоящее время, согласно традиционной классификации, имя числительное является отдельной частью речи, которая вместе с существительным, прилагательным, местоимением, глаголом и наречием образует группу знаменательных частей речи.

Имя числительное представляет собой непополняемую группу слов, но имеет количественно безграничный ряд лексем за счет открытого ряда натуральных чисел. В их состав иногда включают также так называемые «неопределенно-количественные слова»: много, немного, мало, немало, сколько, столько, несколько, сколько-нибудь, сколько-то, столько-то (см., например: Русская грамматика 1980: 571). При их обозначении используют еще термины «неопределенно-количественные числительные» и «неопределенные числительные». Но чаще эти лексемы относят к местоимениям (сколько, столько, несколько и производные от них) и наречиям (много, мало, немного, немало) (см.: Морфология… 2013: 324).

Числительные, как и все самостоятельные слова, выражают понятия, морфемно оформлены, способны вступать в синтаксические связи и являются членами предложения (как правило, не самостоятельно, а в сочетаниях с существительными).

Во-первых, числительные делятся на семантико-грамматические разряды. Но в разных грамматиках и учебниках эти классификации несколько различаются. В качестве основных разрядов могут выделяться количественные (дальше распадаются на определенно количественные и неопределенно-количественные) и собирательные. При этом слова типа первый, второй, третий и т. д. относят к счетно-порядковым прилагательным (Русская грамматика 1980: 571). Разделение может происходить и по-другому: на количественные (которые, в свою очередь, делятся на собственно количественные и собирательные) и порядковые (Современный русский язык… 2003; Морфология… 2013). В составе количественных иногда выделяют еще особый разряд дробных числительных.

Количественные числительные образуют ядро данной части речи. Порядковые и собирательные числительные являются производными от количественных. Собирательные числительные - это группа из девяти слов: двое, трое, четверо, пятеро, шестеро, семеро, восьмеро, девятеро. Спорным вопросом является включение в их состав слов оба, обе.

Во-вторых, числительные делятся по характеру внутренней структуры, по составу - на простые, сложные и составные. Споров в этой классификации не возникает. Простые числительные могут быть непроизводными (пять, семь), могут иметь суффиксы -дцать/-надцать (двадцать, тринадцать) (восходящие к корню десять). Сложные числительные имеют сложную основу (шестьдесят, триста, семьсот). Составные числительные состоят из двух и более компонентов (двадцать один, шесть тысяч триста сорок восемь).

Для слов рассматриваемой части речи общим значением является отвлеченная идея числа. На протяжении истории этой потере предметности значения сопутствовала утрата грамматического рода. Исключение составляют слова один (одна, одно), два (две), оба (обе), полтора (полторы). То же самое можно сказать и про число. По числам изменяется только числительное один (одни).

Числительные очень непоследовательно выражают одушевленность или неодушевленность сочетающихся с ними существительных. Например, из количественных числительных обозначать одушевленность могут только лексемы один, два, три, четыре: при сочетании с одушевленными существительными форма Вин. п. совпадает с Род. п. (вижу две скатерти - вижу двух подруг). Но регулярность этого явления неустойчива (ср.: покормил три собаки - покормил трёх собак). Порядковые и собирательные числительные реагируют на одушевленность согласуемых с ними существительных более систематически (ждал трое суток - заметил троих братьев; вижу второй чемодан - вижу второго мальчика). В приведенных примерах снова обращает на себя внимание управление существительных - числительными.

Поскольку числительные сами по себе имеют числовое значение, то этим и объясняется безразличие большинства слов этой группы к числовому противопоставлению. Отсюда возникает вариативность в таких сочетаниях, как семеро пришло - семеро пришли. Обращает на себя внимание особенность лексем два, три, четыре, числительных, в состав которых входят эти лексемы в качестве последнего компонента, полтора (полторы), оба (обе): в Им. п. и Вин. п. они употребляются с существительными в форме Род. п. ед. ч., а в косвенных - в форме мн. ч. (четыре стола, четырёх столов). Исключением являются сочетания названных числительных с субстантивированными прилагательными и причастиями. В таком случае при любых числительных (кроме один) существительные употребляются в форме мн. ч. (две столовых, три булочные). Остальные количественные числительные, в том числе собирательные (кроме оба, обе), во всех падежах употребляются в форме мн. ч. Изменение порядковых числительных по числам полностью продиктовано их синтаксической согласованностью с существительными.

Склонение числительных тоже имеет свои особенности. Один склоняется как местоименное прилагательное. Два, три, четыре имеют отдельные парадигмы. Числительные от пяти до десяти, а также формы на _дцать, -десят склоняются по подобию существительных третьего склонения. Сорок, девяносто, сто во всех падежах (кроме Им. п. и совпадающего с ним Вин. п.) имеют окончание -а. В сложных числительных изменяются обе основы. В составном числительном склоняется каждый компонент (подробнее о категориях рода, числа, падежа и о склонении числительных см.: Камынина 2010; Морфология… 2013).

2.2 «Магия чисел»: появление у русских числительных нестандартных значений и/или функций

Числа - это элементы особого числового кода, который выражает всю вселенную, включая человека, в мифопоэтических системах. По словам А. Балдина, «поклонение Цифре остается одним из характернейших поветрий нашего времени» (Балдин 2002). А в архаичных культурах число представлялось сакральным, являясь образом мира и одновременно способом его восстановления, преодоления хаотичности. Сами понятия количества и множественности ассоциируется с понятиями богатства, изобилия, достатка. Эта ассоциация лежит в основе многих народных поверий. Например, у славян существует обряд посыпания маком (предметный символ, выражающий количество) дома, загона скота, угла, где лежала роженица с новорожденным и т. д. В магической практике разных культур важно число используемых атрибутов ритуала. И это число зачастую зависит от количества лиц, объектов, в пользу которых совершается действие. Например, количество рождественских поленьев в домах бедняков некоторых сербских областей или зависит от числа мужчин, проживающих в доме, или является просто очень большим (Толстая 2012: 544).

С давних времен люди разрабатывали целые системы чисел, которые имели священный смысл в их культуре. Это привело к рождению особой философии чисел, которая на Востоке нашла свое отражение в трудах китайского мистика и нумеролога Чжай-Шеня (1167-1230 гг.). Он утверждал, что числа, т. е. шу, неотделимы от вещей и образуют континуум без начала и конца, что следование числу есть верный способ познания вещей (Топоров 1980: 629). На Западе наиболее полно нумерология как философское учение была обоснована в пифагорейской школе в Древней Греции. Пифагорейцы верили в таинственный, мистический смысл чисел, из которых наиболее сакральными для них являлись один и десять (символы совершенства), пять (брачный союз), семь (мироправящее начало, или девственность).

Знаменательно, что сами древнегреческие лексемы, обозначающие понятия числа и счета, этимологически соотносятся с такими лексемами, как гармонический, соразмерность, образ, вид, и восходят к индоевропейскому корню *(а)ri- // *rei-, к которому, в свою очередь, восходят др.-инд. r.ta `рита, мировой порядок, закон', лат. ritus `ритуал, упорядоченное священное действие' и т. п. Латинские лексемы numero и numerous имеют близкие значения. Славянская лексема число имеет родственные связи с лексемами считать, читать, чтить и дальше с индоевропейской лексемой сзtati, что означает `соблюдает, мыслит, познает, понимает'. Эта славянская группа слов имеет общий индоевропейский корень *k?eis- // *k?eit- со значением `читать, считать, произносить молитвы'. Таким образом, и греческие, и латинские, и славянские слова, обозначающие понятия `число' и `счет', семантически восходят к одним и тем же понятиям `устроение', `познание', `молитва' (Кириллин 2000).

В фольклоре можно наблюдать широкое использование чисел с целью структуризации космоса и ориентирования в нем человека. Разные числа, в зависимости от своих значений и функций, соотносились с разными реалиями. Таким образом, числовой ряд по своей структуре неоднороден, а элементы его не равнозначны.

Так, число три, символизирующее развитие, завершенность процесса, полноту действия, использовалось во многих обрядах для обеспечения непременного успеха в деле: например, тройная жертва во время одного из древних похоронных обрядов; тройное произнесение заговоров; в случае пропажи молока у коров - поход в третье село и набирание воды из-за трех границ и из каждого из трех сел. Третий элемент часто символизировал совершенство (фигурирование в сказках третьего сына, которому достается желаемый объект, третьей попытки, с которой герою удается выполнить задание).

Числу же семь в славянской культуре приписывается временнуе значение (семь дней в неделе), оно относится к мировому пространству (представление о семи небесах) или к лицам (например, в украинских заговорах участвуют семь простоволосых женщин, семь девок, семь дочек, семь попов) (см. подробнее об этом числе в аспекте фразеологии: Medvedev 2017).

У древних славян наблюдается и абстрактно-символическое противопоставление чет-нечет. Отчетливее всего оно реализуется в числовой символике, связанной со Свентовитом, Вышним Небесным Богом, который несет чистый Духовный Свет благости, любви, озарения и просвещения и борется с Тьмой, и Триглавом, три головы которого символизировали власть над небом, землей и преисподней. Это противопоставление выступает в гаданиях, суевериях, пословицах, детских играх и считалках. Причем, с четным или целым соотносится удача, а с нечетным или нецелым - неудача, несчастье. Например, в былине «Исцеление Ильи» (Гильфердинг 1896) герой обретает силу после того, как, по приказу старца, он пьет два раза живой, исцеляющей воды. А в третий раз Илье приказано не пить, потому что он может лишиться только что приобретенной силы (Иванов, Топоров 1965).

Многие архаические тексты космогонической тематики организованы по числовому принципу. Например, «Речи Вафтруднира» из сборника древнеисландских песен «Старшая Эдда» (Старшая Эдда… 2005) построены в виде вопросов и ответов, сопровождаемых нумерацией: Дай первый ответ..., как создали землю, как небо возникло?.. - И мира плоть стала землей… небом стал череп… - Второй дай ответ..., луна как возникла..., как создано солнце? - Мундильёри зовется отец солнца с луной… Содержательно данный текст описывает последовательность становления важнейших элементов мира. Тексты такого рода могут рассматриваться как повторение, как абстрактная запись, а через нее и воспроизведение процесса сотворение мира (Топоров 2004).

Показательно использование чисел и в загадках космологического характера:

Два быка бодутся - вместе не сойдутся (`небо и земля');

Стоит столб до небёс, на нём 12 гнёзд, в каждом гнезде по 4 яйца, в каждом яйце по 7 зародышей (`устройство года');

Выросло дерево от земли до неба, на этом на дереве 12 сучков, на каждом сучке 4 кошеля, в каждом кошеле по 6 яиц, а седьмое красное (`устройство года').

В более позднее время загадки излагались в той же вопросно-ответной форме. Например, в «Беседе трех святителей» (XV в.):

Что есть: 12 кузнецов в 12 молотов на едином наковальне куют? - Наковална - Слово Божие, а 12 кузнецов - апостолов 12 на четыре страны слово Божие по всей вселенной, и во второе Христово пришествие поставятся престоли, тогда и они сядут на 12 престолах, судяше обема на десяте коленома израилевыма.

Числа широко отображены в пословицах и поговорках:

Горе на двоих - полгоря, радость на двоих - две радости;

Два часа собирался, два часа умывался, час утирался, сутки одевался;

Семь раз отмерь - один отрежь;

Лук - от семи недуг;

Без четырех углов изба не рубится;

Весна да осень - на дню погод восемь;

Два сапога - пара;

Один пашет - а семеро руками машут;

Хвастуну цена - три копейки;

Трус умирает сто раз, а герой - один раз;

Один воин тысячу водит;

Первый блин комом, и т. д.

Наблюдается использование чисел и в устойчивых сочетаниях и фразеологизмах:

ноль без палочки - `ничего не стоящий человек';

второе дыхание - `прилив новых сил, творческих замыслов, идей и т. д.';

с три короба - `очень много';

на все четыре стороны - `куда угодно';

шестое чувство - `интуиция, обостренное восприятие';

на седьмом небе - `высшая степень радости';

сорок сороков - `большое количество храмов в Москве К. А. Аверьянов отмечает, что сороки - это внутригородские территориально-административные единицы, на которые делилась Москва и некоторые средневековые города. При Петре I, а затем при Екатерине II административное деление происходило по-другому, и в данном обороте это значение постепенно забылось, уступив место значению огромного количества по отношению к московским храмам, учитывая, что раньше на Руси счет производился по сорокам (сорок шкурок белок, соболей и других мелких зверей) (Аверьянов 1992: 67-69). и т. п.

Христианская традиция создала свою систему священных чисел, восприняв опыт древнегреческой, древнееврейской и других культур. Для христианской нумерологии самым авторитетным и важным источником являлась Библия. Именно оттуда средневековые христиане черпали духовные познания об устройстве миропорядка. Некоторые строки Библии прямо говорят о несомненной важности числа: «Ты все расположил мерою, числом и весом» (Книга притчей Соломона 2013: 243) Согласно христианской религии, числа три, четыре, пять, семь, десять, двенадцать, сорок обладают большим сакральным смыслом.

Так, три является символом Божественной Троицы, триадности вещественного мира (небо, земля, вода), человеческой души (взятое у Платона представление о трех способностях души - познания, раздражения, влечения) - то есть всего духовного (Воскресение Христа на третий день, троекратное отречение апостола Петра и т. д.). Отсюда и участие тройки во многих христианских обрядах.

Четыре - символ мира и материальных вещей, идеально устойчивой структуры.

Пять - символ единения земной церкви со Спасителем (например, Евангельская легенда о пяти хлебах, насытивших пять тысяч человек).

Семь - символ всеобщего миропорядка, вечного покоя, связанный с учением о свойствах Духа святого (семь дарований Духа) и христианской этикой (семь добродетелей, семь смертных грехов).

Десять - символ единства Божественного и материального начал, посвященности Богу, гармонии.

Двенадцать - символ образа народа Божьего (двенадцать апостолов).

Сорок - символ приготовления к новой жизни.

Стоит отметить, что в установлении продолжительности и времени постов большое значение играют числа семь, десять и сорок.

Древнерусские книжники использовали числа, помимо прямого их употребления в конкретном, фактографическом, значении, и в переносном, образном, значении - для сакрализации описываемых явлений, иносказания. То есть числа могли выполнять идейно-художественные и стилистико-эстетические задачи, связанные с замыслом и сюжетным развитием произведения. Например, фигурирование одних и тех же числовых указаний в сходных образно-смысловых контекстах способствовало закреплению за ними определенных символико-ассоциативных связей. Такова, например, судьба числа пятнадцать, соотносившегося с Богородицей: подъем в иерусалимском храме по пятнадцати ступеням, рождение Ею Иисуса в пятнадцать лет, земная жизнь после Его распятия в течение пятнадцати лет, сопровождение гроба с Ее телом пятнадцатью тысячами человек, праздник Успения Пресвятой Богородицы пятнадцатого августа, по григорианскому календарю. То есть наблюдается устойчивая связь, развитие сакральной семантики у числа пятнадцать.

Числа своей повторяемостью вызывали гармонию, обслуживая главную идею повествования - жертвенное служение Богу через милосердие и награда за это. Например, Слово 266 из «Синайского Патерика» «О бедном Еллине» (Синайский Патерик 1967: 296) повествует о язычнике и его жене-христианке, которая посоветовала мужу отдать 50 сребреников «в заим Богу крьстьяньску» - убогим в церкви. Через 3 месяца язычник получил 300 сребреников и понял, кто есть истинный Бог, которому нужно служить.

...