В истории русской литературы Серебряный век считается сложным культурным явлением. Это объясняется своеобразием мировоззрения литера- торов той эпохи, их стремлением к обновлению, поиском других, нетрадици- онных взглядов на религию, внутреннего человека, духовность, любовь, дружбу, творчество. Русский философ Н.А. Бердяев писал: «Это была эпоха пробуждения самостоятельной философской мысли, религиозного беспокой- ства и искания, интереса к мистике и оккультизму. Появились новые души, были открыты новые источники творческой жизни; виделись новые зори, со- единявшие чувство заката с чувством восхода и надеждой на преображение жизни». Ведущие литературоведы - исследователи: В.В. Виноградов, Л.Я. Гинзбург, Ю.М. Лотман, А.Г. Соколов - называли русскую поэзию первой трети ХХ века выдающимся явлением, отмечая в ней и «…философские обобщения, и тонкий психологизм, и выразительность образов, и своеобразие художественных средств». Термин «Серебряный век» возник по аналогии с понятием «Золотой век», а сама литература и, прежде всего поэзия, имеет общие корни с творчеством таких гениев, как Пушкин, Лермонтов, Баратын- ский, Фет. Выражение «Серебряный век» встречается в «Поэме без героя» А. А. Ахматовой:

Были святки кострами согреты, И валились с мостов кареты,

И весь траурный город плыл По неведомому назначенью, По Неве или против теченья, - Только прочь от своих могил. На Галерной чернела арка, В Летнем тонко пела флюгарка, И серебряный месяц ярко Над серебряным веком стыл… [1]

Само образное определение - «серебряный век» - применительно к по- эзии рубежа ХIХ-ХХ веков впервые употребил Р.В. Иванов-Разумник в ста- тье "Взгляд и нечто" в 1925 г., а затем в мемуарах "Встречи" (1929 г.) исполь- зовал поэт-символист В.А. Пяст. Яркий представитель литературы эмиграции Н.А. Оцуп популяризировал это выражение в 1933 г. в статье «Серебряный век».

Это понятие было не только поэтическим, оно стало метафорическим, так как С. Маковский, в то время редактор известного журнала «Аполлон», использовал часть поэтической строки А.А. Ахматовой для названия, отме- ченного выше периода в русской литературе.

Эта эпоха оказала огромное влияние на условия существования как культуры в целом, так и литературы в частности. В этот период появилось много разных литературных течений, групп, объединений. Были литераторы, не входившие ни в одно из каких-либо объединений. Одновременно сосед- ствовали различные эстетические направления и умонастроения: декаданс, русский ренессанс, модернизм. В истории русской литературы начальным этапом Серебряного века принято считать последнее десятилетие 19 века, а завершением - 20-е годы 20 века. Это действительно был короткий отрезок времени, но очень значимый по содержанию, можно сказать, это был рефор- маторский период в русской литературе. Именно литература Серебряного ве- ка, прежде всего, стала настоящим искусством. От этой литературы исходит необыкновенный, волшебный, неземной, лунный свет. Поиски пути духовно- го обновления не было случайным в эпоху Серебряного века, так как на ру- беже 19 - 20 веков русские философы Н. А. Бердяев, П. А. Флоренский, С. Н. Булгаков совершили поворот от материализма к идеализму. В своих статьях в сборнике «Проблемы идеализма» они решительно отстаивали позиции либе- рализма. О своих революционных воззрениях они неоднократно высказыва- лись на страницах сборника «Вехи». Историки-исследователи эти взгляды считали началом нового славянофильства. Перестройка мировоззрения, философии жизни волновала, как отмечалось выше, и писателей, в том числе, поэтов Серебряного века. В конце 19 века представление о необходимости духовного обновления, размышление о «богоискательстве» можно встретить в творчестве З. Гиппиус, Д. Мережковского, В. Брюсова, Н. Минского. В са- мом начале своего творческого пути эти поэты писали об унылой жизни че- ловека, страхе перед самой жизнью, выражали сомнение в возможности че- ловека.

Мы - над бездною ступени, Дети мрака, солнца ждем, Свет увидим - и, как тени,

Мы в лучах его умрем. [43, С. 77] Д. Мережковский

Однако, чувствуя мир, жизнь душой, сердцем, эти творческие люди не могли не видеть те изменения, которые маленькими крупицами стали проис- ходить повсеместно. З. Гиппиус писала: «Что - то в России ломалось, что - то оставалось позади, что - то, народившись или воскреснув, стремилось вперед».

Росло и количество творцов Серебряного века: появились молодые фи- лософы - литераторы, заявившие о себе с первых публикаций стихов и даже сборников. Среди этих молодых дарований А. Блок, А. Белый, М. Цветаева, Н. Заболоцкий, В. Маяковский. А между старшим и молодым поколением были А. Ахматова, Н. Гумилев, О. Мандельштам. Какое созвездие блестящих поэтов! Примечательно, что именно, в большей степени, поэтами славен Се- ребряный век. Всех их отличала самобытность, талант, честность, душевный непокой, острое желание найти ответы на важные вопросы, которые ставила перед ними жизнь. Они жили и творили в эпоху перемен, в эпоху, когда мир вокруг менялся с молниеносной быстротой, когда надо было делать выбор, но не все было понятно и осознанно принято. Серебряный век явил миру це- лое созвездие поэтесс, среди которых самыми яркими являются З. Гиппиус, А. Ахматова, М. Цветаева. Они отличались по возрасту, жизненному опыту, многое ощущали и чувствовали по - разному, но каждая из них внесла огромный вклад в историю русской литературы, ее развитие, реформирова- ние. Литературное наследие З. Гиппиус и М. Цветаевой разнообразно: здесь и поэтические сборники, и самостоятельные поэтические произведения, про- за (повести, пьесы и др.) и мемуары. Если поэзия З. Гиппиус и М. Цветаевой активно изучалась и анализировалась литературоведами и критиками, то ме- муарная проза несколько выпала из поля их зрения, а внимание к ней появи- лось не ранее середины (и даже позже) 20 века. Однако именно мемуары и, в первую очередь документальная проза, вызывают споры литературных кри- тиков, историков, коллег по литературному цеху. Сами поэтессы о своих дневниках говорили следующее:

З. Гиппиус: «Дневник - это не стройный «рассказ о жизни», … это само течение жизни… зачеркивая, отвертываясь, посредством забвения, от про- шлого и от себя в нем, не лишаем ли мы себя будущего? … Только дневник дает время в его длительности…» [1. C. 154]

М. Цветаева: «Вся моя проза - автобиографическая… Проза, а дневни- ки в первую очередь, - это проработанная в слове жизнь…» и еще: «Поэт в прозе - царь…»

Эти высказывания подчеркивают ценность и важность авторской днев- никовой прозы, которая являет читателю эпохальные события, их участни- ков, комментарии к происходившему и к тому выбору, который приходилось делать в сложный исторический период. Дневниковая проза Гиппиус и Цве- таевой - это свидетельства событий «роковых лет», дневники, по словам Гиппиус, «…воскрешают атмосферу прошлых лет, воскрешая исчезнувшие из памяти мелочи». Выбор этих поэтов: З. Гиппиус и М. Цветаевой - не слу- чаен. Их объединила эпоха Серебряного века, эпоха нового мышления в ли- тературе, эпоха обновления поэтического языка и, как отмечалось выше, пе- ресмотра философии жизни. Кроме того, они прожили и не просто прожили, а прочувствовали, пропустили через себя драматические события, произо- шедшие в России в 1-ой трети 20 века, эти события перевернули полностью их жизнь, в итоге заставили эмигрировать в Европу. Однако, несмотря на все, что объединяло Гиппиус и Цветаеву, было и то, что их разъединяло - это от- ношение к тем новым условиям жизни, которые создавало время и обустрой- ство своей жизни в этих условиях. Постараемся доказать это, исследуя днев- никовые мемуары поэтесс.

«Петербургские дневники» З. Гиппиус («Синяя книга», «Черные тетра- ди», «Черная книжка», «Серый блокнот»).

«Петербургские дневники» Гиппиус имеют ряд существенных особен- ностей. Во-первых, следует отметить сложную структуру дневников, о чем более подробно будет изложено в следующей главе, во-вторых, важно знать историю создания дневников, чтобы объективно оценить взгляд автора на исторические события, их участников и свидетелей. По словам поэтессы,

«Синяя книжка» - это половина «Петербургских дневников», все происходя- щее в 1914-17 гг. в Петербурге, в России в целом, записывалось оперативно и с важными подробностями. Сама Гиппиус считала эту часть дневников уте- рянной, так как в спешке покидая Петроград, она оставила «Синюю книжку» дома. Но, к великой радости поэтессы, дневник был привезен в Европу дру- гом секретаря Мережковских. Но тут же возникла проблема: «Вопрос о печа- тании этой потерянной и возвращенной рукописи долго оставался для меня вопросом…, я знаю: большинство людей не любит, боится лишнего взгляда на прошлое, особенно на себя в нем. А вдруг увидишь там что-нибудь по- новому, вдруг придется осознать свою ошибку? ...И для меня дневник мой не всегда приятное зеркало: приходится ведь отвечать не за одну главную внут- реннюю линию ..., но также и за ребяческие наивности, скорые суды, «само- дельные» политические рассуждения и т.д. Да еще сознавать, что если не бы- ло каких-нибудь ошибок серьезных, фатальных, то лишь потому, может быть, что и «действий» не было…». Однако далее Гиппиус пишет: «Я не об- манываю себя: те, кто страха - даже перед самой малой частицей правды, - преодолеть не могут, - станут моими врагами. Это всегда так было…» С моей точки зрения, это слишком резко сказано и жестоко, все - таки надо быть снисходительным к человеческим слабостям, не все в жизни тверды, как кремень. А уж считать их личными врагами - это сродни как считать «нац.предателями» тех, кто не согласен с «генеральной» линией партии (зву- чит по-большевистски).

Первая запись в «Синей книжке» появилась с момента начала Первой мировой войны - 1 августа, и в этой записи четко просматривается отноше- ние Гиппиус к этому событию: «…Не японская, не турецкая, а мировая. Страшно писать о ней мне. Она принадлежит всем, истории…» [1. C. 153] По нравственным позициям и религиозным взглядам Гиппиус и Мережковский резко отрицательно отнеслись к войне: «Мы оба сказали решительное войне

«нет!»» Гиппиус сразу отмечает, что война - это «катастрофа для царской России», с чем нельзя не согласиться. О катастрофе говорило не только со- общение о выстреле Принципа и начале военных действий, но и странные беспорядки в Петербурге: рабочие останавливают движение и громят трам- ваи, повсюду слышны выстрелы, по городу скачут казаки - хаос и разброд. Гиппиус пишет, что нельзя было ничего понять в происходящем, так как все выступления идут без лозунгов, призывов, без какого - либо смысла. Смыла в происходящем хаосе действительно нет - это так. Друзья Мережковских, приехав к ним на дачу, предположили, что это начало революции. И вдруг на фоне этого - объявление о начале мировой войны, чего никто не ожидал. Внутренний душевный мир Гиппиус нарушен, она об этом пишет: «В эту минуту -- уже помимо моей воли -- решилась моя позиция, мое отношение к событиям. То есть коренное. Быть с несчастной, непонимающей происхо- дящего, толпой, заражаться ее «патриотическими» хождениями по улицам, где еще не убраны трамваи, которые она громила в другом, столь же неосмысленном «подъеме»? Быть щепкой в потоке событий? Я и не имею права сама одуматься, для себя осмыслить, что происходит? Зачем же столь- ко лет мы искали сознания и открытых глаз на жизнь? …Неслыханная тя- жесть. И внутреннее оглушение. Разрыв между внутренним и внешним. Надо разбираться параллельно. И тихо… Никто не понимает, что такое война, -- во-первых. И для нас, для России, -- во-вторых. И я еще не понимаю. Но я чую здесь ужас беспримерный» [1. C. 156]. Далее пошел отсчет времени, за- мелькали даты, как в отрывном календаре: 2, 3, 4, … 21 августа... Одним сло- вом, поэтесса ведет летопись войны. Гиппиус фиксирует все происходящее в городе на Неве, все важное, что происходит в Европе: толпами люди устре- мились из районов военных действий в более спокойные места. В Петербурге проходят многочасовые заседания интеллигенции, на которых высказывают- ся разные мнения об отношении к войне и бесконечно варьируется смысл слова «патриотизм». О каком-то осуждении действий правительства говорят осторожно, чтобы не подвергнуться обструкции, не прослыть предателем. В

«Синей тетради» Гиппиус не без сарказма отмечает быструю смену убежде- ний ряда «идеологов»: антисемиты в прошлом внезапно в настоящем стали друзьями евреев, так как последние бегут от немцев.

Однако пальцы у старого еврея были сломаны не немцами, а русскими в ходе погромов: «…Теперь волки и овцы строятся в один ряд. Нашли треть- его, кого есть. Это война» [1, c. 158]. Но эта война, по мнению некоторых

«патриотов» справедливая. З. Гиппиус, смело и прямо изложила свою точку зрения на войну: «Почему вообще война, всякая, -- зло, а только эта одна -- благо?.. Идет организованное самоистребление, человекоубийство. «Или все- гда можно убить, или никогда нельзя». Да, если нет истории, нет движения, нет свободы, нет Бога. А если все это есть -- так сказать нельзя. Должно каждому данному часу истории говорить «да» или «нет». И сегодняшнему часу я говорю, со дна моей человеческой души и человеческого разума --«нет». Или могу молчать. Даже лучше вернее -- молчать. А если слово -- оно только «не/и». Эта война -- война. И войне я скажу: никогда нельзя, но уже никогда и не надо». [1, C. 158] Но Гиппиус гораздо глубже размышляет о войне, ведь эта война выпала на долю народу, который веками был фактиче- ски рабом. С началом войны «свалились лохмотья, почти сами, и вот, под ними голый человек, первобытный - но слабый, так как измученный, исто- щенный. Война выела последнее. И война тут. Ее надо кончить. Оконченная без достоинства - не проститься». [1. C. 263] В этом рассуждении Гиппиус показала себя хорошим аналитиком, т. е. она увидела, что война будет длить- ся до полной победы, поэтому и лозунг «Все для войны!» звучит несколько двусмысленно: «Все для войны!» - это все равно что и «Ничего для победы!» Против войны высказываться нельзя - получишь по рукам, о революции во время войны и думать не смей. И уж совсем ложью звучат слова «оппози- ции» о том, что это «мы» ведем войну, т. е. ведем народ, царь лишь «помога- ет». Об участии народа в войне Гиппиус записывает в дневнике справедли- вые слова: «Народ ни малейшей войны не ведет, он абсолютно ничего не по- нимает. А мы абсолютно ничего не можем ему сказать. Физически не мо- жем…Мы безгласны…» [1. C. 167] По мнению поэтессы, вполне возможно, что война дана России как «искупление прошлого и сохранение будущего». [1, C. 263] Пора бы опомниться. Вот и встрепенулись патриоты»: организо- вывают демонстрации с хоругвями, флагами, «патретами». Самые «предан- ные» требуют переименовать город: не Петербург («бург» - это же немец- кое), а Петроград. Народ приветствует это новое название, а для Гиппиус оно оскорбительно, ведь является созданием «растерянной челяди».

…Все тот же, в ризе девственных ночей, Во влажном визге ветреных раздолий

И в белоперистости вешних пург, Созданье революционной воли - Прекрасно - страшный Петербург?...

Особенно Москве досталось от Гиппиус: «Москва в повальном патрио- тизме с погромными нотками…Москвичи осатанели от православного пат- риотизма: ... то восстание - то погром, то декадентство - то ура - патриотизм,

- и все это даже вместе, все дико и близко связано общими корнями, как Гер- цен, Бакунин и - Аксаковская славянофильщина.» [1. C.160] В этом высказы- вании Гиппиус подтверждение написанному Тютчевым:

«Умом Россию не понять, Аршином общим не измерить…»

Но таково было (и есть) российское общество: ругать Запад, в основ- ном развитые государства, скрытно высмеивать свое правительство, устраи- вать многочасовые дискуссии ни о чем, что свойственно, в первую очередь, некоторой части интеллигенции, приближенной к власти, либо боящейся возможных погромов, но не делающей никаких решительных шагов. В днев- никах отмечается растерянность, вражда в среде интеллигентов. Но некото- рые писатели взбесились: «…надо доконать эту гидру (Германию)». [1. C. 158] Кое-кто даже побежал записаться на фронт, поэтесса с сарказмом отме- чает: «Е., все пороги обил, лишь бы увидеть на себе прапорщичий мундир, да не взяли. Не берут за толщину, верно!» [1. C. 158] При всей критике интелли- генции, Гиппиус оправдывала тех, кто, хоть, и не предпринимал действий, но был согласен с ее точкой зрения на войну и выражал это публично, среди них Философов, Мережковский доктор М. Бессмысленность разговоров интелли- генции очевидна - в реальности они практически ничем не помогли, кроме тех, кто ушел на фронт, например, сыновья З. Ратьковой, - но больше и назвать некого, как - то не появились в окружении Гиппиус люди с фронта. В

«Синей книге» много рассуждений о российском народе: как приняли сооб- щение о начале войны, реакция на призывы «патриотов», отношение к моби- лизации. Гиппиус отмечает поведение горожан и крестьян в деревне. Народ переживает всю тяжесть войны, он вынужден ее принять и идти на войну. Как поэтесса пишет в дневниках: «текут серые реки, и им нет ни конца, ни края» [1, 187]. Это мобилизованные граждане России, серые шинели мелька- ют повсюду. Архип Белоусов, мужик - рабочий, пишет в письме: «Душа моя осталась верна себе, я только невольно покорюсь войне, что действительно надо». [1. C. 158] Швейцар в доме, где живет автор дневника, также смирился с ситуацией и «хочешь - не хочешь, дело общее, на всех враг пошел, надо всех защитить». [1. 158] Гиппиус отмечает отношение молодого, даже юного поколения к войне, которое «сознательно, трезво ее оценивает». В дневнике подводится итог: «Народ не хочет войны», но царь приказывает - они идут…Темная толща идет на войну по приказанию свыше, по инерции слепой покорности. Очень правильное, меткое определение - «слепая покор- ность». Народ не может объяснить причину личного участия в войне, потому что «…сознания у народа ни проблеска нет». [1, C. 167] Гиппиус права в том, что все лозунги, казенно - патриотические слова никогда не приведут к ра- зуму, они лишь воспитывают рабскую покорность. Это воспитание длится века. Но эта покорность страшна. Она может повернуть на такую же слепую непокорность, если между приказывающими и исполняющими глухая пусто- та». Эта пустота тревожит Гиппиус. Она сравнивает Запад и Россию, отмечая важное отличие: на Западе не стыдно сближаться народу и правительству в дни «раздирающей боли», а в России «как дымовая завеса висит ложь… и ка- кое-то озверение». [1, 159] Народ имеет мало информации: царь ездил в дей- ствующую армию, но об мало кто знает, да и сам Николай I не проронил ни слова об этом. Есть еще один вопрос, который не обошла своим вниманием Гиппиус - это национальный вопрос. Поэтесса и некоторые ее сторонники недоумевают, почему интеллигенция и депутаты поднимают «еврейский, польский и т.д. вопросы», но не обозначают «русский вопрос», хотя, по мне- нию Гиппиус, это «первый и главный вопрос» [1, 165], с чем надо согласить- ся. В дневнике делается запись о том, что сразу же образовали русскую груп- пу и подготовили записку в Думу, но записка вышла осторожная, не во всем ясная, что подтверждает мнение Гиппиус о непонимании сути «русского во- проса» многими активистами - интеллигентами. Все это еще раз доказывает отсутствие четкой политической линии в среде интеллигентов, плана реаль- ных действий и смелости в его осуществлении. Такова моя точка зрения. «В

«Синей тетради» много записей о деятельности Думы в годы войны. Мнение и какие-либо предложения общественности не вызывают восторга депутатов и членов правительства. Последние, как пишет поэтесса, не видны и не слышны. Гиппиус делает в дневнике заметки о своих наблюдениях за тремя политическими деятелями: Дурново, Милюковым, Чхеидзе. Эти трое вопло- тили три политические линии, проводимые в жизнь в годы войны. Дурново требовал не мешать правительству решать военные проблемы, которые, понению Гиппиус, вообще не решались. Никаких четких планов у правитель- ства не было, иначе бы на фронте были другие результаты. В своем дневнике автор пишет, что уже осенью 14-го года была разрушена Бельгия, «… бомбы над родным Парижем…» [1, 159], давно взяты немцами многие польские го- рода. Гиппиус особенно тяжело переживает положение Польши, которая в отличие от Бельгии «…распята на двух крестах». В апреле 15-го года в днев- нике отмечено, что немцы не смогли взять Варшаву, но «…пол - Польши от- резали». В комментариях к событиям хорошо чувствуется отношение Гип- пиус к действиям России: «…понабрали австрийских городов и крепостей и там наводим самодержавные порядки». [1, 162] Милюков олицетворял собой политическое направление сдерживания и умеренности. Чхеидзе жил «пре- красными утопиями». Все три направления, по словам Гиппиус, одинаково вредны для России, причем первые два направления поэтесса вообще считает предательством. Деятельность Чхеидзе названа опасной, так как уводит от реальности. Отсюда интересный и важный вывод Гиппиус: «Правые (Дурно- во) и не понимают, и не идут, и никого не пускают. Средние (Милюков) по- нимают, но никуда не идут, ждут (чего?). Левые (Чхеидзе) ничего не пони- мают, но идут неизвестно куда…». [1, С. 173] Надо отметить верную оценку расстановки политических сил в Думе, данную Гиппиус. Далее вновь следу- ют записи о наблюдениях поэтессы за отношением народа к войне: меняется ли это отношение от события к событию, от неуспеха к успеху. «О, война! Тяжесть и утомление мира неописуемы. Такого в истории мы еще не вида- ли». [1, С. 162] Положение такое, что, кажется, будто нет ни одного человека, у которого «…нет кусочка души не раненой». Набирают накал споры интел- лигенции в кружках, которые то собираются, то распадаются. Как пишет Гиппиус: «…разделяются друзья, сходятся враги». Острые споры идут между

«приемлющими» войну и отстаивающими лозунг «до победы» и «не прием- лющими» войну. Но последние уж очень разношерстны и действовать сооб- ща совершенно не способны. В «Синей тетради» среди записей о военных событиях 15-го года встречается воспоминание поэтессы о постановке в лександринке ее пьесы «Зеленое кольцо». В. Мейерхольд уже начал подго- товку к постановке пьесы, как вдруг Московский литературный комитет при- знал ее «неморальной, ибо автор отдает предпочтение молодым перед пожи- лыми.» Оказывается, что «неморальным» было чтение Гегеля и изучение ис- тории. Но «царица Александринки» актриса Савина прочитала пьесу и захо- тела в ней играть. Пьесу поставили, Славина сыграла свою героиню, а не Гиппиус, но, тем не менее, поэтесса была благодарна. Чтобы решить вопрос с постановкой пьесы, достаточно было воли одного человека. В 15-ом году це- зура была в 5 раз строже николаевской. То, что позволялось печатать еще ме- сяц назад, через некоторое время перепечатывать было нельзя. Воля и жела- ние узкого круга людей выдавалось за мнение «народа». В «Синей тетради» представлена точка зрения Гиппиус на революцию. Она действительно необ- ходима, чтобы вывести Россию из застоя и политически грамотно решить во- прос с войной. Непонимающие «низы» с этой проблемой не справятся, «уме- ренные и вежливые верхи» тоже не справятся. Однако, по мнению Гиппиус, выйти из тяжелейшего положения помогла бы революция сверху, только надо суметь найти контакт «умеренных» с «крайними левыми», при желании этого контакта можно было достичь. В дневнике поэтесса подробно пишет о своих наблюдениях за обстановкой в Петрограде, содержании телефонных разговоров с Керенским, который предупреждает о приближающемся време- ни анархии. По мнению Керенского, остановить движение «низов» вряд ли удастся: уже начались забастовки, стычки с полицией. Гиппиус записывает в

«Синей тетради»: «…нельзя не учитывать яркой возможности неорганизо- ванной революции, …вызванной ошибками правительства». [1. C.178] В дневнике тут же анализируются ошибки: бесхребетность правительства и вя- лые движения председателя правительства Горемыкина, скрытые от народа планы Николая II, если вообще таковые имелись. С анализом ошибок надо согласиться, как и с разочарованием Гиппиус с принятыми царем решения- ми, которому доложили о забастовках уже на всех предприятиях. Николай II принял совершенно неверные решения: решил заменить председателя правительства Горемыкина, сохранить в основном старый состав кабинета и распу- стить Думу. В «Синей тетради» Гиппиус крупными буквами записала: «Без замены правительства невозможно остановить нашествие немцев, как невоз- можно предотвратить бессмысленное восстание». [1, С. 179] В «Обществен- ном дневнике» как части «Синей тетради» крупными буквами записано, что большинству здравомыслящих людей ясно, что «… без революционных пе- ремен отстоять Россию от немцев невозможно…, непременное условие для этого: немедленная и коренная перемена политического строя. Не револю- ция, но смена революционного характера». [1, C. 176] C этой позицией Гип- пиус, безусловно, надо согласиться. При этом автор мемуаров просто требу- ет, в первую очередь от депутатов, определиться: они за сохранение старого строя или за коренные перемены. Тогда в первом случае надо решительно помогать действующему правительству, а не наблюдать за событиями со стороны. Однако последующие события показали, по мнению поэтессы, не- осуществимость ни первого, ни второго направлений: умеренно - левые де- путаты создали блок с правыми, а не с левыми, что перечеркнуло возмож- ность «революционного переворота» сверху. Ошибку совершили кадеты, ко- торых Гиппиус всегда недолюбливала и списывала на них все просчеты. В этой ситуации и был принят указ о роспуске Думы, чти еще в большей степе- ни усложнило политическую ситуацию. Причина разгона Думы была оче- видна для Гиппиус и её сторонников - это объединение либералов с правы- ми. Несмотря на «бледность» этого думского блока, царь принял решение о роспуске Думы. Сроки новых выборов в Думу отодвигались и права Гип- пиус, что в новую Думу придут старые депутаты. Далее поэтесса (да и рань- ше) многие свои размышления посвящает роли Керенского в разрешении кризисных моментов. В первую очередь, она отмечает совпадение их пози- ций по вопросу войны, необходимости полной смены правительства, прове- дения коренных преобразований сверху. Керенский хорошо информирован о положении дел на фронте и о том, что, судя по всему, Царь надеется на какое

- то чудо, так как разумных решений не принимается. Керенский знает о недовольстве народа положением в стране, голоде во многих районах, о заба- стовках на фабриках и заводах. В целом он правильно оценивает перспективу событий и предсказывает надвигающийся хаос, анархию. Он энергичен, эмо- ционален, последователен. Вот с таким лидером Гиппиус видит возможность революционного переворота сверху, ибо все депутаты разошлись, призвав народ к спокойствию, что и воплощало в жизнь правительство. Да и духовен- ство объявило, что не только царь, но и министры «соизволением Божи- им…имеют на себе от Духа Свята». [1, С. 181]

…Без утра пробил час вечерний И гаснет серая заря…

Вы отданы на посмех черни Коварной волею царя…

Полностью согласен с Гиппиус. Ошибки царя Гиппиус во многом объ- ясняет влиянием Распутина на принимаемые решения. Знакомый Мережков- ским матрос Ваня Пугачев не только дал характеристику царю, но и показал перспективу для России в войне: «Уж где этот малодушный человек, там обязательно несчастье». И опять Гиппиус поминает Распутина: «Гришка Распутин убедил Николая взять самому командование…Николай с фронта все время рвется в Царское. Там ведь Гришенька, кой, в свободные от блуд- ства и пьянства часы, управляет Россией, сменяет министров и указует ли- нию. В прочее время Россия ждет, … пребывая в покое». Гиппиус с сарказ- мом повествует о восхождении мужика Распутина «на престол». [1. C.181] Все желающие сделать политическую карьеру должны идти на поклон к Рас- путину и целовать край его хламиды. Здесь вполне уместен комментарий Гиппиус:

Что это, идеализм, слепота, упрямство? О, наши «реальные» политики!

«Экая, прости Господи, сумасшедшая страна.» [1. C. 182]

Автор мемуаров в своих записях отмечает «зверствования» цезуры, в печать мало что берут, но много пишут о театре. В мире война, а в газетах рецензии на спектакли и игру актеров. В самые тяжелые дни войны часть га- зет вообще не выходит, а в вышедших вновь статьи о театрах. Много записей в «Синей тетради» о дороговизне и голоде в столице. Гиппиус делает запись о смене цвета «городской одежды»: Все больше и больше ходят «в защит- ках». Мимо окон Дома Мережковских с небольшими перерывами проходят в армейской одежде отряды вчерашних студентов, юных поэтов, музыкантов:

«Кого взяли в солдаты, кого в юнкера, кто приспособился к лазарету. Все там будем… Все взяты на войну. Или почти все. Все ранены. Или почти все. Кто не телом - душой.

Роет тихая лопата, Роет яму не спеша.

Нет возврата, нет возврата, Если ранена душа…

И душа в порочном круге целый день». [1. С. 188] Вот так «жила» страна зи- мой 16-го года. Гибели души Гиппиус посвящает не один абзац. Все волне- ния, душевные порывы, надежды остались в прошлом. Разруха, бездействие верхов, гибель людей, которые «облетают, как одуванчики» - все это «срав- нивает» всех. Все: молодые и старые, умные и глупые, честные и воры - все теперь глупые. Все теперь воры. Разложение личности отмечает Гиппиус:

«Воруют все и всё: кто по- крупному. Кто по мелочи». Вот такие времена… все стали безумцами. В ноябре 16-го года поэтесса делает запись о начале ра- боты Думы, где с обличительной речью выступил Милюков: обвинил в без- действии правительство, Госсовет, Распутина и императрицу. Казалось бы, все сказано верно, но Гиппиус с горечью отмечает, что поздновато все это говорится, поэтому столь ответственная речь стала «безответственной». Ми- люков упустил нужное время. «Вот в этом вся суть: у нас, русских, нет внут- реннего понятия о времени, о часе, о «пора». Мы и слова этого не знаем. Ощущение -- это чуждо. Рано для революции (ну, конечно) и поздно для ре- форм (без сомнения!) … и народ не понимает слова «пора» и не умеет произ- нести в пору это слово. В следующих записях дневника Гиппиус с сожалени ем говорит о неумении русских не враждовать друг с другом и пытаться находить пути согласия. Если ты против войны, значит ты против «полной победы» России, значит ты «пораженец», что равнозначно изменнику роди- ны.

…Слова - как пена, Невозвратимы - и ничтожны… Слова измена,

Когда деянья невозможны… [1. С. 200]

Начало 17-го года ничем примечательным не обозначено, заседание Думы отложено до избрания нового премьера, а писать об убийстве Распути- на Гиппиус не хотела: «Убийство Гришки… продолжает мне казаться жалкой вещью… Охота была этой мрази венец создавать…» [1. С. 201] Однако среди депутатов и правительства пошел слух о готовящемся выступлении рабочих в день начала работы Думы. Эту информацию подтвердил и Керенский. Но права оказалась Гиппиус, что и отмечено в дневнике: «Никаких выступлений не случилось. Опять штиль… Театры полны народу, у нас в религиозно - философском обществе выступления литераторов, Керенского и разгово- ры…» [1. C. 205] Тем не менее, в конце февраля Гиппиус делает запись о начале волнений в городе из-за голода. Кадеты назвали волнения провокаци- ей, ибо хлеб спрятали нарочно, чтобы в создавшейся ситуации правительство могло подписать желанный сепаратный мир. Но, по мнению Гиппиус, «народ бессильно выступает, правительство бессильно это пресекает», но чувствует- ся по записям, что очень сильно желание видеть «выступление с достоин- ством». Далее следуют ежедневные записи: на улицах появились молодые казаки, на площадях проходят митинги, работа на ряде предприятий при- остановлена, забастовки разрастаются, в городе слышны выстрелы, трамвай- ное движение остановлено. Дума заняла «революционную позицию», прави- тельство молчит, либерально - оппозиционные партии с дрожью в голосе просят «не торопиться, подождать, сейчас надо помочь одолеть немцев, а по- том уж…» У интеллигентов либерального толка вообще нет никакой связи с

революционным движением. На улицах усиливается стрельба, есть убитые и раненые, появились новые казачьи отряды. Городская дума с разрешения правительства развесила плакаты, что беспорядки будут пресекаться с при- менением оружия. Гиппиус подробно описывает настроения разных слоев населения: нерешительность депутатов, вялость правительства, решитель- ность рабочих, простых горожан, отмечает факты обстрела как демонстран- тов, так и вооруженных полицейских. Появились роты солдат, которые отка- зались стрелять в митингующих. Как не согласиться в этой ситуации с Гип- пиус, что «Россия - очень большой сумасшедший дом» [1. С. 194]: на улицах строчат пулеметы, летят шальные пули, а театры забиты битком публикой. С 26 февраля изменяется характер записей, так как обстановка в городе резко обостряется. Гиппиус переходит на ежечасную фиксацию событий. На сто- рону митингующих, демонстрантов, забастовщиков активно переходят ар- мейские подразделения. Народ объединяется на почве антиромановских настроений. Записи в дневнике воссоздают картину политической ситуации в столице в последние февральские дни 17-го года: к Таврическому дворцу подходят колонны рабочих и солдат, появились пулеметы, правительство прибыло к градоначальнику на экстренное совещание, Совет рабочих и сол- дат принимает решение о смещении буржуазного правительства, готовит об- ращение к пролетариату европейских стран о прекращении «мировой бой- ни», а самое главное - это решение о созыве Учредительного собрания народных представителей посредством выборов. Гиппиус анализирует при- нимаемые Советом решения, приветствуя созыв Учредительного собрания, однако отмечает, что не видно никаких практических действий по объедине- нию народа, поиску компромиссов в принимаемых решений, оторванность комитета депутатов Думы от происходящих событий и фактическое отстра- нение Родзянко. Гиппиус считает очень опасным, что лидерами в революци- онном движении стали левые, об этом она уже ранее писала, отмечая ошибку центристов в создании блока не с левыми, а с правыми. Возмущена поэтесса и фактически бездействием думского комитета, который, судя по всему, ждет

решения Николая II о передаче полномочий правительства комитету. Родзян- ко ждет помощи от армии, но к нему, по мнению Гиппиус, присоединятся офицеры, а солдаты уйдут к народу. Вывод из записей в «Синей тетради» та- ков: в Таврическом дворце сложилось двоевластие (думский комитет, совет рабочих и солдат), левые захватили лидерство, правительство ждет решение царя и помощи от армии, главные силы которой на фронте, в городе назре- вают беспорядки, так как вооружаются все подряд, ходят пьяные юнцы в ар- мейской форме по квартирам с целью изъятия незаконного хранения оружия. Мой вывод таков: права была Гиппиус в своих размышлениях о том, к чему все придет, если решительно не идти на революционные реформы сверху. Но люди всех возрастов и сословий пока пребывают в радостном ожидании, с надеждой на прекращение войны и улучшение жизни. Гиппиус об этом пи- шет так: «Утренняя светлость сегодня - это опьянение правдой революции, это влюбленность во взятую (не «дарованную») свободу, и это и в полках с музыкой, в ясных лицах улицы народа. И нет этой светлости у тех, должен бы сейчас стать на 1-ое место. Должен - и не может, и не станет, и обма- нет…». Эта последняя запись вполне свидетельствует о прозорливости Гип- пиус, последующие события это подтвердили. Поэтесса следит за новостями о действиях Николая II, однако информация противоречива: якобы царь за- стрял где - то под Псковом, солдаты не пропускают его поезд в столицу, царь арестован. Как пишет Гиппиус, информация основана на слухах. А вот аре- сты министров, некоторых крупных чиновников подтверждает Керенский, видевший, как подвозят сановников в Министерский павильон и там запира- ют. От Керенского же Гиппиус получила подтверждение, что поехали к Ни- колаю за его отречением. Ничто не остается без внимания Гиппиус, записи ведутся с 4-х часов утра и заканчиваются после полуночи. Главное внимание всех сосредоточено на новом главном имени - кто будет, кто придет, что ре- шит Комитет и Совет? Гиппиус все время в записях дает наставления: надо договариваться, надо определяться или вновь, как у нас водится, будет позд- но. Однако положение вещей не радует, так Совет солдат и рабочих врадебно относится к Комитету думцев. Гиппиус неоднократно возвращается к личности Керенского, по ее мнению, единственной кандидатуре, которая может быть представлена на должность премьера. «Я в него верю, - пишет Гиппиус, - в нем революционность сейчастная и горячая интуиция». [1. С. 222] 1-го марта в дневнике делается запись о начале совместного заседания Совета и Комитета (двуглавое), численное преимущество и организация на стороне Совета, у них создан Исполнительный комитет, претворяющий в жизнь решения. Гиппиус, с одной стороны, одобряет инициативность, реаль- ную деятельность Совета, с другой стороны, ее настораживают принятые решения: Совет разослал своих агентов с лозунгом «конфисковать помещи- чьи земли». Сторонники Гиппиус считают, что «…это не Совет, а пугачев- щина какая-то». Сама поэтесса записывает, что ни Комитет, ни Совет не смо- гут конструировать новую власть, надо что-то другое. 2-го марта вечером в тетради появляется важная запись о сформированном кабинете министров. Состав кабинета неприятно удивил Гиппиус: в составе революционного пра- вительства не было ни одного революционера, кроме Керенского. Вновь назначенные министры Милюков, Гучков, Некрасов не зарекомендовали себя как решительные борцы - реформаторы. Премьером стал москвич Львов. В этот же день Гиппиус приписала, что на станции Дно (подтверждено в Пско- ве) Николай II подписал отречение от престола за себя и цесаревича Алексея в пользу Великого князя Михаила Александровича, который позднее при встрече с Керенским передал решение вопроса о форме правления Учреди- тельному собранию. Гиппиус вновь отмечает неудачное начало работы ново- го кабинета министров, который не издал ни одного указа, не принял ни од- ного решения, хотя работает почти двое суток и обстановка в стране очень сложная, не говоря уже о продолжающейся войне. Как видно, оценку собы- тиям поэтесса делает в основном верно. Настораживает ее и даже пугает только одно: опережение в принятии решений Советом рабочих депутатов Временного правительства. Мартовские записи в дневнике в основном пере- сказывают мнение друзей, знакомых Мережковских о позиции тех или иных экс-депутатов, экс-чиновников, помощников новых министров о конфронта- ции Совета и некоторых членов правительства, которые не вызывают дове- рия. Керенскому доверяли, что было важно для Гиппиус. 16 марта появляется важная запись о том, что Совет рабочих и солдатских депутатов, наконец-то, высказался по вопросу войны. Советом была принята декларация «К народам всего мира». В декларации отмечался новый взгляд на войну: это уже не

«война до разгрома немцев», это война становится борьбой за свободу, кото- рую отстаивает революционный народ России. Гиппиус отметила важность и своевременность декларации, сожалела, что Временное правительство никак не высказалось по поводу войны. НЕ обошла своим вниманием поэтесса из- менение настроений бывших чиновников и священников: многие из них

«прицепили» на пиджаки красные банты, такие же банты появились в хра- мах. Конформизм тех и других не остался не замеченным окружающими. В комментариях к событиям дня отмечается радостное настроение народных масс, целыми днями движутся по городу колонны: представители «женского движения», новых общественных объединений. Газеты печатают материалы, которые не пропускала цензура в 14-ом году, в т. ч. Статью Гиппиус «Петер- бург 1914 года». Несколько изменилась запись о Временном правительстве: теперь не просто «Правительство молчит о войне», теперь «Правительство (Керенский) молчит о войне» (переход на персоналии). Хотя тот же Керен- ский ездит в Царское Село, Павловск арестовывать бывших дворян только ради того, чтобы спасти их от самосуда толпы. Интересна запись о приезде к Гиппиус с фронта А. Блока. По мнению Блока, на фронте нет революционно- го настроения, «радости революционной» не ощущается, будни невыноси- мы». Приехал помочь молодой демократии. Далее следует запись субъектив- ного мнения Гиппиус о Блоке: он «никогда не отдает себе отчета» в своих поступках.» Начало лета 17-го года отмечено в «Синей тетради» как время нестабильности в правительстве, Советах, возникающих повсеместно, оцен- ках происходящего внутри России и за ее пределами. Нарастает возмущение Гиппиус беспомощностью Временного правительства, которое все-таки создало свою декларацию о войне, при этом содержание текста размыто, нечет- ко, позиции не определены. Керенский не может настоять на жесткой линии в отношении войны и готовится уйти в отставку. В составе правительства начинаются отставки министров по разным причинам: кто-то завидует Ке- ренскому, кто- то «полевел», кто-то «поправел». В настроении, поведении масс творится что-то кошмарное: грабят, разносят дома и поместья, убивают бывших хозяев, офицеров, которых и так все меньше и меньше, причем именно они несут основную тяжесть военных походов. По мнению Гиппиус, причиной этого является то, что «бывшие рабы получили вольницу, не волю, именно вольницу», отсюда и погромы. Особенно ужасной была первая неде- ля июля, когда бесчинствовали погромщики. Такой же кошмар в действую- щей армии: тысячами дезертируют с фронта солдаты, облегчая немцам наступательное движение, в боях на некоторых участках участвуют почти одни офицеры. Керенский объезжает участки фронта в надежде навести по- рядок, но все тщетно. Как отмечает Гиппиус: «даже писать об этом не хочет- ся, где же наше правительство?» Поэтесса уже не столь восторженно пишет о Керенском, но по-прежнему видит только его на посту премьера, ибо все остальные без хребта и не могут противостоять левым, рвущимся к едино- личной власти. Немцы чувствуют хаос в России и на фронтах и, по мнению сторонников Гиппиус, готовят к отправке через Германию «большевиков». Гиппиус отметила свое мнение об этой «большевистской группе»: «Ленин, Зиновьев, Троцкий, Каменев прикрыли свои неблагозвучные фамилии дру- гими и стремятся взять бразды правления в России в свои руки. Что они зна- ют о России, потерявшие с ней связь много времени назад, проживая в Евро- пе». [1. C. 264] Одной их главнейших задач правительства, считает Гиппиус, не допустить во власть большевиков. Очень важные записи в «Синей тетра- ди» связаны с приездом в столицу с фронта Корнилова и из Европы Савинко- ва, хотя последний для нее несколько сомнителен, так как давно живет за границей и вряд ли хорошо владеет положением дел на местах. Все записи в дневнике летом 17-го года связаны с личностями лидеров основных политических партий в России, оценкой их возможностей для укрепления молодой власти и отношением к большевикам, фактически к большевизму как новой политической силе. Гиппиус дает оценку и выстраивает предполагаемое раз- витие событий на основании информации, полученной из довольно близкого окружения на тот период времени: министр А.В. Карташев, Б. Савинков, по- мощник Керенского В.И. Лебедев. Достаточно подробно Гиппиус пересказы- вает содержание записки Л.Г. Корнилова, в которой четко сформулированы главные шаги по укреплению боеспособности армии, предотвращению де- зертирства, ужесточению наказаний за мародерство, разбои, грабежи. Для Гиппиус было важным отметить ту часть записки Корнилова, где говорилось о недопущении к власти большевиков, контроле за передвижением «немец- ких провокаторов» из Германии. В целом следует выделить основные темы записей в «Синей тетради» до октября 17-года:

1 .Чехарда с назначениями в правительстве, большинство из которых неверные, по мнению Гиппиус.

2 .Хаос, беспорядки в городе, грабежи, разбой. Столица превратилась в вокзал третьеразрядного города.

3. Дезертирство в армии, мародерство, неподчинение офицерам. 4.Угроза прихода к власти большевиков.

5. Нежелание основных политических сил найти компромисс и догово- риться о единстве действий.

6.Отход Керенского от решительных шагов в закреплении успеха рево- люции.

На последнем пункте следует остановиться подробнее. Если в начале своих записей Гиппиус положительно оценивала фигуру Керенского как возможного государственного лидера, то через полгода она более осторожно характеризует этого человека. Во-первых, раньше Мережковские и Керен- ский часто встречались и обменивались своими взглядами на необходимость проведения политических реформ в России, при этом их взгляды полностью совпадали. Гиппиус характеризовала Керенского, как энергичного, последовательного, честного, настойчивого человека. Однако впоследствии она об- ратила внимание на колебания Керенского при обсуждении важных реше- ний, запаздывании в их принятии. Он стал уклоняться от ответов на конкрет- ные вопросы о войне, составе кабинета министров, даже когда занял пост премьера. Стиль жизни премьера Керенского тоже изменился: стал жить в царском Зимнем дворце, появились при нем какие-то свои придворные по- рядки, министры в тяжелейшие дни для России должны были ждать вызова к Керенскому, а не входить в кабинет для оперативного решения важных во- просов. Керенский как-то обмяк, потускнел. Но все равно Гиппиус еще воз- лагала на Керенского надежды на реформаторскую деятельность, особенно после прибытия в столицу Савинкова и Корнилова, хотя Керенский, Савин- ков и Корнилов не особенно привечали друг друга, но положение дел в Рос- сии обязывало. К сожалению, и огорчению Гиппиус, Савинков и Керенский работали вместе недолго из-за «паранойи» премьера: он решил, что Савинков готовит покушение на него, хотя потом вроде бы одумался. Гиппиус так и назвала в своих записях «болезнь» премьера. Очень точно характеризует Ке- ренского такая запись в дневнике: «Керенский - вагон, сошедший с рельс. Вихляется, качается болезненно и - без красоты малейшей. Он близок к кон- цу, и самое горькое, если конец будет без достоинства».